Текст книги "Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Анна-Лу Уэзерли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Джанет Бакстер выглядит так, как вы могли бы представить себе женщину, которая только что обнаружила, что ее муж, с которым она прожила почти двадцать лет, только что покончил с собой. Ее круглое лицо опухло и покраснело от слез, и она ненадежно колеблется где-то между шоком и полномасштабной истерикой. Я сочувствую Джанет: я тоже там была, и это не самое приятное место для жизни. «Могу я предложить вам кофе или, может быть, чай? Она качает головой. «Есть ли кто-нибудь, кому я могу позвонить от твоего имени, Джанет? Кого-нибудь, кого ты хотела бы видеть здесь, с тобой?» Она продолжает качать головой.

«Мой Найджел ни за что бы так не поступил», – икает она, натягивая пальто на свое крепкое тело в очевидной попытке утешиться. «У нас двое прекрасных детей, наш младший только пошел в среднюю школу, а Лара, Лара уже на полпути к выпускным экзаменам.… Эти дети были его жизнью; мы были его жизнью. Он был счастлив… Нет, нет, я этого не потерплю… мой Найдж никогда бы не покончил с собой!»

Я стараюсь не говорить слишком много в этот момент, я просто позволяю Джанет говорить или кричать; позволяю ей выплеснуть часть тоски, разочарования и боли, которые явно проносятся сквозь нее подобно торнадо. Я вижу, что она в отрицании, на ранней стадии неверия, когда она услышала слова, но им еще предстоит усвоиться. Я знаю эту стадию: это чертовски больно. Но что еще хуже, я знаю, что настоящие страдания еще впереди.

«Когда вы в последний раз видели своего мужа, Джанет?»

«Вчера утром, перед тем как уйти на работу. Он поцеловал меня на прощание».

«Заметили ли вы что-нибудь необычное, какой-нибудь повод для беспокойства?

«Нет. Ничего, совсем ничего. Он казался в хорошем настроении, нормальным… просто Найджел… но когда он не пришел домой в тот вечер… ну, естественно, я запаниковала. Найджел часто ездит по работе, в основном в Японию и США, но эти поездки планируются заранее, и он всегда, всегда ставит меня в известность о них, «выпаливает она. «Мы были вместе более двух десятилетий, «говорит она, и в ее голосе слышна боль, – и Найдж никогда, ни разу не приходил домой, не предупредив меня заранее… не позвонив».

Я киваю, понимая, когда она продолжает рассказывать мне, сквозь слезливые рыдания, что на следующей неделе они отпраздновали бы свое двадцатилетие и что они планировали большую семейную вечеринку в своем доме в Челси.

«Вместо этого», – говорит она, – «Теперь я буду планировать его похороны», и, наконец, не выдерживает.

Женщина-констебль, которая со мной, Джилл Мюррей, которая выглядит достаточно молодо, чтобы быть дочерью Джанет, пытается утешить ее, но это кажется бесполезным – и мы все трое это знаем. Тем не менее, Джанет кажется милой, ничем не примечательной женщиной: обычной женой и матерью-домоседкой средних лет, преданной своему мужу и детям, ставящей себя в последнюю очередь. Я сочувствую этой женщине, потому что мы оба знаем – хотя, конечно, об этом не говорят вслух, – что после сегодняшнего дня ее жизнь уже никогда не будет прежней и что все, что она знала, безвозвратно изменится. И она никогда ни о чем таком не просила.

Я осторожно задаю свои вопросы, жалея, что мне приходится спрашивать. «Джанет, ты можешь предложить какое-либо объяснение того, почему Найджел мог занимать номер в пентхаусе отеля La Reymond?» Он говорил вам, что собирается быть там? Были ли какие-либо признаки того, что он страдал от депрессии, ну, вы знаете, отсутствия аппетита, необычного поведения, потери либидо? Испытывал ли он давление на работе? Были ли у него какие-либо финансовые проблемы, семейные или проблемы со здоровьем? Потерял ли он недавно близкого человека?»

На каждый вопрос отвечают решительным «нет».

«Мой Найдж любил свою еду и любил свою работу, даже если временами это было немного напряженно, но тогда чей же нет?» – спрашивает она.

За это она мне и нравится. Даже сейчас она думает о других. Но теперь я должен задать вопрос, который на самом деле не хочу задавать, тот, который всегда отправляет жен в еще более мрачную пропасть. «Джанет, у Найджела могла быть интрижка?»

Она снова ломается, мнется у меня на глазах, как бумага, почти съеживается у меня на глазах.

Опасная работа.

«Нет! НЕТ… Я так не думаю… Ее лицо краснеет. – Мы были счастливы в браке, детектив, во всех смыслах, хотя… ну… фаза медового месяца давным-давно миновала.»

Я киваю, выдавив легкую улыбку.

«Мы хорошо ладили, редко ссорились. Мы были счастливы».

Я рассказываю ей о записке, и она плачет еще сильнее; Я не рассказываю ей о шампанском, плюшевом мишке, запахе духов или полотенце. Я сужу об этом, исходя из того, что мне необходимо знать.

«Я не знаю, как я собираюсь рассказать детям», – говорит она, скорее себе, чем мне. И я снова киваю и рассказываю ей о связи с семьей и поддержке жертв, и прошу Джилл предоставить ей все, что ей нужно. Единственное, что Джанет Бакстер действительно нужно, так это чтобы Найджел Бакстер не превзошел самого себя.

«Я хочу, чтобы его компьютер проверили криминалисты, просмотрели записи его телефонных разговоров, тщательно изучили его расписание», – говорю я команде, возвращающейся в оперативный отдел. «Я хочу покопаться поглубже в жизни Бакстера, выяснить его передвижения, выяснить, что или кого он скрывал. Нам нужно дождаться результатов расследования, но тем временем я хочу, чтобы в отеле были камеры видеонаблюдения и допрошен персонал. Команда кивает и перешептывается, готовясь к работе. Самоубийства обычно оставляют вердикт открытым, но в Найджеле Бакстере есть что-то, помимо его непреклонной жены, что подсказывает мне, что что-то не совсем так, что в данном случае все не так, как кажется.

И мне действительно нравится быть правым.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Она поднялась по общей лестнице в свою квартиру на четвертом этаже, неся покупки из дневной поездки по магазинам Вест-Энда. Тратить деньги было приятно; она их заработала. Переполненная адреналином, она взлетела по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, избыток энергии струился через нее и заставлял чувствовать себя сильной, когда множество дизайнерских сумок для покупок, которые она несла в обеих руках, царапали стены. Сегодня она потратила около трех с половиной тысяч за столько же часов в магазинах Gucci, Victoria's Secret, Selfridges, All Saints… Но именно волнение от того, что произошло в La Reymond в пентхаусе номер 106, действительно дало ей ощущение всемогущества. Она удивлялась тому, как легко было отнять другую жизнь, и тому приливу неподдельного удовольствия, который она получила от этого, и удивлялась, почему не сделала этого раньше. То, что все сошло с рук, казалось поводом для празднования. Она знала, что первые сорок восемь часов были критическими, и они прошли без поводов для беспокойства. По крайней мере, не для нее. Очевидно, она достаточно эффективно замела свои следы и почувствовала себя немного глупо из-за того, что мимолетно усомнилась в себе. Она намеренно сделала так, чтобы сцена выглядела на первый взгляд как ужасное самоубийство, но она понимала, что при дальнейшем расследовании истинный мотив станет очевиден. Подсознательно она хотела, чтобы это было так, чтобы эти ублюдки действительно начали задавать себе вопросы. Она была осторожна, чтобы замести любые следы ДНК, но мысль о том, что полиция в конечном итоге обнаружит, что папа Медведь был убит, взволновала ее.

Она представила себе момент, когда кто-то, вероятно, экономка, вошел в номер 106 и обнаружил ужасную сцену. Наблюдение за чем-то подобным оставляет шрамы у человека, и это только добавило ей удовольствия от осознания того, что она таким образом повлияла на жизнь совершенно незнакомого человека. Однако у жены папы Медведя сейчас были бы настоящие проблемы. На это она могла рассчитывать. Он признался, что женат и у него двое детей, практически сразу, как только они подключились к Интернету; она была уверена, что он также назвал их имена и возраст, но она только изобразила интерес и не смогла их вспомнить. Теперь она жалела, что не может этого сделать, потому что это позволило бы ей представить их горе с гораздо большей ясностью. На сознательном уровне она знала, что должна была испытывать какие-то угрызения совести, жалость или вину за семью, которую он оставил позади. Потому что это то, что должны чувствовать человеческие существа. Но ее подсознание было пустым, как темная бездна. У нее не было доступа к таким эмоциям, и она могла только представлять, как они могут выглядеть и ощущаться. Ее эмоции состояли только из визуальных фантазий, когда она представляла себе его жену, сгорбленную и плачущую у его могилы, трагедию, отразившуюся на ее лице, когда она молча винила себя, и его детей, лишенных всего, поддерживающих ее, рыдающих и скорбящих о своем жирном, бесполезном отце-изменщике. Она поймала себя на том, что улыбается при мысли об этом сценарии. Это был первый раз, когда она подумала о его семье после убийства. Убийство. Ей нравилось это слово; оно почему-то подходило больше, чем «убийство». Папа Медведь был жертвой, и его кончина вызвала у нее чувство эйфории, которой она никогда раньше не достигала, даже во время своего прошлого репертуара девиантного и извращенного поведения. Это поддерживало ее психику, заполняя измеримую пустоту внутри нее до такой степени, что она почти чувствовала себя человеком, настоящей, живой.

Она задавалась вопросом, чувствовали ли себя так же другие люди в своей повседневной жизни? Ее болезненная ревность к «обычной» жизни других людей и их способности самостоятельно создавать счастье была частью расстройства, которое заставляло ее обеспечивать безопасность, заманивать в ловушку, а затем обесценивать и отбрасывать людей. Но не раньше, чем высосет из них саму жизнь; лишит их всех хороших, радостных человеческих чувств и переживаний и оставит им сломанную, пустую оболочку от их прежнего великолепного «я».

Однако сделать еще один шаг к физическому убийству требовалось много времени. Это была темная, коварная, постепенная фантазия, пока она не проявила себя как постепенно логичная реальность в ее извращенном сознании. Это была история, которую ей нужно было рассказать – та, в которой она должна была написать концовку и освободить себя.

Мысли о семье папы Медведя быстро испарились, когда резь в животе напомнила ей о голоде. Все эти покупки разожгли у нее аппетит. Может быть, она побалует себя едой навынос сегодня вечером, прежде чем снова подключится к Сети. Она не хотела терять время, не сейчас, когда она была на такой высокой волне. Однако она подозревала, что добывание Мумии-Медведицы будет более сложным процессом, чем заманивание в ловушку папы-Медведя.

Погруженная в свои мысли, она почти не заметила женщину из квартиры напротив, наверху лестницы. У нее было красное лицо и она выглядела взволнованной; у ее ног громоздилась груда пакетов с продуктами. Женщина улыбнулась почти извиняющимся тоном, когда увидела, что она поднимается по лестнице.

«Привет», – сказала она в ответ на улыбку соседки. Она была в хорошем, нет, отличном настроении и чувствовала, что хочет, чтобы кто-нибудь это засвидетельствовал. «Ты в порядке? Ты выглядишь немного взвинченным.»

Она не узнала эту женщину. Должно быть, она новенькая.

Соседка тяжело вздохнула. «Я просто пошла и заперлась снаружи», – сказала она, качая головой, не веря в собственную глупость. «Я такая… такая идиотка. Не знаю, где сейчас моя голова.… Повсюду…» – смущенно ругала она себя.

«Вот дерьмо, правда? Она улыбнулась, пытаясь казаться сочувствующей». У тебя нет запасной связки ключей?

Соседка раскрыла ладони и посмотрела на потолок. «Ну, вы могли бы подумать, не так ли, но нет. Запасной комплект… «она указала на запертую дверь, закатив глаза, «там.

«Ой… бедняжка».

«Ты имеешь в виду сонную задницу»… честно говоря, неделя, которая у меня была… – Она покачала головой, ее непослушные вьющиеся рыжие волосы выглядели почти такими же злыми, как и она сама на себя. «Теперь мне придется вызвать слесаря, еще больше кровавых расходов».

Она кивнула.

«Да… эти парни недешевы. Ты не можешь позвонить своему арендодателю? У него ведь будет набор, не так ли?» Она была полезной, вносила предложения. Иногда было забавно играть в человека.

«Оно принадлежит мне», – снова извиняющимся тоном сказала рыжеволосая женщина.

Она поняла, что относится к тому типу людей, на которых можно наступить ногой, и в конечном итоге именно они будут извиняться перед тобой за то, что у них вообще есть нога. Приятный человек. Теперь у нее был свой интерес.

«О, ты купил это место»… тебе повезло. Жаль, что я не могу позволить себе купить. Арендная плата за мое жилье грабительская».

«Это часть моего соглашения о разводе; он получил дом, но не смог оставить меня себе».… Хотя все в порядке, – быстро добавила она, явно не желая делиться.

Ее разум начал перебирать возможности, пока она мысленно оценивала эту женщину.

«Послушай, почему бы тебе не зайти внутрь, не занести свои покупки и не подождать, пока ты вызовешь слесаря?»

Плечи женщины заметно расслабились.

«Неужели? О, это так любезно с вашей стороны.» Голова ее соседа склонилась набок, напомнив ей о папе Медведе и о том, как он выглядел в ванне с титулованной головой, словно она пыталась вырваться из его шеи. «Только если ты уверен, что… Я тебя не выставляю, не так ли? Сегодня суббота, я уверен, у тебя есть планы…»

Она улыбнулась». Да, планирую разобраться с этой партией, – она гордо подняла свои покупки, – взять еду на вынос и посмотреть дерьмовый телик.… это совсем не хлопотно.

Женщина уже собирала свои сумки». Я так благодарна, спасибо тебе…

«… Данни-Джо», – сказала она. Она была Данни-Джо уже некоторое время.

«Я Карен, но все зовут меня Киззи… Мои друзья зовут меня Киззи».

«Приятно познакомиться, Киззи», – Данни-Джо потянулась за ключами. – «Заходи».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Киззи повесила трубку.

«Они будут здесь в течение часа», – сказала она с тем же извиняющимся выражением на лице, нервно покусывая нижнюю губу выступающими передними зубами.

«Не беспокойся, «заверила ее Данни-Джо, – правда»… Как я и говорила, я мало чем занимаюсь. Кроме того, приятно встретить соседа, по крайней мере дружелюбного. Ты знаешь, я живу здесь уже два года, и никто никогда не говорил мне даже «привет»!»

Киззи выглядела искренне удивленной.

«Правда? Но ты сам такой милый и дружелюбный».

Она изобразила скромность, слегка опустив глаза.

«Мило с твоей стороны так говорить, но я провожу здесь не так уж много времени, я всегда на работе. Работай, работай, работай…» – пропела она слова в стиле песни Рианны.

Киззи сочувственно кивнула.

«Так чем же ты занимаешься, Данни-Джо, ради работы, работы, работы?»

Она размышляла на ходу. Выиграла несколько секунд, рассмеявшись. «Я работаю в отеле, недалеко от Мейфэра, это на самом деле совсем не увлекательно… но я учусь на актера. Я хожу в театральную школу.»

Да, это звучало неплохо: актер. По крайней мере, это делало ее звучание интересным. Она увидела, как взгляд Киззи скользнул по стопке дизайнерских сумок, которые она свалила на кресло, и догадалась, о чем она могла подумать.

«Недавно умер мой отец, он тоже был актером. Снялся в нескольких фильмах, на самом деле неплохо проявил себя. Достаточно, чтобы увидеть меня, когда он все равно скончался». Первая и последняя часть, кстати, были правдой. Ее сукин отец недавно умер. И как только через адвоката до нее дошла весть о том, что ей завещано все его состояние, она отпраздновала его кончину бутылкой «Дом Периньон» и пиццей «Доминос». Он не был актером, хотя проделал довольно хорошую работу, ведя себя как любящий, заботливый отец, когда это было необходимо. Этот монстр был должен ей каждый пенни из ее наследства, и в тот момент, когда оно было передано ей, она быстро продала семейный дом в Сурбитоне и купила свою квартиру в Мэйфейре. Тот дом не хранил ничего, кроме ужасных воспоминаний; больных, извращенных, темных и извращенных воспоминаний, и она была счастлива избавиться от этого. Ее мать умерла в том доме, и если бы ее не забрали, когда она это сделала, она была уверена, что тоже умерла бы там.

«Мне жаль», – печально сказала Киззи, – «Я понимаю, каково это – терять любимого человека. Моя сестра скончалась несколько лет назад. Рак груди, ей было всего тридцать четыре».

Данни-Джо покачала головой». Это так печально. Она была старше или моложе тебя?

«На шесть лет моложе меня, она была моей младшей сестрой. Я помню, как она родилась». Киззи выглядела явно расстроенной. «Когда она ушла, это заставило меня полностью пересмотреть свою жизнь».

«Такие вещи случаются», – ответила она, догадываясь. Ей было под сорок. Примерно подходящий возраст». Отсюда и развод?

Киззи опустила глаза на свои колени и сделала глоток горячего травяного чая, который ей предложили.

«Прости, я не хотел совать нос не в свое дело».

«Нет, нет, вовсе нет»… Да, это было на самом деле. Это были, «она неловко поерзала на мягком диване, – довольно токсичные отношения. Мне потребовалось семнадцать долгих лет, чтобы, наконец, набраться смелости и самоуважения, чтобы уйти от него. После смерти Меган что-то во мне просто сказало «хватит». Этот человек забрал лучшие годы моей жизни.»

Жертва жестокого обращения. Это понятно. Киззи явно приучили чувствовать себя невидимкой. Годы, когда ее собственные потребности никогда не удовлетворялись, превратили ее личность в подобострастную оболочку, извиняющуюся просто за то, что она жива. Она была пугливой, ее движения были отрывистыми и нервными. Она потянулась за печеньем на кофейном столике почти как ребенок, который уже съел слишком много и ждет, когда его уберут.

«У вас были общие дети?» Данни-Джо знала, что задает личные вопросы, но считала, что имеет на это право, находясь в том виде, в каком была Киззи, сидя в своей квартире на диване, попивая травяной чай и поедая печенье.

«Детей нет», – тихо сказала она. «Я хотела их, но я рада, что у нас с ним их не было… сейчас».

«Что ж, никогда не поздно», – беззаботно сказала она, чувствуя, что ее гость начал впадать в легкую меланхолию.

Киззи рассмеялась, но это прозвучало неубедительно. «О, я уже слишком взрослая для всего этого, и, кроме того, сначала мне нужно было бы найти мужчину!»

Данни-Джо усмехнулась. «Ну, таких ублюдков вокруг полно, позволь мне сказать тебе».

Лицо Киззи немного покраснело – как она предположила, из-за использования ее сквернословия, или, возможно, это была просто мысль о том, чтобы заполучить какого-нибудь потенциального члена? Она не могла представить, чтобы та ввязалась в такое преследование.

– Может быть, для такой привлекательной молодой женщины, как ты, – сказала она». Но я?..

«Не принижай себя», – сказала Данни-Джо, на мгновение почти желая понравиться ей. «Ты определенно не выглядишь старой». Это была ложь; Киззи выглядела каждый день в свои сорок с чем-то лет, а то и больше, хотя она подозревала, что с приличным макияжем у нее все будет в порядке. Однако зубы были проблемой: у нее был большой неправильный прикус, и один из ее передних зубов слегка перекрывал другой, добавляя оскорбления к травмам. Они были действительно довольно оскорбительными. Внезапно ей представилось, как она хватает Киззи за рыжие волосы на затылке и ударяет лицом о стеклянный кофейный столик, разбивая вдребезги ее плохие зубы.

«Знаешь, тебе стоит выйти в Интернет, там много разведенных мужчин на охоте, много женатых тоже».

«О, нееет. Она покачала головой». Я недостаточно храбра для этого. Все это… отказ. Киззи неловко улыбнулась.

«Ну, никогда не знаешь наверняка, этот слесарь может оказаться «тем самым».»

«Я восхищаюсь твоим позитивом», – ответила она.

Позитивность. Это было впервые. Теперь она действительно начинала получать удовольствие от общества своего странного соседа. Киззи явно видела в Данни-Джо превосходство: красивее, талантливее, остроумнее, моложе и увереннее в себе. Она наслаждалась таким образом, как она сама отражается в зеркале.

От бедной женщины буквально разило одеколоном с низкой самооценкой, и по ее почти детским жестам она заподозрила, что у нее какие-то умственные отклонения, возможно, биполярное расстройство или пограничная стадия. Не то чтобы это имело значение, тем лучше. Так ей будет легче заметать следы. Внезапно она подумала о бутылочке с мышьяком, крошечном пузырьке, спрятанном в кухонном шкафу вместе с приправами. Но нет, она не могла, не так ли? Она не продумала это должным образом, у нее не было достаточно времени, чтобы тщательно спланировать, и она не установила с ней настоящих отношений: по крайней мере, пока. Но ситуация каким-то образом представилась ей сама собой, и она решила, что это, должно быть, знак. Положительный знак.

«Послушай, «сказала Данни-Джо, присаживаясь на подлокотник дивана и встречаясь взглядом с водянисто-зелеными глазами Киззи, обрамленными морщинками, «как только слесарь сделает свою работу и с тобой все будет улажено, если тебе это понравится, постучи ко мне. У меня свободный вечер, и я собираюсь заказать китайскую еду навынос и открыть бутылку просекко, если хочешь присоединиться ко мне? Мы можем посмотреть «Х-фактор» вместе, если хочешь? Я виновато влюблена в Саймона Коуэлла, но никому не говори, – она заговорщически хихикнула, и Киззи присоединилась к ней, прикрыв рот рукой, как будто это было самое возмутительное признание, которое она когда-либо слышала. Возможно, так оно и было.

«Правда?» – спросила она, явно ошеломленная неожиданным приглашением. «Ну, знаешь, это так мило с твоей стороны, но я никак не могла вторгнуться в твой субботний вечер».

«Не будь дурочкой, «Данни-Джо легонько ткнула ее в предплечье, «я была бы рада, если бы ты присоединилась ко мне. Это лучше, чем сидеть здесь на одной ноге.

Киззи выглядела приподнятой. «Ну, если ты уверена, тогда это было бы здорово. Я люблю просекко и могу приготовить свиные фрикадельки в кисло-сладком соусе». Она рассмеялась над иронией своего заявления.

«Тогда свиные фрикадельки».