Текст книги "Жмурик или Спящий красавец по-корейски (СИ)"
Автор книги: Анна Кувайкова
Соавторы: Юлия Созонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
– Отмороженная моя, это ты так думаешь… А они? – выразительно выгнув бровь, я принялась обжаривать фарш, добавляя помаленьку в него специи и томатную пасту. – Я понимаю, что другом меня назвать тоже нельзя, но и роднёй я не являюсь. К тому же, я не только про твоих братьев говорю. Я имею ввиду вообще. Любимый мужчина, ребёнок… Я про эту семью говорю.
– У тебя ещё всё впереди, – фыркнув, та сделал ещё один глоток травяного чая, довольно жмурясь. И вдруг охнула, закрыв рот ладонью. – Кажется, мне надо кое-куда сходить…
Подорвавшись с места, Эльза рванула из кухни вон, про себя поминая недобрым словом запах жареного мяса. Видимо, сегодня оно тоже было не в чести, как и селёдка.
Вздохнув, я только головой покачала, заканчивая готовить соус и проверяя макароны. После чего слила воду, добавила в них масло, перемешала с мясом. Последним в кастрюлю отправился тёртый сыр. И словно почувствовав запах готовой еды, в коридоре наконец-то хлопнула входная дверь.
А весёлый голос рыжей оповестил не только меня, но весь дом:
– Вы не ждали, а мы припёрлись! Эй, есть кто живой?
– А ты надеешься на то, что не найдётся? – поинтересовалась, выйдя с кухни и вытирая руки полотенцем. Оглядела лучащуюся счастьем Солнцеву, хмурого и виновато на меня поглядывающего Жмурика…
И поинтересовалась:
– И? Поговорили?
– Ага, – рыжая повела носом, принюхавшись и приложив ладонь к животу. – А тут кормят добровольных переводчиков? А то что-то так жрать хочется, что переночевать негде!
– Проходи, – вздохнув, кивнула головой в сторону кухни. – Так и быть, побуду немного гостеприимной хозяйкой и поделюсь с тобой едой.
– Сейчас меня покормят, сейчас я буду кушать! – радостно подпрыгнув, Солнцева поспешила разуться, стянуть куртку и весёлым зайцем сигануть мимо меня, устроившись на табуретке. Руки на коленях сложила, лицо невинное состроила и тихо, дрожащим голосом осведомилась. – Ку-у-ша-ать?
Смерив хмурым взглядом всё ещё стоявшего у дверей Жмурика, я возвела глаза к потолку и отправилась кормить голодающих с Поволжья. Во всяком случае, рыжая оторва, заполучив большую порцию макарон по-флотски, тут же принялась её уничтожать. Ещё и постанывала довольна так, как будто неделю до этого на сухом пайке провела, не имя никакого доступа к нормальной еде и холодильнику. А закончив, облизала вилку и…
Потребовала ещё. Эльза, вернувшаяся как раз в этот момент снова побледнела, сглотнула и брякнула, что подождёт нас в комнате. Во избежание непредвиденных ситуаций так сказать.
– Нет, всё-таки Олежек либо идиот, либо просто дурак, – задумчиво протянула Анька, доедая уже вторую порцию. Отставив пустую тарелку в сторону, он с тоской посмотрела на полупустую кружку, оставленную Эльзой.
– А есть принципиальная разница? – тихо фыркнув, я встала и поставила чайник, сама удивляясь собственной доброте. Вроде бы особым человеколюбием отродясь не страдала, а поди ты!
– Да не особо, – подумав немного, выдала Солнцева, почесав бровь. – Но если он ничего не замечает, то придётся брать всё в свои руки… И подкладывать ему капусту в кабинет.
– До девятого месяца включительно? – припомнив, откуда могла быть взята идея, я хихикнула. – Боюсь, он не поймёт такой тонкий французский юмор! Даже если к капусте добавятся снимки узи!
– Твои предложения? – деловито поинтересовалась Анька, принимая из моих рук кружку с чаем и довольно ворча. – Это, конечно, не кофе… Но тоже ничего. Так что ты предлагаешь?
– Новость должна быть внезапной. И преподнесена в оригинальной форме.
– Торт из памперсов и погремушкой по лбу?
– При всей банде тогда уж, – ехидно улыбнулась, скрестив руки на груди и опираясь плечом на холодильник. Тот покачнулся, но устоял.
Солнцева с минуту хмурилась, явно пытаясь вообразить, как оно будет и вдруг расплылась в такой улыбке, что где-то в глубине моей души шевельнулась совесть. Дёрнула лапой, зевнула, перевернулась на другой бок и продолжила сладко спать, даже не подозревая, какую подлянку сейчас совершает её непосредственная хозяйка.
– Я тут давеча в одном магазине была… Думала, что Эльзнёышу подарить в честь такого события… – медленно произнесла рыжая, довольно фыркая и потягивая чай. – Так вот. Ничего особо интересного я там не видела… Но вот большая такая бутылочка, набитая погремушками… Как думаешь, Олежек оценит?
– Если не убьёт сразу, оценит, – хмыкнула, согласно кивая головой. – Только моё условие – при всей банде. Торжественно. Напевая какую-нибудь очень запоминающуюся мелодию.
– Фильм «Челюсти» подойдёт? – получив в ответ ещё один мой кивок, Солнцева тихо захихикала. – Надо будет не забыть, потом сисадмина развести на запись. Потому что чуют мои кеды, это будет незабываемое зрелище! Для всех! К*ниг*олю*б.*нет*
– Копия для бедного патологоанатома найдётся? – я вопросительно вскинула бровь.
– Обижаешь, начальник. С поздравительной надписью пришлю, – хмыкнув, Анька отставила в сторону кружку и недовольно цокнула языком. – Если, конечно, меня не прибьют до этого. А что касается твоего пациента… Вот уж не знаю, где ты такого упрямого осла найти умудрилась, но съезжать этот недо кореец отказался категорически. Заявил, что тебя одну оставлять нельзя, заработаешь себе гастрит! Или что ещё похуже…
– Ты не смогла его уговорить? – нахмурилась, потерев лоб и пытаясь сообразить, что делать дальше. И вспомнив про пространную реакцию Солнцевой на моего несчастного соседа, вопросительно вскинула бровь, поинтересовавшись. – И да. Мне показалось или вы знакомы?
– Не-а, – сыто икнув, рыжая потянулась и зевнула, прикрыв рот рукой. – Он просто на одного моего любимого актёра из дорам похож… Вот меня и перемкнуло чуток. Но, как оказалось, похожи они только внешне и то не везде! Умом, зараза, увы, не вышел. Этот му… Мужчина, упёрся, заявив, что ты его и отступать он не собирается. А если тебя оставишь, то могут увести. Хотя как по мне, совершенно беспочвенные опасения… Ну, в общем, твой прЫнц на белом коне решил убить принцессу и оставить себе дракона… В смысле, наоборот. Наверное… – тут Анька помолчала немного и поинтересовалась, невинно похлопал глазами. – Ну, мы пойдём, да?
И не дождавшись моего ответа, она шустро удрала с кухни, зычно гаркнув из коридора:
– Эльза, соскребай себя с дивана, прекращай вестись на эти невинные глазки и дуй за мной!
– Ну могу я хоть иногда пофлиртовать с таким милым, а самое главное – молчаливым мужчиной! – недовольно откликнулась Фроз в ответ, явно тоже выйдя в коридор из комнаты. А я…
Я вспомнив кое о чём, хлопнула себя по лбу и выскочила следом, успев поймать рыжую прямо на пороге.
– Постой, – чмокнув на прощание Эльзу в щёку, я тихо поинтересовалась у Аньки, наклонившись к ней, пока она натягивала ботинки. – Я так понимаю, спрашивать о том, кто он такой и откуда бесполезно, да?
– Ага. Амнезия, полнейшая и беспросветная, – поддакнула Анька, выпрямившись и только чудом не приложившись затылком о мой подбородок. – Говорит, мелькают какие-то картинки… Но пока ничего определённого. Так что, крепись, Харон. Тебе, по ходу, ещё долго терпеть его общество!
На этой ноте, она скрылась в подъезде, подхватив опешившую Эльзу под локоть и утащив её следом. Я только успела махнуть подруге рукой на прощание, да дверь закрыть, повернув ключ в замке пару раз. И только, когда в подъезде стихли звуки шагов, обернулась, скрестив руки на груди и хмуро уставившись на вышедшего из комнаты Жмурика.
– Ты дурак? – спросила в лоб, оттолкнувшись от двери и наступая на мягко улыбающегося мужчину. Тыча пальцем ему в грудь, я продолжала наседать на пятившегося Жмурика, чувствуя, как начинаю заводиться. – Нет, ну скажи мне, ты дурак или как, Жмураэлло?! Ты же знаешь, что происходит! Ты же понимаешь, что я беспокоюсь и не хочу тебя подставлять поду дар! Ты же… Ты…
Пытаясь подобрать слова, дабы объяснить одному упёртому барану, что я про него думаю, я на пару мгновений замолчала, остановившись посреди комнаты. Как мы сюда попали, я даже не заметила, как не заметила и того, какой счастливой и довольной была улыбка Жмурика.
Тот времени даром не терял. Воспользовавшись моим вынужденным молчанием, он схватил меня за руку и дёрнул на себя, обнимая и прижимая к себе крепче. И не обращая внимания на моё возмущённое шипение, поцеловал, обхватив лицо ладонями. Не давая вырваться, сделать лишний вдох или попытаться отстраниться, нет.
Жмур полностью, безоговорочно захватил меня в ласковый, нежный плен. Да так, что я не смогла и не захотела сопротивляться, обнимая за шею и сама целуя его в ответ. Выплёскивая в этот самый поцелуй всю горечь, всю свою злость и переживания.
– Дурак, – тихо выдохнула, когда меня всё-таки выпустили и позволили сделать спасительный вдох живительного кислорода. – Какой же ты дурак…
Ласковые пальцы прошлись по моей спине, поглаживая и нажимая в определённых точках. Так, что вся моя негативная энергия резко сменила направление, снова воскресая пресловутых бабочек в животе и заставляя задуматься о целесообразности прихода на работу вовремя.
– Я за тебя боюсь, Жмур… – пробормотала, уткнувшись ему в шею носом и оставляя лёгкие поцелуи на обнажённой коже. Жмур тихо чертыхнулся, забираясь ладонями под мою футболку и нежно лакая подрагивающий живот, забираясь всё выше и выше. – Что ж ты творишь, зараза молчаливая…
От обжигающих прикосновений тело предательски плавилось, а мозг отказывался соображать. Мы слишком долго поддразнивали друг друга. И сейчас я была готова сдаться без боя, целуя крепко, прикусывая нижнюю губу и впиваясь ногтями в обнажённые плечи не скрытые майкой. Загораясь сама, зажигая в ответ и сгорая вместе в этом чёртовом пламени страсти.
О чём не собиралась жалеть, совершенно.
Мы оказались на диване, и я не обратила на это ровным счётом никакого внимания. Как можно отслеживать своё положение в пространстве, когда с тебя медленно и планомерно стягивают футболку, а затем стремительно и незаметно лишают нижнего белья? Как можно вообще о чём-то думать, когда настойчиво ласкают пальцами и губами, заставляя выгибать спину и постанывать от нестерпимого удовольствия? И как можно остановиться, когда все ограничения и собственноручно наложенные запреты слетают и отправляются в тартарары?
Я, может, асоциальная, но определённо не святая!
Чуткие, уверенные пальцы легко скользили по коже, а следом за ними шли горячие губы, оставляя влажный след. Кажется, Жмур наконец-то дорвался до сладкого и теперь мягко, но настойчиво выцеловывал одному ему ведомые узоры. Прочно зафиксировав меня на одном месте и не давая и шанса вывернуться из своей хватки.
– Изверг… – слово потонуло в очередном стоне, когда молчаливый, довольно усмехающийся гад нашёл ещё одну мою слабую зону и стал настойчиво, показательно на неё давить, пока я не сдалась, откинувшись назад и вцепившись пальцами в покрывало. Желание говорить пропало окончательно и бесповоротно…
А когда те самые пальцы забрались за края домашних джинсов меня и вовсе не хватало ни на какие членораздельные звуки.
Жмур дразнил, лаская и оставляя на коже лёгкие укусы. Он планомерно подводил меня к краю, так и не раздев до конца и, кажется, даже не пытаясь это сделать. Он прижимал крепко, с лёгкостью удерживая мои руки на одном месте, ухватив за запястья и продолжая сводить с ума. С полного моего на то позволения.
Это было страшно. Это было жутко. Это было невыносимо… В своей чувственности, в ощущении какой-то странной запретности и вязкой, гулкой тишине. Это было жарко, опаляющее нежно, бережно и трепетно. И в тоже время сильно, со стальной хваткой, без надежды на свободу и без желания её обрести.
Это было… Это была…
Любовь?
Поцелуй, томительно медленный, томительно сладкий. Оставляющей на языке лёгкую горечь от нежелания останавливаться. Жмур отстранился, обхватив моё лицо ладонями, пройдясь большими пальцами по явно припухшим губам, и улыбнулся. Открыто, ласково, так по родному, что защемило где-то в груди. Я вздохнула, собираясь что-то сказать, что-то непременно умное или колкое, тут уж что на язык упадёт, как говорится. Я даже открыла рот…
Что бы слова потонули в низком, хрипловатом стоне, когда эти самые проклятые пальцы, дарившие мне столько нежности и ласки, довели начатое до конца, завершая эту безумную вспышку страсти. И предательское тело безвольно обмякло, от тёплой неги удовлетворения, скользившей по крови.
– Точно дурак… – тихо хмыкнула, обнимая его руками за талию и прижимаясь к обнажённому торсу. Оставляя лёгкий поцелуй в покрытое потом плечо, и чувствуя явственное доказательство чужого желания. – Мой дурак… И кажется, я тебе кое-что задолжала, да…
В этот раз меня никто не остановил, когда перекатившись, я оказалась сверху над улыбающимся бывшим трупом. И сторицей отплатила ему за всё, сразу, оптом. А Жмур, кажется, ничего не имел против, не собираясь никуда меня отпускать.
Кто бы сомневался, что такими темпами на работу я всё-таки опоздала. Впервые в жизни. И впервые в жизни не испытывала никакого сожаления по данному поводу. В конце концов, учитывая, что лёжа на диване, тесно прижавшись к обнажённому молодому человеку, переплетаясь с ним руками и ногами, я вообще подумывала о том, что бы на работе не появляться…
Стоит сказать спасибо, что я вообще пришла. И отмахнувшись от недоумённо воззрившихся на меня санитаров, надолго зависла над стопкой отчётов с мечтательной улыбкой на губах. Пугая этой самой улыбкой не только коллег, но и некоторых запоздалых посетителей морга. Влюблённая женщина это страшное оружие.
Влюблённая женщина-патологоанатом, это вдвойне страшное оружие и причина массовой гибели чужих нервных клеток. А если у неё ещё и характер хреновый, то…
Ну вы поняли, да?
Глава 13
– Где вы были в субботу вечером? – сухой голос дознавателя ввинтился в мой мозг и попытался добыть оттуда хоть какую-то реакцию. Но всё на что я была способна, это дикая головная боль.
И приевшийся уже ответ, от которого у меня скоро мозоль на языке будет:
– Повторяю в сотый раз, гражданин начальник… – тяжело вздохнув, я подпёрла щёку кулаком, наклонившись вперёд и опёршись локтем на металлический стол в прозекторской. – В субботу вечером я была за городом, на даче у друзей и праздновала день рождения в узком кругу очень любимых мною лиц. И самое обидное знаете, что? Что эти лица потребляли исключительно крепкие алкогольные напитки… А мне, главному виновнику торжества, пришлось пить тыквенный сок.
– Почему? – всё так же невозмутимо осведомился полицейский, делая пометки в протоколе.
– Потому что гладиолус, – тихо фыркнув, я зевнула, сцеживая зевок в кулак. – У меня подруга беременная. Да и должен же хоть кто-то адекватный быть среди этого бедлама… Ну относительно адекватный, конечно же. Хотя справка от психиатра имеется, да.
К моему вящему сожалению, справку предъявить не попросили. Товарищ лейтенант вообще выглядел на редкость инфантильным и незаинтересованным ни в чём, кроме как в собственных бумажках. И их он заполнял с маниакальной тщательностью, подробно записывая даже самые нелепые ответы из всех возможных. Что бы после этого задать ещё один вопрос, от которого у меня лично грозился развиться самый натуральный нервный тик:
– Хорошо. Вы занимались вскрытием тела Марата Исковина?
– Товарищ лейтенант, – я вздохнула, возведя глаза к потолку. – Поймите, пожалуйста, одну, ну очень простую вещь. Через каждого патологоанатома в этом морге проходит порою до десятка тел за одну смену. Если это не было что-то из ряда вон выходящее, вспомнить о том, кто, чьё тело вскрыл очень проблематично.
– А что вы понимаете под из ряда вон выходящим? – дознаватель оторвался от бумаг, впившись в меня цепким, внимательным взглядом.
И впервые в жизни я почувствовала себя так неуютно. Словно это меня сейчас мысленно препарировали и разложили на составляющие, дабы приступить к бесстрастной и беспристрастной описи всех внутренних органов. При этом ни единого грубого слова, жеста, даже намёка на него. Исключительно профессиональный интерес, приправленный полной индифферентностью к окружающей обстановке.
Ну да, далеко не каждый бравый полицейский способен заниматься опросом потенциальных подозреваемых и свидетелей, когда буквально в метре от тебя на столе лежит порядком остывший, но довольно свежий труп. Вскрытый свежий труп. Кишки там, кровь, прочие неаппетитные подробности…
Двое из наряда, прибывшего вместе с дознавателем, технично слились ещё на пороге зала. Резко побледнев, они по стеночке сползли в сторону. Пришлось хмурому Захарычу поделиться с беднягами сначала нашатырным спиртом, а затем и чайком с бальзамом…
Мало ли!
Сам же лейтенант на свежую расчленёнку не обратил ровным счётом никакого внимания. Так, глянул мимоходом, сделав какую-то отметку в своих бумагах. После чего занялся опросом присутствующих, с удобством разложившись на пустом столике, только недавно отмытом от последнего клиента. И ни один мускул не дрогнул на лице сухопарого мужчины средних лет с носом, которому позавидует сам Северус Снейп…
Вот это я понимаю профессиональное сгорание, товарищи!
– Евгения Сергеевна, я задал вам вопрос, – напомнил о себе дознаватель по фамилии Смирнов. Константин Алексеевич, если меня память не подводит.
– А? – вынырнув из собственных мыслей, я тряхнула головой, пытаясь разогнать накатывающую дремоту. И, в который раз вздохнув, всё-таки ответила. – Понимаете, Константин Алексеевич, за годы сначала стажировки, а потом и работы в морге, я повидала всякое. И жертвы дорожно-транспортных происшествий, и самоубийцы, и зацеперы, и бабушки, тихо-мирно скончавшиеся во сне… На моём столе бывало всё и вся, в разных позах, видах и степени разложения. Поэтому если это не мумия времён Древнего Египта, не якорь в энном месте и не чёртов неудачный косплей на Джокера… Вряд ли я вам вспомню определённый труп в определённое время!
– Понятно, – кивнув каким-то своим мыслям, полицейский вновь принялся строчить что-то в своих бумагах. После чего вздохнул, поправил очки…
Новый виток расспросов не отличался особым разнообразием. Разве что речь шла про другого мертвеца, другую дату и мою подпись в журнале, обозначавшую, что именно мне досталась сомнительная честь вскрывать его. И я этого факта даже не отрицала, по странному стечению обстоятельств, прекрасно помня, о каком именно вскрытии идёт речь.
Вообще этот день, как и все проведённые в обозначенный промежуток времени вскрытия, для начала стоило бы попытаться забыть. Одна только бабуля и нервный терапевт при ней чего стоили! А к ним прилагалась компания суровых мужчин нехилого телосложения, рыдающая блондинка, оплакивающая своего бедного родственника, который отнюдь не бедный, если судить по стоимости протезов в его усопшем теле…
Короче говоря, дело было точно так, как написал великий Корней Чуковский! И такая дребедень целый день: то олень позвонит, то тюлень! То этих чёртовых парнокопытных, с ветвистыми рогами и избытком кальция в организме, в приступе очередного идиотизма занесло то ли в мясорубку, то ли в радиатор, то ли ещё куда-то.
С переменным летальным исходом для себя любимых. Честно, когда к нам случайно, по ошибке санитаров, доставили трёх пострадавших с какого-то промышленного цеха на заводе металлопроката, я не знала, кого жалеть первым. Стажёра, нарвавшегося на неаппетитное пособие по трансплантологии в боевых условиях, так сказать. Или же всё-таки пострадавших, раньше времени оказавшихся ни где-нибудь, а в морге. Для неподготовленного посетителя, это, я вам скажу, страшное зрелище!
Товарищ лейтенант мой саркастичный монолог, прерываемый на язвительные реплики в сторону порхающих по залу санитаров, выслушал. Всё с тем же невозмутимым выражением лица, делая пометки в бумагах, кивая в нужных местах и порою задавая наводящие вопросы. А когда я коротко выдохнула, почесав затылок и припоминая, что ещё могла упустить из виду, полицейский спокойно поинтересовался:
– Я так понимаю, есть те, кто сможет подтвердить ваши слова, Евгения Сергеевна?
– Не в этих выражениях, и не в таких красках, но да, – я кивнула, без зазрения совести растянувшись на столе и активно уговаривая глаза не закрываться в попытке урвать хоть какое-то время на сон. – Найдите нашего заведующего, подтяните к нему в кабинет завхоза, выдайте им шкалик спирта или бутылку коньяка и спустя минут двадцать вам выдадут все явки и пароли всех сотрудников морга. Даже если те и не подозревают о наличии собственной личной жизни!
Невозмутимый лейтенант только чему-то усмехнулся, впервые за весь разговор, проявив хоть какую-то эмоцию, и продолжил заполнять свои бумаги. А я лениво развалилась на столе, с трудом подавляя банальное желание уснуть прямо здесь и именно в такой позе…
Благо годы учёбы и работы сделали таки своё чёрное дело, приучив спать где придётся, когда придётся и как придётся!
А ещё я старательно пыталась не думать о такой простой, банальной, но очень своевременной мыли высказанной ещё достопочтимым Винни-Пухом отечественного производства. И звучала она так: это «ж-ж-ж» неспроста!
Чтобы не утверждали злые языки, патологоанатом это не только три-четыре килограмма лишнего ехидства и язвительности, странные шуточки и несколько потрёпанная мораль. Это ещё и вынужденная наблюдательность, вкупе с неплохим соображением. Ведь именно от нас зависит, так сказать, последний путь безвременно усопшего. Нет, есть, конечно же, исключения из правил.
Но как гласит великий и могучий русский язык, потрясая над моей бедной головой орфографическим словарём, они это самое правило только подтверждают. Был у нас в своё время один кадр. Как очередное вскрытие, так целое представление. Ивар Захарович как увидел, что он покойнику с рубленой раной от топора на голове пишет в графе причина смерти «сердечный приступ», сам чуть с оным не слёг. А когда на законный вопрос «с какого детородного элемента в причинах смерти этот самый приступ» получило не менее логичный ответ «так сердце же после удара встало!», только чудом не устроил зомби-апокалипсис на рабочем месте. Самоконтроль, однако, великая вещь, как оказалось!
Если вовремя его поддержать глотком высокоградусной живительной влаги, предложенной любезными коллегами из зала напротив. В кои-то веки судмедэксперты и простые патологоанатомы сошлись как в оценке умственных способностей отдельно взятого индивида, так и в том, что теория Дарвина, в процессе эволюции конкретно этого человека, явно где-то дала сбой.
Ну так вот, возвращаясь к происходящему и собственным размышлениям. Отвечая на короткие вопросы дознавателя, явно вошедшего во вкус и теперь пытавшегося то ли поймать меня на не тех ответах, то ли ещё что, я попутно пыталась сообразить, что, собственно произошло.
Со слов товарища лейтенант выходило, что в правоохранительные органы поступило заявление от граждан. В том заявлении значилось, что наш любимый морг умудрился потерять тело племянника довольно крупного бизнесмена. И ладно бы просто потеряли, бирки перепутали или ещё какая оказия случилась. В принципе, при правильной расстановке акцентов даже чёрную, подпольную деятельность Коленьки можно преподнести как банальную, ничего не значащую ошибку.
Ну, чисто теоретически, конечно же.
Вот только одной потерей дело-то не ограничилось. Труп нашли, слава богу, даже в почти что целом состоянии. Но только в том-то и дело, что почти! Большинства органов не хватало, отсутствовала часть кисти, а вместо недостающих так сказать запчастей, при повторном вскрытии внутри тела обнаружился обычный такой пенопласт. И та странная плёнка, которую ещё называют хорошим средством релаксации, сидя и чпокая ею у тебя над ухом.
Как по мне эффект расслабления даёт вовсе не плёнка. А то, как на глазах начинают беситься твои близкие или же коллеги по работе. Но это уже, видимо, чисто моё виденье ситуации, да.
И, будто этого было недостаточно, что бы наслать на наш морг грозовую тучу проверок по такому вопиющему факту, сиё тело нашли не в подворотне, не в мусорном баке, не в лесу, не на кладбище и даже (о ужас) не в одном из холодильников в нашем или соседнем зале.
Тело молодого мужчины обнаружилось в гробу у той самой пожилой бабули с нервным терапевтом. Родственники как раз собирались попрощаться с покойницей, когда уловили очень уж специфичный запашок из почти закрытого гроба. Надо ли уточнять, какая бурная реакция была у общественности, как возбудились журналисты, и какими карами грозило начальство?
Итог, правда, всего случившегося был вполне предсказуем. К нам пришёл товарищ дознаватель, начальству пришла проверка, а несчастным родственникам исключительно официальные извинения. Которые, по себе знаю, мало что могут исправить и сгладить.
И уж точно не избавят родню от воспоминаний о собственном ребёнке в чужом гробу и в таком разобранном виде. Тут мне-то слегка не по себе стало, когда его привезли вместе с бабушкой в том злополучном «деревянном макинтоше», что уж про других говорить?
– Евгения Сергеевна, а что вы думаете по поводу случившегося?
Прозвучавший вопрос оказался полной неожиданностью. Подавившись очередным зевком, я закашлялась, испуганно выпучив глаза на дознавателя, и только могла открывать да закрывать рот. А Константин Алексеевич только хмыкнул, глядя на мою бурную реакцию, терпеливо дожидаясь ответа на поставленный вопрос.
Мозг наконец-то сумел обработать информацию. Но всё, что я смогла выдать так это глубокомысленное:
– Ась?!
– Вы не в вакууме живёте, работаете здесь не первый год, – сверившись с собственными записями, полицейский кивнул собственным мыслям, прежде, чем продолжить говорить. – К тому же проходили здесь практику и подрабатывали во время учёбы. Поэтому, я повторюсь… Что вы думаете о происходящем?
Рассеянно почесав бровь, я честно попыталась сообразить, что можно ответить на такой каверзный вопрос. И вовсе не потому, что у меня мыслей не было. были, ещё какие! Проблема в том, что думать-то я думала, много и разнообразно. Но исключительно нецензурно. К тому же, если припомнить, какие именно способы воздействия на некоторых коллег я представляла, то тянут мои размышления как минимум на пару старых добрых статей из уголовного кодекса.
Это если двести сорок четвёртую не пришьют, по доброте душевной и исключительно из любви к поиску крайних. Тех самых, что ближние к двери на вылет!
– Знаете, Константин Алексеевич… – я в кои-то веки села прямо, положив руки на стол и постукивая пальцами по металлической поверхности. Звук выходил дробный, звонкий и гулким эхом разносился по залу, создавая пугающий аккомпанемент. – Я думаю, тут возможно всё. А ещё я почему-то уверена, что случившееся – это ужасное, непоправимое, чудовищное… Но всё-таки, простое стечение обстоятельств.
– И почему же?
– Ну, смотрите, товарищ дознаватель, – передёрнув плечами от настороженного взгляда Николая, заглянувшего в зал, я снова вздохнула. – Работать в морге согласится далеко не каждый. Кто-то по призванию, кто-то по велению души, а кому-то просто нужно хоть где-то работать. Выдержать эту атмосферу, тоже далеко не каждый сможет… Сами понимаете.
Мужчина понимающе хмыкнул, делая очередные пометки. У меня складывалось впечатление, что из них он собирается написать роман. И остаётся надеяться, что главной жертвой детективной линии не станет несчастная девушка-патологоанатом, только-только поверившая в то, что у неё вообще хоть что-то может быть хорошо!
– И я допускаю, что из-за собственного разгильдяйства или ещё по какой-то несомненно очень важной причине, кто-то из младшего персонала мог перепутать бирки или и овсе упустить из виду, куда и когда увезли то самое пропавшее тело, – тихо фыркнула, припоминая, какие интересные косяки творила так «любимая» троица. Чего только стоила их тупая шутка над слушателями курсов для сотрудников охраны!
Нет, не спорю, притворится зомби в морге – это всегда актуально и модно. Но в каждой шутке есть доля шутки. И тем более, когда сия шутка организуется в мою смену. Повезло им, что Шут в той группе оказался, в противном случае соблазн сделать из них настоящих ходячих мертвецов был бы слишком велик, что бы его проигнорировать.
– И вы даже мысли не допускаете, что кто-то из ваших коллег мог подложить второе тело в гроб? – дознаватель слегка склонил голову набок, разглядывая меня странно заинтересованным взглядом.
– С чего бы? – иронично вскинув бровь, я только головой покачала. – Не, я конечно, местами тот ещё наивный дятел, но не настолько же. И вполне могу допустить такую кощунственную для большинства мысль, что санитаром было банально лень тащить два тела. И решили они совместить приятное с полезным: сократить трудовые затраты, освободить себе свободное время и убить тем самым двух зайцев сразу. То есть и деньги отработать и не надорваться от избыточного служебного рвения. Бывает, видела, проходила… Лечить даже пыталась. Но медицина тут бессильна, увы. Вот только как бы сильно я не сомневалась в наличии серого вещества под названием мозг, в гроб тела не санитары складывают. А сотрудники ритуального агентства. Отсюда у меня вполне закономерный такой вопрос. Ладно, вы не заметили, что в одном мешке два трупа лежит, решив что это один такой большой, жирный мертвец. Но когда вы мешок открыли, дабы клиента в порядок привести по заказу родственников, вы не увидели ничего лишнего, что ли? И запаха не почувствовали, нет? Учитывая, степень разложения трупа мужчины, я сомневаюсь, что на него можно было не обратить внимания, – и добавила, припомнив, как к нам однажды привезли мертвеца с пляжа, где он долго и качественно жарился и варился одновременно. Впечатлений было море, очередь в туалет тоже присутствовала. А уж как мне обоняние отшибло хлоркой, кто бы только знал. – Уж простите за мой французский, но смрад должен был стоять такой, что мухи на лету бы дохли. Тем более в тёплом помещении.
Товарищ лейтенант ничего на это не сказал, только снова кивнул собственным мыслям, дописывая последнюю строчку в протоколе. И сверившись с какими-то своими выкладками в потрёпанном блокноте, он посмотрел на меня пристально, вновь задавая тот самый вопрос, от которого у меня скоро разовьётся нервный тик на оба глаза сразу:
– И всё-таки… Вы уверены, что есть лица, которые подтвердят ваши слова и место нахождения в указанный день?
– Есть, – я улыбнулась, припоминая список этих самых людей и должности некоторых из них. Интересно было бы посмотреть на реакцию лейтенанта, когда он их услышит, но боюсь в данной ситуации поговорка «молчание – золото», как никогда правдива. – И если на то будет необходимость…
И да, я дура. Я это признаю и даже не имею никаких возражений. Но этот диагноз, боюсь, уже не лечится.
