Текст книги "Тритон (ЛП)"
Автор книги: Анна Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
“Тритон”
(Наследие Сирен #2)
Анна Бэнкс
В продолжении истории “Посейдон”, Эмма узнает, что ее мать – давно исчезнувшая дочь морского короля. Теперь девушка переживает личностный кризиc: и для людей она полу-монстр, и для жителей морских глубин – изгой. А по подводному закону, все полу-сирены должны быть казнены.
И это еще не самое страшное. Возвращение матери Эммы разжигает вражду между родами Посейдона и Тритона. Теперь Эмме придется решать, последовать ли совету Галена залечь на дно и надеяться на лучшее.. или же рискнуть всем и раскрыть тайну своего дара, чтобы спасти чужой ей народ.
Переводчики: shanina_m, eka_astony, sali, Jasmine, Erynda
Главный редактор: Jasmine
Переведено специально для группы
˜”*°•†Мир фэнтез膕°*”˜
Анна Бэнкс
Тритон
Глава 1
Я не могу открыть глаза. Мои ресницы, будто закованные в железную тушь, не дают разлепить тяжелые веки. Тяжелые, как после наркоза.
Не понимаю, где нахожусь. Часть меня отошла ото сна и словно пытается всплыть со дна океана, но тело мое легко и, кажется, что качается в колыбели его волн.
Пытаюсь понять, что чувствую.
До слуха доносятся перешептывания шин с асфальтом, низкосортные куплетики с радио восьмидесятых, сопение кондиционера, который давно пора починить.
Мой нюх улавливает тонкий букет маминых духов, аромат прохладной кожи салона машины, запах сосны от освежителя, качающегося на зеркале заднего вида.
Ощущаю как ремень безопасности давит на шею (она потом точно будет болеть). Чувствую, как от кожи на сиденье по ногам течет липкий пот.
Похоже, мы куда-то едем.
Раньше мне всегда нравилось, что придешь, бывало, домой после школы, а родители уже подготовили машину. И мы – я, мама и папа, иногда моя лучшая подруга Хлоя, отправляемся путешествовать куда глаза глядят. Просто едем, глазеем, и останавливаемся, где хотим: у заповедников, музеев, маленьких магазинчиков, продающих гипсовые отпечатки следов Снежного человека. Папино звание фотографа-любителя вынуждало нас позировать для туристических фото на память. И по сей день наш дом завешан снимками из поездок так, что не видно обоев. На фото мы ставим друг другу рожки, косим глаза и высовываем языки, как ненормальные.
Машина подпрыгивает и мои мысли уносятся одна за другой в туманную даль. Воспоминания перемешиваются и вихрем проносятся мимо, оставляя в фокусе несколько кадров из моей жизни: вот мама готовит, вот Хлоя улыбается, папа сидит за кухонным столом, Гален удаляется через черный ход.
Стоп. Гален..
Теперь все картинки моей памяти выстраиваются в стройный ряд, и я смотрю свою жизнь, как кино. Фильм о том, как я оказалась заперта в маминой машине в полуобморочном состоянии. Теперь я понимаю, что это не одно из путешествий семьи Макинтош. Такое просто не возможно.
Мой отец умер от рака два с половиной года назад.
Три месяца назад, в Дестине на побережье Флориды, Хлоя погибла от зубов акулы. Значит, и со знакомства с Галеном прошло три месяца.
Но я не уверена, сколько времени прошло с тех пор, как Гален и его друг Тораф отправились на поиски Грома. Грома – короля Тритонов и старшего брата Галена. Грома, который должен был стать мужем моей матери. Грома – Сирены, полу-мужчины и полу-рыбы. Человека-рыбы, который должен был жениться на маме. Моей маме, которая оказалась Налией, считавшейся мертвой принцессой из рода Посейдона, давно пропавшей и жившей все эти годы на поверхности, потому что…
Потому что моя мамочка, ее морское величество… совсем выжила из ума!
Она меня похитила.
Глава 2
Всю дорогу к пляжу Джерси, Гален посматривает на Грома в надежде поймать взгляд благодарности или радости. Взгляд, что подтвердит правильность его решения приплыть сюда. Что-то, что уверит Галена в стойкости брата, после того, как он ему рассказал, где, с кем и зачем виделся.
Но, как обычно, Гром скрывает, что творится у него внутри. И, как обычно, Гален не знает, как вскрыть эту молчаливую устрицу. Даже подплывая к берегу, безучастный Гром напоминает прибитое на мель бревно.
Отыскав плавки в расщелине скалы, одном из тайников неподалеку от дома Эммы, Гален протягивает их Грому. Пока тот разглядывает гавайский рисунок, Гален и Тораф отыскивают и надевают свои. Гром расправляет плавник и растирает его кулаками прежде, чем принять человеческий облик. С тех пор, как они покинули территорию Тритонов, его плавник ныл из-за волнения от грядущей встречи с Налией.
И от близости разгадок, которые они давно искали.
Наконец, Гром перевоплощается в человека и начинает натягивать плавки так осторожно, словно их края прошиты акульими зубами. Гален хочет сказать ему, что одеть шорты проще простого, но вместо этого произносит:
– Дом совсем рядом, на берегу.
Гром кивает и опускает голову в воду, чтобы смыть водоросли с лица. Тораф быстро отряхивается, как полярный медведь, выбравшийся из воды. Если сейчас Тораф помчится к дому, Гален не удивится, ведь там осталась Рейна.
Гром не поверил бы своим брату и сестре, изгнанным из обоих королевств, а Торофа послушал. Им повезло – Юдор раньше добрался до короля Тритонов с новостью о том, что засек биение сердца Налии. Юдор был учителем всех Ищеек Сирен и в нем никогда не сомневались.
И все же, было бы легче всех убедить, поплыви Налия с ними в королевство Тритона. Заверить Грома в том, что она жива, было почти так же сложно, как убедить его подняться на землю. Но, как и Гром, Налия спряталась в свою раковину и не хотела ничего говорить о случившемся много лет назад. Все, что удалось у нее выудить были слова “Можете привести Грома ко мне”.
Видя, как Налия упирается и кричит от его попыток отвести ее к берегу, Гален решил и растроенную Эмму, и её матушку оставить под ответственность Рейны. Правда, слово “ответственность” всегда принимало весьма расплывчатое значение, если дело касалось его сестры.
Но они не могли терять ни минуты. На поиски собирался или уже отправился отряд во главе с Юдором. Гален не мог – и не хотел – рисковать, чтобы они нашли Эмму. Прекрасную, упрямую полу-Сирену.
И он до сих пор злится от того, что из-за Налии, Эмма подвергается такой опасности.
Трое мужчин подходят к крыльцу с торца дома, оставляя три дорожки следов на песке рядом с еще чьими-то – наверное, это следы Эммы, вернувшейся с пляжа. Гален знает, что эта минута навсегда запечатлится в его памяти. Момент, когда его брат, правитель королевства Тритона, облачившись в человеческую одежду, входит в построенный человеческими руками дом, щурясь от непривычного солнечного света.
Что он скажет Налии? Что сделает?
Ступеньки скрипят под их босыми ногами. Тораф открывает дверь перед Галеном и Громом. И сердце Галена тонет на дне желудка.
Кем бы ни был тот, кто привязал Рейну к барному стулу – тому самому, на котором она сидела в их последнюю встречу, – он постарался, чтобы она хорошенько ударилась, если попытается сдвинуться с места. Руки девушки связаны проводом за спиной, а ноги ремнями пристегнуты к стулу. Кусок широкого алюминиевого скотча едва сдерживает бешенство, читающееся в ее глазах.
Тораф бросается к возлюбленой.
– Принцесса, кто это сделал? – спрашивает он, аккуратно отлепляя краешек скотча. Рейна отдергивает голову и сдавлено ругается на Торафа.
Гален шагает вперед и одним рывком срывает скотч. Рейна вскрикивает и пронзает его пламенным взглядом.
– Ты это нарочно!
Гален комкает скотч и бросает его на пол.
– Что случилось?
Рейна выпрямляется. – Теперь я точно убью Налию.
– Договорились. Так что случилось?
– Она меня чем-то накачала.
– Трезубец меня пронзи, что тут произош..?
– Налия сказала, что ей надо в туалет и я отправила ее в ванну на первом этаже. Она уже успокоилась, так что я решила развязать ее. Мне показалось, что Налия засиделась там, – указывает Рейна пальцем на дверь под лестницей, – и я решила ее проведать. Постучалась разок-другой и, не услышав ответа, открыла дверь. Мне надо было догадаться по незапертой двери и выключенному свету, что что-то не так. Она набросилась на меня со спины и закрыла рот. Последнее, что я видела – это Эмму, стоящую в дверях и кричащую на Налию. Потом я очнулась, привязанная к стулу, как какой-то человек.
Наконец, Тороф развязывает Рейне руки. Разглядывая и потирая красные от проволоки запястья, она морщится от боли.
– Я ей какую-нибудь гадость сделаю. Я изобретательная, сами знаете. -И тут она хватается за живот. – Ой-ой, кажется, меня сейчас…
Надо сказать, она пытается отвернуться от Торофа, присевшего, чтобы развязать ей ноги. Все же он попадает под фонтан рвоты, будто и был мишенью.
– Ой, извини, – шепчет запачканная рвотой Рейна. И, оскалив зубы, как пиранья, добавляет: – Ненавижу ее.
Отряхнувшись от завтрака Рейны, Тораф нежно берет ее на руки и шепчет:
– Принцесса, давай приведем тебя в порядок.
Поудобнее взяв ее, он искоса смотрит на Галена.
– Серьезно? – не веря своим ушам, уточняет Гален. – У нас нет на это времени, слышал, что сказала Рейна? Эмма и Налия пропали.
Тораф хмурится.
– Знаю. -И, повернувшись к Грому продолжает: – Знайте, Ваше Высочество, мне жаль, что принцесса Налия так поступила с Рейной.
Гален запускает руку в волосы. Он знает, что пока Рейна не успокоится и снова не повеселеет, на Торафа можно не надеяться. Тратить ценное время на уговоры друга заняться другими насущными делами бесполезно. Немыслимо.
– В комнате Эммы на третьем этаже есть душ, – говорит Гален, кивая в сторону лестницы.
Гален и Гром провожают взглядом Торафа, поднимающегося по лестнице с их сестрой на руках.
– Не переживай, принцесса, – шепчет он. – У Эммы так много ароматного мыла, помнишь? И столько платьев, что ты обожаешь носить…
Гром вопросительно поднимает голову.
Гален понимает, как ужасно все это выглядит: он привел Грома на встречу с давно потерянной любовью, а его давно потерянная любовь связала его сестру и сбежала.
К тому же, все это выглядит противозаконно: Рейна, как человек, принимает душ с мылом, носит людскую одежду и ест их пищу. Все указывает на то, что жизнь на поверхности гораздо ближе Рейне, чем то полагается.
Но Галену нет дела до впечатлений Грома. Эмма пропала.
Казалось, каждый нерв его тела обмотал сердце и сжимает его в бесконечной боли. Гален движется через кухню в гараж – машины Налии нет на месте. Он хватает трубку стационарного телефона и звонит Эмме на сотовый. Аппарат вибрирует на полке, где лежит мобильник ее матери. От волнения у Галена скручивает живот. Он набирает номер своей помощницы-человека. Верной, надежной, находчивой Рейчел. Дождавшись гудка автоответчика, он говорит:
– Эмма и ее мать пропали, помоги их найти.
Потом вешает трубку и облокачивается на холодильник. Нетерпение захлестывает его, как цунами. Когда звонит телефон, он бросается к трубке и едва не роняет ее.
– Слушаю?
– Привет, красавчик. Когда ты сказал, что Эмма и ее мать пропали, что ты имел в виду?
– Машина ее матери исчезла, а в доме мы нашли связанную Рейну.
Рейчел вздыхает.
– Я же говорила, надо было на машину поставить жучок с GPS-навигацией.
– Сейчас это уже не важно. Ты можешь их найти?
– Приеду через десять минут. Только не наделай глупостей.
– Например? – спрашивает Гален, но Рейчел успевает повесить трубку.
Гален поворачивается к брату, который рассматривает фотографию. Гром водит пальцем по контуру лица Налии.
– Как такое возможно? – тихо спрашивает он.
– Это называется фотография,– отвечает Гален. – Любой момент жизни люди могут зафиксировать штукой, которую называют…
Гром мотает головой.
– Нет, я не это имею в виду.
– А что тогда?
Гром протягивает фото. Студийный черно-белый портрет Налии.
– Это Она, – Гром запускает руку в волосы – эту привычку они с братом унаследовали от отца. – Как могло случиться, что я только сейчас узнал, что Налия жива?
Гален тяжело вздыхает. Он не знает, что сказать. А будь у него ответ, то не он должен дать его Грому, а Налия. От Налии все ждут объяснений. Знать бы еще, как их вытянуть на поверхность.
– Извини, Гром, она нам ничего не сказала.
Глава 3
Чем дольше я смотрю на потолок, покрытый декоративной зернистой штукатуркой, тем больше он кажется мне украшенным изысканной мозаикой. Желтые круги от дождевых потеков добавляют шика неуклюже нанесенной белой массе. А подсветка от фар машины, припаркованной у нашего отеля, добавляет абстракционизма. Пытаюсь придумать название этому чудо-произведению…” творожный потолок во всей красе”.
В эту секунду я понимаю, что отвлеклась от мыслей о переворотных событиях моей жизни. Вот бы узнать, вернулся ли Гален, о чем он сейчас думает? Как там Рейна, у нее тоже разрывается голова от боли? Интересно, хлороформ на Сирен действует так же, как и на людей? Могу поспорить, теперь Рейна насадит мою мамочку на гарпун. И я снова прокручиваю в голове сумасшедшие события этих суток.
Картины вчерашнего вечера встают у меня перед глазами – те кадры, что память сделала между ударами сердца.
Тук-тук.
Гален опускает руки в воду в раковине и говорит:
– Вам придется многое объяснить, Налия.
Тук-тук.
Вспышка: Гален хватает маму за мыльную руку.
Тук-тук.
Еще кадр: мама брыкается в руках Галена.
Тук-тук.
И снова: мама запрокидывает голову, ударяя Галена.
Тук-тук.
Фотовспышка… и Гален врезается в холодильник, сшибая на лету кучу магнитиков.
Тук-тук.
Тук-тук, тук-тук., тук-тук.
Кадры сливаются в единое живое действо.
Мама отчаянно хватает Галена и заносит нож для удара, в готовности выпотрошить его, как селедку. Я вскрикиваю. Что-то за моей спиной громко разбивается, и звук падающих осколков заглушает мой вопль.
Это спасает Галена. Он уворачивается от ножа, когда мама оглядывается на шум, и лезвие пронзает холодильник. Нож выскальзывает из мыльной руки и звонко падает на пол.
Тук-тук… тук-тук.
Мы смотрим, как приземляется нож, будто то, как он ляжет, определит следующее мгновение. А тот, на кого укажет лезвие, должен будет сделать первый ход. Вот он – шанс остановить весь этот бред… Как бы не так.
Мимо меня проплывает Тораф с блестками оконного стекла в волосах. Последняя надежда прекратить это безумие уплывает, как напуганная рыбка. Тораф сбивает маму с ног и они, хрипя, валятся на линолеум, отвратительно скрипящий от их потных тел. Гален пинает нож подальше и наваливается на дерущихся. Водоворот рук, ног, локтей и кулаков скрывается на кухне. Не знаю, как еще держусь на ногах.
Со стороны я наблюдаю, как на космической скорости сталкиваются два моих мира. Теперь мама против Галена, люди против Сирен, Посейдонцы против Тритонцев. Но что я могу сделать? Кому должна помочь? Матери, которая лгала мне восемнадцать лет, а пару минут назад пыталась полоснуть моего парня? Галену, который забыл о всяком такте и назвал мою маму беглой принцессой русалок? Торафу, который… какого лешего он вообще сюда ввязался? И неужели он посмел поколотить маму, как боксерскую грушу?
Срочно надо что-то делать, сейчас же! Надо погромче закричать. Эта безобидная уловка всех отвлечет, это всегда срабатывает.
Я открываю рот, чтобы завопить, но меня опережает Рейна. И она не просто верещит на одной ноте, а угрожает:
– Остановитесь, или я вас всех убью! – она пробегает мимо со старым ржавым гарпуном какого-то седого века. Наверное, нашла его, когда лазила по затонувшим кораблям. Рейна размахивает оружием, как сумасшедший рыбак из фильма “Челюсти”. Надеюсь, никто не заметит, что она держит гарпун задом наперед и, если выстрелит, то убьет только диван, да стеганное бабушкино одеяло.
Получилось – все затихли, то ли от страха, то ли от удивления.
Над барной стойкой появляется голова Торафа со словами:
– Принцесса, я велел тебе ждать снаружи, – говорит он, запыхавшись.
– Эмма, беги! – вопит мама.
Голова Торафа скрывается под аккомпанемент проклятий, пинков и тумаков.
Рейна поднимает глаза к потолку, что-то бормочет и направляется на кухню. Потом перехватывает гарпун как надо, попутно оставляя на потолке ржавую царапину от стрелы и белоснежную пыль от штукатурки на полу, и произносит:
– Один из вас сейчас умрет, и мне все равно, кто это будет.
Слава богу, Рейна вмешалась. Такие люди, как она, действуют, пока такие люди, как я, наблюдают за их поступками. А потом такие люди, как я, выходят из-за барной стойки, будто тоже помогали. Будто совсем не смотрели, как их родные друг из друга дух вышибают.
Я наклоняюсь к этой куче-мала и пытаюсь изобразить ярость, почти как у Рейны на лице. Уверена, по мне читается только недоумеващее “что, черт возьми, тут произошло”?
Мама смотрит на меня, ее ноздри трепещут, как крылья бабочки.
– Я же тебе велела бежать, – успевает она процедить перед тем, как дать Торафу локтем в зубы, а потом хватить Галену по ребрам.
Он успевает, воя от боли, перехватить ее ногу перед новым ударом. Тораф сплевывает кровь на линолеум и фиксирует мамины руки. Она вся извивается, и, ощетинившись, как еж, ругается словно сапожник.
Да, мама никогда не была женственной.
Наконец, поверженная, она без сил валится на пол. Ее глаза наполняются слезами.
– Отпустите ее, – всхлипывает мама. – Эмма тут ни при чем, она ничего не знает. Не ввязывайте ее в все это, и я сделаю все, что скажете.
Эти слова напоминают мне о том, что моя мать – Налия. Да уж, Налия – моя мама…
– Ау, Эмма, ты не будешь меня игнорировать вечно. Посмотри сюда.
Это пугает меня. Я перевожу взгляд с ветхого потолка и фокусируюсь на своей матери.
– Я не игнорирую тебя, – говорю я правду. Я в курсе каждого мельчайшего движения, которое она сделала. С тех пор, как я проснулась, она шесть раз скрестила и выпрямила ноги, сидя на мини-столике у двери. Она сжала свой конский хвостик восемь раз. И двенадцать раз она выглянула в окно. Я полагаю, что это мой долг, как пленницы, следить за своим похитителем.
Мама снова закидывает ногу на ногу, наклоняется вперед и, подперев голову, устало произносит:
– Нам надо все обсудить.
Сначала я фыркаю. Но абсурдность этого заявления и всего, что под ним кроется, берет верх, и я начинаю смеяться. Я захожусь в истерическом хохоте, и с каждым моим новым вдохом, изголовье кровати бьется о стену. Она дает мне успокоится и ждет довольно долго, пока я не хватаюсь за живот и пытаюсь отдышаться, после чего наступает естественная пауза. Я вытираю результат безрадостного смеха – слезы, до того, как они оставят пятно на жутком, жестком покрывале.
Мама начинает качать ногой – ее вариант нетерпеливого постукивания ботинком.
– Ты закончила?
Я сажусь в смятой постели, которая, словно замерзшая рябь на озере, раскинулась вокруг меня. Комната кружится, но это не худший вариант.
– С чем именно?
– Побудь, пожалуйста, серьезной.
– Похоже, ты зря меня накачала.
Она закатывает глаза и отрицательно машет рукой.
– Это хлороформ, ты отойдешь.
– А Рейна?
Она понимает, о чем я, и одобрительно кивает.
– Она, должно быть, как раз сейчас приходит в себя, – мама откидывается на кресло. – Эта девчонка просто акула.
– И это говорит мать, отравившая собственного ребенка хлороформом.
Тяжело вздохнув, она отвечает:
– Наступит день, и ты меня поймешь.
Но похоже, сегодня еще не тот день.
– Нет, нет, нет, – говорю я, вздымая в воздух палец в жесте “даже и не думай”. – Не смей изображать ответственную мать. Не будем забывать значение прошедших чертовых восемнадцати лет, Налия.
Ну вот. Я это сказала. В конечном счете, этому разговору быть. Вина проступила на ее лице, отразившись в изгибе губ.
Налия, принцесса рода Посейдона, складывает руки на коленях с раздражающим спокойствием.
– Как будто ты сама не скрывала пару тайн. Я готова поделится своими, если ты сделаешь тоже самое.
Я откидываюсь назад, опираясь на локти.
– Мои секреты – твои секреты, помнишь?
– Нет,– она качает головой. – Я не говорю о том, кто ты. Я говорю о твоем парне и его друзьях. И о том, что они рассказали тебе.
– Гален все рассказал перед тем, как отправиться за Громом. Я знаю не больше твоего.
– О, Эмма, – с жалостью в голосе отвечает мама. – Они врут про Грома. Он мертв.
Неожиданный поворот.
– С чего ты это взяла?
– С того, что это я его убила.
Чувствую, как мои глаза округляются.
– Что-что?
– Это было давно, несчастный случай. Уверена, твои новые друзья думают иначе. Эмма, Гален и Тораф не за Громом пошли. Они приведут Сирен, чтобы меня арестовать. Зачем, по-твоему, они велели Рейне не спускать с меня глаз?
– Ну, может, ты вела себя как ненормальная?
– Если бы дело было только в этом.
Нужно несколько минут, чтобы переварить все это, и мама дает мне передышку от болтовни. Снова и снова я повторяю себе – мама думает, что Гром мертв. Будто и в правду верит в это. Что заставляет меня задуматься о нескольких вещах.
В принципе, я никогда не видела Грома. Все, что я о нем знаю – это то, что рассказал мне Гален. Но Гален врал мне и раньше. Все внутри меня сжимается от одной лишь мысли, что, возможно, он все еще врет. Но зачем ему это? Чтобы убедиться, не дам ли я маме сбежать?
Неужели Гален и Тораф могут быть настолько ужасными, чтобы обмануть меня ради ареста мамы?
С другой стороны, я не могу упустить и тот факт, что мама тоже врала мне. На протяжении чертовых восемнадцати лет. Потом она накачала меня, выкрала из дому и поселила в каком-то дешевом мотеле, пахнущем прошлым веком. Но сейчас – середина недели, а это значит, – я пропускаю школу, а она работу. Она бы не вырвала нас из нормальной жизни, если бы не думала, что это серьезно.
Более того – этот разговор изматывает ее, словно старит: губы поникли, глаза впали, а сама она глубоко осела в кресле. Она действительно верит, что Гром мертв.
Когда она сохраняет молчание, я обращаюсь к ней.
– Не могла бы ты рассказать все по порядку, пожалуйста. Меня убивает, что приходится тянуть информацию клещами. Правда.
– Да. Прости, – она в девятый раз затягивает хвост. – Ладно. Раз уж ты знаешь о Громе, я думаю, ты знаешь, что мы должны были быть связаны.
– Да. И я знаю о вашей ссоре и о взрыве мины.
Нижняя губа мамы задрожала. Мама не плаксива. Тяжело поверить, что что-то случившееся так давно, до сих пор бередит ее сердце. И это возмутительно, по отношению к папе. Как бы то ни было, она оплакивает другого мужчину. Ладно, мужчину-русалку. Но она не ведет себя так, когда говорит о папе, а он умер чуть больше двух лет назад. Гром же был мертв для нее десятилетиями.
– Дай-ка угадаю. Они сказали, что Гром выжил во взрыве, правильно? – Ее практически трусит от злости. – Но поверь мне, это не так. Когда я пришла в себя, его уже не было. Я больше не чувствовала его.
– В точности то же самое рассказывал Гален о тебе. Что они нигде не могли тебя найти.
Она думает над этим с минуту, а потом говорит:
– Эмма, когда Сирена умирает, ты больше не можешь чувствовать ее. Гром и я чувствовали друг друга через полмира, милая. Мы просто…. мы были связаны таким образом.
Это задевает меня. Гален говорил, что Гром и Налия были словно созданы друг для друга. Я считала это безумно романтичным. Но это было до того, как я узнала, что Налия и моя мама – это один и тот же человек. Ей что, папа был вообще безразличен?
– Так ты что, даже искать его не стала? Подумала о самом худшем и ринулась на берег?– Почему-то, сказав это таким образом, мне стало легче.
– Эмма, я больше не чувствовала его…
– Тебе не приходило в голову, что взрыв мог повлиять на твое чутье? – выпаливаю я. – Потому что Гален говорил, у Грома было неважно с этим после взрыва. Но тебя перестали ощущать даже Ищейки.
Она моргает. Закрывает и открывает рот. Затем ее лицо краснеет и, насколько я могу видеть, тронувшийся было лед снова встал на место. Время откровений окончено.
– Гром мертв, Эмма. А Гален использовал тебя, чтобы подобраться ко мне.
Я сбрасываю ноги с кровати.
– Что ты имеешь в виду?
– Эмма, я пытаюсь сказать, что Гален просто разыграл всю эту романтическую историю, чтобы завоевать твое доверие и настроить тебя против меня. Гален из королевского дома Тритона, милая. Он никоим образом не связал бы себя с….
– Полукровкой, – заканчиваю я и злость с обидой вскипают у меня в желудке. По стандартам Сирен, полукровки – это мерзость. Я вспоминаю о всех тех поцелуях, прикосновениях, о тех разрядах, что пробегали между мной и Галеном. Том огне, который я чувствовала, просто от его случайного прикосновения. Смог бы он и в правду разыграть все это по отношению к человеку, которого на самом деле ненавидит? Он врал и раньше. Возможно, это еще одна ложь? Неужели он просто извратил собственную историю, чтобы подцепить меня?
Все, что я знаю – кто-то из близких мне людей врет и единственный возможный вариант узнать правду – свести их лицом к лицу.
Достоверный факт в том, что если Гален пошел на этот шаг, и вправду соблазнил меня ради доступа к моей матери, он точно отправит свою гончую Рейчел разнюхать, где мы. Гален придет за нами, я уверена. И когда он придет, он или приведет Грома, как и обещал, или приведет шайку Сирен, чтобы арестовать маму.
Если я позволю маме догадаться об этом, она опять ударится в бега. Она считает, что она в опасности, и я в опасности вместе с ней. Она никогда не остановится. Каким-то образом, я должна свести их всех и в то же время, обезопасить нас.
Да, жить становится сложнее.
Настоящие слезы застилают мои глаза, но не от того, чего ждет мама. Она кивает, в ее глазах блистает нотка симпатии и кажется, я обвела ее вокруг пальца.
– Мне жаль, милая, я знаю, он тебе очень нравится.
Я киваю и заставляю себя произнести следующую фразу. Слова, которые могут быть как правдой, так и ложью.
– Мам, я была такой глупой. Я верила всему, что он говорил. Прости, что не рассказала тебе.
Мама встает с кресла и садится рядом со мной, обнимая меня рукой и притягивая к себе.
– Милая, тебе не за что извинятся. Это была твоя первая влюбленность, и Гален этим воспользовался. Я бы и рада сказать, что на это способны только Сирены, но такое могло случится с любым другим мальчиком тоже. Но я рядом. Мы должны держатся вместе, ты и я.
Искренность в ее голосе заставляет меня чувствовать себя ничтожеством. Дело ведь не только в том, что она переживает за себя, за утрату Грома, но она страдает и из-за меня тоже, считая, что я потеряла Галена. Возможно, моя утрата Галена и вправду проявляет себя, но я позволяю ей держать меня в объятиях просто потому, что мне не хватает духу взглянуть ей в глаза. Наконец, она говорит:
– Я собираюсь принять душ и смыть дорожную пыль. Потом сообразим что-нибудь на ужин и придумаем, чем заняться дальше. Согласна?
Я киваю, и она сильнее сжимает мое плечо. Она улыбается “маминой улыбкой” и идет в ванную. Когда я слышу, как закрывается занавеска в ванной, я хватаюсь за телефон.
Гален отвечает встревоженным голосом.
– Алло?
– Привет. – Осторожно говорю я. На фоне я слышу приглушенное жужжание и мне становится интересно, где он.
С выдохом в телефон он произносит:
– Эмма.
То, как он произносит мое имя, одновременно ранит меня и воодушевляет. Ранит – а вдруг мама права и он использует меня? Воодушевляет – а если она ошибается, и я ему небезразлична настолько, что его голос звучит так, будто мой звонок – самое важное в его жизни?
– Что произошло? – спрашивает он.
Прежде, чем я могу ответить, я слышу голос Рейны на фоне:
– Я же уже рассказала тебе, что случилось. Ее мама – бешеная, как рыба в неводе.
Я хихикаю, но потом кидаю взгляд на ванну и вина накатывает снова. Понизив голос, я говорю:
– Да, в принципе, так и есть. Мы в мотеле в…
Я стараюсь как можно тише пошарить по прикроватной тумбочке в поисках какой-нибудь фирменной канцелярии, обычно присутствующей в мотелях. Вытягивая блокнот, я говорю ему:
– Мы в Аптауне. В мотеле “Эконом”.
– Я знаю, – отвечает он. – Рейчел отследила вас по кредитке твоей мамы. Мы на полпути.
Конечно же, Рейчел нашла нас. У бывшей хранительницы тайн мафии в арсенале, наверное, масса вещей, о которых обычные люди и знать не знают. Я вот и предположить не могла, что она сделает это так быстро. Но я не стану больше недооценивать ее.
Такое впечатление, что Гален закрыл телефон рукой. Я слышу, как что-то клацает в ванной и засовываю блокнот обратно в ящик.
– У меня совсем немного времени, – шепчу я в телефон. – Мама в душе, но она скоро выйдет.
Сейчас я понимаю, что мама принимает душ очень быстро вовсе не потому, что она медсестра неотложки и ее в любой момент могут вызвать, а потому что она, как и я, не может насладиться прелестями горячей воды. Ее кожа Сирены слишком прочная, чтобы почувствовать тепло. Для нее, как и для меня теперь, душ просто вопрос гигиены. Нет больше того томного удовольствия.
– Гален – выпаливаю я. – Мама думает, что Гром мертв. Она думает, что ты хочешь арестовать ее за его убийство.
Я хотела сохранить это пока в тайне, чтобы увидеть его реакцию воочию. Но большая часть меня не смогла бы скрывать этого. Теперь у него есть время придумать хорошую историю-отговорку. Если он, конечно, уже не говорит правду.
Тишина. И после:
– Эмма, Гром сидит рядом со мной. Он не мертв. Почему она так думает?
Но все же, есть в его голосе что-то странное. Какое-то несоответствие. Или нет? Может, у меня разыгралась паранойя?
– У меня нет времени на объяснения. Кажется, она уже выходит из душа.
– Как ты думаешь, она смогла бы поверить, если бы поговорила с ним по телефону?
Я думаю об этом секунду. Возможно, мы могли бы покончить с этим безумием просто сейчас. Дать Грому трубку и заставить их поговорить, пока она не будет уверена в нем. Но мама так непреклонна в том , что Галену нельзя верить, что она просто посчитает это какой-то уловкой. И она узнает, что я звонила Галену и не станет мне больше доверять. И она узнает, что Гален может отследить нас. Лучший способ убедить ее – это привести Грома во плоти, – если он, конечно, жив.
Больно даже от того, что приходится думать в таком контексте. Что Гален может врать и пытаться обвести меня вокруг пальца. Вот почему нужно физическое доказательство – Гром собственной персоной.
– Она не поверит, что это он. Тебе нужно привести его.
Гален выдыхает прямо в телефон.
– Эмма, послушай меня, – говорит он, и я прижимаю телефон сильнее к уху, будто от этого что-то изменится. – Ты должна задержать свою маму. Мы в двух часах езды от вас. Не позволяй ей забрать тебя еще раз.
Я закатываю глаза.
– Угу. Как глупо с моей стороны было позволить ей накачать меня в прошлый раз. Мне и правда нужно было это предвидеть.
Я практически могу видеть, как Гален скривился.
– Ты уж постарайся, ангельская рыбка. Мы скоро будем.
Я вешаю трубку и таращусь на телефон пару секунд, на грязь у каждой цифры. Этот телефон, этот ветхий номер мотеля, вероятно, многое повидали. Но я сомневаюсь, что им довелось быть свидетелями подобного разговора. Разговора, в котором рыбий принц пытается поймать утраченную всеми рыбью принцессу и ее дочь-получеловека, используя суперспособности своей помощницы – бывшей мафиози.
