Текст книги "Жмурик или Спящий красавец по-корейски (СИ)"
Автор книги: Анна Кувайкова
Соавторы: Юлия Созонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Тут парень весело хмыкнул и принялся за свой поздний ужин, слабо улыбаясь. Действительно, патологоанатом была только лишь симпатичной. Но в ней было что-то такое, что заставляло останавливать взгляд снова и снова, рассматривать, разглядывать, изучать, слушать бесконечные монологи и молчать в ответ. Правда, что с этим делать, Жмур, честно говоря, не имел ни малейшего представления.
Да и нужно ли ему это представление? Почему-то было стойкое ощущение, что не стоит пытаться понять. Оно, это самое понимание, придёт само, со временем.
Убрав за собой посуду и наведя порядок на кухне, парень вздохнул и поплёлся устраиваться на ночлег. Завтра предстоит встретить с ночного дежурства хозяйку квартиры и решить проблему с деньгами, средствами связи и документами. Но для начала нужно разобраться, куда ж неугомонная Харон засунула его временное спальное место и не стоит ли воспользоваться отсутствием девушки и занять её диван?
– Ну, надеюсь, меня не убьют за это… – пробормотал он себе под нос, устраиваясь на наконец-то разобранном нормально диване и закрывая глаза. Засыпать в чужой квартире, обычно, было довольно тяжело. Только ключевое тут слово – обычно.
В квартире сурового отечественного патологоанатома заснуть удалось без труда, стоило только голове коснуться подушки. И снились ему, отчего-то, прыгающие вокруг него тамагочи, с розовыми пони в обнимку и ведьмами на мётлах, распивающими мухоморный самагон.
Пробуждение было внезапным. Чуткий сон нарушил тихий стук закрытой двери и едва слышно звякнувшие ключи, брошенные на зеркало в коридоре. Но это были все звуки, исключая усталые, шаркающие шаги по полу. И сколько бы он не прислушивался, в квартире продолжала царить тишина, переставшая быть уютной и окрасившаяся в какие-то гнетущие тона. Недоумённо нахмурившись, Жмур потянулся и встал, отбросив одеяло в сторону. После чего осторожно вышел из комнаты, выискивая глазами вернувшуюся домой хозяйку.
Нашлась она всё в том же коридоре, сидя на полу, прислонившись спиной к входной двери. Непривычно молчаливая, с осунувшимся от усталости бледным лицом, запавшими глазами и синяками под ними. Пуховик валялся рядом с ней, обувь стояла чуть в стороне. А Женя смотрела куда-то в сторону и…
Молчала. От чего становилось жутко, и парень невольно поёжился от ощущения холода, прошившего позвоночник.
Наконец, девушка медленно поднялась. Сгорбившись и опустив голову, она прошла мимо Жмурика, даже не обратив на него никакого внимания. Прошла прямо в ванну, не раздеваясь и уже оттуда послышался шум воды и тихий, какой-то совершенно обречённый вздох. Жутко захотелось задать вопрос, встряхнуть девушку и громко, чётко поинтересоваться, что ж такого должно было произойти, что бы довести до подобного ехидного и колкого человека…
Только он промолчал. И прошёл не слышно на кухню, хмурясь и пытаясь понять, откуда в душе взялись совершенно не нужные и неуместные чувства. Такие, к примеру, как беспокойство, желание обнять и утешить, желание оберегать и защищать. Они казались дикими и нелепыми, учитывая, сколько ж он с Женькой знаком, вот только ничего с этим поделать не получалось. Поэтому Жмур только вздыхал, поставив чайник на плиту и выискивая в хозяйских запасах чай и что-нибудь успокоительное. Бальзам, например. Седативные средства или ещё что-то подобное.
Нашлась сушёная мята. И за неимением лучшего, он бросил её в заварник, добавив три ложки обычного, чёрного чая.
Поставил кружки на стол и, дождавшись пока закипит чайник, залил всё горячей водой. После чего парень уселся за стол, набравшись терпения и приготовившись ждать. В глубине души шевельнулись неприятные предчувствия, приправленные лёгким волнением и мандражом. А всё почему?
А всё потому, что он видел, как работала Харон. Не очень много и не шибко вдаваясь в подробности… Всё-таки не смотря ни на что, не настолько у него крепкая нервная система. Но то, что удалось подсмотреть, вызывало лёгкий восхищённый трепет. Спокойно, хладнокровно, сдержанно. Да, болтая бесконечно, да едко и ехидно комментируя и подкалывая коллег. Но спокойно и без лишней рефлексии, ничему не удивляясь и ничего не пугаясь.
Вспомнив, как это выглядело, Жмур невольно сглотнул, пытаясь отделаться от красноречивых картинок перед глазами и подступающей к горлу тошноты. Долго высидеть непосредственно в зале он не смог и слинял в любезно предоставленную раздевалку, где сам не заметил, как уснул. Только вот увиденного вполне хватило, что бы сейчас сидеть и недоумевать: что же такого могло произойти, дабы выбить из колеи Харон?
Чай пришлось подогревать ещё раз, когда наконец-то по коридору послышались глухие шаги. Жмур вскинулся, поднимая голову и замер, совершенно неприлично открыв рот. И с огромным трудом подавив желание высказаться на таком родном и матерном русском. Ладно хоть на ум пришли несколько соответствующих эпитетов из корейского, именно их он и ляпнул вполголоса, разглядывая тень отца Гамлета.
В смысле, призрак патологоанатома, застывшего в дверях и глядевшего по сторонам невидящим взглядом. Выглядел этот самый патологоанатом, коли положить руку на сердце, жутковато. Футболка прилипла к телу, джинсы потемнели и висели мешком, тёмные волосы облепили лицо, став похожими на сосульки. Но самое страшное даже не это, а то, что с девушки ручьями стекала вода, вынуждая переступать босыми ступнями по голосу полу. На котором уже образовалась приличная лужа, вот только Женя как будто бы не замечала этого, медленно пройдя к свободному стулу и даже не усевшись, рухнув на него сверху.
Головы она не поднимала, опёршись локтями на стол и обхватив голову руками, зажав в пальцах мокрые пряди волос. Жмур тихо вздохнул, засунув беспокойство куда подальше и наливая чашку горячего чая и пододвигая её поближе к девушке. Та даже не вздрогнула, не шевельнулась, только подрагивающие пальцы то и дело сжимали волосы. И лишь спустя минут пять, она, наконец-то, посмотрела на парня, не мигая и глядя на него уставшим, больным взглядом.
Тонкие губы кривились в болезненной усмешке, а в карих глазах застыло какое-то затравленное выражение, пополам с обречённой безысходностью. Женя с минуту бездумно смотрела на Жмура, прежде, чем тихо и оттого не менее жутко протянуть:
– Дорогой, я дома! Ах, я забыла… Я не замужем…
Тихо вздохнув, парень промолчал, не зная даже как реагировать на прозвучавшую фразу. С одной стороны, он понимал, что это явная попытка пошутить. С другой, в каждой шутке есть доля шутки. И сейчас в голосе брюнетки звучала такая горькая ирония, разбавленная ядовитым сарказмом, что невольно хотелось подойти ближе, обнять и спрятать от всего, что могло с ней случиться. Сопротивляться этому самому желанию было очень, очень трудно.
Но пока что он справлялся, продолжая терпеливо ждать продолжения. Которое последовало через долгие, томительные пять минут, пока Женька сидела, сгорбившись, вжимая голову в плечи и грея руки о кружку.
– Знаешь, Жмур… – тихий, хрипловатый голос казался совершенно пустым и лишённым эмоций. Только бесконечная усталость. – Я всякого насмотреться успела. Анатомичка в академии, подработка в морге, интернатура, а потом и полная ставка со всеми вытекающими. Я тебе уже говорила про родных и близких, да? Так вот, Жмур… К чему я ещё не привыкла… И не привыкну никогда… Так это к детям.
И снова замолчала, снова на пять минут, медленно отпивая холодный чай и разглядывая собственные пальцы.
– Маленькие ангелы… – снова подала голос Женя, прикрывая глаза и криво улыбаясь. – Маленькие, светлые, невинные… И глаза, такие пустые-пустые… Что страшно. Очень, очень, невыносимо страшно… И ты стоишь, сжимая пальцы на краю стола, глядишь на них и не понимаешь. За что? Зачем? Почему они?! Маленькие, бедные ангелы… Которые почему-то погибли, а пьяный ублюдок без единой царапины, без каких-то травм и прочего. Вот скажи мне Жмур… – она открыла глаза, глядя на него больными усталыми глазами. – Почему всё… Так? Так несправедливо? Я видела, не раз и не два. Через мои руки прошло не одно тело… Но дети… Почему? Почему…
Ещё минута молчания и тихий, почти истеричный смешок:
– Почему, а?!
Парень на чистых рефлексах, без задней мысли, рванулся вперёд, в попытке утешить девушку, но та неожиданно резко успокоилась. Вновь опустила голову, склонившись так низко, что волосы закрыли лицо. Плечи дрогнули, однако слёз или рыданий не последовало. Только кружка внезапно полетела в стену, и парень едва успел пригнуться от метко пущенного снаряда. По тому, насколько привычным, отработанным было движение, Жмур с некой толикой ужаса осознал, что такое происходит далеко не в первый раз. И задался вопросом: если она настолько остро переживает чужую смерть, особенно смерть детей, как же она с этим со всем этим справляться умудряется? В одиночку? Никому не рассказывая и никого к себе не подпуская?
– Каждый раз… – тихо пробормотала Женька, закрыв лицо ладонями и раскачиваясь из стороны в сторону. – Каждый, грёбанный раз… Как в первый! Как будто не было практики в морге… Как будто не было вообще ничего и я не знаю, с какой стороны к трупу подходить! Как будто… Не-на-ви-жу…
Не понятно, что именно стало последней каплей. Тоска в голосе девушки, то, что она сжалась в комок, непроизвольно закрываясь от всего и вся или то, насколько или глухая, безучастная, беспомощная безысходность, которой пропиталось все её движения, все её жесты и слова? Он просто тряхнул головой, прогоняя неуместные сомнения, и решительно подошёл к застывшей Женьке.
Что бы перехватив её за талию, резко прижать к себе, снимая с табуретки и усаживаясь на неё. Пристраивая замершую от неожиданности девушку к себе на колени и обнимая крепче, сильнее, утыкаясь носом в мокрые волосы и не обращая внимания, что влага пропитала позаимствованную футболку и штаны.
– Я не собираюсь рыдать… – наконец, обретя способность говорить, выдала Женя, тем не менее, не замечая, как сама прижимается к парню, утыкаясь лбом в чужое плечо.
Жумр тихо вздохнул и потёрся щекой о её макушку. И пробормотал по-корейски слова утешения, хотя очень хотелось, просто невыносимо, высказаться на русском. Вот только он прекрасно понимал, что в тот же момент окажется где угодно, но только не на небольшой, уютной кухне, по сути, совершенно одинокого патологоанатома.
– Честно, – хрипло хмыкнула девушка, устало вздыхая. – Разучилась. Давно. И смерти не боюсь, с детства. Мёртвые, они же не могут причинить боль… Только вот, к детям Жмур невозможно привыкнуть. К детям на секционном столе… – ещё один хриплый смешок и совсем уж почти неслышно. – Дети – это маленькие ангелы, Жмур. И когда они умирают… И так несправедливо… Даже мои нервы сдают.
Он только вздохнул, мягко укачивая постепенно расслабляющуюся девушку в своих объятиях. И старался не думать о том, какой же должна быть жизнь у человека и что должно случиться, что бы он так легко и уверенно говорил о том, что мёртвые не сделают больно? Сколько секретов в прошлом у острого на язык любителя трупов, так давно и привычно прячущегося за своим сарказмом и ехидством?
Они знакомы всего три дня. Это мало, что не говори. Но за эти три дня парень, к своему вящему удивлению, вынужден был признать, что первое его мнение о хозяйке квартиры было неверным. Да и второе тоже. Третье еще, куда ни шло, ведь теперь он по крайне мере понимал, что за всеми этими фразами прячется усталый человек, выбравший себе далеко не самую лёгкую и простую работу.
Человек, у которого, как оказалось, есть дурная привычка прятать всё в себе, прятать всё от близких и никому не рассказывать о том, как она приходит домой с дежурства и что бы прийти в себя, что бы не перестать хоть что-то чувствовать – лезет под холодный, ледяной душ прямо в одежде. Прям ирония судьбы, мать её за ногу!
– Ей было двенадцать лет… – вдруг тихо прошептала Женька. И Жмур к своему удивлению почувствовал, как подрагивающие руки обхватили его за талию, обнимая и пробираясь холодными пальцами под промокшую насквозь футболку. – Брату пять. Захарыч занимался им сам, а после предложил выпить. Сказал, повод есть. А я отказалась… Не могу пить. Не умею, не могу и не хочу…
Он невесомо коснулся губами её волос, тихо вздыхая и сжимая объятия. Стараясь не вздрагивать, когда тонкие пальцы прикасались к его коже, поглаживая и слегка царапая короткими ногтями. И думая о том, что вот выпить-то как раз Женьке не помешало бы.
А та, словно сумев прочитать его мысли, хмыкнула:
– Знаю, что глупо. И что надо бы. Но это чистый медицинский спирт, Жмур. И поверь мне, ты не хочешь знать, что в нём может содержаться. К тому же… Он снимет стресс, да… Только по опыту знаю, не поможет. Я с него вырублюсь, а из снов сбегать уже некуда будет, Жмур. Просто некуда…
Тихо вздохнув, Жмур не слушая слабых протестов, встал, с лёгкостью удерживая девушку на руках. И прошёл в комнату, где поставил Женьку посреди комнаты, что бы взять обнаруженное в ванной огромное полотенце. Вернувшись, он принялся тщательно вытирать не двигавшуюся и не сопротивляющуюся девушку, промокнув короткие волосы и аккуратно потирая замёрзшие руки и босые ступни. Убедившись, что с неё больше не капает, парень унёс полотенце обратно, аккуратно развесив его на полотенцесушителе.
Что бы успеть отловить девушку до того, как она рухнет на расстеленный диван прямо в мокрой одежде. Неодобрительно цокнув языком, он принялся стягивать с неё джинсы, не обращая внимания на возмущённое сопение и тихие, но вдохновенные ругательства на тему чьей-то наглости, вседозволенности и всего прочего. Остановился в тот момент, когда его огрели по голове и недовольно пояснили:
– Я сама, мерси! И отвернись, вуайерист чёртов!
Выпрямившись, он извиняющее улыбнулся и поднял руки вверх, сдаваясь. Женька отобрала у него халат и, недовольно сопя, выразительно смерила взглядом парня. Тот понятливо хмыкнул, закрыв глаза руками и даже не совершенно не подглядывая. Тем более, что какого-то сексуального подтекста в его действиях нет и не было от слова совсем. Просто забота, просто желание согреть и успокоить, вывести из состояния ступора и самоедства.
Просто стремление помочь, не больше и не меньше. И в этом он не видел ничего предосудительного. В конце концов, Женька вытащила его из морга, не спрашивая и не раздумывая, да ещё и к себе притащила. Самое малое, что он может сейчас для неё сделать, так это просто быть рядом, помогая отойти от тяжёлого рабочего дня и пережить его в кои-то веки не в одиночку.
– Можешь смотреть, – недовольно проговорила Женя, спустя минуты три.
Жмур послушно убрал руки от лица и только фыркнул, глядя на недовольно хмурившегося, взъерошенного патологоанатома, зябко кутающегося в великоватый халат. Одежда кучей валялась у её ног. Недовольно поморщившись на такое непотребство, парень только глаза к потолку возвёл, схватив грязные вещи и утащив их в ванную.
Там закинул в машинку и, воспользовавшись моментом, переоделся во второй халат, висевший тут же. После чего вернулся в комнату и, не слушая вялых возражения девушки, закутал её в плед и силком уложил на диван, пристроившись рядом. Обнял за талию, прижав к себе, и тихо шикнул беззвучно, на пытавшуюся выбраться из одеяла Женьку.
– Это подпадает под статью о сексуальных домогательствах, – на полном серьёзе пробормотала девушка, пытаясь хотя бы локтем достать назойливого зомби. – У меня есть связи в полиции, товарищ Жмур! Я буду это… Жаловаться!
Парень только хмыкнул, глядя на кончик алеющего ушка, выглядывающий из волос и устраиваясь поудобнее. Подцепив второй плед, он натянул его до плеч и пристроил подбородок на макушке девушки. Та же продолжала вполголоса возмущаться мировой несправедливостью вообще, и бесконечной наглостью, верой в собственное бессмертие одного конкретного Жмура в частности.
Женька крутилась, вертелась, пихалась и ворчала ещё добрых минут пять, прежде, чем с тихим вздохом успокоится. Чертыхнувшись себе под нос, она развернулась и уткнулась носом в его грудь, выпутав руки из одеяла и обняв парня за талию. После чего тихо прошептала, устало и смущённо:
– Я тебя не просила… Но спасибо.
«Не за что» – слова лишь чудом не сорвались с языка, но парень всё же сумел сдержать их и лишь мысленно повторить на все лады. А потом закрыл глаза, смыкая объятия сильнее и погружаясь в лёгкую полудрёму, мурлыча себе под нос незатейливый мотивчик. Судя по постепенно выровнявшемуся дыханию, девушка не стала упрямится или усталость взяла своё. Впрочем, это-то не важно, а важно то, что Женя спустя несколько минут уже спала, прижимаясь к внезапно образовавшейся большой грелке и пряча лицо у неё, у грелки в смысле, на груди.
Сама же грелка ничего против, собственно, и не имела, благополучно уснув следом за ней. Сна много не бывает, особенно, когда рядом вдруг оказывается человек, с которым, как это ни странно, тебе уютно и очень тепло…
***
Назойливая трель звонка ввинчивалась в уши и радостно имела мой мозг, вынуждая выплывать из сладких объятий сна в суровую реальность. Недовольно сморщила нос, пытаясь поглубже зарыться в подушку, почему-то оказавшуюся слегка жестковатой. А ещё горячей, живой и откровенно меня лапающей…
Ну и где ж я уснуть-то умудрилась, что бы такое счастье в подарок получить?!
Память возвращалась медленно, срочно изменяя мне если не с пенсией, то с логикой точно. Но с грехом пополам, через пять минут настойчивый неизвестный мне суицидник, своими яростными намерениями вдавить кнопку звонка в дверь окончательно добился нужного эффекта. Я не только проснулась, но и вспомнила, где я, с кем я и на какой стратегически важной части моего тела находится тяжёлая ладонь некоего почти трупа.
А настойчивый неизвестный, жаждущий попасть ко мне в гости всё продолжал воздействовать на мои бедные нервы. Побуждая не самые добрые чувства в тёмной душе патологоанатома. В которой, как это не удивительно, зрели помыслы дурные, бунтовали гормоны жуткие, женские… И строились планы грандиозные, включавшие в себя ритуальное жертвоприношение, пополам с пляской на костях того гада, что так настойчиво рвётся в мой дом!
– Я сейчас встану… – хрипло протянула, даже не думая открывать глаза. Только поудобнее устроила голову на чужом плече, нагло закинув одну ногу и руку на беззвучно фыркнувшего Жмура. – Я вот сейчас точно встану… И этот хренов дятел ляжет. На его выбор: в деревянный макинтош, в объятия моих «любимых» сатанистов или же на стол в морге. Я даже Шугурову доверю скальпель подержать в кои-то веки! А это, на мой скромный взгляд, просто верх садизма…
Жмур снова фыркнул. Правда, шевелиться не спешил, продолжая поглаживать меня по спине и спускаясь всё ниже, ниже, ниже… Я аж пригрелась и прибалдела от чьей-то наглости и собственного нежелания эту наглость прекратить. Ровно до того момента, пока чужая рука не прошлась по моей попе и не ущипнула меня за многострадальную пятую точку!
– Айш! – вскинулась, приподнявшись на локтях и обиженно глядя на тихо посмеивающегося парня. – У тебя совесть есть, ты, жалкое подобие зомби?! Я тут понимаешь ли только поверила в чью-то бескорыстную помощь, в любовь к ближнему своему и тягу к альтруизму… А ты! Так жестоко, так внезапно да всей Женей об грубую реальность! Нет, у тебя совесть есть, а?!
В ответ на меня так выразительно глянули, так выразительно брови вскинули, что я подавилась очередной гневной тирадой и только глаза к потолку возвела. После чего слезла с облюбованного за время совместного сна места и, зябко кутаясь в халат, поплелась к двери. Попутно пытаясь представить, что б такого ляпнуть, что бы у настырного гостя не только язык отнялся, но и желания следовать заветом отечественного Винни Пуха отпало. Вот только подобрать что-нибудь оригинальное, безотказное и весомое так и не смогла…
Посему открыв дверь, скрестив руки на груди, решила действовать по обстоятельствам, выдав мрачно:
– И создал Бог человека: кривого, косого, хромого и вредного… И назвал его Сосед и проклял им народ земной… Ну что тебе надобно, Славик? У тебя есть целых три минуты на то, что бы каким-то магическим образом объяснить мне бедной скудоумной, что ж тебе спокойно не живётся-то, а?
– Женюра, не люби мне мозг, а то нашим милым божьим одуванчикам кушать нечего будет! – весело загоготала двухметровая детина, с бородой, дредами, татуировками и широкой лыбой во все тридцать два зуба.
Вячеслав Николаевич Суетин вид имел довольный, почти счастливый, даже сытый в кои-то веки, щеголяя спортивными штанами и белой майкой. И всем был хорош сей представитель мужского полу…
Красив, по-своему. Обаятелен, чертовски прям. С любопытным чувством юмора и безмерной любовью к детям. На психолога детского учится, кстати, попутно подрабатывая в автомастерской. Одна беда, имя моё, антихрист, коверкает безбожно! И знает, зараза, что я не дотянусь до его макушки, чем пользуется с переменным успехом!
– Славик, японский тебе транзистор вместо розетки, – привалившись плечом к косяку, я недовольно повела носом. – Какого грёбанного автослесаря ты тут забыть-то умудрился? Мы ж на пятое договаривались!
– Извини, Женюр, я б даже не рыпался, – хмыкнул в ответ Славян, засунув руки в карманы и флегматично пожав плечами. – Но сегодня наше обожаемое КГБ соизволило потыкать в меня пальцами перед своими внуками и выдать зашибенную фразу о том, что я наркоман, альфонс и прочие непотребства. И это после того, как я пятнадцать минут детворе мозги вправлял на тему уважения к старшим. Прикинь, какой финт ушками-то, мастер ты мой труполюбый?
– Марья Степановна? – возвела глаза к потолку и зевнула, прикрыв рот ладонью.
– Ну а кто ж ещё? Она, родимая. И добавила, душа её бескорыстная, что таких, как я еретиками звали в древность средневековую, – Славки неприлично хрюкнул и почесал затылок, ероша тёмные волосы и строя умильные глазки. При его комплекции и фактуре, выглядело ох как впечатляюще…
Бабкам бы перед подъездом такое выражение лица строил! Сразу бы все вопросы и обвинения отпали за ненадобностью, а сам парень получил бы клеймо антихриста пожизненно, с правом передачи по наследству. И пожилые дамы сыты, и Славик в кои-то веки может перестать удивляться чужой фантазии!
– Что, лично присутствовала во времена Святой Инквизиции? – с сомнением протянула, всё же отлепившись от стены и прошлёпав обратно в комнату. Отмахнувшись от озадаченно хмурящегося Жмура, отцепила колонки от ноутбука и потащила их обратно в коридор.
Где и вручила с чистой совестью и спокойно душой, напутствуя любимого соседушку:
– Держи орудие пыток, брат мой и пользуйся им правильно! А то окромя «еретика» ещё и клеймо «сатаниста» заработаешь!
– Блин, Женюр, вот что ты их так любишь-то? – недовольно поморщился Славик, забирая своё ценное имущество и перехватывая его поудобнее. Глянул на меня весело, чмокнул в лоб и махнул на прощание. – Лан, пошёл устраивать внеплановый концерт без заявок. Если что, сменить трек – два удара по батарее, предыдущий трек – один, повтор всего плейлиста – три раза.
– А что слушать будем? – заинтересованно склонила голову набок, пытаясь припомнить, чем в последний раз изволил услаждать чужой слух предприимчивый будущий детский психолог.
Кажется, это была группа «Сектор Газа», где лично мне нравилась всего одна песня, «Истребители вампиров». И то, только потому, что именно она стояла в качестве сигнала у Шута на мой номер.
– «Король и Шут», «TODD», акт первый и акт второй соответственно – усмехнулся Славик, довольно щурясь. – Давно хотел посмотреть, каково это, послушать «Смерть на балу» в акустике с добавлением усиленных басов.
– Хрусталь мамкин убери подальше, – фыркнула и махнула на него рукой, возвращаясь в квартиру. С лестничной площадки донёсся демонический смех соседа, явно предвкушавшего неплохое развлечение. И я вполне понимала его, хотя и не оправдывала.
Впрочем, Славик садистом не был и не собирался переходить границы. Ну во всяком случае, я на это надеюсь. Другой вопрос, а куда бы теперь уйти, дабы пропустить большую часть выше озвученного концерта без заявок радиослушателей? Не то, что бы я не любила творчество данной панк-группы…
Каюсь, питала слабость и даже знала наизусть и могла наиграть на гитаре в три аккорда особо понравившуюся мелодию. Но последнее, чего бы мне хотелось, это слушать арию Тодда, Судьи и Ловетт на полную катушку, с позвякивающей посудой в аккомпанементе. Так что закрывая дверь, я ломала голову, пытаясь понять, куда можно свинтить в праздники, да вместе с полуголым постояльцем на хвосте?
Неожиданная мысля, огревшая не хуже утерянной в банке с формалином заначки, на первый взгляд показалась просто гениальной. На второй ещё и убивающей двух зайцев сразу, поэтому высунув голову наружу, я окликнула возившегося с электрощитком соседа:
– Славян, дело есть на три рубля с полтиной!
Сосед, явно не ожидавший такой подлянки, уронил себе на ногу отвёртку и приложился затылком о дверцу щитка. Но высказываться по данному поводу не стал, глянул только недовольно, потирая затылок.
– Женюр, солцне моё незаходящее… Я понимаю, что ты трупы любишь, но мне моя жизнь дорога как память о самом дорогом и светлом, о детях! – я хрюкнула, глядя на искреннее возмущение, на лице этого во всех смыслах креативного детины. – А не о том, о чём твоя извращённая фантазия думать изволила…
– Ну… – окинула его оценивающим взглядом, скрестив руки на груди. – Вообще, я подумывала одолжить у тебя парочку вещей для своего гостя, но теперь мне уже куда интереснее знать, что ж ты подумать за меня успел?
Славик покраснел, побледнел, открыл, было, рот, но передумал что-то говорить. Только чертыхнулся себе под нос и скрылся в недрах своей квартиры. Вернулся соседушка ровно через пять минут. И сунув мне в руки стопку собственного барахла, развернул меня за плечи и толкнул в спину в сторону моего дома.
Ещё и напутствовал:
– Сильно не зверствовать, футболки не рвать, штаны с пуговицами оставить. А теперь кыш отсюда, трупоман. Не мешай творить добро и нести свет в массы!
– Главное, что б массы потом участковому плешь не проели, – проворчала себе под нос, вновь скрывшись за дверью и наконец-то захлопнув оную.
После чего объявила, довольно улыбаясь и глядя на недоумённо хмурившегося Жмура счастливой улыбкой маньяка-садиста:
– Ну что, товарищ зомби? Пришёл твой звёздный час! Пора выйти из тени, мой маленький глупый нуб и устроить-таки обещанный ещё в двенадцатом году апокалипсис! Умывайся, одевайся и идём брать штурмом ближайший магазин. Только это… – рассмотрев, что мне сунул добрый Славян, только захихикала, насмешливо поглядывая на озадаченного парня. – Аккуратнее. Добрый самаритянин оказался не очень щедрым, забыв про труселя… Так что их мы и будем покупать в первую очередь!
Видели бы вы лицо моего квартиранта…
Глава 4
Я, конечно, много повидать успела за свои неполные двадцать семь лет. Обнажёнку, расчленёнку, избиение, смущение, стыд, вину, раскаянье… Да о чём говорить, когда вот эти самые нежные и трепетные руки чуть живого человека на тот путь путём аутопсии не отправили? Вот только к виду смущения, обиды, негодования и лёгкого недоумения на одном лице, да одновременно мне видеть не приходилось.
Как и вводить в ступор продавцов отдела мужского нижнего белья, которым была поставлена нетривиальная задача подобрать что-то, цитирую «оригинальное, милое и приятное на ощупь». Глаза у девушек по пять рублей были, а я стою себе у кассы, улыбаюсь довольно и прядь волос на палец накручиваю, исподтишка демонстрируя Жмуру кулак.
Тот делает вид, что очень внимательно рассматривает витрину соседнего отдела, с женским бельём и мило улыбается консультантам, активно строившим глазки симпатичному парню. Я даже немного завидую… Его временной молчаливости. И покерфейсу, благодаря которому лишних вопросов никто задавать не осмеливается.
– Эм… А вы уверены, что хотите именно… Эти модели? – молодая девочка, лет так двадцати на вид, сморщила носик и смущённо улыбнулась, укладывая в небольшой пакет выбранные мною варианты симпатичных труселей.
– Вы сомневаетесь в моём вкусе? – заинтересованно на неё глянула, с удовольствием припоминая сам процесс выбора и просмотра предлагаемого нижнего белья.
Учитывая, что размер был слегка нескромный, а расцветка, принт и форма вынуждали сомневаться в моём здравомыслии, я даже сочувствовала бедняжке. Но исключительно местами и явно не сегодня.
– Нет, что вы! – девушка зарделась ещё сильнее, складывая мои самые любимые из выбранного, с символикой Бэтмена. Жаль не было Чудо-Женщины или хотя бы черепашек-ниндзя… Но и так сойдёт. – Просто, мы… Это… Товар не возвращаем и не обмениваем, вот!
– Да что вы? – несказанно удивилась, качая головой и цокнув языком. – Ну ничего страшного! У меня такой круг знакомых, что сиё добро точно не пропадёт. Так сколько я вам там должна, за это рукотворное чудо защитное для самого ценного в каждом мужчине?
Цену мне озвучили такую, что я невольно усомнилась. В том, что сиё забавное непотребство вообще делали чьи-то руки в пределах планеты Земля. Судя по их стоимости, как минимум степенные матроны с Альфа-Центавры свои трёхпалые ручки приложить сумели! Однако, собственное возмущение я затолкала куда подальше, глянув на одинокий тополь посреди Плющихи, блуждающий среди вешалок и сноровисто прячась по примерочным кабинкам от чересчур активных девушек, жаждущих с ним познакомиться.
И протянула карту продавцу, глуша собственную жабу искренним человеколюбием, которое, как ни странно, именно на этом мужчине срабатывало с завидным постоянством! Тогда как в обычной жизни я им отродясь не страдала…
Удивительное рядом, что ни говори!
Жмур тем временем устал наворачивать круги по залу и не придумал ничего лучше, чем спрятаться за меня. Обнял за талию, носом в шапку мою носом ткнулся и ругнулся по-корейски с оттенком нескрываемой паники и страданий. Я только сочувственно хмыкнула, похлопав его по рукам и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда со стороны входа раздался приятный женский голос, с до боли знакомыми прохладными нотками.
– Я даже боюсь спрашивать, моё некоронованное счастье всея морга… – невысокая светловолосая девушка, невозмутимо и предельно вежливо улыбалась, иронично вскинув бровь и глядя на меня с лёгкой насмешкой. – Что ж ты забыла в этом магазине…. И кто этот очаровательный, но очень молчаливый субъект?
– Эльзёныш, чудо моё льдистое! – выбравшись из слишком сильных объятий парня, я в два шага оказалась рядом с подругой и сжала её в объятиях. Так что та охнула тихо от неожиданности, но спустя пару минут ответила, легонько чмокнув меня в щёку.
