Текст книги "Пёс, балбес и Я (СИ)"
Автор книги: Анна Кувайкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Глава 14
Разбудил меня детский смех.
Вкрадчивый такой, шпионский, многозначительный и… многоголосный.
Я даже не успела толком разлепить глаза, и уже поняла – на меня идет охота. И если я ничего не предприму, то из меня очень скоро сделают дичь. Вяленую такую, расплющенную дичь! И мне ой как не поздоровится, особенно с моей больной спиной.
А из-за сидения дивана, тем временем, медленно поднимались две лохматые макушки, одна чуть темней другой…
– Партизаны, стоять, – хриплым голосом скомандовала, предотвращая коварнейшее из нападений монстриков на человека. – Я вас вижу.
– Ну, блин, мам! – обиженно буркнув, мой ребенок выпрямился в полный рост. Рядом с ним, аки чертик из табакерки, выскочил сияющий Ванюшка. – Почему ты всегда все видишь?!
– Работа у нее такая, – усмехнулся вошедший в холл Барс, заставляя меня проснуться окончательно и бесповоротно.
Тут попробуй не проснись: идет такой, сияя голым торсом!
Правда, не совсем голым. Стоило присмотреться пристальней, как стало понятно – этот очаровательный балбес пал жертвой детского беспредела. Малые, пользуясь случаем, одиночеством и безнаказанностью, разукрасили его полностью! Впрочем, ввиду отсутствия жесткой женской руки, сами они выглядели не чище. Оба голопузых киндера были уляпаны пальчиковыми красками снизу доверху имитируя нечто среднее между следами от ужина и самодельным боевым раскрасом.
М-да. Вот так спишь, никого не трогаешь, просыпаешься, а тут, оказывается, война!
Говорила мне мама, что рано или поздно я всю жизнь просплю.
Хотя… Знаете, а я согласна! Проснулась и оп – и мужик другой, хороший, и жилищные условия улучшились, и детей стало больше без девяти месяцев томительного ожидания, убойного токсикоза и многочасовых попыток выдавить из себя что-то размером с арбуз. Не жизнь, а сказка!
А с другой… Как бы этот сон не растаял с утренней туманной дымкой или вообще, не обернулся кошмаром.
– Я долго спала? – с огромным трудом я приподнялась на локтях, морщась от боли.
Барс, как будто знал заранее, протянул мне пару таблеток и стакан с водой:
– Не особо. Можешь еще подремать еще, пока я отмываю этих двух.
– Ванька снова у тебя? – я невольно улыбнулась, отдавая обратно стакан, боковым зрением замечая, как при слове «мыться» начали ползком тикать два воинственных телепузика.
– Брат пытался помириться с женой, – пожал Морозов плечами, будто речь шла о привычной провальной попытке малых поделить набор для песочницы. – Разругались снова. И каждый решил, что именно он или она обязательно должны уйти из квартиры, хлопнув дверью. Ванька оказался крайним. Ладно, хоть завезли, а не забыли одного дома.
– Ужасы рассказываешь, – поморщилась, пытаясь перевернуться на бок, одновременно прислушиваясь к ощущениям. Вроде немного отлегло. – Хотя, кому я это говорю? Сама такая же. Кстати, спасибо, что приютил.
И спасибо за то, что доверяешь мне чуть больше, чем моей соседке, раз готов впустить в свою холостятскую берлогу. Что ты вообще во мне такого увидел, чего нет в ней?
Но произносить это вслух, я, разумеется, не стала.
Говорят, чтобы не разочаровываться в человеке, нужно заранее им не очаровываться. А я и так тут же… очарованная, блин, по самое не могу!
– Рябинина, ты всегда такая дура? – усмехнувшись, вдруг поинтересовался Морозов, усевшийся рядом на подлокотник мягкого серого дивана.
Было даже не обидно.
– Исключительно местами, и исключительно по понедельникам, – согласно покивала, снова пряча нос под плед.
А смысл был спорить?
Да и пускаться в долгие путанные и неловкие пояснения из разряда «все мужики козлы, а ты не такой, я не ожидала» тоже бесполезно.
Я, может, и дурында. Но Барсу-то в сообразительности не откажешь! Он и без лишних объяснений сам все поймет. А еще – сделает.
Как там было-то? Мужик сказал, мужик сделал? И без того самого жизненного «женщина напомнила, женщина опять напомнила, женщина задолбала». Да-да, я слишком часто с момента пробуждения повторяю слово «мужик». Но что поделать, если Артур этим самым настоящим и аутентичным представителем сильного пола и является?
– Надеюсь, завтра будет лучше, – лаконично откликнулся Морозов. На секунду мне показалось, будто он коснулся ладонью моих волос, но его голос спустя пару секунд раздался уже в отдалении. – Пойду уложу воинствующую братию.
– Удачи, – от души пожелала ему…
Одновременно пытаясь не заплакать вслух. Честное слово! Разглядывая стену напротив, у меня слезы наворачивались так, что пришлось закусить губу. Мне вдруг стало так обидно!
За себя, за Мишку, за свою жизнь вообще.
В такие моменты начинаешь думать, а может, это со мной что-то не так? За что мне все это?
Из ванной в глубине дома доносился веселый детский смех и невозмутимый голос Артура. Чуть позже вся компания перебралась наверх, откуда доносились все те же голоса, но теперь дети были тише, а мужской голос приобрел размеренность и глубину, пока читал им на ночь сказки.
Тепло трещал огонь в камине, у задней двери на террасу дремал набегавшийся с непривычки Локи. Весь дом был наполнен тишиной и умиротворенностью. Да и сама обстановка была шикарной, правда. Не в том смысле, что богатой до неприличия, а в том, что каждая мелочь была подобрана с особой тщательностью, вместе создавая великолепную картину.
Изнутри дом отделали деревом, цвет серебристый кедр, если не ошибаюсь. Холл на первом этажа был без потолка и уходил ввысь, под самую крышу. Наверху виднелись искусственно состаренные изящные перила. Серый цвет присутствовал везде, разных оттенков и с редким вкраплением голубого: темные прожилки на камине, мягкие льняные шторы, кресло в этническом стиле, огромное зеркало в резной оправе с неповторимыми мотивами этники. Много плетеных вещей и мелочей, идеально вписывающихся в интерьер. Все продумано и умело подобрано рукой профессионала.
Дом был красивым и одновременно уютным. Живым.
Глядя на него, я с болью вспоминала, как полгода со слезами, руганью, скандалами и криками уговаривала мужа сделать ремонт в коридоре. Как неделями могла выпрашивать купить что-то для квартиры, даже самую мелочь! Как упрашивала и доказывала необходимость приобретения новой мебели, и с какими долгими истериками делала детскую, постоянно выслушивая упреки в духе «это всё нам нахер не надо».
А еще вспоминала, как упрашивала занять ребенка, пока поработаю. Или чтобы смогла подремать хоть час после бессонной ночи, когда Мишанька был поменьше и мучился то коликами, то зубками, то высокой температурой.
А еще, я никогда не забуду самого ребенка, который просил с ним поиграть, пытался что-то рассказывать… а потом, опустив глаза, уходил в свою комнату, волоча за собой по полу мягкую игрушку. А его папа, сидящий за компом, даже не замечал собственного сына, и на всё моё возмущение просто отмахивался, обвиняя меня же в невнимательности к мелкому.
Всё познается в сравнении.
И теперь, глядя на происходящее, мне было жутко и дико от того, насколько же на самом деле я позволяла вытирать о себя ноги. И, что самое ужасное, я и с ребенком позволяла так обращаться!
Неважно, пыталась ли я с этим что-то делать, все мои попытки звучат лишь как слабое подобие оправдания. Этот кошмар длился годами.
Какого, спрашивается, хрена я терпела?
В общем, остаток вечера был посвящен раскаянию, самокопанию и периоду острой жалости к себе. И я уже собиралась всерьез посыпать голову пеплом, когда Барс, наконец, объявился.
Реветь я к тому времени, конечно же, перестала, но видок у меня наверняка был тот еще. Локи, приоткрывший один глаз при появлении хозяина дома, вяло стукнул хвостом по полу, перевернулся на спину и, растянувшись мохнатой сосиской, продолжил сладко спать дальше.
Блин, мелкие его сегодня в санки запрягали что ли?
– Какие планы на вечер?
– Хорошо, что ты не спросил, какие у меня дальнейшие планы на жизнь, – покряхтев для приличия, я все-таки смогла сесть. После отдыха и лекарств провернуть сей сомнительный маневр удалось заметно легче. – Ибо я понятия не имею. Сначала жилье найду как можно скорее. Все остальное по обстоятельствам.
– А тебя кто-то торопит? – иронично вскинул брови Морозов, снова усаживаясь туда же, на удобный широкий подлокотник дивана. Парень, по всей видимости, тоже успел отмыться и теперь сверкал чистеньким голым торсом. Хорошим таким, крепким, загорелым и в меру мускулистым торсом… Зараза! – Рябинина, живи сколько влезет. По-соседски, разумеется.
– Балбес ты, Морозов, – фыркнула я, пытаясь аккуратно размять шею и потянуться. – Тебе мое вечное соседство еще не надоело? Но, реально, спасибо. Я не знала, за что хвататься. Моя квартира освободится еще не скоро, а с ребенком, да еще с собакой, не каждый пустит, не говоря уже о том, чтобы квартиру снять. Не считай меня неблагодарной свинкой, но я, правда, не знаю, что тебе сказать. Мозги в кучу после… всего. Куда бежать и за что хвататься в первую очередь, садик, документы, вещи, да еще спина эта! Я постараюсь тебя больше не утруждать, правда. Завтра попробую разобрать хаос в голове и… Ай!
Особо неудачный поворот заставил меня вскрикнуть и понятливо заткнуться. Спину хоть и отпустило, но боль оказалась ощутимой, словно говоря «Разогналась ты, мать, на подвиги. Рано еще, сиди на седалищном нерве ровно!».
Меня, естественно, перекосило прямо посреди проникновенно-сумбурной речи.
Артур, глядя на все это, только усмехнулся:
– Закончила?
Я понуро кивнула.
– Угу.
– Тогда раздевайся, Катерина.
Меня снова покорежило, и на этот раз уже совсем не от боли. От последней стадии охреневания!
– А-а-а-а?!
– Бэ, – емко отозвался откровенно веселящийся Морозов, блеснув своими серыми глазищами. – Повторим привычный диалог?
– Ты надо мной издеваешься, – у меня чуть не задергался глаз. Сидит такой, раздетый, красивый, довольный… Естественно, у меня от его предложения сразу мысли неприличные пошли! И щеки вспыхнули багрянцем явно не от жаркого пламени далекого от дивана камина.
– Я над тобой стебаюсь, – покорно согласился этот балбес, поднимаясь одним легким, слитным движением, чем до боли напомнил мне большого сытого кошару. – Не разденешься сама, я помогу. Не округляй глаза, Рябинина. Спину нужно размять, иначе еще три дня проваляешься. А универ никто не отменял.
– К-к-какой универ? – офигевше пискнула я, машинально прижимая плед к груди. – А дети?
– А дети посидят с няней, – многозначительно ухмыльнулся мужчина, складывая руки на груди.
– А садик? Когда выздоровеет? – еще возмущеннее пискнула я, уже начиная понимать, насколько попала. Взгляд Морозова был уверен, суров и непоколебим, не смотря на пляшущих в его глазах чертей. Хотя, какие там черти? Там весь бестиарий Лавкрафта дружно тиктоник отплясывал!
– Переведем к Ваньке в частный.
– Это дорого!
– Дам прибавку к зарплате, – то ли многообещающе, то ли угрожающе отрезал Барс.
– Я не смогу сразу столько работать!
– А куда ты денешься? – и лыбится довольно, как щенок, грызущий хозяйскую тапочку. – Отмазаться не удастся, Рябинина. У тебя две минуты, пока я хожу за маслом.
Обалдев от приказного тона без возможности апелляции, я тихонько сползла по дивану.
Ой, мамочки… Это что же сейчас будет?!
Верхний свет многозначительно щелкнул и погас, погружая холл в многообещающий полумрак. Моя моська, отражающая алые отблески из камина, была бледнее того самого зеркала… Точнее, его оправы.
Я ж полгода как не того самое… нежно и страстно (ладно, вообще хоть как-то!) не любленная, я ж заранее на все согласная! Что ж ты со мной делаешь, Господи?
Естественно, я не думала так сразу раздеваться, принимаясь от души ломаться, как профурсетка преклонного возраста. Еще поймет… чего-нибудь не того! А мне потом страдай. Морально!
Или ну его ко всем чертям? Чего я кочевряжусь, собственно? От одного простого массажа еще никто девичью честь не терял!
А если вдруг то самое? Ну, буду первой?
Сомневаюсь, что Барс домогаться будет. Я не за его выдержку пекусь, это из меня дева ни разу не железная! Все шипы о суровую реальность бытия пообломались.
Короче, пока я думы тяжкие думала, Артур успел вернуться и облюбовать все тот же излюбленный подлокотник, привычно ухмыляясь оскалом очеловеченного чеширского котофея:
– Долго диван просиживать будешь?
И тут я как-то внезапно поняла, что кочевряжиться и дальше не имеет смысла.
Гад он. Как есть, гад ползучий!
Обиженно сопя и отвернувшись, я все-таки стянула домашнюю футболку. Да-да, меня скрючило настолько, что даже транспортировка проходила все в том же домашнем костюме и тапочках. И, раз меня настолько приперло, на кой буй и дальше терзаться муками «облика морале»? Раньше сядешь, как говорится, раньше выйдешь. В скрюченном состоянии я не на многое способна, а дел еще выше крыши.
Так я думала, пыхтя, кряхтя и укладываясь пятой точкой к Морозову. А внутренний голос гаденько ржал: «Да-да, Катерина. Успокаивай себя рациональным подходом к делу. Это же та-а-а-к помогает!».
Тьфу на тебя, проклятый. Как умею, так и успокаиваюсь! И вообще… ауч!
Холодное масло для массажа неприятно обожгло голую спину. Я чуть дернулась, но следом на покрывшееся мурашками место легла горячая мужская ладонь… Мурашки предательски перекочевали на всё тело. К первой руке вскоре присоединилась вторая, в воздухе разлился обалденный запах горького шоколада. Внутренний голос озадаченно заткнулся, пав под напором невиданных ранее ощущений.
Да уж. Тут до сарказма ли?
– Блин, я сейчас замурлыкаю!
Ай, черт. Я что, это вслух сказала?!
– Спокойней, Рябинина, – откровенно веселился сзади Морозов, невзначай так усаживаясь на мой… мою нижнюю заднюю часть туловища. Меня придавило. Слегка. Недостаточно для того, чтобы размазаться воблой по дивану, но вполне хватит для острого понимания – сбежать не удастся.
Хотя, когда ловкие пальцы ловко расстегнули застежку на бюстгальтере, мне очень даже хотелось.
И свалить, и то, о чем я думала немного ранее!
– Как будто тебе раньше массаж не делали. Ты можешь расслабиться?
– Легко сказать, – буркнула я в мягкую ткань мебели, изо всех сил пытаясь следовать указаниям. – Это больно!
– Или непривычно? – насмешливо откликнулся Барс, в то время как его руки принялись интенсивно разминать каждый миллиметр моей спины, с каждой секундой увеличивая силу.
– И то, и другое, – покорно согласилась я, изо всех сил пытаясь сделать то, о чем попросили. Но это было нелегко! Куда проще казалось прогрызть полюбившийся мне пледик. Особенно когда Артур принялся за мою спину всерьез.
Он явно где-то проходил курсы массажа. Движения любителя и профессионала не спутаешь ни с кем другим, даже если ты никогда не был в кабинете последнего. Ну отличаются они, и сильно! Поверьте, тут не о какой эротике и наслаждении речи не идет, совсем наоборот – от тотальной разминки одеревеневших и заклинивших мышц, тебя крючит, колбасит и выворачивает во все стороны. И становится легче. Но, потом.
За полноценных тридцать минут с начала сеанса я столько же раз успела в меру повыть, тихо поорать и громко поплеваться. А еще погрызла подушку, плед, к счастью, не пострадал.
Легче мне, увы, не становилось, и ни о каких посторонних мыслях, естественно, речи не шло. Была только одна-единственная мечта: только бы выжить!
И в тот момент, когда я уже готова была стучать ладошкой о диван, как о татами в немой просьбе пощады, мужчина, наконец, прекратил свою экзекуцию, перейдя к более приятной части массажного сеанса. То есть к мягким уверенным поглаживаниям, будто бы призванным сгонять с офигевших мышц всю боль и муки.
И вот тут-то меня начало накрывать…
Широкие горячие ладони, казалось, были везде одновременно. Они нежно, но уверенно скользили по моей спине, стирая напряжение напрочь. Вверх и вниз, ближе к бокам, настойчиво исследуя каждый миллиметр моей талии. Чуть щекотно царапнули под лопатками, погладили и коснулись шеи… Хотелось мурлыкать. Чуть размять, не причиняя боли, и вниз, на поясницу, нескромно поглаживая верхнюю часть ягодиц. Сильные пальцы ласково проследив все бусины позвоночника, передвинулись вбок, и вот уже я чувствую ненавязчивые и якобы случайные прикосновения к обнаженной груди, пока нежный массаж согревает руки.
Профессиональный сеанс как-то вдруг невзначай начал сменяться на полноценный эротический. Или так казалось только мне?
Меня потряхивало. Подушку я уже не кусала, но нижняя губа была значительно пожевана.
Я слышала, что самая кайфовая, финальная часть подобных процедур длится до обидного недолго. И что-то теперь мне подсказывало – кто-то нагло перешел все грани допустимого…
И, знаете что? Я абсолютно была не против!
Но когда разгоряченного от внезапных ласк плеча вдруг коснулись не менее горячие губы, меня как подбросило.
Блин. Что мы делаем?!
Я резко села, прижимая к груди практически капитулирующий лифчик, и принялась судорожно натягивать футболку прямо так. Барс, к счастью, меня останавливать не стал.
– Спасибо, – только и сумела выдавить из себя, сидя к мужчине боком, отчаянно надеясь на предательский камин, не слишком высвечивающий мои вспыхнувшие щеки.
Морозов смотрел на меня молча. Молча, спокойно, вдумчиво… а потом вдруг встал:
– Не за что.
И вроде бы как ушел, разумно оставляя меня одну. Правда, не знаю, кто в этот момент из нас был больше способен наделать глупостей.
Я уже почти успокоилась, когда Морозов неожиданно остановился, так и не покинув пределы огромной комнаты. И вернулся обратно!
Не давая мне возможности и слова сказать, он наклонился, положил мне руку на шею и, притянув к себе, вдруг поцеловал…
Как-то незаметно все барьеры и мысленные запреты ушли вникуда.
Что там, где там, как там? А, нахрен!
Мои лапки сами собой вцепились в крепкое мужское тело, притягивая к себе поближе. Все лишние мысли капитулировали вместе с несчастной футболкой, так же быстро, ловко и незаметно. Я не чувствовала себя верблюдом после длительного марафона по пустыне, я скорее была алкоголиком с многолетним стажем и с дикого бодуна: руки тряслись, в горле пересохло, соображалка выключилась, и в висках долбилась только одна мысль. Хочу и баста!
От прилетевших в его сторону мужских штанов, тоскливо вздохнул Локи.
Я не удержалась от короткого смешка, и это было, пожалуй, единственным просветлением на тот момент.
– Не пожалеешь? – пользуясь короткой передышкой, Морозов ловко и без усилий подмял меня под себя. У меня в глазах потемнело от количества острых скопившихся эмоций, готовых в любой момент вырваться наружу от любого его прикосновения. Одежды на нас уже не было. Совсем!
Как и хоть какого-то расстояния между нашими телами.
И он еще спрашивает?
В такой-то момент??
– Барс! – хрипло простонала, когда его рука уверенно прошлась по моему животу и скользнула ниже. – Если ты продолжишь задавать глупые вопросы, я тебя убью!
– Тогда я, пожалуй, промолчу.
Ага. И я, пожалуй, тоже!
Если, конечно, это будет вообще возможно…
Глава 15
Просыпалась я одна.
Да и слава Богу!
Не представляю, как смогла бы смотреть Морозову в глаза после всего, что вчера между нами было. А было там… ой, да чего там, собственно, только не было!
Долгих и задушевных разговоров не было. Сомнений и терзаний не было. Планов на дальнейшее будущее – и тех не было!
Зато был самый потрясающий секс в моей жизни. Была нежность и страсть. Был диван, был душ, была спальня… Короче, проще сказать, до какой части дома мы не добрались вчера.
Честное слово, о моих воспоминаниях покраснела даже подушка!
А раскаяния, сомнения и прочие терзания пока молчали, не зная, как вытеснить из моего тела сладостную негу, и настроение сытой кошки – из головы.
Мне впервые в моей жизни было глубоко пофиг. Естественно, пока я не начинала об этом задумываться всерьез. О, великий и всемогущий Ктулху… прошу, дай мне сил и дальше не засорять свои мозги ненужными сомнениями! Думать в такой ситуации это вообще – от лукавого!
Будильник на прикроватной тумбочке нахально подмигивал стрелками, сообщая, что еще немного, и на поиски меня может отправиться партизанский отряд в пижамах. А на мне, пардон за подробности, этой самой пижамы нет и в помине. Точнее сказать, на мне вообще никакой одежки нет, кроме скомканного белоснежного одеяла.
М-да. Докатилась, Рябинина!
Не успела разойтись с мужем, как тут же на его место нашла кое-кого другого. Быстро ты, быстро! А как же совесть? А-а-а, так ты о такой не слышала? Чудненько!
– Так, ладно, – потрясая головой и разговаривая сама с собой вслух, я скатилась с кровати, пока меня никто не застукал. Две заманчивых и манящих меня двери не остались без внимания, и естественно, я посетила обе. В огромной ванной обнаружился и фаянсовый белый друг, и душ, и халат и… даже новенькая, еще не распечатанная зубная щетка. Нашелся даже пушистый махровый халат. Мужской. Для меня просто огромный!
Но после душа, как говорится, это было «впокат». Все утренние гигиенические процедуры я совершала по-армейски быстро, отчаянно боясь быть застигнутой врасплох. Причем непонятно, чьего появления я боялась больше – детей или Барса.
Смотреть ему в глаза представлялось если не стыдно, то неловко точно.
Радовало одно: я нигде не обнаружила женских вещей. Совсем никаких, будто моя соседка и не появлялась тут никогда. При мысли о ней, естественно, мое настроение понизилось на пару пунктов. Но стоило посмотреть в зеркало, как градус неуверенности заметно пошатнулся…
Мои глаза блестели. Впервые в жизни!
Стоя в гардеробной, размерами превышающую всю мою квартиру, я неуверенно переминалась с ноги на ногу, смотря на овальное напольное зеркало в деревянной оправе, и не веря собственному взгляду. Я выглядела… бодрой. Отдохнувшей. Выспавшейся, свежей, даже, наверное, красивой! А еще – до безобразия счастливой.
Интересно, это шикарный секс так влияет на женщину, или банальное хорошее к ней отношение?
Мне, кстати, стало еще лучше, когда я запнулась о чемоданы с собственными вещами, скромно стоящие в углу.
И когда только Барс успел позаботиться и об этом?
Его личность в моих глазах была возведена практически в абсолют. В идеал мужского пола, черт его дери!
Разве такие вообще существуют?
Ну, естественно, пока я впопыхах натягивала белье, джинсы и футболку, меня снова начали грызть нездоровые сомнения, до боли выедая печенку.
Как долго это будет продолжаться? Пока Морозову не надоест? Или пока он не вспомнит о Таньке? Или пока поймет, что проводить со мной время может и неплохо, но я точно не его вариант?
Про себя я, конечно, промолчу. После всей моей прошлой жизни – этот мужчина для меня просто царь и Бог, я очарована, околдована, влюбилась по уши и далее, по всему внушительному списку. Это-то, собственно, и пугает больше всего!
Я не хочу становиться зависимой, а потом, когда первое очарование спадет, горько жалеть об этом. Может наше совместное будущее (если у кого-то это в планах, конечно) и не будет плохим, и я зря себя настраиваю. Но у меня есть еще маленький ребенок, и так просто распаляться на временные отношения я не могу себе позволить!
Была б молодая, холостая и одинокая – другой разговор. Окунулась бы в омут с головой и гори оно все синим пламенем. Но я не в том положении, чтобы беспокоиться только о своих хотюнчиках.
Да, Артуру не нужно что-то говорить, его поступки сами за себя всё давно и однозначно сказали. Его действия просто не могут быть направлены на то, чтобы пару раз затащить меня в постель – ему для этого совсем не нужно было столько всего делать для меня и моего сына. Хотел бы, извиняюсь, просто меня трахнуть, пошел бы другим путем, совершенно себя не напрягая. Немножко внимания, чуть-чуть обнимашек, пара нежных слов, и вот я уже активно наставляю рога мужу. Наверное! Много ли задолбавшейся от быта и многолетних моральных издевательств бабе надо?
Нет, тут что-то другое. Он явно что-то ко мне испытывает, но что? Насколько это чувство велико, глубоко и как долго оно продлится?
Морозов не из легкомысленных людей. И как только наши отношения переживут себя, он не станет нас с мелким выгонять… И сказать об этом точно не сможет.
Но какого будет мне на все это смотреть?
Так, стоп меланхолии и грустным мыслям.
Хочет отношений? Будут ему отношения. Я-то точно не против! Но с его территории, пожалуй, ноги мы все-таки сделаем, врубив некий режим эдаких неблагодарных свинок. Мне бы очень не хотелось попасть из огня да в полымя. Я еще от прошлых отношений отойти не успела, чтобы вот так с разбегу занырнуть в новые.
Приняв, как мне казалось, единственно верное решение, я заметно приободрилась и повеселела, разом поверив и в себя, и в собственные силы и в то, что Барс поймет мои мотивы. Спина, к счастью, не болела совсем, видимо все-таки она больше страдала от психологического зажима, нежели от краткого поднятия тяжестей.
Со второго этажа по лестнице я спускалась практически вприпрыжку, отчаянно мечтая принять ударную дозу кофеина на грудь, пока пижамная братия еще не вышла на охоту. Не тут-то было, ага!
Вся честная компания обнаружилась на кухне в стиле прованс, умытая, одетая и уплетающая ароматную кашу со свежими фруктами. Точнее, почти вся. Самого главы семейства не было, вместо него присутствовала женщина в возрасте, мирно читающая утреннюю газету, и зорко следящая, чтобы мелочь не баловалась едой.
– Доброе утро, мам! – болтая ногами, весело отозвался мой киндер, которого смена обстановки и действующих лиц явно не напрягала от слова вовсе.
– Доброе утро, теть Кать! – вторил ему перемазанный по уши Ванюшка, тоже явно довольный прибавлением в семействе.
– Доброе утро, Екатерина Андреевна, – вежливо поприветствовала меня женщина, поднимаясь. – Меня зовут Апполинария Евгеньевна, и я няня Ванюшки. А с сегодняшнего дня и Мишутки. Рада с вами познакомится. Налить вам чаю?
– Взаимно, – с трудом выдавила из себя, медленно опускаясь на винтажную табуретку с гнутыми ножками. – Это, наверное, в ваши обязанности не входит.
– Мне не трудно, – по-доброму улыбнулась та, принимаясь бодро хлопотать у плиты. – Я отредактирую расписание занятий детей, внесу развивающие игры и занятия по возрастам. Вам удобнее будет посмотреть график сегодня вечером или завтра к утру?
Я мысленно присвистнула, принимая от нее кружку с ароматным чаем и долькой свежего лимона.
Так Барс, выходит, на счет няни все-таки не шутил?
Он серьезно настроен, чтобы мы с Мишупсенем жили у него? Да и няня явно не для того, чтобы ребенок не просто под ногами не путался, по ней с первого взгляда видно – профессионал.
Вот, черт! Похоже, сделать отсюда ноги, пока не поздно, так просто не выйдет…
– Делайте, как вам удобно, – брякнула обомлевшая я, гладя как Апполинария Евгеньевна одной лишь вскинутой бровью успокаивает малышню и невозмутимо протягивает салфетку, которой дети с радостью начинают вытирать со стола пролитый какао.
– Тогда займусь им во время дневного сна, – кивнула тем временем женщина. – Если у вас есть какие-то пожелания, я все непременно учту. Думаю, мы подружимся.
– Я даже не сомневаюсь, – искренне сказала я, думая о том же самом… и переживая еще больше.
Надо ли еще раз повторять, что подобное отношение ко мне и моему киндеру было абсолютно незнакомо?
Блин, что же ты со мной творишь?
Кстати, где его самого носит?
– А вот и Артур Александрович вернулся, – услышав шум, который я совершено не заметила, погруженная в свои мысли, вдруг улыбнулась няня, глядя в сторону холла.
Я обернулась туда же, чувствуя, как неожиданно замирает сердце… и останавливается насовсем.
В дверях действительно стоял Морозов. Нереально бодрый, возмутительно свежий, гладко выбритый, пахнущий добрым утром, умопомрачительным люксовым одеколоном, и с букетом шикарных белых роз в руках.
Я почувствовала дикое желание спрятаться под стол.
Вот что начинается-то, а?!
– Уже проснулась? – усмехнулся Морозов, оценив одним взглядом мирную обстановку на кухне, из которой резко выбивалось только мое обалдевшее лицо.
Впрочем, его и это не смутило. Букет осторожно лег мне в руки, а горячие губы по-свойски коснулись моего виска:
– Доброе утро.
Я промолчала, не зная, как реагировать. Зато высказалась лохматая братия, одинаково наморщив перемазанные в каше носы:
– Фу-у-у!
– Мальчики, – всплеснула руками няня. – Так нельзя! Это некрасиво!
– А зачем они целуются? – справедливо возмутился Ванька, пока я медленно краснела до корней волос.
– Да, зачем? – поддакнуло и мое чудо.
Под строгим взором двух пар глаз я покраснела еще больше. Барс же, этот великовозрастный балбес откровенно веселился, наливая себе кофе из пузатой кофеварки, и явно отвечать за свои действия не собирался. К счастью, на помощь пришла Апполинария Евгеньевна, ловко забирающая пустые тарелки и складывая их в посудомоечную машину:
– А почему вас родители целуют?
– Потому что любят? – переглянувшись, хором предположила мелкотня.
Я уже под землю собиралась провалиться!
– Вот и они друг друга любят, – забивая последний гвоздь в крышку гроба с моей попыткой сделать хорошую мину при плохой игре, невозмутимо объяснила эта… добрая женщина! – Поэтому и целуются.
– Ну тогда ладно, – почесал макушку мой киндер, медленно тикая из-за стола. Ванька шуршал где-то следом, явно пребывая в еще более глубоких раздумьях.
Няня, посмеиваясь, погнала двух любознательных на второй этаж, одеваться на прогулку – за окном светило яркое бодрое солнце, с крыш, наконец-то, начало капать, а по высоким и мягким сугробам пушистым козликом уже скакал абсолютно счастливый хась…
Идиллия, матушку ее!
– Дядь Артур, – я не успела даже постучаться головой о стол, как в опустевшую кухню вернулся Мишупсень с самым серьезным выражением лица, которое я когда-либо у него видела.
– М? – вскинул брови тот, привалившись пятой точкой к холодильнику. Ему ситуация, резко обернувшаяся против меня, явно пришлась по вкусу. Правда я еще не догадывалась, насколько именно все запущено!
– Я тут подумал, – закусив указательный палец, промолвило мое чадушко… и вдруг, глубоко вздохнув, выдало потрясающий во всех смыслах вердикт. – А если ты любишь мою маму… может, ты станешь моим папой? Ну, пожалуйста!
Я чуть не навернулась под стол!
– Миша!!
– Все в порядке, Кать, – рассмеялся мужчина, два ли не впервые назвав меня по имени. Отставив кружку, он присел на корточки, чтобы быть с малым одного роста, и улыбнулся ему, потрепав по волосам. – Я согласен, малой. Только если твоя мама не против.
Кто не против, я не против? Да что ж они меня сегодня без ножа режут-то?!
– Мам, ну можно? – тут же заканючил этот… этот… этот беспредельщик! – Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
– Я… я подумаю, – опуская руки вместе с букетом, сдалась я под двумя жалобными взглядами. – Но ничего не обещаю!
– Ура! – меня явно не слушали. Чумазым вихрем взлетев на соседнюю табуретку, сынуля от души чмокнул меня в щеку с воплем. – Ты лучшая!!