Текст книги "Одержимые"

Автор книги: Анджей Пшипковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Преследовал? Каким образом? Угрожал?

– Нет, никогда. Говорил милые словечки и тому подобное. Но по-настоящему я познакомилась с ним только на Сардинии, где он тоже проводил отпуск.

– Минутку. Вы поехали с ним в тот день. Куда?

– Не поехала. Он высадил меня из машины, проехав несколько метров. Я тотчас же вернулась домой.

– Синьорина Пирелли, – в тоне вежливого министра прозвучал упрек, – вы нам не говорите всего до конца. Прошу мне верить, что любая деталь в операции по спасению вашего отца имеет громадное значение.

– А что наши отношения с Рико имеют общего с отцом? Копаетесь в моих личных делах. Это к делу не относится.

– Пока мы не знаем. Чтобы в этом убедиться, мы просим вас сотрудничать с нами. Отсюда все наши вопросы. На этой стадии любая мелочь имеет значение.

Дальнейший допрос превратился в бесконечное обсуждение всех деталей ее отношений с Рико. Моника чувствовала себя загнанной в угол, она не могла избавиться от мучительного чувства, что и ее тоже в чем-то подозревают.

После двух часов таких мучений наконец она услышала от министра:

– Мы вам очень благодарны за беседу. Уже сейчас я могу сказать, что вы нам очень помогли. Самое время вам сейчас немного отдохнуть. К сожалению, мы не можем отвезти вас домой. Беспокоимся за вашу безопасность. Мы предлагаем вам погостить в доме семейства Павези. Там вы будете в полной безопасности.

Моника согласно кивнула головой. Рудольфе Павези был компаньоном отца и в последнее время почти самостоятельно управлял адвокатской фирмой. Синьора Павези, женщина скромная и тихая, избегающая светской жизни, умела хранить молчание.

– И еще одно, господин министр. Как вы знаете, единственным близким мне человеком сейчас является Рико. Завтра, послезавтра он вернется в Милан. Если он не застанет меня дома…

– Прошу вас не беспокоиться, мы известим господина Фабиани о месте вашего пребывания. Он будет иметь возможность увидеться с вами сразу же после приезда.

12

Профессор Замбетти сегодня определенно был в плохом настроении. Он отругал ассистента, отказался присутствовать на заседании ученого совета, заявив, что не может прервать опыты, накричал по телефону на Конни, чтобы она ему не морочила голову, поскольку он не знает, в каком часу вернется домой, и в конце концов закрылся у себя в лаборатории. Это был третий день проводившейся операции объединенных сил безопасности против «Огненных бригад». До сих пор все шло согласно плану и без помех. Группа «21» безукоризненно выполнила задание, а ее члены проявили высокую дисциплинированность. Судя по сообщениям прессы, полиция действует вслепую и не напала ни на один след. Одновременно чувствовалось, что все ждут дальнейшего развития событий.

Беспокойство Тангенса вызывал сейчас Рико Фабиани. Только его фамилия появилась в печати. К счастью, его не связывали с террористической деятельностью, но зато подчеркивали близкое знакомство Фабиани с дочерью похищенного сенатора и исчезновение обоих за день до похищения Пирелли. Спекуляции бульварной прессы, готовой ради сенсации раскопать даже мельчайшие подробности жизни этой пары, вызвали опасения Тангенса. Сегодня ночью должен состояться первый допрос Пирелли, и пленки с записями показаний сенатора окажутся в руках профессора. Тангенс машинально взглянул на стеллаж, заставленный плоскими картонными коробками, содержащими магнитофонные записи радиосигналов. Этот богатейший архив, являющийся неоценимым подспорьем в научных исследованиях, был идеальным местом для хранения материалов допросов. Итак, с завтрашнего утра ему предстоит заниматься очень важным делом, которое займет довольно много времени. В результате этих допросов появятся новые сообщения в печати и будет намечено направление по дальнейшей обработке пленника. Железное правило не делать никаких записей требовало постоянного напряжения мысли.

В самое ближайшее время ему не следует встречаться с Фабиани. Так было решено. И все же нужно внести поправку в принятый план. Изменение будет касаться только одного – Фабиани не должен участвовать в допросах. Если существует хоть капля сомнения, следует скрыть от него место, где содержится сенатор. Комендант никак не может освободиться от подозрения, что Рико стремится к чему-то, о чем не знает он – создатель и руководитель всей этой подпольной организации. Поведение Рико во время решающего разговора на озере явилось сигналом того, что этот человек старается не только влиять на направление деятельности организации, но и непосредственно руководить самой этой деятельностью. Какой же выход? Его нужно убрать. Как и когда это сделать, Тангенс решит в ближайшие дни.

Комендант самой опасной в Италии террористической группировки почувствовал облегчение. В такой работе сомнения решаются однозначно. Не было и не будет места для кропотливого поиска правды. Целью является уничтожение, сеянье страха, неуверенности. Деморализовать аппарат власти так, чтобы эти люди не знали покоя ни днем, ни ночью. Их семьи должны жить в постоянном, парализующем страхе. И тогда они не в состоянии будут осуществлять власть. Испытывает ли Фабиани такую же ненависть, как Тангенс? Деньги, канал для переброски оружия и боеприпасов – все это действует бесперебойно. А если? Если все это было лишь подготовительной работой для уничтожения его организации?

Нет, это не полиция, не итальянцы, хотя бы даже самые продажные политики. Тут что-то более опасное. Но ломать себе над этим голову ему сейчас не хотелось.

Он открыл дверь и отправился к директору института.

– Не сердись, что я не пришел на заседание, – сказал он. – Я на последней стадии исследований, с завтрашнего утра приступаю к подведению итогов. Пан или пропал, сам понимаешь.

– Ты собрал уже все материалы?

– Почти. С тридцати перехватывающих станций в южной системе и с сорока пяти – в широтной.

– Много работы. И ты хочешь это сделать один?

– Не один. Ведь в моем распоряжении компьютер. Что касается ассистентов, то я предпочел бы как раз к этой работе их не допускать. Заложат в память компьютера какую-нибудь неточность – и пропала работа.

– Ну вот, и ты уже страдаешь той же самой болезнью, что и я? Антипатия к юнцам. – Он приложил шутливо палец к губам. – А вдруг нас здесь кто-нибудь подслушивает?.. Вот люди, которым общество доверило воспитание и обучение молодого поколения. Так разве может в нашей стране быть хорошо, профессор Замбетти?

Они рассмеялись. В институте царила прекрасная дружеская атмосфера. Директор, который был чуть старше Тангенса, не вмешивался в работу своих сотрудников. Замбетти вдруг почувствовал сожаление, что по отношению к этому человеку ему приходится быть двуличным, что нельзя сказать ему прямо: «Старик, я тебя обманываю, уже давно научная работа является лишь ширмой, меня интересует совсем другое».

– Пообедаешь со мной? – неожиданно предложил директор.

– С удовольствием бы, но дело в том, что сегодня я обедаю дома. Конни только что звонила…

– И американская кухня удовлетворяет твой привередливый итальянский желудок?

– Представь себе, что да. Правда, по-американски она готовит только мясо, а остальное – это уже наша кухня, вот я и доволен.

– Счастливчик! Моя супруга хоть и итальянка, но не балует меня домашними обедами.

Они собрались уже было выходить, как вдруг в дверях появилась секретарша института.

– Синьор профессор, пришел какой-то господин из полиции, говорит, что по срочному делу.

– Из полиции? – удивился директор. – Только этого еще не хватало в храме науки. Прошу, пусть войдет.

– Комиссар Зоннтаг, – представился прибывший. – Прошу меня извинить, что беспокою вас, профессор, но… – Тут он посмотрел на Замбетти, и директор поспешно пояснил:

– Профессор Замбетти, мой заместитель.

– В таком случае до свидания, – сказал Тангенс и слегка поклонился.

– Вы можете остаться, профессор. Я пришел предупредить вас, что в ближайшее время на территории института будут находиться мои люди. Они не помешают вам в работе, мы позаботимся об этом. Хотим убедиться, что никто из студентов не принимает участия в деятельности экстремистских группировок, которые в последнее время доставляют нам столько хлопот. Я получил уже согласие ректора.

– Есть какие-то подозрения?

– Не в подозрениях дело. Просто для профилактики. Это в общем-то относится к студенчеству в целом, и не только вашего института.

– Ах, так… Ну что же, не очень-то приятно быть объектом полицейского наблюдения. Вы позволите, прежде чем высказать свое мнение, я еще посоветуюсь с ректором?

– Пожалуйста, господин профессор. Однако я хотел бы заметить, что эти действия мы предпринимаем в чрезвычайной ситуации.

– Что это значит?

– Мы обязаны выполнить свой долг, независимо от мнения руководства института, хотя, как я уже сказал, мы получили согласие ректора.

– Вы не считаете, господин комиссар, что при отсутствии доброй воли такое заявление можно было бы признать невежливым? Однако мы не страдаем отсутствием доброй воли. Правда, профессор Замбетти?

Замбетти кивнул головой. Сохраняя каменное выражение лица и глядя в глаза комиссару, он сказал:

– Коли дело обстоит так, как вы говорите, то ваш визит является излишним.

– Не совсем так. Я хотел бы попросить, чтобы известие о деятельности наших сотрудников в институте вы согласились объявить публично.

– А вы будете наблюдать за реакцией молодежи. Неплохо придумано, ничего не скажешь. Есть ли у вас еще какие-нибудь поручения? – спросил директор института. – Если нет, то позвольте нам удалиться на обеденный перерыв.

Комиссар поклонился и молча вышел.

– Это неслыханно! – сказал директор. – Видишь, к чему приводит работа террористов? К нарушению существующих веками университетских прав. Я буду протестовать!

Он схватил телефонную трубку и начал набирать номер. Замбетти, уже стоя в дверях, сказал безразличным тоном:

– Протестуй. Пока эти господа не будут мешать моей работе, их присутствие в институте мне безразлично.

С десятиминутным опозданием Тангенс появился в битком набитом людьми ближайшем ресторане. Пока комендант протискивался к столику, который занимал его связной, он по пути сделал заказ официанту. Почти сразу же ему подали тарелку макарон, политых томатным соусом с кусочками молотого мяса. Занятый едой, Тангенс производил впечатление человека, пришедшего в обеденный перерыв отдохнуть. На самом деле нервы его были напряжены до предела.

– Вино? – спросил официант за спиной и, не ожидая ответа, поставил графин перед профессором.

Царивший в помещении шум благоприятствовал интимной беседе. Тихий разговор не могли услышать уши посторонних.

– Со вчерашнего дня отмечено повышенное внимание полиции к Фабиани, – докладывал связной. – Следят за его бюро, на помощь призвали налоговую полицию. Сам он сегодня должен вернуться. Его могут задержать, если найдут что-нибудь незаконное. Наша квартира в порядке. Сегодня ночью допрос согласно инструкции. Пленки доставлю в институт завтра утром.

– Нет. В институте шпики. Я сам заберу их у тебя. Восемь утра, бар «66», вариант «папка».

Это означало замену одинаковых папок, неоднократно ими проверенный способ.

– Хорошо. Буду в восемь. С Корой я договорился в «Станде», как было условлено. Что-нибудь еще передать?

– Им не надо. Пусть действуют как договорились. Зато «Семинариста» предупреди. Пусть не является на встречу с Рико. Прервать с Фабиани всякую связь. В случае, если он сам начнет ее искать, не проявлять инициативы и тотчас же сообщить мне.

– Это значит, что отменяется «Паром», да?

– Я, кажется, выразился ясно. «Парома» не будет.

Итак, он принял окончательное решение: Рико не узнает, где содержится сенатор, и, само собой, не будет принимать участия в допросах.

– Известишь Кола́, – продолжал профессор, – чтобы он был готов. Новое сообщение он получит в три часа пополудни. В четыре оно должно быть доставлено в «Коррьере делла Сера». После того как задание будет выполнено, отошлешь Кола́, пусть сидит и ждет вызова. На его место введешь «Барана». Это все.

Связной отставил тарелку и позвал официанта.

– Три тысячи восемьсот, – сказал официант и тут же получил четыре банкнота по тысяче лир каждый.

Связной покинул общество профессора, попрощавшись с ним обычным «чао». Здесь его знали как приятеля профессора и корреспондента римской газеты, кем он и был в действительности, работая для небольшого либерально-демократического журнальчика.

Едва самолет поднялся с парижского аэродрома, стюардессы, как обычно, разнесли газеты и напитки. Рико опустил спинку кресла, расстегнул ремни и лег вздремнуть. Ему не хотелось ни пить, ни есть, не было и желания разговаривать с сидящими рядом пассажирами. Он спокойно анализировал положение, в котором оказался. Из слов Зиффа он понял, что положение Босса несколько пошатнулось. Было ясно, что это Степпс довольно успешно высаживает его из седла. Будучи более глупым, чем Босс, и к тому же страдая неудовлетворенным самолюбием, адмирал может оказаться гораздо худшим начальником, чем нынешний шеф, тем более что он будет стараться любой ценой провести в жизнь новые концепции и методы. Вполне вероятно, что Степпс постарается доказать нецелесообразность и плохое руководство проводимой сейчас операции. Рико без труда понял, что Зифф очень осторожно формулирует свои оценки. Он ограничился только передачей приказаний и не дополнил их, как это бывало раньше, собственными комментариями или общими рассуждениями о характере операции. Кроме того, Зифф скрупулезно проверял все европейские пункты контактов, исключая лишь Италию, как бы тем самым давая понять, что за проводимую там операцию полностью отвечает Рико. О’кей, старик, справлюсь сам.

После встречи с Зиффом он прямо поехал на конференцию представителей своей фирмы. Рико презрительно усмехнулся, вспомнив, как наивно действовала французская полиция, представители которой появились в конференц-зале вскоре после начала заседания. Тем самым они вызвали гнев председателя контрольного совета фирмы. «Прошу немедленно покинуть зал! – требовал он в порыве злости. – Я сейчас же сообщу послу, это вмешательство в американские интересы, антиамериканская провокация!» Руководящий операцией человек спокойно выждал, пока бизнесмен выкричится, в то время как его люди быстро проверяли документы у находящихся в зале участников совещания. «Месье Фабиани, очень хорошо. Это вы путешествовали с мадемуазель Пирелли? Да. И отправили ее вчера домой? Когда вы уехали из Милана?»

Рико с улыбкой на губах, совершенно спокойный, вежливо давал показания дотошному полицейскому, спросив его в конце, не захотят ли они получить от него более подробную информацию. Если да, то он готов ее дать. В то время как комиссар, раскланиваясь, извинялся перед разгневанным американцем, одновременно дав знак покинуть помещение своим сотрудникам, Рико протянул на прощание руку полицейскому и сказал: «Передо мной не извиняйтесь. Я понимаю, что похищение отца Моники привело в движение множество механизмов. Завтра же я буду в распоряжении итальянских властей…»

Естественно, французские легавые проследили, чтобы он, как и обещал, сел в соответствующий самолет. Рико не сомневался, что сразу же после приземления его пригласят на беседу.

– Синьор Фабиани? Могли бы вы нам уделить немного времени? – прозвучало вежливое приглашение мужчины, который ждал его у трапа самолета. Показав на стоящий недалеко автомобиль, он добавил: – Это продлится недолго.

– Я прежде всего попрошу вас дать возможность мне позвонить. Я должен немедленно поговорить с невестой.

– Конечно, конечно, – согласился полицейский. – Сейчас будем на месте.

Его провели в довольно мрачное помещение в квестуре. При виде Фабиани из-за стола поднялся седоватый мужчина и подошел к нему.

– Синьор Фабиани, наш земляк из Америки возвратился из служебной командировки, – буркнул он. – Прошу, садитесь, пожалуйста.

Он пододвинул к себе стул, сел напротив Рико и начал внимательно его разглядывать.

– Я задам вам несколько вопросов. Будете ли вы отвечать на них или нет, дело ваше, но предупреждаю, от этих ответов зависит очень многое. Итак: почему вы полетели в Брюссель, а не в Париж?

– Дела. Я не обязан ни перед кем отчитываться. В крайнем случае перед моим шефом, который в этой поездке не нашел ничего предосудительного.

– Вы отправляете часть прибыли вашей фирмы в банк в Швейцарию?

– Нет. Наоборот. Это швейцарский банк финансирует некоторые наши дела на итальянском рынке.

– Как в таком случае вы можете объяснить двойную бухгалтерию вашей фирмы?

– Таковой не существует.

– Другое мнение у финансовых служб.

– Это ложь. Кто-то хочет подорвать мой престиж и убрать с итальянского рынка.

– Какие у вас связи с «Огненными бригадами»?

– Никаких. Вы себе слишком много позволяете…

– Вы отрицаете такую связь?

– Отказываюсь дальше отвечать. Требую моего адвоката. Это провокация! Разрешите мне сейчас же позвонить!

– Take it easy [30]30
  Не принимайте близко к сердцу ( англ.).


[Закрыть] – так у вас говорится, правда? У вас есть повод волноваться, нервничать? Не странно ли это?

Седоволосый мужчина явно не обращал внимания на повышенный тон допрашиваемого.

– Я предупреждал, что от этих ответов многое зависит. – Он полез в карман и, вытащив лист бумаги, подал его Фабиани.

Это был ордер на арест. Рико побледнел.

– Чтобы не было сомнений. Ордер выдан по просьбе контрольно-финансовых органов. Вы подозреваетесь в налоговых махинациях и вывозе без разрешения итальянской валюты. Естественно, мы известим вашего адвоката.

Допрашивающий встал, приоткрыл дверь и кивнул головой. Двое одетых в черное полицейских появились тотчас же и встали рядом с арестованным.

– Я требую немедленно сообщить о моем задержании американскому консулу! – только и смог выдавить из себя Рико.

На лице седоволосого мужчины появилась снисходительная улыбка.

– Конечно, господин Фабиани, конечно. Как вы пожелаете.

Во время личного обыска и переписи вещей Рико был вне себя от своего бессилия. Сюрприз, который ему приготовили в Италии, оказался совершенно неожиданным. Он совершил ошибку, однако не знал, где и когда. Именно это больше всего его и беспокоило.

Как хорошо, что отец Джиджи позвонил министру внутренних дел и попросил, чтобы тот взял под опеку сына, который проявляет большой интерес к дочери похищенного. Через час после этого разговора посланец министра отыскал Джиджи в пансионате и предложил ему свою помощь.

– Помощь? – удивился Джиджи. – Я никакой помощи не жду и не нуждаюсь в ней. О моих подозрениях я заявил полиции. Делу, как у вас обычно бывает, не придали значения, только и всего. Я много раз просил, чтобы мне сказали, где находится Моника, но именно в этом мне отказали. А теперь вы являетесь с предложением помочь?

– Прошу нас извинить, синьор Мораветти, у нас уйма дел. Синьорину Пирелли мы изолировали прежде всего от журналистов. Она в доме друзей ее отца. Если вы пожелаете, я могу вас туда отвезти. Пожалуйста, вот номер ее телефона.

– Поехали, сейчас же поехали. Я не буду звонить, она вряд ли захочет меня видеть.

Но она хотела. Ему даже показалось, что она рада его появлению.

– Хорошо, что ты меня разыскал. Ты привез какие-нибудь новости, знаешь что-нибудь об отце?

– К сожалению, – он развел руками, – ничего не знаю.

– Я принесу тебе кофе, хочешь?

– Никуда не ходи. Давай лучше поговорим. Тебя информируют о ходе следствия?

– Да. Ежедневно кто-нибудь звонит, то министр, то какие-то комиссары. Говорят, что проводятся обыски, облавы, не оставляют без внимания любые заявления от населения, но результатов никаких.

– Ну что же, будем надеяться. Ведь в любой момент ты можешь узнать, что отец освобожден, что он цел и невредим.

– Дай бог… Но не трать время на утешения. Все равно не рассеешь мои опасения. Я боюсь за отца, очень боюсь. Может, его уже убили, может, убьют сегодня или завтра. Никто на свете не может гарантировать мне его безопасность. Господи, если бы я знала кого-нибудь из них, из этих «Огненных бригад»… Почему, скажи мне, это должно было случиться именно с моим отцом?

– Никто не ответит на твой вопрос, Моника. Я так бы хотел тебя утешить. Может, поедешь в Рим и поживешь у нас? Мама была бы рада.

– Не тронусь с места, Джиджи. Отца, вероятно, держат тут, в Милане. Я это чувствую.

– Тебе нельзя выходить?

– Я сама не хочу. Представляешь себе толпы журналистов, телевизионные камеры, нездоровое любопытство? Это ужасно.

Джиджи было ее очень жаль. Он знал, что не располагает ничем, что могло бы ее утешить. А ему хотелось облегчить ее страдания. Интересно, тот человек, который бывал у Моники, поддерживает ли отношения с ней? Задать ей прямо вопрос он не осмеливался, но Моника сама сказала об этом.

– Я была в дороге, когда узнала о несчастье с отцом. Мы ехали в Париж. Рико тотчас же отвез меня в аэропорт. Ему пришлось остаться. Надеюсь, что он вот-вот здесь появится. Я только что звонила ему в бюро, там ничего не знают. В чем же дело, почему он не приехал?

– Наверное, дела, ничего удивительного.

– Ты так думаешь? До сих пор он держал слово. Сказал, что вернется на следующий день. Может, и с ним что-нибудь случилось?

– Ну зачем думать только о плохом.

– Я рада, что могу с тобой откровенно поговорить. Меня мучает совесть. Если бы я не уехала, им не удалось бы так легко похитить отца.

– Я не думаю, что они выполнили эту операцию без надлежащей подготовки. Они знали, что тебя нет дома, должны были знать.

– Как, откуда?

– Трудно сказать. Но такого рода работу выполняют обычно очень четко. Им, вероятно, пришлось рассмотреть множество вариантов. И они выбрали самый подходящий. Я уверен, что «Огненные бригады» знали о твоем отъезде. Кому ты об этом говорила?

– Пожалуй, никому. Позвонила отцу, и все.

– А сокурсникам на факультете?

– Нет. Собственно говоря, я ни с кем не дружу. Кроме Роберта, но с ним я не виделась уже несколько недель.

– Выходит, вот оно как…

– Что значит «выходит»?

– Три варианта: или твой разговор подслушали, или отец кому-то сказал о твоем отъезде, или…

– Продолжай!

– Или этот твой знакомый сообщил кому-то о вашей поездке.

– Ты с ума сошел! Если и говорил, то о своей служебной командировке. Перед сослуживцами не стал бы он хвастаться, что едет со мной, ведь это вряд ли помогло ему выполнять свои служебные обязанности.

– Логично.

– Что логично?

– То, что ты говоришь. Таким образом, остаются два первых предположения.

– Перестань. Твои предположения ничего нового не вносят. Полиция давно уж до этого додумалась.

– Я не уверен. Сомневаюсь во всем, что касается эффективности их действий.

Моника не ответила. Рассуждения Джиджи ее скорее раздражали, чем успокаивали. Джиджи должен понять, что она от него уже устала. Но сказать ему об этом она не могла. Девушка перевела взгляд на молчащий телефон и голубоватый экран выключенного телевизора. Она ждет сообщений и одновременно боится их, хотя знает, что именно эти технические устройства должны в конце концов принести информацию, которую она так боится услышать. Джиджи слегка коснулся ее ладони и встал.

– Ну, я пошел. Если я тебе понадоблюсь, звони, вот тебе номер телефона пансионата, где я живу.

Она кивнула.

– Спасибо, что пришел.

В шестнадцать ноль две Кола́ бросил голубой конверт в почтовый ящик редакции, после чего пешком отправился на железнодорожный вокзал, где выпил чашку кофе и съел миндальное пирожное. В шестнадцать пятьдесят пять он покинул Милан пассажирским поездом, следующим до Генуи. По пути он вышел на маленькой станции Серравалле. Там Кола́ ждала его девушка Андреа, которая на мотороллере отвезла его в свой домик в горах.

Секретный протокол с заседания Главной комиссии христианско-демократической партии появился в редакции «Коррьере делла Сера» уже в начале пятого вместе с кратким сообщением, что это один из первых направленных для публикации материалов, свидетельствующий о политических махинациях в государстве. Сообщение сопровождалось угрозой о том, что в случае, если представленное: «Огненными бригадами» материалы не появятся в печати, то будут предприняты соответствующие меры. Полчаса спустя состоялось бурное заседание руководства христианско-демократической партии, на котором было решено действовать так, чтобы не допускать публикации протокола. Около семнадцати часов вопрос был поставлен на заседании правительства. Христианские демократы большинством голосов протащили решение своей партии. Сразу после этого подали в отставку министры, представляющие партии либералов, демократических социалистов, а также консерваторов. В правительстве остались лишь христианские демократы.

– Это не «Огненные бригады», а правительство сегодня выносит приговор Пирелли. Это правительство является его убийцей, – в своей короткой речи заявил седой политик-либерал. – И этого общественность вам не простит. В таком правительстве моя партия участвовать не будет.

Вслед за ним такие же краткие заявления сделали представители других партий. Все они покинули зал заседаний. Премьер-министр соединился по телефону с президентом и известил его о произошедшем. В тот же момент засверкали сотни блицев репортеров, фотографирующих покидающих заседание политиков, микрофоны радиовещательных станций и объективы телевизионных камер фиксировали каждое их слово. Это был исторический момент. Крах правительства! Произошел не обычный кризис, а полная катастрофа. Требование «Огненных бригад» не будет выполнено…

В тот момент, когда правительство принимало свое позорное решение, в помещение миланской газеты вторглась полиция, конфискуя все материалы, касающиеся дела Пирелли. Полицейские уничтожили также уже готовые газетные полосы. Посягательство на свободу печати и нарушение конституции стали вызовом, брошенным всему обществу.

Ровно в семнадцать часов в кабине – камере заключенного сенатора Пирелли загорелся свет, а из динамика раздался женский голос:

– Мы начинаем допрос. Вы находитесь перед народным трибуналом «Огненных бригад». Готовы ли вы отвечать на вопросы?

Ослепленный светом сенатор, которого уже в течение нескольких часов держали в полной темноте, моргал глазами, вытирал лицо рукой, а затем ответил:

– Да.

– Господин Пирелли, предлагало ли вам в последние дни руководство вашей партии занять пост в правительстве?

– Да.

– Какой же пост вам предложили?

– Премьера правительства республики.

– Согласно единодушному мнению, которое высказывала вся итальянская печать, вы должны были получить лишь министерский портфель. Чем вызвано такое принципиальное изменение?

– Развитие кризиса в политической ситуации страны.

– Могли бы вы нам разъяснить это более подробно?

– Пожалуйста. Главная комиссия христианско-демократической партии пришла к выводу, что правительственный кризис не удастся остановить обычными средствами, внутренними перестановками и временными соглашениями с постоянно входившими с нами в коалицию партиями. Нужно было в корне изменить политическую систему, отказавшись от бывших союзников и создав новую коалицию при поддержке левых партий. Я был единственным человеком в руководстве моей партии, который до сих пор не занимал никакого поста ни в одном из правительств. Поэтому моя биография была чиста.

– Вы вели переговоры с левыми партиями?

– Да.

– С кем? Когда? Где?

Допрос шел в темпе. Его вела Кора, а шеф группы с наушниками записывал все сказанное на магнитофонную ленту. С внешним миром их соединяли лишь электрический кабель и канализационные трубы.

В семнадцать тридцать в помещении американского агентства печати ЮПИ в Милане зазвонил телефон. Человек, представившийся как репортер уголовной хроники «Коррьере делла Сера», предложил продать ксерокопии конфискованных полицией материалов. Директор представительства моментально принял, пожалуй, самое важное решение в своей жизни: подписал чек на сумму сто тысяч долларов. Телетайпы ЮПИ начали выстукивать тексты спустя пятнадцать минут, и именно в ту же секунду на лентах телетайпов редакций всех газет, в том числе и Италии, появились тексты, которые итальянские власти запретили печатать. Приняли их и телетайпы миланской газеты.

В девятнадцать сорок пять в камеру предварительного заключения миланской префектуры полиции вошел полицейский и предложил арестованному Энрико Фабиани покинуть помещение. В дежурной комнате ему вручили отобранные вещи и объявили, что он свободен.

– Прошу принять наши извинения за то, что мы поторопились вас задержать. Мы будем очень признательны, если вы сообщите в свое консульство о вашем освобождении, – сказал комиссар на прощание.

– Это неслыханно, комиссар, это просто бесправие. Прошу принять к сведению, что я буду требовать возмещения за нанесенный ущерб.

Комиссар развел руками и повел подбородком, показывая таким образом свое бессилие в отношении решений, которых он не разделял.

В двадцать часов радиовещательные станции всего мира известили о политическом скандале в Италии, вслед за этим государственная радиосеть РАИ, нарушив правительственные директивы, начала подробный пересказ содержания документов. В девять часов вечера на улицах городов начали собираться толпы народа, которые час спустя превратились в массовую демонстрацию. Появились транспаранты:

«Смерть правительству! Смерть обманщикам! Хотим правды! Требуем правды и хлеба!»

Отряды карабинеров не смогли сдержать толпы, направляющейся к зданиям, где размещались комитеты христианско-демократической партии. Неизвестно откуда взялись бутылки с бензином. Министр внутренних дел призвал на помощь армию, которая через забаррикадированные улицы не смогла прорваться к центру города. По всей Италии уже пылали здания христианско-демократической партии, всюду разгоряченная толпа не допускала к ним пожарные команды. Около полуночи были зарегистрированы первые случаи со смертельным исходом. Погибшими оказались те, кто не сумел выбраться из горящих зданий. Повсюду грабили, били витрины магазинов, на улицах валялись продукты, одежда и мебель.

Так начинался Апокалипсис.

В пять минут после полуночи президент республики объявил по всей территории страны чрезвычайное положение.