Текст книги "Тритон (ЛП)"
Автор книги: Анна Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
– Я надеялась, что мы могли доверять друг другу, милая.
Я уставилась на маму, которая стоит возле двери в ванную, скрестив руки на груди. Полностью одетая и абсолютно сухая. Душ все еще шурует на полную. Она, наверное, слышала все до последнего слова.
– Ты же не можешь быть уверена на все сто, что он врет, – говорю я, пытаясь незаметно поглотить ком в горле.
– Собирайся. Мы уходим.
– Гром в машине с Галеном, – я беру трубку телефона и протягиваю ее маме. – Сама с ним поговори, если мне не веришь.
Она подходит ко мне и берет телефон. Смотрит на трубку достаточно долго, чтобы гудок превратился в прерывистое жужжание. И с размаху опускает ее на рычаг.
– Это просто уловка, Эмма. Собирайся.
– Я никуда не пойду.
– Да куда ты денешься.
И тут я впервые понимаю, что мне не справиться с ней в драке. Она Сирена чистой крови. Ее кости прочнее, кожа толще, она более мускулиста. Она отбилась от Галена и Торафа. К тому же, этот взгляд на ее лице. Из разряда инстинкта выживания. Из серии ” не заставляй меня сделать все по-плохому”. И она уже продемонстрировала, на какие меры готова пойти, чтобы обеспечить мою “безопасность”.
Такое странное чувство, оценивать свою маму в подобном ключе. Я решаю, что это настолько странно и неестественно, что я не стану больше об этом думать. Итак, задержать маму здесь не получится. Шанс появится сам собой еще раз, я в этом уверена. Каким-то образом, но я все же сделаю так, чтобы она встретилась с Галеном снова. И я узнаю правду.
– Они найдут нас, ты же знаешь.
– Это мы еще посмотрим.
Глава 4
Гален смотрит в зеркало заднего вида на Рейну и Торафа на заднем сидении. Они облокотились друг на друга и тихо посапывают. Неплохо, наверное.
Но если Гален и не был бы сейчас за рулем, он все равно не в силах заснуть. Не в одной машине с Громом. С Громом, одетым в человеческую одежду и пристегнутым ремнем безопасности в джипе. С Громом, слегка склонившим голову в сторону двери к акустической колонке, и пытающимся слушать человеческую музыку. Пусть и без проявления чрезмерной заинтересованности.
С Громом, который не произнес ни единого слова после того, как они покинули дом Эммы.
– Налия думает, что ты мертв, – говорит Гален, не глядя на него. – Она считает, что убила тебя. Почему она могла так подумать?
Краем глаза он замечает, как Гром бросает взгляд в его сторону. Тем не менее, он не ожидал, что тот и в самом деле ответит.
– Она, вероятно, винит себя в случившемся. Во взрыве.
– Так выходит, она решила жить на суше из-за чувства вины?
– Она всегда взваливала на себя ответственность за то, в чем не было ее вины. – Тут его брат и вправду улыбается. – Ну, большая часть, конечно, была по ее вине, но даже если это было не так, она хотела нести за все ответственность.
Спустя какое-то время, он говорит:
– Я бы хотел увидеть, как она связывает Рейну. Когда она чего-то хотела, не было практически ничего, что встало бы у нее на пути.
Таких откровений Гален не ожидал. До этого момента, Гром всегда вел себя с ним как…ну, как старомодный зануда. Не то, что бы у его брата был выбор – он с рождения был обречен на брак с перворожденной наследницей дома Посейдона в третьем поколении. Это вовсе не значило, что Грома должен был радовать союз с Налией, но, судя по всему, – она сразила его наповал. А на Грома, которого знал Гален, это вообще не похоже. Большинство мужчин-Сирен ищут себе в спутницы спокойных и миролюбивых девушек. Здесь же, все сходится к тому, что благородный Гром влюбился в свою полную противоположность – Налия сама строптивость. И если в ней есть хоть доля той же строптивости, что и в Эмме – Гром испытал всю прелесть таких отношений еще много лет назад. Добро пожаловать в наш клуб, как говорит Рейчел.
– А взрыв был ее виной? – вдогонку спрашивает Гален. Он уже жалеет о сказанном, как только фраза слетает с его губ. Но Грома это, кажется, не задевает.
– Ох, уверен, она считает именно так. Но это была только моя вина, – его брат смеется, но смех звучит больше, как всплеск отвращения, чем юмора. – Знаешь в чем ирония, братец? В том, что причиной нашего спора в тот день стало ее желание изучить сушу. Она была в восторге от людей. И как только она открылась мне, я разбил ее мечты вдребезги. Чтобы защитить ее.
Тишина, проследовавшая за этими словами, наполнена воспоминаниями, которые принадлежат только Грому и Налии. Их последний день вместе. Последние сказанные слова. Взрыв. Гален может сказать, что его брат заново переживает те эмоции, но детали оставляет при себе, там, где хранил их все эти годы. Такое впечатление, что он разглядывает где-то вдали обломки корабля сквозь мутную воду. Вот очертания и видны повреждения. Но как это произошло, как он достиг дна океана – все еще неизвестно для всех, кроме тех, кто пережил крушение.
Отвлекшись от воспоминаний, Гром проясняет мутную воду.
– Я отказался исследовать землю вместе с ней. Более того, я запретил ей заниматься этим вообще.
– Вообще?
– У нее была спрятана человеческая одежда на острове недалеко от материка. Она переодевалась на острове, а потом на шлюпке добиралась до суши и гуляла среди людей. Она даже приносила безделушки маме, для ее коллекции человеческих реликвий.
Челюсть Галена падает чуть ли не до колен.
– Мама знала, что она нарушает закон?!
Гром пырхает, потом трясет головой.
– Знала и поощряла. Ты же знаешь, как она любила всю эту человеческую хрень.
Да, Гален знал. Она оставила полную пещеру вещей после смерти, и Рейна забрала все, когда мать их покинула. Дочери всегда так похожи на матерей? Рейна такая же, как и мама, практически во всем. И, по всей видимости, Эмма тоже взяла многое от Налии. Например, Гален уже знает, что запретить Эмме что-то – все равно, что заставить ее это сделать.
– Именно поэтому она разозлилась и уплыла от тебя, – говорит Гален, большей частью, сам себе. Он представляет, как Эмма поступает точно также. И практически давится словами: – Просто на мину.
– Ну, не просто на мину. Сначала, она позволила мне погонятся за ней по всей территории. Конечно, я мог бы остановиться. Мог отпустить ее, дать ей немного времени остыть. Это предотвратило бы тот королевский спектакль, который мы устроили. Но то, что я прочел у нее в глазах, не позволило этого сделать. Разочарование, будто я провалил очень важное испытание.
Он устраивается в кресле так, чтобы видеть Галена.
– Ты должен знать, не она устроила тот взрыв. Это сделали люди. В то время казалось, что люди были везде, по всему миру, воюя друг с другом, и принесли свои склоки и на наши территории. Они строили огромные лодки, которые могли плавать под водой, а не на поверхности.
Гален уже знал об этом. Когда он рассказал историю Рейчел и сказал, когда это было, она провела исследование для него. Согласно записям людей, Налия пропала в разгар Второй Мировой Войны. Это было не лучшее время, чтобы быть человеком. Ему интересно, знала ли Налия о ходе дел у людей до того, как решила стать одной из них.
– Но она же знала, что бродить по суше с людьми незаконно. Она могла догадаться, что ты будешь против.
Гром поднимает бровь, критически осматривая все вокруг, начиная с надетой на нем одежды, затем смотрит на окно, пейзаж за ним, и в конце концов, останавливает взгляд на Галене.
– Скажи-ка братец, сильно ли тебя самого заботил закон, когда ты собирал такую значительную коллекцию человеческих вещей?
Гален кривится.
– Верно подмечено. Но ты должен знать, что меня всегда заботил закон, даже когда я его нарушал.
Особенно некоторые его аспекты.
Его брат не упускает контекста.
– Закон о полукровках существует уже очень давно, Гален. Он глубоко укоренился в сердцах нашего народа.
– Это не тот ответ, которого я искал.
– Я знаю.
– Я не смогу жить без нее.
– Я знаю.
Судя по выражению лица, Гром и вправду знает. Но что можно сделать? Если был шанс обойти закон о полукровках, кто, как не Гром, показал бы его, предложив выход? Но даже если закон есть закон, дает ли Гром негласное одобрение быть с Эммой, не смотря ни на что? Или он негласно дает Галену понять, что он должен закончить эти отношения?
Гален хочет спросить, хочет решить все вопросы, пока ситуация не усложнилась до нельзя, и пока Гром уязвим, пока он в настроении говорить о тайном. Но Гален не следил за дорогой с того момента, как начался этот разговор. Даже сейчас, очередной съезд – возможно, их съезд, – пролетает мимо незамеченным. Он немного завидует людям-водителям, которые умудряются решать свои проблемы любого сорта и сложности за рулем. По всей видимости, Галену не дано вести простой разговор и следить за дорогой одновременно. Самое худшее в том, что они могут добраться до места в любой момент, может, прямо сейчас. И опять же, Гален даже не может ехать в пределах скоростного ограничения. Каждый раз, когда ему приходится набирать скорость, Гром косится на него с таким напряжением, что ему приходится сбрасывать ее снова. Старик, что с него возьмешь.
Внезапно, Гален замечает их съезд и сворачивает в него. Он сбрасывает скорость до минимума, пока проезжает по кривой, и, по-видимому, это очень раздражает водителя сзади. Но тому водителю ведь не придется прожить еще сотню-другую лет с Громом.
Гален осматривается по дороге, ища глазами указательный знак к мотелю “Эконом”; по словам Рейчел, именно там Налия использовала свою кредитку при регистрации. Волнение охватывает его, когда он замечает облезлый указатель, из-за выгоревших лампочек на буквах “о”, смахивающий на беззубую улыбку. Одноэтажный отель, выстроенный по форме буквы “Г”, оказывается куда запущеннее собственной вывески. Одни окна в нем заклеены клейкой лентой, на других – красуются одеяла вместо занавесок. Он гадает, почему Налия решила выбрать подобное место.
Уже у входа, он понимает, каким подавленным был, когда не нашел Эмму дома, где ее оставил. Бурлящее разочарование от того, что он не увидел ее и не обнял, как того хотелось. Он смотрит на брата и пытается понять, как это было для него – потерять Налию тогда, в прошлом. Если Гром чувствовал к Налии то же, что Гален чувствует к Эмме, наверное, это было равнозначно собственной смерти. Живой мертвец. И так каждый божий день.
Он должен знать, что я не смогу ради одного маленького закона расстаться с ней.
Гален въезжает на темную стоянку мотеля, когда Тораф с Рейной одновременно просыпаются, словно двойняшки.
– Мы уже на месте ? – зевая, спрашивает Рейна, из-за чего ее слова почти неразличимы.
Гален кивает. Он ползет на машине мимо одной комнаты к другой, затаив дыхание и параноидально боясь, что Налия каким-то образом определит по хрусту гравия под колесами его внедорожник. Но он мог бы даже посигналить в гудок и Налии на это было бы плевать. Потому что автомобиля Налии здесь нет.
Где они? Он хватает телефон и набирает Рейчел, затем ждет, когда она перезвонит. Дождавшись, Гален пытается не выдать отчаяние в голосе.
– Их здесь нет.
– Ох, хороша чертовка,– отвечает Рейчел. – Держись, дорогой. Дай-ка мне проверить еще кое-что и я тебе перезвоню.
Она перезванивает через десять минут
– Так, – переходит она сразу к делу. – Полчаса назад она сняла немного денег из банкомата в Честерфилде. Она наверняка знает, что ты ее ищешь.
– Почему ты так уверена ?
– Потому что теперь она расходует наличные деньги, мой хороший. Возможно, она просто зарегистрировались в отеле, чтобы сбить тебя с толку. Наличные расходы труднее отследить, и она сняла достаточно, чтобы прожить на них несколько дней, если бережно тратить. Если она достаточно умна, то съедет с автомагистрали и поедет проселочными дорогами, куда бы она там ни направлялась. Именно так я бы и поступила. Поэтому тебе лучше тоже съехать с автомагистрали, когда доберешься до Честерфилда. А затем держи глаза широко открытыми.
– Широко открытыми?
Рейчел смеется.
– Широко открытыми, раз тебе придется выглядывать ее машину. На АЗС, возле ресторанов, мотелей. Рано или поздно, она где-нибудь остановится, плюс – она не станет отклоняться слишком далеко от главной дороги, если она так умна, как я о ней думаю. Тем не менее, если она снова сглупит и воспользуется кредиткой, еще раз снимет деньги или оплатит что-нибудь – я дам тебе знать.
– Мы никогда их не найдем, – Гален опускает голову на руль. Гром застывает рядом с ним.
– Конечно, найдем,– возражает Рейчел. – Вот что я тебе скажу. Я вылетаю в Канзас, там арендую машину и на ней поеду к тебе на встречу. Таким образом, мы выследим ее.
Гален усмехается. Он как раз не уверен, что “выследим ” – подходящее слово, ведь дельфины используют подобную технику, описанную Рейчел, загоняя рыбу в ловушку. Просто окружая ее со всех сторон.
– Хорошо. Спасибо.
– Без проблем.
Как только Гален вешает трубку, Гром осыпает его вопросами.
– Почему они не здесь? Что сказала Рейчел? Налия в порядке?
Так странно, что Гром спрашивает его о Рейчел. Эти разные миры, думал Гален, никогда не будут иметь ничего общего. Но с самого начала у них есть кое-что общее. Он.
– Вот это да,– произносит Tораф. – Когда это он заговорил ?
– Мне нужно облегчиться, – заявляет Рейна. – Прямо сейчас. А это место выглядит отвратительно. Поищи какую-нибудь чистенькую заправку.
Гален смотрит на сестру в зеркале заднего вида.
– С каких это пор тебе нужен человеческий туалет, чтобы облегчиться?
На деле, ей ничего бы не стоило найти первые попавшиеся кустики для решения этой проблемы. При всей ее любви к человеческим вещам, некоторые из людских обычаев явно не подходят ее нетерпеливому характеру.
Она пожимает плечами.
– Еще я хочу печенья. Неужели так сложно сделать еще одну остановку?
Гален зажимает пальцами переносицу. Налия в долгу передо мной. В колоссальном долгу.
Глава 5
Большинство городов выглядят одинаково. Ветхие заборы, облупленные сарайчики, крошечные продуктовые магазины, с единственным автомобилем на стоянке, принадлежащем, скорее всего, самому владельцу магазинчика. И ни одного телефона-автомата. Подумать только, с таким огромным количеством старомодных вещей, которые эти города сохранили, они, по крайней мере, могли спасти хоть один телефон-автомат от вымирания.
Я даже не знаю, зачем я хочу воспользоваться телефоном-автоматом. Я до сих пор не разработала план Б о том, как столкнуть маму и Галена один на один, не рискуя нашей безопасностью. Если Гален обманывает и приведет за собой отряд Сирен, я могу подвергнуть маму опасности ареста, а себя… Мне даже страшно подумать , что они могут сделать, поймав полукровку вроде меня. И если бы у меня и был план Б для побега, ведущий план А – устроить им встречу лицом к лицу – стал чертовски трудным для выполнения, раз уж мама раскусила мои намерения действовать у нее за спиной. И нет никаких шансов, что она позволит мне сделать это снова.
Все равно, большая часть меня не уверена в том, что Гален лжет. Наверное, я отнекиваюсь, но он кажется таким искренним, таким открытым со мной, чтобы это было ложью. Но, в то же время, я не думаю, что мама обманывает. Я бы скорее сказала, она искренне верит, что убила Грома и нашей жизни угрожает опасность. Возможно, она ошибается. Не исключено, что Гром действительно жив, и они действительно отправились за ним. Может быть, существует очередное безумное объяснение, почему они считали друг друга погибшими в течении доброй половины века.
Дело в том, что я не могу рисковать. Я не могу просто быть рядом и окутывать маму в паутину лжи, будучи единственной, кому она сейчас доверяет. Я чувствую себя ужасно из-за звонка Галену. Но мне также плохо из-за того, что я его бросила.
Мне просто нужно придумать, как добраться до правды, не подвергая никого опасности. А пока мне ничего не приходит в голову, нет никакого смысла звонить Галену.
И это хорошо, потому что в этих захолустьях явно более важно сохранить пожароопасные заправки с переворачивающимися табличками-ценниками, чем что-то более нужное, -например, телефон-автомат.
На автостраде, по крайней мере, были приличные фаст-фуды на выбор. Здесь же, по проселочным дорогам, которые выбрала мама, приходится выбирать между закусочными с домашней кухней– с разношерстными столиками и подставками для зубочисток из старых банок от соуса, – и самопальными фаст-фудами – с сомнительной кухней и санитарными условиями.
Мой желудок протяжно урчит уже в одиннадцатый раз. С маминым старанием проложить как можно большее расстояние между мной и Галеном, я успела пропустить и завтрак, и обед.
– Я тоже проголодалась, – говорит мама, не отрывая взгляда от дороги. – Я думаю, мы можем взять перекусить с собой в каком-нибудь из окошек в придорожной забегаловке.
Когда я закатываю глаза, она добавляет:
– Помнишь нашу поездку в Атланту, как мы наткнулись на ту захолостную закусочную прямо за городом? Ты еще сказала, что у них самый вкусный персиковый пирог в мире. Можем попробовать отыскать ее снова, – но судя по ее лицу, она не слишком на это надеется, пристально разглядывая дорогу в поисках другого варианта.
Она останавливает свой выбор на оштукатуренном здании со здоровенной вывеской “Завтраки круглый день” на витрине. Когда мы открываем дверь, висящие над ней колокольчики оповещают о нашем прибытии. Мы занимаем столик с диванчиками у окна и мама заказывает кофе.
Я выглядываю из-за меню, наблюдая, как она ложит сахар в дымящуюся чашку. Все это я видела уже тысячу раз; она всегда пьет чуть-чуть кофе с целой кучей сахара. Но я никогда не видела этого, зная, кто она. Раньше она была просто мамой с кофеиновой зависимостью. Теперь же она Налия, принцесса дома Посейдона. В мире Сирен нет сахара. Как нет и кофе. Галена стошнило бы от одного вкуса и того, и другого.
Мама замечает мой задумчивый взгляд.
– Не легче ли просто спросить? – замечает она, будто размешивание ложкой сможет растворить всыпанный туда фунт сахара.
Я разворачиваю салфетку с приборами.
– Мне просто интересно, сколько тебе понадобилось времени приспособиться к человеческой пище? – я бросаю взгляд на ее чашку.
– А, это.
В этот момент, официантка с именем “Агнес” на бейдже, возвращается к нам принять заказ. Будто для большей иронии, мама заказывает блинчики с двойной порцией сиропа. Я заказываю бургер. В ресторанчиках вроде этого, обычно всегда подают увесистый бургер.
Когда Агнес уходит, мама обхватывает кружку обеими руками, словно стараясь удержать ее тепло.
– Я пью кофе не ради вкуса. Но ведь это же не причина не любить сахар, верно?
– Гален не ест ничего сладкого. Вернее, он вообще не берет в рот ничего, кроме морепродуктов.
Мама улыбается, словно она терпит упоминание имени “Гален” только ради разговора о сахаре.
– На это уходит какое-то время. Я прожила на суше приличный отрезок времени, Эмма. – Она наклоняется ко мне, понижая голос. – Со Второй Мировой войны. Если прикинуть, то я прожила человеком намного дольше, чем Сиреной.
Она говорит это так, будто я знаю ее настоящую дату рождения. Не верю своим ушам. Я уже знала, что Сирены живут сотни лет и медленно стареют. Конечно, у мамы есть проблески седины в волосах и кое-какие морщинки в уголках глаз. Но хоть убейте, она не выглядит на свои официальные сорок лет.
Она сжимает губы, пока официантка ставит бутылку сиропа на нашем столе. Когда она снова уходит, мама говорит:
– И это все? Больше нет вопросов?
Да нет же, полным-полно.
– Как ты на самом деле познакомилась с с папой?
Я осознаю, что полна чувств разобщенности с моей жизнью. Если мама не та, за кого она себя выдавала , то и папа мог поступать точно также. История всегда звучала так: они повстречались в колледже и это была любовь с первого взгляда. Теперь я понимаю, что полная история смахивает на заурядную, универсальную романтику. Избитое клише для одурачивания.
Мама кивает, словно я задала ей верный вопрос.
– Мы повстречались спустя многие годы моей жизни на побережье. Я продавала сувениры на набережной в Атлантик Сити, а по ночам работала в шоу уродов, – она ухмыляется. – Как русалка.
Я закашливаюсь, а она смеется.
– Заметь, не по-настоящему, – говорит она со взглядом, полным ностальгии. – Они напялили на меня нелепый костюм с блестящим плавником и заставили плавать кругами в огромном резервуаре, махая рукой туристам. Главарю шайки, – которого звали Оливер, – понравилось, что я задерживаю дыхание на длительный период времени. – Она пожимает плечами. – Все выглядело довольно по-дурацки, но так я зарабатывала легкие деньги.
– Значит, ты не училась в колледже.
– Нет, не училась, – она делает еще глоток. – Твой отец учился. Он приехал туда на весенние каникулы. И я его ограбила.
– Ты его что?
– Ты должна меня понять, я не зарабатывала достаточно денег, даже на двух работах. Мне едва хватало на еду. Я не могла охотиться, потому что…
– Ты не хотела, чтобы кто-то смог ощутить тебя в воде.
Иначе, она смогла бы прекрасно обходиться и без работы.
Она кивает.
– Однажды, я увидела компанию нахальных студентов колледжа, швыряющихся деньгами направо и налево. Вытягивающих купюры пачками из карманов, расплачиваясь за какую-то мелочевку, вроде мороженого, – она закатывает глаза. – Они светили деньгами повсюду, желая всем показать, насколько они богаты.
– Но это же не значит, что они хотели быть ограбленными, – бормочу я.
Мама пожимает плечами.
– Нет, но они пытались привлечь к себе внимание девушек, так что я решила им подыграть. Твой папа был среди них и я уже видела его раньше. Он приходил на шоу уродов и все время там сидел, не сводя с меня глаз. Господи, как же он мне действовал на нервы. Спустя какое-то время, он собрался с духом и пригласил меня на свидание, но для меня это было не более, чем отличным шансом поужинать за чужой счет. Он сводил меня в хороший ресторан и кино, а потом настоял на том, чтобы проводить меня домой. Поскольку дома у меня не было, я просто назвала первый попавшийся адрес и позволила себя туда отвести. Вот там-то он мне и сказал, что видел, как я дышу под водой, изображая русалку.
Официантка прерывает рассказ, ставя перед мамой тарелку с блинчиками, а передо мной – башню из хлеба, ветчины и сыра.
– Пока все? – спрашивает она.
Мы с мамой киваем.
– Дайте мне знать, если захотите что-нибудь еще, – продолжает Агнес. – Лестер только что достал из духовки клубничный пирог, и просто грешно его не попробовать, – она подмигивает и уходит.
– Я хочу клубничный пирог, – говорю я маме, вытряхивая кетчуп из бутылочки на свою картошку фри. – В счет морального ущерба.
Мама улыбается и стягивает пару ломтиков картошки у меня с тарелки.
– Идет. Пожалуй, я тоже возьму себе кусочек.
Я с сомнением разглядываю гору ее блинчиков.
– И что же? Что значит он увидел, как ты дышишь под водой?
– Ты же знаешь, что мы заполняем водой легкие и извлекаем кислород из нее, верно? – она понижает голос почти до шепота.
Я киваю. Доктор Миллиган рассказал нам об этом после изучения Галена. Интересно, обнаружил ли папа эту же особенность легких Сирен во время изучения мамы.
– Я пыталась дышать, как можно незаметнее, – ну, знаешь, – делать маленькие вдохи или уплывать на противоположную сторону резервуара. Но каким-то образом он умудрился это заметить.
Она так усердно поливает блинчики сиропом, что кажется, проходит целое десятилетие, прежде чем она наконец-то берется за вилку с ножом.
– Короче говоря, на этом моменте наше свидание и подошло к концу. Вместе с моей жизнью на побережье – я не могла больше там оставаться. Я не могла рискнуть и позволить ему меня разоблачить – правда, задумываясь над этим сейчас, я не уверена, как бы он смог что-либо доказать. Тем не менее, я оставалась без средств к существованию. Поэтому я наставила на него пистолет и потребовала его бумажник.
Газировка вместо горла попадает мне в нос, и я давлюсь.
– У тебя был пистолет?! – я откашливаюсь и сплевываю в салфетку.
Мама округляет глаза и прижимает палец к губам.
– Тсс!
– Где ты взяла пистолет? – шиплю я
– Оливер мне его одолжил. Он всегда присматривал за мной. Сказал – стреляй первой и беги, а вопросы и разглагольствования – оставь полиции, – она ухмыляется, видя мой шок. – Разве это не должно прибавить мне очков крутизны?
Я ковыряюсь ломтиком картошки в горке кетчупа на тарелке.
– Ты считаешь, это очень круто – наставить пистолет на моего отца? – говорю я с надлежащими ситуации снисхождением и неодобрением одновременно. Но глубоко в душе, мы-то обе знаем – это просто круче некуда.
– Да ладно, – она махает рукой. – Я даже не знала, выстрелит он или нет. В любом случае, он не отдал мне свой бумажник. Вместо этого, он сделал мне предложение.
– Предложение?..Фу!
– Да не такое предложение, испорченный ты ребенок. Он рассказал, что уже видел мой вид однажды, на Аляске, когда плавал подо льдами, и никогда не рассказывал об этом никому, будучи уверенным, что ему никто не поверит.
Он спросил меня, не позволю ли я ему себя изучить. Сказал, что учится на врача и пообещал мне кров над головой и плату за исследование.
– Обмен. Вроде, как у доктора Миллигана и Галена.
– Кого?
– А, – говорю я. – Доктор Миллиган – морской биолог, который работает в Дельфинариуме во Флориде.
Мама поднимает бровь.
– Вы же ездили туда навещать умирающую бабушку Галена? Так это было ради встречи с доктором?
Я киваю, не потрудившись скрыть свой страх.
Мама кладет свою вилку.
– А как много этот человек знает о нас?
– Все. Но тебе не нужно беспокоиться об этом. Они с Галеном знакомы уже много лет.
– Да?
Я закатываю глаза, не желая отрываться от этой увлекательной истории ради очередной перепалки о честности Галена. К тому же, мама лицемерит. Она доверяла человеку – моему папе – так почему Гален не может доверять доктору Миллигану?
– Значит… это не была любовь с первого взгляда? У вас с папой? Вы полюбили друг друга позже?
Я не знаю, почему чувствую такое разочарование. Я ведь даже не верю в любовь с первого взгляда. Но только, если это не касается моих родителей, казавшихся просто идеальной парой. В конце концов, разве это не та сказка, в которую хотят верить все дети?
– Дорогая … Это никогда не было любовью.
Болезненное разочарование. Такое чувство, будто мне заехали под дых.
– В смысле не было любовью? Но вы же должны были… Тогда как я…?
Мама вздыхает.
– Ты стала… результатом… случайной…слабости с моей стороны, – она долго подбирает слова.
Интересно, что она хотела сказать сначала вместо “слабости”? Жалости? Глупости? Мама прикладывает салфетку к воображаемой капельке сиропа в уголке рта.
– Единственный момент слабости, который между нами когда-либо был – исключение из правил. Но я об этом не жалею, – быстро добавляет она. – Я бы ни на что тебя не променяла. Ты же знаешь это, верно?
Любопытно, а это “я бы ни на чтобы тебя не променяла” – тоже одна из сказок, которой потчуют детей?
– Выходит, мое появление на свет – случайность. И даже не неожиданность из разряда “одной ночи” или “упс, я забыла принять мои таблетки”. Я неожиданность типа ” ой, я нечаянно переспал с моим научным экспериментом”. – Я закрываю лицо руками. – Прекрасно.
– Этот человек любил тебя, Эмма, с того самого момента, как ты появилась на свет. Он был бы очень расстроен, услышав сейчас твои слова. Честно говоря, я тоже расстроена. Я не была каким-то там экспериментом.
Я кусаю губы.
– Я знаю. Это просто … чересчур, тебе не кажется?
– Вот почему мы собираемся взять только два куска клубничного пирога, Агнес, – говорит мама напряженным голосом.
Я провожу рукой по лицу и принуждаю себя улыбнуться.
– Да, пожалуйста, – говорю я. Я начинаю подумывать, что Агнес – не та официантка, которая крутится ради чаевых. Мне кажется, она преуспевает, добывая сплетни. Невозможно, чтобы обычная официантка была такой внимательной.
– Перестань себя жалеть – упрекает мама, когда Агнес уходит. – Твой отец и я были очень хорошими друзьями.
– Просто все это так странно.
Мне обидно за папу, но обижаться здесь глупо – ведь он пришел к соглашению с мамой и был в курсе всей этой дерьмовой дружбы. И судя по всему, с ним все было в порядке.
– Ты когда-нибудь рассказывала папе о Громе ?
– Я рассказала ему обо всем. Он всегда считал, что мне стоит вернуться. Попытаться со всем разобраться. Но после твоего рождения, передумал. Папа не хотел рисковать, чтобы они меня поймали или узнав о тебе, пришли за тобой.
Мы закончили разговор. Может быть, потому что я достигла предела восприятия сногсшибательной информации. Может быть, потому что мама подвела черту под своей уязвимостью. Так или иначе, мы обе, видимо, в один и тот же момент осознали, как мы на самом деле сблизились, и теперь вдвоем чувствовали себя неловко, совсем как в прежние времена. И если мы задержимся здесь подольше, вероятно, некая недосказанность затруднит нам сблизиться вновь.
– Агнес, мы возьмем несколько коробок для пирога и чек, пожалуйста.
*
Через несколько часов взойдет солнце, и будут уже сутки, как мы непрерывно едем, делая остановки только на заправках – выпить кофе и сбегать в туалет. Мои руки словно вросли в руль. Когда я наконец оторву их от него, мои пальцы наверняка навсегда останутся скрюченными.
Туман парит над дорогой тонкими полосками, напоминая плавающие слои марли над дорожным полотном. Восходящее солнце развеет всю эту мглу в ближайшее время. После завтрака, наступит очередь мамы вновь сесть за руль. Я бросаю взгляд на нее, задремавшую на пассажирском сиденье. Либо она опять мне доверяет, либо она заведомо способна понять, если я захочу свернуть с намеченного курса.
Но сейчас она может мне доверять. Я не могу позволить Галену найти нас, по крайней мере, пока не буду к этому готова, пока не разработаю четкий план “Б”, на случай, если он врет. Но то, что мне можно доверять, не значит, что я не могу сойти с курса. У нас нет телефонов, а значит нет навигатора, а значит я должна внимательно следить за дорожными указателями, а не моргать по две секунды за раз, что сейчас и происходит.
Самая обычная дорога, прямая и скучная, с крайне незначительным количеством других автомобилей. Нет возможности включить радио, потому что мама спит, а так как мама спит, то и поговорить не с кем и…
Ух ты. Мои глаза должно быть, сыграли со мной злую шутку.
Мы только что проехали мимо Рейчел?
Нет, этого не может быть. Это была даже не машина Рейчел; Гален только-только купил ей первоклассную, компактную белую БМВ. А та, что мы проехали – голубое нечто с четырьмя дверьми, – в такую Рейчел не села бы ни за что в жизни. За тем исключением, что водитель выглядит, как ее сестра-близнец. Та же копна волос, красная помада и умопомрачительные акриловые ногти, с угрозой нависшие над рулем.
Я поправляю зеркало заднего вида и, не моргая, слежу за голубой машиной, пока мои глаза не начинают слезиться. Стоило мне подумать, что все обошлось и у меня просто разыгралось воображение, как голубая легковушка останавливается. Делает неуклюжий поворот. И набирает скорость, летя в нашу сторону с сигнальными огнями.
