Текст книги "Болгарские народные сказки. Том 1"
Автор книги: Ангел Каралийчев
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
НЕДОТЕПА
Жила-была на свете одна женщина, и уж такая была она недотепа! Муж ее трудился с утра до вечера, а она всё слонялась по двору без дела.
– Жена, – сказал как-то муж, – сшей мне рубаху, старая совсем износилась.
– Не одну, а целых пять сошью, – ответила жена.
Взяла она полотно, которое ткала ее мать, и пошла в лес. Набросила полотно на куст шиповника и сказала:
– Шиповник, шиповник, сшей моему мужу пять рубах!
В это время налетел ветерок, качнул ветки, они зашелестели: «Хо-о-ро-о-шо-о!»
Женщина обрадовалась и пошла домой. В это время по дороге мимо куста шиповника шел прохожий, увидел белое полотно, взял его и пошел дальше. На другой день женщина пришла к кусту и спросила:
– Шиповник, шиповник, готовы рубахи?
Куст молчал.
– Куда же ты дел мое полотно?
Куст опять ничего не ответил.
– Ну, хорошо же, я тебе покажу! – пригрозила недотепа, схватила палку и давай бить куст. Била, била, устала, пошла домой за мотыгой, чтобы выкопать куст. Копала, копала и выкопала горшок с золотыми монетами. Наклонилась, сунула в горшок руку, загребла горсть монет и говорит:
– Ого, какое крупное просо!
Понесла она горшок домой. Идет и еще издали кричит мужу:
– Эй, муженек, иди посмотри, какое просо я нашла, – сгодится весной цыплят кормить.
Муж вышел, видит: в горшке золотые монеты. Надумал он спрятать их от жены подальше, как бы она соседям не раздала.
– Жена, – сказал он. – Видишь вон то облако? Пожалуй, быть граду. Давай-ка я тебя спрячу, не то тебя еще убьет.
– Спрячь меня, муженек, очень я боюсь града, – испугалась жена.
– Только где ты меня спрячешь?
– Выкопаю яму, ты залезешь в нее и будешь там под рогожкой сидеть, пока град не пройдет.
– Ладно, – согласилась жена.
Выкопал муж яму. Посадил туда жену, сверху рогожку накинул, а на рогожку полкрынки ячменя высыпал. Сбежались куры, застучали клювами по рогоже, а жене казалось, что идет град.
«Ну и крупный же, видно, град идет», – подумала она и прильнула глазом к дырке, чтобы поглядеть. Одна курица, увидав блестящий глаз, вытянула шею и клюнула. Осталась женщина с одним глазом. А муж, пока она сидела в яме, спрятал горшок с монетами в амбаре.
Выбралась из ямы недотепа, вышла на улицу и ну хвалиться:
– Выкопала я горшок с просом – зернышки, как колесики! Догадались соседи, что недотепа нашла золотые монеты, и рассказали судье об этом. Судья позвал к себе мужа и жену. Сначала спросил жену:
– Какое ты просо нашла?
– Желтое, зернышки, как колесики.
Судья вытащил из кошелька золотой.
– Такие?
– Такие.
– А когда ты их нашла?
– Когда шел большой град, и тебе, и мне глаз выбило. (Судья был кривой на один глаз).
– Видишь, судья, что за недотепа. Никаких монет она не находила, – сказал муж.
Судья поверил мужу и отпустил их.
На следующий день муж пошел на ниву. Тут в село въехала телега, груженная глиняными горшками. Гончар шел рядом с телегой и кричал:
– Горшки продаю!
Вышла одноглазая недотепа и спросила:
– Почем продаешь?
– Отдаю горшок за крынку пшеницы.
Женщина взяла крынку, пошла в амбар за зерном. Разгребла пшеницу, наткнулась на горшок с золотыми.
– Ну и везет же мне! – сказала она. – Нашла свое просо. Дам-ка я гончару вместо пшеницы проса.
Наполнила она крынку монетами и понесла гончару. У того при виде золота глаза разгорелись, схватил он крынку, высыпал монеты в суму и кинулся прочь, забыв и про телегу, и про волов, и про горшки.
– Ох, и глупый же гончар! – засмеялась недотепа. Сгрузила она горшки с телеги, повесила на колышки плетня. Для всех место нашлось, только один, надбитый, некуда деть.
– А ну-ка, подвиньтесь! – крикнула глупая баба горшкам.
Горшки не шелохнулись.
– Подвиньтесь, не то переколочу!
Но горшки и не думали двигаться. Тогда она схватила палку и переколотила все горшки. А потом повесила надбитый горшок на самый высокий кол, села посреди двора и стала горланить песни.
МУДРЫЙ СТАРИК
Один жестокий царь велел казнить всех старых людей в своем государстве.
– Какая от них польза? – сказал он. – Они не пашут, не жнут и дров не колют. Только хлеб едят да всем в доме мешают. Без них жить будет легче.
Засучили рукава царские палачи и отрубили головы всем старым людям. Только один старик остался в живых. Сын его, знатный боярин, пожалел отца, спрятал в надежном месте и кормил тайком от всех. А у этого жестокого царя был норовистый вороной конь, к которому никто не смел подойти: он лягался, кусался, ездоков с себя сбрасывал. Прослышал царь, что в столице его живет одна хитрая знахарка, и велел позвать ее во дворец. Стал он спрашивать ее, не знает ли она, как укротить норовистого коня.
– А вот как, – ответила знахарка. – Прикажи, царь-государь, своим боярам ссучить веревку из песка. Стоит только связать твоего коня этой веревкой, и он сразу же сделается смирным, как овечка.
Царь почесал себе затылок и созвал бояр.
– Слушайте, бояре, что я вам приказываю! – сказал он. – Завтра же принесите мне веревку из песка. Если не принесете, я велю головы вам отрубить!
Разошлись бояре по домам невеселые. Никто не знал, как ссучить из песка веревку. Среди бояр был и тот, который спас жизнь своему отцу. Когда он вернулся домой, пригорюнившись, старик спросил его:
– О чем кручинишься, сынок?
Рассказал ему боярин, чего царь требует.
– Только-то и всего? Не тужи. Когда вы придете завтра к царю и он спросит: «Ну как, выполнили мое приказание?» – ты отвечай: «Царь-государь, мы готовы ссучить из песка веревку, да не знаем какую – толстую или тонкую, желтую или красную. Покажи нам такую веревку, какая тебе нужна».
На другой день, услышав умный ответ, царь кивнул головой и сказал:
– Это вы правильно говорите, я должен показать вам веревку, да мне неоткуда ее взять.
И помиловал всех бояр.
В то лето случилась страшная засуха. Всё погорело: и травы, и плоды. Реки и колодцы пересохли. Амбары опустели. Даже для посева не осталось ни зернышка. Хоть с голоду помирай. Закручинился народ. Призадумался и царь. Опять созвал своих бояр.
– Что хотите, то и делайте, но завтра же скажите мне, где достать зерна для посева, не то – мой меч, ваши головы с плеч!
Пуще прежнего опечалились бояре, ума не приложат, где зерна найти. Увидал старик-отец, что сын его голову повесил, и спросил, какая беда с ним случилась.
– На этот раз, батюшка, и ты нам не поможешь.
– Почему?
– Потому что царь требует с нас зерна для посева, а его днем с огнем не найдешь.
– Не печалься, сынок. Как явитесь вы завтра к царю, ты скажи ему, чтобы велел крестьянам муравейники во всем царстве разворошить. Муравьи после людей каждое зернышко подбирают и к себе приносят.
Так оно и вышло. Разворошили крестьяне все муравейники на полях, и в каждом по мешочку зерна набралось. Удивился царь и спросил боярина, который отца своего укрывал:
– Скажи, кто тебе этот мудрый совет дал?
– Не смею сказать, царь-государь, ты велишь меня казнить.
– Обещаю, что волос не упадет с твоей головы, скажи!
Боярин всё и рассказал: как отца своего, против царской воли, от лютой смерти уберег и как тот своими советами помог ему.
Тогда вышел новый закон: старых людей не трогать, а, встретив на улице, дорогу им уступать.
НЕЗАДАЧЛИВЫЙ МУЖ
Наступила осень. Пожухла трава на полянах, пожелтели листья на деревьях. Журавли полетели к югу, закурлыкали высоко в небе…
– Вставай, муж, пора озимые сеять, зима не за горами! – сказала расторопная жена своему ленивому мужу.
– Погрузи на телегу соху, семена, запряги волов, тогда встану.
Жена высыпала в мешок пять мер пшеницы, погрузила на телегу мешок и соху и повела волов к воротам. Муж уселся на телегу и отправился в поле. Прибыв на место, остановился под сливой, что росла посреди поля, распряг волов, перекусил и принялся пахать. Провел одну борозду, высыпал на нее всю пшеницу, – засыпал землей.
– Ну, дело сделано, – сказал он. – Полежу немного в тенечке, что-то солнце сильно пригревает.
Лег он под сливой и хотел было вздремнуть. Но какая-то назойливая муха все жужжала над головой, мешала заснуть.
«Хорошо здесь. Вот только если бы кто муху прогнал, можно было бы выспаться всласть», – подумал лентяй.
На его счастье муха улетела.
Зевнул он раз, другой и заснул. Проспал до заката. Вечером приехал домой, а жена и спрашивает, сколько он вспахал и засеял.
– Две борозды, – ответил муж, – завтра дойду до сливы.
На другой день всё повторилось, и на третий тоже. Рассердилась жена. На четвертый день сама поехала в поле сеять, а мужа оставила домовничать. Выезжая со двора, наказала ему прополоскать белье в реке, набрать корзину спелых груш и не спускать глаз с наседки да с цыплят, чтоб не утащил их коршун, который целыми днями кружился над селом, высматривая добычу.
«Дай-ка покажу жене, как я ловко управляюсь по хозяйству», – подумал муж и принялся за домашние дела.
Первым делом переловил цыплят, взял крепкую веревку, одним концом связал им всем лапки, а другой привязал к лапке наседки.
– Ну, теперь никакой коршун не страшен! Пусть попробует украсть цыпленка! – сказал мужик и сам подивился своему уму. Потом взял белье и отправился на реку. На берегу он вдруг вспомнил, что забыл набрать корзину спелых груш, положил белье в воду и поспешил домой. Не успел нерадивый мужик скрыться за холмом, как к берегу подъехал странник верхом на осле. Увидев белье, которое плыло по реке, он сказал:
– Ай да река! Какой подарок мне посылает!
Оглянувшись по сторонам и увидев, что вокруг никого нет, он выловил белье, сел на осла и уехал. А рачительный хозяин, придя домой, перво-наперво, решил накормить цыплят. Взял миску с просом и пошел во двор звать наседку. Звал-звал – нет наседки. Глянул вверх, видит: летит большой коршун, в когтях держит наседку, а под нею висит связка цыплят. Ни дать, ни взять – змей, каких запускают дети.
– Ох, беда! – заохал мужик. Погоревал, посетовал, да и пошел к грушевому дереву. Груша была невысокая, но сучковатая. Глянул мужик вверх, почесал затылок, призадумался: «Что делать? Полезешь на грушу – чего доброго весь исколешься, срублю-ка я лучше дерево и оборву груши!»
Сказано-сделано. Схватил мужик топор и давай рубить, до самого обеда рубил. С треском рухнула груша посреди двора. Взял мужик корзину, начал собирать груши и вдруг вспомнил про белье. Бросил корзину с грушами и побежал к реке. А белья и след простыл.
– Ну, после стольких трудов да беготни и вздремнуть не грех, – сказал нерадивый хозяин и лег под вербой. Спал, пока не взошел месяц. Потом встал, протер глаза, зевнул и пошел в дом.
Жена встретила его с коромыслом в руках:
– Где белье?
– Река унесла.
– Где наседка с цыплятами?
– Да я, знаешь, привязал цыплят к наседке, а коршун взял да и утащил их вместе с веревкой.
– А грушу кто срубил?
– Я.
– Ах ты, простофиля! Вон из дома: Вовек бы мне тебя не видать! – закричала жена и замахнулась на него коромыслом.
Прогнала она мужа, заперла дверь.
Пошел мужик куда глаза глядят. Идет, спотыкается в темноте, а сам знай твердит:
– Вон! Вон! Вон!
Шел он, шел, на рассвете дошел до реки. Смотрит, под мостом два рыбака тянут сети. Мужик свесился с моста – ему было любопытно посмотреть на улов, – а сам все бормочет:
– Вон! Вон! Вон!
Рыбаки вытянули сети, глядь, – а в них ни одной рыбешки.
Рассердились тут рыбаки, взбежали на мост и ну мужика колотить.
– За что вы меня бьете? – кричит он.
– Не говори: «Вон!» В следующий раз кричи: «Таскать вам, не перетаскать!»
Вот мужик дальше идет и бормочет:
– Таскать вам, не перетаскать!
А тут, как назло, на дороге показалась похоронная процессия. Позади телеги, на которой стоял гроб, шло человек двадцать в черной одежде.
Мужик наш тут как гаркнет:
– Таскать вам, не перетаскать!
Услышав такие слова, люди рассердились, поколотили незадачливого мужика и на прощанье сказали:
– Это тебе наука, в другой раз говори: «Вечная память!»
Пошел наш мужик дальше.
Шел, шел, пришел в село. Слышит: волынки заливаются, барабан грохочет. На улице показалось свадебное шествие. Впереди шли музыканты, за ними – жених с невестой.
Мужик как закричит:
– Вечная память! Вечная память!
– Кому «вечная память», дурья башка? – рассердился жених и ну его колотить. – Мне или невесте? В другой раз будь умнее, бросай шапку оземь, а сам приплясывай и кричи: «Гоп-ля-ля! Гоп-ля-ля!»
Вышел мужик из села и побрел дальше. Спустился в долину, видит: навстречу едет телега, полная доверху глиняных мисок и горшков. В телегу впряжены молодые бычки. Завидев телегу, наш мужик бросил шапку оземь и принялся плясать, выкрикивая:
– Гоп-ля-ля! Гоп-ля-ля!
Бычки испугались, шарахнулись в сторону. Телега перевернулась, от горшков и мисок остались одни черепки. Схватили гончары дурака за шиворот и давай учить уму-разуму:
– Ты бы лучше сорвал пучок травы, протянул бычкам и сказал: «На, бычок, ешь!»
Пошел мужик дальше, видит: две старушки сидят на припеке, дремлют и тихонько разговаривают. Он сорвал пучок травы, сунул одной старушке под нос и говорит:
– На, бычок, ешь!
Старушка как замахнется, да как огреет его клюкой.
– Ты что это, негодник, вздумал над нами смеяться! – крикнула она сердито. – В другой раз увидишь старушек вроде нас, сними шапку да поклонись.
– Ладно, – ответил мужик и пошел дальше.
К вечеру добрался до села. Видит: у околицы две собаки дерутся из-за кости. Наскакивают друг на друга, рычат.
Мужик, не долго думая, снял шапку и поклонился. А собака, как ухватит его за ухо. Закричал бедняга, отбежал и сел в сторонке. Оторвал от рубахи лоскут, перевязал себе ухо.
Проходил мимо крестьянин с косой на плече.
– Почему это у тебя ухо перевязано? – спрашивает.
Мужик рассказал ему про свою беду. Косарь рассмеялся.
– Нечего было совать голову в собачью пасть. В другой раз, как увидишь такое, хватай палку и бей!
– Так и сделаю! – ответил мужик, встал и пошел дальше. Смотрит: у ворот двое детей играют в кости.
Мужик тут выдернул из соседнего плетя кол да как замахнется. А отец мальчишек увидел это, прибежал, выхватил у мужика кол и закатил ему оплеуху.
– Ты в своем уме? – закричал он. – Что тебе сделали дети? Чем колом замахиваться, лучше бы достал из кармана денежку, дал им и сказал:
– Возьмите, детки, купите себе по калачику!
Пошел злополучный мужик дальше, вышел за околицу. У дороги рылась в навозе свинья. Увидела мужика, подняла голову и захрюкала:
– Хрю-хрю-хрю!
– Что? – спросил тот. – Денежку хочешь? У меня в кармане ломаного гроша нет, а ты денежку просишь! – Пнул свинью ногой и пошел дальше.
Надоело мужику бродить по белу свету. Он подумал, что жена его уже давно простила, воротился домой и, выбросив дурь из головы, начал трудиться не покладая рук.
ПРО ДВУХ УБОГИХ
Отправились в дорогу двое убогих. Один был слепой, а другой безногий. Подошли они к реке и остановились на берегу. Безногий и говорит:
– На тот берег нам не перейти: моста нет, река глубокая, а мы убогие и наверняка утонем.
Задумался слепой, а потом попросил своего товарища:
– Посмотри-ка хорошенько, нет ли поблизости брода?
– Брод-то есть, вон там, у излучины, да течение очень сильное, и для того, чтобы переправиться, крепкие ноги нужны.
– Отведи меня туда! – велел слепой товарищу.
Тот взял его за руку и повел. Когда подошли к речному броду, слепой сказал:
– У меня ноги крепкие, а у тебя глаза зоркие. Садись мне на спину и говори, куда ступать. Я тебя перенесу через реку.
Сказано-сделано. Так, помогая друг другу, убогие переправились через реку и пошли себе дальше.
ИВАНКА И МАРИЙКА
Осталась Марийка круглой сиротой и пришлось ей идти в услужение к одним богачам. От зари до зари гнула она спину, а хозяйка давала ей на обед одни черствые корки, а на ужин – хлебные крошки, что со стола сметала. Хозяйская же дочка Иванка до полудня на перинах пуховых потягивалась и ничего не делала.
И задумала Марийка уйти от хозяев куда глаза глядят. Ночью, когда все уснули, взяла она свою прялку, кудель да веретено и тихонечко выбралась из господского дома. Зашла в лес. Долго брела по дремучей чаще, выбилась наконец из сил, присела под дубом, положила голову на мягкий мох и крепко заснула.
Проснулась она поздно. Оглянулась – вокруг ни души. Только в густой листве птичьи голоса слышны. Стала Марийка пробираться сквозь лесные заросли и вдруг видит – стоит среди деревьев домик, весь мхом зарос.
Отворила она дверь и вошла в него. Присмотрелась – никого нет, огонь в очаге не горит, а вся постель разбросана. На полке стоят семь горшков, и крышки у них крепко завязаны. Не привыкла Марийка сидеть сложа руки, поставила она прялку в угол, засучила рукава и начала прибирать в домике. Постель постелила, пол подмела, в очаге огонь развела, уселась возле него и принялась прясть. Хотелось ей узнать, что в горшках, но заглянуть в них она не посмела.
Вдруг – туп-туп! – ввалилась в домик его хозяйка, старая косматая медведица, и зарычала сердито:
– Что тебе здесь надобно?
Но как только увидела медведица, что в домике всё прибрано, смягчилась, уселась рядом с Марийкой и стала ее расспрашивать, зачем та в лес к диким зверям пришла.
Рассказала Марийка ей про свою жизнь горемычную.
Медведица вздохнула и покачала головой. Потом указала лапой на кудель и спросила:
– А это что?
– Конопля, – ответила Марийка.
– Откуда вы ее берете?
– Сеем.
– А как сеете?
Марийка набрала в горстку золы из очага, вышла за дверь и рассыпала золу.
– Вот так! – сказала она.
– А потом? – спросила медведица.
– Потом мы собираем ее, в речке мочим, треплем, чешем…
– Как это делается?
Марийка протянула руку и стала легонько чесать густую медвежью шерсть.
Приятно стало медведице, зажмурилась она и уснула, а проснувшись, сказала Марийке:
– Ты славная девочка. Я бы оставила тебя помогать мне по дому, да кругом лес, дикие звери, боюсь, как бы они тебя не обидели. Возвращайся-ка лучше к людям. А в награду за то, что прибрала ты у меня, я дам тебе один из моих горшков. Выбирай!
Марийка выбрала было самый маленький, но медведица дала ей самый большой.
– Откроешь его, – сказала она, – когда домой вернешься.
Марийка взяла горшок, поклонилась медведице и ушла. Но, придя в село, не вернулась к хозяевам, а прямиком отправилась в ветхую отцовскую лачугу, в которой она родилась и в которой теперь никто не жил. В дороге Марийка сильно проголодалась и, думая, что в горшке мед, развязала его, сняла крышку и сунула в него руку, но вместо меду вытащила горсть золота. Девочка очень обрадовалась, поскорее побежала на базар и накупила всякой всячины. Стала она жить да поживать, бедным людям помогать.
Прослышала об этом ее хозяйка, пришла к ней в гости и ну допытываться, откуда у нее горшок с золотом. Марийка всё ей рассказала.
«Пошлю-ка я и мою Иванку, пусть она принесет мне горшок побольше!» – подумала хозяйка. Вернулась домой и стала собирать дочку в дорогу. Нарядила ее, словно на праздник, дала прялку и мягкую, как шелк, кудель, а затем отвела в лес.
Идет Иванка дремучим лесом и на чем свет стоит медведицу клянет за то, что та в такую глушь забралась. Наконец подошла к домику, который весь мхом зарос, толкнула дверь ногой и вошла в горницу.
– Фу, как скверно пахнет! – поморщилась она и начала всюду свой нос совать.
Открыла сундуки, под кровать заглянула, наконец, увидала на полке горшки, подставила скамеечку и потянулась к ним. Только она развязала первый горшок, как вдруг за ее спиной кто-то проревел страшным голосом:
– Кто тебе позволил в мои горшки лазить?
Иванка выронила крышку, повернулась и, увидя медведицу, так и обмерла. Забилась в угол и застучала зубами от страху.
Медведица заметила, что в домике всё вверх дном перевернуто, но ничего не сказала. Прибрала всё, развела огонь и, усевшись возле очага, подозвала Иванку. Посмотрела на ее кудель и спрашивает:
– Что это?
– Шерсть, – отвечает Иванка.
– Откуда вы ее берете?
– Овец стрижем.
– А как вы их стрижете?
Иванка положила веретено, сняла со стены ножницы, схватила медведицу за хвост и – чик! – полхвоста отрезала.
– Вот так!
Подскочила медведица, заревела от боли, вцепилась передними лапами в волосы Иванке и ну ее таскать, как прежде Иванка таскала за волосы Марийку.
– Ой-ой-ой! – запищала Иванка.
– Вон! Вон отсюда! – зарычала медведица на обидчицу. – Убирайся из моего леса, не то разорву на клочки!
Иванка выскочила за дверь, но тут же вспомнила про горшок и вернулась.
– Дай мне горшок! – крикнула она.
Медведица сняла с полки горшок, что был завязан крепче других, и сунула Иванке. Та схватила его и во весь дух побежала в село.
Мать чуть не расплакалась от радости, увидя горшок.
– Ах, умница, ах, разумница, сколько золота принесла!
Заперла богачка дверь, закрыла окно ставнями и дрожащими руками сняла крышку с горшка. А оттуда роем вылетели осы и набросились на жадную женщину и ее злую дочку. Искусали их так, что они сами на себя не похожи стали. Целых три недели людям на глаза не показывались.