Текст книги "Измена. Игра в чувства (СИ)"

Автор книги: Анна Эдельвейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 19

– Сядь! – рявкнул на меня муж, – Сядь, сказал!

Я стояла набычившись, он протянул руку, я оскалилась:

– Дотронешься, убью.

– Никто тебя не трогает, – он достал платок, промокнул лицо, с удивлением смотрел на щедро пропитаный кровью платок, помотал головой, пробурчал: – Да ты реально свихнулась.

– Давай, вали отсюда, Василевский.

– Я приехал, привёз тебе ключи. Возвращайтесь с Машенькой домой, я съехал. Снял себе квартиру в другом районе.

– Лиле понравилась твоя новая квартира?

Я ехидно лыбилась, с удовольствием наблюдая, как багровыми тигриными полосами припухли царапины на его физиономии.

– Элеонора, пойми, нет никакой Лили. Я вообще её не знаю. Видел два раза. В кафе и вот тогда, когда ты пришла ко мне в офис.

– Да, да. Я помню, вы обошлись без сюсюканий, сразу за дело принялись. Как видишь, Василевский, её тактика возымела успех. Два свидания и квартира в Москве плюс олигарх с разводом. Правда дочка тут крутится. Лишняя…

Я снова навострилась ногтями на его морду, он успел перехватить меня:

– Заткнись, Элеонора. Достала! Нет никакой Лили. Понимаешь, нет? Нету!

– Ты не поверишь, Василевский. Она есть. Её видела Маша.

– Папа, – Маша снова примчалась с котом, – Вот этого, чёрненького котика возьмём в дом, да?

– Маша, доченька, мы с папой разговариваем, пойди поиграй пока сама. – я пыталась справиться с чувствами и ничем не выдавать ярости, что клокотала в груди.

– Нет, мама, ты же не знаешь! Мне папа разрешил взять домой котёночка!

– Иди в дом, – я выкрикнула так резко, Маша опешила, распахнутыми глазами смотрела на меня пару секунд, я поторопила её:

– Ну, кому сказала.

Маша насупилась и ушла.

– Не ори на ребёнка, – муж всё ещё играл роль миротворца в шкуре пушистого зайчика. А меня крыл аффект. Я от бешенства, от ревности, от ужаса, что моя соперница давала какую-то еду моему ребёнку меня просто трясло. Я начала заикаться:

– Ты как посмел подпустить эту тварь к Маше?! Ещё и кота разрешил взять. С чего бы это?

– Причём тут кот?

– Дешёвый трюк. Ты отлично знал, Василевский, что по уши влип и решил дочке взять котёнка, надеясь свой прокол замазать вот этой предательской подачкой!

– Ничего подобного, Элеонора, ты утрируешь! Я люблю Машу, она самое дорогое, что у меня есть и я просто разрешил ей взять котёнка. Все девочки любят котят, что здесь такого.

– Не засирай мозги мне, милый. Машенька маленькая девочка и она приняла твою доброту за чистую монету. Но меня обдурить тебе больше не удастся!

– Чего ты прицепилась к этой кошке!

– Не к кошке, а к твоей тупой хитрости. Ты терпеть не мог котов, и это разрешение всего лишь желание заставить ребёнка забыть про эпизод с тётей Лилей, перекрыв её радостью от кошки. Поздравляю тебя, Василевский. Ты провалился с треском!

Слёзы брызнули из глаз, я договорила, захлёбываясь слезами:

– Как ты мог поменять нас на ту шмару с выжженными пергидролем волосами. Она же совсем никакая, её даже красивой нельзя назвать, твою тётю Лилю.

Я отвернулась. Какой смысл лить слёзы. Зачем взывать к совести, когда мозгами у мужиков правит вездесущий друг из ширинки.

– Элеонора, ты совсем от ревности спятила.

– От ревности? Ревность, это когда забирают твоё из сердца. Ты моё раздавил, уничтожил. А сейчас рушишь то, что осталось между нами. За что, Василевский.

– Да что ты несёшь. Я встретил Лилю случайно. Вечно ты всё преувеличиваешь.

– Лилю, значит. Теперь из неизвестной твоя ведьма приобрела имя в твоих устах.

Так не может быть. У меня подскочил пульс. Кровь злыми, бешеными толчками разносила его ложь по венам, меня трясло так, что я не могла говорить. Наверное, именно так жёны получают инфаркт.

Слова копились на языке, я рычала, собираясь вцепиться в его лживую морду. Говорит, он встретил её случайно, просто так?

Ивану хватило ума повернуться ко мне и прижаться лбом к моему лбу:

– Сам не знаю, как это могло произойти.

Всё, у меня лопнула струна, на которой висело израненное терпение. Я на секунду зажмурилась, а потом заорала, махая в воздухе руками и толкая его прочь от себя:

– Здоровенный мужик ходит телёнком на верёвочке за отпетой мадам, которой место в борделе и не знает как от неё отделаться? Ты меня за дуру принимаешь? Или я не знаю, на что ты способен в ярости?

Ты врал, изворачивался, заставлял меня поверить тебе, что ты чист как стёклышко, а расползающаяся гениталиями по твоему столу медуза это просто чей то розыгрыш, так?

Я уже хотела повернуться и уйти, как вдруг мой муж поймал меня за локоть:

– Не вздумай снова убежать в дом. Давай, договаривай. Что ты там решила – Машку больше мне не давать? Только попробуй. Не связывайся со мной, Элеонора.

– Так, Василевский, не трать понапрасну силы на свои козни сейчас. Изворачиваться будешь в суде. Просто я потребую, чтоб тебе запретили во время прогулок, чтоб твои распутные бабищи приближались к нашему ребёнку. А сама подам иск на то, чтоб тебя лишили отцовства, потому, что это недопустимый пример для подрастающей девочки.

– Боже, что ты несёшь!

– Понимаешь, Василевский, если бы ты уже женился и приводил дочку домой в свою новую официальную семью, суд бы взял твою сторону, потому что хоть твоя будущая жена и бывшая женщина лёгкого поведения, но она была бы официально защишена браком. А ты сейчас женат на мне, а к дочке пришла социально потерянная баба.

О, как изменился мой муж, он сидел пунцовый, как рак, вращал глазами. У него проступили вены на лбу, губы скривились в квадратную щель:

– Ты всё сказала?

– Нет, – я тоже себя не на помойке нашла и умела держать удар: – Все женщины лёгкого поведения бывшими не бывают.

– Теперь всё?

– Нет. Назначь расписание когда и с кем встречаешься: с дочкой по субботам, с белобрысой своей по воскресеньям.

– Угомонись, Элеонора. Ты бесишь меня. Привязалась чёрт знает к чему. Что такого произошло, чего ты завелась!

– Я просто не понимаю, почему ты такой умный, красивый и продуманный так по тупому попадаешься на крючок своей мадам, а?

Он быком раздувал ноздри, сипел, внутри его глаз разгорался пожар злобы, глаза превратились в чёрные угли, зрачок просто затянуло в чёрный омут:

– Ты назвала меня тупым?!

– Да, – я простодушно пожал плечами, продолжая смотреть ему в глаза: – раз ты второй раз наступаешь на одни и те же грабли, ты очень тупой человек.

– Думай, что говоришь.

Я встала, поправила на себе кардиган тёти Тани, поёжилась, Вечерело, холодный ветер обдувал мои пылающие щёки. Чёрт, я ведь была уже готова поверить ему, попробовать поверить. Так хотелось вернуться в счастье, когда у тебя есть муж– здоровяк. Опора, защитник, страстный любовник, щедрый, нежный. И вот оказывается, есть совершенно другой мужчина, о котором я даже не подозревала: обычный, похотливый козёл, который ещё и изворачивается, как может.

Меня вдруг пробило:

– Василевский, давай представим такую картину: ты себе сидишь с Машенькой, а я намываюсь, достаю шпильку, еду в офис к начальнику, жду, когда он усядется в кресле и такой походочкой-лодочкой подхожу к нему. Задираю юбку и лезу каракатицей на стол. И вот мы так сидим. Я перед ним, он передо мной. Как тебе?

– Что ты делаешь со мной, Элеонора?

– Я? – у меня пересохли губы, на самом деле я пятилась от надвигающейся фигуры мужа на меня, но продолжала выкрикивать: – Я возвращаю тебе твой сюрприз.

Он прижал меня к стене тёткиного дома, схватил за шею, подняв моё лицо:

– Я тебя сейчас задушу, идиотка.

Иван действительно стал сжимать пальцы у меня на шее. Я спружинилась, как могла и со всей силы врезала ему коленом в пах. Он резко согнулся, я выскользнула:

– Я ещё добавить забыла: я ещё сердечки нарисовала бы в туалете твоего начальника. Прикинь, Василевский, идёшь ты в туалет опорожнить кишечник, а там сердечко на стекле. Ты, значит, тужишься и смотришь на это сердечко и тебе так приятно. Представил?

Вот и мне также противно от вас двоих. Любовнички.

Развернулась, села на лавочку под забором, пустым взглядом смотрела на громаду машины. У меня уже не осталось сил продолжать всё это.

Василевский без единого звука прошёл к машине, сел и уехал.

Я смотрела ему вслед и в голове чугуными шарами выкатывало, подминало под себя последнее, что ещё теплилось во мне по отношению к этому бугаю.

Глава 20

Я смотрела ему вслед и в голове чугуными шарами выкатывало, подминало под себя последнее, что ещё теплилось во мне по отношению к этому бугаю. До меня вдруг дошло, что я совершенно не знаю чем живёт мой муж.

Тот, с которым я делила столько лет постель, теперь открывался совсем с другой стороны. Маша пока мала, потом она будет подрастать, у неё будет складываться своя картина мира и не факт, что там я выиграю пальму первенства у любовницы мужа. Вот сегодня моя Маша увидела его любовницу и у дочки праздник в душе.

Тётя её порадовала и главное чем: смеялась, улыбалась и угощала сладким. Не то что мать, заставляющая есть по часам и орущая на ребёнка. Папа весь такой при деньгах, ездит как король, а мама стирает вручную, потому, что старая машинка тётки сломалась, а современную тут не установить.

Безжалостно наступал вечер, собираясь перелистнуть грустную страницу этого дня, становилось прохладно.

Поднялась с лавочки, поплелась в дом. Казалось, на плечи накинули свинцовый плащ. Голова болела нещадно. Боль раскручивалась, тяжёлым обручем сковала затылок. Надо было срочно выпить таблетку, а то рванёт так, что или рвота начнётся или скорую будем вызывать. У меня нет-нет шарахало давление.

Поднялась на чердак, проглотила таблетку, уткнулась лицом в подушку. Полежу минут десять…

.

Пыталась унять боль в голове, а она давила, выматывала, ещё и мысли стаей бродячих псов разрывали голову. Кто решил, что мне было недостаточно моей той боли которую я уже пережила. Стоило мне поверить мужу снова, как кто то неведомый решил поиграть моими чувствами, снова окунул меня в кипяток предательства.

Я лежала с открытыми глазами и тут что то не вязалось. Снова случайная встреча и эта встреча стала мне известной. Значит кто то откуда-то знал, что мой муж поедет с Машкой в этот день в эту чёртову кафешку. Кто? Тот же, кто писал анонимно или это мои фантазии, я просто схожу с ума.

А может быть всё гораздо проще, Ваня встречается со своей гадюкой ежедневно и они в курсе друг у друга во всём. Он просто врёт мне.

Не заметила, как закрылись глаза. Даже не знаю, это был обморок длинною в жизнь или я просто уснула, выпав из реальности. Казалось, я закрыла глаза ровно на минуту и провалилась в темноту. А когда вынырнула, за окном уже стемнело. Я минуту смотрела в потолок, на тени, бродившие от веток старой яблони. Привычно протянула руку укрыть Машеньку, рука коснулась пустоты.

Я резко подскочила, смотрела на пустое место рядом с собой, на нетронутую подушку рядом, в первую секунду подумала, что я всё ещё сплю и мне снится кошмар. Как дура рывком провела рукой по кровати, удостоверилась, что Маши нет рядом! Посмотрела на часы: десять ночи.

Кубарем скатилась по ступеням вниз, слышала, как тётушка возится на кухне. Сердце зашлось в перестуке, я себя не слышала, из за пульса в горле. Влетела в кухоньку:

– Тётушка, где Маша?

– Как где? – тётка выронила тарелку в таз с мыльной пеной, – Разве не с тобой?

Я уже выскочила на крыльцо, в спину неслось извиняющимся голосом тётки:

– Ты как ушла плакать, так я Машу не видела, думала, вы вместе!

Я всматривалась, вслушивалась в темноту, орала не своим голосом:

– Маша, доченька!

Сначала вернулась в дом. Включала свет, заглядывала везде, всюду, орала до хрипа:

– Маша!

Тётка зажгла керосиновую лампу, мне вручила фонарь, мы вместе побежали в сарай, к кошкам. Там Маши не было. Её нигде не было.

У меня зашкаливало всё: дыхание, пульс, мозги, я одновременно плакала, орала, выкрикивая имя дочери, как сумасшедшая бегала по двору, заглядывая под каждый куст. Всё казалось, что я не доглядела, что Маша просто играет, спряталась. У неё одно время был такой заскок, она пряталась где можно и нельзя, чем пугала меня. Потом вроде прошло. Неужели она играет?

Нет, не может быть, Машенька воспитанная, хорошая девочка, игры у неё вменяемые, нормальные. Она бы давно уже почистила зубки и легла спать, время позднее. Да и на улице темень какая. Боже, где мой ребёнок. Схватила телефон посмотреть сколько время, десять ночи. Десять! Пришла спасительная мысль, что она ушла с Ольгой в кино. Вроде сестра сегодня в клуб собиралась. Ольга безбашенная, может, прихватила Машу с собой.

А что, меня в детстве, когда я приезжала к бабушке в деревню, многочисленные друзья и товарищи постарше отпрашивали и таскали с собой в соседнее село в клуб. У меня так дрожали руки, я никак не могла найти контакт Ольги. Позвонила, зажмурившись слушала гудки. Самые долгие гудки в моей жизни. Наконец, Ольга ответила:

– Привет, Эля. Что случилось?

– Оля, Маша с тобой?

Вот эта секунда, что отделяла мой вопрос от её ответа тянулась вечностью. И вдруг выстрелом в упор ответ:

– Нет… Эля, а что случилось?

– Маша пропала… – я промямлила и рухнула на землю. У меня просто подкосились ноги. Я, здоровая, жирная кобыла потеряла собственного ребёнка, просто завалившись спать. Схватилась за волосы, раскачивалась и выла.

Неведомая сила подхватила меня, поставила на ноги – Искать!

Моя девочка может быть где угодно. Сразу воображение рисовало, что незаметно приехала машина с извращенцами и похитила мою девочку. Из леса к нами во двор заглянул маньяк-одиночка и увидел девочку без присмотра. Я понимала, что это игры разума, сейчас на поверхность будут всплывать мои самые страшные мысли и кошмары, но моего ребёнка нет и где она неизвестно.

Девочке всего пять лет и добровольно в темноту уйти она не могла. Значит, или ушла ещё по светлому, как только я пошла за таблеткой, или не знаю. Например побежала за бабочкой и заблудилась, а если нет… Если нет, её кто то увёл намеренно. Без моего спроса Маша могла уйти только со знакомым. Например, с Олей. Но Оля сегодня Машу с собой не потащила.

Нет, не думаю, чтоб моя дочка без спросу вышла за калитку, да и мы здесь всего пару дней. Ни с кем из деток Маша не знакомилась, значит забежать, заигравшись в гости она не могла.

На меня снова и снова нападала лютая паника, я опять переставала соображать от тревоги и ужаса, обезумевшими глазами смотрела вокруг, в темноту. Снова рысью, буквально ощупывая каждый куст руками, выкрикивая имя дочери пробежала вокруг забора. Выскочила за калитку.

По левой стороне улица из домов, впереди косогор, крутой спуск к мелкой речушке, деревянный мостик и редкий лесок. Непроходимый, скорее даже не лес, а чаща из бурелома плюс поросль из орешника и кустов.

Бестолково бежала по косогору, орала так, что высовывались из за забора соседи, спрашивали что и как. Я рыдала, кричала, от меня ничего нельзя было добиться. Узнав, что потерялся ребёнок, кто то звонил в полицию, остальные уже повытаскивали фонари, рванули вдоль дороги, кто то побежал к лесу. Со всех сторон бежали люди, раздавались крики: “Маша, Маша!”

Меня как током ударило, когда сзади Ольга схватила меня за плечо:

– Элька, мы всем кинотеатром прибежали. Говори, где ещё не смотрела?

– Олечка, – меня трясло, буквально зуб на зуб не попадал – Олечка, а может её тот мужик, что на оладьи приходил, украл Машу? Обиделся, что вы над ним посмеялись и украл. В подвал или или в погреб спрятал…

Последние слова я говорила в пустоту. Молодёжь уже разделилась на группы, кто то даже пошёл в сторону просёлочной дороги, кто то рванул к нашему соседу.

Время шло, моей Маши не было. Нигде.

Я стояла посреди темени, ничего не слышала, не понимала. Я ослепла, оглохла, просто сошла с ума от горя.

Я уже который раз обежала двор, споткнулась о Полкана. Зараза, чего он не в будке, снова и снова нарезала круги. Даже сбегала в дом, заглянула под кровать.

Моего ребёнка нигде не было.

Посмотрела на телефон, пальцы дрогнули. Может быть Иван приехал и забрал её?

Честно, от предположения я вздрогнула. Неужели у него хватило подлости выкрасть Машеньку, чтоб проучить меня?

Набрала его номер. Он долго не брал трубку. Почему медлит…

Наконец сонный голос:

– Элеонора?

– Маша с тобой?

– Что? Где ребёнок, Элеонора, где Маша?

– Я не знаю. Её нигде нет.

Говорили потом, я упала в обморок. Не знаю, не помню. Очнулась на лавке под забором, на меня брызгали водой. Кто то положил таблетку под язык, что то ужасно вонючее, больничное. Корвалол, кажется. Я лихорадочно соображала где может быть Маша. Просчитывала варианты. Вспоминала все темы, на которые мы с ней говорили.

Вспомнила, как обидела её, наорала, когда скандалила с Иваном. Первый наш скандал при дочери обернулся вот таким горем. В пылу ссоры со своим козлиной я рявкнула на родного ребёнка! Почему я не сдохла в тот момент, не откусила себе язык?

Ни одной зацепки или рациональной мысли не было. То и дело появлялись люди, шушукались, проверяли и перепроверяли углы, заборы, колодцы. Бедного соседа чуть не четвертовали, перевернув у него всё вверх дном.

Приехал Иван. Подлетел ко мне, обнял, сжал мой затылок, утонув пятернёй в моих волосах:

– Найдём мы Машу. Сейчас кинологи приедут с собакой, бригада спецов уже выехала, с минуты на минуту будут здесь. Успокойся, родная, я рядом. Всё будет хорошо. – он крепко держал меня, наверное, если бы не Иван в тот момент, я бы уже умерла по-настоящему. Муж отстранился, чуть тряхнул меня за плечи, внимательно заглянул в глаза:

– Всё, беги в комнату, принеси Машины вещи для розыскной собаки…

Я стояла как деревянная, смотрела в его лицо, изменившееся в одну минуту. Заломы под скулами, тёмные провалы под глазами, жёсткая линия губ – он был рядом. Что Иван сказал? А, принести Машину одежду. Я смотрела, как Иван пошёл к машине, вручил кому то ключи от джипа, отправил проверять ближайшую посадку с включёнными фарами. Сам говорил по телефону.

Я очнулась, вокруг меня стоял тревожный шум далёких перекриков людей, то и дело откуда-то доносились крики: Маша, Маша!

Я сорвалась, дура, чего стою – помчалась к нам на чердак перепрыгивая через две ступеньки. “Одежду. Надо найти одежду” отстукивало в голове. Залетела в нашу комнатушку, глаза ползали по всем углам, у меня пересохло во рту, всю трясло.

Осматривалась, лихорадочно прижимала к носу машенькины вещи, от какой лучше пахнет? Вдыхала запах своей малышки, разум заходился от горя. Доченька моя, где ты. Подумала, наверное, пижамка подойдёт лучше всего. Тут глаза упали на её тёплую кофточку. Я грохнулась на колени, перестала дышать, уткнувшись лицом в вязанную мягкую тряпку. На улице прохладно, ночь, а Маша с коротким рукавчиком.

Подняла глаза к чёрному потолку. Что будет, если я не найду дочь… А если найду, но не живой?

Снова в два прыжка скатилась с лестницы. Увидела спину мужа, Иван, широко расставив ноги смотрел в небо.

Я хотела позвать его и вдруг увидела … Машу.

Я замерла. Пропали все звуки, я просто потеряв дар речи смотрела на дочку. Она шла ко мне зевая и протирая кулачками глаза.

– Маша! – я закричала так, будто от моего крика зависела её жизнь, как будто своим голосом я должна была распугать всю темноту, сгустившуюся над посёлком, будто я должна была разбудить вселенную и проложить от Маши мост к себе, чтоб мой ребёнок не исчез от меня как видение…

Дочка со всех ног бросилась ко мне, обнял за колено. Я присела перед ней, еле прошептала:

– Где ты была?

– Я спала у Полкана с домике. Вы с папой кричали друг на друга, я испугалась, что я плохая, вы же из за меня кричали. Спряталась там и спала.

Я прижимала мою кровиночку к себе. Нюхала, целовала, слушала собственным сердцем как стучит её маленькое сердечко. Вот он, моя кровиночка, живая, здоровая. Моя.

Потом Иван держал её на руках, она улеглась головушкой на его здоровенное плечо, протянула мне ручонку. Я трогала её пальчики, целовала, не понимая, как бы я прожила ещё миг без неё. Иван звонил, давал отбой, тётушка объясняла всем что да как. Отовсюду слышались радостные возгласы, жали руку Ивану, женщины плакали. Ольга рыдала громче всех. Тётушка отдала Полкану на радостях замороженную курицу.

Иван повернулся ко мне:

– Собирайся. Минуты тут не останетесь без меня.

Глава 21

Привезла Машу из садика, мы вернулись домой уже пару дней как.

Смотрела, как моё дитё выползает из машины, аккуратно держа в ручонках пластилиновую поделку для папы. Для папы! Иван уехал всего на два дня, а я видела, что Маша скучает. Честно говоря, не представляла, что у них такая сильная связь.

А вот наша связь с мужем снова повисла на волоске. Возвращаясь из Прилучино в ту проклятую ночь, я сидела рядом с мужем, Маша спала сзади в своём кресле, а в коробке ехало усатое пушистое чудище котёнок Пушистик. Казалось, пережитый ужас должен был наконец помирить нас с мужем, ну, по крайней мере сгладить углы, заполировать остроту раздора.

Поначалу именно так и было. Иван говорил, что чувствовал, когда искал Машу, я просто слушала, вяло соображая. И тут стала выхватывать его слова о той, о белобрысой.

– Элеонора, я разбираюсь с этим делом. Причём, если поначалу я не особо морочился, понимая, что та девушка хотела лёгких денег, или хрен знает чего она хотела. Дело в том, что передо мной она оказалась ровно в ту минуту, как пришла ты. Можно сказать, вы появились одновременно. Ты права, да, я держал её за щиколотку. Просто потому, что собирался сбросить, стащить её со стола. Просто соображал как это сделать, чтоб она не покалечилась. А тут ты.

– Лучше бы ты ей шею сломал… – странно, мне сейчас было не то, чтоб всё равно, а я как будто бы поняла, что уже ничего не исправить. Так и сказала:

– Впрочем, какая теперь разница. Эта тварь уже разрушила нас..

– Но дело не в этом сейчас, Элеонора.

Он замолчал, я разлепила губы:

– Для меня в этом. И кстати, картина помадой на зеркале в туалете когда появилась? Однозначно, до того, как она исполнила балет на столе.

Иван глубоко вздохнул, всматриваясь в черноту дороги перед собой:

– Хрен его знает, что там было на зеркале, я вообще не видел. Так вот, Элеонора. Я вдруг подумал: ты замужем за мной не первый год. Как так случилось, что ты не поверила мне. Причём, не поверила настолько, что нагородила кучу событий. За эти пару дней успела разнести дом, подать заявление на развод, чуть не потерять ребёнка, – он повернулся ко мне: – А если бы собака загрызла в будке ребёнка?

– То есть ты сейчас решил свалить всё на меня? Круто. – я горько усмехнулась.

Я молча смотрела перед собой. Мы оба были хороши, уже до маразмов дошли в обвинениях друг друга. Однако, я чувствовала, что градус разговора поднимается и вот вот дело снова пойдёт к скандалу. С чувством выпалила:

– Мог бы и раньше сказать свои жалкие слова оправданий.

– Началось, – Иван крепче сжал руль: – Я тебе про Ивана, ты мне про болвана. Я спросил почему ты не поверила мне, разве я давал когда повод? Ну, и почему мои слова оправданий жалкие?

– Потому, что они не объясняют, что делала сегодня тётя Лиля рядом с моим ребёнком. Я за ребёнка убить могу. И твою мразь размажу в кисель, если на километр к Маше ещё раз подойдёт. Ты знаешь, это не пустые слова, – я еле ворочала языком, у меня не было сил говорить, слова тянулись резиной: – Если бы ты знал, Иван, как я хочу вернуться туда, где всего этого не случилось. Но у меня пазлы не складываются в голове: Девка на стол впрыгнула белкой за секунду до меня, высунув язык рисовала помадой сердце на зеркале ты не знаешь когда, а в кафе, где ты был с Машей, твоя гадина упала с неба. Опять же без твоего включения. И знаешь, что, Василевский?

– Что?

– Вытекает вопрос: как ты такой умный, сильный и красивый мог всё это допустить.

Он молчал, а меня прорвало:

– В тот момент, когда я чуть не поседела, разыскивая ребёнка, приехал ты и вдохнул в меня веру, что всё будет хорошо. Я даже забыла, оно как то стёрлась всё, что наслоилось обидой за те пару дней. А сейчас ты стал говорить и я вдруг поняла – а ничего не изменилось. Может, у тебя и не было с Лилькой в тот момент ничего, но ты не смог мне это объяснить. Поэтому уж прости, что поверила собственным глазам.

Отвернулась к окну. Муж попытался успокоить, правда не знаю кого – меня или себя:

– Тебе надо время, Элеонора. Успокаивайся, дорогая. Я тебя с Машей не отпущу никогда. Просто потому, что всё хорошо, а эта шелуха с Лилями скоро исчезнет из нашей памяти. Я квартиру сейчас снял, вас привезу домой, сам туда поеду, там мои вещи, документы для командировки. У меня самолёт в пять утра в Питер. Вернусь к вам через пару дней. Всё у нас будет хорошо, выдыхай.

Иван привёз нас в дом, сам уехал. Настоял, чтоб Маша утром отправилась в садик, впрочем, я и сама поняла, что ей там лучше будет, чем со мной сейчас, когда у меня от слёз глаза не просыхают.

Те два дня, что я прожила без него, вернувшись в свой, в смысле, в наш дом, превратили меня в зомби. Я собиралась сегодня всё хорошенько обдумать, Дождаться мужа из командировки. Позвать Ивана и просто вытрясти из него правду! Вот пусть сядет напротив и толком мне объяснит, что происходит. Что это за новое лицо в нашей семейной биографии, из за которой наш брак тонет в омуте из грязи и подозрениий. Оказывается, убитое доверие может довести до сумасшествия.

За последние дни я столько раз возвращалась мыслями к нам с Иваном. Неужели я была настолько доверчивая дура, что не замечала изменений в поведении мужа. В принципе, он не задерживался, на его телефоне не было пароля, он не прятался от меня по углам, когда ему звонили. Я на сто процентов была уверена, что Ваня мой – голубь сизый. Чистый и блестящий как наша хрустальная люстра из венецианского стекла.

Говорят, снаряд не падает дважды в одну и ту же воронку. Но у меня же упал! Дважды! Одна и та же тварь подкосила нашу жизнь два раза всего за одну неделю. На столе и в кафе. Какие то странные совпадения. Что то Василевский ни разу не дал мне толкового ответа на вопрос что это! Случайность! По его словам – да. А по моим мозгам – нет.

Пока я перебирала эти мысли в голове, Маша наконец выползла из машины, несла свою картонку с пластилиновым самолётом, я предложила:

– Маша, давай помогу?

– Мамочка, ну как ты не поймёшь, это же для папы, я так люблю этот самолётик. Вдруг ты нечаянно уронишь. Я сама.

Ну да, я действительно не понимала ничегошеньки. Ни про папу её, ни вообще, что происходит.

Завела Машу в дом, малышка пошла мыть руки, играть с котом, я вернулась к машине забрать вещи. Звук припарковавшейся машины за спиной заставил обернуться. У калитки стояла малиновая бэха и с недавних пор я запомнила эту машину. Иванишин. А этому что тут надо?!

Надо будет в моём намечающемся разговоре обязательно сказать Ивану, чтоб не присылал ко мне своего казачка.

Пока я раздумывала, стоит ли мне подходить к воротам, или со ступенек показать Иванишину средний палец, чтоб убирался отсюда, “друг семьи” уже оказался перед калиткой.

Я решила в лицо сообщить Иванишину всё что думала о его визите. Оглянувшись на дверь в дом, пошла к калитке. В этот вечер я была одеты в полотняные широкие брюки, в серебристые балетки и холщовую рубашку навыпуск. Волосы собрала в низкий тяжёлый узел на затылке. С недавних пор меня одолел стиль бохо, всё широкое и бесформенное, но стильное и дорогое.

Наверное, постепенно во мне развивался комплекс жертвы: меня победила, так сказать, засунула за пояс худая, костлявая соперница. А так как я не могла вытопить из себя жир, фитнес зал рыдал крокодильими слезами, понимая, что спорт не для меня, то я свои формы стала прятать под широкими слоями одежды.

Обычно я гостей приглашала в дом, не у калитки же разговаривать. Но сегодня явно был не тот случай. Этому визитёру я была не рада.

Подошла к калитке, сложила руки на груди, опять ушла в глухую оборону.

Виктор поднял на меня глаза. Странные, холодные и очень заинтересованные, как у акулы, почуявшей кровь. Однако, голос у этого “друга семьи” звучал по кошачьи, бархатно:

– Элеонора, ты просто очаровательна.

– Спасибо. Что ты хотел, Виктор?

– Давай, начнём с приятного, – он повернулся к машине, открыл заднюю дверь, нырнул в салон. Я смотрела на незваного гостя, в душе поднималась буря возмущения. Вот зачем Иван сюда снова прислал его? Вообще, мне с мужем надо будет о многом поговорить, думала я. О его товарище, сующем нос куда не надо, о той самой анонимке, о причине нашего раскола. Послезавтра суббота и муж, наверняка, снова поедет с Машей в парк… Вообще-то он сегодня обещал приехать к вечеру. Уж лучше бы сегодня, у меня прям порох подгорал в печени.

Пока я собирала мысли в кучу, Иванишин вернулся от машины ко мне. С цветами!

Как же неприятно ёкнуло сердце. Иван, при своей щедрости, при всей романтичности редко дарил цветы. Он как то раз спросил меня: нравятся ли мне цветы. Я честно призналась, что нет. Мне безумно жалко было смотреть, как засыхают лепестки, как увядает зелень, просто мне было очень жаль умирающую красоту. Ну, с того времени у нас цветы были редкие гости в доме.

Поэтому я подозрительно посмотрела на Виктора. Явно, букет из алых роз его личная инициатива. То есть, засланец от мужа проявил старательность и добавил цветы для убедительности добрых намерений? Ничего не понимаю.

Иванишин стоял у калитки, весь в искрящемся чёрном костюме с тонкой ниткой люрекса, в рубашке, без галстука. Мужчина ждал моей реакции на цветы, я не собиралась облегчать ему задачу. Просто стояла со сложенными руками на груди и недобро смотрела.

– Эти цветы тебе, Элеонора.

– Виктор, я замужем, если ты помнишь.

– Да, именно с этим твоим правильным решением я и приехал тебя поздравить. Молодец, что вернулась к Ивану. Держи.

Он протянул цветы, я поколебалась минуту: брать-не брать. С одной стороны это просто цветы, надо их взять и выпроводить переговорщика восвояси. С другой, а не пошёл бы он куда подальше вместе с цветами. Тем более, я вернулась к себе в дом, а не к Ивану.

– Элеонора, я понял, что цветам ты не рада. Хорошо, больше не буду дарить тебе цветы. А эти, уж сделай милость, возьми.

Я так и стояла у открытой калитки, наконец, взяла эти чёртовы цветы. Влажный, терпкий, тяжёлый аромат поплыл в воздухе. Какой-то то просто одуряющий запах.

– Ты сбрызнул их духами, Иванишин?

– Самую малость, а ты почувствовала, да? – он как-то двусмысленно улыбнулся, – Я всегда так делаю, поэтому женщины запоминают мои букеты навсегда.

Меня начинало подбешивать всё происходящее:

– Зачем ты приехал?

– Узнать, как у тебя дела. Может быть тебе помощь нужна.

– Странно, ты же видишь, я дома, у меня всё нормально. Скажи, тебя Иван прислал, или ты сам приехал зачем-то?

– Как бы тебе сказать, Эля…

– Меня Элеонора зовут, не Эля, – я довольно грубо оборвала беднягу, сама не понимая, чего я завелась. Но, я завелась, во мне росло раздражение.