Текст книги "Дневник Мишки Клюшкина"

Автор книги: Анна Кичайкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Как мы ездили в деревню

Наступило лето, а с ним и долгожданные каникулы.

– Вы поедете куда-нибудь отдыхать? – спросил меня Лёшка, когда мы вышли из школьной библиотеки, где только что сдали учебники за прошедший год.

– Поедем, – лаконично ответил я. – К бабушке.

Она живёт в деревне.

– Везёт, – позавидовал Лёшка. – А я тут, в городе, всё лето околачиваться буду.

– Поехали с нами, – радушно пригласил я. – Будет здорово.

– Ещё как здорово! – воодушевился Лёшка. – Только захотят ли твои родители взять меня с собой, а мои отпустить?

– А мы поговорим с ними.

А далеко ехать? – с любопытством спросил Лёшка.

– Примерно день на поезде, – ответил я.

– Жаль, что всего лишь день. Я люблю ездить на поездах.

– Я тоже. Но что поделаешь, если бабушка живёт так близко.

– Моя бабушка вообще живёт в соседней комнате. К ней в гости даже на троллейбусе не поедешь, – посетовал Лёшка.

Вечером, едва родители вернулись с работы, я сразу спросил:

– А можно с нами в деревню Лёшка поедет?

– Можно. Почему же нельзя? Вдвоём вам будет веселее, – ответила мама.

А папа добавил:

– К тому же лишний помощник не помешает – огород-то у бабушки размером со стадион.

И вот мы вчетвером стоим на перроне. Радостно и тревожно вслушиваемся в объявления, передаваемые по вокзальному радио. Через каждый метр под огромными зонтами расположились мороженщицы и продавцы горячих пирожков и сосисок. Там и сям шныряют в толпе разносчики газет. Но мы не отвлекаемся. С напряжением вглядываемся вдаль, откуда вот-вот должен прибыть поезд «Москва-Воронеж».

Наконец раздаётся свисток, и поезд, словно громадная зелёная гусеница, подползает к перрону. Мы без особых проблем находим свой вагон и занимаем целое купе.

Мы с Лёшкой забираемся на верхние полки, а папа с мамой занимают нижние.

Едва успеваем разместиться, как нас с Лёшкой прошибает голод.

– Странно, – говорит Лёшка, – меня же мама перед дорогой кормила.

– Не волнуйся, – успокаиваю его я. – Это у тебя от волнения аппетит разыгрался. У меня такая же история.

Мама накрывает, маленький, словно игрушечный, столик и мы с удовольствием обедаем, поглядывая в окошко на проносящиеся мимо дома и палисадники пригорода.

– Всю жизнь бы так есть и ехать, – мечтательно говорит Лёшка, очищая от скорлупы варёное яйцо. – Не учиться и в школу не ходить.

– Слушай, давай о школе на каникулах вообще не говорить, – предложил я и добавил: – Лучше поиграем во что-нибудь, чтобы было ехать нескучно.

– Во что? – нехотя откликнулся Лёшка.

– Например, в «да» и «нет» не говорить.

– Начинай, – не отводя глаз от окна, буркнул он.

– Вы поедете на бал? – весело спросил я.

– Что ты какую-то девчачью игру затеял? – взвился мой дружок. – Придумай хоть вопросы другие.

– Ну хорошо, – покладисто согласился я и задал новый вопрос:

– Когда станешь взрослым, где ты будешь работать?

– Ты что, не знаешь? В милиции.

– Да тебя оттуда быстро прогонят.

– Почему это? – удивился Лёшка.

– За недисциплинированность и вздорный характер.

– Сейчас как дам по уху!

– Вот-вот за это «по уху» и прогонят.

– А может, наоборот, похвалят. Милиционер ведь должен быть смелым, а то его преступники бояться не будут.

– Ну ладно, оставайся милиционером, – согласился я с его железным доводом. – А будет у тебя жена?

– На фиг она мне? – опешил Лёшка.

– Ну как же? Будет тебя после работы ждать, ужин разогревать.

– У меня для этого бабушка есть.

– Вот чудак! – раздосадованно воскликнул я. – Бабушке давно отдыхать пора, а не с тобой, лбом, нянчиться.

– Ну не знаю, – растерялся Лёшка. – Пусть будет жена. Мне от этого ни холодно, ни жарко.

– И дети у вас будут? – продолжал допрашивать я.

Лешка яростно почесал макушку и сказал:

– Может, и будут, почём я знаю?

– А кого бы тебе хотелось больше – сына или дочку?

– Мальчишку, конечно, – Лёшкин рот растянулся в улыбке. – Мы бы с ним в футбол играли, с уроков сбегали…

– Здрасьте приехали! Мы же про будущее говорим, когда взрослыми станем, – напомнил я.

– А! Точно! Ну тогда бы я заставлял его учиться на одни пятёрки. И чтобы он не курил, и по улицам без толку не шатался, и в комнате своей убирался. А ещё на секцию бокса ходил, чтобы быть сильным, как я.

– А ты сам-то всё это делаешь? – засмеялся я.

– Может, и не делаю, но дети же должны быть лучше своих родителей, – серьёзно сказал Лёшка.

– А своего сына за двойки наказывать будешь?

– Да, наверное, – подумав, ответил Лёшка. – Пожалуй, пару щелбанов отвешу.

– А! Проиграл-проиграл! – закричал я.

– Почему это? – вытаращился Лёшка.

– «Да» и «нет» не говорить, – напомнил я условие игры и захохотал.

– Тьфу ты! – рассердился Лёшка. – Давай во что-нибудь другое поиграем.

– Во что? У меня шахматы с собой есть.

– Да ну. Голову морочить. Давай в морской бой, – предложил он.

– Не, в школе надоело.

– Может, тогда в домино?

– Ладно, давай в домино, – через силу согласился я.

Так проиграли мы до самого вечера. Затем поужинали и легли спать. Засыпать под стук колёс было очень приятно. И я уже задремал, как вдруг послышался громкий храп. Ёлки зелёные! Я совсем забыл, что Лёшка во сне храпит. Я с ним намучился, когда он у нас пару раз ночевал. От расстройства у меня весь сон пропал. «Что же это, думаю, за безобразие. В кои-то веки удалось на поезде прокатиться и то не поспишь по-нормальному».

Лежу, а в голове мысли всякие мелькают, как столбы за окном. Уж думал, так за всю ночь глаз и не сомкну. Но нет, в конце концов задремал и незаметно уснул.

Долго ли, коротко ли спал, как говорится в сказках, а только приспичило мне ночью в туалет идти. Кое-как слез я с полки и, шатаясь в полусне, вышел в коридор. А коридор длиннющий, полутёмный и тоже шатается. Добрёл я до туалета, держась за стенку, и так же вернулся обратно.

Дверь в купе открыл – тихо. Хорошо, думаю, что Лёшка не храпит. Уснуть не помешает. Взобрался впотьмах на свою полку, а там кто-то лежит.

«Ага, – догадался я. – Это Лёшка ко мне перебрался. Думает, я испугаюсь и заору. Нетушки! Сам пусть утром проснётся и орёт».

Усмехнулся я и уснул спокойненько.

А утром слышу – и вправду орёт кто-то. Только не Лёшкиным голосом. Спросонку ничего не разберу. Какая-то старуха меня в бок пихает и кричит:

– Пресвятая Богородица! Спаси и защити! От человека лихого, от глаза дурного, от судьбы плакучей, беды неминучей!

Я вначале решил – привиделась она мне. А потом почему-то подумал, не Лёшкина ли это жена. А когда наконец совсем проснулся, с полки соскочил, гляжу – все в купе чужие.

На нижней полке дядька пузатый в майке сидит, рядом парень в татуировках, а напротив девчонка к стенке жмётся.

Тут я прямо обалдел. Где это я? И что это за люди? А старуха всё не унимается, чуть ли не визжит уже. Я от греха подальше – к двери кинулся. Только за ручку схватился, а парень меня – хвать!

– Ну что, – говорит, – обчистил старушку?

– Чего её чистить? Она вроде бы не грязная, – буркнул я.

– Ты лохом-то не прикидывайся, – снова говорит парень. – А колись по-хорошему.

Я никак не соображу, чего он от меня добивается и говорю:

– Дяденька, отпустите, а то я сейчас упаду.

Он мне:

– Ничего, не хрустальный, поди уши не отломятся.

Тут в дверь постучали, и вошёл проводник.

– Что случилось, граждане? Почему на весь вагон переполох устроили?

Старуха наконец замолчала, а толстый дядька говорит:

– Да вот субчика одного поймали. С какими целями проник он в наше мирное купе – не известно.

– Пройдём со мной, – проводник взял меня за плечо. – Разберёмся.

Парень отпустил мою руку и сказал:

– Разберитесь-разберитесь. А то никакого порядку. Спишь вот так ночью и беды своей не чуешь.

Мы с проводником вышли. Вижу: мама с бледным лицом и растрёпанными волосами мечется по коридору, подряд во все купе заглядывает.

Я сразу закричал: «Мама!», – вырвался от проводника и бросился к ней. И мы так обнялись, будто я с фронта вернулся.

Когда потом всё выяснилось, проводник укорил маму в том, что родители, дескать, плохо смотрят за своими детьми, а потому случаются всякие неприятности. Мама в ответ счастливо улыбалась, со всем соглашалась, а потом той, напуганной мной старушке, отнесла вафельный торт. Кстати, старушка оказалась доброй, меня простила, и вся эта история закончилась вполне благополучно. Если не считать, что Лешка хохотал надо мной всю дорогу как ненормальный.

Как мы дрессировали Тобика

На станции нас встретила бабушка маленькая, кругленькая, в белом платочке. Она всех по очереди расцеловала, включая Лёшку, а потом повела домой. По пути нас лениво облаяли деревенские собаки, валявшиеся в пыли на дороге, и долгими взглядами проводили любопытствующие старушки со своими малолетними бесштанными внуками.

Бабушкин домик оказался очень уютным. Он был небольшим, деревянным, с голубыми ставнями. На раскрытых окнах белели занавесочки и цвела герань. Чистый дворик был засажен яркими цветами, а в дальнем углу стояла будка, из которой вылез, почёсываясь, пёс весьма неблагообразной наружности.

– Ой кто это? – поразилась его виду мама.

– Тобик, леший его забери, – махнула рукой бабушка. – Днём спит, ночью воет.

– А что он ещё умеет делать? – поинтересовался Лёшка.

– Да что? По грядкам бегать, рыбу у соседа красть да с котом драться. Вот, пожалуй, и все его таланты, – засмеялась бабушка.

– Не беспокойтесь, мы его выдрессируем, – пообещал Лёшка.

– Сделайте милость, – обрадовалась бабушка. – А то кормлю, сама не знаю за что.

– Порода-то как называется? – захотел выяснить я.

– Какая там порода! Дворняга обыкновенная.

Пёс звучно зевнул и уставился на нас, равнодушно ожидая дальнейшего развития событий.

– Тобик! Тобик! – позвал я.

Пёс и ухом не повёл. Как стоял, расставив свои кривоватые лапы, так и остался непоколебимым.

– Пошли обедать, ну его, – сказала бабушка.

Мы зашли на веранду, а Тобик оглянулся по сторонам и, убедившись, что окружающий пейзаж остался неизменным, гремя цепью влез в свою будку, улёгся на бок и высунул наружу нос.

Пока мы распаковывали вещи, мама помогала бабушке накрывать на стол. Бабушка, конечно, расстаралась. Каких только разносолов не выставила: молодую картошечку с топлёным маслом и зелёным луком, свежие огурчики с помидорчиками, маринованные грибочки, солёное сало, сметану, творог и ещё аппетитные румяные плюшки.

– Молочка попробуйте настоящего, – придвинула она нам с Лёшкой по кружке. – В городе такого днём с огнём не сыщешь.

– Нет, не люблю немагазинное молоко, – категорически заявил Лёшка, чуть отпив из кружки. – Коровой пахнет.

Бабушка засмеялась.

– Коровой, говоришь? А молоко-то козье.

Лёшка нахмурился и сказал:

– Да какая разница. Все они рогатые.

А мне всё понравилось: и молоко, и сметана, и творог.

Так началась наша деревенская жизнь. Утром мы бегали на речку ловить рыбу и купаться. После обеда дрессировали Тобика, а по вечерам играли на улице с деревенскими мальчишками. И всё бы хорошо, но Тобик – запущенный экземпляр – никак не хотел поддаваться дрессировке.

Перво-наперво мы решили отучить его выть по ночам. План был прост. Мы с Лёшкой договорились дежурить каждую ночь попеременке. Как только Тобик завоет, дежурный должен соскочить с кровати и опрометью броситься к будке. Тобик, конечно, испугается и выть перестанет. Если же повторять эту процедуру каждую ночь, то он постепенно выть совсем отучится.

Через пару ночей Тобик понял, что его спокойному житью пришёл конец, и решил перейти в контрнаступление. Произошло это в моё дежурство.

Около двенадцати ночи, едва заслышав, как Тобик привычно взвыл, я стремглав рванулся на улицу и босиком промчался к будке. К моему изумлению, она оказалась пустой. Порядком озадаченный, я нагнулся, чтобы рассмотреть при неверном лунном свете будку изнутри. Вдруг кто-то потянул меня за трусы. В испуге обернувшись, я увидел торжествующего Тобика.

– Ах, ты, паршивец! – воскликнул я и попытался освободить трусы от его хватки, но пёс лишь сильнее сжал зубы. Ткань угрожающе затрещала.

Я встал в растерянности. Что делать? На дворе глубокая ночь, все спят, на помощь прийти некому. Немного поразмыслив, я тоже решил проявить военную хитрость. Я просто-напросто выбрался из собственных трусов и голышом стриганул домой. Там, порывшись в шкафу, нашёл какие-то штаны типа шорт и, натянув их, спокойно уснул.

Утром, когда я бодро соскочил с постели, все были шокированы моим видом.

– Мишаня, что это значит? – испуганно спросила мама.

Я оглядел себя и обомлел – на мне были широкие нежно-зелёные трусы с начёсом.

– Зачем ты вырядился в бабушкины панталоны? – продолжала недоумевать мама.

– Не зна-аю, – от досады я чуть не плакал. – Наверное, это Лёшка надо мной подшутил.

– Ты что, совсем? – Лёшка покрутил пальцем возле виска. – Да я и знать не знаю, где такие штаны хранятся.

– Так ведь и я не знал, – горестно вздохнул я и рассказал всю правду. Весь день все надо мной потешались. А трусы мои нашлись – Тобик утеплил ими свою будку. На этом наши ночные дежурства закончились, потому что Лёшка следовать моему печальному опыту отказался.

Тогда мы решили помочь бабушке по хозяйству.

– Давай грядки прополем, – предложил я Лёшке. – Бабушка вчера морковку начала полоть и не успела. Вот и устроим ей сюрприз.

Что и говорить, грядка была вся заросшая, только в самом начале, где уже поработала бабушка, торчали какие-то редкие чахлые росточки.

– Да-а, неважно бабушка с задачей справилась, – сказал Лёшка. – Сорняков много оставила. А если вдруг зарядит дождь, знаешь, как они попрут, ого-ого! Хоть комбайном коси.

– Это потому, что она плохо видит, – заступился я за бабушку. – Но нам-то с тобой очки не нужны.

– Верно, – согласился Лёшка, и мы рьяно взялись за работу.

Первым делом исправили бабушкины огрехи, повыдёргивав тонкие ниточки ростков, а затем принялись уничтожать остальные заросли, да так, что только комья в разные стороны полетели. У некоторых сорняков корни были такие цепкие, что приходилось их выковыривать щепкой. Но это было даже интересно, и мы с увлечением трудились до самого обеда.

Когда работа была закончена, мы с удовлетворением оглядели грядку. До чего чистая, аккуратная, смотреть приятно! Подошла звать нас на обед бабушка, да так от изумления и застыла на месте. Мы гордо улыбались, ожидая похвалы.

– А где ж… морковка? – едва смогла выговорить бабушка.

Мы встрепенулись и посмотрели на грядку.

– Да не было тут никакой морковки, – сказал Лёшка. – Трава одна.

– Как же не было? – вздохнула бабушка. – Знать, повыдрали вы её.

– Как это повыдрали? – не согласился Лёшка. – Что мы, морковки никогда не видели, что ли?

Бабушка покачала головой и сказала:

– Ладно уж, идите обедать, работнички. А морковку осенью я в совхозе куплю.

Больше бабушка нас к грядкам не допускала. Да мы и сами не рвались. К тому же отпуск родителей подходил к концу, и пора было собираться домой. Месяц пролетел, как один день. Пришло время прощаться с бабушкой и её бестолковым Тобиком.

– А то, может, на всё лето останетесь? – предложила бабушка.

– Почему бы и нет? – оживился я, но мама улыбнулась и шутливо сказала бабушке:

– Ты что? Они же тебя совсем без овощей оставят. Придётся на голодном пайке всю зиму сидеть.

– Ничего, как-нибудь переживу, – засмеялась бабушка. – Зато весело с ребятами.

Все дружно посмеялись и тронулись в обратный путь.

Эх, счастливые летние дни, зачем вы имеете свойство кончаться?

Как мы звонили по телефону

Закончился последний урок, мы с Лёшкой спускались по лестнице, когда нас догнал Борька Смирнов, на ходу поедающий пирожок с капустой.

– Эй, пацаны! Что вчера было – лопнете от зависти.

– А что было? – заинтересованно спросил Лёшка.

– Звоню я, значит, вечером, Саньку, – Борька ткнул пирожком в сторону шагающего рядом Першикова. – А отвечает мне не он, а какой-то дядька.

– Что за дядька?

– Я, оказывается, не туда попал. А дядька этот – военный лётчик. Летает на сверхзвуковых самолётах. Представляете?! Мы с ним разговорились, и он пообещал меня с друзьями на аэродром пригласить и даже дать в пилотской кабине посидеть. Здорово?!

– Ещё бы! – завистливо воскликнул Лёшка.

– Слушай, а давай специально не туда попадём, – предложил я Лёшке, когда мы остались одни.

– Как это? – не понял он.

– Будем звонить по выдуманным номерам и тоже с кем-нибудь познакомимся. Может быть, со знаменитым футболистом или с космонавтом, только что вернувшимся из полёта.

– Здорово! – заблестели глаза у Лёшки. – Мы бы тогда подробно расспросили, не видел ли он в космосе инопланетян. Может быть, он даже подарил бы нам свой ненужный скафандр.

– О! – обрадовался я такой перспективе. – Пошли тогда скорей звонить, а то сегодня, как назло, уроков поназадавали целый воз.

Мы бегом припустили к Лёшке.

Бабушки дома не оказалось, и мы с ходу бросились к телефону.

– Стоп! Я первый, – протянул руку к трубке Лёшка.

– Почему это ты первый? – возмутился я. – Я придумал звонить не туда, куда надо.

– Ну ладно, – с неохотой уступил Лёшка. – Только трубку так держи, чтобы нам обоим слышно было. Мне ведь тоже интересно, что космонавт говорить будет.

– Хорошо, – кивнул я, на мгновение задумался, а затем набрал произвольный номер. – Аллё, – сказал я и прислушался.

Ответом мне были длинные гудки.

– Дома никого нет, – сказал Лёшка и тотчас скомандовал: – Давай трубку, теперь моя очередь.

– Этот звонок не считается, – запротестовал я. – Поговорить мне не удалось.

– Какая разница: удалось – не удалось, – упёрся Лёшка. – Ты сделал звонок – значит, всё. А ответили тебе или нет, меня не касается. Теперь я звонить буду.

Против такой железной логики я не устоял и молча отдал трубку.

Лёшка с победным видом набрал номер и сказал:

– Аллё!

– Аллё-аллё! – с издёвкой передразнил его девичий голос. – Наконец-то и про меня вспомнил. Ну спасибо тебе.

– Послу… – начал было Лёшка.

– И слушать ничего не желаю, – переходя на визг, перебила его девушка. – Как торты есть, так ко мне. А как на дискотеку, так с Маринкой?!

– Э-э-э, – растерялся Лёшка.

– А у неё, между прочим, зубы вставные, – с жаром продолжала девушка. – Не заметил?

Из трубки послышался язвительный смех.

– Так ведь… – снова попытался вставить своё слово Лёшка.

– Иди-иди, – звенел от обиды голос. – Подумаешь, тоже мне Ван Дамм нашёлся. А я, между прочим, черничный пирог сегодня пеку, но не про твою честь. Вот так! Привет Марине!

В трубке щёлкнуло, послышались короткие гудки.

– Ну ты попал, – захохотал я. – Умора.

Лёшка положил трубку на место и сердито засопел.

Я нетерпеливо оттолкнул его от телефона:

– Теперь моя очередь.

Набрав номер, я деловито сказал:

– Алло.

– Жилищно-коммунальное хозяйство слушает, – тотчас отозвался официальный женский голос.

– Жилищно-коммунальное? – переспросил я, соображая, что означает это название.

– Да. У вас что, крыша протекает?

Я посмотрел на Лёшку. Тот, взглянув на потолок, отрицательно замотал головой.

– Нет, – ответил я.

– Трубу прорвало?

Я снова посмотрел на Лёшку. Мой дружок подбежал к батарее и, постучав по ней, крикнул:

– Ничего не прорвало.

– Соседи затопили? – продолжал допытываться голос.

– Нет пока, – виновато ответил я.

– Что же вы тогда мне голову морочите? – с раздражением сказал жилищно-коммунальный голос и отключился.

– Ну и выдры попались! – в сердцах сказал Лёшка. – Прямо как Верка Незванова.

– Хуже, – подтвердил я.

– Ладно, давай ещё раз попробуем. Теперь-то мне точно повезёт, – уверенно сказал Лёшка.

Набранный им номер откликнулся не сразу. Мы уж подумали, что и здесь дома никого нет, как вдруг кто-то ленивым голосом сказал:

– A-а, это ты, Кривой? Я уж, грешным делом, подумал, не соскочил ли ты с нашим общаком и концы в воду.

Повисла долгая пауза.

Лёшка выпучил на меня ставшие вдруг бараньими глаза и не говорил ни слова.

– Братва волнуется… – продолжал незнакомый собеседник. – Не тебе объяснять понятия, сам должен соображать, что с такими «бабками» тебе из города не выйти.

Я толкнул Лёшку в бок.

– Нет у меня никаких бабок, – наконец промямлил он. – Одна только.

– Да ты чё, в натуре? Учти, узнаю, кто для тебя «лёжку» приготовил, всех в асфальт закатаю, понял?

– Понял, – пролепетал побледневший, как тюль на окне, Лёшка.

– Ну вот и лады. У меня своих дел невпроворот, совсем ни к чему, чтобы из-за тебя мне стрелку забили. Уяснил?

Я снова пихнул Лёшку, но у него от испуга язык совсем отнялся.

– Уяснил, спрашиваю? – настойчиво переспросил голос.

– Уяснил-уяснил, – торопливо выкрикнул я.

– Ну то-то. Хотя голос что-то мне твой не нравится.

Я посмотрел на Лёшку. Лоб его покрылся испариной. Пришлось брать переговоры на себя.

– А что? – я постарался говорить спокойно. – Нормальный голос.

– Короче, – строго сказала трубка. – Чтоб сегодня в шесть подгрёб ко мне. Слоны тебя встретят и проводят. Да, кстати, и чемоданчик с зеленью не забудь. При разборке, глядишь, зачтётся.

Послышались гудки отбоя.

– Ничего себе, – вытирая выступивший пот, сказал я. – Вот так дозвонился.

Лёшка ошалело почесал затылок:

– Да уж. Вот тебе, называется, и повезло!

И вдруг спохватился:

– Эх, балда я, надо было номер запомнить.

– Зачем?

– Сейчас в милицию позвонили бы и всё рассказали. Мы же с настоящим бандитом разговаривали. Я вначале не понял, про каких старух он говорил, а потом вспомнил кино, где вор хотел с деньгами сбежать и тоже называл их «бабками».

– «В милицию», – передразнил я его. – Милиционером хочешь стать, а сам испугался.

– Как же не испугаться? – виновато заёрзал на стуле Лёшка. – Он же в асфальт обещался меня закатать.

– Не тебя, а Кривого, – поправил его я.

– Это я уж потом сообразил.

– Не переживай. Видно, день сегодня невезучий, – вздохнув, сказал я. – Завтра непременно с замечательными людьми познакомимся.

– Не стану я завтра звонить, – отказался Лёшка. – Расхотелось что-то. Да и что толку? Бандитов развелось больше, чем космонавтов. Вот стану милиционером, пойду работать в уголовный розыск, и бандитов сразу поубавится. Космонавты тогда мне скажут: «Молодец ты, Лёшка. Раньше на бандитскую землю возвращаться противно было, а сейчас улетать неохота».

Я улыбался, глядя на разрумянившееся лицо друга, и думал: «Ничего, что Лёшка испугался. Испугаться каждый может. Главное – страх свой перебороть и остаться самим собой».