Текст книги "Роковая связь"

Автор книги: Анита Шрив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Майк

Разговор с юной женщиной, имя которой Майк выяснил, просмотрев список студентов, стал для него мучительным. Она показалась ему невероятно маленькой и растерянной. Вначале она как будто даже не понимала, о чем он говорит. Затем призналась, что была в той комнате. Возможно, она выпила пива, а может, и нет. Она якобы ничего не знала о существовании компрометирующей ее кассеты и была шокирована, услышав о ней от Майка. Она расплакалась. И все же, наблюдая за своей юной собеседницей, Майк не мог отделаться от ощущения, что под этой очаровательной внешностью скрывается туго сжатая пружина. Впрочем, он боялся доверять своим о ощущениям, потому что во время беседы перед его глазами постоянно всплывали кадры с кассеты, накладываясь на хрупкое тело напротив. Он также был по-своему растерян. Она то и дело отказывалась от собственных слов, произнесенных минуту или две назад, и под конец Майк окончательно запутался в сплетенном ею Лабиринте. Он был вынужден отослать ее в общежитие с просьбой хорошенько поразмыслить о предмете их беседы и через несколько часов вновь зайти к нему. Он думал, что они договорились вместе позвонить ее родителям.

В совершенно изможденном состоянии и с чувством нарастающего ужаса Майк ожидал прихода ребят, которых Кася вызвала по его просьбе. Мать Сайласа, Анна, не поверит собственным глазам, увидев сына на кассете. Он и представить не мог, что она будет сидеть в кресле и смотреть, как на экране телевизора ее сын совершает акт сексуального насилия. Это разобьет ей сердце. Он знал, что должен заставить себя позвонить ей, чтобы сообщить как о самом инциденте, так и о том, что он вызвал Сайласа для беседы. Он должен убедить ее не смотреть кассету. Его мысли прервала Кася, просунувшая голову в дверь. Она соообщила, что Джей Дот и Роб уже идут к нему, но Сайласа нигде нет. Майк попытался скрыть свое облегчение.

– Продолжайте искать, – распорядился он.

Не успела Кася исчезнуть, как раздался робкий стук в дверь. Не глядя в глаза Майку, в кабинет вошел Роб. Это, а также то, что он не поинтересовался причиной вызова, убедило директора в том, что юноша догадался о сегодняшней повестке дня. Майк отметил аккуратный внешний вид юноши – темно-синяя рубашка «поло» была заправлена в модные брюки, подпоясанные кожаным ремнем. Бейсболку он держал в руке.

– Подождем Джей Дота, – сказал Майк, намеренно используя прозвище, под которым баскетболист был известен всем студентам. Роб на мгновение закрыл глаза. – Нам не удалось найти Сайласа, – добавил Майк.

Роб кивнул. Майку стоило немалых усилий, чтобы удержаться от вопросов, которые он хотел обрушить на парня. «Почему? О чем ты думал?» Знает ли Роб, что он уже ознакомился с содержанием кассеты? Наверное, смотреть на собственные сексуальные опыты в присутствии других просто невыносимо.

Дверь была открыта, поэтому Джей Дот вошел без стука. Этот был одет совершенно иначе. Рубашку он запихнул только под ремень, так что она болталась поверх штанов, которые сидели на добрых два дюйма ниже, чему Роба. Юноши перекинулись ни единым словом. Они даже избегали смотреть друг на друга. Джей Дот сел на стул рядом с Робом.

Причин оттягивать разговор больше не было. Майк хотел как можно скорее покончить с этим делом. Он сообщил парням, что посмотрел видеозапись. Роб поморщился и опустил голову. Джей Дот нагло поинтересовался:

– Какую видеозапись?

Услышав это, Роб покачал головой.

– Видеозапись, на которой вы оба занимаетесь сексом с несовершеннолетней девушкой, – сообщил ему Майк

– Мне неизвестно о существовании такой видеозаписи, – заявил Джей Дот.

– Кассета лежит у меня в сейфе, – пожал плечами Майк. – Если хотите, я попрошу принести телевизор, и мы сможем посмотреть ее вместе.

– Не стоит, – быстро произнес Роб, метнув на Джей Дота уничтожающий взгляд.

– Какого черта вы все это устроили? – прорвало, наконец, Майка. – Вам известно, сколько лет девчонке, с которой вы все занимались сексом? Четырнадцать. Ей всего четырнадцать лет. А вам известно, что в этом штате секс с несовершеннолетней называется посягательством на половую неприкосновенность и является преступлением, за которое можно загреметь в тюрьму?

Роб по-прежнему не смотрел на директора. Джей Дот откинулся на спинку стула, приняв неуместно непринужденную позу.

– Это была ее идея, – заявил юноша. – Можете у нее спросить. Она сама вам это скажет. Она на нас наехала.

– И что же сделали вы? – поинтересовался Майк. – Вы ее мягко отстранили? Вы убедились, что она без приключений добралась до своего общежития? Нет, похоже, вы радостно воспользовались глупостью этой девчонки, которая сама не понимала, что делает.

– Все она прекрасно понимала, – пожал плечами Джей Дот.

– И как вы это определили? – деланно удивился Майк.

– Вы посмотрели кассету, – ответил Джей Дот. – Как вам показалось?

– Мне показалось, что вы оба нарвались на крупные неприятности.

Парни даже не переглянулись.

– И еще одно, – продолжал Майк. – Я хочу установить личность человека, державшего видеокамеру.

В комнате воцарилась тишина.

– Хорошо, – согласился Майк. – Значит, будем действовать по-плохому. – Он извлек из верхнего ящика стола два листка бумаги и две ручки. – Вы подробно опишете, как было дело, если вы не хотите, чтобы я организовал просмотр этой кассеты на заседании Дисциплинарного комитета. Вы укажете хронологию событий, имена участников, количество выпитого вами алкоголя и все остальные детали, которые сумеете вспомнить. Обо всем этом вы напишете прямо сейчас. Вы из этого кабинета не выйдете, пока я не получу от каждого из вас подробное и подписанное признание.

– Вы позвоните моим родителям? – спросил Джей Дот.

– Да, – ответил Майк.

Тело Джей Дота с глухим стуком ударилось о спинку стула, как будто он был взбешен ответом директора.

– Какое отношение имеют ко всему этому мои родители? – поинтересовался он.

– Мне кажется, им будет небезынтересно узнать, что их сына исключили из школы.

– Но я уже самостоятельный человек. Мне девятнадцать лет.

– В этом и заключается проблема. Я хочу, чтобы ты в деталях изложил все, что помнишь о событиях того вечера, и подписал этот документ. Я приложу ваши признания к кассете, и они вместе будут храниться у меня в сейфе. В пятницу я предъявлю членам Дисциплинарного комитета только ваши признания. Ваше присутствие также необходимо, на случай, если у них возникнут вопросы.

– А где Сайлас? – спросил Джей Дот, озираясь вокруг.

– Его ищут, – ответил Майк. – Я и его попрошу написать такое же признание.

– А девчонка?

– Я с ней уже побеседовал.

– И?.. – спросил Джей Дот.

– И что? – в свою очередь спросил его Майк.

– И она сказала вам, что это была ее идея?

– Содержание нашей беседы я хотел бы сохранить в тайне, – произнес Майк. – До поры до времени. – Он чувствовал, что в юридическом смысле слова земля уходит у него из-под ног.

– Наши признания больше никто не увидит? – продолжал задавать вопросы Джей Дот.

– Ваши признания больше никто не увидит, – заверил его Майк. – И я предпочел бы, чтобы вы держали язык за зубами хотя бы несколько дней. Не вижу ни малейшей необходимости выносить эту историю за пределы Авери. Я много думал о том, что мне пришлось увидеть на кассете, и мне кажется, мы сможем во всем разобраться собственными силами.

Майк подвинул бумагу и ручки к краю стола. Роб смотрел на эти невинные предметы, как будто его просили подписать собственный смертный приговор. Джей Дот взял ручку и принялся крутить ее в пальцах, так что она начала выстукивать на столе какой-то ритм.

– Ни один из нас отсюда не выйдет, пока у меня в руках не окажутся ваши подписанные признания, – повторил Майк. – Я буду сидеть здесь и смотреть, как вы будете писать, хотя то, что вы сделали, не поддается описанию. Последствия ваших действий будут самыми серьезными.

Джей Дот разгладил перед собой лист бумаги. Роб по-прежнему не шевельнулся и не произнес ни слова.

– И вот что хотел бы знать лично я. – С этими словами Майк наклонился к ним поближе. – Почему?

Джей Дот подтянул плечи кушам, изображая недоумение. Роб, паренек, которого Майк раньше глубоко уважал, медленно наклонился вперед и прижался лбом к полированной крышке стола.

Нервы у Майка по-прежнему были на пределе, хотя прошло уже больше часа с тех пор, как он запер признания мальчишек в сейф. Сначала он прочитал эти документы. Признание Джей Дота носило оборонительный характер. Он настаивал на том, что идея всего мероприятия принадлежала девчонке, что она их преследовала, что она уже была пьяна, когда в первый раз подошла к Джей Доту на танцах. Он не находил своей вины ни в чем.

Признание Роба было кратким, но он не защищался, и оно напоминало полицейский отчет. Он точно указал количество выпитого спиртного и место, где он его пил, написал, в котором часу они ушли с танцев, приблизительно сколько времени они провели в той комнате и какой вид секса он практиковал с этой девочкой. Он не пытался обвинять девочку или кого-нибудь еще. Он подписал документ: РобертЛейхт, 06. [18]18
  Имеется в виду 2006 год – год предполагаемого выпуска Роба. (Прим. ред.)


[Закрыть]Майк был убежден, что он это сделал рефлекторно, а не из желания надерзить. Роб не мог не понимать, что он не закончит школу в этом году.

Заперев документы в сейфе, Майк еще долго сидел за столом. Хотя в беседе с парнями он и позволил праведному гневу вырваться наружу, сейчас он чувствовал только панический ужас. Будущее Джей Дота его не волновало.

Чем скорее он покинет школу, тем лучше. Но Роб до этого инцидента был украшением школы, как в учебе, так и в спорте. Заблаговременное зачисление Роба в Браун заметно подняло престиж школы. Майк не был близко знаком с Робом, но то, что он о нем знал, его восхищало. Роб будет исключен, а его приглашение в Браун аннулируется, и что же он тогда станет делать? Один час безответственного поведения уничтожил такие блестящие перспективы! И все ради чего?

А Сайлас… Мысль о нем была невыносима. Ему так хотелось удалить Сайласа с этой видеозаписи. Если бы оператор (это был он или она?) не снял его лицо! Но Сайлас был там. Он тоже виновен. Последствия ожидаются очень тяжелые. Его также придется исключить. Его отношениям с Ноэль, если только они вообще пережили минувшую субботу, придет конец. А еще Майк и представить себе не мог, как Сайлас сможет оставаться под одной крышей с Анной и Оуэном. Майк опять подумал, что он должен позвонить Анне, причем как можно скорее.

Майк развернулся вместе со своим офисным стулом и уставился в окно. Он вспоминал проведенные в Авери годы, всех студентов, окончивших за это время школу. Ему приходилось иметь дело с множеством дисциплинарных проблем, но он еще ни разу не сталкивался с чем-либо подобным. Он думал о Сайласе, Робе и Джей Доте. Он думал об Анне и Мэг, и еще об Оуэне. Майк не написал свое признание, но знал, что тоже заслуживает наказания. Он был виноват, несмотря на то что его вина была косвенной.

Лаура

В среду утром моя соседка ушла очень рано. Когда она вернулась, на ней лица не было. Она закрыла дверь, но не попросила меня выйти. Я делала уроки. Честное слово, в ее присутствии я иногда сама себе казалась пустым местом. Она вела себя так, как будто в комнате, кроме нее, никого нет.

Первый звонок она сделала какой-то подруге, а может, другу. Я не обратила внимания на этот разговор, потому что моя соседка делала это постоянно – звонила кому-нибудь, когда я была в комнате, да к тому же занималась. Но я к этому привыкла. Кажется, мое внимание привлекли слова «Как кассета попала к директору?» Я думала, она подразумевает какую-то музыкальную запись, хотя в ее голосе звучали нотки отчаяния. А потом она сказала: «О господи, родители меня убьют!» Я обернулась и посмотрела на нее. Готова поклясться, она смотрела на меня в упор, но я совершенно точно знаю, что она меня не видела. Она видела человека, с которым разговаривала по телефону. Или же она представляла себе, как разозлятся ее родители. Я не могла понять, что она имеет в виду, и начала прислушиваться. После этого она сказала: «Что мне делать?» и «Ты так думаешь?»

Она разговаривала минут десять, по большей части слушая своего собеседника. Иногда она произносила что-нибудь вроде «О боже, ты так считаешь?». Еще я помню фразы «Кстати, как называется этот наркотик?» и «Если это не сработает, мне конец».

Я и представить себе не могла, что все это означает. Когда она захлопнула телефон, я обернулась к ней.

– У тебя все нормально? – поинтересовалась я.

Она опять открыла телефон и набрала какой-то номер

– Что? – переспросила она.

Я повторила вопрос. Но в это время человек, которому она звонила, ответил на звонок. Моя соседка мгновенно начала плакать. Я была в шоке. Она рыдала. Если это была игра, то она потрясающая актриса. Она с трудом выговаривала слова, всхлипывала, и икала, и все такое. Она склонилась над телефоном, как будто у нее болел живот.

– Мам, – выдавила она сквозь рыдания, – меня изнасиловали.

Я была потрясена. Мне никогда не приходилось сталкиваться с реальным изнасилованием. Я сидела и смотрела на нее, открыв рот. Кто-то постучал в нашу дверь, и соседка отчаянно замахала рукой, показывая, чтобы я поскорее отделалась от того, кто стоял за дверью. Я подошла к двери и сказала своей подруге Кэти, что я разговариваю по телефону с мамой и что я зайду к ней, как только освобожусь. Я вернулась и села на кровать, не в силах отвести глаз от своей соседки.

Она начала рассказывать маме о том, что ее изнасиловали трое парней-старшеклассников. Это случилось в субботу вечером. Она боялась об этом кому-нибудь говорить и не ходила к врачу, поскольку не знала, что это так важно. Нет, она не собирается идти к врачу. Нет, она не знает этих парней. Они все вместе на нее набросились. И вот еще что. Возможно, это сняли на кассету.

Визг ее матери я слышала через всю комнату.

– Я не знала, что это снимают, – рыдала соседка. Они меня чем-то накачали.

Дальше выяснилось, что она никому не собиралась об этом рассказывать. Нет, нет, и дежурному учителю тоже.

Она решилась рассказать маме только потому, что до нее могли дойти соответствующие слухи. Нет, физически она не пострадала. По крайней мере, она так думает. И все это время она рыдала, всхлипывала, вытирала сопли и умоляла, чтобы родители за ней приехали. Я узнала, что она ненавидит нашу школу и очень хочет вернуться домой.

Наконец она закрыла телефон. Я подала ей салфетку.

– Как ты? – сочувственно спросила я.

Она шмыгнула носом и высморкалась. Затем подошла к зеркалу и промокнула глаза.

– Все нормально, – ответила она.

Клянусь Господом, именно так она и сказала.

Ноэль

Скоро стемнеет. Хотя уже май, сегодня первый по-настоящему теплый вечер. Студенты целый день перебрасывались фрисби. Сайласу пришлось играть в бейсбол. Это его третий вид спорта, и он не воспринимает его всерьез. Иногда он начинает со второй базы, но по большей части сидит на скамейке. У него хорошая рука и врожденный атлетизм, но он плохо бьет по мячу. Он мог бы потренироваться и улучшить свои результаты, но он равнодушен к бейсболу. Сайлас любит баскетбол. Если бы ему разрешили, он бы играл только в баскетбол. После тренировки и ужина в столовой мы долго сидим на лужайке. Сгущаются сумерки. В общежитиях открыты окна, время от времени оттуда доносятся голоса и музыка, иногда раздаются взрывы хохота.

Мы сидим совсем рядом, вытянув перед собой ноги. Я откидываюсь назад и ложусь на траву. Всю весну мы с Сайласом только и делали, что пытались уединиться. Мы это не обсуждаем вслух, но именно этим мы и занимаемся. Почти все свободное время мы проводим в машине Сайласа, в хорошую погоду валяемся на траве. Весь день я думала о том, что моя соседка по комнате уехала на выходные домой и вернется только в воскресенье вечером. Я никогда грубо не нарушала правила школы и спрашиваю себя, готова ли я пойти на это. Мои шорты и футболка отсырели от росы. Быстро холодает. В Вермонте ночи холодные даже в мае.

Я встаю и протягиваю Сайласу руку.

* * *

Когда мы огибаем угол моего общежития, Сайлас, наверное, догадывается, куда мы идем, но не говорит ни слова. Интересно, если мы попадемся, нас обоих отстранят от занятий? Я прошу его подождать у двери, пока я зайду внутрь и проверю, нет ли кого в вестибюле. Там никого нет, и телевизор выключен. Сегодня вечером все нашли себе другие занятия. Я открываю дверь и приглашаю Сайласа к себе. Он разувается, и от удивления я широко открываю глаза. Может быть, он делает так дома, когда возвращается позже, чем обещал родителям. Я вспоминаю его комнатку под крышей. Сегодня я веду Сайласа в свою собственную комнату. Мы поднимаемся по лестнице, стараясь производить как можно меньше шума. Сайлас положил руку мне на спину, и я покачнулась, то ли от волнения, то ли потеряв равновесие.

На площадке своего этажа я снова машу ему рукой, чтобы он подождал на лестнице. Я бегу к своей двери, отпираю ее и оставляю приоткрытой. Затем я опять делаю ему знак рукой, на этот раз – чтобы позвать его. Он бежит по коридору и проскальзывает в приотворенную дверь, как солдат, выполняющий задание. Мы оба беззвучно хохочем.

Существует только одна причина, по которой я могла позвать его в свою комнату, и мы оба это понимаем. Сайлас привлекает меня к себе и целует. Мы еще ни разу не занимались любовью, и мне немного страшно. Я девственница. А Сайлас? Я не знаю. Однажды он спросил, был ли у меня кто-нибудь. Я ответила «нет» и увидела облегчение на его лице.

Я веду его к постели и откидываю покрывало. В комнате относительный порядок, потому что моя соседка перед отъездом убрала на своей половине. Я ложусь на кровать. Не знаю, что я должна делать. Я много раз видела это в кино, но мне кажется, что в реальной жизни все происходит иначе. Я все еще полностью одета. Сайлас смотрит на меня и вынимает из карманов мобильный телефон и бумажник. Он кладет их на тумбочку возле кровати. Он начинает расстегивать ремень, но потом останавливается, как будто боится, что я буду возражать. Он ложится рядом со мной, и ему приходится обнять меня, потому что кровать рассчитана только на одного человека.

Мы долго лежим так и не шевелимся. Я думаю, что он ждет от меня какого-нибудь сигнала, но я боюсь даже дышать. Что, если ему больше ничего не нужно? Быть может, он просто хочет лежать, обнявшись со мной. Быть может, он девственник и тоже не знает, что делать дальше. В телевизионных сериалах девушка всегда забирается на парня, волосы падают ей на лицо, и она начинает снимать свою блузку или его рубашку. Я совершенно точно знаю, что в данный момент на подобные трюки не способна.

Сайлас находит ртом мои губы и целует меня. Его руки проскальзывают под мою футболку. Я чувствую, что он пытается одной рукой расстегнуть бюстгальтер, и понимаю, что у него ничего не получается. Я жду минуту, а затем приподнимаюсь и расстегиваю лифчик сама. Он помогает мне освободиться от футболки и лифчика, а затем опять начинает расстегивать ремень. Одним движением он выдергивает его из петель, а потом расстегивает молнию. Выскользнув из джинсов, он остается в боксерских трусах и рубашке. Я пытаюсь вспомнить, заперла ли я дверь.

Я начинаю понимать, что занятия любовью – это не один или два момента. Это сотня моментов, сотня дверей, которые необходимо открыть, дверей в комнаты, в которых ты никогда прежде не бывал. Сайлас впервые трогает меня между ног. Это дверь. Я впервые прикасаюсь к его соскам. Это тоже дверь. Каждая дверь необычайно значима, и открывать их так приятно. Все двери одинаково важны, а не только самая последняя, которая на самом деле никакая не последняя. За ней есть еще одна дверь… и еще одна… Например, то, как Сайлас смотрит на меня. Как Сайлас ложится на меня. Даже боль – это дверь, которую я открываю впервые. Именно она, более всех остальных дверей, заставляет меня почувствовать себя женщиной. Я лежу в объятиях Сайласа, прислушиваюсь к этой легкой боли и думаю о том, что я превратилась в женщину.

Сайлас занимается любовью молча, и я этому рада. Я рада, что он не говорит мне ничего о любви. Это звучало бы как оплата, как будто я заслужила признание. Я предпочла бы услышать это от Сайласа где-нибудь на горной тропе, на лужайке или на перемене перед уроком физики.

Когда мы открыли почти все двери, и я лежу в объятиях Сайласа и думаю о том, что я теперь женщина, начинает звонить сотовый телефон Сайласа. Звонок разрывает тишину, и я успеваю в испуге подумать, что мы попались. Но уже в следующий момент я понимаю, что означает этот звонок. Сайлас еще не открыл телефон, а я уже знаю, что он услышит.

Скорее домой.

У овцы начались роды.