Текст книги "Девушка с конфетной коробки (СИ)"

Автор книги: Анна Стриковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Это хорошо жаловаться на то, что тебе все надоели, не дают побыть наедине с самим собой, когда вокруг полно людей, готовых в любой момент разделить твоё одиночество. А когда ты и в самом деле одинок? Когда нет рядом никого, кому ты мог бы пожаловаться, с кем посоветоваться и на кого излить своё раздражение?

Так что когда на привале за ужином рядом с ним уселся Симон, принц был даже рад. Пусть отщепенец не лучшая компания для королевского племянника, но, возможно, на него удастся спустить своё плохое настроение? Зелинда подошла и шепнула:

– Последи за ним сегодня вечером, хорошо, Санди? А то нам с Хольгером надо словечком перемолвиться.

Александр хотел было ей высказать насчёт того, как она коверкает его имя, а заодно намекнуть, что пренебрегать своими обязанностями ради секса – здорово, но недостойно. Но подумал и промолчал, а молчание, как всем известно, знак согласия.

Симон плюхнулся рядом с ним на свёрнутый плащ, подвинул к себе миску с похлёбкой, вытащил из-за пояса ложку, но, вместо того, чтобы начать есть аппетитно пахнущее варево, обратился к принцу:

– Что, тебе тоже невесело? Все мужики с подружками, одного тебя обделили. А правду говорят, что ты настоящий принц?

Его глаза сверкали лукавством и непритворным интересом. На мгновение Александр подумал, что общаться с этим типом должно быть значительно веселее, чем с Эвменом, но тут же вспомнил кто есть кто и ответил:

– Принц – не принц, думаю, это тебя не касается. Я здесь не для того, чтобы развлекаться и болтать со всякими разными, а по важному делу. Так что лопай свою пайку и помалкивай.

– Значит, принц, – сделал своё умозаключение Симон и снова задал вопрос, – А верно, что та девица, которая попала в драконью ловушку, красотка каких поискать?

Александр хотел было на него рыкнуть, чтоб заткнулся, но сумел сдержаться и с достоинством произнёс:

– Адель – очень красивая девушка, но не думаю, что для тебя это что-то меняет.

– Почему? – искренне удивился отщепенец, – Спасать красавицу всяко приятнее, чем уродину. Она, конечно, в пещере не одна, а с мужчиной, но вдруг за это время он успел ей надоесть и она захочет сделать новый выбор? А он у неё невелик, свободных мужчин в вашей спасательной команде только ты да я. Знаешь, принц, – мечтательно продолжил Симон, – у меня было много женщин, но порядочных – раз, два и обчёлся. А уж красивых среди них не нашлось ни одной, только среди шлюх, но их не стоит учитывать.

Потом посмотрел на лицо своего соседа, с трудом сдерживающего гнев, и довольно рассмеялся.

– А, кому я это говорю?! Ты, небось, одних благородных красоток трахаешь, а они в очереди стоят, чтобы принц соблаговолил. Только, скажу тебе по секрету, они ничем не лучше моих шлюх!

Каким-то чудом Александру удалось не прибить наглого мерзавца, но разок в ухо он ему дал, прибавив на словах:

– Знай своё место! Ещё лишнее слово скажешь – вообще закопаю. Думаешь, ты такой незаменимый и поэтому я должен тебя терпеть? Мы все тут все маги не из последних, так что обойдёмся без твоих великих познаний.

Симон поначалу съёжился под суровым взглядом принца, но затем сел, потирая распухшее и немного оглохшее ухо и нахально присвистнул. Его миска перевернулась, ложка вообще откатилась в сторону. Хорошо, что отщепенец успел почти всё доесть. Пришлось ему собирать свои пожитки под пристальными взглядами принца и остальных.

– А ты здоров драться, – сказал он, как только Александр немного отошёл, – под горячую руку тебе лучше не соваться. Шутил я, а ты всерьёз принял. Ладно, раз ты юмора не понимаешь, больше не буду.

Принц промолчал, но сунул Симону половину своего куска хлеба. Вроде как извинился.

Потом перебрал в уме весь разговор и разозлился снова: ничего шутливого Симоном сказано не было, одно сплошное глумление. Но не бить же его снова?

Наблюдавшая всю сцену Дейдра отозвала Александра в сторону и выговорила ему:

– Ну, и зачем ты с ним разговоры разговаривать стал. Сказал бы сразу: помалкивай, пока не спрашивают. А ты слушаешь его, на вопросы отвечаешь. Вот и вышло что вышло. И что теперь делать? Снова Зелинду звать? Она не железная, должна и отдыхать время от времени, я тоже нуждаюсь в отдыхе.

– Не надо никого звать, – мрачно буркнул Александр, – сам справлюсь. Опыт у меня теперь есть, что делать знаю. Каким заклинанием его лучше связывать на ночь?

– Обычной верёвкой, – фыркнула Дейдра, – Только узел пусть за спиной будет. Магические путы ведьмак за ночь развяжет: просто вытянет из них всю силу. Против верёвки у него приёма нет. А ещё сторожку поставь, чтобы будила тебя, если поганец решит удрать. Зелинда так делала и всё пока шло прекрасно. Да, Элиастен проверил: наши в подземельях живы и движутся примерно в том же направлении, что и мы. Если всё верно, через два дня наши пути пересекутся, а Симон утверждает, что как раз в тех краях есть выход на поверхность. Лишь бы они эти два дня продержались.

Александр кивнул, чтобы показать Дейдре, что он её понял. Вспомнил, как его, тогда совсем зелёного юнца, учили связывать пленных, чтобы они шли сами, но не могли сбежать. Да, это он сумеет. Спасибо ведьме, что не стала корить его при всех, выразила недовольство келейно. И спасибо, что поддержала надежду на хороший исход их миссии. То, что Адель с Аланом живы, проходило по разряду добрый вестей, а то, что их дороги должны вскоре пересечься, и вовсе внушало оптимизм.

Симон дал себя связать, не выказывая недовольства, но стоило принцу закончить с этим делом и пристроить сигнальный маячок над головой отщепенца, снова завёл разговор.

– Да, здорово тебя обратали эти ведьмы, никогда бы не подумал. Слыхал, что нет того мужчины, который бы им мог слово поперёк сказать, но не верил. А теперь вижу: так оно и есть. Если даже природный принц подчиняется, то что сказать о прочих? А ведь ты с ней даже не спишь.

– Ты такой храбрый, потому что думаешь: принц не ударит связанного? – с угрозой в голосе произнёс Александр, – Разочарую тебя: мне приводилось допрашивать пленных шпионов самыми разными методами, а им мы не даём шанса себя защитить. Так что врезать тебе я смогу без угрызений совести. По уху ты уже получил? А теперь сравни меня с собой и осознай размеры опасности.

Симон равнодушно пожал плечами и отвернулся от принца, скорчившись под укрывавшим его плащом. Он сделал ход и убедился, что противник отвечает. На сегодня ему было довольно и этого. Вряд ли удастся превратить принца в сознательного союзника, но вот действовать в своих интересах его вполне можно заставить. Не сегодня, так завтра.

Глава 18

* * *

Наверное я сошла с ума. По-другому не объяснить, почему, когда ничего не изменилось, у меня в душе всё поёт, а тёмные, мрачные пещеры кажутся милыми и почти родными. Неужели я и впрямь влюбилась в Алана? Прямо не верится. Это совсем не то чувство, которое я испытывала к Генриху, ничуть не похоже. На того я глядела снизу вверх, как на сошедшее с небес божество, каждый раз обмирала, когда он просто ко мне обращался, а уж когда за руку брал, и вовсе чуть не теряла сознание. Генрих вызывал у меня безграничное восхищение и даже его недостатки казались мне привлекательнее достоинств других людей, ведь это же был он! Марта, как я сейчас понимаю, несколько раз предупреждала меня от такого восприятия своего сына, но разве глупой влюблённой девице втолкуешь разумные вещи?

При этом я всё время боялась. Боялась самой себя: что что-то не так скажу, не то сделаю, что не умею целоваться и кокетничать, что недостаточно красива или умна для него, божественного и великолепного. Боялась самого Генриха, его недовольства, и недаром. По его мнению я была дурно воспитана в косной купеческой среде, не умела держаться, была слишком скована, зажата, полна предрассудков. Он вроде как прощал мне эти недостатки, потому что их перевешивали другие достоинства, но я всё время не могла отделаться от мысли, что положительных черт, которые он ценит, во мне слишком мало. Каждую минуту ждала: он вдруг увидит мои несовершенства в другом свете и передумает, бросит меня. Как, собственно, и случилось.

Ведьма, я уверена, не превосходит меня красотой, она наверняка менее подкована в искусстве вести домашнее хозяйство, да и рассудительными их обычно назвать трудно, если не брать в расчёт ремольских. Зато, как всё их племя, она умеет быть очаровательной, милой, легкомысленной и сексуальной. То, что мне не дано в силу природы и воспитания. Мои унылые достоинства образцовой дочери гремонского купца средней руки никогда не имели веса в глазах Генриха. Сейчас я понимаю, что он увлёкся как раз той самой картинкой на конфетной коробке и, если бы не влияние Марты, вообще не стал бы со мной связываться. Я же вела себя бесконечно глупо. Тянулась, пыталась через не могу стать кем-то, кем не была, но, как сейчас ясно вижу, эти попытки были изначально обречены на провал.

С Аланом не так. Страха нет и в помине. Конечно, я боюсь, что мы не дойдём, что пропадём здесь, в холодных и тёмных пещерах, да и он этого опасается, хотя всё время уверяет, что мы справимся. Дело в другом: я не боюсь ни себя, ни его. Могу быть собой и не стесняться. То, что Генриха раздражало, Алана вполне устраивает. Наверное, это потому, что по рождению и воспитанию мы с ним ближе. Для Алана я совершенство. Не потому, что он закрывает глаза на мои недостатки, а потому, что они ему нравятся. Оказывается, сознавать, что для кого-то ты – идеал, удивительно приятно. И вообще Алан хороший. Конечно, поначалу он повёл себя не слишком благородно, но мне понравилось, что он не стал бегать от ответственности, когда я потребовала оплатить мою экипировку. Отдал, как я сейчас понимаю, последние деньги. Сомневаюсь, что в подобной ситуации Генрих поступил бы так же. Можно говорить, что он не довёл бы дело до подобного кризиса, но я знаю, что он привык брать то, что ему нравится. Только делает он это легко, изящно, по-дворянски, так, что никому не приходит в голову потребовать с него ответа, а тем более прижать такой низменной вещью, как деньги. Если же подобное случалось… Я прекрасно помню, как Марта вынуждена была просить своего мужа послать старшему сыну денег на уплату долгов.

Так как долги были не карточные, то она этого не стыдилась и не скрывала. Но покупать дорогие амулеты и книги, которые тебе не по карману, а затем предлагать торговцам взыскивать долг с твоих родителей… даже тогда мне казалось, что такое поведение пятнает прекрасный образ моего возлюбленного. Теперь мне не кажется, я это знаю точно. Я пыталась ему объяснить, как это некрасиво, но он упрекнул меня в мещанстве и узколобости. Он же делает это ради науки! Сейчас я понимаю, что Генрих вёл себя недостойно и прекрасно знал об этом, а меня стал упрекать только потому, что стыдился собственного поступка.

Думаю, Алан бы никогда так не поступил. У него, насколько я поняла, никогда не было за спиной состоятельных родителей, которые могли бы оплачивать его увлечения. Он всего добился сам, потому знает цену как слову, так и деньгам. Да, в нём нет броской красоты Генриха, но он очень даже симпатичный. Глаза такие выразительные и улыбается он просто чудесно. Про тело сложение я и не говорю. Ещё умный, честный и образованный, что немаловажно.

Но что это я его всё время хвалю, как будто пытаюсь продать сама себе? Неужели чтобы оправдаться в том, что он мне нравится? Что греха таить, это так. Привыкла я к нему за время экспедиции, присмотрелась, привязалась… А уж после того, как мы прошли весь этот путь по пещерам, он и вовсе стал родным и близким. С ним я точно могу не бояться и ему могу доверять: он будет меня защищать пока дышит. А ещё он сказал, что любит и я не сомневаюсь: это так и есть. Алан видел меня всякой, далеко не всегда идеальной: чумазой, больной, плачущей, но отношения своего не поменял: я как была для него совершенством, так и осталась.

Я гоняла по кругу эти мысли, а тем временем занималась обычными делами: умывалась, приводила себя в порядок, готовила завтрак. Хотя что там готовить? Лепёшки из муки и воды испечь? Закаменевший сыр покромсать или вяленое мясо? Больше подходящего ничего не было. На поверхности хоть дикие лук и чеснок можно найти, мяту сорвать, чтобы скрасить трапезу, а здесь, под землёй, ничего.

Сказала об этом Алану, устраивавшему костёр. Он удивился:

– Ты же горожанка, откуда знания про дикий лук и чеснок?

Это он с моими отцом знаком не был. Тот экономил наличные где и как только мог, поэтому позволял покупать эти овощи только зимой, а летом мы с Вилмой и её девочками собирали их на лугах и в рощах, делая вид, что гуляем за городом. У нас даже места притоптанные были. Девочки всегда носили с собой игрушечные совочки, которые им дарили сердобольные соседи, а мы с Вилмой копали и складывали в изящные сумочки, в которые изнутри были подшиты специальные мешочки, чтобы грязь не просочилась наружу.

Рассказала об этом Алану, тот аж глаза вытаращил.

– Это чтобы внешне продолжать роль зажиточных горожанок? Ну дела!

– Мы и были зажиточными горожанками, – призналась я, – у отца достало бы денег, чтобы нас артишоками кормить, не то, что на какой-то там лук. Но он патологический скупердяй. Больше всего я боюсь, что это наследственная черта и она когда-нибудь вылезет у кого-нибудь их моих детей.

Сказала и тихонько ойкнула. Я что, уже думаю о том, чтобы завести с Аланом детей?

Он приобнял меня за плечи.

– Даже не думай об этом. У НАШИХ, – подчеркнул он голосом, – детей не будет никаких отклонений, кроме гениальности. А ещё он будут красивые как ты.

– И умные? – рассмеялась я.

– Ну конечно умные, – гордо ответил Алан, – в кого им быть дураками?

Он сказал, а я смутилась. Ведь пока что между нами даже разговора о будущей семье не было, он мне предложения не делал, и вдруг такие заявления. Я тоже хороша: сама провоцирую.

Он, кажется, правильно меня понял и шепнул на ухо:

– Не красней, моя хорошая, это я должен сначала замуж позвать, а потом уже деток планировать.

Затем отстранился, заглянул мне в глаза, что было непросто при нашем скудном освещении, и произнёс уже в голос:

– Конечно, глупо делать предложение тогда, когда не уверен, будет ли у тебя завтра. Но такой у меня характер: пусть вокруг полная задница, а я всё равно думаю о хорошем. Например, о том, что ты мне скажешь да.

Я похлопала глазами как истинная блондинка. Алан поправился:

– Ах, я забыл самое главное. Адель, – сказал он, внезапно опускаясь на одно колено, – ты выйдешь за меня замуж?

Неизвестно от чего я вдруг замялась.

– Не молчи, решай скорее, – подбодрил меня Алан, – а то тут такие камешки, очень больно колену.

– Выйду, – сказала я и потащила его за плечи вверх, – вставай, я бы и так тебе не отказала.

– Но надо же было соблюсти традицию, – фыркнул он, вскакивая и заключая меня в объятья, – а заодно повалять дурака. Зато ты теперь моя невеста, если не перед людьми, то перед богами точно. Они здесь гораздо ближе, чем в городах.

Он сказал, а я почувствовала: на нас кто-то смотрит. Если не божество, то подгорный дух: кто-то огромный, могущественный и бесстрастный, не имеющий к людям ни малейшего отношения. Я инстинктивно прижалась к своему защитнику, затем сообразила, что вреда этот кто-то нам наносить не собирается, и натужно рассмеялась.

– Раз уж мы всё выяснили и я приняла твоё предложение, может, позавтракаем? А то скитаться по пещерам на голодный желудок мне как-то не улыбается.

Больше в тот день мы о будущем не заговаривали. Я молчала, потому что стеснялась. Не знаю, почему Алан ничего не говорил. Зато он всё время старался ко мне прикоснуться: взять за руку, поддержать, просто погладить. Я не уворачивалась, давала ему такую возможность. Мне тоже было приятно, ведь он касался меня так бережно.

Зато наше путешествие продолжалось без видимых успехов. Коридоры петляли, уводя то в одну сторону, то в другую, то превращались в пологий склон, то шли чуть ли не вертикально вверх. Мы шли всё дальше и дальше, то карабкались по подобию стёртых ступеней, т, сидя в обнимку на зачарованном кожаном плаще, съезжали вниз по жёлобу, не представляя себе, куда он нас вынесет.

Несколько раз коридоры выводили нас в огромные подземные залы или, вернее будет сказать, гроты. Там приходилось применять уже знакомое заклинание поиска. Каждый раз мой поисковичок улетал в очередной тоннель, но теперь у меня его полёт не связывался с надеждой на быстрое спасение. Он, как выяснилось, гарантировал одно: там, куда он летит, есть проход, мы не упрёмся в стенку. Но вот выход… временами мне казалось, что он с каждым шагом не приближается, а удаляется.

Алан вёл себя бодро и уверенно, не показывал виду, что ему тоже страшно, но иногда мне начинало казаться, что и он потерял надежду.

Вечером или в то время, которое мы условились считать вечером, я решила провести ревизию наших припасов. Хотелось узнать, на сколько их ещё хватит.

Радости оказалось мало. Если не считать присоленное и укрытое стазисом мясо той ужасной змеюки, еды у нас оставалось всего ничего. Мешочек из-под муки жалобно сдулся, показывая, что в нём не больше, чем на одну лепёшку, кроме этого нашлось по горстке разных круп, полгорсточки соли и на донышке горшочка немного мёда. Сыра и вяленого мясо не осталось совсем, равно как и сушёных овощей. Одна радость: воды в пещерах можно было набрать чуть ли не на каждом шагу и по большей части она была питевая. А единственный продукт, кроме мяса, которого хватило бы на декаду, если не больше, была заварка их шестнадцати разных трав. Если произнести над ней заклинание, получится бодрящее, прибавляющее сил зелье.

Вот только пить его регулярно очень опасно: ведь силы оно берёт из собственного резерва организма. Когда еды кругом навалом, маг может себя не стеснять, восполнит необходимое, сев за обильный стол. Но когда есть нечего, можно легко загнать себя в кому, из которой не каждый выберется.

Алан вместе со мной внимательно изучал наши припасы, а когда я стала укладывать их обратно в торбы, уныло сказал:

– Эх, были бы мы сейчас на поверхности…

Я не поняла:

– Чем бы это нам помогло? Наколдовать съедобное можно, только для этого нужно что-то органическое, а где бы ты его взял?

– Призвал бы, – сознался Алан, – из кладовки моей квартирной хозяйки. В болотах, когда утонула сумка с едой, только так и спасся. Призвал всё, что мог вспомнить: крупу, масло, муку, соль, пироги, баночки с паштетом и горшочки с вареньем. Потом, когда вернулся, расплатился за всё. Деньгами, да ещё по шее получил. Но я не в обиде: зато выжил. Тут призыв не действует, камень экранирует и не позволяет перемещать материальные предметы. Даже вестника послать не получается. Впрочем, ты это и без меня знаешь.

Ой, знаю. Я, когда пришла в себя в первый раз, попыталась отослать сообщение ректору. Ничего не вышло. Горы не пропускают магические потоки, перемещающие почту. Я потом это даже попыталась посчитать, всё равно на ходу думать о чём-то надо. Желательно об отвлечённом, чтобы не сойти с ума.

Вышло, что далеко не каждое послание, выпущенное на волю в Драконьих горах, сможет дойти до адресата. Это зависит от места и силы мага. А простым людям воспользоваться магпочтой на этих землях просто не дано. Так что мы не только еды себе добыть не можем, мы даже на помощь не позовём.

Странно, я это и раньше знала, но, наверное, старалась не думать, потому что мысль о том, что нам никто не поможет и не спасёт, внезапно ударила по сознанию с неимоверной силой. Хорошо, что я в обморок не грянулась. Только спросила Алана:

– Ты веришь, что мы спасёмся?

Я, надо признаться, задавала этот вопрос не в первый раз и всегда слышала от Алана нечто бодрое и жизнеутверждающее. Сейчас он впервые задумался прежде чем ответить.

– Понимаешь, Адель, это не вопрос веры. Я делаю всё, чтобы спастись и ты тоже. Мы не падаем духом, идём вперёд, ищем путь. Рано или поздно наши труды должны увенчаться успехом. Так устроены все пещеры драконов без исключения. Вопрос в том, сколько мы ещё продержимся на том, что у нас есть. Мяса у нас твоими стараниями достаточно, заварки тоже. На этом можно прожить декады три. Плохо, скудно, но не смертельно. За себя я не боюсь. Но ты такая нежная. И не делай такое выражение лица. Если ты не жалуешься и не ноешь, это говорит о силе твоего духа, но не о состоянии тела. Тебя угнетает не только и не столько недостаток еды. Темнота, необходимость поддерживать светлячков и создавать поисковики обессиливают тебя. Я же вижу: ты таешь на глазах. Так что будем смотреть правде в глаза: если мы сумеем выйти в течение ближайшей декады, то мы спасены. А если нет… Не будем об этом: я не готов тебя потерять.

Он не договорил, но я поняла: если не выберемся за декаду, я скончаюсь от бессилья и Алан ничем не сумеет мне помочь, хоть и готов на всё. Он смотрел на меня с таким обожанием и такой мукой в глазах, что я не выдержала, прижалась в нему и сама поцеловала.

Наверное, я поступила правильно, потому что, когда наш поцелуй наконец прервался из-за того, что обоим не хватило дыхания, Алан улыбнулся и сказал:

– Не бойся, моя радость, прорвёмся. Я не дам тебе так бездарно погибнуть в этих дурацких пещерах. Ты ведь ещё не успела выйти за меня замуж, хоть и обещала, а обещания надо выполнять.

Ну что ж, если у него хватает духу шутить, значит, не всё ещё потеряно.

Два следующих дня мы всё так же бездарно брели по пещерам. Узкие коридоры сменялись широкими галереями, виляли как пьяный уж, отчего начинало казаться, что мы ходим кругами. Не удивлюсь, если так оно и есть, только круги эти не пересекаются, а накладываются один на другой в разных плоскостях. Мы ни разу не прошли такого места, про которое я с определённостью могла бы сказать "мы тут были". Никаких примет вроде оставленного пустого мешочка из-под крупы или верёвочки, которыми были перевязаны куски вяленого мяса или следа от костра, не говоря уже о кучках с продуктами нашей жизнедеятельности: закапывать их тут было не во что. Но я бы не стала уверять, что мы не видели раньше тех мест, по которым проходили, потому что все каменные коридоры был похожи друг на друга как родные братья.

Под вечер второго дня, когда силы были на исходе и я с трудом переставляла ноги, нас вынесло в огромный подземный грот, в центре которого испускало голубоватое сиянье круглое как миска озеро. Я было устремилась к воде, но прежде успела бросить взгляд на Алана и увидела, как помертвело от страха его лицо.

– Ал, что случилось? – воскликнула я и схватила его за руку.

– Нам нужно как можно скорее убираться отсюда, Адель, – проговорил он, еле шевеля губами, – иначе смерть.

– Куда? – только и спросила я.

– Неважно, лишь бы подальше от этого проклятого озера. Держимся подальше от воды и двигаемся вдоль стены. Сворачиваем в первый попавшийся проход. Отходим на приличное расстояние, а там уже будем думать, что дальше, – огласил план действий Алан.

Видимо, действительно знал про это озеро что-то плохое, раз так отреагировал. Мне было очень интересно, что оно такое, но я не стала расспрашивать: не время. Вот когда мы окажемся в безопасности, он мне всё выложит с подробностями. Я же не отстану.

Мы довольно быстро отступили к стене. Можно было нырнуть снова в тот проход, по которому мы пришли, но это было бы неразумно: мы тащились по нему уже много часов и не встретили ни одной развилки. На возвращение сил уже не оставалось не только физических, но и душевных. А вот новый тоннель означал новую надежду. Вдруг именно он выведет нас на поверхность?

Нам не пришлось долго идти вдоль стеночки. Локтей сорок – и перед нами открылся зев нового прохода, отличавшегося от того, по которому мы до сих пор двигались, формой. Если до этого тоннели по большей части напоминали дыры, прогрызенные червями гигантских размеров, то этот походил на скальный разлом. Над головой не круглился свод, а под острым углом сходились две плиты. Пол здесь оказался удивительно ровным, без каменной крошки, зазубрин и заусенцев. Как будто над ним трудились некие безымянные подгорные мастера.

Несмотря на ровный пол, я еле переставляла ноги. Стоило подумать, что придётся топать не меньше часа, чтобы удалиться от опасного озера на безопасное расстояние, и силы как будто утекали куда-то. Хотелось лечь и уснуть, желательно навеки. А тоннель всё вёл нас куда-то, постепенно забирая вверх.

Алан понимал моё состояние и делал всё, чтобы я не упала прямо тут. И тащил за руку, и подталкивал в спину, и шептал что-то ободряющее. Но я уже так устала, что даже его перестала воспринимать.

Вдруг он шепнул мне:

– Адель, посмотри! Видишь, впереди?…

И подтолкнул в бок.

Это он новый метод меня взбодрить изобрёл? Я подняла глаза, уверенная, что не увижу ничего интересного. Сначала и впрямь ничего не заметила, но тут Алан погасил наших светлячков и я аж заорала:

– Ура-аааа!!!

Откуда только силы взялись?

Перед нами сияла самая настоящая звезда! Звезда на тёмном ночном небе! Первый попавшийся проход оказался спасительным, он вывел-таки нас наружу! Мы дошли! Мы выбрались! Теперь появилась надежда, что нас найдут.

* * *

Если бы участники экспедиции могли видеть, что творилось в Элидианском университете! Послания нашли адресатов и те, вместо того, чтобы нестись со всех ног в долину Ласерн, представительными делегациями телепортировались в столицу элидианского королевства. Ректор доложил королю и послал вызов валариэтанскому совету.

Служители спешно оборудовали всем необходимым покои для высоких гостей, а во дворце решали, по какому церемониалу следует встречать прибывших и кто именно из дворцовой иерархии должен с ними разговаривать. Дело осложнялось тем, что отовсюду прибыли люди в ранге ректора магического учебного заведения, на худой конец главного королевского мага или, как в Кортале и Шимассе, министра магии, а из Сальвинии – король Феофан лично.

Только прибыл он не как положено при официальном визите, а прямо в университет, отчего мозг у королевского церемониймейстера вскипел и свернулся. Так не положено!

Но Феофану было плевать на муки придворных его августейшего брата, он прибыл, чтобы выяснить судьбу племянника. А то что получается? Он отправил своего родича, мага и ценного для Сальвинии воина в соседнее государство, а там его просто-напросто потеряли! Как перчатки какие-нибудь! Не потеряли? А где он тогда? И вообще, что творится? В кои-то веки Сальвинии предложили принять участие в важной международной магической экспедиции, он ради престижа не пожалел собственного племянинка послать, хотя он дома нужен, а тут не экспедиция, а бардак!

Так как двор элидианского короля так и не определился с тем, по какому церемониалу следует принимать явившегося без приглашения чужого короля, то все претензии пришлось выслушивать ректору, а заодно и уступить свои апартаменты, ибо ничего другого, достойного принять Феофана, на территории университета не нашлось.

Были бы это все ректорские трудности, он бы как-нибудь справился. Но к нему заявились и другие гости. Корталький министр магии прибыл под ручку с министром иностранных дел и свитой его помощников, про которых доподлинно было известно, что все они шпионы. Министра магии из Шимассы сопровождали две злющие, как гадюки, которым отдавили хвост, ведьмы, как оказалось, родственницы отправившихся в экспедицию парней. Ректор магической академии из Мангры тоже приехал не один, а с группой весьма агрессивно настроенных преподавателей боевого факультета. Дарсианец в ранге придворного мага прибыл в гордом одиночестве, но когда ректор глянул на его ауру магическим зрением, то чуть не сел. Архимагов такой силы в университете не было, даже валариэтанские корифеи до него не дотягивали. Группа гостей из Гремона не показалась ректору такой уж сильной магически, зато каждый в ней носил громкое имя, был крупным землевладельцем и приближённым короля. Выяснилось, что гремонские парни приходились этим заносчивым и неприятным людям близкими родственниками, в основном не претендующими на титул младшими сыновьями. Это было понятно: титул – одно, а родная кровь – не водица.

Мало было ректору этих иноземных господ с их требованиями срочно организовать спасательную экспедицию, так ещё свой добавил! Архимаг Леонтий, декан боевого факультета и по совместительству отец Берты требовал того же. Не просто требовал: угрожал!

Никто при этом не ответил на один простой вопрос: на какие шиши? Ректор и так вбухал в этот проект столько, что самому страшно. Одна доставка порталами стоила как бюджет хорошего города. А оборудование? А инвентарь? Конечно, валариэтанский совет обещал всё оплатить, как только он представит счета, но до возвращения экспедиции сделать это по каким-то там бухгалтерским заморочкам было невозможно.

А с него требовали! Врывались в кабинет и орали, топали ногами, вызывали к себе и указывали на неприемлемость его позиции, но никто, никто не пожелал слушать, когда он предлагал профинансировать спасательную экспедицию. Королевский казначей и министр финансов сделали вид, что не понимают, что от них хотят. Валариэтан даже не ответил на его отчаянное письмо.

А ещё внезапно пропал арихимаг Эндор Кассийский. Вроде бы он собирался лечить застарелую травму позвоночника в Байях., Когда начали искать концы и вспомнили, что это он должен был руководить экспедицией, оказалось, что из столицы-то он отбыл, но в оговоренное место так и не прибыл. В отделе международных связей даже лежало его заявление и объяснительная, только вот самого архимага найти не удалось, что наводило на очень неприятные размышления.

Что тут прикажете делать? Бедный ректор целую декаду от своих именитых гостей и одновременно забрасывал их всяческими объяснениями и предложениями в эпистолярной форме. Единственное, что его радовало, это то, что не прибыли ремольские ведьмы. Вот если бы они решили выяснить судьбу своих подданных, от университета могли остаться только дымящиеся развалины.

Но гвоздь в гроб ректора вбила та, от кого он ничего подобного не ожидал.

К концу декады он наконец перезнакомил между собой всех приехавших и сделал так, что они ругали его друг другу, а не досаждали ему лично. Избавившись на краткий срок от домогательств знатных иностранцев всех мастей, он закрылся в кабинете, налил себе вина и успокаивающего зелья в один бокал и только собрался его выпить, как замок щёлкнул и запертая дверь распахнулась.

Перед ним стояла невысокая, изящная женщина с копной серебристых кудряшек. Марта Аспен или, правильнее сказать, Марта ар Герион. Он видел её не в первый раз в своей жизни и сожалел как о первой встрече, так и о сегодняшней. За спиной у женщины маячил высокий, темноволосый маг с донельзя мрачным лицом, её муж Конрад.