Текст книги "Рубин Good (СИ)"
Автор книги: Андрюс Ли
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
"Этот аристократ долго не протянет, – после трагической паузы решил Рубин. – Как правило, такие люди гибнут случайно, в борьбе за личные привилегии с дорогими соседями.
– Господа народ! – продолжил тем временем лорд Геррион, сверкнув на Рубина циничными очами. – Господа Чернь и господа Никто! Я желаю выяснить у вас один единственный вопрос, а именно: какого черта, какого рожна, какого хрена, собственно, вам всем надобно, дармоеды навозные?!
Дармоеды навозные буквально остолбенели на месте, переваривая оскорбления вместе с угрюмой тишиной.
"Похоже, здешний люд не знаком с элементарным чувством самоуважения... – глубокомысленно рассудил Рубин. – Вероятно, средневековая публика не ведает что такое самоуважение в принципе. Этим дремучим людям главное выжить, а с самоуважением пусть помирают дворяне, если, конечно, им делать больше нечего".
– Итак, я повторяю свой законный вопрос! – теряя терпение, громогласно заявил лорд Геррион. – В чем, собственно, дело?!
Нужно было что-то ответить. Вот Рубин и ответил. Он ненавязчиво справился о том, что именно подразумевал многоуважаемый сэр, употребив к собравшимся людям термин дермоеды навозные и прочие оскорбления?!
– Да!.. – немедленно подхватил Дафни из Нидерландов. – Что же, в самом деле, хотел сказать нам почтенный лорд, осквернив свой рыцарский язык столь непотребными словами?! Тем более что все люди на земле являются детьми божьими! Они слеплены по образу и подобию того, кто придумал весь этот дивный мир! А посему негоже благородному господину говорить о подобиях и образах божьих в таком скверном тоне...
– Ах, вот оно как... – холодно обронил лорд Геррион. – Тогда я не стану учитывать нанесенный моему имуществу ущерб! Я не стану разбираться с тем, кто из вас прав, а кто нет! Меня это не интересует!..
– А что вас вообще интересует, сэр?! – насмешливо осведомился Рубин у лорда Герриона в столь драматичный момент.
Замок оцепенел намертво. Казалось, сама тишина зазвенела вдруг от дикого напряжения, ибо такая неслыханная дерзость была здесь в диковинку.
– Так мы не слышим ответа, сударь?! – громко произнес Рубин.
Повернувшись на ясный голос, его светлость лорд Геррион несказанно удивился. Он нахмурил высокородное чело и смерил Рубина цепким взглядом вседержителя человеческих судеб. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Итак, для тех, кто так ничего и не понял, я специально разъясняю! – казалось, высокий голос стопроцентного феодала поднялся до размеров церковного хорала. – Я не буду разбираться с тем, кто из вас прав, а кто виноват! Однако все наемники, участвующие в бессмысленной драке, лишаются месячного жалования, включая, само собой разумеется, ежедневное употребление шотландского эля и прочие увеселения!
Фраза прозвучала весомо. Чтобы усилить акцент между хозяйским порядком и наказанием, лорд Геррион взглянул на Рубина с кривой усмешкой.
– Что касается остальных... – твердым тоном отчеканил он. – Так вот, остальная шваль получит уютный каземат со всеми полагающимися удобствами. Я почти не сомневаюсь, что пятьдесят футов в длину и столько же в ширину придется вам по вкусу!
– Да здравствует справедливый британский суд! – тотчас же выкрикнули говночерпии. – Самый человеколюбивый суд на Земле!
– Да здравствуют британские судьи! – тонким голоском подхватил Дафни из Нидерландов. – Самые человеколюбивые судьи в мире!
Как бы в подтверждение истинной британской гуманности Дафни из Нидерландов крепко врезали в зубы и бесцеремонно поволокли в каталажку. За ним смачно врезали тем, кто намеревался открыть свою большую народную пасть и продолжить дебаты о праведных законах и равноправии. Потом потащили Рубина, Али Ахмана Ваххрейма и превеликую массу посторонних зевак. Их погнали всем скопом, без особых пререканий. Тем более что вооруженная челядь лорда Герриона подбадривала их что есть духу...
Эпизод пятнадцатый,
где популярно доказывается, что некоторая перемена обстановки еще никому не повредила, ибо свежие впечатления способствуют не только активному познанию мира, но и действует на нервы самым умиротворяющим образом.
Скоро выяснилось, что находиться в сырых застенках замка его светлости лорда Герриона можно без особых осложнений, правда, располагая исключительно недюжинным запасом здоровья и тремя тоннами подкожного жира.
К сожалению, жирок на теле Рубина совершенно отсутствовал, а вот здоровьем Бог не обидел. Вместе с крепким запасом здоровья Господь наделил его смекалистыми мозгами, природным любопытством, непоседливостью и муравьиной склонностью к трудолюбию. Вооруженный этими превосходными человеческими качествами сверх всякой меры, Рубин скрупулезно обследовал каземат. Он изучил его вдоль и поперек, включая каждый уголок и трещины на стенах, но выходного отверстия нигде не наблюдалось. Разве что массивная и наглухо запертая дверь напоминала о свободе.
В свете единственного факела, отбрасывающего багровые отблески пламени, темница выглядела особенно колоритно. Она казалась подземной обителью неизвестной расы, от которой не осталось ничего путного, кроме глиняного свода и горстки чумазых бездельников.
– Надо же было выжить в норманнском плену, чтобы попасть в лапы высокородного английского разбойника, – не без горечи обронил кто-то.
Факел оставили намеренно, с жестоким умыслом. Прежде чем удалиться, Рыжий Ливси из Йорка собственными руками запалил его перед озабоченной физиономией Рубина и с большим чувством юмора заключил:
– Это пламя жизни, приятель... – голос Рыжего Ливси был настолько мягок и кроток, что, казалось, говорил не кто-нибудь, а сам Папа Римский, озабоченный положением инакомыслящего населения в странах дальнего и ближнего Востока. – ...Слушайте внимательно, люди... – голос рыжеволосого молодца прозвучал необычайно возвышенно. – К вашему вящему сведению, это животворное пламя жизни! Оно целиком и полностью находится в вашем распоряжении! Так что постарайтесь расточать его экономно! Ха-ха-ха...
Нужно признаться, что смеялся Рыжий Ливси из Йорка отменно, как довольный жизнью человек. Даже факел воткнул куда следует – в держатель на стене. А ведь мог бы запросто воткнуть его прямо в глаз любого из пленников.
При свете факела положение выглядело особенно безвыходным. Эта безвыходность пахла потом, пылью и ссаными тряпками.
– Что за дерьмовая реальность... – в сердцах пробурчал Рубин и с силой вмазал кулаком по стене. – Если это жизнь, то я первый готов послать ее на хрен...
– Не богохульствуй, – миролюбивым тоном сказал Дафни из Нидерландов. – Ведь куда бы мы ни попали, только Господь Бог ведает, где наше истинное место.
– Ну да... – хмыкнул Рубин. – Нашему Господу Богу больше делать нечего, как только следить за тем, в какую очередную переделку мы сами себя запихнем.
Придя к столь хитроумному умозаключению, Рубин поднял голову. Его облик выражал смирение и покорность перед неумолимым роком. Он сделал многозначительную паузу, а затем коротко произнес:
– Похоже, мы в полной жопе, братья христиане, – в голосе его звучал металл.
– Ты в этом уверен? – сурово раздалось в ответ.
Рубин, немало не смутившись, уверенно подтвердил, что компания находится в крайне тяжелом положении.
– Более того, – категорично добавил он, – Я почти не сомневаюсь, что следующую пятилетку мы встретим прямо на небе!
Братья христиане чутко выслушали товарища по несчастью. Было видно, что большинство имело на будущую пятилетку иные планы.
"Похоже, пока человек жив... – немедленно решил Рубин, – его не пугают даже очевидные факты".
Народ по-прежнему помалкивал, разве только Али Ахман Ваххрейм шевелил мозгами куда живее своих дремучих современников.
– Я многое видел... – произнес он. – Но никогда не думал, что путь от кухни до зиндана может оказаться столь коротким.
– Ну, дорогой друг, – философским тоном заметил Рубин. – С таким открытием ты можешь спать совершенно спокойно, ибо все пути в этом мире ведут нас от одной кухни к другой, и никто не знает, чем тебя накормит следующий повар.
Такая речь живо напомнила о пустых желудках, отчего лица арестантов невыразимо омрачились.
– Это конец... обреченно вздохнул кто-то.
– Если вы так решили, – смиренно проговорил Дафни из Нидерландов, – то я мог бы прочитать вам отходную молитву.
Рубин улыбнулся, хотя впору было писать завещание. Драматизм ситуации усиливался с каждой минутой, он давил на плечи не хуже низкого каменного потолка.
"Под таким низким потолком хорошо бы смотрелись крупные грецкие орехи, – мрачно подумал Рубин. – А вот люди здесь совсем ни к месту. Люди ведь не грецкие орешки, хотя, что и говорить, но их тоже можно без особого труда поместить под любой исторический или житейский пресс".
Эпизод шестнадцатый.
Он бегло напоминает, что грандиозные планы побега и проекты сокрушительной мести зреют исключительно в тюрьме, ибо тюрьма является лучшим местом для подобных занятий.
Факел погас внезапно, мучительно потрещал напоследок, чуть пахнул смолистым дымком, будто прощаясь с людьми, затем пламя нерешительно дрогнуло и померкло. Один из арестантов тотчас не выдержал. У бедняги сдали нервы. Он бросился к выходу, колотя кулаками в дверь.
– Выпустите меня отсюда на хрен!.. – орал в кромешной тьме неведомый средневековый человек. – Я ни в чем не виноват!.. Во имя всех святых, я жить желаю, сволочи!..
– Слабак, – суровым голосом обронил Али Ахман Ваххрейм, пренебрежительно плюнув в темноту.
В ответ раздался еще больший рев и оглушительные мольбы о пощаде.
– Угомонись, приятель, – проникновенным тоном произнес Рубин. – Ведь жизнь и тюрьма – это родственные понятия. Сейчас или потом, рано или поздно, но нам придется-таки уйти их этого мира навсегда. Главное уйти из него без шума и сквернословия, не падая духом, не теряя ни чести, ни достоинства...
– Хорошие слова, – молвил Дафни из Нидерландов.
– У нас есть разум! – Рубин несколько театрально возвысил голос. – Тот, кто обладает разумом, а не куриным пометом, должен держать себя в руках!
– Вот и держи свой язык на привязи, урод! – яростно донеслось из темноты. – Иначе мне придется обмотать его вокруг твоей грязной шеи!
Рубин мигом смолк. Высокий накал беседы заставил его наполниться состраданием и сочувствием к тому, кто нуждался сейчас в добром участии более всего остального на свете.
– Друг мой... – вполне миролюбивым тоном заявил он в ответ. – Разве ты еще не понял, что орать и возмущаться следовало тогда, когда твои родители задумали произвести тебя на свет, а сейчас вопить уже бесполезно?
"Бедолага" отреагировал молниеносно, доказывая сокамерникам, что словарный запас некоторых людей включает в себя куда больше цветистых выражений, чем заурядная брань и откровенные помои.
Тут уже возопили остальные узники. Часть из них, недолго думая, учинила своему слабонервному товарищу натуральную взбучку. Послышались тупые удары по голове и многочисленные пинки под зад.
– Всыпьте ему хорошенько! – сердито сказал Али Ахман Ваххрейм. – Только японца не заденьте! Тут он где-то схоронился, узкоглазое дитя востока!
Когда стало тихо, общество разделилось на два лагеря. Одни смиренно провозгласили, что на все есть воля божья, а раз оно так заведено, то нет ничего более святого в жизни всякого верующего человека, чем принять сию божественную волю как должное.
Другие подтвердили слова Рубина о том, что Господь Бог дал человеку разум не затем, чтобы он терял его по каждому пустяку, а затем, чтобы человек сам искал выход даже тогда, когда выход ведет на край пропасти...
– Тоже неплохие слова, – молвил откуда-то из темноты Дафни из Нидерландов.
– Друзья мои! – сказал в этот исторический момент Рубин. – Мы не первые, кто попали в кутузку! Более того, за нами придут другие! Я знаю это, ибо будущее лежит предо мною, как открытая книга! Наша задача – быть мужественными! Мы не должны сгнить тут заживо, ибо потомки не простят нам этот грех! Лучше умереть в неравном бою, пытаясь сокрушить лютых врагов, чем покорно признать собственное бессилие!
– Я не возражаю, – кротко сказал Дафни из Нидерландов.
После горячих дебатов, в камере наступило некоторое затишье. Затишье изрядно давило на мозги. Оно давило не хуже низкого каменного свода и могучих стен, поэтому была принята единогласная резолюция, а именно: выламывать дверь к чертовой матери и пробиваться наверх – к солнцу, лишь бы вновь почувствовать себя свободными людьми, а не мертвыми душами... Аминь...
Эпизод семнадцатый.
Здесь читатель узнает, что его величество Случай возникает не только в легковесных романах, но и в сугубо конкретной реальности.
Помощь пришла неожиданно, как и полагается всякой нежданной поддержке. Она возникла на третьи сутки мучительного поста, когда муки голода и тщетные попытки выбить дверь практически низвели арестантов до уровня животных. Вначале прозвучал тихий шорох осыпающейся земли, потом уверенное постукивание железной кирки и дивные звуки упавших камней. Наконец, возник микроскопический источник света и обнаружилась большая дыра в стене.
– Если я не ошибаюсь, – тихо молвил Дафни из Нидерландов, – к нам прибыли гости.
– Не гости, а гость, – сердито раздалось в ответ. Из дыры показалась грязная лысина таинственного землекопа.
– Чисто крот, – заворожено сказал кто-то, когда физиономию нового персонажа удалось разглядеть немного получше.
Сразу бросалось в глаза, что физиономия обладает изумительным красным носом. Этот "клубень" ярко выделялся даже в потемках. Его окучивала парочка проницательных гляделок, сверкающих как два брильянта в ночи.
"Да с такими прозорливыми очами любой человек может пройти сквозь землю запросто, словно острый нож сквозь масло", – сходу подумал Рубин.
Что при этом подумал неизвестный землекоп – никого не касалось. Его суровый лик, обрамленный густыми клочьями черной бороды, ничего не выражал. Со стороны могло показаться, что в камеру проник законченный псих, обладающий всеми причудами первого пещерного человека. Этот человек имел уникальный орган обоняния, крепкую черепную коробку и сдвоенный снайперский прицел на месте пылающих глаз.
– Ты кто?! – чуть охнув, спросил у него Рубин, когда один из тяжелых стеновых блоков рухнул ему прямо на обувку.
– Я местный землекоп... – вполне вежливо ответил ему незнакомец, приподнимая над головой масленую лампадку. – Я тут, можно сказать, отродясь ползаю. А вот вы кто такие будете и чего здесь забыли?
– Мать твою за ногу, землекоп, я человек, разве ж не видно!.. – скривившись от боли, воскликнул Рубин. Он плюнул на упавший камень и снова повторил, что он есть homo sapiens, а не бездушный памятник, на стопы которого можно сбрасывать стопудовые глыбы.
– В подобном сумрачном помещении не то что каждого приличного homo sapiensа, овцу божью – и ту не разглядишь, – меланхолически прозвучало в ответ.
Землекоп протиснулся в отверстие и встал во весь рост. Затем с большим интересом осмотрел тюремную публику, поочередно приближая тлеющий огонек лампадки к лицам опухших от голода людей. Потом произнес следующую сакраментальную фразу:
– Вообще-то мне надобен был граф Роберт Гендальф Майелский, по прозвищу Гроза Мамелюков. Есть здесь такой уважаемый сэр?
– Откуда в этакой уютной обстановке взяться сэрам, – вполне резонно ответствовал ему Рубин. Он многозначительно обвел рукой обширный каменный мешок и коротко добавил: – Кроме нормальных узников совести, тут больше никого нет.
– Восемнадцать лет... – глубоко вздохнул землекоп. – Целых восемнадцать лет и три долгих месяца кряду, я рыл сюда тоннель, в надежде узреть и спасти своего дорогого хозяина. И вот такие новости – вместо почтенного сэра Роберта Гендальфа Майелского я вижу пред собою жалкую кучу оборванцев и одного откровенного идиота!
Рубин недовольно нахмурился.
– Я не виноват в том, что время рождает одних и тех же героев... – с обидой в голосе отозвался он. – Хотя, не скрою, по мне, так лучше быть откровенным и легкомысленным идиотом, с благоразумной искоркой в глазах, чем серьезным господином с безупречным сумасшествием в голове.
– Так-то оно так... – сердито буркнул землекоп, недовольный тем, что ему так ловко перечат. – Но мне бы не хотелось встречаться ни с благоразумными идиотами, ни безупречными сумасшедшими. Мне всего милее нормальные люди, поскольку истинное здравомыслие держится на здоровом образе жизни, а не на пустых пререканиях.
– Странные мысли для человека, ползающего под землею в поисках своего господина... – иронично произнес Али Ахман Ваххрейм.
– Ничуть, – мудро ответил подземный житель. – Лучше иметь в голове четкую цель, и стремиться к ней из последних сил, чем праздно сидеть на одном месте.
– Если это все, что ты можешь сказать нормальным честным людям, то ползи отсюда к чертовой матери, – сердито сказал один из арестантов.
– Хватит слов, – решительно обронил Рубин. – Мы все тут в одном каменном мешке, как мухи в банке. Теперь ты один из нас, землекоп, так что прибереги свою энергию для иных целей.
Эпизод восемнадцатый.
Он приближает читателя к покоям царственного Аида, куда рано или поздно переселяются все, кого допекло буквально все на свете, включая несчастных арестантов, самонадеянных королей и превеликую массу остального народа.
Тоннель уходил в неизвестность. Узкий, длинный и сырой, как могила удава, он извивался и петлял подобно запутанной дьявольской кишке. Казалось, ему не будет ни конца, ни края. Народ двигался тут практически раком, постоянно натыкаясь руками и головами в непотребную мякоть соседа. Пахло человеческим потом, плесенью и страхом. Тем не менее, никто не роптал, никто не скулил, ибо все стремились наверх – к солнцу, словно сборище падших ангелов. Все как один желали вновь и вновь почуять ласковое прикосновение небесной благодати.
Во главе маленького подземного отряда, держа лампадку в мозолистых руках, проворно двигался землекоп. Он изредка оглядывался. В глазах у мужика светилось неукротимое пламя жизни.
Таким образом, ползли, карабкались и протискивались вперед вплоть до одурения, ломая ногти и царапая колени. Когда окончательно утратили чувство реальности, стало немного просторнее. Где-то на долю секунды Рубину показалось, что повеяло свежим ветерком. Однако вскоре путь преградила тяжелая каменная плита. После того, как землекоп с кряхтением отодвинул ее в сторону, открылась чудная картина, полная вселенского оптимизма. Люди стояли на возвышении, точнее на куче щебня, с верхней точки которой открывался весьма просторный подвал. Подвал освещался несколькими светильниками. Впрочем, огня хватало только на пару десятков метров, но все же этого было вполне достаточно, чтобы составить общее впечатление.
Рубин оценил помещение на свой лад. Ему приглянулся затейливый орнамент на грязном полу и широкие увесистые скамьи. Тут же находились пухлые бочки из-под вина и несколько неподъемных книжных шкафов. Правда, на полках лежали какие-то битые фрагменты мозаики и сотни черепков из-под глиняной посуды, а не фолианты и фарфоровые статуэтки. Вдалеке покоилась уродливая груда продавленных тюфяков, валялись ржавые вилы, рогатины и заплесневелая масса соломы.
– Можете не удивляться, – деловито изрек землекоп. – Но сейчас мы находимся на самом дне замковой постройки, справа от сливной трубы, что тянется прямиком к покоям его светлости лорда Герриона. По этой весьма обширной трубе он сбрасывает вниз – за пределы поместья – неугодную пищу и личные отходы. Трубу я обнаружил без труда, поскольку даже под землей невозможно скрыть подноготную жизнь настоящего господина. А вот этот чудесный зал попался мне случайно. Я не рвался сюда, но мой чуткий нос и мое безграничное любопытство оказались не в пример сильнее моих расчетов.
С этими словами, землекоп обвел вспыхнувшими очами батарею бочек, тяжко вдохнул спертый воздух подземелья и сделал печальное лицо.
– Жизнь – невеселая штука, – сказал он. – И если бы не вино и пиво, то можно было бы удавиться на первом суку...
Выслушав краткую исповедь землекопа, Рубин подошел к ближайшей бочке и слегка постучал ладонью по корпусу. Раздался пустой звук.
– Похоже, что здесь когда-то держали божественный нектар? – задумчиво произнес он.
– Разумеется, держали, приятель... – самодовольным тоном заявил землекоп. – Однако я опустошил эту жалкую посуду прежде того, как за нею подоспели бесовские слуги здешнего повелителя.
Рубин нахмурил высокий лоб.
– Любопытно, – сказал он. – А твой чуткий нос всегда выводит тебя в подобные места?
– Ну... – землекоп нерешительно поскребся в затылке. – Все зависит от обстоятельств...
– Скажи-ка нам, друг пивной жизни и нескончаемой болтовни... – Рубин хитро прищурил глаза. – А не смог бы твой замечательный нос вывести нас, к примеру, в район господской кухни?
В подвале стало тихо, как на вечерней молитве. Узники совести живо навострили уши, надеясь услышать положительный ответ.
– Э-э... – землекоп слегка замялся. – Дело в следующем, милостивые государи. Видите ли, при большом желании добраться можно куда угодно, вплоть до жарких египетских земель и даже края вечности. Все это так. Однако совать свой нос на чужую кухню без приглашения, я бы не советовал никому из смертных.
Обсуждать эту пагубную тему не стали. И впрямь рассудили, что заглядывать туда, где тебя все равно никто не ждет, не имеет никого смысла. Тем более что там, где кормят буквально на убой, голодранцам и босякам не следует ожидать ничего хорошего, кроме неизбежного заворота кишок и крепких тумаков прислуги.
Дальше двигались так же сосредоточенно и молча, как и прежде. После винного погреба путь пролегал прямо по коридору – наверх. Благодаря ровной череде факелов, расположенных вдоль стен, здесь было относительно светло и просторно.
Это походило на долгий путь в сияющую бесконечность, выхода из которой не наблюдалось. Повсюду чувствовался едкий запах смолы и близкий холод грунтовых вод. Потом коридор закончился широкой развилкой. Одна дорога вела направо, куда-то еще дальше и выше, а другая уходила налево. Тут же находилась пара манекенов-рыцарей. Панцирь одного из них был сильно продавлен копытами лошадей.
– Крепко досталось, бедняге, – сердобольно молвил кто-то.
– Ерунда... – уверенно заявил землекоп и аккуратно поднял железные длани помятого рыцаря кверху. – В бою главное, чтобы забрало не расхерачили, вместе с лицом. А панцирь для того и сделан, чтобы по нему колбасили чем попало.
Рыцарь помалкивал.
– Давай-давай, работай... – подбодрил его землекоп, нетерпеливо ударяя по манекену кулаком.
В ответ рыцарь зазвенел, словно большая кастрюля, затем внутри железного истукана звонко тренькнула какая-то тугая пружина, после чего он неохотно склонил голову набок, медленно опустил бронированные ладони на уровень паха и со страшным скрежетом отъехал от стены
– Похоже, это еще один подземный ход? – сказал Рубин, с интересом заглядывая в открывшийся проем.
– А то, – с гордым видом произнес землекоп. – Это на поверхности вы можете двигаться куда захотите, а под землей – нет. Здесь, куда ход прокопаешь, там и окажешься.
– Молодец! – уважительно сказал столпившийся народ. – Хитро придумал!
– А куда деваться, – по-хозяйски донеслось в ответ. – Разве можно жить в тупом неведении, без живой смекалки и здоровой инженерной мысли, когда кругом орудуют армии знати, орды сборщиков налогов, чванливая аристократия и жадные феодалы.
– А рыцарей где взял? – с интересом осведомился Рубин, осторожно прикасаясь к латам железных истуканов.
Землекоп расправил плечи.
– Я достал этих молчаливых ребят в одном богатом склепе, который отрыл совершенно случайно. Это было пять лет тому назад. В тот год центральный ствол шахты залило непомерными тоннами жидкой глины. Тогда мне пришлось обходить намеченный путь по широкой дуге, чтобы вновь выйти на главную магистраль своего многострадального подкопа. Именно тогда я наткнулся на тайное захоронение древних рыцарей. Эта могила была заполнена старинной утварью и кучей скелетов, источенных временем и червями до состояния осыпающегося алебастра. Судя по количеству мечей и доспехов, которое сохранилось на останках, то были безупречные христианские воины, возможно, рыцари Круглого Стола, а может кто и по круче.
– Рыцари Круглого стола – это сказка, легенда, место которой в читальне романтической леди, – хмыкнул Али Ахман Ваххрейм. – А в жизни от рыцарей следует держаться как можно дальше, если не хочешь, чтобы их пламенные девизы и благородные поступки не свели тебя в могилу прежде времени.
– Истинно так, – проговорил Дафни из Нидерландов. – Рыцарем может назваться кто угодно. Это легко. Куда труднее оставаться простым нормальным человеком.
– Толково сказано, – произнес землекоп. – Увы, братья христиане, нам выпала нелегкая планида, мы появились на божий свет под тяжким бременем тяжеловооруженных хамов. Но скажите мне, дети мои, разве когда-нибудь было по-другому?! А?!
– Вроде нет... – неуверенно промычал кто-то.
– Правильно! – твердо возвысил голос землекоп. – Такого еще не бывало!
– Так что же делать?
– Шевелить копытами, – мрачно прозвучало в ответ. – И не дожидайтесь милостей от тех, кто из века в век считает вас своей законной собственностью...
– А как же тогда Небо? – раздался вполне справедливый вопрос. – Ведь Господь Бог велел терпеть и не заноситься?!
– А что Небо?! – тотчас же нашелся землекоп. – Я бы не стал рассчитывать на него! Ибо на нашем Небе не осталось более никого, кто снова и снова отдавал бы за нас свою святую жизнь!
После такой воодушевленной речи народ скопом двинулся в нутро потайного лаза. Здесь было черно и душно, словно в древнем склепе, осыпавшемся под тяжестью прошедших столетий. Тогда землекоп зажег припасенный масленый светильник и повел людей за собою. Он походил на Моисея, увлекшего толпу евреев в аравийскую пустыню.
Шли долго. Некоторых пришлось тащить силой. Один человек пал от изнеможения. Пал замертво. Его положили в подходящую нишу и аккуратно заложили камнями, предварительно сняв с него часть приличной одежонки и чеботы. Остальные стиснули зубы и продолжили упорный путь наверх. Потом погас светильник, и стало совсем невмоготу. Люди двигались на ощупь, как кроты, хрипло втягивая воздух. Вокруг находилась только плесень и бесконечные комки осыпающегося грунта. Большинство уже не рассчитывало выбраться наружу. Так прошел час или два, а может быть и целая вечность. В конце концов, закончилась и сама вечность. Казалось, время совершенно остановилось, чего нельзя было сказать о землекопе.
– Давайте, давайте, бездельники!.. – то и дело подзадоривал он копошащихся во мраке людей. – Не падайте духом! Ее величество Смерть никого поджидать не станет!
Никто не заметил, когда народ выбрался наружу. Стояла тихая беспросветная ночь. Сдуру, ничего не соображая, умудрились пройти еще несколько миль. Шагали ровным строем, будто слепые за поводырем, совершенно отупевшие от голода и тьмы. Таким образом, топали до тех пор, покамест не уперлись в огромное английское дерево.
– Похоже, перед нами дуб, – тотчас же заметил землекоп.
– Если это дуб, – устало выдохнул Дафни из Нидерландов, силясь обхватить предмет заскорузлыми ладонями, – то Господь Бог сделал его громадным...
Остальные медленно, туго шевеля мозгами, ощупали препятствие и сделали аналогичные выводы.
– Да мы в лесу, братцы!.. – радостно выпалил кто-то.
– Ну что же... – устало выдохнул Рубин. – Воля и пытливый ум делают человека свободным, а лес – это именно то место, где свободному человеку самое место... Аминь...
Эпизод девятнадцатый.
Здесь решается простой, в общем-то, вопрос: «Кому в лесу жить хорошо?»
Спозаранку, едва распахнули очи, как заморосил мелкий накрапывающий дождь. Хорошо, что дуб оказался действительно громадным. Он возвышался посреди живописной поляны основательно. Он походил на древнего исполина, поднявшегося над чахлыми обитателями мирового пространства на добрую сотню метров. Под его обширной ветвистой кроной люди чувствовали себя вполне сносно. Однако, невзирая ни мирное ощущение тепла и покоя, кое-кто начал сразу же ворчать и жаловаться на застарелый ревматизм и хроническую подагру.
– Что за люди пошли, прости меня Господи, – недовольным голосом изрек землекоп. – Не люди, а твари слабохарактерные. Ни дня без нытья прожить не могут. С такими прогнившими насквозь людьми только помирать хорошо, а жить по-человечески невозможно никоем образом.
– Я жрать хочу, – сердито отрезал ему Дафни из Нидерландов. – Мне кушать надобно, а проповедь я тебе и сам потом прочитаю.
– Для приличного кушанья нужна приличная жратва, – деловито подметил Али Ахман Ваххрейм.
– На охоту идти надо, – мрачным басом произнес кто-то. – Или грабежом заняться, пока силы есть.
– Ну, нет, – Рубин мгновенно встрепенулся. – Мы никого грабить не будем! Ведь если мы начнем грабить своих собратьев и сестер, то рано или поздно нас тоже кто-нибудь обязательно и всесторонне ограбит!
– А нас-то за что?! – сразу же раздалось несколько удивленных голосов.
– Не за что, а почему?.. – охотно растолковал Рубин. – Все дело в Законе Воздаяния, ребята, от которого нам никуда не деться! В этом законе, как в надежном банке, сокрыто все будущее человека. Ибо тот, кто покушается на жизнь и имущество ближнего своего, посягает ни на что-нибудь, а на свою собственную харизму и совесть!
– На что?!
– На харизму! – твердым тоном повторил Рубин. – На личный авторитет, то есть. А с порушенным авторитетом жить никому невмоготу, как и с муками совести. Проверено, братцы...
– А если мы уже сами вконец ограбленные, аж до самой твоей харизмы?! – голос был въедливый и шел как будто из глубины самого народа.
Рубин сурово нахмурился и решительно заявил:
– Кто грабит простой честный народ, тот рано или поздно получит по заслугам! Всем лиходеям и подонкам обязательно будет крышка! Обещано сверху!..
Приняв пояснения Рубина за аксиому, сделали простой, но важный вывод: что жить надобно по возможности харизматично и нетребовательно. Таким образом, совесть решили оставить в покое, как и ограбление мирных путников. Вместо криминальных дел принялись собирать подходящие дубовые ветви, коряги и сучья. Большую часть отложили на дрова, а те, что выглядели получше использовали для изготовления дубинок, копий, луков и, разумеется, стрел.
Ближе к полудню, общими усилиями удалось смастерить ни много, ни мало, но около полутора десятка увесистых дубинок. Еще через полчаса появился пяток совершенно отпадных копий и один крайне внушительный лук.
Что касается лука, то это смертоубийственная штуковина получилось особенно превосходно. Луку нарочно оставили все горбатые неровности, неправильный изгиб и живописные корявые сучки, после чего, не мешкая, окрестили Дальнобойным Аттилой.
