Текст книги "Кровь и честь"

Автор книги: Андрей Ерпылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

28

«Не лучше Линевича выглядите, граф! – подумал Александр, поправляя перед зеркалом мундир. – Пора кончать с разгульным образом жизни – офицерствовать вам, мой друг, осталось всего ничего…»

Погода в Северной Пальмире наконец установилась по-настоящему весенняя, даже несколько летняя, поэтому все встречные – особенно барышни – не отрывали глаз от молодого подтянутого офицера с двумя орденами на груди и с интересной бледностью на лице. Знали бы романтические красотки, что приобретена она отнюдь не на госпитальной койке, а в весьма злачных местах Санкт-Петербурга, путем неумеренных возлияний и иных излишеств плоти. И самое главное – что на груди бравый поручик хранит аккуратно составленное прошение об отставке по состоянию здоровья.

В штабе в этот полуденный час царили пустота и благостный покой. Редкие нижние чины, попадавшиеся по пути, тянулись в отдании чести, посетители постарше чином, обмениваясь с поручиком приветствием, уважительно косились на сияющие мечи ордена…

– Бежецкий… Бежецкий… – Пожилой подполковник в писарских очках долго водил пальцем с прокуренным ногтем по страницам огромного гроссбуха, выискивая требуемую графу, пока Александр стоял перед столом. – Да, есть. Штаб-ротмистр Бежецкий Александр Павлович. Все точно. Прибыли за новым назначением, говорите? – поднял он на Сашу глаза, донельзя увеличенные сильными линзами.

– Так точно, но…

– И Афганистан, как понимаю, – подполковник скривил в улыбке тонкие губы под седой щеточкой усов, – не предлагать? Правильно?

– Ну почему же… – Ирония штабного несколько покоробила Александра, еще несколько минут назад пребывавшего в решительности раз и навсегда покончить с военной карьерой. – Я, наоборот, хотел бы…

– Увы, мой друг, – развел руками подполковник. – Я бы тоже много чего хотел, однако в отношении вас имею четкие и недвусмысленные распоряжения… Кстати, а почему вы до сих пор не сменили погоны поручика на штаб-ротмистровские? Не удосужились проковырять дырочки для еще одной звездочки? Непорядок-с! Вот я в ваши годы…

Молодой человек собирался было объявить чиновнику о своем решении, как вздрогнул: из дубовых стенных панелей за спиной подполковника внезапно проступил дедушкин образ. Старый кавалергард сурово хмурил брови, колюче глядя на внука, и тяжкие слова вот-вот должны были сорваться с его губ. Саша растерянно моргнул, и дедушкино лицо тут же растворилось в прихотливых узорах полированного дерева. Зато чуть правее такие же разводы сложились в печальное лицо Германа, словно пытающееся сказать: «Ну, брат…» А за ним, как по команде, одно за другим начали проступать другие лица, и от их взглядов поручику становилось не по себе, мороз бежал по коже, и бумага за пазухой казалась раскаленным углем, прожигавшим кожу. В довершение всего реальным, а вовсе не кажущимся пламенем загорелся в кармане перстень. Будто и он был категорически против избранного офицером пути.

– Да вы меня совсем не слушаете, штаб-ротмистр! – рассердился подполковник. – Экая молодежь пошла! Вот в наше время…

– Прошу прощения, господин подполковник, – покраснел Александр. – Я задумался…

– Задумался он! – кипел штабной. – Попались бы вы мне, молодой человек, лет пятнадцать тому – я бы вас быстро отучил задумываться! Вот, получите! – толкнул, почти швырнул он к Бежецкому стопку бумаг. – Ознакомьтесь и подпишите. И начинайте собираться – вам предписано явиться на место не позднее двухнедельного срока.

Он ядовито улыбнулся.

– А полковник Волков, мой друг, не любит разгильдяев. Строг Алексей Алексеевич, весьма строг. Уж поверьте старику на слово, Бежецкий, – моя школа. Вы свободны.

Сжимая в руках документы, уложенные в пластиковую прозрачную папочку, Александр и не помнил, как очутился на штабном крыльце.

«Почему я не отдал прошение? – думал он растерянно, вертя в руках бумаги так и этак. – Ведь был же твердо намерен!..»

В нагрудном кармане зашуршало, и он сунул руку за пазуху.

Бумага, извлеченная оттуда, рассыпалась в пальцах, будто опаленная пламенем или побывавшая в кислоте. Четкие чернильные строчки казались написанными сто лет назад и исчезали на глазах…

«Чертовщина какая-то… – подумал Бежецкий, отряхивая руки от бумажного праха. – Неужели это все он?»

И перстень тут же ответил своему владельцу чувствительным уколом…

* * *

Петля замкнулась.

Благодаря неизвестной прихоти судьбы Александр вновь очутился в том же аэропорту, что и полтора года назад. Хотя, откинувшись в удобном кресле лайнера, отрывающегося от земли в Пулкове, не думал ступить на его грешную землю. Увы. Человек предполагает, а Бог, как известно, располагает. Погодные условия заставили прервать полет на неопределенное время.

Примостившись в кресле зала ожидания – он намеренно выбрал то самое, штаб-ротмистр лениво листал забытый кем-то до него растрепанный журнал трехмесячной давности, изредка поглядывая на стеклянную стену. Стекло заливало снаружи такой Ниагарой дождевой воды, что все товарищи по несчастью, запертые в тесной коробочке из стекла и бетона, казались обитателями некого аквариума наоборот. А сполохи молний, преломляемые струями воды, придавали окружающему еще более сюрреалистический колорит.

– Извините, у вас не занято?

Бежецкий оторвал взгляд от демонстрирующих последние новинки кружевного белья красоток и посмотрел на полноватого господина с какой-то смазанной, незапоминающейся внешностью, облаченного в мешковатый серенький костюм.

– Не занято. Присаживайтесь, – ответил он, с досадой подумав: «Дежавю какое-то, право!»

– Куда направляетесь, если не секрет? – прожурчал с соседнего кресла вкрадчивый голосок. – Уж не в Афганское ли королевство, часом?

Молодой человек отложил журнал и вгляделся в соседа уже внимательнее.

Нет, это, конечно же, был не тот «скнипа» – постарше, круглее лицом, да и не похож совсем, но было в нем что-то роднившее с тем, полуторагодовалой давности, как близнеца. Гадостность какая-то, скользкость, вызывающая омерзение. Словно выполз откуда-то мерзкий червяк, и отвращение подкатывает к горлу, стоит представить прикосновение его липкой лоснящейся плоти…

– А вас почему это заботит? – в упор спросил он, отодвигаясь подальше от человека-выползка.

– Как же не заботит-то?! – запричитал человечек. – Гонят вашего брата, молодой человек, на убой не за грош. Туда – молодых и здоровых, кровь с молоком, а обратно – если и не в ящике железном, то о трех ногах. Если вообще с ногами…

В руках с обгрызенными ногтями уже маячила знакомая книженция, и Саша не стал ждать продолжения.

Он пружинисто поднялся, одним рывком выдернул из кресла соседа, неожиданно легкого, будто мышиный костюмчик распирали не откормленные телеса, а перепревшая прошлогодняя солома, увидел в бесцветных глазках плеснувшийся ужас и залепил «скнипе» звонкую оплеуху.

Он не любил бить людей, тем более по лицу. Более того – ему омерзительно было прикасаться к бледной, холодной и влажной, как у покойника, коже этого упыря-оборотня, но удержаться он не мог. Перед глазами стояли все, кто пал или был покалечен, исполняя свой долг перед Империей… Гражданские и военные, нижние чины и офицеры, мужчины и женщины… Он хлестал вяло дергающегося, объятого ужасом человечка по рыхлым щекам, но вместо его вылезающих из орбит глаз видел иконописный лик безногого солдатика на полу Петербургского вокзала, ряды цинковых гробов в чреве транспортного самолета, простреленную флягу со стекающей по мятому дюралю каплей драгоценной воды. Поэтому не мог остановиться…

– Хватит с него, штаб-ротмистр! Оставьте! – Кто-то вырвал из рук Александра ополоумевшего, с залитым кровью лицом, скнипу и отшвырнул прочь. – Убьете еще мерзавца, не дай Господь!

– А ты – пшел отсюда, скнипа барачная! – рыкнул кто-то рядом удивительно знакомым голосом, и избитый, хлюпая разбитым носом, по-заячьи прянул к раздвижным стеклянным дверям, споткнулся о выставленную в проход ногу, но удержал равновесие и под хохот, свист и улюлюканье офицеров, заполняющих зал, исчез из виду.

– Ба-а! Знакомое лицо!

Молодой человек тоже узнал ротмистра… Нет, уже штаб-ротмистра Морошевича. Да тот не слишком-то изменился за прошедшие полтора года. Разве что стал потасканнее как-то, что ли… А в остальном он был все тот же: Станислав в петлице расстегнутого на несвежей сорочке мундира, сизый подбородок, неистребимый запах перегара, который запах дешевого парфюма лишь подчеркивал…

– Здравствуйте, штаб-ротмистр. – Саша сделал вид, что не заметил протянутой руки. – Если мне не изменяет память, в тот раз вы были ротмистром, господин Морошевич?

– Да и вы были всего лишь корнетишкой… Пардон-с, поручиком, – криво улыбнулся шулер. – А теперь и не узнать – возмужал, ордена, штаб-ротмистр… Похоже, ухватили старушку-фортуну за хвост, а?

– Точно так. Фортуну и именно за хвост.

– А где же ваша нянька, штаб-ротмистр? – оглянулся Морошевич, шутовски приставив ко лбу ладонь. – В прошлый раз вы, помнится, были с верной дуэньей!

– Вы имеете в виду полковника Седых, штаб-ротмистр? – Шулер явно нарывался на драку, но ярость, охватившая Бежецкого при виде «скнипы», давно уже выветрилась, вполне удовлетворенная пролитой кровью. – Он погиб полгода назад. Пал как герой за Веру, Царя и Отечество. Подобно многим другим моим товарищам из тех, кто предпочитает вражеские пули крапленым картам.

– Пардон, – несколько сник Морошевич. – Право, я не знал этого, штаб-ротмистр…

– Ничего страшного. Так вы раздосадованы тем, что полковник тогда отнял у вас деньги, обманом выманенные у доверчивого юнца?

– Честно выигранные, – ощерился шулер в погонах, как крыса, загнанная в угол. – Попрошу не передергивать, штаб-ротмистр! Так и по мордасам…

– Вы считаете? – выпрямился Александр, задумчиво изучая ладонь, все еще перемазанную чужой кровью.

– Ладно, – отодвинулся на безопасное расстояние драгун. – Дело прошлое. Надеюсь, мои денежки были потрачены вами, сударь, с пользой.

– Конечно, – заверил его молодой человек. – Но я собираюсь вернуть вам долг. Прямо сейчас.

– Да неужто? – Морошевич бросил на офицера оценивающий взгляд. – Вы получили наследство?

– Что-то вроде того. Сколько я вам должен?

Штаб-ротмистр задумался на минуту и выдал сумму. На взгляд Саши, он приврал на пару-тройку червонцев, но это его не смутило. Под жадным взглядом шулера он извлек бумажник и отсчитал купюры, с иронией отметив, как сверкнули у того глаза при виде набитого деньгами портмоне.

– Э, нет! – придержал он руку, жадно протянувшуюся к десяткам и четвертным. – Деньги я вам отдам, сударь, но мы с вами сыграем. Наверняка ведь неподалеку опять заседает теплая компания, а? Времени у меня достаточно, – кивнул штаб-ротмистр на дождевые потоки, заливающие окно – дождь, казалось, только усиливался, если это было возможно в принципе. – У вас, думаю, тоже…

Он не понимал, откуда у него взялась уверенность, что он сможет обыграть прожженного жулика, но остановиться уже не мог.

– Сыграть? – Драгун смотрел на купюры, как кот на сметану. – Это пожалуйста! Это завсегда пожалуйста, мой друг!..

* * *

В гробовой тишине Александр вскрыл карты и буднично, словно салфетку за обедом, придвинул к себе ворох разноцветных купюр, среди которых поблескивало несколько золотых. Морошевич проводил их тоскливым взглядом.

– Вы обязаны дать мне отыграться, – каким-то неживым, картонным голосом пробормотал он, не отрывая глаз от того места на столе, где только что растаяли, как дым, все его надежды.

– Охотно. – Саша лениво сортировал деньги по номиналам. – Делайте ставку.

– Вы же видите, что я проиграл все! – взорвался штаб-ротмистр, грохнув кулаками по столу. – Давайте я напишу расписку!

– На нет и суда нет. Что я буду делать с вашей распиской?

– Прекратите, Морошевич, – прогудел из-за Сашиной спины артиллерийский капитан с пышными «бисмарковскими» усами. – Сегодня не ваш день. Видите ведь, что карта прет не вам!

– Я бы пасанул давно. – Изящный гусарский поручик брезгливо скривил губы.

– Так то вы, Клепачев…

– Прошу вас, Бежецкий. – Глаза у штаб-ротмистра были, как у больной собаки. – Я проиграл казенные суммы… С меня и так за прошлый конфуз сняли звездочку… Побойтесь Бога, Бежецкий!

– Извините, я благотворительностью не занимаюсь, – отрезал Александр, пряча деньги. – Желаете играть – займите у кого-нибудь.

Он сам не понимал, отчего ему сегодня везло. В карты он, вообще-то, играл весьма посредственно, да и азартным игроком себя не считал. Ну да, проиграть пару червонцев – еще куда ни шло. А уж выиграть… Но сегодня откуда что взялось. Карта сама шла ему в руки, и многочисленные поначалу партнеры один за другим прекращали игру, переходя в стан болельщиков. Ко второму часу игры они с Морошевичем остались один на один, а ставки возросли до «катеньки» на кон. И вот теперь игра завершилась сама собой.

– У вас сердца нет, штаб-ротмистр! – Морошевич оттолкнулся от стола и, тяжело покачнувшись, поднялся на ноги. – Я к вам во сне буду являться.

Александр не ответил, и его соперник, помолчав немного, громко скрипнул зубами и вышел из превращенного в казино буфета.

– Стреляться пошел, – равнодушно бросил артиллерист, присаживаясь на его место и жестом подзывая полового, забывшего о своих прямых обязанностях. – А вы молодец, штаб-ротмистр. Я уж было думал, что сдадитесь и позволите ему играть в долг. Хвалю. Где служили?

– Далеко, – ответил Бежецкий, тоже поднимаясь из-за стола. – Угощаю всех! – бросил он на стол пятьдесят рублей.

– Вот это по-нашему! – Гусар потер небольшие жилистые руки. – По-гусарски!

– Я улан. – Штаб-ротмистр вышел из помещения, не обращая внимания на звонко хлопающие за его спиной пробки.

Морошевича он нашел в туалете.

Штаб-ротмистр, застегнутый на все пуговицы, сидел на стульчаке, сжимая в руке табельный «Федоров» и опустив голову. Сначала Саше даже показалось, что он опоздал, но крови нигде не было, а пистолет мелко подрагивал в руке потенциального самоубийцы.

– Так слово «честь» и вам знакомо, штаб-ротмистр? – Александр открыл воду и принялся мыть руки. – Не ожидал.

– Что вы знаете о чести, мальчишка? – буркнул офицер, не поднимая головы.

– Да слышал кое-что. А вы?

– Зачем вы вообще сюда пришли, Бежецкий? Желаете насладиться унижением русского офицера?

– Разве не вы сами в этом виноваты?

– Виноват, не виноват… Какая разница? Ну не шла мне сегодня в руки карта, и все!

– Кто же вас принуждал ставить казенные деньги?

– Кто, кто… Вам этого не понять.

Штаб-ротмистр посмотрел на пистолет, зажатый в руке, так, будто видел его впервые, и нерешительно поднес ствол к виску.

– Вы бы вышли, Бежецкий, – тоскливо произнес он, глядя мимо Александра. – Или полюбоваться невтерпеж, как я мозгами кафель измажу? Ни разу не видали? Насмотритесь еще…

– Не валяйте дурака, Морошевич. – Александр подошел к сидящему и без труда отобрал пистолет. – Сколько казенных денег вы проиграли?

– Двенадцать тысяч рублей, – глухо ответил тот.

– И ради этого вы готовы вышибить себе мозги?

– Вам не понять. – Морошевич по-прежнему не смотрел на удачливого соперника. – Я и без того у начальства на карандаше за прошлые грешки. Если я не верну эти деньги, меня отдадут под суд, и спрос будет не только за эти двенадцать тысяч. Верните пистолет, Бежецкий.

– Я его у вас покупаю, – ответил штаб-ротмистр и вынул разбухший донельзя бумажник. – Двенадцати тысяч будет достаточно?

– Вы мне вернете эти деньги? – Во взгляде офицера сквозило недоверие. – Вы что – ангел небесный?

– Ну да, – пожал плечами Саша. – Выходит, что ангел… Только поклянитесь мне, Морошевич, что бросите играть. До добра это не доведет…

Он вышел из туалета и вернулся в буфет, где вовсю разворачивалось веселье.

– Вам можно доверять, капитан? – обратился он к «Бисмарку».

– Обижаете, штаб-ротмистр!

– Вот, – протянул Саша ему пистолет Морошевича. – Отдадите штаб-ротмистру, когда очухается.

– Нет, – покачал головой артиллерист. – Он все равно застрелится. Приперло его, штаб-ротмистр, понимаете? Я в такой ситуации тоже бывал, да Господь миловал… А Морошевич точно пулю в лоб пустит.

– Не пустит. Его тоже сегодня Господь миловал. – Александр положил оружие на стол и вышел.

Как раз объявили посадку, а солнце вовсю заливало здание аэропорта сквозь вымытые дождем окна…

* * *

– Не желаете свежую газету? – У Сашиного кресла остановила тележку симпатичная бортпроводница.

– Охотно. – Штаб-ротмистр взял несколько газет и углубился в чтение.

Сюрприз ждал его уже на второй странице.

«Из Парижа сообщают, – прочел он под большой, чуть ли не на всю полосу статьей о положении в Запамирском крае, с которой ознакомился с большим интересом. – Вчера, в своем особняке на рю де Винагриер, убит экс-король Афганистана Махмуд-Шах, проживавший там под именем Мухаммеда Кабули. Вместе с бывшим монархом погибли его гражданская супруга баронесса Дювильи и дитя мужеска полу, полагаемое незаконнорожденным отпрыском Махмуд-Шаха. Полиция подозревает бывших подданных экс-короля, наводнивших Париж после его свержения. Уже арестовано несколько десятков афганских эмигрантов, и аресты продолжаются. Мы будем держать наших читателей в курсе этой криминальной истории с политическим подтекстом».

Александр опустил газету. Заметка не сопровождалась фото убиенного, но ему и не было в нем нужды. Махмуд-Шах, будто живой, встал перед ним. Не таким, каким довелось видеть его в последний раз – растрепанным, с пистолетом в руках, а тем печальным «принцем Гамлетом Афганского королевства», принимавшим русского гостя в своем дворце.

«От судьбы не уйдешь, – грустно подумал штаб-ротмистр. – Монарх должен править или умереть… Третьего не дано. Корона снимается лишь с головой…»

Оставался вопрос, кто именно помог Махмуду уйти со сцены окончательно – головорезы более удачливого кузена или его, Сашины, благодетели? Но получать на него ответ у молодого офицера не было никакого желания. Он не так долго жил на белом свете, но отлично понимал, что перед желающим заглянуть за ширму может разверзнуться такая бездна, что возврата из нее уже не будет. Зачем будить призраков? Мосты в прошлое были сожжены без остатка, и перед ним открывалась новая страница его жизни. Какой она будет? Черной? Белой? Время покажет…

Но судьба снова напомнила ему о себе.

На восьмой полосе «Петербургских ведомостей», там, где обычно публиковались реклама и некрологи, глаз сразу зацепился за небольшое, скромно украшенное православным крестиком объявление в траурной рамке:

«В среду, восемнадцатого мая, в Крестовоздвиженской церкви состоится отпевание безвременно почившего статского советника Н. И. Линевича. Безутешная вдова покойного, его родные и друзья будут рады всем желающим присоединиться к ним в их бесконечной скорби».

«Что-о-о?!!»

Молодой человек выхватил из стопки «Петропольского смехача», славившегося своей до предела скандальной, но удивительно точной криминальной хроникой, и принялся лихорадочно листать сероватые, плохой бумаги страницы. Искомое нашлось скоро.

«Петербургский обыватель был потрясен гибелью на дуэли молодого, подающего большие надежды чиновника железнодорожного ведомства Н. И. Линевича, не так давно пожалованного чином статского советника за выдающиеся успехи при строительстве дороги в новоприобретенной провинции Империи – Запамирском крае. Ситуация предстает еще более пикантной в том свете, что упомянутый чиновник буквально только что – менее месяца назад – сам застрелил на дуэли весьма видную фигуру столичного высшего общества: известного всем Дмитрия Вельяминова – блестящего гвардейца и светского франта. Невольно задаешься вопросом: какие распри могли возникнуть между столичным чиновником и его убийцей – никому доселе не известным отставным поручиком фон Минденом? Пока обыватель теряется в догадках, ваш покорный слуга рискнет предположить, что поводом для этой растянутой во времени двойной дуэли с двумя жертвами могла быть банальная любовная интрижка. Вероятно, ни князь, ни остзейский барон не смогли простить счастливому сопернику женитьбы на одной из первых красавиц Санкт-Петербурга Анастасии Головниной…»

Строки смешались перед глазами штаб-ротмистра.

Вот это удар! Кто же мог ожидать от хладнокровного и прагматичного немца поступка такого поистине русского размаха? Ах, фон Минден, фон Минден… Александр с раскаяньем вспомнил, что, возвратившись домой, он ни на минуту не обеспокоился тем, жив ли его товарищ по плену и скитаниям, и вообще – что с ним стало. За своими заботами и волнениями он совсем позабыл невзрачного поручика. А тот, выходит, не позабыл своего спасителя…

«Что же Настя? – опомнился Бежецкий. – Ведь она сейчас возненавидит меня до смерти! Меня, клятвенно пообещавшего, что с головы ее милого не упадет и волоса… Но кто мог подумать?»

Он даже встал было из кресла, чтобы срочно бежать, ехать, лететь к ней и попытаться все объяснить, но за стеклом иллюминатора далеко внизу уже проплывали похожие на айсберги облака…

А еще сложились вместе слова: «безутешная вдова покойного» и «женитьба на Анастасии Головниной». Он опять опоздал…

– Вам плохо? – заботливо склонилась к нему милая, словно ангел, бортпроводница.

– Нет, сударыня, – вымученно улыбнулся офицер. – У меня все в порядке…

Да, у него теперь действительно все было в порядке. Сожженные мосты отрезали путь назад, будто тому, древнему Александру. И путь лежал только вперед, в неизвестность…__