Текст книги "Щипач (СИ)"

Автор книги: Анна Старобинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава 6, в которой враг врага – это друг

– Зачем ты отпустил Песца?

– Он невиновен, – сказал Барсукот.

Ответа не последовало. Крысун молчал. Лицо его было непроницаемым. Однако Барсукот уже умел различать оттенки непроницаемости на лице Крысуна. Сейчас непроницаемость была отчётливо неодобрительной.

– Песец действительно не Щипач, – добавил Барсукот для убедительности. – Хотя и премерзкий тип. Я сказал ему проваливать в своё Заполярье и никогда здесь больше не появляться.

Крысун ничего не ответил. Барсукот не любил, когда Крысун так долго молчал. Ему становилось не по себе и начинало казаться, что Крысуна вообще нет. Что он остался один.

– Ты не думай. Я проверил его показания, – пояснил Барсукот. – У меня надёжные источники.

– Я не думаю, – бесцветным голосом ответил Крысун. – Я знаю, что ты зря его отпустил. Он же сдаст тебя первому встречному. Расскажет, где ты скрываешься. И показания

его ты зря проверял. Эти твои источники … они тебя тоже сдадут.

– Но я же не мог держать в неволе невиновного зверя!

– Это всё лирика, – сухо сказал Крысун. – Я не люблю лирику. Технически ты мог держать его в неволе. И тебе это было выгодно. А ты отпустил его. Это риск. Тебе не выгоден риск. Тебе нужно срочно бежать из Чёрного дома. Я отведу тебя в другое убежище.

– Спасибо, друг. Но мне нужно ещё немного времени здесь. Полчаса-час, не больше.

– У тебя нет времени, Барсукот. Весь район оцеплен. Везде шастают охотничьи псы. На тебя организована облава. На самом высоком уровне. Сама Ласка одобрила эту облаву на срочном совещании. Называется «Операция «Антикот»».

– «Антикот», – горько усмехнулся Барсукот. – То есть они уже даже мысли не допускают, что Щипач не я, а кто-то другой? Не говоря уже о том, что я вообще не кот.

– Ну, после того, как в дупле дуба у скотобойни нашли ощипанного воробья, и при этом там повсюду твои отпечатки и следы, и тебя там видела барсучиха … Да. Они уверены, что это именно ты. И вообще-то ты кот.

– Я Барсукот. И это не я ощипал воробушка. Меня кто-то подставил.

– Да, конечно, – кивнул Крысун.

Но Барсукоту показалось, что на непроницаемом лице Крысуна мелькнула тень недоверия. Барсукот вдруг почувствовал себя мокрым, испуганным, выброшенным за шкирку в холод и дождь котёнком. Если он лишится доверия Крысуна … Если он потеряет своего последнего друга – для него всё пропало. Кто тогда поддержит его в тяжёлый и страшный час? Кто даст взвешенный, лишённый эмоций, мудрый совет? Кто предупредит об опасности? Кто расскажет про операцию «Антикот», одобренную на самом высоком … Стоп.

– А откуда ты знаешь, Крысун, что операция называется «Антикот»? И что она одобрена на срочном совещании Лаской? На такие совещания пускают только своих. И там очень хорошие меры безопасности. Неужели у тебя есть знакомые крысы, вхожие в кабинет вожака Союза Смешанных Лесов?

– Я сам такая крыса, – спокойно сказал Крысун. – Я сам вхож в кабинет Ласки.

– Но тогда … тогда … почему ты мне помогаешь?!

– Потому что я ненавижу Ласку, – просто сказал Крысун. – Её враг – мой друг. Ласка мягкая и пушистая только с виду. А в душе она – кровавый тиран. Она жрёт своих подчинённых. Скольким крысам, моим товарищам, первоклассным агентам, она откусила головы и вырвала сердца, я уже сбился со счёта! – Всегда тусклые, равнодушные глаза Крысуна вдруг блеснули яростью. – Каждый раз, когда меня вызывают к Ласке, я не знаю, выйду ли из кабинета живым. Ей не знакомо понятие справедливости. Если Ласка обвиняет какого-то зверя – значит, зверь лично для меня невиновен.

– Я горжусь знакомством с тобой, – потрясённо сказал Барсукот. – Позволь пожать твою лапу.

– В порядке исключения, – кивнул Крысун. – Вообще-то я не люблю, когда меня трогают.

Крысиная лапа показалась Барсукоту холодной, когтистой и очень сильной. Холодный ум, отвага, ярость и сдержанность – всё в этом лапопожатии.

– Теперь идём, – сказал Крысун. – Нам нельзя терять ни минуты.

– Я должен дождаться важного сообщения, – мотнул головой Барсукот.

– От кого?

– От одного специалиста по маньякам. Он просто гений. Мастер своего дела. Я возлагаю на него большие надежды.

Глава 7, в которой никому нельзя верить

– …Бывают маньяки, которые бегают по лесам, из пасти у них идёт пена, глаза в красных прожилках, они кидаются на всех зверей без разбору и в бешенстве разрывают их зубами на части … – Барсук Старший с кряхтением наклонился и собрал в мусорный лопух обломки скорлупы, ещё недавно бывшие колбой Грифа Стервятника, в которой тот хранил своих комаров. – Бывают, да. Но наш Щипач не таков …

В последнее время Барсук Старший всё чаще размышлял вслух. То есть вообще-то он разговаривал по старой привычке со своим напарником Барсукотом. Но, поскольку Барсукот был воображаемым, выходило так, что Барсук Старший беседовал сам с собой. Он взял новый мусорный лопух.

– …Наш Щипач – маньяк совершенно другой породы. Он из тех, кто считает свои зверства частью творческого процесса. У таких маньяков бывают свой стиль и свой почерк. Они тщательно продумывают каждый свой шаг. Они разрабатывают сценарий. Не случайно их называют серийными. Преступления для них – своего рода серии фильма или книжные главы. Они часто берут за основу уже существующий популярный сюжет. Тут главное – понять зверскую логику той истории, которую эти безумцы пытаются нам рассказать. – Барсук Старший принялся собирать в лопух использованную берестяную посуду. – В данном случае это история про птиц. Про птиц и про их сожжённые перья.

Пепел перьев … Перья в огне … Огромное, во всё небо, охваченное пламенем крыло белоснежной птицы … Барсук Старший зажмурился, чтобы отогнать наваждение, но и с закрытыми глазами он видел вспышки огня и летящие в него комья раскалённой земли.

Он пошатнулся и ухватился за ствол, чтобы не упасть. Пулемётный треск горящих сосновых корней и игл … Полный страха и боли крик беспомощной самки … Нет, нет, нет. Это всё внутри головы. Это нервное. Отголоски кошмара, оставшегося далеко в прошлом. Кошмара, который Мышь Психолог советовала ему «отпустить». «Ты постоянно мысленно возвращаешься назад, в ту ночь, когда случилось непоправимое, – говорила ему Мышь Психолог. – Но на то оно и непоправимое, что его не исправить. Та ночь прошла. Не мучай себя, не цепляйся за своё прошлое. Отпусти». Ему казалось, что он давно уже не цеплялся. Казалось, что он давно уже отпустил. Столько лет он заедал свои воспоминания личинками и дождевыми червями, запивал их мухито, отгораживался от них слоями барсучьего жира. Столько лет с ним уже не случалось таких вот нервных припадков …

Полегчало. Барсук Старший открыл глаза. Это всё Супермышь с её зверским графиком работы. Это всё – переутомление. Недостаток сна и отсутствие выходных. Это дело не может быть связано с той давней трагедией … Здесь сожжённые перья – это некий символ. Намёк. Так на что же намекает маньяк Щипач? Уж конечно, не на личную потерю мало кому известного Барсука Старшего. А на некую известную всем историю, на какой-то миф или сказку.

Барсук Старший с кряхтением наклонился и подобрал одноразовую берестяную тарелку Скворчонка с кедровыми орешками. Двенадцать орешков. Ровно столько, сколько он ему положил. Скворчонок к ним даже не притронулся. С тех пор как в Дальнем Лесу начал орудовать Щипач, Скворчонок потерял аппетит. Он явно боялся, что его тоже ощиплют. Да, собственно, все птицы в Дальнем Лесу были на грани нервного срыва.

Барсук Старший сунул орешки в рот, а тарелку – в мусорный лопух.

Что-то крутится в голове … Что-то птичье, из классики зверской литературы … Нужно вспомнить. Так. Какие нам известны сюжеты про птиц? «Пролетая над гнездом несушки» – история сумасшествия бройлерной курицы, дерзнувшей постигнуть, что было раньше – цыплёнок или яйцо … Нет, не то. «Соловей всегда свистит дважды» – белая горлица предлагает влюблённому в неё голубку заклевать её старого мужа, но в итоге голубка́ тоже заклёвывают, а соловей в этой истории и вовсе не появляется, так что в чём смысл такого названия, непонятно … В любом случае это тоже нам не подходит … Тогда что же? Что-то крутится в голове … Какой-то стишок …

…Кружку, из которой пила горячий отвар Барбара, Барсук Старший подобрал в последнюю очередь. Потому что предвидел, что именно обнаружит на берестяной ручке. Пенсия пенсией, а зверская интуиция по-прежнему работала без перебоев. Однако это был один из немногих случаев, когда Барсук Старший предпочёл бы, чтобы интуиция его обманула. Барсучиха сказала, что не прикасалась к воробушку и его перьям, – и она соврала. На берестяной ручке Барсук Старший разглядел следы пепла.

Никому нельзя верить. Молодым, красивым, пушистым, с открытым взглядом, с наивной улыбкой – ни-ко-му. Нельзя. Верить. Удивительно? Нет. Просто грустно. По-осеннему грустно. И, казалось бы, улика должна быть в радость … Но не радует она Барсука. Так бывает, когда находишь в листве замечательный белый гриб. С плотной глянцевой шляпкой. С тугой мускулистой ножкой. Тронешь шляпку – а там внутри червячки. Оно вроде должно быть в радость – что может быть лучше подгнившей червивой шляпки на полдник? Но за гриб всё равно обидно: думал, он молодой и свежий, а он гнилой.

Остаётся теперь доказать, что на кружке – именно пепел сожжённых перьев воробушка Роберта. Надо срочно вызвать Сороку, чтобы она аккуратно отнесла на хвосте эту кружку на экспертизу Грифу Стервятнику.

«Тук-тук – тук-тук-тук – тук», – протарабанил Барсук по стволу дуба. Подушечка лапы царапнулась о неровность в коре. Барсук пригляделся. Две свежие зазубрины, похожие на следы передних резцов какого-то зверя. И тут же – не менее свежая царапина и, кажется … Барсук Старший поскрёб кору. Да, так и есть. Застрявший обломок когтя глубоко внутри. Барсук осторожно отгрыз кусочек коры вместе с застрявшей занозой когтя и завернул его в лопух для вещественных доказательств вместе с берестяной кружкой.

Какая-то мысль по-прежнему не давала ему покоя. Кому это вдруг понадобилось кусать и царапать дуб? Ведь где-то он уже слышал про подобное … Да! Смутное воспоминание, вертевшееся у Барсука в голове, оформилось наконец в стихотворные строки:

 
 Он когтями потрясал,
 Он стволы дубов кусал!
 Сильным стал и распушился,
 Но рассудка он лишился.
 И кукушку, и сыча
 Изодрал он, хохоча …
 

Опушкин! Ну конечно же, Лисандр Опушкин, дичайший лесной поэт …

– Может быть, именно на текст нашего дичайшего лесного поэта опирается наш дичайший лесной маньяк? – поинтересовался Барсук Старший у дуба. – Как ты думаешь, а, напарник? Мы как минимум не можем исключить эту версию. Если память мне не изменяет, эти строки – они из оды … вернее, из элегии … из сонета о том, как …

Но память ему изменяла. Барсук Старший не помнил, из какого произведения Опушкина выплыл этот фрагмент. Слишком много воды утекло, слишком много червей уползло с тех пор, как он в последний раз открывал собрание сочинений.

Значит, нужно ещё попросить Сороку заскочить по дороге в библиотеку … А где, кстати, Сорока? На позывной она обычно прилетала мгновенно. Возможно, он по рассеянности неправильно постучал.

По счастью, Сорока давала хорошую рекламу по корневизору и забыть её позывной – в отличие от произведений Опушкина – было невозможно: «Есть новости днём и ночью? Стучите Сороке срочно! Запомните этот звук: тук-тук – тук-тук-тук – тук …». Барсук Старший вызвал Сороку повторно, задрал голову и, щурясь на солнце, принялся высматривать её в небе. На этот раз тёмный силуэт птицы показался над густой кроной дуба почти сразу.

Сорока летела как-то странно. Не вихляясь из стороны в сторону, не размахивая тяжёлым хвостом и, что самое удивительное, абсолютно молча, без треска. Заболела она, что ли? Барсук Старший обеспокоенно вгляделся в снижающуюся Сороку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась, однако же, не Сорокой, а Грачом Врачом.

– Есть новость! – Грач Врач приземлился под дубом, взметнув фонтан пыли, засохших листьев и желудей.

– Ты что, заменяешь Сороку? – изумился Барсук Старший.

– Сорока куда-то делась. – Грач раздражённо махнул крылом. – Хотел передать тебе новость через неё, но она так и не прилетела на вызов. А мне, между прочим, совершенно не до того! Мне, как врачу, постоянно нужно решать вопросы, и всё это вопросы жизни и смерти! Одному требуется искусственное дыхание клюв в клюв, другому – массаж всё того же клюва и ещё надклювья, в третьем необходимо поддерживать нормальную температуру тела!.. А я вместо этого летаю тут с информацией, как какая-то действительно Сорока!

– Ты отправлял позывной Сороке – и она так и не откликнулась? – насторожился Барсук Старший.

– Вот именно! Никакого уважения к работе Грача Врача.

– Ко мне она тоже не прилетела, – задумчиво ответил Барсук. – Боюсь, что дело тут не в уважении. С ней что-то случилось. Похоже, сегодня её вообще никто в Дальнем Лесу не видел.

– Нет, отчего же. Я сегодня видел Сороку.

– Но ты же сказал, что она не откликнулась на твой …

– На мой – не откликнулась, – с обидой сказал Грач Врач. – А где-то за час до этого, когда ей самой от меня было что-то нужно, ещё как прилетела.

– И что же ей было нужно?

– Информация, как обычно.

– Какая?

– На мой взгляд, совершенно бессмысленная. Но я ей рассказал – мне не жалко. Тем более что пациент не просил меня скрывать этот факт …

– Так, Грач, попробуй сосредоточиться. О чём тебя спрашивала Сорока?

– Она меня спрашивала, страдает ли Песец аллергией на молоко.

– И как, страдает?

– Страдает! – почти крикнул Грач Врач. – Тебе это действительно интересно?!

– Пока не знаю. – Барсук Старший нахмурился. Стволы дубов, птицы, молоко, Щипач и Опушкин – тут была какая-то связь. Тончайшая связь, как старинное кружево паутины в заброшенной норе. Она висела в одном из тёмных, забытых углов его памяти, эта паутина, и он никак не мог её отыскать и потянуть за нужные нити …

– А я думал, тебе будут интересны новости о сыче Чаке …

– А что, он пришёл в себя и может дать показания? – с надеждой спросил Барсук.

– Не то чтобы совсем пришёл … и не то чтобы прямо показания … – смутился Грач Врач. – Но в его самочувствии, безусловно, есть изменения. Он больше не в коме. И он пытается говорить. А всё благодаря тому, что я день и ночь буквально не отходил от его кома перьев, массировал ему …

– Что он говорит? – перебил Барсук Старший.

– Грач сделал своё дело, Грач может идти …

– Что, так и говорит?

– Нет, так я говорю. Не обращай внимания, это просто размышления вслух. О работе Грача Врача и о зверской неблагодарности некоторых …

– Так что же говорит сыч Чак?

– Он говорит: «Бра-бра-бра».

– Что это значит?

– Откуда мне знать? Я врач, а не переводчик, – обиделся Грач. – Я спасаю жизни.

– Бра-бра-бра, – пробормотал себе под нос Барсук Старший, как бы пробуя три слога на вкус. – Бра-бра-бра … – Он обошёл вокруг дуба. – Бра-бра-бра … Бар-бар-бар … Бар-ба-ра … – Барсук Старший посмотрел в усталые, воспалённые от постоянного недосыпа глаза Грача. – Похоже, он говорит слово «Барбара».

Глава 8, в которой не хочется сдавать перья

– Старость не радость! – громкий, надтреснутый голос Сары звучал на одной ноте. – Старость – кара за мудрость! Я так стара, что не слышу собственного карканья! Как? Как вы сказали? Какую книгу вам надо?

– Нам не надо книгу, – терпеливо повторил Гриф Стервятник. – Нам нужно ваше перо. А также некоторые сведения: ваш номер, порода, длина маховых перьев, окрас и имя. Порода – ворона, цвет – белый, имя – Сара, это я уже сам указал. Маховые перья измерил, пока вы дремали. Осталось вырвать у вас перо и разобраться с номером.

– Вырвать перо, – печальным эхом отозвался Скворчонок. – И разобраться с номером.

– Кар! Карточки читателей потеряли? – уточнила Сара. – А номер забыли? Не страшно! Я найду ваши номера в кар! Картотеке! Я библиотекарь-карь! Карь! С огромным стажем! Уж карточки-то мы восстановим!

– Мы не читатели. – Гриф тяжело вздохнул, он начал терять надежду. – Мы из полиции. Я вам уже говорил. Вот наши удостоверения. Пожалуйста, Сара. Нам нужно ваше сотрудничество. У вас имеется номер? Какой-нибудь личный номер? Если нет – мы вас сами пронумеруем …

– Мы вас пронумеруем! – прокричал Скворчонок Саре прямо в ухо.

– Как? Как вы сказали?! – Сара насторожилась. – Вы хотите присвоить мне номер?

– Это просто формальность, – ответил Гриф. – Мне она самому не нравится.

– Как?

– Формальность! – гаркнул Скворчонок.

– Ах, формальность. – Сара недобро прищурилась. – Я знаю эти формальности. Я их помню. В последний раз меня пронумеровали сто лет назад. Меня и весь мой род белых ворон. На нас нацепили кольца с порядковыми номерами! Мой номер был тринадцать, если вам интересно!

– Тринадцать … – записал Гриф Стервятник. – А теперь я вынужден вырвать …

– Нас изучали! Над нами ставили опыты! Из нас вырывали наши белые перья! А потом … Потом из нас набивали чучела! Вот, видите? Проклятое кольцо до сих пор на мне! – Сара протянула Грифу сухую, скрюченную лапу с коричневыми когтями. На одном из пальцев темнело металлическое кольцо с едва различимой цифрой «13». – Вы думаете, оно осталось на мне, потому что его невозможно снять? Как бы не так! Грач Врач предлагал мне удалить его хирургически. Но я отказалась. Я сохранила кольцо в память о своём роде. Потому что я – единственная выжившая. Последняя из белых ворон Дальнего Леса.

– Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такое, – ответил Гриф. – И я не хотел бы ворошить эти страшные воспоминания. Но в Дальнем Лесу орудует серийный маньяк. Щипач. Сейчас под угрозой – все. Все птицы. Для вашей же пользы мы хотим запротоколировать ваши данные и вырвать у вас перо.

– Запротоколировать! Вырвать перо! – прокричал Скворец как можно громче, чтобы ворона услышала.

– Кар! Караул! Так вы – те самые щипачи! Истребители белых ворон! – Сара тяжело поднялась к потолку и уселась на самую верхнюю полку книжного стеллажа, взметнув облако пыли. – Не надейтесь! Последнюю из рода белых ворон вам не взять живой! Как говорится, старого врана не клюйте в рану! – Она истерически, хрипло расхохоталась.

– Мы не щипачи! Мы – из полиции! – Гриф взлетел следом и уселся на верхнюю полку стеллажа напротив. – Ну поверьте же, Сара. Мы берём перо у всех птиц Дальнего Леса. Не только у необычных. Не только у белых. Что мне сделать, чтобы вы мне поверили? Ну, хотите, мы с моим помощником Скворцом прямо сейчас, на ваших глазах, тоже сдадим по перу? Неплохая идея, правда, помощник?

– Плохая идея … – испуганно пролепетал Скворчонок.

– А по-моему, отличная, – воодушевился Стервятник. – Всё равно нам с тобой придётся сдать перья в самое ближайшее время … Я сдаю перо! – прокричал Гриф Саре. – Он сдаёт перо! Вы сдаёте перо! Справедливо? Договорились? Сотрудничаем?

– Вы, случайно, не из полиции? – спросила ворона.

– Из полиции! – Гриф активно закивал клювом. – Полиция Дальнего Леса!

– Хорошо, – подумав, сказала Сара. – Вы сдаёте перо. Он сдаёт перо. Я сдаю перо. Одно перо белой вороны стоит двух полицейских перьев.

– Замечательно! – Гриф Стервятник наклонил голову, обхватил клювом одно из перьев у себя на груди и резко дёрнул. – Вот моё. Теперь, сотрудник Скворец, позволь, я вырву твоё перо.

– Перо, – едва слышно повторил Скворчонок, просеменил по нижней полке стеллажа и забился в щель между книгами.

– Как не стыдно, сотрудник Полиции Скворец! – возмутился Стервятник. – Я, конечно, понимаю, что сдавать перо не хочется. Но ведь это даже не больно!

– Не стыдно! – пропищал Скворец из-за книг. – Не хочется! Даже больно!

– Возьми себя в руки, Скворец Полиции. Барсук Старший отзывался о тебе как о самоотверженной и отважной птице.

Я же вижу сейчас какую-то размазню! То есть даже не вижу, потому что ты трусливо забился в щель! Что подумает о нас Сара?

– Что подумает о нас Сара? – Скворчонок осторожно высунул клюв.

– Что в Полиции Дальнего Леса работают трусы, которые к тому же не держат слово. Мы же с Сарой договорились, что все трое сдадим по перу.

– Договорились, – обречённо прошептал Скворчонок и вылез из-за книг. – Сдадим по перу.

– Вот и умница. – Гриф Стервятник бережно обхватил клювом перо Скворчонка и быстро потянул на себя. —

Ну? Не больно?

– Ну, не больно. – Скворчонок грустно проводил глазами своё хвостовое пёрышко, исчезнувшее в чемодане Грифа.

– Теперь вы, Сара, – Гриф приглашающе махнул крылом библиотекарше.

– Возьмите, – Сара протянула Грифу тусклое, цвета слоновой кости, перо.

– Что это? – удивился Гриф.

– Это моё хвостовое перо. Выпало от ужаса. Старость не радость! Старость – кар!.. Кара за мудрость! Стоит понервничать – сразу теряю перья.

– Мне очень жаль, но у нас указание: только живые, свежевыдернутые перья. Отмершие перья не принимаются.

– Но оно же выпало только что! Можно сказать, что вы выдернули его из меня методом психологического давления!

* * *

– …Наконец-то я тебя отыскал, Стервятник! – Барсук Старший, пыхтя, просеменил через библиотечный холл и привалился к книжному стеллажу.

– Фем обяван? – сухо спросил Гриф. В клюве он крепко держал тускло-белое хвостовое перо Сары.

– Что? – растерялся Старший.

– Пвобвемы фо флуфом? – Стервятник вынул из клюва воронье перо. – Я спросил: чем обязан? Проблемы со слухом?

– Я хочу, чтобы ты провёл экспертизу вот этой кружки, а ещё …

– Хочешь? Вот как? Мне казалось, Супермышь освободила тебя от обязанностей.

– Я … прошу тебя о личном одолжении, – смутился Барсук Старший.

– Вот! Опять! Опять ты себя унижаешь! – Стервятник возмущённо всплеснул крыльями. – Ты же Старший! Ты не должен меня просить! Ты должен давать указания! Где достоинство? Почему ты позволил Рылокрылой втоптать себя в грязь? Ну конечно же я сделаю всё, что ты скажешь, Старший Барсук Полиции! Очень рад, что ты продолжаешь работать над этим делом. Лично я остаюсь целиком и полностью в твоём подчинении. И плевать, что об этом думает Супермышь.

– Спасибо, Гриф, – голос Старшего дрогнул. – Я этого не забуду.

– Кар! Карточка читателя? – обратилась к Барсуку Сара. – Какую книгу желаете почитать?

– Нет, он тоже из полиции, – отмахнулся Стервятник. – Ему тоже не нужна книга.

– Ну, вообще-то … – Барсук смутился. – Вообще-то я бы почитал на досуге. У вас есть собрание сочинений Опушкина?

– Как? Не слышу! Старость не радость! Старость – кара за мудрость!

– Я хочу Лисандра Опушкина, – прокричал Барсук Старший. – «Он когтями потрясал! Он стволы дубов кусал! И кукушку, и сыча изодрал он, хохоча!» Вот что я хотел бы почитать! Очень люблю эту вещь!

– Как? «Баллада о бешеном хомяке»? Невозможно!

– Что невозможно?

– Невозможно взять её почитать. Это очень редкая вещь. В библиотеке Дальнего Леса её давно нет. Тот единственный шикар! Кар! Шикарный экземпляр, что у нас был, пропал много лет назад. Если хотите, я посмотрю в кар … картотеке, кто брал эту книгу последним и не вернул. Раз вы из полиции, вы могли бы найти этого зверя и его покар! Кар! Карать штрафом!

– Спасибо, не стоит, – сказал Барсук Старший. – У меня сейчас много более срочных дел.