Текст книги "Сплюшка или Белоснежка для Ганнибала Лектора (СИ)"

Автор книги: Анна Кувайкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Хрен тебе, золотая рыбка. Мои проблемы – это мои проблемы. И ты последний человек, которому я буду о них рассказывать. Ферштейн?

– Упрямство тебя не красит, – нисколько не обиделся Ярмолин. Только усмехнулся чему-то своему, обнимая меня крепче.

– А тебя настырность и навязчивость, – я запыхтела, пытаясь выбраться на свободу. Потерпела поражение и, уткнувшись носом ему в шею, зло буркнула. – Я сказала «нет». Чего тебе не понятно в этих трёх буквах?

– Давай я кое-что уточню, Совушка? – я кожей почувствовала мягкую, чуть едкую улыбку на его лице. От которой вдоль позвоночника побежали мурашки. Не от страха, а от какого-то томительного ожидания, оседающего тёплым, тянущим чувством внизу живота. – Ты моя. И я не буду ждать, пока ты созреешь, чтобы позволить тебе помочь. Тихо стоять в сторонке, это, знаешь ли, не совсем про меня. Нравится тебе это или нет, но я буду делать всё, что посчитаю нужным.

– Потому что ты байкер? – скептично хмыкнула, против воли прикрыв глаза и наслаждаясь его объятиями.

– И поэтому тоже, – фыркнул Лектор, снова отстранившись и обхватив моё лицо ладонями. Чтобы спокойно добавить. – Но, в основном, потому, что я тебя люблю.

– Ась?!

Удивлённый возглас потонул в очередном поцелуе. Мягком, чувственном, тёплом и нежном. Пробирающим до костей, заставляющим сердце биться быстрее. И почему-то у меня не осталось ни одного аргумента против, ни одного возражения. Только бесконечное ощущение счастья, трепыхавшегося в душе и согревавшего изнутри.

Боюсь представить, что со мной будет, если я это потеряю.

– Тиран, – сжав пальцами ворот его рубашки, я прислонилась щекой к его плечу. И задумчиво протянула. – Деспот. Садист. Язва. Гастрит всея универа, блин…

– Снежка…

– Это что, всегда работает? – сокрушённо вздохнув, я подняла голову и слабо улыбнулась. – Вот это вот дубинкой по голове, признанием по сердцу и все? На плечо и в пещеру? Серьёзно?

– Понятия не имею, – Лектор пожал плечами, отойдя в сторону и засунув руки в карманы джинсов. – До этого я в любви не признавался… Ну, никому кроме байка и банды. И то, по грандиозной пьянке, большую часть которой я даже не помню.

– Я польщена, – уткнувшись лицом в ладони, я пару минут взвешивала все «за» и «против». И так и не придя к какому-то определённому выводу, сделала то, что подсказывало сердце.

Говоря проще, послала все сомнения к чёрту. И тихо поинтересовалась, разглядывая собственные подрагивающие пальцы:

– Подвезёшь до дома?

– Снегирёва, ты же умная, вроде, девушка… – привычно посетовал Ярмолин, легко взъерошив мои волосы на затылке. – А иногда такую ерунду говоришь…

– Простого «да» было бы вполне достаточно, Алексей Валерьевич… Ай! За что?!

– Было бы за что…

– Убил бы? Фи, Алексей Валерьевич. Сто пятая статья Уголовного кодекса Российской Федерации гласит…

Рот мне закрыли уже привычным и действенным способом – поцелуем. И как назло, способ работал на ура. Выметая из головы любые возражения, отбивая желание спорить и оставляя только одно бесконечное «хочу». То самое, которое «хочу, чтобы это длилось вечно!». После чего мы собрали зачётки, Алексей закинул на плечо… Нет, слава богу не меня, а мой рюкзак. И бодрой рысцой потащил, как на буксире, в сторону деканата, а затем на выход. Проигнорировав и моё возмущённое сопение, и удивлённые взгляды некоторых студентов, быстро сменившиеся искренним сочувствием. С явным оттенком зависти.

Оглянувшись, наткнулась на надувшуюся группку первокурсниц, щеголявших нарядами разной степени откровенности. Даже смотреть на них было холодно, не то, что представлять, как они от дома до универа скакали на своих умопомрачительных шпильках. Но девицы свято верили в то, что образ у них идеальный, соблазнительный и невинный одновременно (о том, как сочетаются два этих понятиях в их голове, я лучше промолчу) и теперь старательно сверлили меня злым взглядом.

Не удержавшись, хмыкнула и показала им язык. Гордо проигнорировав насмешливый и всё понимающий взгляд Ярмолина. Уточнять, каким взглядом он провожал некоторых парней, глядевших на меня слишком уж заинтересованно, я благоразумно не стала. Решив, что припомню это как-нибудь попозже.

Поездка до дома, со всеми приключениями, не заняла больше пятнадцати минут. Я и оглянуться не успела, как Алексей уже припарковал свой потрёпанный шедевр немецкого автопрома рядом с моим бедным мопедом. Нет, опель был хорош, надёжен и даже в чём-то мил… Но в комплекте с байкерской натурой его владельца смотрелся довольно странно. А не работающий кондиционер и вовсе, не прибавлял ни оптимизма, ни любви, ни тепла.

На вопрос, на кой чёрт ему такое чудо техники, Ярмолин лишь пожал плечами, философски заметив, что его и без машины донимают лишними вопросами. С новой машиной – вообще на сувениры разберут.

В последнем я, правда, сомневаюсь. Просто потому, что внешность и достаток это, конечно, здорово, но в компании с далеко не белым и пушистым характером, то ещё удовольствие.

Вздохнув, я отстегнула ремень и выбралась наружу, не обратив внимания на недовольную мину на лице байкера. И едва успела ухватиться за дверцу машины, чудом не растянувшись во весь свой рост. Не иначе как чудом избежав столкновения с грешной землёй, банально поскользнувшись на куске льда.

– Твою ж… – повиснув на многострадальной дверце, я с трудом, но сумела сохранить равновесие. И собралась, было, прокомментировать работу коммунальных служб нашего города в одном конкретном районе, как увидела ЭТО. – Текилу вам без соли… Это… Что?

– Где? – нахмурился Лектор. Глянул на мой, мягко говоря, охреневший вид и повернулся к дому, пытаясь понять, что же я там увидела. А когда нашёл (трудно это было не заметить, очень трудно!), почему-то коротко хохотнул, выдав уже привычное и коронное. – Ну надо же… Как интересно!

– Да чёрт с ним, с интересно! Кто-нибудь объяснит мне, что тут вообще происходит-то?! – я задушенным шёпотом поинтересовалась, всё ещё пытаясь осмыслить открывшееся моему взору зрелище.

Нет, впечатлить меня, после работы в самых разных клубах и барах нашего города, проблематично. Я, в своё время, Бэтмену виски подливала, а Джокеру смешивала «Кровавую Мэри», пока он плакался в жилетку Соколиному Глазу по поводу неверности женщин вообще и одной конкретно в частности. Да что там! В «Мяте» что не вечер – то шоу для психологов и психиатров. И это ещё в спокойный день!

Вот только весь опыт в данную минуту пасовал со страшной силой. Потому что вид аккуратно ползущей вдоль стены, с балкона на балкон мелкой девчонки не только впечатлял даже меня… Но и безмерно удивлял, порождая столько интересных вопросов!

Правда, большая их часть грозила остаться исключительно риторическими. Я даже глаза потёрла, в тайне надеясь, что мне это только кажется. Что я просто устала, а гадкое подсознание мстит мне за все те эмоциональные горки, на которых я живу последние недели две. Вот и видится, то чего быть не должно!

Ну не может же, в самом деле, подросток лезть по тоненькому, хлипкому карнизу с балкона на балкон, так ведь? На пятом-то этаже?!

Ради интереса ущипнула себя за руку и тут же зашипела от боли, потирая пострадавшее место. Под давлением обстоятельств, признав, что нет, мне это не кажется. Не чудится, не глючится, не снится и…

Та-а-ак. А куда это она лезет, собственно?!

– О, как, – медленно проговорила, сощурившись и, наконец-то, отлипнув от несчастного опелька. Чтобы тут же снова чуть не поскользнуться, нелепо взмахнув руками. Хорошо ещё Ярмолин успел обогнуть машину и поймал меня до того, как я ласточкой улетела вперёд.

Девчонка, кстати, за это время успела добраться до моего (вечно открытого, между прочим!) балкона. И при помощи нескольких рук забралась внутрь.

Часть вопросов, после этого, отпала сразу. Ввиду своей нежизнеспособности. Хотя бы потому, что пока ещё зрение меня ни разу не подводило. И разглядеть две вихрастые макушки младших близнецов особого труда не составило. Даже стоя глубоко внизу.

Нет, Юрка с Сашкой, конечно, тот ещё дуэт куплетистов, несущих в массу вред и причиняющий добро всем, кто не успел слинять. Но посторонних в святая святых – квартиру, не пускали. Вывод? А вывод простой, в общем-то. Мелкие эту пигалицу знают. А если знают мелкие – знают старшие. А если знают старшие…

То огребут они, в оптом и розницу!

– Кажется, меня ждёт приглашение на кофе, – задумчивый голос над ухом отвлёк меня от размышлений над предстоящими разборками, без суда, следствия и свидетелей.

Вздрогнув, я тряхнула головой и удивлённо покосилась на байкера, осторожно поинтересовавшись:

– Я стесняюсь спросить… Это откуда такие внезапные предположения, Алексей Валерьев… Ай! Да блин!

– Склероз? – любезно уточнил этот гад, уже привычно отобрав мой рюкзак и щёлкнув брелоком сигнализации машины.

– Привычка и вредность, – гордо вздёрнув подбородок, я поспешила за Алексеем Ва…

В смысле, за Алексеем. За тем самым обаятельным, привлекательным, саркастично назойливым и совершенно невыносимым мужчиной, который успел не только добраться до подъезда, но и вытащить ключи из честно стыренной у меня сумки. Пришлось поторопиться и едва ли не прокатиться следом за ним по свежей дорожке льда. Едва не сбив соседского кота и лишь по странному стечению обстоятельств не врезавшись лбом в эту самую железную дверь.

Чтобы тут же перехватить ключи и подозрительно сощуриться, ткнув насмешливо улыбающегося Ярмолина пальцем в грудь:

– Ты что-то знаешь.

– Скажем так, – Алексей снова вытянул у меня из пальцев связку и открыл домофон, подталкивая меня в спину. – О том, что происходит – я не в курсе. Зато личность верхолаза-любителя мне очень даже знакома. Ну, по крайне мере, я надеюсь, что зрение не стало меня подводить на старости лет… Совушка, ты идёшь или тебя понести?

– Надорвёшься, – неуверенно брякнула и тут же поспешила рвануть вверх по лестнице. Уж больно хитрым и многозначительным стало выражение лица у блондина. И это провокационное «Проверим?»…

Ну, оно, как бы, намекало, что с этим человеком при выборе слов стоит быть очень осторожным. Только кто бы мне об это чуть раньше сказал! Сколько проблем удалось бы мне избежать, интересно? И удалось бы?

Родная лестничная клетка встретила непривычной тишиной и пустотой. Только откуда-то тянуло чем-то горелым, да приглушённо надрывалась группа ГильZа с песней «Социум». И либо Танька забыла про очередной свой кулинарный подвиг, увлёкшись поиском глубокого философского смысла в очередном шедевре самиздата интернетовского, либо в нашем доме поселилась меланхолия. Эта противная дама нападает на старших близнецов и те запираются в комнате, слушая рок и не реагируя на внешние раздражители в моём скромно лице. Оставляя на откуп младшему поколению всю остальную квартиру, включая балкон и кухню.

Последняя страдает чаще и больше. Растущие организмы двух малолетних шкодников требуют постоянной дозы пропитания. И не то, чтобы я была против таких приступов самостоятельности или вечеров в стиле «Наши соседи слушают музыку, без вариантов», нет. Просто такое настроение у Кира и Даньки в принципе не случается, без причины так точно. А значит, пока я была в универе, что-то случилось.

И об этом «что-то» меня в известность ставить не стали. Я, кажется, даже догадываюсь, почему…

Ключ привычно чуть застрял в замке. Навалившись на дверь, я упёрлась в неё спиной и с размаху пнула пяткой. Охнув и полетев вперёд носом, когда с той стороны её кто-то толкнул со всей дури. Прямо в раскрытые объятия Лектора, успевшего меня поймать за талию и прижать к своему боку, откуда мне всё равно открывался прекрасный вид на открывшийся вход в квартиру. И, вежливо так, протянул:

– Ну, здравствуйте, мальчики…

– Здра-а-асьте, дяденька, – нестройный дуэт голосов выражал одновременно недоумение, удивление, озадаченность и настороженность. Звонкий тявк щенка дополнил картину, сыграв аккомпанементов с мини-взрывом, раздавшимся из недр квартиры.

Горелым потянуло куда интенсивнее.

– Натах, а ты чё, хахаля поменяла? – подозрительным тоном осведомился Юрка. Обменялся взглядами с братом, смерив ехидно выгнувшего бровь Ярмолина пристальным взглядом. И вынес общий вердикт. – А ничё такой… Может хоть он протянет дольше двух недель в твоём прекрасном обществе!

– Кхм… – тихо кашлянул байкер, явно пытаясь не заржать. И от их спича (про который я скромно так промолчу), и от их вида, способного довести наших «любимых» соседей до нервного тика и очередного вызова органов опеки. – А…

– А если ты это прокомментируешь, то я тебя убью, – тихо буркнула, ласково одёрнув Ярмолину воротник рубашки.

– Но…

– Нет, статья меня не пугает. То, что это я сделала ещё доказать надо будет!

– Совушка, я…

– И не перебивай меня, я пытаюсь собраться с мыслями и понять, за что хвататься: за уши или за ремень! – глубоко вздохнув, я попыталась успокоиться. Получалось с трудом, потому как мне было жутко стыдно, с одной стороны и жутко смешно с другой. А ещё не покидало странное, очень подозрительное ощущение грядущих неприятностей, не сулившее в ближайшем будущем ничего хорошего.

Однако же, прежде чем я открыла рот и начала проводить воспитательную беседу с мелкими исключительно на повышенных тонах, Алексей тихо хмыкнул и ехидно так протянул:

– За кухню. Уши открутить ты и потом успеешь, а вот спасти несчастную от дорогостоящего ремонта…

– Да чтоб тебя! – спешно высвободившись из уже родных и нежных объятий, я рванула внутрь квартиры. Успев по ходу махнуть рукой блондину, чтобы шёл следом. И отвесить увесистые подзатыльники застывшим на пороге близнецам. Щеголявшим моими растянутыми футболками, банданами из кухонных полотенец и боевым раскрасом аля Рембо из гуаши и подручных средств. Подозреваю, они разорили чью-то косметичку.

И очень надеюсь, что не мою!

Кухня встретила меня густым дымом, валившим почему-то из духовки. На столе валялись яблоки, сыр, ветчина, несколько горных цепочек из муки и измазанная в чём-то красном скалка. На табуретке гордо покоились обрезки, огрызки и то, что было сочтено как неликвид и не пригодное для готовки. Холодильник был открыт, на дверце болтались скакалки. А на плите…

Боже, что с моей плитой?! Это, это же…

Честно, я даже не сразу сообразила, за что хвататься и как! Но быстро взяв себя в руки, вырубила конфорки, распахнула духовку и ринулась открывать окно. От неожиданности чуть не грохнувшись на разбитых сырых яйцах на полу, когда откуда-то из коридора раздался вопль раненного бизона, полный праведного негодования:

– Етить колыхать! Штирлицы, какого рожна тут происходит?! И какого ёханного баобаба я об это вообще ни разу не в курсах?!

Распахнув окно нараспашку, я только и успела что обернуться, прижаться к подоконнику и с удивлённо открытым ртом наблюдать за тем, как влетевший на кухню нескладный, костлявый, блондинистый вихрь споро напяливает прихватку. И, согнувшись пополам, выскребает из недр духовки что-то чёрное, скукоженное, воняющее и лишь отдалённо похожее на еду.

Скорее уж на чудно оплавленный пластиковый контейнер или форму. Кстати, о птичках. Это не мои ли любимые формочки для мороженного, чудесного розового цвета пострадали?

Потерев переносицу, я проглотила кучу вопросов, так и норовивших слететь с языка. И краем глаза, исподлобья проследила за тем, как эта девица (очень уж похожая на ту, что лезла по балкону!), со счастливой лыбой грохнула несчастный противень на обеденный стол. После чего сбросила прихватки и, уперев руки в бока, обернулась на звук шагов, явно намереваясь продолжить возмущаться.

Не успела. На пороге кухни стоял Ярмолин, улыбающийся так, что даже я невольно поёжилась от этой многообещающей ухмылки. Он подпирал плечом дверной проём, скрестив руки на груди, и молчал. Зловеще так молчал, многозначительно!

Выглядывающие из-за него мелкие только дополняли обстановку, так сказать. Смотрели виновато-пристыжено, громко хлюпали носами и старательно тискали подвывающего на одной ноте щенка. Представляя собой неплохой такой саундтрек к происходящему. В стиле старого, доброго фильма «Челюсти» Спилберга, чтоб ему икалось!

Правда, ещё бы объяснил мне кто… Что тут вообще происходит-то?!

Глава 9

– Я дико извиняюсь, но… – медленно проговорила, крепко сжав подрагивающими пальцами кружку. – Ещё раз. Что он сделал?!

Говорила я спокойно, даже вполголоса. Хотя хотелось орать, рвать, метать и убивать. И всё это по отношению к вполне себе конкретным людям. Но голоса я не повысила, это да. Вот только всё равно прозвучало как самый настоящий выстрел. После которого на кухне, с трудом, но всё же приведённой в божеский вид, воцарилась просто таки звенящая тишина.

Я даже моргнула недоумённо, оторвавшись от созерцания медленно плавающих в кипятке чаинок и глянув на притихших членов своей семьи. И под этим озадаченным взглядом мелкие медленно стекли с табуреток под стол. Чтобы уже оттуда смыться в комнату, прихватив тихо повизгивающего щенка и старательно очистив вазочку, стоявшую на буфете, от конфет. А Кир с Данькой, обменявшись кислыми улыбками, снова уставились прямо перед собой, упрямо поджав губы и всем своим видом демонстрируя острое нежелание говорить о случившемся.

Я сощурилась, медленно вертя в пальцах несчастную кружку. Сбоку кто-то тихо хмыкнул, отвлекая меня от неприятных мыслей. Недовольно вздохнув, я скосила взгляд на мило улыбающегося байкера. Искренне недоумевая, как он умудрился остаться не только на кофе, но и на всё остальное.

Ярмолин же, напротив, ни о чём не гадал, нет. Он являл собой сосредоточие спокойствия и благодушия, роясь в телефоне. Сверкая возмутительно довольным видом и неизменно вежливой, бесившей до зубного скрежета, улыбкой. За которую его сейчас вполне искренне хотелось прибить.

Или поцеловать. Тут я, почему-то, так и не могла определиться.

Тряхнув головой, я зажмурилась и потёрла переносицу, отгоняя неуместные сейчас мысли. После чего всё так же, вполне себе спокойно повторила, правда почти по слогам:

– Что. Он. Сделал?

Братцы упрямо хранили молчание, насупившись ещё сильнее (хотя, казалось бы, куда ещё?), не поднимая на меня взгляда. И только неугомонная Валерия, гордо носившая фамилию Ярмолина и звание младшей занозы в заднице…

В смысле, младшей сестры одного слишком настойчивого блондина, да. Так вот, только Лерка смотрела прямо на меня, внимательно так, в упор. Умудрившись при этом свободной рукой подтянуть к себе тарелку с бутербродами, стоявшую рядом с Алексеем. И вцепившись зубами в один из них, сосредоточенно жуя, она, не моргнув глазом, выдала:

– А я по ходу поняла, чем она тебя так зацепила, брательник…

– И чем же, доктор Фрейд? – «брательник» только бровь вопросительно вскинул, сохраняя воистину буддийское спокойствие и смирение.

И в этом я его искренне понимала и поддерживала. Боюсь, с нашими родственниками по-другому просто не выжить. Если реагировать на весь творящийся вокруг беспредел-хаос-трэш-апокалипсис или бедлам (нужное подчеркнуть!) слишком уж бурно и от души.

– Эй, я же не к сексу всё свела! – возмущённо вскинулась девчонка, ткнув в брата зверски надкусанным бутербродом.

– А жаль, – притворно вздохнул Лектор. Я аж чаем подавилась от неожиданности, закашлявшись и старательно не думая о том, как лицо заливает предательский румянец смущения. Полюбовавшись которым, Ярмолин, игнорируя мой возмущённый взгляд, постучал Лерке пальцем по макушке и продолжил, как ни в чём не бывало. – Жаль, что молодёжь нынче пошла… Непросвещённая. Чтоб ты знала, Лерка, Фрейд основоположник психоанализа.

– Да-а-а? – почти натурально удивилась мелкая и с самым задумчивым видом дожевала бутерброд. – Тогда ладно. Ну так о чём я? А! Так вот, она ж того… Милая, тихая, спокойная, воспитанная… А в голосе такие интонации железобетонные… Что даже мне захотелось срочно покаяться во всех грехах своих тяжких! И завещание составить на досуге…

– Нормальные у меня интонации, – я выпрямилась, показательно отодвинув от себя кружку и скрестив руки на груди. Сама не заметив, как в голосе промелькнула совсем уж детская обида.

Кир с Данькой встрепенулись и тихо прыснули, глядя на моё недовольное лицо. Тут же вновь принявшись усиленно разглядывать столешницу, стоило мне на них глянуть. Как будто в переплетении древесных узоров был скрыт весь смысл жизни, ей богу!

– Тю! Обман зрения, загул слуха, точно говорю! – легкомысленно махнула рукой Валерия. И понизив голос, тоном заядлой сплетницы добавила. – Вон, братец мой тоже того… Милый. Пока рот не открыл. А как открыл… – тут она сделала большие страшные глаза, выдав. – Ой, держите меня семеро, да за… Ай! Больно же, изверг!

– Такай прочная и толстая кость не может болеть по определению, – хмыкнул Алексей, отложив телефон в сторону. С минуту он внимательно изучал взъерошенные макушки моих братцев, после чего тихо, очень спокойно проговорил. – Рассказывайте, братцы-кролики. Кто, что, зачем и почему.

И вот вроде бы в голосе его и тоне не было ничего такого криминального. Но желание спорить, почему-то, отпало не только у потирающей многострадальный затылок Лерки, нет. У меня тоже. Что уж говорить про близнецов, наконец-то оторвавшихся от созерцания кухонного стола. Переглянувшись, парни жалобно, синхронно вздохнули и…

Выложили всё как на духу. Без прикрас и без утайки. Смотря прямо на меня виноватым, жалобным и испуганным взглядом. А я…

А что я, собственно?

Пальцы сжали тонкий фарфор, сжимая его с каждым словом всё сильнее и сильнее. Утихшая, было, буря чувств и эмоций, вновь поднялась, закручивая внутренности в морской узел и выворачивая наизнанку все потаённые уголки моей души, все мои страхи и опасения. Заставляя стискивать зубы до боли от злости, и крепко жмурится, пытаясь держать себя в руках. Остро сожалея, что виновники случившегося так восхитительно вовремя и возмутительно нагло отсутствуют.

Ну надо же, как удачно!

Горький чай без сахара ни капли не заглушал ядовитый привкус горечи на языке. История оказалась обыденной до омерзения и тошноты. И от этого ещё более мерзопакостной. Милая тётя Нина (Ниночка, Наташенька, а можно просто мама, ну мы же не чужие люди!) долго присматривалась, а сегодня, заметив, что я ушла в универ с утра пораньше, решила, наконец-то, показать зубки. Точнее, продемонстрировать моим домашним, кто ж тут хозяин и кого бояться и уважать надо.

К её неудовольствию, старшие близнецы, проспавшие к первому уроку и собиравшиеся в ускоренном темпе, попытку построить из себя заботливую мамочку не оценили. Вполне справедливо заметив, что она им никто и звать её никак. Тем самым, видимо, оскорбив её до глубины нежной, творческой, ранимой натуры.

Сказала бы, я какая у неё натура… С оттенком прелюбодеяния, прости господи! Но как говорится, не доказано – не факт, да.

Ну так вот. Услышав недвусмысленный такой посыл и совет не лезть не в своё дело, милая тётя Нина пошла дальше. И в ультимативной форме заявила нашему «любимом» папочке, что он должен научить детей послушанию. Что я, дескать, совсем их запустила, совеем они, млять от рук отбились! Ты же отец, ты же глава семьи, чтоб тебя!

– Ублюдок, – беззвучно прошептала, чувствуя, что держать себя в руках с каждым словом, с каждым взглядом на понурившихся мелких, становится всё тяжелее. – Какой же ты ублюдок… Папочка.

И нет, мне не стыдно за такие слова в адрес собственного, пусть и непутёвого, но родителя. Совершенно. Потому как доведённый до нужной кондицией хитрожопой сучкой Ниночкой Артём Романович Снегирёв решил поиграть в отца. В отца, который одним своим суровым взглядом строит на плинтусах всю свою большую, шумную семью. В отца, пользующегося непререкаемым авторитетом у собственных отпрысков.

В заботливого, заботящегося о своих детях отца, да. Отсутствовавшего в их жизни почти всю их сознательную жизнь!

Опустив голову, я продолжила разглядывать остатки чая в кружке. Стиснув вторую руку в кулак так, что ногти болезненно впились в ладонь, оставляя следы. Сжимаясь от фантомной беспомощности, сковавшей меня изнутри. От острой, безотчётной ненависти к себе, за то, что не смогла предусмотреть, понять, предупредить, защитить. Ведь кто бы сомневался, что попытку отца изобразить хоть какое-то подобие воспитательного процесса никто не оценил!

Ведь кто бы сомневался, чем это всё может закончиться…

Парни и так не особо терпимые к давлению, а ещё и доведённые за эту неделю в край, закономерно вызверились. Высказав всё, что думают и о нём, и о его пассии, ни капли, не стесняясь в выражениях. Выплеснув всю накопившуюся злость и обиду. За себя, за мелких… За меня. Мастерски проехавшись по всем больным мозолям и ни капли в этом не раскаиваясь. Даже после того, как он, не выдержав, отвесил обоим братьям полновесные пощёчины. Да так, что Данька от неожиданности влетел виском в косяк, а Кир впечатался носом в дверь.

Неделя домашнего ареста стала апогеем сего воспитательного процесса. После которого пришлось стирать разводы крови с пола, маскировать синяки тональником и врать классному руководителю про больничный и необходимость постельного режима. О том, чтобы позвонить мне мальчишки даже не подумали. Не хотели признаваться в собственной глупости, слабости и…

Просто не хотели, чтобы я волновалась. А мелкие и вовсе обиделись. Глупо так, по-детски, но затаили обиду, да. Ведь для них я была символом безопасности, тем, кто всегда защитит, тем, кто будет на их стороне. И тогда, когда это было важнее всего, меня рядом как раз таки и не оказалось, да.

Судорожный вздох сорвался с закушенных губ. Кружка жалобно, предательски тренькнула под напором побелевших пальцев. И развалилась на две неровных части, только чудом не поранив руку и не облив уже чуть тёплым чаем. Сморгнув накатившие на глаза слёзы, я сгорбилась, опустив голову ниже и не глядя по сторонам. Нет, я не спорю. Мне далеко до звания «идеальная мать». Хотя бы потому, что матерью-то я никогда и не была, так и оставшись для четырёх мальчишек старшей, любимой, слишком порою их опекающей сестрой. Нет, я не отрицаю. В их воспитании я явно где-то дала маху, что-то упустила, за чем-то не досмотрела. Впрочем, как и в любой другой нормальной семье со здоровым, активным ребёнком, чего уж тут говорить. Вот только…

Грудь сдавило от нелепой, эмоциональной, но такой ощутимой боли. И, не выдержав переполнявших меня чувств и невысказанных слов и мыслей, я с размаху ударила кулаком по столу. Разбрызгивая повсюду разлитый чай, разметав осколки чашки в разные стороны. Мальчишки вжали головы в плече, явно думая, что причиной моей злости стали они, но я этого даже не заметила, глядя на тонкую алую линию на краю ладони. Случайный, мелкий осколок рассек кожу, оставив неглубокую, но сильно кровоточившую царапину. А в голове царил полный раздрай, в котором набатом билась одна единственная мысль.

Плевать, какая я мать! Плевать, какая сестра или просто человек, член этого чёртова гражданского общества! Вот честно, плевать! Плевать, как я воспитываю своих братьев, это только наше личное дело, в конце-то концов! Но кто, кто вашу ж мать дал ему право поднимать руку на моих детей? После того, как сам он оставил их?! Кто?!

Кто?!..

– Нат… – тихий голос Даньки, полный вины и боли стал последней каплей, всё же переполнившей чашу моего эмоционального равновесия. Крупно вздрогнув, я резко вскинулась и дёрнула плечом, уходя от его прикосновений. Мальчишка от этого громко сглотнул и поник ещё сильнее, совсем уж беспомощно протянув. – Ну Натка-а-а…

А я не могу. Не могу ему ответить, проглотив вязкий ком горечи в горле. Не могу больше держать себя в руках, чувствуя, как подавляемый клубок эмоций окончательно выворачивает наизнанку мою душу, срывая последние остатки предохранителей. Ненависть, и к себе в первую очередь, колючим и злым клубком катается где-то внизу живота, вызывая холод вдоль позвоночника. Кисло-горькая вина, острая и безысходная, бьёт под дых, выбивая из лёгких остатки кислорода, а из головы сумбурные мысли и идеи. И я не могу.

Не могу говорить, не могу обнять своих братьев и пообещать им, что всё будет хорошо. Не могу взять себя в руки и начать действовать, привычно задвинув все свои переживания куда подальше. Поступок отца стал той самой соломинкой, что переломила спину верблюда, заставив в полной мере ощутить насколько же я, всё-таки, беспомощна и одинока.

Насколько я на самом деле могу справиться с собственной жизнью и жизнью своих братьев. Точнее, не могу. И осознание этого топит меня в водовороте эмоций, топит с головой, накрывая такой внезапной и совершенно неуместной истерикой. Когда уже было плевать, кто рядом, плевать, кто это видит и как это выглядит со стороны. Тихо всхлипнув, я сжалась в комок, закрыв лицо ладонями. Не в силах больше сдерживаться, не имея на это никакого желания и поддаваясь всем своим страхам, всей боли и обиде, клокотавшей глубоко в душе. Повторяя про себя раз за разом один и тот же вопрос.

Зачем? Зачем ты вернулся, папа?! Зачем?!

* * *

Это было страшно. Действительно страшно видеть, как содрогается в горьких, жутких рыданиях твоя девушка. Видеть и чувствовать, как где-то в душе зарождается холодный, расчётливый гнев. Осознавать, что когда больно ей, тебе тоже приходится не сладко. Признавать, полностью и безоговорочно, что прочно увяз в чувстве под названием «любовь» и не имеешь никакого желания выбираться наружу.

С лёгкой, такой неуместной улыбкой думая о том, что всё у них в банде через жопу в личной жизни. Им бы выбрать милую, ласковую, домашнюю девочку. С хорошими, заботливыми родителями и без багажа проблем за спиной. Без проблем, тайн, загадок в прошлом и надвигающихся неприятностей в перспективе. Скольких бы проблем можно было бы избежать, а?

Взяв в руки телефон, Алексей отправил пару сообщений. Глянул на близнецов, не знавших, то ли схватить сестру в охапку, то ли спрятаться куда подальше и окликнул замершую в напряжённой позе мелкую:

– Лерка.

Та аж подпрыгнула от неожиданности, схватившись за сердце. И резко обернулась, недовольно зыркнув на брата:

– Ась?!

– Парней в охапку и брысь на улицу. Ромыч вас заберёт. Сделаете все, что он скажет, ясно?

– А… – не сумев подобрать слова, девчонка сделала неопределённый жест рукой, охватив им и кухню, и сжавшуюся в комок Нату, и застывших в дверном проёме мелких, мявшихся и не знающих теперь, куда себя деть.

Вившийся рядом с ними щенок тихо поскуливал, периодически срываясь на вой.

– Младшие пусть в комнате посидят. Тихо и не высовываясь. Могут?

– Могут, – тихо откликнулся один из старших братьев, кажется, его звали Кирилл. Взъерошив волосы на макушке, он беспомощно оглянулся на сестру. – Но… Мы…