Текст книги "Несчастье на полставки (СИ)"

Автор книги: Анна Кувайкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

А вообще, после того, как я заправилась горячим чаем у всех тех же проводников, чуть успокоив голодающий, похмельный желудок, и смогла скинуть туфли, вытянув ноги, мне стало даже чуточку смешно. Нет, а что? Если ситуация откровенно располагает, почему бы не поржать?

Слезы-то все равно уже кончились.

– Безусловно, оба! Но Асель, оставим на минуту твоего начальника, его дело второе, недолгое. Думаю, он и без высшей кары уже наказан уходом такого работника как ты! От меня же ты так не уйдешь, правда?

И я снова расхохоталась, уже, кажись, с легкими, тонкими нотками истериками.

Ну да, ну да. Кто о чем, а кое-кто как всегда!

– Не переживай, Гаспар, – хмыкнула в трубку, снова потянувшись за бутылочкой с водой. – От тебя я точно никуда не денусь. Мне просто нужно немного отдохнуть, придти в себя, и решить, что делать дальше. От работы с тобой я точно не откажусь.

– Чудно, мон шер, – почти промурлыкала мой картавый психолог, он же незримый попутчик, на которого был спроецирован рефлекс – болтать без умолку обо всем и сразу. – Дай знать, как окажешься дома, и я сразу закажу тебе билеты в Париж. И не возражай! Там и отдохнешь, а после сразу за работу. Она лучшее лекарство!

– Спасибо, – поблагодарила от души, машинально пальцы в кулак, гигантским усилием воли пытаясь, как прыщ на попе, выдавить из себя неприятные ассоциации.

Козырев же так же начинал, со сладких посулов и полного обеспечения. А что вышло потом? Вот то и оно! Я все это пока слишком хорошо помню, склероз к билетам, увы, в подарок на кассе не давали.

Правда, впадать в крайности – это все-таки не мое. Правда, не моё! Побег не в счет, это мое первое столь оригинальное творение. И опасаться Гаспара, опираясь только на прошлый, не совсем приятный опыт, это… ну, такое!

Ибо, как говорила моя прабабушка: «не буду же я плевать на весь огород, только из-за одного забредшего туда мудака»!

Это она так о соседе отзывалась, который после пьянки у нас в зарослях зеленого лука засыпал, а мы его обнаруживали, когда шли нарвать свежей зеленушки к обеду. Бабуська у меня, если честно, всегда была крепкой на словцо… Но как же ее выражения в точку!

– А теперь ответь, ангел мой, – тем временем прекратил свой мурлыкающий тон мсье Моро. – Что не так с твоим Романом? От чего ты от него ушла?

– Я испугалась, – потерла переносицу, чувствуя злость и жалость к самой себе одновременно. – Понимаешь, испугалась! Мы знакомы с детских лет, я хорошо его знаю, я любила его давным-давно! И я вчера была так счастлива… А сегодня утром проснулась, и поняла, что он совершенно другой, понимаешь? Я не знаю, как на него смотреть, о чем говорить, как теперь себя вести! И что делать дальше? А если будет всё плохо, Гаспар? А если, как пара, мы друг к другу не подходим? Если не сойдемся характерами? И совместный быт… он же убивает чувства! Когда мы были просто друзьями, всё было так просто! Можно было быть собой, и ни о чем не думать… Ты понимаешь меня?

– О, мон ами, конечно я тебя понимаю, – ласково откликнулся мужчина, на удивление терпеливо выслушав все мои жалкие причитания. Вот верите, нет, мне самой от них тошно было! А еще я устала. Адски! – Тебе просто страшно, ведь ты привыкла к другому! А тут, в один момент, вся твоя привычная жизнь просто рухнула. Это тяжело, Асель, бесспорно. Страх перед будущим, перед неизвестностью, всегда лишает людей их крыльев, и они не могут больше парить, увязая в болоте своей неуверенности. Но так нельзя, мой маленький ангел, это состояние убьет твою улыбку! Не нужно бояться. Нужно дать шанс своему будущему! Отринь страхи. Вернись к нему! Я думаю, он тебя достоин.

– Думаешь? – усмехнулась, подтягивая коленки к груди. – После того, как он меня столько лет обманывал?

– Но Асель! – принялся тараторить француз. – Он же просто боялся, пойми его! Посмотри на себя, ты же сама терзаешься этими страхами, прямо сейчас! Мужчинам не чуждо это чувство. Любовь могла возникнуть не сразу, неужели ты не понимаешь? А когда он понял сам, осознал, что без тебя не может, просто боялся всё испортить!

– Гаспар… это звучит так по-детски, если четно.

– Истинная любовь всегда чиста и невинна, как малое дитя, – невозмутимо фыркнул француз, явно претендующий то ли на звание горячего испанского мачо, то ли на дипломированного психолога по семейным отношениям. – Страх быть отвергнутым порой лишает нас самого сладкого времени. Вы оба обожглись, вы оба совершили ошибки. Вы оба даже мыслите одинаково, боитесь одного и того же! Асель, разве это не знак, что вы – две половинки одного целого? Не разрушай свою мечту, прошу. Позволь себе быть счастливой!

– Не знаю, Гаспар, – вздохнула в очередной раз, кусая губы. Умом-то я понимала, что он прав, и что мы с Ромкой повели себя совершенно одинаково! Только он намного раньше, а вот у меня ответочка получилась не далее, как сегодня утром. – Я словно между раем и адом. Еще вчера все было так волшебно, я не верила собственному счастью. А утром… не знаю, что на меня нашло. Я просто испугалась. Не помню даже, как убегала из номера, очнулась только в автобусе, на подъезде к вокзалу. Вроде запрыгнула на первый попавшийся рейс… потом только узнала, что он идет на ж/д вокзал. А уже там решение уехать пришло само собой. Не знаю, даже, как меня не выгнали оттуда: непричесанную, опухшую, напуганную, без вещей… Как бездомный бродяга. Представляешь, Гаспар?

– Представляю, – эхом со мной вздохнул мой друг и начальник. – Я не буду тебя больше переубеждать, душа моя. Просто поспи, и тебе станет легче. Не думай много сейчас, важные решения нельзя принимать в таком состоянии. Отдохни. А по возвращении домой дай мне знать. Если захочешь улететь немедленно, я всегда к твоим услугам.

– Ты ангел, – едва слышно откликнулась я. – Спасибо тебе, Гаспар. За то, что выслушал, и вообще…

– Не благодари, Асель. Приятных тебе снов.

И отключился, не говоря больше не слова – он и так свою задачу по моему успокоению перевыполнил.

Я тоже долго тянуть не стала и, едва вызов был завершен, отключила телефон нафиг. Слушать, как мне пытаются дозвониться все и сразу, просто не было сил.

Да и знаю я себя, после пятидесятого вызова трубочку-то я могла и взять!

А в таком состоянии действительно разговаривать не дело. Мало ли, чем обернется, и как-то жалеть себя еще больше, чем сейчас, не хочется.

Так что я просто сунула мобильник под подушку, забралась с ногами под одеяло, и свернулась в клубок, особо-то не веря, что смогу заснуть. Но… кто ездил в поезде, тот знает, что это за романтика.

Ритмичный тихий стук колес, мерное укачивание, прохладный воздух из приоткрытого окна… и вот я уже беззаветно дрыхну, оставив все остальное на чуть опостылевший, старинный книжный штамп.

То есть, как говорила Скарлет О’Хара – я подумаю об этом завтра…

Глава 15

Из поезда я выползала, почти в прямом смысле этого слова. Среди шумных людей с их чемоданами, среди громких объявлений по громкой связи, среди радостных лиц и счастливых встречающих, коих толпилось множество на платформе…

Со всех их жалобами, радостью встречи, нетерпения и просто удовольствия от того, что смогут размять ноги и просто покурить, между чемоданов и объемных сумок… я откровенно чувствовала себя лишней.

Одна, уставшая, измученная, и не особо кому-то нужная, без багажа, без радости, и без попутчиков и провожатых, только лишь со стертыми в кровь ногами и разбившимися мечтами, эдакое единственное мято-белесое пятно на местном празднике жизни.

Ну, прелесть же, ну!

И вообще, а почему вокруг так жарко?

Короче, чувствуя себя несчастным осликом Иа, я тихо ползла посреди всего этого безобразия, мечтая только об одном – как можно скорее оказаться дома. А там, быть может, помыться и нормально отдохнуть, напялить старые растоптанные галоши, да поковыряться в любимых грядках… И уже тогда, если, наконец, поймаю дзен, в мое отсутствие утащенный дождевыми червяками в заросли свежих сорняков, и решу, как же мне быть дальше.

Уговоры, убеждения и мантры спокойствия Гаспара, увы, так и не сработали до конца. После двух суток пути к выходу с платформы я плелась в абсолютно разбитом состоянии, и так не приняв на веру хоть одну промелькнувшую за долгую дорогу мыслю.

Се ля ви, епта…

– Оба-на, – тихо присвистнула, остановившись, как вкопанная, забыв на секундочку, что я вообще-то теперь леди, и вообще, нахожусь вся в стенании и страдашках.

Ога, леди-и-и… В грязной одежонке, с вороньим гнездом на голове, престарелым макияжем, вспотевшая и замученная, как прошлогодняя плесень, с засосами на шее и сдохшей верой в лучшее будущее!

Впрочем, может оно даже и к лучшему. Ну не может же на самом деле истинная мадам прятаться за киоском с печатными изданиями, чипсами и баснословно дорогой минералкой, как вороватый уличный мальчишка!

А почему я так шустро спряталась? Да потому, что увидела в толпе людей знакомый мужской силуэт со снежно-белыми волосами!

– Ептиж мать, – тихо выдохнула, выглядывая из-за угла, не обращая внимания на удивленные лица куривших неподалеку пассажиров. Идите нафиг, граждане… у меня тут сердце в подмышки закатилось! – Ромка…

Да, мое мутное от тоски зрение меня не подводило. На платформе действительно стоял он, напряженно разглядывая каждого относительно похожего на меня пассажира!

Вопроса, как он здесь оказался, даже не возникало. Поезд из Горно-Алтайска идет двое суток, а самолет от туда же – всего пару часов. Да даже если все шесть часов до Новосиба, плюс час перелета оттуда (как добирались мы с шефом), все равно выходит быстрее!

Но что же это выходит? Он все прибывшие поезда вот так встречает?

Сердце вновь сжалось до пугливого, крохотного комка, трусливо спрятавшегося где-то за ребрами. Ну, зачем он так… Он же всю душу мне выворачивает своими метаниями! Я же хочу к нему. Правда, хочу!

Но… не сейчас. Да не могу я, просто не готова! Называйте меня слюнтяйкой, истеричкой, нюней, истинной бабой, в конце-то концов. Но не могу, я к встрече с ним, и серьезному разговору просто не готова!

Уф, даже злость взяла как-то. Неожиданная такая, конкретная. И она же мне дала хороший пинок, заставив в мгновения ока прекратить распускать нюни и начать действовать.

Как же все-таки хорошо, что я местами самая настоящая помесь истинного еврея и человеческого Скруджа МакДака. Деньги на карточке все еще никак не хотели заканчиваться, так что я вполне успешно разжилась у местных торговцев плетеной широкополой панамой и пластмассовыми очками сомнительного качества. Нашлась даже вырвиглазная желтая сувенирная футболка с символикой города, и даже китайские шлепанцы на три размера больше!

В мгновения ока все это было надето, туфли и клатч сброшены в обычный пакет, а некогда белые брючки закатаны до колен. Вот, не дать не взять – стандартная такая дачница получилась! Более того, я даже ухитрилась пристроиться впереди толстого, бесконечно потеющего дядьки с двумя объемными чемоданами, впереди которого и топала с умным гордым видом. И думаю, мы с ним вполне сошли за обыкновенных отдыхающих, возвращающихся откуда-нибудь с далекого Российского пляжа…

По крайней мере, проскочить на лестницу я смогла без помех и подозрений, легко затерявшись среди других подобных персонажей, красных и потных от жары и гипертонии. А дальше уже – дело техники. Пройтись по крутому виадуку над железнодорожными путями, спуститься вниз, на площадь перед вокзалом, где махающих руками таксистов было пруд пруди.

Было, конечно, страшно. Я все время ожидала окрика с моим именем! И лишь только усевшись в молчаливому старичку в почтенном возрасте и с пушистыми бакенбардами, договорившись с ним об оплате через банковский перевод, вздохнула с облегчением.

Поездка из центра города в мою окраину, конечно, обошлась почти по цене одного билета в плацкарт, но оно того стоило. Всего-то полтора несчастных часа дороги по пыльному городу, и я оказалась в последнем перевалочном пункте перед родимым домом, привычно отключая вибрирующий всю дорогу мобильник.

Кажется, меня все это время пытались вычислить по рингтону на смартфоне… Ну, там, на платформе!

Ключей от квартиры, лениво расползшейся на третьем этаже обычной панельной пятиэтажке, у меня, конечно, не было. Но, к моему счастью, в выходной день эти двери обычно не запирались. Да они в принципе-то запирались нечасто.

– Мам? – негромко позвала, с нереальным облегчением, и тяжестью одновременно, позвала, отшвыривая ставший ненужным пакет на полку с обувью. – Ты дома?

– О-па, – в небольшую квадратную прихожую почти сразу вышла маман в старом домашнем платье-халате, на ходу вытирая руки застиранным вафельным полотенцем, давно потерявшим свой изначальный голубой цвет. – Привет, ребенок. Ты где шаталась?

– В санатории, я же тебе говорила, – отозвалась, глядя в пол, стаскивая шлепанцы, с тоской думая, что всё. Любимому огороду пришла откормленная полярная животина… а ведь я ей звонила, предупреждала, и просила хоть иногда поливать! Не животине, в смысле, а маман.

Про сбор огурцов молчу – я теперь что с этими желтыми мутантами-переростками делать буду?

Сама же потом засолки просить будет, и ныть, что мало наделала! Писец, кстати, голодным не останется – зная мою везучесть, он в моей жизни на полном постоянном обеспечении!

– Да? – удивилась мать, явно намекая, что стоило бы у местных медиков реквизировать пару упаковок таблеток от склероза. Ну, или от безразличия и природной лени! – Странно. Ну ладно, бывает. Как съездила-то?

– Вот знаешь… – медленно подняла я на нее злой взгляд, проходя мимо. – Прям очешуенно!

– Здорово! Что привезла?

Да млять… она издевается, что ли?

– Ничего, – мрачно откликнулась, падая за обычный стол-книжку, относительно новый, не слишком хорошо отмытый, и заменяющий здесь обеденный. – Не до того было. А дядя Толя где?

– Так в магазин ушел, – маман, как ни в чем не бывало, принялась дальше строгать лук, меньше всего похожий на покупной, и слишком сильно напоминающий мой, огородный. Зелененький такой, криво ободранный, местами с луковицами и земелькой, якобы незаметно скинутой в раковину! – Я селедку забыла. Картошка вон, варится. Ты как раз разделаешь, пока я салат соображу. Останешься на ужин?

Нет, конечно, о чем ты? Послушно распотрошу рыбеху, вытащу все кости, перепачкаюсь снизу доверху, провоняю все руки, и пойду домой голодной, но с чувством выполненного долга!

Блин. Откуда эта злость внезапная? Я же раньше так с пол-оборота не заводилась…

– Угу, – вместо ответа вяло буркнула, запуская руку в липкую вазочку с конфетами, пытаясь по привычке, нежели взаправду отыскать в куче фантиков хоть одну уцелевшую вкусняшку.

Не поймите меня неправильно – моя матушка не алкаш, не маргинал, и даже не бомж. Просто… она неряха. А еще, несколько легкомысленное, немного безответственное и порядком инфантильное существо.

Что поделать? Какая досталась, такую и люблю. Ну, во всяком случае пытаюсь.

Наверное.

– А, слушай, что спросить-то хотела! – «вовремя» вспомнила мать, пытаясь тем временем выловить своей пухлой ручкой горсть квашеной капусты из узкого горлышка трехлитровой банки. Да, тоже моей. А вы сомневались? – Тебя же этот твой искал, белобрысый. Два дня названивал, как с ума сошел, даже приходил пару раз, да и у дома его видела. Вы поругались что ли?

– Не спрашивай, – отмахнулась, складывая руки перед собой на столе, и опуская на них подбородок.

Хотелось… да, на самом деле хотелось заплакать. Все выложить, пореветь взахлеб, а потом, чтобы мама, всплеснув руками, наскоро вытерев их о полотенце, бросилась меня утешать. Обняла крепко-крепко, прижала к себе, пожалела, сказала, что все будет хорошо…

Дико, до боли, до вывернутой наизнанку души отчаянно хотелось почувствовать себя дома. Там, где бы меня любили, принимали и понимали. Ведь для этого нужны родные, разве нет?

Но в тоже время, я прекрасно осознавала, что ничего это не будет. Ей вон, квашеная капустка важнее. Как же, отчима нужно накормить, он же ее фактически содержит, будучи ее лет так на десять старше. Ему попробуй еды не дать, или внимания, мигом по щам получит! А я…

А я так, дело десятое.

Хотелось, конечно, не спорю. И я даже открыла рот, чтобы хотя бы попытаться… но, надежда ведь сволочь такая, всегда помирает последней. Но моя, видимо, давно сдохла, была погребена, завалена цветочками, и успела превратиться в чернозем, так и не дождавшись пьяного штатного некроманта. Я даже слова сказать не успела, как в прихожей нарисовался довольно высокий, седой и чуть небритый мужичок, с голубыми глазами навыкате, с белесыми соболиными бровями, и упрямыми губами.

Вернулся дядь Толя, короче!

– О, привет, – плюхнув в раковину пакет с блестящей рыбиной, потрепал он меня по волосам. – Как оно?

– Да нормально, – фыркнула, не став даже уворачиваться от внезапного жеста. А на кой? Не противно, даже приятно. Может, даже чуть грубо, но зато действительно от всей его скупой мужской души!

– Ужинаем скоро, только попробуй сбежать, – погрозил он мне чуть морщинистым кулаком, круто так и сразу выдавая их с матерью разницу в возрасте. Сколько там, лет пятнадцать вроде?

– Даже не подумаю, – улыбнулась мирно, даже по-настоящему, впервые за последние несколько дней, глядя как дядя Толя, довольно покивав, скрылся в своей вотчине – в зале с длинным диваном у телевизора.

То-то же, хоть какая-то ложка меда в моей собственной бочке отборного дегтя!

Кстати, если я до сих пор не сдала все похождения моей маман, то явно не по причине якобы испытываемых к ней особо нежных чувств. Скорее из уважения к седовласому топору, как я иногда называла Толика.

А что? Грубоват, простоват, но прямолинеен до тонкого следа остро заточенной бритвы. Как рубанет, так усё, шеф, всё пропало!

– Так, что у вас произошло? – как бы невзначай поинтересовалась родительница, эдак мимоходом подсовывая мне и селедку, и порядком изрезанную белую разделочную доску с ножиком. – Я-то думала, что у вас любовь и все такое. Поругались что ли?

Вот… ихтиандра тебе в унитазе! Зачем на больную тему-то давить?!

– Про рыбку не забудь, кстати, картошка почти готова, – напомнила тут же маман, пока я постигала неизведанные тайны астрала. То есть, грубо говоря, прибывала в традиционном русском ах*е!

И чет меня вдруг такая злость разобрала…

Как говорится, раз одному не попало за все его грехи, так на другом оторвемся за всё хорошее!

– Мам, извини, но рыбу я разделывать не буду, – хмыкнув, решительно отодвинула от себя сельдь, укоризненно смотревшую на меня мертвым мутным глазом из прозрачного пакета. – Маникюр боюсь испортить.

Господи, что я несу вообще? С каких пор ноги стали помехой вкуснейшей вареной картошечке, исходящей паром, со свежей зеленью, квашеной сладковатой капустки, похрустывающей на зубах, и жирной селедочки?

Шеф, скотина! Вы со своим лакшери и дрохо-бохато меня самого вкусного в жизни лишили!!

– Ма… что?

– Маникюр, – ласково улыбнулась я родительнице, небрежненько так и показательно осматривая собственные, на удивление целые и блестящие ноготки. И нет, я не стерва. Но ведь выбесили, ироды! – Бешеных денег стоил, между прочим. Стилист делал. Французский!

– Ох ты ж еп твою мать, – всплеснула руками та самая мать. – Ручки мы боимся запачкать! Как огород поливать, тяжеленные ведра таскать, так к маме. А как помочь, так фиг вам, не барское это дело, белые ручки пачкать!

Ну, нифига себе… Прозрела! Медики, ау, вы это видели? Вот оно, мгновенное, идеальное и полное излечение от склероза!

– Можно подумать, ты его поливала, – раздался из другой комнаты голос дяди Толи. – Ни разу даже не вспомнила!

Ух, ты. Она попыталась покраснеть, или мне кажется?

Но вместо ответа, я как в лучших романах этого жанра, пытливо и ехидно изогнула левую бровку…

– Ах, вот, как ты заговорила, – нехорошо прищурилась родственница. Я даже дернулась! Не то, что я ее действительно боялась… Но после такой фразы однозначно неприятностей не жди! – Ладно, запомним.

– Да хватит тебе, – чуть поморщилась я, поднимаясь из-за стола. Звиняйте, дядь Толь. Причина, конечно, мелочная… Но иногда хватает даже последней песчинки для того, чтобы произошел обвал! Сдать вас, может и не сдам – но на ужин точно не останусь! – Мы обе прекрасно знаем, что плевать ты хотела на все мои просьбы. Вон, дядя Толя подтвердил. Так что не надо мне ставить в укор то, что я для тебя не сделала… учитывая всё, что я для тебя делала раньше!

– И что ты для меня делала? Что, а? – маманя звучно треснула полотенцем по столу. Ух, какие мы грозные! – От тебя же никогда ничего не дождешься и не допросишься!

– Правильно! – неожиданно громко хохотнула – отчим как раз звук на телевизоре прибавил. Он в бабские ссоры никогда в принципе не вмешивается, а потому и отгораживается, как может. – Тебе и просить не надо, ты всегда вваливаешься ко мне домой и берешь, что хочешь! И ладно бы, попросила, предупредила, да взяла нормально, но нет! Обдерешь, как липку, обшаришь каждый угол, будто у себя дома, оставишь срач, и разбирайся, Асенька, как хочешь, кушай, что хочешь. Хочешь – ботву пожуй, а хочешь – оставленные крошки. И я еще про все остальное молчу!

– Только посмей, дрянь, – зашипела мать, хватая меня за руку. – Только посмей сказать еще хоть слово!

– И посмею, – прошипела в ответ я, решив устроить милое семейное общение двух членов нашего милого серпентария. – Еще как посмею, будь уверена! Мне надоело, как ты со мной обращаешься. Я от тебя в жизни что слышала, напомнить, м? От тебя не убудет, маме надо помогать… а как со мной быть? Ты мне много за всю жизнь дала? Озаботилась, хватает ли мне чего, помогла, поддержала…. Прежде чем подчистую выгребать мои продукты, забирать мою технику, вещи, обрывать огород, ты хотя бы спросила?? Да ты даже палец о палец не ударила! Так вот, теперь я не собираюсь делать для тебя ничего. И еще раз я увижу тебя на пороге моего дома – и дядя Толя узнает о твоих похождениях, клянусь!

И, резко вырвав руку из ее хватки, направилась в коридор обуваться, чувствуя себя прозрачным булькающим чайничком, с которого наконец-то сняли крышку. Вроде внутренности все еще кипят, а пар-то уже и выходит…

Одним словом – высказалась! Давно пора было. Сколько можно было мучиться, давать себя использовать и молчать в половую тряпочку? Совсем уже обалдела, Соколовская – все, кому не лень о тебя ноги вытирают!

– Я продаю дом.

– Что? – запнулась я в пороге, резко промахнувшись мимо резиновой вокзальной тапки. – Что ты сказала?

– Что слышала, – мать стояла напротив меня, глядя с непривычной, неожиданной ненавистью. – Раньше я сомневалась, но теперь вижу: ты его не заслуживаешь. Я продаю дом вместе со всем его содержимым, огородом и постройками. И немедленно! Покупатель уже есть.

– Вот как? – изумленно вскинула я брови, горько усмехаясь. – Хорошо же ты сомневалась. Так сомневалась, что, наверное, не знала, куда деться! Вон, даже покупателей от сомнений быстренько нашла! Спасибо тебе, мамуль. Заботливая ты моя. Ты раньше обо мне не особо думала, и, знаешь, лучше бы не начинала. А знаешь, что… Иди ты к черту. Подавись своим домом. Проживу как-нибудь без тебя.

Нет, ну а что? Жила как-то без нее полную двадцадку, и теперь перекантуюсь…

Домой я не шла – плыла как в тумане. Перебирала едва-едва ногами, зачем-то волоча за собой пакет с туфлями. В том самом расхлябанном бомжеватом виде, в разбрызганном состоянии шуршала по старой дороги, чувствуя себя беспризорной, безродной…бездомной.

Так-то оно и было в принципе.

Я даже ни сразу заметила, что дом-то, пока меня не было, изменился до неузнаваемости, заманчиво блестя в лучах вечернего солнца новенькими пластиковыми окнами. Да и вообще, все происходящее воспринималось как-то отстраненно, хоть я и понимала, что должна, как минимум, рыдать в голос. Но, наверное, мозг от перегруза мыслей, вместе с выгоревшей душой, на пару решили уйти в сумрак, и дать пустым мыльным пузырям поплавать у меня в голове.

Так что я спокойно перелезла через забор, отыскала в бане ключ, и вошла в порядком опустевший за мое отсутствие дом. Руки-ноги совершали все движения на автомате: скинуть с себя тряпки, накинуть безразмерную серую футболку и шорты, собрать волосы в хвост, и напялить мягонькие галоши, резиновые снаружи, меховые внутри. И выползи в порядком запущенный огород. А дальше и вовсе дело техники! Взять таз, собрать огурцы, надергать редиски, прорядить морковку, сжевать чуть-чуть малины прямо с куста…

Скрип калитки, открываемой со стороны двора, раздался уже когда я заканчивала с поливкой.

Правда, некогда родной голос показался мне в тот момент ничуть не приятнее, чем грязная вода, звучно хлюпнувшая в галошах:

– Ася…

– Уходи, – произнесла, не поворачиваясь, не испытывая ровным счетом ничего, продолжая методично заливать петрушку. И чего, спрашивается, явился? Я и раньше-то на разговор настроена не была, а после всего случившегося – и подавно.

Как говорится, не самое удачное время для разговора…

– Ась, нам нужно поговорить.

– Ему нужно, – тихо усмехнулась, засовывая шланг в жестяное ведро с ковшиком. – Какое совпадение. Всем прям остро необходимо со мной сегодня поговорить! И каждый разговор не приносит лично для меня ничего хорошего. Знаешь, а пожалуй, я откажусь.

– Что случилось? – мигом нахмурился друг.

Ну надо же, какие мы серьезные! Вот прям точь-в-точь как все те разы, когда лгал мне прямо в глаза! С такой же серьезной рожей это делал, ага.

– Это не твое дело, – отозвалась, переставляя шланг в другой ведро, ослабляя напор в кране, и принимаясь аккуратно и методично поливать из ковшика молодые помидоры. Монотонные, знакомые движения неплохо помогали сохранить вакуум внутри себя. – Не теперь, Андреев. Уходи.

– Ась, я…

– Ты не расслышал? – подняла на него упрямый взгляд, и впервые увидела в его глазах растерянность. – Я сказала – уходи. Я не хочу с тобой разговаривать. Ни сейчас, ни потом. Я знаю все, о чем ты хочешь сказать. Избавь меня от этого.

– Ась…

– Уходи, – упрямо произнесла, возвращаясь к поливке. Что-то не было ни желания кричать, устраивать скандалы, зашвырнуть в Ромашку бочкой. Надоело! Единственное, что я действительно хотела – это остаться одной. Закончить работу, отмыться… А там можно уже и порыдать в углу ванной.

– Ты можешь меня хотя бы выслушать?

– Нет, не могу. Еще есть вопросы?

– Хорошо, – неожиданно сдался Ромка. Правда, упрямство в его взгляде и голосе так никуда и не делось. Вот же настырный-то, а! – Сейчас я уйду. Я понимаю, что ты на меня злишься, и да, я это заслужил. Я не буду умолять тебя или оправдываться. Главное, что ты дома и с тобой все в порядке. Но я надеюсь, что мы все равно сможем поговорить потом. Так просто это все не закончится.

Я только неопределенно пожала плечами.

Как пожелаешь, Андреев.

Но… как только захлопнулись ворота, я отбросила прочь весь инвентарь. Скинула обувку, медленно прошлась вдоль грядок, пачкая ноги в мокрой, но теплой земле, оглядываясь вокруг. На буйную зелень деревьев, на ровные ряды картошки внизу, на аккуратные теплицы, старенькие постройки, и реку, раскинувшуюся там, далеко за огородом. А после и вовсе уселась на верхней ступеньке лестницы, ведущей вниз по косогору, глядя вдаль – туда, где виднелись богатые коттеджи, и тот самый мостик, казавшийся таким крохотным издалека…

А после, уже не сомневаясь, вытянула из кармана телефон, чтобы набрать знакомый номер:

– Гаспар? Да, это я. Привет. Да, со мной все в порядке. Я просто хотела спросить…ты можешь заказать мне билеты на завтра?

– О, моя маленькая Асель! Конечно, я могу заказать билеты! Но мон шер амии, мне нужны твои данные. Как только у меня будет скан паспорта и твоя виза, я тот час вышлю тебе электронный билет на мою родину! – бодро затараторил обрадовавшийся француз, заставив меня вяло улыбнуться. Ну вот хоть кому-то в этом мире стало чудненько!

Правда… вот на этом месте только что начавшегося разговора, я уже как-то заметно приуныла.

– Виза? – облизнув пересохшие губы, спросила, чувствуя как медленно немеют ноги.

О-ёй… Кажется мне, что это ж-ж-ж не спроста, да простит меня великий Винни-Пух за плагиат.

– Ну, конечно! У тебя же есть готовая виза типа Д?

– У меня была типа С, – призналась, ощущая дикое желание то ли поржать, то ли побиться лбом о медный тазик. – Та, которая на три месяца… Но она уже давно закончилась.

– Душа моя, ну как же так! – я не видела, но прям почувствовала, как Гаспар всплеснул руками. – Срочно, срочно отсылай мне все документы, я оформлю тебе приглашение и шенген. Ангел мой, как можно быть такой неаккуратной?

– Прости, – покаялась, потирая грязной ладошкой переносицу. – Ввиду некоторых событий я как-то упустила этот момент.

Упустила она, ага. Ворона-раззява, блин, несчастная! Хочешь сбежать от всех проблем разом – так и тут на тебе, хрен на огородной грядке!

Кстати, нафига я его посадила?

– О, ну что ты, Ангел мой, я тебя не упрекаю, – тут же сбавил обороты француз. – Я все прекрасно понимаю. Давай избежим суеты. Отправь мне документы в ближайшее время, и я все устрою. Дай мне три дня – как только вернусь домой, организую все в миг!

– Хорошо, – сдалась на милость судьбы и обстоятельствам, зло кося нервным глазом на закуток земли с вышеупомянутым овощем. Выдеру. Как есть выдеру! – Напиши, как только прилетишь в Париж.

– До связи, моя маленькая Асель. Прости за этот конфуз. Мне ужасно неловко!

– Не страшно, – рассеяно отозвалась… роняя телефон прямо на ступеньки. Правда, далеко он все равно не улетел… Ну, правильно, есть же где-то границы моего невезения!

А сама я, немного подумав, растянулась прямо на деревянной, нагретой на солнце площадке, глядя в безоблачное летнее небо. Время клонилось к позднему вечеру, тихо шелестела листва, неподалеку журчала вода, переливающаяся через край ведра…

А я расхохоталась, понимая, что мой ноутбук остался на работе. И что сканера у меня попросту нет – я всегда юзала либо Ромкин, либо рабочий!

Ну, что ж… похоже, у меня есть еще пара дней, чтобы отойти, подумать, прийти в себя и как ни в чем ни бывало заявиться на работу с заявлением об увольнении. Сомневаюсь, что встречу там Макса, он-то вряд ли покинет Белокуриху. Но так даже лучше – и уволюсь спокойно, и документы отсканирую. В пяти экземплярах!

На всякий, как говорится, пожарный.

Подруга-судьба… ну вот ни сука ли ты, часом, а?

Почему у всех всё как у людей, а у меня как обычно, через одно место, которое в простонародье седалищным нервом зовут?

Впрочем, хохочи, не хохочи… а грядки все равно сами себя не дополивают. Так что давай, Соколовская, бери себя в руки, и вперед, за работу!

Пока у тебя она хоть какая-то есть.

Глава 16

Я честно не понимала, во имя какого земляного червяка мне все это надо. Ну, вот это вот всё: огород, урожай которого мне явно не достанется. Порядок в доме, который мне уже не принадлежит…