Текст книги "Дневник Мишки Клюшкина"
Автор книги: Анна Кичайкина
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Анна Кичайкина
Дневник Мишки Клюшкина
Сборник рассказов
Как я завёл дневник
Сегодня в школе Лёшка Трубач, мой друг, подошел ко мне на перемене и спросил:
– А что, Мишка, ведёшь ли ты дневник?
– Конечно, – пожал я плечами, – как же его не вести, если Наталья Борисовна чуть ли не каждый день в нём замечания пишет.
– Да нет, – поморщился Лёшка, – я не про такой дневник говорю. Не про школьный.
– А-а, – догадался я, – ты имеешь в виду дневник, в который записывают все события жизни?
– Ну да, – ответил Лёшка, – у всех знаменитостей были дневники.
– Так знаменитостям было о чём писать, – уныло сказал я. – Про дуэли, про балы. А про что писать мне? Что каждый день я встаю по будильнику в семь часов, трескаю кашу, топаю в школу, затем, просидев до обеда, возвращаюсь домой и делаю уроки?
– Да-а, – Лёшка почесал затылок, – действительно, неинтересная какая-то у тебя жизнь получается. Совсем писать не о чем.
Тут я обиделся.
– Можно подумать, у тебя есть о чём.
– Да уж побольше, чем у тебя, – похвастался он.
В это время прозвенел звонок и начался урок. Но мне было не до учёбы, я всё думал о дневнике. Думал-думал и наконец решил, что дневник мне и вправду нужен. Пусть я пока не знаменитость, но когда-то же стану ею. В общем с сегодняшнего дня буду в дневник самые важные события записывать. А потом, когда накопится таких событий целая толстая тетрадь, отнесу её в издательство и скажу: «Вот документальные повести. Без вранья. Печатайте. Пусть люди знают, что не только в прошлом веке была интересная жизнь».
В издательстве, конечно, обрадуются. Скажут: «давненько мы ждём подобных творческих работ от современного поколения» – и станут меня хвалить. А я так скромненько отвечу: «Подумаешь. На самом деле никакой я не писатель, просто жизнь мне выпала выдающаяся».
А потом мои книги разошлют по всем библиотекам города и в нашу школьную тоже. Однажды придёт туда Верка Незванова, глупая девчонка из нашего класса, увидит книжку в яркой обложке с моим именем и удивится:
– Это ты, что ли, Клюшкин, в писатели заделался? Вот уж никогда бы не поверила. Сочинения-то всегда на двойки писал. Или это твой однофамилец расстарался?
Тут бы я, конечно, не выдержал и врезал ей линейкой… А может, и не врезал. Не знаю, надо подумать.
Короче, так меня мысль о дневнике захватила, что я, придя домой, только о нём и думал. Вечером родители с работы вернулись.
Мама, конечно же, первым делом спросила:
– Ну что, Миша, сделал уроки?
Уроки делать я и не брался, однако ответил, что делаю. Быстро достал учебники, тетрадки и, как попало, условие задачи переписал. Тут в комнату вошла мама:
– Что, задача трудная попалась?
В этот момент я вспомнил, что для дневника мне нужна тетрадь и желательно толстая. Потому что не люблю читать тонкие книжки. Только расчитаешься – бац! – уже конец. И не известно, что будет дальше. В общем я сразу попросил у мамы толстую тетрадь.
– А зачем тебе? – удивилась она.
– Понимаешь, – принялся я ей объяснять, – с сегодняшнего дня я заведу дневник. Буду записывать туда всякие важные события, интересные мысли.
Мама внимательно посмотрела на меня и сказала:
– Как быстро ты взрослеешь.
Мне показалось, что глаза её блеснули слезой. От этого я почувствовал большую важность задуманного мной дела. Мама быстро вышла из комнаты и вскоре торжественно внесла большую синюю тетрадь.
– Вот, – сказала она, – в таких тетрадях я когда-то записывала лекции в институте. А одна оказалась лишней. Как раз тебе и пригодится.
Я открыл тетрадь и вывел на первой странице большими красивыми буквами слово «Дневник», а чуть пониже: «Михаила Клюшкина». Потом перевернул лист, написал вверху число и задумался. Если рассказы у меня будут документальными, то надо всю правду писать. Взять, к примеру, вчерашний день. В семь утра я проснулся и позавтракал молочной рисовой кашей и какао с булочкой. Правда, булочку я не доел и мама сказала:
– Доедай, а то так скелетом на всю жизнь и останешься.
Но папа за меня заступился и сказал, что заставлять ребенка есть нельзя. На что мама обиделась и спросила:
– А голодным оставлять можно?
И ушла в прихожую красить губы.
У папы тоже испортилось настроение, и он сказал мне:
– Ну что рассиживаешься? Давно уже в школе пора быть.
В школе первым меня встретил Лёшка Трубач и обрадованно сообщил, что последнего урока не будет. Учитель физкультуры уезжает со школьной сборной на соревнования по баскетболу. Поэтому занятие отменили. Я тоже обрадовался и сказал, что давно мечтал отдохнуть и сегодня пойду в библиотеку, чтобы набрать хороших книг.
– Да ну тебя, – расстроился Лёшка. – Нет чтобы в футбол погонять, так он книжки сядет читать. Как какой-нибудь отличник.
Тут я обиделся и сказал:
– Может, я и не отличник, но зато и не двоечник, как ты.
Тогда обиделся Лёшка и дал мне по уху. Я ответил ему тем же, и мы сцепились. А Верка Незванова тем временем взяла и наябедничала учительнице. Пришла Наталья Борисовна, разняла нас и сказала, качая головой:
– Ай-я-яй, я думала вы исправились, а вы опять за старое. Придётся снова родителей вызывать.
Мы с Лёшкой испугались и стали в один голос просить, чтобы она родителей не вызывала. Кое-как уговорили. Учительница у нас старенькая и очень добрая.
– Ну хорошо, поверю вам и на этот раз, – уступила она.
Я торжественно пообещал, что никогда в жизни больше Лёшку не трону. Но тут Лёшка ни с того, ни с сего разозлился и сказал, что ещё не известно, кто кого не тронет. А я ему ответил, что лучше бы он помалкивал, раз такой отпетый двоечник. Тогда он как закричит:
– Подумаешь, какой отличник выискался! А сам у Верки Незвановой всё списывает.
Здесь я испугался по-настоящему. Вдруг, думаю, Наталья Борисовна ему поверит. Взял и стукнул ему по башке.
– Ах ты, – говорю, – ещё и врун! На честных людей наговариваешь!
Лёшка не ожидал нападения в присутствии учительницы и даже остолбенел.
– Ничего я не наговариваю, – оправдываясь сказал он. – Ты же сам мне говорил.
Тут я ещё больше испугался и снова ему по макушке треснул.
– А ты видел? Не знаешь, так и не говори!
Лёшка сделал такое зверское лицо, что мне не по себе стало.
– Наталья Борисовна, не верьте ему, – закричал я. – Это он от зависти на меня наговаривает. Потому что сам ничего не умеет.
– Сейчас ты узнаешь, что я умею, – сказал Лёшка, засучил рукава и ко мне.
Хорошо, что Наталья Борисовна была рядом.
– Вот что, Трубач, – остановила она Лёшку. – Вижу, ты никак не успокоишься, придётся всё-таки вызвать твоих родителей в школу.
– Он первый начал, – возмутился Лёшка.
Я выглянул из-за Натальи Борисовны и сказал:
– Сам выпросил.
Лёшка не выдержал и отвесил мне оплеуху. Тогда Наталья Борисовна взяла его за руку и отвела в учительскую. Их долго не было. А потом. Лешка вышел красный, как мой портфель, и, ни на кого не глядя, прошёл в класс. Там сел за свой стол и насупился.
Я подошёл и виновато спросил:
– Ну что, сильно ругали?
Лёшка отвернулся к окну и ничего не ответил. Тогда я сказал:
– Ты меня, конечно, извини, но зачем же ты меня выдал? Про контрольную?
– Иди отсюда, отличник липовый, – огрызнулся Лёшка. – Наподдал бы я тебе, да учительницу жалко. Живи уж.
На третьей, самой большой перемене Лёшка даже в столовую не пошёл. А я купил себе пирожок с повидлом, но потом подумал и купил Лёшке точь-в-точь такой же. Принёс ему и сказал:
– На, ешь.
Лёшка нахмурился:
– Да, себе-то пирожок, небось, побольше взял. А мне маленький оставил.
– Ты что, сдурел? Я их не мерил. Какой попался, такой и съел.
– Что-то тебе всегда большие попадаются, – ехидно сказал он.
– Да ну тебя, – махнул я рукой. – Ему пирожок притащишь, а он ещё привередничает.
– Да отстань ты со своим вонючим пирожком! – вдруг сорвался на крик Лёшка.
– Ах, вот как ты на добро отвечаешь, – рассердился я. Забрал свой пирожок и ушёл.
Домой мы возвращались порознь.
Только я сначала зашёл в библиотеку. Там набрал столько книг, что едва в портфель уместились. Библиотекарша даже удивилась:
– Зачем же ты набрал столько? Библиотека каждый день работает. Взял бы две книжки, прочитал и назад принёс. Потом другие бы взял.
– Не беспокойтесь, – ответил я. – Я быстро читаю.
Дома я достал из холодильника борщ, подогрел его и сел есть. А сам рядом книжку положил. Люблю есть и читать. Хотя мама меня всегда за это ругает. Говорит: пищеварение нарушается да и книжку можно испачкать. Так вот, поел я борща и так книжкой увлёкся, что даже тарелку за собой не помыл. «Ай, – думаю, – вечером помою». И пошёл в свою комнату дальше читать. Дочитался до того, что родители с работы вернулись. Попало мне от мамы и за невымытую посуду, и за несделанные уроки. Пришлось допоздна сидеть над учебниками и слушать, как меня называют разгильдяем.
Так прошёл целый день моей жизни. Столько вроде событий, а в дневник записать нечего.
– Надеюсь, ты уже доделал уроки? Ужинать пора, – заглянув в комнату, сказала мама.
– Мам, как ты не понимаешь, – вздохнул я. – Не до уроков мне, я дневник завёл.
Мама внимательно посмотрела на меня и сказала:
– Нет, всё же мне придётся запретить тебе вести дневник. Из-за него ты ничего не успеваешь. Вот подрастёшь…
– Когда подрасту, – возразил я, – тогда мне некогда будет вести дневник. Я буду ходить на работу.
– Вообще-то ты прав, – грустно согласилась она. – Знаешь, давай так договоримся: дневник будешь вести по выходным. И событий за неделю накопится побольше, и от уроков отвлекаться не будешь. А сейчас пойдём на кухню, ужин стынет.
Мы пошли ужинать. На кухне сидел папа и ел жареную картошку, запечённую в омлете, а перед ним лежала газета.
– Ну что, вкусно? – спросил я, принюхиваясь к дразнящему запаху.
– Да, в налоговом законодательстве вновь грядут перемены, – ответил папа, не отрываясь от газеты.
– Вот видишь, к чему приводит чтение во время еды, – сказала мама, и мы засмеялись. А папа удивлённо поднял голову и подтвердил:
– Это постановление правительства от сегодняшнего числа.
Как я хотел стать отличником
Как-то раз Лёшка Трубач обозвал меня липовым отличником. И так эти слова, по правде говоря, меня задели, что я решил: всё!
Хватит Ваньку валять, пора за ум браться. Сказано – сделано. А так как это решение созрело во мне на уроке пения, то сначала пришлось дожидаться, пока он закончится, и только потом приступить к осуществлению задуманной цели. Как назло, учительница по пению вдруг решила, что у меня хороший голос.
– Тебе, Миша, обязательно нужно его развивать, – сказала она. – Возможно, ты даже станешь солистом. Если, конечно, приложишь необходимые усилия.
– Ну нет, – ответил я, – не могу же я, Людмила Александровна, ко всем урокам без исключения прилагать усилия. Я не выдержу такой нагрузки.
– А по каким предметам тебе приходится так серьёзно заниматься? – поинтересовалась учительница.
– Да пока что ни по каким, – почесал я затылок, – но с сегодняшнего дня хочу взяться за русский и математику.
– Что ж, дело хорошее, – одобрила Людмила Александровна, – но и другим предметам внимание уделяй.
– Обязательно, – пообещал я и после уроков побежал в библиотеку.
Там я попросил дать мне все, какие есть, справочники по русскому языку и математике. Библиотекарша удивилась, но ничего не сказала, и скоро на её столе выросла внушительная гора книг.
– Это всё? – храбро спросил я.
– А что, мало? – прищурилась библиотекарша. – Могу добавить.
– Да нет, в самый раз, – скромно ответил я. – Спасибо.
Как я донёс всё это до дому – особая история.
– Ты что, библиотеку ограбил? – изумлённо воскликнула мама, увидев, сколько книг я притащил.
– Нет, просто решил взяться за ум, – гордо ответил я. – Отличником хочу стать.
Мама от такого моего самоуверенного заявления даже села.
– Не может быть! – воскликнула она. – Ушам своим не верю.
Я же, преисполненный достоинства, протащил своё богатство в комнату и тотчас же принялся листать справочники. Однако скоро мой энтузиазм поугас. Справочники состояли из каких-то скучных таблиц, непонятных текстов и нудных правил. Я просмотрел ещё несколько книг и заметно приуныл. Перспектива стать отличником отдалялась на неопределённое время.
– Иди, отличник, мой руки, – сказала мама, – обедать будем.
А мне от расстройства даже есть расхотелось. Я-то уже воображал, что с завтрашнего дня стану отличником, а оказалось, что для этого взять в библиотеке справочники мало.
За столом я сидел такой квёлый, что мама забеспокоилась.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она и приложила руку к моему лбу.
– Хорошо, – ответил я. – Так хорошо, что дальше некуда.
– Почему ты так говоришь? – встревожилась мама.
– А как мне говорить? Хотел стать отличником, но теперь вижу, что переоценил свои возможности.
– Ну-у, – протянула мама, – ты напрасно упал духом. Человеческие возможности безграничны. Вот взять, к примеру, нашего папу. На соревновании в своём институте он поднял штангу весом гораздо большим, чем предполагалось.
– Так это в соревновании, – возразил я. – Когда народу много, рекорды ставить легче. А одному становиться отличником знаешь как скучно. Слушай, мам, – пришла мне в голову хорошая мысль, – а давай я к Лёшке сбегаю. Вдруг и он захочет стать отличником. Вдвоём нам будет легче.
– Сомневаюсь, – покачала головой мама. – Сдаётся мне, не захочет твой дружок отличником становиться.
Как в воду глядела. Прибежал я к Лёшке, позвонил в дверь, никто мне не открывает. Ещё раз позвонил, долго палец на кнопке держал. Куда это он, гадаю, запропастился? Такой важный момент, а его нет. Уже хотел уходить, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился Лёшка.
– Чего раззвонился на всю Ивановскую? – зашипел он.
– Я же не виноват, что ты глухой.
– Сам глухой. Ишь заявился и звонит, как себе домой, – напустился на меня Лёшка. – Чего тебе надо?
– Ничего теперь уже не надо, раз ты меня так встретил, – рассердился я. – А я-то спешил к нему, как к путному, хотел отличником его сделать, а он вон как!
Тут Лёшка упёрся руками в бока и как захохочет, будто ненормальный:
– Он меня отличником собрался делать. Ой умора! Ой не могу!
А сам-то, сам-то у Верки всегда списывает. Ты что же, теперь и для меня будешь у неё списывать?
Ну тут, сами понимаете, не стерпел я его насмешек и сказал:
– Раз так, оставайся дураком. Я один отличником буду.
– Тоже мне отличник! Таблицу умножения сначала выучи.
Взъерошенный и недовольный, вернулся я домой.
– Ну всё ясно, – сказала мама. – Придётся тебе одному карабкаться на вершину знаний.
Я сел за стол и задумался. Мне очень хотелось стать отличником, но с чего начать, я не знал. А мама, словно прочитав мои мысли, посоветовала:
– Ты сначала уроки на завтра выполни, как положено. А там видно будет.
Я принялся за уроки. Весь вечер убил на это. Когда же наконец сложил в портфель последний учебник, то с удивлением заметил, что на часах уже девять. «Ого, – прикинул я, – если так заниматься каждый день, то и передохнуть некогда будет: погулять, книжку почитать, телевизор посмотреть». И тогда я решил, что отличником, конечно, в любое время стать могу, но зачем мне это надо? Хлопотно это и, к чему лукавить, трудновато.
На следующий день Наталья Борисовна вызвала меня к доске решать задачу. Я быстро и бойко начеркал на доске решение и, крайне довольный собой, положил мел.
– Молодец, Миша! – похвалила меня учительница. – Сразу видно, что дома занимался. Вот всегда бы так. С твоей-то головой да при надлежащем усердии ты бы уже давно мог стать одним из лучших учеников.
– Да уж прямо-таки лучшим! – выкрикнул с задней парты Лёшка. – Лучший из худших.
– А тебе, Лёша, я только могу посоветовать брать пример с твоего товарища, – сказала Наталья Борисовна и поставила мне в дневник заслуженную пятёрку.
Спросили меня и на природоведении. И я так здорово отчеканил весь урок, что учительница несколько секунд смотрела на меня, не в силах поверить, что отвечал я.
– Да что это случилось с Мишей Клюшкиным?! – воскликнула она. – Я на него сегодня нарадоваться не могу. Буквально на каждом уроке поражает меня своими знаниями. До чего же приятно, когда ученики так добросовестно готовят домашние задания!
Я стоял и краснел. Впервые мне было и приятно, и неловко одновременно. Особенно стеснялся я сейчас своего класса, который с недоумением и интересом взирал на меня, будто я был новенький. А Лёшка, будь он неладен, опять крикнул:
– Подумаешь, умник! Один-то раз и я выучить могу.
– А что же не выучил? – живо откликнулась на его реплику Наталья Борисовна. Лёшка помялся и сказал:
– А меня эта тема не интересует.
– Ну хорошо, подождём, когда наконец тебе встретится интересная тема, и с удовольствием выслушаем твой завораживающий рассказ. Но пока, увы, похвалить тебя не за что.
Честно говоря, быть отличником мне ужасно понравилось, и я уже стал, было, подумывать, не стоит ли помучиться с домашним заданием ещё разок ради таких торжественных минут. Даже представил, как стану лучшим учеником школы, как со мной персонально за руку будет здороваться наш директор, как будут меня снимать на телевидении, а моими портретами запестрят все газеты, как вдруг мои радужные мечты с треском разбил Лёшка.
– Ну что, в отличники, значит, выбился? – язвительно спросил он, подходя на перемене к моей парте.
– А тебе что?
– Ничего. Просто как не совестно заботиться о своём благополучии, когда рядом человек погибает.
Я в испуге оглянулся:
– Кто погибает? Где?
– Я погибаю, – ответил Лёшка.
– А что с тобой?
– Да со мной-то всё в порядке, – вздохнул он. – С родителями беда. Посмотрели мой дневник и испугались.
«Да уж», – хотел было поддакнуть я, но Лёшка продолжал:
– Решили взяться за меня всерьёз. Говорят, я так опустился, что ниже некуда.
– Ну а я здесь при чём?
– Как это при чём? Друг называется. Ты вчера ко мне приходил?
– Приходил.
– Я двери не открывал?
– Не открывал.
– А почему?
– Откуда же мне знать?
– А ты спроси.
– Ну спрашиваю.
– Уроки я учил, – хмуро глядя в сторону, признался Лёшка.
– Да ну?! – присвистнул я.
– Вот тебе и «да ну», – передразнил Лёшка. – Учил-учил, да так ничего и не выучил.
– Почему?
– Да выучишь тут с вами, как же. То родители нотации читали, то бабушка, потом ты припёрся, потом футбол по телевизору начался, потом соседский Колька… В общем хотел я вчера отличником стать, но не получилось. Только, понимаешь, настроюсь – бац! – кто-нибудь настроение собьёт.
– Что ж, в жизни всякое бывает, – стал успокаивать я друга. – Раз на раз не приходится. Но ты не унывай. Вчера не получилось, сегодня получится.
– Эх, в том-то всё и дело, что не получится, – убито вздохнул Лёшка.
– Да почему же?
– Сегодня мне быть отличником уже неохота.
Я подумал-подумал и сказал:
– Знаешь, Лёшка, и мне неохота.
– Пойдём тогда мячик погоняем, – сразу повеселел Лёшка. – Один день ничего не значит, Так ведь?
– Конечно, – весело согласился я. – Подумаешь, один день в отличниках не походим.
И мы дружно помчались на школьный стадион.
Когда я наконец вернулся домой, стемнело окончательно. На ужин я набросился так, будто только что бездомным бродягой вернулся из глухой тайги. От еды меня сразу же разморило, и я, наскоро справившись с уроками, завалился спать.
«Ничего, – утешал я себя сквозь подступающий сон, – сегодня меня уже спрашивали, а завтра… завтра спросят Лёшку».
Как меня выбрали старостой
После пятого урока, едва прозвенел звонок, Маринка Збруева, наша староста, соскочила с места и закричала:
– Тихо, тихо! Никто никуда не уходит! Сейчас будет классный час!
Сразу же раздались возмущённые голоса:
– Да ну тебя с твоим классным часом!
– Мне домой надо…
– У меня занятия в музыкальной школе.
– Ребята! – принялась утихомиривать нас Наталья Борисовна. – Вопрос, вынесенный на повестку классного часа, очень важный. Мы с вами должны избрать нового старосту класса, редколлегию, а также назначить ответственных за культмассовый сектор и решить прочие организационные вопросы.
– А зачем старосту выбирать? Пусть Збруева остаётся, – крикнул со своего места Лёшка.
Маринка Збруева опять вскочила и закричала:
– Ишь ты какой хитренький. Привык, что все общественные обязанности несут одни и те же. Нет уж, теперь вы поработайте. Хватит на нас ездить.
– Я поработаю, – под общий смех ответил Лёшка, – я так, Збруева, поработаю, что мало не покажется.
– А я помогу, – подхватил я и тоже засмеялся.
Наталья Борисовна постучала карандашом по столу:
– Ребята! Прошу посерьёзней отнестись к переизбранию ответственных. От этого будет зависеть, насколько интересной станет ваша школьная жизнь.
– А нам и так интересно, – снова не выдержал Лёшка. – Так интересно, что хоть вешайся.
Збруева вспыхнула:
– Вот старостой назначим, тогда посмотрим, интересней ли тебе станет.
– Не-не, старостой не надо, лучше сразу пристрелите, – веселился Лёшка. – Если уж за что отвечать, так за спорт. Я из вас быстро олимпийских чемпионов сделаю.
– Тогда дружка твоего, Клюшкина, старостой назначим. Пусть попыхтит. А то со школы всегда домой чешет. Никаких общественных поручений не выполняет, – пригрозила Збруева.
Такой выпад в мою сторону мне не понравился.
– Подумаешь напугала, – огрызнулся я. – Журнальчик из учительской каждый дурак принести может.
Збруева от возмущения выпучила глаза и даже подбоченилась:
– Ты думаешь, только в этом и заключается работа старосты?
– А то в чём же ещё? Журнальчик Носить и учителям ябедничать.
– Увы, Миша, по всему видно, об обязанностях старосты у тебя сложилось не совсем верное впечатление, – прервала нашу перепалку Наталья Борисовна. – А в предложении Марины я вижу определённый смысл. Уважать труд другого сумеет тот, кто сам познал его.
– Так, значит, записываю: старостой назначить Клюшкина, ответственным за спорт Трубача, – провозгласила Настя Гуменицкая, которая вела протоколы всех собраний.
– Даём вам испытательный срок в один месяц, – добавила Наталья Борисовна. – От того, как вы себя зарекомендуете на данных постах, будут зависеть ваши дальнейшие общественные назначения.
С этого дня началась у меня жизнь, как в сказке. Оказалось, приятное это дело – быть старостой. Я начал командовать, где надо и не надо. Даже голос стал у меня начальственным.
– Всё, Горшков, чтоб больше я тебя нечёсаным в школе не видел, – взялся я за наведение дисциплины на следующий же день после собрания.
– Я что, виноват? У меня волосы во все стороны сами растут, – обиделся Горшков, похожий на молодого Пушкина.
– Постригись, – строго приказал я. – Сделай приличную причёску и ходи, как нормальный человек.
– Сам стригись, – задиристо ответил Горшков. – Я сто раз уже стригся, а они всё равно растут.
– Тогда выход один – обстричь тебя налысо, – вынес я свой приговор.
– Чего? – возмутился Горшков. – Я лысым ходить не собираюсь.
– Что ж, если по-хорошему не хочешь привести свой внешний вид в порядок, я принесу в школу ножницы и обкорнаю тебя самолично. Вот так.
– А я завтра в школу не приду, – выкрикнул Горшков.
– Ничего, ножницы нетяжёлые. Буду носить их, пока не явишься.
Чтобы не слышать возражений и не потерять авторитет, я быстро отошёл в другой конец класса и прицепился к Ленке Востриковой.
– Вот что, Вострикова, – нахмурив брови, сказал я ей, – мне надоели твои двойки по русскому. Разве родители с тобой не занимаются?
– Занимаются, – еле слышно прошептала она.
– Тогда в чём же дело? Или ты запустила материал, или просто ленишься?
Ленка густо покраснела и ничего не ответила. Тогда я с тяжёлым вздохом произнёс:
– Знаешь, что, Вострикова, я вот подумал и решил, что Николаева, пожалуй, сможет взять тебя на буксир. Поговорю с ней по этому поводу. Но чувствую, что наплачусь я с тобой, Вострикова, ох и наплачусь.
Тихоня Вострикова, виновато опустив голову, выслушала меня с должным уважением и перечить старосте не посмела.
Воодушевлённый первым опытом руководства, я раскрыл школьный журнал и пробежал глазами по списку учащихся.
– Итак, кто сегодня дежурный? – внушительно спросил я.
– Я, кажется, – беспечным тоном ответил Борька Смирнов.
– Что значит «кажется»? – возмущённо встрепенулся я. – Бегаете по школе, себя не помните, даже про дежурство забываете. Чтобы это было в последний раз. Ты понял, Смирнов?
Борька вытаращился на меня так, будто увидел первый раз в жизни.
– Да-да, Смирнов, потакать я никому не собираюсь.
В классе установилась изумлённая тишина, и, польщённый необычным вниманием, я продолжал командовать:
– Немедленно вытри доску, Смирнов, и как следует прополощи тряпку. А также принеси мел. Этого кусочка не хватит даже на то, чтобы написать сегодняшнее число.
Обведя притихший класс строгим взглядом, я добавил:
– И вообще, эти замечания касаются всех. Сколько можно с вами нянчиться? Пора бы уже и запомнить обязанности дежурного, не первый день в школе учитесь. Отныне лично буду следить, как ведётся дежурство, и результаты отмечать в специальной тетрадочке.
Класс встревоженно загудел.
– Напоминаю для тех, у кого ранний склероз, что дежурный должен не только доску содержать в чистоте, но и проветривать кабинет во время перемены, а после уроков проводить влажную уборку полов, поддерживать чистоту столов, поливать цветы… А чтобы вы всё-таки чего-нибудь не забыли, я, пожалуй, составлю список обязанностей дежурного, повешу в нашем информационном уголке, а потом стану с вас спрашивать. Вот так.
Все от моей энергичной деятельности прямо онемели.
– А не надорвёшься? – зловещим голосом спросил Лёшка.
– Не беспокойся, у меня здоровья на вас всех хватит.
– Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша, – прокомментировал кто-то с «камчатки».
– Кому не нравится, – повысил я голос, – пусть уходит из нашей школы. Никто никого держать не собирается. Тут у нас учебное заведение, а не детские ясли.
Домой я шёл чинно, не спеша, гордо оглядывая знакомые окрестности. Вдруг заметил мальчишку, который увлечённо скатывался с горки на дорогу. Я его тотчас остановил.
– Ты разве не знаешь, что на проезжей части играть нельзя? Под машину можно попасть.
– Так я же смотрю, – насупился раскрасневшийся мальчуган.
– Смотрит он! А меня чуть с ног не сбил. И чему вас только в школе учат? Двоечник, небось?
– Нет, у меня и пятёрки бывают.
– По какому?
– По физкультуре.
– Понятно, – вздохнул я. – Короче, чтоб здесь я тебя больше не видел, понял?
Мальчишка кивнул.
Дома я основательно засел за уроки. Негоже старосте получать неудовлетворительные оценки. А вечером подошёл к маме и как можно солидней сказал:
– Мам, будь так добра, погладь мне на завтра другую рубашку. Я ведь теперь не какой-нибудь там оболтус без роду и племени, а всё-таки староста. Мне и выглядеть надо поприличней.
Мама необычной моей просьбе удивилась, но возражать не стала. На другой день у нас была физкультура, и учитель повёл нас на лыжную базу. Там все ребята под моим руководством получили лыжи, причём я скрупулёзно записал, кому какие и в каком состоянии выдал, а также, во сколько часов и минут, и у каждого спросил, умеет ли он на них кататься.
– Если сломаете, – предупреждал я строго, – возмещать убытки будете сами. Школа вам не спонсор. Так что смотрите, куда прётесь.
Некоторые, особенно девчонки, испугались и не захотели брать лыжи совсем. Тогда учитель прикрикнул на меня, сказав, что я слишком круто завернул. Я обиделся и ответил:
– Ну и пожалуйста, справляйтесь сами. Смотрите только, не пожалейте потом. Я с себя всю ответственность снимаю.
Бросил незаконченный список на скамейку и пошёл на трамплин наблюдать, как наши катаются.
Посмотрел – расстроился только. Жалкое зрелище! Никто толком кататься не умеет.
– Ты что, Вострикова, по Красной площади, что ли, маршируешь? – закричал я нашей тихоне, увидев, как она высоко поднимает лыжи от лыжни. – А ну катись давай, как положено, не то придётся заниматься дополнительно.
Смотрю, Вострикова так моей угрозы испугалась, что припустила во весь дух и даже кого-то обогнала.
– Куркин! Что ты палки тащишь за собой, как хворост на костёр? На них опираться надо, чучело ты огородное.
Я по-хозяйски огляделся и снова отметил непорядок.
– Першиков! Першиков, тебе говорю! Оглох, что ли? А ну вернись и проедь это место снова. Нечего срезать. Положено пройти дистанцию, значит, отрабатывай.
Но не успел отчитать Першикова, пришлось отвлечься на Збруеву.
– Збруева, ты что грохаешься, как куль с мукой. Всю лыжню разбомбила. Разве не знаешь, что падать тоже надо умеючи? Это тебе, дорогуша, не на собрании рассиживаться и людей ни за что ни про что критиковать.
Тут ко мне подъехал Лёшка и сказал:
– Слушай, мне это уже порядком надоело. Ты чего не в свой огород лезешь?
– Как это не в свой? – возмутился я. – Это мой класс, и я за него отвечаю.
– Ну и отвечай на здоровье, – говорит он мне. – А за спорт отвечаю я. Так что проваливай.
– Ну уж нет, – вскинулся я. – Я – староста и, значит, главней тебя и тебе не подчиняюсь. Так что катись сам да учи своих подчинённых, а то так катаются, глаза б не глядели.
Лёшка плюнул и уехал, а я продолжал руководить лыжными гонками, пока не кончился урок. Право принимать спортивный инвентарь я предоставил учителю. Не одному же мне вкалывать.
Многим моё принципиальное руководство не понравилось, и они стали требовать переизбрать меня. Вскоре состоялся очередной классный час. На нём было гораздо шумней, чем в прошлый раз, потому что выступать, вопреки обычаю, захотел чуть ли не каждый.
– Это просто невыносимо, – жаловался Першиков. – Он нас всех замучил. Всё ему не так, всё ему не этак.
– Всегда кричит, всегда недовольный, – вставил Борька Смирнов.
– В общем никакого продыху нет, – сделал заключение Першиков.
– Мало того, что Клюшкин вечно придирается, – поддержал их Куркин, – так он ещё и обзывается.
– Как я тебя обозвал? Как? – разозлился я.
– Чучелом огородным. Потом ещё мешком с костями и всяко разно.
– Что же я могу поделать, если ты в самом деле костлявый? – в бессилии развёл я руками. – Ешь побольше, буду пузатиком называть, – засмеялся я.
– Вот видите, опять обзывается! – с торжеством воскликнул Куркин.
– Нехорошо, Миша, награждать своих товарищей обидными прозвищами, – вступила в разговор Наталья Борисовна. – Они ведь не для этого выбрали тебя своим вожаком. Наоборот, ты должен поощрять их к хорошей учебе…
– А я и так поощряю.
– Справедливости ради надо заметить, что успеваемость и дисциплина в классе значительно повысились. Но надолго ли, вот в чём вопрос. Метод, который ты применил, Миша, не всегда оправдывает себя. Поэтому давайте все вместе подумаем, как нам сделать так, чтобы пользы было больше, а обид меньше.
– Переизбрать его да и дело с концом! – крикнул Лёшка.
– А ты лучше помолчи, чемпион олимпийский, – огрызнулся я. – Толку с тебя как с руководителя ни на грош.