Текст книги "Измена с молодой. Ты все испортил! (СИ)"
Автор книги: Аника Зарян
Соавторы: Каролина Шевцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Глава 14
А потом мы готовим блинчики. Те самые, рецепт которых передавался у нас по папиной линии шепотом и обязательно заучивался наизусть, чтобы никто посторонний не нашел его на бумаге и не выведал секрета их эластичности и ажурного узора.
– Вика! Яйца! – командую, нацепив на голову белый поварской колпак из детского карнавального набора.
Дочь стучит ножом по скорлупе, и та, треснув пополам, с хрустом опрокидывается в миску.
– Ой! – вскрикивает малышка и лезет туда пальцами.
– Геракл, пора взбивать, – говорю сыну, когда в миске наконец остаются только белок и расплывшиеся островки желтка.
Он начинает энергично постукивать венчиком, разбрызгивая во все стороны содержимое.
– Добавляеееммм… МММ! – напеваю, ставя пустую емкость поменьше на кухонные весы.
Молоко-масло-мука! – скороговоркой подхватывают дети.
Вот так мы и готовим: я отмеряю, дочь добавляет, сын перемешивает…
– А папа не успеет? – спрашивает Вика. Потому что в формуле идеальных блинов не хватает последнего слагаемого. Жарил их всегда Карен.
– Мы сами справимся, солнышко.
И мы действительно справляемся. И наедаемся немного кривыми, чуточку рваными, но неизменно вкусными лепешками, щедро окуная их то в сметану, то в варенье и мёд. Смеемся, шутим, танцуем, кидаемся подушками. Два первоклассника и их чуть не сошедшая с ума мать.
Карен приходит поздно. Дети его так и не дождались, но будто и не расстроились. Ушли спать сытые, даже книжку не дослушали, отключились на середине первой главы. А мне на десерт оставили совершенно разгромленную кухню и гостиную.
– И что это было? – Карен разворачивает стул и садится на него лицом к высокой дубовой спинке. Прожигает взглядом, а я смотрю на него, и сердце жалостливо щемит. Когда он так успел постареть?
– Блины, – отворачиваюсь, кладу сполоснутый венчик в посудомойку.
– А до этого? – терпеливо продолжает муж.
– А до этого – ужин у твоих родителей, – говорю с ним на его же языке. Терпеливо. Принимая правила игры. Я знаю его. И знаю, как он готовится к сложным делам. Как ведет переговоры с клиентами. А сейчас он ведет самое сложное дело в своей карьере. Буквально, дело жизни.
– И теперь у нас так будет всегда? – спрашивает осторожно.
Я стою к нему спиной, но знаю, что он не сводит с меня глаз. Ищет ответ не в словах, которые я произнесу, они ему не нужны. Он хочет эмоций, жестов, любую мелочь, способную выдать меня, доказать ему, что не всё потеряно, что есть шанс. Метод косвенного допроса. Хочу крикнуть, что не осталось никаких «нас», но вместо этого даю себе чуть больше времени собраться, поэтому отвечаю, будто не понимаю, к чему он ведет:
– Ты про ужин?
– Не делай вид, что не понимаешь, – отвечает подавленно. – Я про наш брак, Ксюша.
Выбираю режим мойки и захлопываю дверцу.
– Ксюша, черт побери, посмотри уже на меня!
Делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к нему.
– Есть выход, Карен.
– Поделись, умоляю! Потому что я не вижу никакого выхода! Я только вижу, что моя жена ведет себя, как упрямая малолетка и спускает в унитаз все мои старания спасти семью!
– Он есть. – пропускаю мимо ушей его колкости, с удивлением отметив, что они меня не ранят. – Мы разводимся и перестаем мучить друг друга.
– Нет.
– Нам плохо, Карен.
– Нет, – рычит он снова. – Нет, Ксюша!
– И мне, и тебе. – подхожу к нему, беру свободный стул и сажусь напротив. – Я же вижу, как ты мучаешься. Ты на себя не похож. Нашим детям нужны и мать, и отец. Но пока я пыталась смириться, я чуть не свихнулась, Карен.
– У наших детей есть и мать, и отец, – с нажимом цедит он, рывком вскочив со стула. Потеряв устойчивость, тот с грохотом откидывается на спинку. – Выход она нашла. Я тебя никогда не отпущу!
Муж подходит ближе и нависает надо мной. Не даю ему шанса продавить меня, тут же поднимаюсь. И теперь мы смотрим друг на друга.
Прямо.
Наравне.
И начинаю с главного. Ради чего я была готова сохранять семью. Ради чего теперь хочу уйти.
– Ты хочешь, чтобы наши дети росли в такой атмосфере? Где родители грызутся, как дикие звери, сохраняя брак ради социального статуса? Ты этого им желаешь?
– Ничего этого не будет, если их мать перестанет выкаблучиваться и снова включит голову!
– Это смешно, Карен.
– Смешно то, что ты говоришь, Ксюша. – Он мягко кладет ладони мне на плечи и притягивает к себе. – Ты моя жена. Я твой муж. Мы давали клятвы у алтаря, для меня это не пустые слова! Я тебя люблю и разводиться с тобой я не собираюсь!
– О клятвах раньше надо было помнить! – убираю его руки и отступаю.
– Смени уже пластинку! – зло морщится и делает шаг навстречу.
– Ты не сможешь меня удержать. – пячусь я.
– Ты не сможешь от меня уйти. – продолжает наступать муж.
– Тогда убегу!
– Я найду, где бы не спряталась.
– Мне нужен развод!
– Это эгоизм!
– Мне нужно вернуть себе самоуважение! – упираюсь спиной в стену.
– А мне нужна моя жена! Моя! Жена! Это разговор ни о чем, Ксюша. – снова хватает меня за плечи и шипит мне в лицо. – Я задействую все связи, милая. Твое заявление не примет ни один суд. Можешь возмущаться, можешь кричать и плакать – я свое решение менять не буду.
Последнее слово остается за ним. Карен еще несколько секунд смотрит мне прямо в глаза, а затем ослабляет хватку. И тут же его руки безвольно свисают вдоль туловища. Будто он не меня удерживал, а сам держался за меня.
Я понимаю, что он устал так же, как и я.
Но он верит в то, что говорит. И я не смогу его переубедить.
Но я также понимаю, что мне уже не нужно, чтобы он согласился. Не нужно его убеждать. Потому что это только продлит агонию.
Не хочет по-хорошему – пусть!
Я всё сделаю сама. Спокойно, без суеты всё подготовлю.
Он не узнает ни о чем, пока не придет время.
Не только у него есть связи.
Глава 15
Понедельник начался с дождя. Всю ночь он лил без остановки. Неровными дорожками растекался по окнам, мягко отстукивал ритмы постепенно просыпающейся от зимней спячки природы. А к утру выглянуло солнце и, переливаясь яркими бликами в хрустале люстры, стало рисовать причудливые всполохи на потолке. Откладываю чашку кофе на журнальный столик и наблюдаю за этой игрой света, уютно устроившись в кресле в гостиной. Поистине, чудо природы – каждый год возрождаться, находя силы лишь в самой себе.
Моих сил уже хватает на то, чтобы Карен поверил в свою победу. Не сомневался, что я смирилась с мыслью сохранить брак. Я снова готовлю для всех завтраки по утрам, вожу детей в школу, улыбаюсь, когда муж приходит с работы. И даже желаю ему спокойной ночи перед тем, как уйти к себе. Он же всё еще спит в комнате для гостей, выжидает, когда падут последние баррикады, и он вернется в наше супружеское ложе.
Я не ломаю его иллюзий.
Меня это полностью устраивает.
Пусть он думает, что наша жизнь, принудительно поставленная на паузу, снова возвращается в привычное русло.
А я знаю, что та, прошлая жизнь разрушена до основания.
Медленно выдыхаю и набираю на смартфоне номер с визитки, которую передал мне папа. Сначала сохраняю его в телефонной книге, затем нажимаю на зеленую иконку.
– Слушаю! – раздается в трубке голос из детства, и я невольно улыбаюсь.
– Дядь Толик, это Ксюша, – говорю и тут же исправляюсь – вдруг не узнал? – Ксения Свердлова, дочка Виктора Свер…
– Ксюшенька! – откликается тепло, не дослушав. – Сколько лет!
– Дядь Толик, мне очень нужно с вами встретиться.
– Узнаю породу Виктора – сразу к сути, – добро усмехается он, а мне становится не по себе от своей прямолинейности. – Встретимся, если очень нужно.
Всё мое детство Анатолий Вадимович был постоянным гостем в нашем доме. На всех важных для нашей семьи событиях он был рядом.
Школьную дружбу они с папой смогли перенести через годы, и даже многолетнее проживание нашей семьи в другой стране не стало для них препятствием. Он умудрялся приезжать так часто, что мы не успевали даже соскучиться. Помню, когда мы были совсем маленькими, он по очереди сажал нас с сестрой к себе на плечи и бегал по дому под возмущенные вскрики мамы, которая боялась, что он может уронить нас с высоты своего почти двухметрового роста.
После моего замужества мы с ним виделись только на папиных днях рождения. А с тех пор, как мама почти на все праздники стала организовывать поездки, эти встречи стали совсем редкими.
И теперь, сидя за столиком в небольшом грузинском ресторане, я с удовольствием нахожу в этом пожилом мужчине напротив меня – в дорогом костюме, с белыми, как снег, волосами и добрым взглядом – родные с детства черты. Пока я делюсь подробностями того, что привело меня к нему, он расслабленно потягивает кофе.
– Да, девочка, расстроила ты меня. – говорит он хмуро, когда я замолкаю. – Я же всем вас в пример ставил. Такая семья красивая.
– Дядь Толик, я не хочу чтобы кто-то узнал о моем решении раньше времени. Карен не хочет развода. Посоветуйте мне, как быть?
– В твоем случае развод возможен только через суд, Ксюша. – Он спокойно ждет, пока официант поставит перед ним заказанный десерт, отламывает кусочек пеламуши, отправляет в рот и с наслаждением закрывает глаза. – Ты же это понимаешь?
– Да, – киваю задумчиво.
Я замужем за юристом. У меня доля в юридической фирме. И, несмотря на то, что образование у меня не юридическое, а большинство клиентов нашей фирмы – корпоративные, всё же определенные представления о том, какие тонкости существуют в семейном праве, у меня имеются.
– И ты должна понимать, что если он не захочет давать развода, тебе придется повоевать. В конечном счете, ты свою бумажку получишь – вечно тянуть он не сможет, но это тебе может стоить больших нервов. Ты готова? – спрашивает дядь Толик, озвучив мои мысли.
– Да, – повторяю я уже не так неуверенно.
– Даа, Каренчик, крепко же ты вляпался, – качает он головой. – Ксюшенька, на что ты собираешься претендовать? Дом? Бизнес?
– Я просто хочу вернуть себе покой, – отмахиваюсь от вопроса. Деление совместно нажитого имущества – очень неприятная процедура, и она неотвратима, когда распадается семья. Но я пока не готова об этом думать.
– С кем останутся дети?
– Со мной, конечно же, – ответ очевиден. Детям всегда лучше с матерью. Как бы не был зол Карен, когда узнает о моем шаге, он никогда не станет использовать против меня детей. И я тоже не буду препятствовать их с отцом общению. – Всё, что происходит – только между нами, дядя Толик. И для меня очень важно, чтобы наш развод прошел для Геры и Вики максимально безболезненно.
– Я тебя понял. Будем работать, девочка, – говорит он уверенно, затем, чуть подавшись вперед, добавляет: – Но ты как была идеалисткой, так и осталась. Если мужчина не хочет развода, он способен на многое.
– Анатолий Вадимович, вот уж не думал Вас снова увидеть, – звучит внезапно сзади. – Тем более, в такой компании.
От неожиданности я резко оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с барменом, который той ужасной ночью оказался моим собеседником. Он мне кивает, словно мы видимся каждый день, затем протягивает моему адвокату в приветствии правую руку.
– И Вам не хворать, Артём Борисович, – приподнимается дядь Толик и пожимает руку бармену.
– Приятно, и имя мое не забыли, – говорит Артём, и я явственно слышу в его голосе нотки легкой иронии.
– Вы знакомы? – спрашиваю дядь Толика.
– Сводила жизнь пару раз, – отвечает он мне в своем невозмутимом стиле.
Губы Артёма растягиваются в улыбке.
– Да уж, – ухмыляется он и переводит взгляд на меня. – Только не говори, что это твой отец.
– Он друг семьи, – говорю механически. Внутри зарождается тревога.
Место для встречи выбрал дядь Толик. И я никогда прежде здесь не бывала. Но если я так легко пересеклась в совершенно случайном ресторане с Артёмом, была вероятность увидеть и Карена, и Васю, и даже свекра – да кого угодно! Меньше всего на свете мне сейчас хочется объясняться с кем-либо.
– У жизни отличное чувство юмора, – подмигивает Артём, будто мысли мои прочитал.
– А вы здесь какими судьбами, Артём Борисович?
– Можно без отчества, – отмечает он. – Не люблю завтракать на рабочем месте. Вот, зашел быстро перекусить, а тут такие люди. Я не смог пройти мимо.
– И правильно сделал, друг мой. – кивает дядь Толик, потом обращается ко мне: – А вы?
– Случайное знакомство, – отвечаю быстро.
Не хочу, чтобы Артём сболтнул ничего лишнего. Моему адвокату эта информация не нужна, и я бы не хотела, чтобы кто-то еще знал подробности той ночи.
– Да. – Артём смотрит на меня пристально и серьезно. – Ксения Викторовна с мужем – постоянные клиенты моего бара.
«С мужем» звучит из его уст резко, неприязненно. Замечаю это, и меня вдруг охватывает сильное желание узнать, какие еще подробности о моей жизни известны этому мужчине? Как часто мой муж бывает в «Сахаре», когда я отсутствую в офисе? Приходил ли он туда с Акопян? Какой они занимали столик?
В ту ночь он знал, кто я. А я его никогда не замечала. Для меня он был безликим персоналом бара, в котором мы с мужем любили сидеть во время обеда.
– Ладно, молодежь, – прерывает неприятные мысли дядь Толик, открывая портмоне. – С вами хорошо, но мне пора. Ксюша, будем на связи.
Он оставляет на столе крупную купюру, обнимает меня по-отцовски тепло, кивком прощается с Артёмом и уходит.
– Это была не дружеская встреча, – говорит он, когда дядь Толик выходит из зала. Интересная у него манера строить фразы – утвердительными предложениями. Или он слишком проницателен, или я слишком предсказуема.
– Он мой адвокат, – почему-то открываюсь ему, хотя еще несколько минут назад не хотела об этом распространяться.
Но с ним мне спокойно. И это странно расслабляет. Он был рядом, когда я была наиболее уязвима, не оставил в одиночестве, позаботившись о том, чтобы со мной не произошло ничего… плохого. И за одно это я уже ему благодарна.
– С таким защитником я за тебя спокоен. – Он садится на опустевшее кресло.
– Ты был его клиентом?
– Лучше. Я был его оппонентом. И он оставил меня практически ни с чем. – Уже знакомая ироничная улыбка снова появляется на его лице. – Ты еще посидишь?
– Мне уже пора, – отрицательно качаю головой.
Возможно, он ждет, что я попробую узнать у него подробности, начну расспрашивать. Но я не собираюсь этого делать. По крайней мере, не сегодня.
Поднимаюсь на ноги и беру куртку с соседнего кресла. Артём тоже встаёт, подзывает официанта, чтобы тот убрал пустые чашки, затем забирает мою вещь и, подойдя сзади, помогает надеть. Делает он это настолько естественно и непринужденно, что я легко принимаю его помощь, как приняла бы ее от гардеробщика в ресторане. Ни смущения, ни неловкости. Застегиваю молнию, оборачиваю шарфик вокруг шеи. И когда я поднимаю сумочку, чтобы попрощаться и уйти, он деликатно дотрагивается до моей руки и без уже привычной моему слуху иронии или ухмылки в его мягком голосе произносит:
– Я переживал за тебя. – Его искренность подкупает. – У тебя все хорошо?
– Со мной все в порядке, правда, – отвечаю тоже искренне.
Задай мне кто-либо такой вопрос еще неделю назад, я бы не смогла на него ответить спокойно и уверенно. А теперь я вдруг нахожу в себе силы произнести эту фразу без лукавства. Со мной все в порядке… Будет.
Он кивает и отпускает мое предплечье, а я выхожу из заведения со странным чувством опьяняющей легкости. Мне бы сейчас следовало напряженно продумывать дальнейшие шаги, а я с улыбкой ослабляю петлю шарфа, потому что плюсовая погода успела прогреть воздух, и без спешки шагаю к парковке.
Смотрю на часы на экране телефона – за детьми ехать еще рано.
Домой не хочется. И меня совершенно не беспокоит, что я не приготовила ничего к возвращению мужа домой.
Сажусь в свою машину, по привычке опускаю солнцезащитный козырек, чтобы посмотреться в зеркальце.
«Оденься, сделай макияж, запишись в салон…» – всплывают в памяти голосом мамы пункты плана по возвращению к жизни. «Встречайся с подругами. Иди на работу, найди себе хобби.»
– Ну, что ж, – подмигиваю самой себе в зеркале, – начнем?
Глава 16
Однажды я прочла в каком-то серьезном издании статью о том, что человечество всегда будет смотреть на мир сквозь призму предубеждений и стереотипов. Идея подтверждалась экспериментами и закреплялась глубоко философскими тезисами. Тогда меня неприятно впечатлило то, как легко можно принизить возможности человеческого разума. А сейчас я, в лучших традициях стереотипов о доведенных до отчаяния женщинах, круто меняю жизнь.
– Девушка, мы за два часа тут точно не управимся.
Миловидная «топ-стилист» Мари – как гласит ее бейджик – накручивает вокруг пальца рыжий локон, то ли выбившийся, то ли намеренно не убранный в высокий пучок.
– А за три?
– За три можно попробовать, но, лучше за четыре. Вы же понимаете, тут смывка, тонировка, стрижка, брашинг, – жонглирует терминами девушка.
– Вы уверены, что справитесь? – уточняю на всякий случай.
– Ффф, конечно! – искусно прячет пружинку локона в волосах на макушке. – Я у самого Дубровского курсы проходила.
Пишу классной руководительнице детей, что сегодня они останутся на продленке, дожидаюсь в ответ краткого «Хорошо!». Ставлю телефон на беззвучный режим и со спокойной совестью занимаю расположенное чуть под углом, крайнее слева кресло в первом попавшемся на пути салоне с многообещающим названием «BESTиЯ». Взгляд задерживается на новогоднем декоре, сиротливо и уже будто даже неуместно свисающем с зеркальной рамки.
– Убрать не успели, – комментирует Мари и запускает пальцы в мои волосы. – Тусклые совсем. Может, фуксию добавим?
– Не в этот раз, – сдержанно улыбаюсь.
Наверное, такая же Мари лет двадцать назад уговорила мою маму на «несколько вишневых прядей».
– Как знаете, – пожимает плечами. – Посидите тут, я средства смешаю и вернусь.
В салоне никого, кроме нас и администратора-невидимки, скрытой от всех за высокой стойкой. Легкая, ненавязчивая музыка, льющаяся из динамиков, действует расслабляюще.
Откидываюсь назад и, пока жду возвращения Мари, решаю полистать сводки новостей в телефоне, но ни на чем не могу сконцентрироваться. Поэтому просто плавно смахиваю вверх ленту, невольно думая о том, как отреагирует мой мастер, узнав, что я решилась на смену образа без нее. Ждать не хотелось, а её плотный график вряд ли бы позволил мне записаться на сегодня. Столько лет она уговаривала меня хотя бы на небольшие эксперименты, но я неизменно выбирала темный каштан. Он нравился Карену и со временем стал нравиться и мне. Или я просто привыкла к отражению в зеркале. И длину сохраняла обязательно на уровне лопаток. Потому что… Потому что Карену нравились длинные волосы.
Морщусь, словно смотрю со стороны на женщину, единственным и главным критерием которой и внешне, и внутренне стало одобрение мужа. Словно это не я подогнала свою жизнь под главный стандарт «Карен одобрит».
А ведь это Я.
И я это сделала добровольно.
И теперь считаю смену цвета волос подвигом.
Бунтом.
Моей «красной помадой».
Отвлекаюсь от неприятных мыслей, когда колокольчик над входной дверью салона звонком встречает нового посетителя.
– Вера! – Эффектная брюнетка с глубоким низким голосом проходит мимо стойки прямо в зал, и тут же за ней материализуется администратор. Брюнетка говорит тихо, но от ее тона бедная девушка вся сжимается.
– Ирина Влад-димировна, – заикается она, – а мы вас позже ж-ждали.
– Судя по тому, что я тут вижу, меня вообще не ждали. – Ирина оценивающе оглядывает помещение и холодно цедит, – почему клиентка одна?
– Ну почему же одна, – обидевшись, хмурится Вера, – я-то здесь?
«У жизни отличное чувство юмора», заметил утром Артём, и сейчас я в очередной раз убеждаюсь в этом, наблюдая за происходящим в большое зеркало напротив. Или Провидение решило подыграть плану мамы. Два в одном – и в салон схожу, и с давней подругой-одногруппницей увижусь. А ведь мы, кажется, лет десять не виделись. С тех пор, как она уехала покорять Москву. Вернулась, значит?
– Ира, привет.
– Ксюша? – с сомнением смотрит Ира. Затем ее взгляд зажигается светом, и от сочившейся еще минуту назад спеси не остается и следа. – Свердлова! Ты⁈
Ира бросается ко мне, я встаю, и мы крепко обнимается, кружась и подпрыгивая, как в студенческие годы, когда радовались удачно сданному экзамену.
– Я, – улыбаюсь, а в душе такое чувство, будто в прошлое вернулась. Легкое, беззаботное.
– Ты куда пропала, Ксюша? – Ира отстраняется, но продолжает держать мои руки.
– В каком смысле? – ухмыляюсь. – Разве это я поехала столицу покорять?
– Ууууу, – тянет она, – Ты еще первый сезон «Санта-Барбары» вспомни. Это когда было, милая моя?
Я растерянно пожимаю плечами, не понимая, к чему она ведет. Ира придвигает поближе соседнее кресло и садится.
– Сядь, потеряшка ты наша. – указывает мне на мое кресло, и я послушно сажусь. – Уехать-то я уехала. Но уже несколько лет, как вернулась.
– Вот как? – меня задевает эта информация, брошенная в лицо упреком.
– Да, так. Мы с девчонками пытались с тобой связаться, но ты как сквозь землю провалилась. В соцсетях не появляешься, номеров никому не оставила. Катя говорит, видела тебя пару лет назад в парке, пыталась подойти, но ты её проигнорировала, так была увлечена беседой с какой-то кудряшкой. А мы тебя вспоминаем, между прочим.
– И часто вы встречаетесь? – спрашиваю осторожно. Всё, что я сейчас узнала, было неприятно.
Мои подруги юности продолжали встречаться, общаться, дружить. А я осталась за бортом. И моими приятельницами были только жены друзей Карена. Его друзей детства, которые тоже переехали в Россию.
И Нора.
Она стала мне самой близкой подругой. И именно с ней я могла говорить в тот день в парке, о котором вспомнила Ира. Потому что нет у меня больше ни одной «кудряшки» в окружении. Не считая бедняжки Мари, которая уже минут десять стояла и нетерпеливо стучала пальцами по миске с окрашивающей смесью.
– Раз в месяц, – улыбается Ира, – гуляем, сплетнями делимся, на детей и мужей жалуемся.
– Понятно, – киваю. Ну, конечно. Они все уже замужем, детей родили… О чем еще могут говорить женщины?
– А давай с нами! – говорит она заговорщически. – Мы на выходных в цирк как раз собираемся. Все будут очень рады тебя видеть!
– В цирк? С мужьями и детьми?
– Господи, нет, конечно же! – смотрит на меня с насмешкой Ира. – С мужьями и детьми нам цирка и дома хватает. Давай как-нибудь без них пару часов проведем. На акробатов посмотрим…
– Ирина Владимировна, можно я уже начну? – с возмущением бросает Мари, – а то времени не хватит.
Всё-всё. – Ира поджимает губы и смотрит на сотрудницу, но обращается ко мне, – оставляю тебя. Диктуй свой номер, я сохраню!
Мари начинает колдовать над моими волосами, а я устало закрываю глаза. И захлебываюсь в чувстве, что, когда-то неотъемлемая, часть моей жизни просто шла мимо, пока я целиком и полностью сконцентрировалась на семье. Даже работа, за которую я так держалась поначалу, постепенно сдвинулась на дальний план.
Сохранила фамилию в паспорте, но полностью растворилась в муже.
Добровольно.
И винить мне некого, кроме себя.
Следующие три часа пролетают в круговороте нанесения и смывания средств. Краски, маски, сыворотки. Стрижка, сушка, укладка… Я соглашаюсь убрать длину, и Мари без сожаления отстригает сантиметров пятнадцать.
– Принимайте работу, – говорит она наконец, ловко сняв с меня пеньюар.
Из Зазеркалья на меня смотрит гостья из прошлого. Повзрослевшая, с усталым взглядом, но такая знакомая Ксюша Свердлова.
Провожу рукой по светло-русым волосам, поправляю пальцами брови и улыбаюсь своему отражению:
– С возвращением, потеряшка!
Сажусь в машину и впервые за несколько часов беру в руки телефон. Он всё ещё на беззвучном режиме.
Несколько пропущенных звонков от классного руководителя детей вгоняет в жар. Разум тут же отключается, уступая место тревожной материнской панике. Дрожащей рукой нажимаю на контакт, но она не отвечает.
Гудок. Еще гудок.
Сбрасываю и набираю снова и снова по кругу, будто это бессмысленное действие ускорит желаемый результат. Глупое, стереотипное поведение испуганного человека.
А потом приходит от неё сообщение:
«Ксения Викторовна, Гера подрался на продленке, но уже всё в порядке. Не смогла до вас дозвониться. Карен Георгиевич уладил конфликт и забрал детей».
Мчу домой на полной скорости, забыв обо всем, что еще недавно волновало меня. Единственное, что сейчас по-настоящему имело для меня значение – мой сын нуждался во мне, а до меня не смогли дозвониться.
Небрежно паркую машину и забегаю домой.
Почему-то в гостиной выключен свет. Сразу замечаю, что обуви детей нет в прихожей. Господи, что происходит?
Прохожу вперед. Замечаю какое-то шевеление за шторами. Они с резким шумом раздвигаются.
За ними стоит Карен. В пальто и уличной обуви.
Разглядывает меня внимательно, медленно, снизу постепенно поднимая взгляд вверх. Долго смотрит на моё лицо, волосы… Он замечает сразу.
Улыбается рассеянно.
– Карен, где Гера? – с трудом узнаю свой голос.
– С Герой всё в порядке, джана, – отвечает он, смеясь. – И с Викой все в порядке. Я смотрю, и с тобой всё хорошо, да? Волосы, вот, красишь… На звонки не отвечаешь… Настолько хорошо, что ты совершенно забыла, что семья должна всегда быть на первом месте?
Хочу ответить ему резкостью, но он делает шаг ко мне, и я понимаю, что мой муж пьян.
