Текст книги "Тритон (ЛП)"
Автор книги: Анна Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Гром складывает руки перед собой.
– Продолжать что, Эмма?
– Но, – говорит она.
– Что…но? – Гром с любопытством смотрит на Галена, но тот делает вид, что не замечает. А какой в этом смысл. У него нет ни малейшего представления, почему Эмма вмешивается.
– “Вы знаете, – повторяет Эмма вежливым и спокойным тоном. – Гален следующий в очереди, чтобы стать мужем Налии, но….” – вот где вы остановились.
– А.
Гром жестом указывает Торафу подвинуться, чтобы сесть рядом с ним на кровати напротив Эммы.
– Боюсь, мне нечего предложить после “но” в этот раз.
Эмма застывает у него в руках. Он практически уверен, что чувствует, как в ней начинает зарождаться истерика.
– Ох. Так вы хотите сказать, вы вообще из ума выжили?!
Гром скрещивает руки. Это может быть плохо.
Эмма вырывается из рук Галена и встает. Гален знает, что не следовало ее отпускать, раз гнев вспыхнул и явно читается у нее на лице, но ему слишком интересно, как отреагирует Гром. Ведь он влюбился в женщину, наставившую нож на Галена. Он считает, что Гром должен ему за ту схватку.
– Гален не станет связывать себя с мамой. Моя мать не станет связывать себя с Галеном. Так что давайте, марш за своей новой невестой, и оставьте нас в покое.
Гален слышит, как шепчет Рейна “Кто такая невеста?”, но не отрывает глаз от Грома, который неспешно встает, расправляя плечи. Он и прежде видел, как Гром поступает таким образом. Представляется невероятно огромным, занимая собой все пространство, когда стремится припугнуть. Бросает вызов. Именно на этом моменте, противник отступает.
Но он никогда не сталкивался с Эммой. Она делает шаг к королю Тритона.
– Я вижу, вы все еще здесь, – замечает она.
Лицо Грома смягчается, испытывая явное веселье.
– Мы с вами не знаем, друг друга, малыш. Но я думаю, мы оба знаем, что я не уйду.
– Кажется, мы с вами во многом несогласны, – бросает она.
– Не так уж во многом, как вы думаете, – Гром улыбается, глядя на нее сверху вниз. – Например, мы соглашаемся, что брак Галена с вашей матерью является худшим из возможных вариантов, которые можно себе представить.
– Есть ли “но” в этом утверждении ?
– Но, прежде чем это выйдет из-под контроля, я думаю, мы должны попытаться направить некоторые вещи в правильное русло…
– Например?
– Например, попытаться разорвать мои узы с Пакой, для начала.
Эмма хмурится.
– Попытаться? Что значит попытаться? Вы же король. Просто отмените все.
Гален встает и кладет руку на плечо Эммы.
– Все не так просто. Король может расторгнуть брачные узы других, но не свои собственные. Для этого, он должен обратиться к Архивам. Это похоже на систему регулирования в некоторых человеческих правительствах, которую мы изучали в школе.
– Но это не проблема, – возражает Налия со своего места. – Архивы никогда не идут вразрез с пожеланиями трона.
– Все немного сложнее, – говорит Гром.
– Мы наследники, первенцы, – парирует Налия. – В этом нет ничего сложного. Закон предельно ясен в этом конкретном случае. Если ты помнишь, давным-давно, даже мы с тобой вместе не смогли отвертеться.
Ее улыбка полна смысла и Галену становится настолько любопытно, что он готов спросить. Ему всегда рассказывали, как Гром и Налия полюбили друг друга с самой первой встречи. Похоже, не тот случай, раз они искали, как обойти закон и не связывать свои судьбы друг с другом.
Гром хмурится.
– Пака доказала, что у нее есть Дар Посейдона, любимая. Я не уверен, что Архивы согласятся отменить мою связь с обладателем Дара. Аргументом может стать, что это нарушает закон, так как целью закона является сохранение Дара.
– И если кто и станет оспаривать, то это будет Джаген, – добавляет Гален. – Уверен, он планировал этот союз уже очень давно. Вот почему он послал Паку на землю – чтобы она научилась подавать сигналы и контролировать дельфинов. Он терпеливый враг.
Рейна смеется, но смех у нее выходит больше похожим на тявканье тюленя.
– Именно, сигналы руками! У Паки нет никакого Дара Посейдона, Дар Посейдона есть у Эммы. Она может показать тебе, как он выглядит на самом деле.
– Что? – Гром и Налия спрашивают одновременно.
Гален с Эммой обмениваются взглядом; очевидно, они оба забыли рассказать об этой скромной подробности Грому и Налии. И как они могли это упустить? Наверное, из-за всех этих перепетий с погонями и выяснением отношений.
– Так я нашел Эмму, – поясняет Гален. – Доктор Миллиган увидел ее, распознал в ней Сирену и позвонил мне. Поэтому мы с Рейной были так уверены в том, что Пака – мошенница. Просто мы уже видели настоящий Дар в деле.
– Все эти годы назад, в бабушкином пруду, – шепчет Налия. – Те сомы. Ты, наверное, звала на помощь… и они тебя поняли.
Когда Эмме исполнилось всего четыре года, она чуть не утонула в пруду за домом бабушки – за исключением того, что рыбы в пруду обратили внимание на ее бедственное положение и, видимо, вытолкнули ее на поверхность. Эмма постаралась объяснить это родителям , но ее мама ей не поверила. До сегодняшнего дня. Конечно, Налия знает о Даре Посейдона. И по выражению ее лица, ей не нужны дополнительные доказательства того, что Эмма им обладает.
– Мне так жаль, что я не поверила тебе, – раскаивается Налия. – Мне никогда не приходило в голову, что…
Эмма пожимает плечами.
– Сейчас это не важно, все в прошлом. У нас есть более важные вещи, о которых следует волноваться.
– Почему ты не рассказала мне об этом в закусочной, когда мы обсуждали все наболевшее?
– Я не думала, что ты поверишь. Ты была так уверена, что Гален лгал мне и просто пытался обхитрить нас, и я подумала, для тебя не будет важно знать, что у меня есть дар. Что ты посчитаешь это очередной уловкой.
Налия кивает.
– Я буду доверять тебе с этого момента. Неважно, что ты скажешь. Я обещаю. Мне очень жаль, милая.
В этот раз слезе удается скатится вниз по щеке Эммы, но она быстро смахивает ее прочь. Гален борется с желанием притянуть ее к себе.
– Давай просто забудем об этом.
Он знает, что ей не все так безразлично, как она пытается всех уверить. Будучи маленьким ребенком, она затаила обиду насчет того происшествия, – и кажется маловероятным, что она легко распрощается с ней. Когда она натянуто улыбается ему, он подмигивает ей, убежденный в том, что они еще обсудят действительное положение дел позже.
– Боюсь, я не понимаю, – говорит Гром. – Как это возможно, что Эмма обладает Даром Посейдона? Ее отец был человеком. Дар может быть унаследован, только если…
– Закон ошибается, – говорит Налия. Кажется, даже стены комнаты сжимаются от ее слов. – Дар передается генетически.
Внезапно, Гален рад, что Налия все эти годы проработала медсестрой. Она знает, как доступно растолковать Грому логику доктора Миллигана. Не то, что бы принцип генетики был чужд Сиренам – просто люди продвинулись в изучение предмета немного дальше – и он не уверен, что его брат разберется в нем.
– Генетически? – переспрашивает Гром.
– Это означает, что черты родителей передаются их потомству, – говорит Налия. – Черты вроде формы носа, манеры плавания и всего такого. Нам уже известно, что мальки наследуют их от своих родителей. Но очевидно, Дары Генералов тоже передаются через генетику. Эмма тому доказательство.
– Тогда зачем все эти ограничения для королевской семьи? – спрашивает неубежденный Гром. – Если Дары передаются любому ребенку от родителей, как нос или плавник, то почему тогда настаивают, чтобы королевская семья приносила в жертву каждое третье поколение?
– Я вот что подумал об этом, – отвечает Гален. – Я не уверен, что Генералы знали о генетике. Но даже если бы и знали, я полагаю, у них были свои скрытые мотивы для создания традиции заключения браков. Соглашение, очевидно, предназначалось для удержания Сирен сплоченными. Если объединять вместе каждое третье поколение – это хороший способ заставить нас полагаться друг на друга. А не на людей.
Налия кивает.
– Я вынуждена с этим согласиться. Мы с отцом Эммы обсуждали это несколько раз. Такая мысль тоже приходила нам в голову.
Гром смотрит на Галена.
– Есть ли что-нибудь еще, что я должен знать? Все, что угодно?
Галену кажется это немного лицемерным со стороны брата – указать на него пальцем и обвинить во всем. По большому счету, не Гром же объездил с ним пол земного шара в поисках Эммы и Налии, и к тому же, он сам ни разу не обмолвился, что уже связан с Пакой.
Гален качает головой.
– Я ничего от тебя не скрываю. А вот как насчет тебя? Может, нам стоит знать, не ждешь ли ты уже часом мальков с Пакой? Ничего, что я поинтересовался об этом ?
– Мальки? – шипит Налия. – Гром, скажи мне, что ты не…
– Ничего не было, – отрезает Гром. – Трезубец Тритона, на все это не было времени, разве не ясно? Гален с Торафом заявились сразу же после церемонии. До того, как мы отправились на остров.
– Но что я должна думать? Ты пошел и связал себя с…
– Перестаньте! – Эмма встает на кровати прямо в обуви, глядя на них всех сверху вниз, словно они нахлебались соленой воды. – Разве мы можем позволить себе роскошь спорить о каждой мелочи? Или эта встреча с Архивами может и потерпеть?
Гром кивает.
– Эмма права. Мы теряем время.
– Ну так вперед. Идите, подавайте свою апелляцию, – продолжает Эмма. Гален знает, она не горит желанием увидеть свою маму и Грома связанными. Но гарантировать, что Гален не станет ей парой, может только одно, – расторжение брака Грома и Паки.
Гален ни за что бы не согласился связать себя с Налией. Да он скорее переберется на сушу и будет питаться чизкейками до конца своих дней, чем позволит этому произойти. Но если есть возможность найти выход, не нарушая законы; если можно со всем этим справится, не бросая свое наследие, – Гален должен хотя бы попробовать.
Гром берет Эмму за руку и помогает ей спуститься вниз на пол. Гален видит, как она хочет возразить, и его переполнят гордость, когда она этого не делает. Он может только представлять, что творится сейчас у нее в голове, при виде близости Грома и Налии. Даже он удивлен привязанностью брата к Налии. Галену интересно, таким ли был Гром в молодости – до того, как Налия “погибла”.
Гром улыбается Эмме.
– Есть еще кое что, что нам стоит обсудить, малышка. Твоя мама должна пойти со мной. Ее нужно представить, подтвердив таким образом наличие реального повода для расторжения уз. Доказать, что она жива. И я хочу убедится, что ты не против.
Гален делает глубокий вдох. Эмма даже представить не может, насколько значителен поступок Грома. Он не просто просит разрешения, это нечто большее. Больше, чем уважение к ее чувствам. Даже больше, чем уважение ее мнения или какого-то аргумента, который она может предложить. Он делает это вовсе не для Эммы. Этим Гром показывает Галену и Налии, что он принимает Эмму. Что ее статус полукровки вовсе не отвратителен ему лично. Что его мнение, даже как короля Тритона, не обязательно должно идти на поводу закона.
А это не мало, в глазах Галена. Это дает ему надежду, что однажды, он сможет быть с Эммой, не предавая всего, что он когда-либо знал.
Гален смотрит на Налию. Она наблюдает за Громом и Эммой со слезами на глазах. Налия тоже знает. Она знает, о чем говорит Гром между строк.
Эмма сглатывает.
– Дело в том… я не понимаю, какое это все имеет значение. О чем вообще спор? Гален и мама не хотят быть вместе и не будут. Им даже не нужно возвращаться. Они могут остаться на суше. Даже … даже вы можете.
Гром кивает, погружаясь в размышления. Гален одобряет дипломатический подход брата.
– Это правда, Эмма. Я не в силах принудить их жить под водой, да я и не хотел бы поступать именно так. И я думаю, мы все знаем, что невозможно заставить твою маму насильно что-то сделать, – Гром многозначительно смотрит на Налию знающим взглядом. – Но если я хоть что-то и знаю о моем брате – так это то, что он предан нашему народу. Нашим традициям. Если я вообще имею представление о нем, то он захочет хотя бы попытаться сделать все правильно. Потому что он сильно любит тебя, и готов пройти сквозь трудности, расставив все по своим местам.
Гален никогда не воздавал должное тому, что Гром, вдобавок, еще и наблюдательный. Гален действительно хочет действовать правильно. Это не мелочь – бросить все, что вы когда-либо знали. Но это и не повод отказываться от Эммы. Если есть хоть небольшая возможность жить с Эммой, и при этом не забывать о своем происхождении, – тогда за это, безусловно, стоит побороться.
В нем постепенно зарождается маленькая надежда.
Гром смотрит на Галена, с очевидной просьбой о поддержке. Гален кивает ей снизу.
– Я считаю, нам следует попытаться, рыбка-ангел. Для меня очень важно, если бы мы могли попробовать.
– И что тогда? – она вырывает свою руку у Грома. – Тогда Гром свяжется с мамой и они будут жить долго и счастливо в двадцати тысячах лье под водой? А как же ты и я, Гален? Что будет с нами? Что будет с колледжем и…
– Эмма, – говорит Налия мягко. – Нет необходимости решать все это прямо сейчас. Это не те решения, что должны быть приняты прямо сейчас.
Гром кивает.
– Твоя мама права. Всему свое время, Эмма. Мы поступим так, как и должны поступить прямо сейчас, а некоторые решения отложим на потом. Разве ты не согласна с этим, Эмма?
Эмма закусывает губу.
– Я думаю, да.
Налия встает.
–Тогда давайте отправляться в путь. У меня есть пара дел, которые нужно привести в порядок до отъезда. Я поменяю повязку Рейчел перед тем, как мы тронемся в дорогу. Мы сможем устроить ее на заднем сидении внедорожника Галена, обложив подушками.
Глава 9
Это один из тех моментов, когда жизнь кажется поставленной на паузу, а вселенная ударяет тебя осознанием происходящего, как обухом по голове. Это не просто осведомленность или сухие факты, которые ты можешь обсудить в обычном разговоре, вроде нашей беседы в мотеле, в окружении Галена, Рейны и Торафа. В окружении людей, у которых возможность отращивать хвост я приняла как должное. Конечно, мы говорили, что мама тоже одна из них. Но до этого момента, до всего этого – пожалуй, я в это так и не верила.
Даже когда Гален стоял у меня на кухне, обвиняя маму в том, что она мертвая принцесса рыб, я думала, сейчас нас ждет просто еще один неудобный разговор. В котором он попытается объяснить свою завуалированную шутку. “Вам придется многое объяснить, Налия”. Ха-ха-ха.
Разговоры разговорами. Все, что мы делали – это говорили, до того как истинное осознание сбило с ног. Осознание того, что была все-таки скрытая шутка, и именно я была тем самым “но” в ней. На протяжении чертовых восемнадцати лет. И это жестоко. Просто жесть.
Но то были просто факты. Знания. Вроде тех, сколько метров в километре или какой город является столицей Китая. Факты без всяких эмоций. Я слышала, как она по телефону сообщает шефу, что берет отпуск; как бубнит мне об уплате коммунальных счетов и прочих вещах, которые я не должна забыть сделать дома. Словно она планирует отпуск или что-то вроде него.
Но вот это? Смотреть, как взмахи длинного серебристого хвоста позволяют ей двигаться в воде за нашим домом – без намека на неуклюжесть Натали Макинтош, жены-матери-медсестры, зато со всей грацией и отточенностью, ожидаемыми от Налии, потерянной принцессы Посейдона… Такое принятие реальности ничем не лучше размашистой пощечины.
И все, что я могу сделать – просто смотреть.
Растягиваясь и вращаясь, мама, кажется, рада сбросить человеческие ноги: уголки ее губ растянулись в удовольствии. Глядя на ее лицо, легко поверить, что превращение настолько приятно, как описывал Гален. Ее хвост порхает в контролируемой грации, отчего Гален и Рейна, почему-то, кажутся неопытными и неумелыми. Но величие этой картины портит майка, которая все еще надета на маме – та самая, что была на ней по пути домой, когда я, несмотря на все случившееся, все еще воспринимала ее просто как мою маму.
Она подплывает ко мне, а я жду ее, погрузив ноги в песок на мелководье, чтоб не болтаться в воде. Когда она подплывает, я изучаю каждую мелочь в ней, пытаясь осознать все и принять, но ее лицо – вот что затрагивает меня до глубины души. На нем нет ни нотки извинения. Вина – вот что было бы лучше всего, но извинение тоже подошло бы. Потому что с помощью своего хвоста, – дополнения ее тела, которое она скрывала от меня на протяжении восемнадцати лет, – она собирается унестись в сторону открытых вод Атлантики.
И она действительно чувствует себя хорошо.
– Сюрприз – шепчет мама, добираясь до меня.
– Думаешь? – самое неподходящее слово, чтобы начать это прощание. Я имею в виду, что мы в воде позади дома, в котором я выросла. Куда родители принесли меня после рождения, где она готовила мне “мусорный” омлет, где наказывала меня по разным причинам, важным и не очень.
Она смотрит на мои ноги.
– Выходит, у тебя нет плавника.
Я качаю головой. Это, похоже, подтверждает то, что она уже подозревала. Она серьезно смотрит на меня, с выражением “слушайся-своей-матери” в глазах.
– Эмма, – она хватает меня за плечи и тянет к себе.
Я вырываюсь из ее рук.
– Я не обнимаю незнакомцев.
Наверное, я веду себя как обиженный трехлетний ребенок, потому что Гален стрелой бросается к нам. Мама отмахивается от случайного кусочка водоросли, попавшего между нами, и снова обвивает меня руками. Гален смотрит на меня так, как будто он замышляет бросить все и обнять меня. Вообще-то, это мой любимый взгляд .
Но мне не нужно утешение сейчас. Больше того, мне не нужно, чтобы кто-то хотел утешить меня сейчас. Я хочу, чтобы все эти рвущиеся чувства остались при мне. Папа всегда говорил, что скрывать обиду – все равно, что проглотить яд и ожидать смерти от него кого-то другого. Я не хочу больше скрывать обиду. Я не хочу глотать яд.
– Я знаю, этого много, чтобы принять, – говорит Гален. Он не пытается прикоснуться ко мне, что я сейчас особенно ценю.
Гром подплывает сзади мамы и обнимает ее за плечи, – так обычно делают парочки, – и я не хочу, но я ненавижу это, ненавижу, ненавижу. Я понимаю, мне нужно сильнее стараться, чтобы стать той более взрослой собой.
– Мы не будем ее задерживать слишком долго, Эмма, – говорит он. – Ты и заметить не успеешь, как мы вернемся. Вы с Рейной даже соскучиться не успеете.
– Что? – восклицает Рейна. – Я здесь не останусь!
Гром осаждает ее взглядом.
– Ты и твой острый язык остаетесь с Эммой. И это не обсуждается. Нам понадобится очень дипломатический подход, а честно говоря, дипломатия – не твой конек.
Тораф обнимает ее сзади.
– Ты нужна здесь, принцесса. Для защиты Эммы.
Она сверлит его взглядом.
– Вам нужно, чтобы я не путалась под ногами.
Он прижимается лицом к ее шее.
– Ты никогда не путаешься у меня под ногами.
Гален и Гром обмениваются довольными взглядами, и я ничего не могу поделать с мыслью, что они лицемеры. В любой момент я могла бы подтолкнуть Галена поворковать со мной, да и мама, мама могла бы сделать тоже самое с Громом. Гален не упускает моего осуждающего взгляда. Но прежде, чем он успевает придумать себе оправдание, вмешивается Тораф.
– Я чувствую отряд, – говорит Тораф, глядя на глубину. Он замирает, за долю секунды переходя из режима “Ромео” в режим “Ищейка”. – Ищейки из обоих домов. Архивы из обоих домов. Все собрались вместе, направляясь сюда, – он бросает взгляд на Галена и Грома, значение которого я не понимаю. – Полагаю, они должны были ждать вашего возвращения.
Гром кивает.
– Мы должны поторопиться, – говорит он маме.
Мама обнимает меня опять, во взгляде спешка. Даже если и так, она же в своей естественной среде. В виде Сирены. Рядом с мужчиной, которого всегда любила. Она чувствует себя уютно в воде. Красивая. Интересно, было ли ей достаточно человеческой жизни? Сомневаюсь. Я и представить себе не могу, как приготовление кофе, работа в две смены и покраска гостиной может сравнится с этим. С тем, что у нее есть в воде.
– Я люблю тебя милая, – говорит она. – Я скоро вернусь.
Я хочу процитировать какие-то известные слова, но дело в том, что я не знаю никаких знаменитостей, кто сказал бы подобное и не вернулся. Просто кажется, что сейчас один из тех классических моментов, когда в кино зрители чувствуют, что должно произойти что-то плохое.
И через меня пробежало именно такое ощущение сейчас.
Как только оно отпускает меня, Гален хватает меня за руку и я даже не успеваю охнуть, как он тянет меня на поверхность и на берег, делая паузу только для того, чтобы вытащить пару плавок из-под своей любимой скалы, куда прятал их всего десяток минут назад.
Я знакома с заведенным порядком и отворачиваюсь, пока он натягивает плавки, и не теряя больше времени, Гален вытаскивает меня на пляж и далее тянет к песчаным дюнам перед моим домом.
– А что мы собираемся делать? – спрашиваю я. Его ноги длиннее моих, и когда он делает два шага, мне приходится делать три, так что для меня это скорее бег, чем прогулка.
Он останавливается у дюн.
– Я делаю то, что других не касается.
Затем он притягивает меня ближе и обрушивается на меня в поцелуе. Теперь я понимаю, почему он не хотел, чтоб кто-то видел этот поцелуй. Я тоже не хотела бы, чтобы его кто-то увидел, особенно если среди зрителей моя мама. Это наш первый поцелуй после того, как он объявил, что хочет взять меня в жены. Этот поцелуй – обещание всего, что будет дальше.
Когда он отстраняется, я чувствую себя опьяненной и восхищенной, взволнованной и испытывающей жажду, которая навряд когда-либо будет удовлетворена полностью. Гален выглядит таким же.
– Наверное, мне не стоило этого делать, – выдавливает он. – Теперь мне будет раз в пятьдесят сложнее тебя покинуть.
Моя голова оказывается у него под подбородком и он крепко обнимает меня, вплоть до того момента, как наше дыхание возвращается в норму. Я не спеша вдыхаю его запах, наслаждаюсь его теплом, жесткими очертаниями его… ну, его всего. Это так несправедливо, что он должен уйти, не успев вернутся. У нас не было достаточно времени, чтобы поговорить по пути домой. У нас ни на что не было времени.
– Эмма, – бормочет он. – Море сейчас не безопасно для тебя. Пожалуйста, не заходи в него. Пожалуйста!
– Я не буду.
Я и в самом деле не буду. Он ведь сказал “пожалуйста”, в конце концов.
Он приподымает мой подбородок пальцем. В его взгляде читается нежность и доброта в каждом слове, ну и капелька шутки.
– И веди конспект по математике старательно, или я буду вынужден списывать у тебя и по какой-то дурацкой причине, чувствовать себя виноватым.
Интересно, что Гром, король Тритона, подумал бы об этом. Ведь Гален, по существу, только что заявил о своем намерении продолжать делать человеческие вещи.
Гален касается губами моего лба, а потом отстраняется и ведет меня обратно к воде. Все мое тело кажется холоднее градусов на десять, когда он отпускает меня – и температура воздуха здесь не причем.
Мы присоединяемся к другим как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рейна бросается на шею Торафу. Я не могу удержаться от улыбки, когда они целуются. Это как смотреть “Красавицу и Чудовище”. И Тораф при этом не Чудовище.
Затем мы с Рейной наблюдаем, как четыре плавника – весь наш мир – уплывают от нас. Когда их силуэты растворяются в темной воде, мои нервы почти на пределе.
– Ты все еще чувствуешь их? – спрашиваю я Рейну. Будучи наполовину человеком, мои способности зондирования только в половину так сильны, как у полнокровной Сирены.
Она закатывает глаза, глядя на меня.
Я решаю поступить правильно и не подкалывать ее сейчас. На Рейну сейчас многое навалилось. С прибытием мамы на территорию Тритона, там, наверное, начнется безумие, так как мама недавно восстала из мертвых и прочее, а ее муж, Тораф, будет в самом центре этого безумия, когда все случится. Да, и ее совсем не устраивает статус няньки для малышки Эммы. Она терпеть не может оставаться в стороне.
– Ты думаешь, твоя сумасшедшая мамочка опять возьмется за старое? – она поворачивается ко мне. – Разве не поэтому ты спрашиваешь?
Ааа, так она все еще злится на маму из-за всех неприятностей по ее вине. Они действительно друг друга недолюбливают.
– Потому что на хвостах нет карманов. И у нее нет всех этих удобных местечек, где можно припрятать другой нож.
– Моя мама не прятала нож, Рейна. Она его мыла. Гален застал ее врасплох. Он нас обеих застал врасплох. Это был рефлекс, вот и все.
Я с вызовом смотрю на нее, но она бросает мне всего лишь испепеляющий взгляд, оставляя свое лицемерие при себе. Мы обе знаем – это дерьмовое оправдание ничем не лучше тех, которыми обычно от нее отделывается Тораф.
К тому же, это действительно был рефлекс. Мама и правда думала, что я в опасности, решив, что Гален собирается ее арестовать как Сирену-беглянку. Она должна была передумать целую кучу вещей за те две секунды, между ее реакцией и словами Галена: “Вам придется многое объяснить, Налия”.
Я была поражена не меньше остальных, когда она вытащила нож из мыльной воды и бросилась с ним на Галена. Так поражена, что и на дюйм не сдвинулась со своего места, не попытавшись помочь ни Галену, ни маме. И не повернула наконечник гарпуна Рейны в правильном направлении, чтобы она смогла выстрелить хотя бы в кухню, вместо ни в чем неповинного дивана.
Может быть, Рейна до сих пор зла, вспоминая это. Может быть, она думает, что я должна была помочь.
Может мне и стоило бы выбить все эти сопли из нее в конце концов.
Вместо этого, я спрашиваю:
– И что теперь?
Рейна нахмурилась.
– А теперь мы подождем.
Рейна поворачивается к берегу и направляется к нему так медленно, что первое, о чем я подумала – она поджидает меня, позволяя мне догнать ее. Даже против сильного течения, без хвоста, я добираюсь до нее за пару секунд. Но Рейна вообще не обращает на меня внимания. На самом деле, она даже не плывет. Когда я подплываю к ней, она расслабленно дрейфует под водой, уступая силе течения. Ее бархатный серебряный плавник, который обычно мало чем отличается от мощного, энергичного хвоста акулы, сейчас выглядит, как колыхающийся в воде кусок водоросли.
Рейна, которая всегда стойкая, упрямая и боевая. Рейна, которая выбила бы из меня всю дурь, скажи я ей, что ее хвост похож на водоросли.
Когда я достигаю берега, я все еще могу видеть, как ее тень плывет чуть ниже поверхности. И я решаю, что если Рейна волнуется, то и мне следовало бы побеспокоиться.
Глава 10
Гален и вправду не волновался до тех пор, пока не ощутил размера полчища Сирен, плывущих по направлению к ним. Вплоть до этого момента, он беспокоился только об Эмме. Что она думает обо всем этом. О примирении ее матери с Громом. И чем она займется, пока их нет рядом с ней. Сдержит ли свое обещание держаться подальше от воды.
И … мысленно он путешествует обратно к их поцелую между песчаных дюн. Вспоминать вкус Эммы, смешанный со вкусом соленой воды – своего рода утонченная пытка. Именно такое сочетание он сохранил в памяти. Вода и берег. Мир Сирен и мир людей. Любовь к своему роду и любовь к Эмме.
Вот только сейчас, когда группа Сирен приближается, кажется, что они вторгаются в выбор Галена. Почему-то у него возникло чувство, что это выбор между океаном и сушей, миром Сирен и миром людей, любовью к его виду и любовью к Эмме. Но ведь, согласно закону, это никогда и выбором-то не было. Но это было до появления Эммы.
И у Галена появляется чувство, что время, когда он будет вынужден сделать выбор между этими двумя сторонами уже не за горами. Но разве он уже не принял это решение?
Он украдкой поглядывает на Торафа, на лице которого застыло угрюмое выражение с того самого момента, как они покинули дом Эммы. А Тораф не бывает мрачным. У него всегда был дар находить положительные стороны в любой ситуации, даже когда они были мальками. Ну, а если уж не положительные стороны, то хотя бы повод позлорадствовать.
Но не сейчас. Теперь он все держит в себе. Тораф никогда и ничего не держал в себе. Даже Гром, которому свойственно как моллюску закрываться в раковине, стал громогласным и воодушевленным, пока они с Налией болтают без умолку друг с другом, держась за руки, смеясь и перешептываясь, все время размышляя над событиями, разлучившими их в далеком прошлом.
Но, судя по всему, Торафу безразлична болтовня, как и погруженность Галена в собственную эмоциональную войну и тучу медуз, которую он только что едва обошел. Гален было подумал, не беспокоится ли Тораф, что оставил Рейну. Обычно, в таких случаях он болтает о ней без умолку, пока у Галена не возникает мысли, что лучше бы у него был брат-близнец, а не сестра.
Нет. То, что беспокоит Торафа, не имеет ничего общего с тем, что мы оставили Рейну. Он даже убедил ее остаться дома. А это значит – он думает, ей будет безопаснее на суше. Мотивы Торафа всегда просты: делать то, что лучше для Рейны, несмотря на мнение самой Рейны.
По ощущениям Галена – по крайней мере, пятьдесят Сирен плывут по направлению к ним; некоторых Гален узнал, некоторых нет. Он знает, что Тораф, как Ищейка, уже почувствовал и узнал каждого, едва они вошли в воду позади дома Эммы. Он знал точный момент, когда они сформировали группу и начали двигаться в общем направлении к берегу Джерси. И с того самого момента, Тораф был не-Торафом.
Что заставляет Галена почувствовать себя пойманным в рыболовные сети. Беззащитным, бессильным, обороняющимся.
Все разом, отряд Сирен появляется в поле зрения. И Гален понимает причину волнения Торафа. Юдор, наставник Ищеек, ведет группу, в то время как Ромул и Джаген плывут позади, чуть поодаль от него. Вместе. Плечом к плечу.
Гален подозревал, что это Ромул помог Джагену обеспечить его место – место Паки – в королевской семье. Теперь он был в этом уверен. Ромул почти никогда не покидал пределов Пещеры Воспоминаний. На деле, Гален не мог припомнить последнего раза, когда он бы так делал.
Конечно, возвращение принцессы Посейдона – потрясающее событие. Но у Ромула нет никакого радушного приветствия и радости на лице. Только равнодушие, осмотрительно организованное смирение и капелька критики.
Подплывая к ним, Джаген даже не беспокоится о том, чтобы скрыть свое разочарование. Это, конечно же, создает ему огромные неудобства. Но несмотря на снисходительный вид при появлении Джагена, у его дочери Паки, по видимому, инстинкты соответствуют ситуации. Она выныривает из-за Джагена, а на ее лице застыло опасение – именно то, что должна чувствовать обманщица сейчас.
Но вот больше всего Галена беспокоит вовсе не явный сговор его наставника Архива Ромула с Джагеном, а Ищейки. И тот факт, что они вооружены. У них в руках традиционное охотничье оружие Сирен, – кости кита, заточенные в копья с прикрепленными к ним устрашающими шипами ската. Эти копья обычно использовались для защиты от акул и агрессивных кальмаров.
Но здесь нет ни акул, ни злобных кальмаров, даже и близко.
