Текст книги "Тритон (ЛП)"
Автор книги: Анна Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Так что Галена застает врасплох, когда Гром плывет вперед, чтобы встретиться с Ромулом и тянет Налию за руку следом. Он что, не видит здесь угрозы? Конечно, не видит. Взгляните на него. Он почти обезумел от счастья, толкая Налию впереди себя, чтобы одним махом представить ее и Ромулу, и Джагену.
Но прежде, чем кто-либо успевает что-то сказать, прежде, чем напряжение успевает спасть, отдаленный крик рябью пронзает воду.
– Налия!
Гален не узнает голос, и он точно никогда ранее не чувствовал этого старейшину, который направляется к ним. Но в нем есть что-то знакомое, что не вяжется в голове у Галена. Что-то в его чертах, в том, как он грациозно рассекает воду. Гален бросает взгляд на Торафа – если кто и может узнать этого незнакомца, так это Тораф – и он удивлен увидеть, как его друг низко кланяется подплывающему седовласому незнакомцу. И остальные следуют его примеру, низко ныряя в уважительном поклоне, а он проплывает мимо них, не обращая внимания.
Вот когда Гален понимает, кто он такой. И он тоже кланяется.
– Отец! – Налия бросается в его объятия, и он крепко ее обнимает.
На виду у всех, король Посейдона Антонис всхлипывает, зарывшись лицом в волосы своей дочери и этот звук исполнен агонии, боли и удивления.
– Борода Посейдона, ты вернулась ко мне! Моя прекрасная жемчужинка, – он прижимает ее еще крепче. – Ты вернулась.
Гален следит за реакцией Грома, пока тот наблюдает за отцом с дочерью. Улыбка Грома наполнена тем умиротворением, что наступает как результат обретения всего того, что он когда-либо хотел. От того, что все встало на свои места, а тяжкое бремя наконец-то сброшено.
От любви.
У Галена есть чувство, что новорожденное умиротворение Грома является немного преждевременным.
Ромул доказывает его правоту.
– Ваше Величество, Король Антонис, какая великая честь видеть вас после стольких сезонов! Что привело вас из Королевских пещерах в этот день?
Антонис смеется на его удивление.
– Ромул, у меня не было ни малейшего представления о твоем чувстве юмора, старый друг.
– Простите меня, Ваше Высочество, – Ромул кивает и его губы кривятся в притворной улыбке. – Я конечно, желаю порадовать вас, но не совсем уверен, что сказал что-то, что могло так позабавить вас, Ваше Величество.
Гален чувствует как сжимается его горло. Он смотрит на Торафа, чья челюсть напряжена из-за крепко стиснутых зубов. Что-то не так.
– Ромул, вероятно, ты что-то путаешь. Или ты лишился зрения на старости лет? Но даже если и так, твои чувства не должны были тебя подвести, – Антонис усмехается, разворачивая Налию на встречу Архиву. Налия широко ему улыбается. Никто из них не видит, что здесь происходит. – Моя дочь Налия вернулась к нам! – восклицает Антонис, сжимая ее плечо.
Ромул реагирует на его поведение с тошнотворной любезностью.
– Наиуважаймеший, я не уверен, что вы имеете в виду. Вы хотите сказать, что это, – он указывает пальцем на Налию, – погибшая давным-давно принцесса Посейдона?
Антонис смеется снова. Он все еще не понимает.
– Ах, Ромул, старая ты рыба-клоун. Конечно, я об этом и говорю. Это моя дочь, и ясно, как божий день, что она не мертва, – в доказательство, он проводит рукой в ее сторону.
Гром подплывает к Антонису и Налии.
– Мне очень интересно знать, что хочешь сказать ты, Ромул.
Тут Гален понимает, что “встречающий” отряд не поклонился в приветствии перед ними, когда они только прибыли. Они проявили вопиющее неуважение к Грому как королю Тритона.
В этот раз, Ромул склоняет голову, но это все еще не тот поклон, которым принято встречать членов королевской семьи.
– Мои извинения, мой король. Я не уверен, как возникло это недоразумение, но мы разберемся в чем дело, заверяю вас.
– В чем дело? – практически рычит Гром.
Джаген выплывает вперед.
– Дело в личности Вашей гостьи, конечно же, Ваше Величество.
Юдор встает между Джагеном и Ромулом.
– Со всем почтением, но я уже подтвердил ее личность. Это Налия, принцесса Посейдона.
Джаген кивает.
– Мы благодарны за твое участие Юдор. Ты весьма уважаем как Ищейка. И конечно же, если бы это была Налия, ты и представить себе не можешь нашего восторга от возвращения принцессы к нам. Но, видишь ли, другие Ищейки, – Ищейки, которых ты сам тренировал, – уверены, что наша гостья не может быть Налией. Кроме того, они ранее никогда не чувствовали нашу вновь прибывшую.
Галену требуется весь его самоконтроль, чтоб не придушить Джагена. Он знал, что что-то было не так, но никак не мог предвидеть такое. Расторжение союза Грома и Паки могло быть довольно простым. До этого. Сейчас же, когда личность Налии так удобно подданна сомнению, у Архивов нет причин расторгать этот союз.
Мы все недооценили масштабы власти Джагена. А теперь нам придется за это поплатиться.
– Я не уверен, какие именно Ищейки сказали вам это, – вмешивается в разговор Антонис, – но они ошибаются.
“Ошибаются” – это мягко сказано, по мнению Галена. “Подкуплены” – больше соответствует ситуации. Или, как минимум, ими манипулируют. В любом случае, Джаген приложил значительные усилия, чтобы добиться власти. Пока Гален гонялся за Эммой и ее мамой на суше, Джаген, вероятно, вырабатывал стратегию того, как повлиять на обстоятельства.
Вздох Джагена полон ложных симпатий и намека на бодрость.
– Я боюсь, Ваше Высочество, мы должны будем провести суд, чтобы все это прояснить. Но не волнуйтесь. Я уверен, что мы можем прийти к удовлетворяющему обе стороны объяснению в скором времени.
Слово “суд”, как будто загрязняет воду между ними. Антонис рычит.
– Не думаю, что есть необходимость для суда. Если кто-то и способен узнать ее пульс, так это я. Надеюсь, вы не ставите под сомнение мои слова?
Глаза Ромула широко распахиваются.
– О, конечно нет, Почтенный, только не Ваше слово. Наши намерения лишь в том, чтобы установить истину, убедиться, что Вы не … ошибаетесь. Вы ведь не Ищейка, натренированная запоминать пульсы, в конечном счете, и прошло очень много времени с момента, когда ваша дочь …
Ромул не единственный, кто застывает, когда Гром возникает в сантиметре перед его лицом.
– Не знаю, на что может рассчитывать Архив, участвуя в подобной клоунаде, – тихо произносит Гром. – Но я уверяю тебя, я буду защищать свое до последнего.
Ромул моргает, отступая назад.
– Конечно, как скажете, Ваше Высочество. Ее Величество Пака ожидала вашего благополучного возвращения. Было бы справедливо, если бы вы вдвоем…смогли провести время наедине перед тем, как мы созовем суд.
На этих словах, Джаген толкает Паку к Грому. Но она к нему так и не прикасается.
Потому что Налия сбивает ее с дороги первой.
Глава 11
Прошло уже два дня, как Гален с компанией нас покинули, а голос Рейны так к ней и не вернулся. Что было одновременно благословением и проклятием. С одной стороны, она раздраженная, взволнованная и навряд ли скажет что-то хорошее. С другой же, мне одиноко и я была бы рада даже повздорить с ней, лишь бы отвлечься.
Рейчел обвила нас с Рейной материнской заботой до удушья. Даже не смотря на то, что у нее сломан палец, она крутится по дому – убирает, готовит и, наверное, точит свои ножи и звездочки для метания в стиле Ниндзя* или что-то в этом роде, ведь мама снабдила ее ногу специальной подушечкой на сжатом воздухе. Не знаю, может она из тех людей, которым все время нужно чем-то заниматься, чтобы не залезть в самокопание или у нее что-то вроде взрослого варианта синдрома дефицита внимания. Но в любом случае, она стала всеохватывающей. Даже Рейна так думает. (*сюрикен -холодное метательное оружие звездчатой формы с остро заточенными лучами)
– Почему я не могу ходить в школу вместе с тобой? – шепчет Рейна, но ее нормальный голос прорывается через хрип время от времени, и из-за этого кажется, будто у нее сейчас переходный возраст. – Если Гален туда ходит, то и я могу. Я умнее его.
Я еще даже не успела скинуть с плеч рюкзак, а мы опять начинаем этот спор, уже пятьдесят шестой раз по счету. Я знаю, она переживает и ей нужно от этого отвлечься, а просмотр телевизора будет только сдерживать ее истерику. Но взять ее с собой в школу – плохая идея. Она уже устроила сцену с ремонтником, пришедшим вчера починить вышибленное Торафом окно в моей гостиной. Конечно, она пытается говорить шепотом, но шепот, среди множества других вещей, – не ее специализация, особенно сейчас, когда каждое ее предложение звучит так, будто его напевают йодлем. Но стекольщик не оценил ее замечания – которое, к слову, она сначала попыталась просвистеть на ухо мне – что его нос смахивает на клешню лобстера. “Здоровенную такую”.
Я могу себе только представить, чего бы Рейна натворила, попади она в школу. В отличие от Галена, она не знает как сглаживать острые моменты, а ее мозг до сих пор не обзавелся фильтром “не допустимых в обществе вещей”. Честно говоря, именно из-за этого ее и оставили в первом же подвернувшемся месте. Если ей сейчас не место в мире Сирен – то и я не стану рисковать, вовлекая ее в мир людей.
Конечно, сейчас она кажется самой невинностью, щелкая каналы на здоровенном плоском экране над камином. Но я помню, как еще совсем недавно здесь был другой плоский экран, висящий на стене – и его пришлось заменить этим, потому что она затеяла драку со мной, закончившуюся натуральным штормом, ворвавшимся в гостиную и разрушившим все в пух и прах.
Рейчел подкрадывается к Рейне и выдергивает у нее пульт. Выключая телевизор, она заявляет:
– Я думаю, нам стоит куда-нибудь съездить.
– У меня школа, – говорю я. —У моей классной уже и так зуб на меня за мою посещаемость. Кроме того, я устала от путешествий.
Преуменьшение века.
– Я не хочу никуда ехать, на тот случай, если Тораф, – если кто-нибудь, – вернется за мной, – протестует Рейна.
– Тогда зачем ты так просишь отправиться в школу со мной?
Она пожимает плечами.
– Рейчел могла бы меня от туда забрать, если бы они вернулись. Но если мы уедем все, здесь не останется никого, кто смог бы меня оповестить.
Рейчел скрещивает руки.
– Ладно, но вот в чем дело, мои маленькие королевны. Я потихоньку съезжаю с катушек, сидя здесь в ожидании, что же будет дальше, и вы, я думаю, тоже. Кроме того, завтра пятница и так уж случилось, что человечество изобрело штуки, именуемые самолетами, которые могут перенести вас куда угодно в считанные часы.
Рейна оживляется.
– Ты хочешь сказать, мы полетим куда-то?
– Куда? – стону я. – Я точно не в настроении посещать Мир Диснея, и я сомневаюсь, что твоя нога смогла…
– Полагаю, пришло время мне познакомиться с доктором Миллиганом, – говорит Рейчел, слегка приподняв подбородок. – Мне не помешало бы провести один или два дня в гостинице с полным обслуживанием, и если уж на то пошло, доктор Миллиган мог бы взглянуть на горло Рейны.
– Правда? Мы можем полететь туда? – Рейна смотрит на меня и в ее глазах играет неописуемый восторг. – Я бывала под водой и на суше, но я никогда еще не летала.
Я вспоминаю эффект, произведенный полетом на Галена – убойную тошноту – и я уж точно не горю желанием отчищать себя от рвоты Рейны. Но она не сводит с меня своего упрямого взгляда и у меня не находится сил ему сопротивляться.
– Ладно, – вздыхаю я. – Можешь занять место у окна.
Рейна хлопает в ладоши, как тюлень, когда Рейчел идет на кухню.
– Я забронирую билеты на завтра после твоего возвращения из школы. И чтобы без задержек. Я не собираюсь шататься по аэропорту с моей многострадальной ногой.
Рейна закусывает губу.
– Что если кто-то вернется за нами, пока нас не будет?
– У Торафа есть мобильный телефон и он знает, как им пользоваться, милая, – отзывается Рейчел через плечо. – Не парься.
*
Рейне не стало плохо в самолете. Более того, она болтала, не закрывая рта, весь полет. Ко времени нашего приземления в региональном аэропорту Окалусы, я уже задавалась вопросом, выговорила ли я столько же слов за всю свою жизнь, как она за перелет. Без всяких задержек, это были самые долгие сорок пять минут в моей долбанной жизни.
Насколько я знаю, нервы Рейчел тоже на пределе. Она заказала лимузин-внедорожник – Рейчел вообще никогда не мелочится – который подбирает нас в аэропорту, и в нем с упорством настаивает, чтобы Рейна попробовала бесплатное шампанское. Прежде, чем мы добираемся до отеля на пляже, я полностью убеждаюсь, что это первый алкогольный напиток, который когда-либо пробовала Рейна.
Пока Рейна похрапывает на сиденье напротив меня, Рейчел регистрирует нас в отеле и отправляет наш багаж в комнаты.
– Ты хочешь отправиться в Дельфинарий сейчас? – спрашивает она. – Или, отдохнуть сперва и дождаться, когда Рейна проснется?
Это важное решение. Лично я вообще не устала и мне очень бы хотелось увидеть пьяную Рейну, преодолевающую ступеньки в Дельфинарии. Но несомненно, дело в том, что меня замучает чувство вины, если она падая, проломит головой деревянные перила или еще что-нибудь, и тогда нам придется возместить материальный ущерб Дельфинарию из-за ее сверхпрочной черепушки. Кроме того, я не собираюсь терпеть осуждающие взгляды от доктора Миллигана, которые на самом деле больно заденут меня, потому что он немного напоминает мне моего папу.
Так что я решила сделать все правильно.
– Давай отдохнем немного и дадим ей проспаться. Я позвоню доктору Миллигану и дам ему знать, что мы на месте.
Двумя часами позже, Спящее Чудовище проснулось и мы отправились повидаться с доктором Миллиганом. Рейна стала особенно ворчливой с похмелья – от шампанского и правда может быть похмелье? – поэтому она не старалась быть милой к службе охраны, впустившей нас внутрь. Она пробурчала что-то себе под нос – слава богу, у нее пропал голос, – и протолкнулась мимо них, как умеют толкаться только испорченные королевские отпрыски, вроде нее.
Боюсь, что я уже дошла до крайней точки – пока мы не замечаем доктора Миллигана возле нового экспоната со скатами. Он воркует и сюсюкается с ними, умоляет их поиграть с ним, как будто в резервуаре стайка щенков. Когда он обращает внимание на наше прибытие, он улыбается и тает, как сливочное масло в жаркий день – его улыбка для меня просто бальзам на душу, после всего того дерьма, которое произошло со мной за последние несколько дней.
Доктор Миллиган смотрит позади меня и улыбается в два раза шире.
– Вы, должно быть, знаменитая Рейчел, которую Гален ценит так высоко.
Рейчел смеется. Нет, она хихикает, чуть ли не пляшет от радости, и не касаясь земли, бросается к доктору Миллигану, протягивая ему руку.
– Знаменитая? Или печально известная?
На этом моменте мы с Рейной одновременно закатываем глаза. Если это не попытка подцепить доктора, то я не знаю, что это. И почему, почему, почему я так думаю? Я не уверена, но раз доктор Миллиган каким-то образом напоминает мне папу, то тогда эти стреляния глазками напоминают мне о Громе с мамой и о том, как их тянет друг к другу, словно магнитом. Поэтому, это выглядит, будто мой папа – не мой настоящий папа, конечно же, – нашел и себе в пару кого-то другого. И я не знаю, как мне реагировать на это.
Что безумно глупо, ведь это доктор Миллиган и Рейчел, и их отношения не должны меня волновать никоим образом. К тому же, мне пора уже повзрослеть как можно скорее или я рискую стать невменяемой.
– О, нет, – продолжает доктор Миллиган, не замечая моей внутренней истерики. – Бесспорно знаменитая. Он обожает вас, вы же знаете.
Тут Рейна щипает меня.
– Что с тобой такое? – шипит она. Рейна куда наблюдательнее, чем я думала. И мне не нравится это открытие.
Но мне не приходится отвечать, потому что доктор Миллиган с Рейчел приходят в себя и пытаются утешить меня, точь-в-точь, как мама с Галеном. Это нужно прекратить.
– О, моя дорогая Эмма, с тобой все в порядке? Ты выглядишь напряженной, – пропевает доктор Миллиган.
Я отмахиваюсь.
– Все хорошо. Просто рада снова вас повидать. Лаки все еще у вас?
Лаки был дельфином, заплывшим на мелководье и спасенным Дельфинарием прошлым летом. Мне нравилось думать, что между нами установилась связь в нашу прошлую встречу.
– Конечно. Мы бы не отпустили его без надлежащего прощания с тобой.
Мы идем к резервуару с дельфинами и по какой-то причине, я нервничаю перед встречей с Лаки. Надеюсь, он меня помнит. В то же время, я понимаю, что ужасно расстроюсь, если он меня не узнает, а с каждой секундой я становлюсь все эмоциональнее и эмоциональнее. Такое чувство, что все в моей жизни превратилось в символы и я придаю им слишком большое значение.
Взрослей, взрослей, взрослей.
И я взрослею, прямо перед тем, как моя рука добирается до бассейна. Лаки помнит меня, тычась в мою руку своим милым маленьким носом.
– Ты скучал за мной? – спрашиваю я его. И я готова поклясться, дельфин кивает мне в ответ.
– Я тоже по тебе скучала, – говорю я ему. – Ты выучил какие-нибудь новые трюки, пока меня не было?
Выясняется, что Лаки адаптировался здесь уже куда лучше со времени нашей последней встречи. В тот раз, казалось, он был грустным и скучающим по дому. А в этот раз…похоже, он дома. Прежде, чем я успеваю начать искать символизм и в этом, Лаки награждает меня футбольным мячом.
– Эмма, не хочешь пойти с нами, чтобы доктор Миллиган осмотрел Рейну? – спрашивает Рейчел. И я не упускаю ее намека.
Я глажу Лаки.
– Я вернусь, Лаки. И тогда мы поиграем.
Когда я прохожу мимо Рейчел, направляясь к лестнице, она тянет меня в сторонку.
– Это что, правда? Дельфин тебя понимает? По-настоящему?
Доктор Миллиган усмехается.
– О, это будет весело.
Рейна тянет его за руку.
– Но сперва я, – хрипит она.
– Конечно, моя дорогая. Конечно. Рейчел, не желаете ли присоединится к нам в смотровой комнате?
*
– Боже мой, дитя, – доктор Миллиган щелкает фонариком. – Твои миндалины такие распухшие.
– Это хорошо? – спрашивает Рейна.
– Боюсь, нет. Твои голосовые связки могут быть повреждены. С тобой когда-нибудь случалось подобное раньше?
Рейна задумывается на мгновение.
– Я не уверена, что вы подразумеваете под голосовыми связками, но я уже потеряла голос однажды, когда накричала на Торафа. Но это было не так плохо, и не длилось долго, – хрипит она. – А вы можете это исправить?
Доктор наклоняет голову. – Я не уверен. Кричала ли ты на Торафа недавно? Знаешь ведь, порой ты ведешь себя с ним довольно жестко.
– Вам Гален это рассказал? Видите ли, это только его мнение.
– Гален упоминал об этом раз или два.
Он хлопает ее по подбородку, заставляя снова открыть рот. Как хорошо что Рейчел сказала ей вкинуть в рот пару мятных леденцов перед нашим приходом.
– Хммм, – протягивает он. – Кажется, у тебя разрыв в верхней части неба. Нет, не разрыв. Он… слишком аккуратный, чтобы быть разрывом. Это больше похоже на дыру. Идеальную дыру, открывшуюся у тебя во рту. И я уверен, что ее не было там прежде, – он выключает фонарик, задумавшись. – Ты знаешь, что мне это напоминает?
Рейна мотает головой, широко распахнув глаза.
– Это напоминает мне отверстие, которое киты используют для издания звука. Рейна, дорогая, скажи что-нибудь. Тебе больно?
– Что вы имеете в виду?
– Больно ли тебе говорить, например? Или тебе больно, когда ты не говоришь? Ты помнишь, что ты делала перед тем, как потеряла голос?
Рейна скрещивает руки.
– Нет, не болит. Я просто не могу говорить, издавая только шепот. В смысле, мне кажется, что я говорю как обычно, а вместо этого выходит только шепот. И да, я помню, что делала перед тем, как его потеряла. Еще как помню. Я кричала, вот только не на Торафа. Но от крика нет никакой боли. Обычно, покричав, мне становится легче. Кроме… – она не договаривает, но обвинение в мою сторону ясно читается в ее глазах.
Ох, прекрасно. Полагаю, кому и стоит все объяснять, так это мне.
– Моя мама… Моя мама использовала на нее хлороформ. Чтобы ее вырубить.
Ради доктора Миллигана, я могла бы изложить это поделикатнее и не так резко, но втайне мне хотелось увидеть ужас на его лице. Как бы не так.
– Я … я понимаю . И как … как же она “использовала” хлороформ на ней? – этот и еще миллион других вопросов отображаются на его лице, но доктор Миллиган терпеливый, последовательный человек.
– Предположительно, точно так же она использовала его на мне, – признаюсь я ему. – Она держала тряпку под нашими носами, пока мы не заснули, – я останавливаюсь в ожидании, когда шок схлынет с его лица. – Как вы думаете, мог ли хлороформ прожечь дыру у нее во рту ?
– Хм. Нет, я так не думаю. Ткани вокруг нее не повреждены. Похоже, что это естественное развитие.
– А у Галена есть такое же отверстие? – спрашивает Рейна.
Доктор Миллиган поджимает губы.
– Я недавно осматривал Галена, и у него нет там никакого отверстия. А почему ты спрашиваешь? Неужели он тоже потерял голос?
Ответ Рейне явно не понравился.
– Хотелось бы. Но я думала, у него тоже должна была бы быть такая же дырка, раз мы двойняшки и все такое.
Доктор Миллиган усмехается.
– Это та вещь, которую вы не разделяете, дорогая. Выходит, ты особенный близнец.
– Особенный значит другой, – говорит она.
Мне так и хочется сказать ей “добро пожаловать в клуб уродов”. Но она выглядит по-настоящему расстроенной, не говоря уже о похмелье, и я решаю дать ей передышку. Впереди у меня еще куча времени, чтобы поддеть ее этим. В конце концов, в свое время она сама молниеносно обозвала меня “грязнокровкой”.
– Ко мне вернется мой голос? – говорит Рейна.
– Думаю, да, – отвечает доктор. – Честно говоря, я не могу понять, каким образом это отверстие может влиять на твою способность разговаривать. Просто для профилактики, я думаю, тебе стоит воздержаться от разговоров как можно дольше, пока не спадет воспаление. Я могу дать тебе антибиотики, на тот случай, если это из-за внутренней инфекции, которую я не заметил.
– А эти анти-ботики закроют эту дырку?
Доктор Миллиган одаривает ее сочувствующей улыбкой.
– Боюсь, нет.
Неловкость пробирается в комнату и расползается по ней, как дым. Мы все погружаемся в свои мысли, не отводя при этом глаз от Рейны.
Видимо, кое-какие мысли не дают покоя доктору Миллигану.
– Эмма, с какой такой стати твоя мать использовала хлороформ на тебе и на Рейне?
Поправив волосы, Рейчел перебрасывает их через плечо, флиртуя как истинная итальянка.
– О, доктор Миллиган. Я сгораю от желания сообщить вам первоклассные сплетни.
Глава 12
Ищейки Посейдона кланяются Галену, когда он проходит мимо них у входа в пещеру. Он кивает в ответ и продолжает свой путь. Когда он достигает камеры Налии, двое Ищеек Тритона встают в оборонительную позицию, чтобы заблокировать ему вход. Все как с ума посходили. Шесть месяцев назад, ни одна Ищейка не посмела бы ему запретить идти куда-либо
Кроме того, он все еще задается вопросом, что сказала бы Эмма, если бы узнала, что он позволил ее матери находится в тюрьме на ее собственной же территории. Но Гром и Антонис оба соглашаются, что так будет лучше всего, чтобы продемонстрировать их сотрудничество и дань уважения традициям Закона. Это как бы временное неудобство на благо будущего.
Но Гален совершенно не убежден, что всеобщая благодать маячит в их обозримом будущем.
Гален демонстрирует в руке связку рыбы.
– Я прибыл передать Ее Величеству еду.
– Новенькую хорошо кормят, Ваше Высочество. Она не нуждается в дополнительной пище.
Гален качает головой. Раньше никто не посмел бы отказать его просьбе. Не говоря уже о том, что эти Ищейкислишком молоды, чтобы даже знать, кто такая Налия – новичок или истинная наследница Посейдона. Как и Гален, они родились после ее исчезновения, и поэтому никогда не чувствовали ее, до ее повторного появления.
А это значит, что они руководствуются информацией, рассказанной специально для них. Которую скормил им Джаген с Ромулом. Гром, как всегда, прав. Твердая пища подходит для взрослых. Точно уж не для таких молодых глупцов.
При сложившихся обстоятельствах, Гален не может позволить себе доброжелательность по отношению к наглым головастикам. Проявлять любую слабость прямо сейчас – означает совершить ошибку. Сотрудничество – да. Слабость – нет. Если тщательно проанализировать вопросы, поднятые Джагеном и Ромулом, то они оказываются намного глубже, чем просто определение личности Налии. Они подвергают сомнению доверие к монархам. Способны или нет королевские семьи устанавливать правила.
Гален напускает на себя выражение, которое Эмма называет “попробуем иначе”.
– Я не прошу, Ищейка.Прочь с дороги.
Кажется, молодой охранник растерял всю свою решительность. Лицо его помрачнело.
– Мы … Нам приказали не допускать посетителей, кроме короля Антониса, Ваше Высочество.
– Хочешь сказать, Антонис или Гром запретили мне ее посещение? Сильно сомневаюсь, – он намекает взглядом на имя Джагена или Ромула. Им стоит зарубить себе на носу: монархи остаются монархами. И им все еще подчиняются. Ищейка отступает в сторону, кланяясь.
Гален застает Налию скользящей вдоль стен пещеры, бормоча себе что-то под нос. Хотя он знает, что она чувствует его уже какое-то время, и наверное, даже слышала его разговор с Ищейкой, она поднимает на него глаза, только когда он обращается к ней.
– Я принес вам рыбы, – говорит он.
Она скрещивает руки.
– Почему Гром не пришел за мной?
Гален мельком смотрит на охрану.
– Вы, конечно же, помните, как напали на его новую спутницу? – Он уверен, что будь у нее сейчас человеческие ноги, она бы выстукивала марш без остановки. Но Гром поступает правильно. Он сохраняет мир и проявляет объективность, позволяя задержать Налию, пока не будет принято решение о ее личности. Пока что всех заботит лишь то, что она новенькая, оскорбившая королеву Тритона. Пока не будет доказано, что она из рода Посейдона, Джаген объявил о угрозе безопасности его дочери с ее стороны.
Вот почему Гален рад, что трон достался Грому. Если бы Эмма оказалась в заточении, он бы уже с ума сошел, пойдя на какие-то безрассудные поступки. Если дела пойдут хуже, он, в общем-то, все это еще успеет. Гром все еще слишком охвачен эйфорией, чтоб увидеть всю суть происходящего. В принципе, как и Антонис.
Сердце Галена болит за них обоих.
– Перестань называть ее его спутницей. Ей повезло, что она притащила с собой такую кучу защитничков, а у меня не не было моего шипа крыл…
Гален снова протягивает ей рыбу.
– Вам и правда стоит поесть.
Прямо сейчас слова Налии звучат, как измена. Пака все еще остается королевой Тритона. Все, что она скажет, может быть использовано против нее на суде. И Гален не сомневается, что Ищейка получил четкие указания внимательно слушать.
Она отворачивается от него.
– Я не хочу есть.
– Ваше Высочество, – говорит он сурово. – Если вы будете продолжать дуться, то это ничем не поможет делу. Ешьте. Эту. Рыбу. Она придаст вам сил. Это подарок от Грома. Он говорит, это ваша любимая рыба.
Она поворачивается к нему.
– Треска? Он знает, я терпеть…О.
Она присматривает к рыбе, замечая точку, выступающую из хвоста последней трески.
– О. Конечно, я обожаю треску, – Налия с облегчением принимает подарок у Галена. Он надеется, она понимает, что может воспользоватся им, только если дела на суде пойдут из рук вон плохо. На тот случай, если влияние Джагена куда больше, чем думает Гром, и куда мощнее, чем опасается Гален.
Шип полосатой крылатки спрятали внутри последний трески. Гален задумывается, будет ли Налия себя комфортно чувствовать, держа его при себе – ведь яд полосатой крылатки смертелен, – но Гром настоял, что она умеет с ним обращаться. Гром совсем не такой, каким Гален представлял его себе все это время. Да и Налия тоже.
– Он просит вас съесть ее, только если вы почувствуете в этом необходимость.
Это звучит так странно, что Гален просто пожимает плечами, когда Налия закатывает глаза. Похоже, страж не заметил отсутствия в разговоре логики. Но Налия понимает, к чему он клонит.
Суд начинается завтра. Обычно, принятие решения оставалось бы за представителями общины, добровольно вызвавшимися судить, но раз уж это дело касается королевских семей, правосудие будет вершить совет из Архивов от обоих домов. Гален и близко не припоминал, когда бы такое было, чтобы суд проходил над особой королевской крови. Но так как личность Налии все еще остается под вопросом, и она напала на нынешнюю королеву Тритона на глазах у кучи свидетелей, ее будут судить еще и за это. Если Джаген так умен, как начинает считать Гален, он уже припрятал приговор в своих умелых руках.
Ее личность не будет подтверждена. И она будет признана виновной в государственной измене.
Если это произойдет, она будет заточена в Ледяных Пещерах, пока не сделает свой последний вздох. И Эмма никогда не сможет поговорить с ней снова. А он может составить Налии компанию. Ледяные Пещеры куда больше любой из человеческих тюрем, и куда менее населены – по оценке Архивов, лишь около сорока Сирен за всю историю совершали что-либо столь серьезное, чтобы быть приговоренными к заключению там. Это будет тоскливая, одинокая жизнь – и смерть.
Конечно же, Гален надеется, что Гром с Антонисом не допустят ничего подобного. Он не уверен, какой альтернативный план могли наколдовать два короля, если вообще что-то придумали, но судя по отчаянию в их глазах, они скрывают что-то куда более стоящее, чем просто отчаяние за тревожным выражением лиц.
Конечно, если все не удастся по правильному пути, два короля не станут смотреть, как Налию заключают в тюрьму.
Гром страдал все эти годы не ради того, чтобы потерять ее снова в Ледяных Пещерах. Но если он пойдет против решения суда… Гален не хочет сейчас думать о последствиях. Слишком многое поставлено на карту, не только для Грома и Налии, но и для них с Эммой тоже. Если Архивы не позволят Грому и Налии связаться, то о возможности для Галена с Эммой стать парой по традициям Сирен можно забыть навсегда.
Суд должен принять положительное решение. Он просто должен.
А если не примет? Гален не может понять, что может получить для себя Джаген, если монархи будут свергнуты. Королевства? Навряд ли. Королевство Сирен разительно отличается от своей человеческой версии. Когда люди произносят слово “королевство”, они подразумевают под этим дворцы, роскошные особняки, благосостояние, людей. Но когда Сирены говорят о королевстве, то имеют в виду бесконечные просторы океана. Рыб. Рифы. Пещеры. Сирены не нуждаются в золоте, украшениях или бумажных деньгах для богатства. Единственное богатство Сирен – возможность похвастать друг перед другом. Иногда они торгуют некоторыми услугами, но чаще всего просто помогают друг другу в случае нужды. Они заботятся о своих стариках и молодняке.
Итак, единственное преимущество управления царством – это перемена образа жизни. Но что бы он хотел изменить?
Гален кивает Налии, которая, видимо, наблюдала за ним, пока он все обдумывал. Он задается вопросом, что она могла увидеть на его лице.
