Текст книги "Щипач (СИ)"

Автор книги: Анна Старобинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Глава 33, в которой всё должно влезть в чемодан

– Ну прости его, мама! – Барбара просительно сложила лапки под подбородком. – Папа не сказал тебе про маньяка, потому что боялся опять тебя потерять. Ведь он тебя очень любит!

– Он любит только свою работу! – мотнула головой Мелесандра и решительно бросила в распахнутый чемодан ещё одну кофточку и одуванчиковое боа.

Одежда её, исключительно элегантная и воздушная, аккуратными стопочками была разложена на кровати, на столе, на полу, на стульях и на всех полочках в номере гостиницы «Под семью дубами». Барбара решительно не понимала, как мать умудрялась запихивать все эти стопочки в один, хоть и огромный, чемодан. Сама она путешествовала налегке, с маленьким рюкзачком. Но Мелесандра действительно это умела. Она многое умела. В том числе она умела прощать.

– Мам, он любит тебя! – настаивала Барбара. – Ты должна простить папу.

– Ни за что! – Мелесандра отправила в чемодан стопку кружевного паутинового белья. – Нет, нет и нет. Мы уезжаем домой. В Подлесок.

– Это «нет, нет и нет» – окончательное? – спросила Барбара. – Или всё-таки есть шанс тебя убедить?

– Ну а как ты меня убедишь? – вопросом на вопрос ответила Мелесандра.

– Он повесил у себя твой обгоревший портрет! – сообщила Барбара. – На самом видном месте! Так, чтобы видеть его из любой точки норы.

– Не верю, – в глазах матери мелькнуло любопытство.

– А я тебе докажу! Давай пойдём и проверим.

Глава 34, в которой не удаётся спастись

– В лучшем случае они разорвут нас на части. – Барсук Старший неотрывно смотрел на дверь.

Безмозглые бешеные крысы упорно и безуспешно грызли прутья зарешеченного окошка. Но крыс было много. Очень много. И другие безмозглые бешеные крысы, судя по звуку, так же упорно подгрызали дверь снизу. И преуспевали в этом куда лучше своих товарищей. Подгнившая от влаги древесина была мягкой и крошилась под их зубами. Их проникновение в камеру было вопросом пары минут.

– А в худшем случае? – Барсукот прижал уши к голове: ему не хотелось знать ответ. Но и с прижатыми ушами он услышал то, что и сам понимал:

– Если они не убьют нас, а только покусают, мы станем такими же, как они.

Барсукот затравленно покосился на дверь. Оскаленные пасти, обмётанные белой пузырящейся пеной, слезящиеся красные бусинки глаз, остановившийся взгляд. Неужели он станет таким же? Он, такой грациозный, такой талантливый, такой молодой Барсукот? Лучше уж смерть. Он твёрдо решил, что живым из этой схватки не выйдет.

Откуда-то сверху, из другого, навсегда потерянного ими прекрасного мира, в котором звери обменивались сплетнями в баре «Сучок» под рюмочку-другую мухито, в котором тугие, маслянистые шляпки грибов маскировались под палой листвой, в котором пряная, сонная трава дышала дождём, – из этого мира до них донёсся отдалённый раскат ночного летнего грома. Небесный Медведь опять за что-то ругал своего Небесного Медвежонка.

– После нуля часов слушайте песни сов, – еле слышно прохрипел Барсук Старший.

– Ты чего? – вытаращился на него Барсукот. – Перед смертью нормальные звери говорят о важных вещах, а не повторяют рекламу с радио.

– Это не я, – нормальным голосом ответил Барсук. – Это радиопередатчик! Прошлой ночью я отобрал его у Яшки Юркого, но так и не сдал в хранилище конфиската. А сейчас гроза – вот он и включился. – Барсук Старший вдруг засмеялся.

– Тебе весело?

– Знаешь, напарник. Что-то я раздумал сейчас умирать. – Барсук встряхнул передатчик и поскрёб его лапой. – Раз-раз … Раз-раз-раз … Мы сейчас по радио передадим сигнал бедствия. Раз-раз! Старший Барсук Полиции в прямом эфире! Барсук Старший в эфире, как слышно меня, приём?

Передатчик коротко хрюкнул и погрузился в молчание.

– Младший и Старший Барсуки Полиции Дальнего Леса терпят бедствие! – Барсук Старший отчаянно потряс передатчик. – Нуждаемся в подкреплении! Как слышно?! Приём! Приём!

Тишина. Затем – громкий хруст. Но не в радиопередатчике – а в подточенной крысами дубовой двери. Пять секунд – и дверь обрушилась в мутную воду грудой разнокалиберных щепок. Стая бешеных крыс с плотоядным визгом ворвалась в камеру.

Одни крысы плыли. Другие крысы бежали по спинам товарищей. Одни захлёбывались мутной вонючей жижей, другие втаптывали их когтистыми лапами в дно. Их было много. Они заполнили собой всё пространство.

– Это конец, сынок. – Барсук Старший отбросил неисправный радиопередатчик и обнял Барсукота.

Передатчик упал в месиво копошившихся в мутной воде голохвостых тел. Бешеные крысы мгновенно разодрали его на части.

– Спасибо, что назвал меня напоследок Барсуком Полиции в прямом эфире, – шепнул Барсукот.

– Мы не вышли в эфир, сынок.

– Понимаю. Но всё равно спасибо.

Глава 35, в которой кричат от ужаса

Скворчонок сидел в подвале норы Барсука Старшего перед грудой кедровых орешков. Он не съел ни одного. Во-первых, не было аппетита. Во-вторых, он боялся, что звук лопающихся кедровых скорлупок услышат те, кто был сейчас в норе наверху. Две барсучихи, Мелесандра и Барбара. Жена и дочь Барсука.

Скворчонок чувствовал себя ужасно неловко. Как будто преступник, тайком проникший в чужую нору. Барсук не предупредил его, что кто-то сюда придёт. Поэтому, когда он услышал шаги наверху, он так испугался, что решил затаиться и не подавать признаков жизни. Потом оказалось, что это две барсучихи. Они рассматривали портрет на стене и громко обсуждали беспорядок в норе Барсука. Наверное, именно в этот момент он должен был выпорхнуть к ним из подвала. Но он застеснялся, замешкался и – в общем, момент упустил. Теперь выходить было совсем стыдно и страшно. Подумают ещё, что он их специально подслушивал. А если они на него разозлятся? А если прогонят? Куда ему лететь по этому тёмному, истыканному молниями небу? По этому лесу, где за каждым кустом может таиться охотник на птиц, где нет больше ни одного безопасного места?

– Как думаешь, Барбара, если я разложу его одежду аккуратными стопочками, ему будет приятно?.. – донёсся до Скворчонка озабоченный голосок сверху.

«Конечно, ему будет приятно», – с улыбкой подумал Скворчонок.

– Да, мама. Он будет просто в восторге. Давай я тебе помогу?..

– Нет, лучше уж я сама. Ты такая же бардачная, как твой отец. Ты не умеешь делать аккуратные стопочки …

– Подумаешь, стопочки … У меня другие достоинства …

Голоса самок звучали так по-домашнему уютно и убаюкивающе, что Скворчонок, сам того не заметив, стал клевать носом. Ему даже уже начал сниться дедушка Скворушка, давно уже покойный.

– Вот смотри, рубашечку нужно складывать так, чтобы воротничок не помялся, – вещал дедушка, разложив чёрную рубаху на облаке. – А рукавчики … – Дедушка вдруг запнулся, широко раскрыл клюв и истошно, пронзительно закричал.

Скворчонок вздрогнул и проснулся. Дедушка Скворушка вместе со своим облаком исчез, но крик продолжался. Испуганно, дико, беспомощно кричали наверху барсучихи. Скворчонок слышал, как над головой топочут чьи-то грубые лапы. И, судя по звукам, в норе опрокидывали всю мебель.

– Пожалуйста, дамы, – мягко и вкрадчиво прозвучал голос ещё одной самки. – Держите себя в руках.

– Хотите, я перегрызу им глотки, чтобы они замолчали? – раздался холодный, хищный голос самца.

– Потом, – ответила самка, и в голосе послышались властные нотки.

– Госпожа ведь уже сказала, что эти две дуры нам могут ещё понадобиться! – капризно вступил кто-то третий. – Мы их ликвидируем позже.

– Простите, товарищ Голубчик, – отозвался хищный. – Госпожа, как всегда, чрезвычайно великодушна.

– А ты, как всегда, бессердечен, – мягко ответила госпожа.

– Настоящая крыса живёт так, как будто у неё вырвали сердце.

Глава 36, в которой у идиотов нет выбора

Крысы карабкались по спинам друг друга, по высоким ножкам стола. Крысы срывались вниз и снова карабкались. Другие, те, что копошились на самом дне, подпиливали зубами ножки стола снизу. Барсук Старший и Барсукот сидели на столешнице обнявшись и молча ждали конца. Что бы ни было там, за самой последней чертой, – добродушные объятия Небесного Медведя Отца или просто чёрная и холодная, как мёрзлая земля, пустота, – настоящие барсуки уходят из этого мира с достоинством.

Одна из ножек предательски хрустнула. Стол покосился. Крысы с визгом сожрали обломки и вгрызлись в оставшиеся три ножки с новой энергией. Что-то с силой ударилось в потолок, и он пошёл трещинами.

– А они ещё и сверху к нам лезут, – равнодушно сказал Барсукот. Всё как будто происходило не с ним. Как будто в зверодраме по корневизору. Он хотел одного: чтобы зверодрама побыстрее закончилась.

– Интересно, кто до нас доберётся быстрей: те, которые сверху, или которые снизу, – почти с любопытством отозвался Барсук.

Тут же, словно ему в ответ, раздался новый удар. Потолок захрустел, проломился, и в образовавшуюся дыру спикировала спецагент Супермышь с разбитым в кровь раздвоенным рылом и с верёвкой, которую она сжимала задними лапами.

«Она всё-таки врезалась, – мелькнуло в голове Барсука. – Но зачем она сюда врезалась?..»

– Неужели вам так важно самой нас убить? – поинтересовался вслух Барсукот. – Или вы не вполне доверяете вашим бешеным крысам? Вы хотите привязать нас верёвкой, чтобы мы от них не отбились?

– Идиоты! – взвизгнула Супермышь и заметалась по камере. – Я уловила ваш чахлый радиосигнал своими суперчувствительными локаторами! Я прилетела, чтобы спасти вас!

– Почему мы должны вам верить? – спросил Барсукот.

– Потому что у вас нет выбора, тупые животные! Хватайтесь за оба конца верёвки! Я взлечу и вытащу вас наверх!

– Летучая мышь не может вытащить двух зверей. Тем более если один из них – барсук с лишним весом, – сказал Барсук Старший. – Но одного худого, подтянутого Барсукота – вполне вероятно. Хватайся за верёвку, сынок! Спасайся, пока эти твари не опрокинули стол!

– И не подумаю. Я не оставлю тебя здесь одного. – Барсукот демонстративно отвернулся от болтающегося рядом с его носом конца верёвки.

– Отставить разговорчики! Суперагент с моим уровнем суперспособностей в состоянии вытащить до десяти животных! – заверещала Супермышь. – Приказываю обоим немедленно спасаться!

Стол обрушился в шевелящуюся крысиную массу ровно в тот момент, когда Барсук Старший и Барсукот схватились каждый за свой конец верёвки. Супермышь ринулась вверх, к пробоине, потом резко мотнулась в сторону и вниз под весом Барсука Старшего и зависла в воздухе, молотя крыльями. Они видели, как крысы набросились на обломки стола и мгновенно его сожрали. Хвост и задние лапы Барсука Старшего висели так низко, что едва не соприкасались с клацающими, истекающими пеной пастями.

– Лучше я отпущу верёвку, – крикнул Барсук.

– Разговорчики! – взвизгнула Супермышь. – Я работаю над возникшей проблемой. Я выравниваю курс! Мы уже практически готовы к взлёту.

– Если я отпущу верёвку, они просто разорвут меня на части, – сказал Барсук. – А вот если они успеют меня укусить до взлёта, я стану таким же, как они. Я предпочитаю первый вариант.

– Отставить, Старший Барсук Полиции! – взвизгнула Супермышь. – Младший Барсук Полиции! Слушай мою команду!

– Так точно! – с готовностью отозвался Барсукот. Ему так польстило, что его назвали Барсуком Полиции, что он чуть не заурчал на максимальной громкости блаженства.

– На счёт «раз» приказываю сгруппироваться, на счёт «два» – напружиниться, на счёт «три», не отпуская верёвку, совершить прыжок в сторону пробоины в потолке. Я на счёт «три» тоже направлюсь к пробоине на максимальной скорости. Комбинированная энергия прыжка и полёта даст мне возможность спасти всех пленных! Раз … Два … Три!

Глава 37, в которой супермыши не плачут

– Я поняла, что они просто меня использовали! – Супермышь гневно раскинула крылья, но тут же пискнула и сложила их обратно.

От перенапряжения крылья пронзала жгучая боль при малейшем движении. Супермышь ненавидела быть беспомощной, но сейчас у неё не было выбора. Чтобы дать крыльям отдых, она вынуждена была воспользоваться предложением Барсукота и позволить себя нести. Это было унизительно и противно. Она чувствовала себя мотыльком, опалившим крылья и подобранным из жалости на обочине.

– Они использовали меня! Всё время использовали! – Супермышь ощутила странное пощипывание в глазах и в области рыла.

– Не плачьте, спецагент Супермышь, – пропыхтел Барсук Старший. Он едва поспевал за рысившим по ночной тропинке Барсукотом.

– Супермыши не плачут! – возмущённо ответила Супермышь и шмыгнула рылом. – Практически никогда! Я единственный раз плакала год назад! От злости на себя саму! Я должна была доставить ценнейший груз – и не справилась с этим заданием.

– Этот груз был, случайно, не птичьим молоком? – спросил Барсукот.

– Которое украл у вас Яшка Юркий? – добавил Барсук Старший.

– А вы всё-таки чуть менее тупые, чем кажетесь, – ответила Супермышь. – Да, то самое молоко. Молоко птицы Феникс. Я должна была доставить его госпоже Ласке. Я тогда ей полностью доверяла. Тысяча сычей! Я всегда ей полностью доверяла! Я была уверена, что птичье молоко нужно Ласке для великого дела. Что она заботится о здоровье и продлении жизни зверей. Что молоко будет передано в научную лабораторию для разработки лекарств для больных и старых животных! А ведь Ласка так панически боялась седых шерстинок в своём пышном хвосте, морщин на гладком носу! Она часами смотрела на себя в зеркало! Она искала секрет вечной молодости. Для себя. Для себя одной! Но я отказывалась в это поверить. Я была слепо ей предана. А сейчас? Сейчас я снова дала себя обмануть. Я поверила, что меня поставили на дело о Щипаче, потому что я самый талантливый спецагент! Потому что наверху мне больше всех доверяют! Потому что именно я способна найти и обезвредить маньяка! А они всего лишь использовали меня в качестве ширмы! Ширмы – и невольного сообщника их преступлений!

– Да, похоже, вы чуть более тупая, чем кажетесь, – пробормотал Барсукот.

– Разговорчики! – взвизгнула Супермышь, попыталась раскинуть крылья, но тут же сникла. – Впрочем, всё так и есть. Я тупая. Я тупорылая. Рылокрылая …

– Так вы слышали, что мы вас так называли? – смутился Барсук Старший.

– Я всё слышу! У меня суперслух! У меня сотня суперспособностей – но я всё равно облажалась! Эти образцы перьев, которые я по приказу Ласки здесь собирала! Они были нужны не для безопасности птиц! А для поиска Феникса! Феникс требуется стареющей госпоже Ласке! Мысль о пенсии вызывает у неё панический приступ! Само слово «пенсия» запрещено наверху. Птица Феникс, способная к вечному возрождению, дающая молоко с омолаживающим эффектом, – вот кого с маниакальным упорством Ласка ищет всю жизнь! Чем же я … – Супермышь вытаращила глаза и беззвучно зашевелила разинутой пастью.

– Ничего не слышно, спецагент Супермышь, – поморщившись, сказал Барсук Старший. – Вы, похоже, перешли на ультразвук.

– Чем я лучше этого Крысуна, который по приказу Ласки ощипывал ворон и воробушков?! – отчаянно крикнула Супермышь. В глазах её блестели и вздрагивали бусинки слёз.

– Вы лучше тем, что не желали … никому причинить … зла … И работали на … Ласку, не догадываясь о её… истинных … целях, – отдуваясь, сказал Барсук Старший. – Вы просто … выполняли … приказ старшего по званию … А когда вы догадались … вы нас спасли … от бешеных … крыс …

– Я пыталась спасти вас ещё до крыс! – воскликнула Супермышь. – Я уже вчера поняла, что над вами нависла опасность!

– Подумать только, уже вчера. Какая зверская скорость мысли! – съязвил Барсукот.

– Да-да, вчера! – Своими суперчувствительными локаторами Супермышь не улавливала иронию. – Ведь это я написала письмо с угрозами Барсуку Старшему!

– Зачем? – спросил Барсук Старший.

– Что значит «зачем»?! – заверещала Супермышь. – Конечно, чтобы вы испугались и захотели на пенсию! И тут вдруг – хопа! – я как раз приглашаю вас для подписания пенсионных бумаг! Но вы …

– А позвольте спросить, – перебил Барсук Старший. – Почему именно вчера вы поняли, что над нами нависла опасность?

– Конечно же потому, что вчера наверху наконец-то вычислили птицу Феникс! А вы слишком много знаете! Вам полагалось тихо исчезнуть! И если бы не я и мои суперспособности …

– Кто Феникс? – хрипло спросил Барсук Старший. – Кто птица Феникс?

– Но ведь ты и сам знаешь! – сказал Барсукот.

Супермышь распахнула чёрные крылья и молча разинула пасть. Она прокричала имя птицы на ультразвуке, но Барсук Старший всё равно её понял.

Он ведь знал это сам.

Глава 38, последняя

Крыло огня, заслонившее собой предрассветное небо. Алые искры и летящие в морду комья раскалённой земли. Пулемётный треск горящих сосновых корней и шишек. Столб чёрного дыма на месте крытой соломой террасы. Солома так хорошо горит, солома загорается сразу … А вот и вход, похожий на обугленную, почерневшую, застывшую в беспомощном крике пасть убитого зверя. Вот вход в нору. Вернее, в то, что ещё вчера называлось его норой.

Всё это было. Всё это уже однажды с ним было. Крыло огня и пепелище на месте дома, в котором он приютил просившую о помощи птицу. Жена и дочь … Барсук Старший устало закрыл глаза. На этот раз там хотя бы не было его близких.

– Скворчонок … – печально произнёс Барсук Старший. – А как я надеялся, что он всё же не Феникс.

– Но Феникс … – пробормотал Барсукот. – Ведь ты говорил, что это Венценосный Журавль?

– В тот раз это был Венценосный Журавль, – кивнул Барсук Старший. – Но он возродился кем-то другим. Никто не знает, кем возрождается Феникс.

– Но дедушка … Ведь у Скворчонка был дедушка, как его … Скворушка?! Как может у Феникса, родившегося из пепла, быть дед-скворец?

– Приёмный, – ответил Барсук. – Его дед был приёмным. Скворчонок – круглая сирота. И всё равно я надеялся, что это не он. Ведь не было прямых доказательств. Одни только косвенные. Одни лишь теории.

– Какие теории? – вытаращил глаза Барсукот. – Я не знал ни про какие теории!

– Ну ты же отстранён от работы в полиции. Ты не обязан был думать на эту тему. А я обязан. И вот я подумал … что Гриф говорил о перепутанных перьях. В тот день он сдал три пера – своё, Скворца и вороны Сары. Но Сарино перо было белым, его сложно спутать. А перья Скворца и Грифа похожи по цвету. И если Гриф по ошибке надписал перо Скворца своим именем, тогда вполне понятно, почему его ощипали. Так нагло ощипали прямо в участке, сразу после твоей поимки. Они протестировали перо с надписью «Гриф» – и оно возродилось из пепла.

Тогда они пришли за чудесной птицей. А птица оказалась вполне обычной … Но это – теория. Дальше – больше. Скворчонок пришёл просить об укрытии. Конечно, он знал, что за ним придут, когда путаница раскроется. Но это опять же было только догадкой. Скворчонок вполне мог быть просто сильно напуган. Не потому, что он Феникс, а потому, что он – слабая птичка.

– И ты его пустил?!

– Я бы пустил его в любом случае. Напуганную слабую птичку или Феникса, которому дышат в затылок. В конце концов, нора – это просто нора. Её можно вырыть снова …

– Несчастные самки, – сказала Супермышь, заворожённо глядя на пламя. – Похвально, Старший Барсук Полиции, что вы сохраняете хладнокровие и философский настрой.

– Какие самки? – Барсук Старший уставился на неё.

– А … вы не знали? – Супермышь отвела глаза.

– Не знал о чём?! – Барсук Старший заревел так, что Барсукот прижал хвост и уши.

– Ну, ваши жена и дочь … Я видела их, когда летела спасать вас. Они как раз заходили в вашу нору.

– И вы им ничего не сказали? – прошептал Барсукот.

– А что я должна была им сказать? – завизжала в ответ

Супермышь. – Ведь я же не знала, что Барсук спрятал в норе птицу Феникс … Эй, отставить! Барсук Старший Полиции Дальнего Леса! Не лезть в огонь! – она перешла на высокие частоты.

– Барсук, вернись! – отчаянно закричал Барсукот.

Но Старший не обращал внимания ни на визг Супермыши, ни на характерную боль в затылке от ультразвука, ни на вопли Барсукота. Он бежал к охваченной огнём и дымом норе. Это было. Всё это уже однажды с ним было. Но в тот раз он так и не шагнул в пламя. А на этот раз без малейших сожалений шагнёт. Он дал слово, что после раскрытия этого дела будет вместе с семьёй. И он выполнит обещание. Что бы ни было там, за последней чертой, за завесой чёрного дыма, – добродушные объятия Небесного Медведя Отца, или злобная Огненная Гиена, или просто холодная, как мёрзлая земля, пустота, – что бы ни было, он будет там вместе с семьёй.

– Папа! Стой! – послышался вдруг встревоженный голос самки. Голос, очень похожий на голос Барбары. И вовсе не из горящей норы.

Барсук Старший остановился и обернулся. Его дочь, закутанная в моховой плед, энергично махала ему передними лапами, расплёскивая чай из одноразового берестяного стаканчика. Над её головой озабоченно вился Грач Врач.

* * *

– …И тогда Скворчонок вылетел из подвала с кружкой птичьего молока! – Барбара возбуждённо раскинула лапы в стороны, изображая полёт Скворца, и выплеснула из берестяного стакана остатки чая.

– Зря вы вылили весь успокоительный чай, – покачал головой Грач Врач. – У вас нервный стресс. Вам надо взять себя в лапы.

– Я полностью в своих лапах! – отмахнулась Барбара. – Я не хочу чай! Я видела Феникса!

– И что же? – не менее возбуждённо спросил Барсукот. – Он вылетел с молоком и … И тут же взорвался?

– Нет-нет! Он потребовал, чтобы они отпустили нас с мамой, и выплеснул молоко на пол. Тогда эти трое – Крысун, Голубчик и Ласка – оставили нас и кинулись его слизывать. Мне кажется, они сошли с ума ещё прежде, чем приняли молоко. По крайней мере, Ласка закричала, что на троих там не хватит, и откусила Голубчику голову в тот момент, когда он вытянул к молоку шею. – Барбара брезгливо поморщилась. – Голубчик ещё немножко побегал по комнате без головы, а Крысун с Лаской лакали молоко и урчали. Потом они набросились друг на друга, и Крысун … – Барбара на секунду зажмурилась, – Крысун вырвал Ласке сердце.

Супермышь вздрогнула и что-то беззвучно воскликнула на высоких частотах.

– Какое шокирующее зрелище для столь юной самки! – сокрушённо всплеснул крыльями Грач. – Не представляю, сколько сеансов с Мышью Психологом придётся пройти, чтобы избавиться от этих кровавых образов!

– А я не хочу избавляться от этих образов! – с вызовом ответила Барбара. – Я рада, что эти гады друг друга сожрали! Для меня это будет светлым воспоминанием. Уверена, что и для мамы тоже!

– Крысун? – напряжённо спросил Барсукот. – Его-то ведь никто не сожрал?

– Крысун. – Барбара кивнула и сжала губы. – Он вылизал пол и пошёл на нас с мамой, потрясая когтями. Он был … Он стал ещё страшнее, чем до молока. У него как будто появился дополнительный ряд зубов … И он как-то увеличился в размере … Вот так вот раздулся! А глаза … они не моргали, только зрачки пульсировали. И ещё он шипел.

– Шипел? – Барсукот непроизвольно выпустил когти.

– Шипел, как змея … Скворчонок крикнул нам с мамой: «Бегите! Я им займусь!»

– Так прямо и крикнул? – спросил Барсук Старший. – Сам произнёс эту фразу, ни за кем её не повторил?

– За кем он мог повторить такое? Конечно, сам. Ну а потом он бросился на Крысуна и стал клевать его в спину. А мы с мамой побежали. Когда мы были уже вон у той сосны, послышался взрыв, и мы увидели, что нора загорелась. И мама сказала … мама сказала … – лицо Барбары вдруг скривилось в плаче, и она стала похожа на маленького обиженного детёныша, – что это значит – его больше нет. Что наш Скворчонок погиб и сгорел. И что Крысун сгорел. И что когда-то это всё уже было … Но мама ещё сказала, что Скворчонок, то есть, вернее, Феникс, возродится из пепла. А вот Крысун уже нет.

– Я не был бы так уверен, когда дело касается Крысуна, – мрачно сказал Барсукот.

– Где мама? – спросил Барсук Старший Барбару. – Я понимаю, что она страшно устала, но всё же, когда она подойдёт?

– Она не придёт, – ответила Барбара.

– То есть как это – не придёт?

– Она уехала обратно в Подлесок. Она сказала, что любит тебя, но никогда сюда не вернётся, потому что всё повторяется. Она просила, чтобы ты её не искал. Она сказала передать тебе: «Нет».

– Но … может быть … ведь ты умеешь её уговаривать, правда, Барбара? – пробормотал Барсук Старший. – Ведь мы же знаем, что у Мелли есть разные «нет», и некоторые из них вполне могут превратиться в «возможно» или даже в «конечно» …

– Нет. Это было такое «нет», которое «нет», – печально ответила Барбара. – Мама твёрдо решила. Но я … Зато я тоже твёрдо решила, что останусь в Дальнем Лесу! Я хочу работать в полиции.

– Это опасная работа, Барбара, ты же видишь, – понуро сказал Барсук.

– Конечно, вижу! Мне нравится, что это опасно. Как и тебе, папа. Не притворяйся. Ты любишь эту работу.

– Я выхожу на пенсию, Барбара. Это было моё последнее дело. Я больше не Старший Барсук Полиции. Ты взрослый зверь и вольна выбирать себе любое призвание. Но решай это не со мной.

– А с кем мне это решать? – растерялась Барбара.

– Вот с ней, – Барсук кивнул на Супермышь. – Она теперь старший по званию.

– Барсучиха Барбара, вы приняты на стажировку в полицию, – сухо сказала Супермышь.

– Ура! – Барбара возбуждённо запрыгала на одной лапе. Барсукот отвернулся. Он не мог выносить это зрелище. Наблюдать эту радость. Чужую, но такую понятную ему радость. Недоступную ему радость.

– …И вам присваивается звание Второго Младшего Барсука Полиции Дальнего Леса.

– А кто будет Первым Младшим Барсуком? – спросила Барбара.

– Первым будет Барсукот. За хамство и наглость … то есть, вернее, за отвагу и ловкость я восстанавливаю его в должности полицейского.

– Удачи, ребята, – прошептал Барсук Старший и медленно побрёл прочь.

– Отставить! – взвизгнула Супермышь. – Ни с места, Старший Барсук Полиции! По вашему заявлению о выходе на пенсию вам отказано.

– Кем отказано? – удивился Барсук.

– Мной отказано, – ответила Супермышь.

– Почему?

– Потому что вы … – она с явным трудом заставила себя это произнести, – лучший сыщик в окрестных лесах. Вы нужны мне в полиции. Только приведите себя в нормальную зверскую форму. На этом я с вами прощаюсь. Благодарю всю команду за бестолковую и тупую … то есть, вернее … – она сделала над собой очередное усилие, – за отлично проделанную работу. Мне нужно срочно лететь с докладом наверх.

– Кому же вы собираетесь там докладывать? – уточнил Барсук Старший.

– Царю зверей, кому же ещё. Теперь он старший по званию.

Супермышь протёрла краешком рукокрыла эхолокаторы в носу и во рту – они были покрыты слоем грязи и осевшего пепла, – постучала коготком по ушным рациям, с хрустом расправила крылья, скорчила гримасу, означавшую, вероятно, дружескую улыбку, и метнулась вперёд и вверх, прямо в алые языки пламени.

– Спалит крылья к сычам собачьим, – сказал Барсукот. – А мне потом тащить её на себе на этот её верх.

– Не спалит, – отозвался Барсук. – Увернётся.

Супермышь сменила траекторию в последний момент и, петляя в дыму, беззвучно унеслась прочь.

– Мне казалось, если я когда-нибудь вернусь в полицию, я буду ужасно счастлив, – сказал Барсукот. – И вот я снова Младший Барсук Полиции. А мне почему-то грустно. Почему так выходит, Старший?

– Потому что теперь всё будет иначе. Без Грифа Стервятника – кто знает, сколько времени ему понадобится на выздоровление? И без … – Барсук Старший на секунду умолк, отвернулся от Младших Барсуков Полиции и уставился на пламя, – и без Скворца. Никогда у нас больше не будет чудесной маленькой птички, способной повторить любой звук.

– Ты что, плачешь, папа? – удивлённо спросила Барбара.

– Конечно нет. Это просто дым.

– Интересно, какой он теперь, Скворчонок? – Барсукот запрокинул голову в небо.

– Он теперь не скворчонок. – Барсук Старший тоже посмотрел вверх.

– Он ведь с нами даже не попрощался …

Из-за чёрного облака дыма, из-за острых еловых пиков,

из-за робких, розоватых предрассветных мазков на горизонте, похожих на обронённые перья фламинго, вдруг послышалась весёлая трель полицейской сирены, которой так хорошо подражал Скворчонок.

– Он прощается с нами сейчас, – сказал Барсук Старший.

Вой сирены становился всё тише, а потом совсем смолк. Но они ещё долго стояли и смотрели на небо.