Текст книги "Клуб любителей фантастики, 2014"

Автор книги: Андрей Анисимов

Соавторы: Владимир Марышев,Виктор Лугинин,Пауль Госсен,Константин Эрлинг,Михаил Гундарин,Кристина Каримова,Михаил Загирняк,Евгений Саричев,Эмиль Вейцман,Павел Колпачников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Элш не вошёл, а ворвался в адмиральскую каюту.

– Вы видели? Видели?! – Он кричал, отбросив разом все писаные и неписаные правила обращения к вышестоящим. – Получается, мы – убийцы! Зерры уничтожены ни за что! Ведь они не собирались ничего разрушать, а наоборот, зажигали звезды! Зажигали – теперь-то вы понимаете?! Нам, всемогущим, оказалось не под силу остановить деградацию Шестого сектора, а зерры смогли! Никаких губительных экспериментов с вакуумом не было – был другой, созидательный. Мы подоспели к самому моменту рождения новой звезды. Процесс уже был запущен и развивался необратимо. И тут… Что мы наделали, адмирал? Что мы наделали?! А может… – Он запнулся. – Может, всё, что мы совершили до сих пор, было ошибкой? Ошибкой, адмирал!

Хорн не отвечал. Казалось, он окаменел в кресле.

Элш замолчал. Он не мог говорить – каждое слово доставляло боль. Тягостное молчание длилось минуты две. Затем Хорн медленно поднялся.

– Возможно, вы правы, Элш, – произнёс он. – Но я отказываюсь поверить. До этого мы никогда не ошибались… – Адмирал помолчал. – Хорошо, идите к себе, а я произведу расчёты. Думаю, главный Вычислитель докажет, что вы заблуждаетесь.

Элш вышел в коридор, и тяжёлая дверь аварийной защиты задвинулась за ним. Он не обратил на это внимания, но в следующий миг из бокового ответвления выкатилась платформа малого излучателя. Это оружие ближнего боя применялось во второстепенных операциях. Платформа остановилась, и в центре металлического купола, над выдвинувшимся коротким стволом, вспыхнул огонёк боевой готовности.

У Элша не было времени гадать, из-за чего свихнулась послушная до сих пор машина. Как и все Хранители, он обладал отменной реакцией. Страх ещё не захлестнул мозг, а пальцы уже набрали на пульте телепортатора один из кодов, позволяющих перенестись в безопасный отсек. Но прибор не сработал. Поломки быть не могло – такие аппараты отличались сверхнадёжностью. Значит, телепортатор был дистанционно отключён. А сделать это мог только тот, в чьих руках находился ключ ко всем системам корабля. Адмирал Хорн!

Перед тем, как угаснуть, сознание Элша высветило лица жены и детей. А ещё по-чему-то – маленьких забавных человечков с далёкой голубой планеты, которых так и не довелось подержать в ладонях…

«…Прощай, Элш, – думал Хорн. – Мне искренне жаль, что так получилось. Но ты был обречён, потому что не понимал одной вещи: Хранители Мироздания не могут ошибаться. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Признав свой промах, мы отказались бы от величайшего права– решать за других. За народы, расы, целые цивилизации. Но отказаться – немыслимо. Мы, и только мы, обладаем конечной истиной, потому что прошли наибольший путь развития! Ты был слишком эмоционален, Элш. И, в конце концов, чувства погубили тебя, оттеснив железную имперскую логику. Но, чтобы ни произошло на самом деле, твоим сыновьям не будет за тебя стыд-но. Когда крейсер вернётся, они узнают, что их отец, выполняя опасное задание, героически погиб. Ты мало пожил, зато после смерти станешь образцом мужества. Обещаю тебе это!»

Хорн стоял посреди каюты, высокий и величественный, а на груди его пламенел, играл алыми сполохами Орден Преодоления. ^ТМ

Валерий Гвоздей
ВЕРСИЯ ДЛЯ ПРЕССЫ

6'2014

К пресс-центру администрации съехались репортёры всех новостных каналов – не менее дюжины телевизионных бригад.

Фургоны и специализированные автобусы конкурирующих станций. Над крышами – лес антенн. Содом и Гоморра. Настоящий кошмар для охраны…

Пресс-конференция, устроенная президентской администрацией, прошла своеобразно.

Если мягко выразиться.

Главе чрезвычайной правительственной комиссии мы задавали умные вопросы.

Увы, зря старались.

Глава комиссии, наглухо застёгнутый генерал-майор, отвечал всем одинаково – ровным, чётким, демонстративно командным голосом:

– Это – закрытая информация.

Так же ответил на мой вопрос – о причинах создания комиссии.

После чего, поблагодарив за внимание, – откланялся. Дуболом-перестраховщик.

Для чего тогда вообще устраивать пресс-конференцию?

А чтоб была открытость. Пресс-секретарь вызвался прокомментировать выступление главы.

С ним я не раз имел дело. У него дар: говорить живо, эмоционально, захватывающе, но – сказать или крайне мало, или вообще ничего. Качество невероятно ценное в политике.

Он начал, в своей манере:

– Нам говорят, нужны срочные меры. Но как принимать решения, в частности, на основе какой информации? Да, много определяется мерой осведомлённости. Мера осведомлённости президента и мера осведомлённости произвольно взятого человека с улицы – не совпадают, и значительно. Существует информация, предназначенная для служебного пользования. Также есть конфиденциальная информация…

Ну и далее, в том же духе.

Когда заметил, что народ оглядывается на выход, быстро свернул бодягу:

– Открытость хороша– в разумных, тщательно взвешенных пределах. Надеюсь, позицию комиссии мне удалось прояснить. До новых встреч, друзья!.. Воздел соединённые руки, словно звезда эстрады, ждущая оваций.

После его пламенной речи у многих из нас сложилось впечатление, что эта чрезвычайная правительственная комиссия была созвана ввиду очередной террористической угрозы.

Казалось бы – что особенного.

Только почему-то казалось– не всё просто.

Ещё казалось – вот мой шанс выбиться. Необходимы горячие факты.

Они где-то лежат. Приди и возьми. Решил поискать.

Здорово помог давний прикормленный «источник», за деньги, разумеется.

Я нашёл двухэтажный загородный дом на берегу тихой речки.

В сумерках занял позицию в кустах – от веранды шагах в ста пятидесяти.

* * *

Охранники с оружием, в камуфляже. Но – расслабленные. Про это место никто и слыхом не слыхивал. Лазутчиков не было, я первый.

Осторожно вынул из кофра направленный дистанционный микрофон. Чувствительный, с хорошим усилителем, параболический.

В общем – подслушивающее устройство. Как-то по случаю приобрёл. Оборудование, запрещённое к использованию гражданскими лицами.

А что же делать гражданским лицам, которым отказывают в информации? Надел плотные наушники, подстроил аппаратуру.

Судя по голосам, на веранде – глава комиссии, несколько помощников.

Разговор вялый, прерываемый шлепками и злобным шипением в адрес кровососущих.

Должно быть, сто раз жевали тему, к решению так и не пришли.

Отрывочные реплики, намёки, фигуры умолчания.

Всё же у меня сложилась картина. Получалось, в глубинке сел корабль, из космоса, неавтоматический, пилотируемый.

Комиссии поручены всеобъемлющая оценка ситуации в плане возможных последствий и – ведение переговоров.

Что, пришельцы?..

Разговор почти иссяк. Больше ничего конкретного.

Стемнело. Высыпали звёзды. Комиссионеры, устав бить на себе комаров, удалились в дом.

Окна закрыты.

Микрофон у меня только параболический, он через стекло не берёт. Нужен лазерный.

Был вынужден отладить.

Полночи одолевали сомнения. Пускать в эфир, не пускать? Выждать, пока ситуация хоть чуть-чуть развиднеется?

Упущу время, лишусь приоритета. В нашем деле кто успел, то г и съел. Перекрестившись, выдал горячие факты в утреннем блоке новостей.

Понимал, что рискую своей репутацией. Выбирал обтекаемые выражения.

Днём пригласили в пресс-центр, для беседы. Не шефа, а – меня, репортёра-ведущего.

Старый монстр с выправкой сержанта, мы его зовём Экзекутором, не предложил сесть.

Хмуря седые брови, изрёк:

– Потерять аккредитацию легко, трудно – восстановить.

– Чем провинился? – Я старательно изобразил недоумение.

– Ты запустил в эфир неподтверждённую информацию.

– Но я сказал – «по непроверенным данным».

– «По непроверенным данным»!.. – фыркнул Экзекутор. – Ты же все данные высосал из пальца!

– Не совсем так.

– Назови «источник».

– Какой я журналист после этого?

– Слишком ты непосредственный. Живёшь не но средствам.

– Намёк уловил. Постараюсь вину искупить.

– Старайся.

Экзекутор мрачно уставился в бумаги. Закрыв дверь, я несколько секунд пребывал в ошеломлении.

Только щёлкнули по носу. Припугнули санкциями. То есть пальчиком лишь погрозили.

Видимо, «непроверенные данные» были недалеки от суровой действительности. Потому что иначе бы дело повернулось совсем но-другому.

* * *

На всех углах судачили о корабле, с моей лёгкой руки.

Чем бы ни кончилось, приоритет за мной.

СМИ требовали хотя бы «версию для прессы».

И глава чрезвычайной комиссии вновь предстал на очередной конференции, дабы внести ясность.

Внёс.

Отвечал всем одинаково – ровным, чётким, демонстративно командным голосом, но ещё короче:

– Без комментариев.

Простенько и со вкусом. Наверное, долго репетировал перед зеркалом, заучивал текст.

Нс желая терять время, я выскользнул из зада, пусть оператор снимает дальше этот бред.

Шёл, глядя под ноги, думал, что надо бы снова посидеть в кустах, на берегу тихой речки.

Посреди коридора стоял кто-то, на пути. Я поднял взгляд.

Нескладный парень, в сиреневом комбинезоне из металлизированной ткани.

Явно был не в своей тарелке. Заговорил с акцентом:

– Где у вас… Э-э…

Замялся, кусая губы. Конечно впервые тут.

– Понимаю, – сказал я, беря его под локоток. – Идём, покажу.

Распахнул дверь, на которой была схематичная фигурка мужчины.

Оказавшись внутри, парень смотрел по сторонам в нерешительности. По-моему, не знал, как приступить.

Деревня.

Я дал наглядный урок, продемонстрировал – куда и что.

Гость тут же повторил. Не сдержал вздох облегчения.

Вымыли руки. По очереди вытерли бумажным отрывным полотенцем.

– Новичок… – извиняющимся тоном признался он, вслед за мной кидая смятый комок в урну.

– Да, ведешь себя, как пришелец, – хмыкнул я.

Сказал и – пригляделся внимательнее к новичку.

Лицо у него какое-то…

– Вы прилетели с миром?.. – спросил я, холодея.

Парень торжественно кивнул.

Железо было горячим. Я ринулся ковать.

В минуту раскрутил гостя.

Прибыл на корабле. Ведутся переговоры. Тоска зелёная. Вот и сбежал, хотел посмотреть на жизнь аборигенов в естественной среде. Ведь он репортёр.

Я смекнул: коллеги, не конкуренты.

В животе ёкнуло.

МОЙ ШАНС.

ЭТО БУДЕТ – СЕНСАЦИЯ.

Материал из первых уст в журналистике – на вес золота.

– Слушай, – пробормотал я. – Как на счёт – эксклюзива?

Думал, слово ему неизвестно.

Хотел растолковать.

Ха.

«Эксклюзив» – первое, что коллега выучил на Земле.

– Ты – мне, я – тебе, – деловито предложил он. – Договорились?

Репортёр всегда поймёт репортёра.

Мы ударили по рукам. ^ТМ

Евгений Саричев
ВЧЕРА

6'2014

Во вьетнамской забегаловке стоял обычный гул, как в пчелином улье.

Старый (хотя кто их разберёт, азиатов?) владелец заведения лично разносил блюда, брал заказы.

В дальнем углу галдели студенты-химики. Пожилая чета опасливо на них косилась, когда раздавалась очередная порция непонятных шуток, вроде «Титрую едкий натр сам с собой и удивляюсь – а где же точка эквивалентности?». Взрыв хохота.

У входа раздался громкий голос:

– Добрый день, ваши билетики!

Его владелец – хмурый паренёк в кепке – начал по очереди обходить столики, помахивая перед собой удостоверением. Когда очередь дошла до меня, контролёр скептически посмотрел на выбитое лиловыми чернилами время и пошкрябал билет ногтем, но ничего не сказал.

Дохлебал я свой суп, расплатился и выкатился на улицу. Реальность неприветливо встретила пригоршней серого дождя. Мелкие капельки покалывали лицо. Мимо натужно провыла «скорая». Приятная штука, реальность. Всё такое настоящее вокруг. И плевать я хотел на погоду. Витрины магазинов приветливо светились, демонстрируя россыпи достижений цивилизации. Рядом ютились разновеликие белые ценники. Даже не глядя на цифру, но размеру бумажки легко угадывалась цена.

Ниже по улице серел пропускной пункт. Грубые, кое-как сложенные в подобие дота бетонные блоки, узкие смотровые проёмы и щели в палец толщиной. Когда-то они может и были нужны, а теперь лишь глаза мозолили. Туда всё равно никогда не будут прорываться с боем. А обратно так просто не выйти.

Изнутри, с прилипшей к лицу на веки вечные скучной миной, выглядывает давешний контролёр. Плохо, плохо у них с кадрами. Он неприветливо проводил меня взглядом, не спросив ни билета, ни пропуска.

…Стукнулся лбом об дерево. Плоское дерево под картонным небом. Впрочем, стукнулся – это громко сказано. Ничего не ощутив, голова прошла сквозь ствол. Перед глазами мелькнула тень текстуры, и вот я уже стою с другой стороны. Ну здравствуй, милый дом. Вскинул руки, потянулся – и полетел.

Как всегда, выкинуло где попало. Конечно же, можно просто прыгнуть куда требуется, стоит лишь захотеть. Но тогда придётся долго ждать, пока подгрузится изображение местности. Не люблю сеточный, полупрозрачный ландшафт из математических треугольников. Смотрится также жутковато, как обглоданный скелет.

Мимо проплывали светящиеся и подмигивающие цветными надписями громады информационных массивов. Кубы, пирамиды, бесконечные трёхмерные витражи. Всё, как в книжках. Всё, как и мечталось годы назад пионерам информационного Нового Света. По крайней мере, в этом секторе. Другие выглядят совершенно иначе. Вопрос вкуса.

Я тут совершенно один – визуально. На самом деле я лишь крошечный квант, одинокий огонёк среди мири-адов других жителей страны, существующей лишь в головах людей и на винчестерах компьютеров. Ужас-то какой, если подумать. Они здесь и даже не просто соприкасаются со мной – они пронизывают меня. Всё время. Вот и не показывают мне ничего, чтобы не нагружать процессоры без причины.

Совсем другое дело форумы. Там видно всех собеседников, которые имеют право голоса. Но если в любимую курилку набивается пара тысяч лоботрясов, то и там хоть гонор вешай – настолько он медленно будет падать. Процессоры поспевать не будут за потоком информации о том, кто как поёрзал или покашлял из всех присутствующих.

Но мне сегодня совсем в другой сектор. Я направляюсь на работу после отпуска в реальности. Работа не пыльная, но и интересного в ней ничего нету. Я сортирую блоки информации. Определяю, что она собой представляет. Классифицирую. И либо отправляю в архив… Либо уничтожаю.

Долгое время никто особо не задумывался, куда девать всю эту прорву информации. Её возникало в стихийном порядке всё больше и больше, хранилища переполнялись не по дням, а по часам. Кто-то сфотографировался со своей собакой на фоне ковра. Кто-то написал гениальные стихи, посвящённые однокласснице.

Кто-то в тысячный раз снял на видео Ниагарский водопад. Чаще всего сам владелец банка данных не имел не малейшего понятия, что он хранит, сколько там барахла и есть ли хоть что-то нужное.

Но ведь всё хорошее рано или поздно кончается, не правда ли?

Потоки информации не оскудели, зато возникли проблемы с сё хранением. В один кубический сантиметр аппаратуры удавалось запихать все больше и больше, но это становилось всё более недешёвым удовольствием. После того как преодолевался очередной физический барьер, возникал новый, куда сложнее.

Пришлось начать чистить весь этот бардак. Копия уже существующего файла? Стереть. Почти идентичный текст? Записать список отличий, оригинал на помойку.

Нам пришлось самим начать сжигать рукописи, почти как в той книге, что попалась мне лет пять назад. Только температуры у платиновой матрицы, погруженной в жидкий гелий, другие. Не потому, что их нельзя читать. И не потому, что нас заставили. Просто мы начали в них утопать. Задыхаться. Как, опять та же фотография котёнка, что и на прошлой неделе? И её в топку истории.

Вдали уже виднеется безвкусный розовый октаэдр центра сортировки. Я так и не разобрался до конца, зачем требуется забираться в его утробу, чтобы иметь возможность поработать. Это как-то связано с системами безопасности.

Достаточно прикоснуться к стенке, шепнуть заветное слово – и вот он, мой офис. Квадратный, с неживыми, неподвижными окнами и без дверей. На окнах – особо полюбившиеся ландшафты, попадавшиеся во время работы. Получилось как в той песенке полгода назад, четыре окна и каждое с совсем другим видом. Меня преследует чувство неудовлетворённости, мне не до конца нравится эта комната. Ума не приложу, как тут можно хоть что-то изменить к лучшему. Разве что дизайнера спросить. Тем более что тут каждый третий дизайнер. Даже если рисовать не умеет. Не у всех есть способности. Для сортировки желательно иметь абсолютную память. Писатели должны находить трогающие за душу слова. А как быть, если память дырявая и слова корявые? Только и остаётся, что сочинять дребезг и лязг под названием музыка, либо малевать тошнотворные шрифты и убеждать всех, что это модно.

Лет десять назад я застал художников. Это те парни, которые делают фотографии без применения техники. Впрочем, они ещё раньше когда-то баловались абстрактным хаосом форм и цветов, пока кто-то умный не написал программу, которая подобное творчество генерировала тоннами. С тех пор они весьма поувяли, и количество их сильно сократилось. Моя дневная норма десять гигабайт. С перерывом для того, чтобы мозги не вскипели. Компьютерный анализ помогает, но не всегда. Он не идеален. Попробуй-ка придумай алгоритм, способный эстетически оценить, какая из сделанных с перерывом в две секунды фотографий девушки красивее. А искусственный интеллект так и остался Святым Граалем кибернетиков…

Иногда, когда кончился рабочий день, когда я вылетаю домой, мне хочется сказать: «Я иду домой». Но вместо этого я молча лечу. Стараюсь не видеть бедную палитру этого мира декораций и много думаю. О том, сколько похожих и безвкусных, бессмысленных вещей я сегодня повидал. Как хорошо было бы плюнуть на всё, на цивилизацию, на историю планеты и просто стереть всё сразу. Пойти по второму кругу генерации всего этого бреда. Вот только не поможет.

Мы жили надеждой. Мы ей дышали, питались ей и пили сё. Что ещё совсем чуть-чуть. Что через пятьдесят, нет, десять, даже возможно пять лет наступит технологическая сингулярность. Стоит только поднатужиться, сделать ещё одно усилие. Люди – боги. Люди – хозяева себя. Люди – больше не рабы судьбы. Мы надеялись, что сами сможем решать за себя. Лекарство от болезни? Пожалуйста. Вечная молодость? Милости просим. Не хотите ли ещё и сверхинтеллигентность? А как же. Мы надеялись, что проблемы сегодняшнего дня завтра исчезнут сами собой. Достаточно щёлкнуть пальцами, чтобы заставить Солнце светить ночью и получить Луну из сыра. Нам всё по плечу, все мы супермены и ангелы без крылышек.

Вот так всё и катилось быстрее и быстрее в тартары. Считалось, что энергии будет море и хватит всем, даром и с излишком. Но однажды пришлось проснуться от мечты. Термояд так и не приручился. Он только в звёздах как был, так и будет. Ну не хочет идти реакция. Уран да плутоний совершенно неожиданно тоже обнаружили свойство рано или поздно кончаться. Как и всё хорошее вроде нефти. То, что мы называли прогрессом, постепенно замедлило свой ход, принялось топтаться на месте.

И вот теперь тело моё живёт в катакомбах, опутанное проводами и трубками. Как в том фильме три недели назад. Электричество нынче недешёвое, а нормальная пища ещё дороже. В свою очередь, жить в реальности вообще мало кто может себе позволить. А душа неприкаянно витает в информационной сети, среди таких же спящих красавцев. Иногда нам милостиво выдают билетик, вытаскивают из вены капельницу и выпускают подышать свежим воздухом. не всех. Если все сразу ломанутся, то воздуха может ведь и не хватить. Как мне кажется. ^ТМ

Валерий Гвоздей
ПОВЫШЕНИЕ

7'2014

Шелестели жёлтые листья на аллее вечернего парка, трещали местные цикады.

Звучала музыка.

– И никаких приставаний! – Оди вынула тонкие пальчики из моей ладони и выпрямилась на скамейке. – Да!..

Может, другой обиделся бы. Я лишь ухмыльнулся.

Поцеловал её в щёчку.

– Аморальное поведение в общественном месте, – вот так прелестница квалифицировала действия кавалера, совершенно ледяным тоном.

Сейчас на Оди строгий деловой костюм, стального цвета, а под жакетом синяя шёлковая блузка. Напряжённый рабочий день закончился. Мы зашли в парк, чтобы немного подышать свежим воздухом, посидеть, расслабиться.

Оди заметила нескромный взгляд, устремлённый в её скромный вырез. Сказала довольно строго:

– У тебя нет доступа к данному контенту. Не мечтай.

Она пошутила.

Оди– не только мой напарник, здесь, на планете, враждебной по отношению к Земле.

Оди – моя девушка. Мы нежные любовники уже полгода.

Я с ума схожу от неё.

Оди в курсе. И – дразнит.

Хотя обстановка не располагала к амурам.

Мы с ней агенты Земли, часть разветвлённой агентурной сети на Орсоне.

Мы знаем о существовании других пар, но мы не знаем коллег в лицо или по имени. Резидент – волк-одиночка, никто из нас резидента и в глаза не видел. Это закон, в целях конспирации.

Резидент – бесплотный дух, контролирующий всех, координирующий нашу деятельность.

Мы с Оди рядовые агенты, беспрекословно выполняем приказы, возникающие на личных коммуникаторах.

Суть работы – кибершпионаж. А главное оружие – программы для заражения систем, для перехвата нужных данных. Такие программы– вирусы, имеющие модульную архитектуру.

Мы рассылаем письма, адресованные конкретным получателям, в том или каком-то ином важном учреждении. В состав каждого письма входит специальная троянская программа.

Связь на плавающей частоте. Алгоритм не расколоть тысяче суперкомпьютеров. Ну а для контроля заражённых машин есть множество доменных имён, серверов, повсюду, на разных континентах.

Создана цепь серверов, чтобы скрыть местоположение главного управляющего сервера. Когда процесс идёт нормально, мы лишь наблюдаем за инфицированными компьютерами, выходящими на связь. Только и всего.

Контрразведчики Орсона старательно ищут серверы. Ищут наблюдателей, отправителей писем. Отыскать главный сервер – мечта любого контрразведчика. Пока что нам везло.

При действиях большой группой все должны быть доступны постоянно.

В левом глазу ожила контактная линза, в которую встроен дисплей.

Замигал тревожный огонёк красного цвета.

Проблемы. В беде кто-то из своих. Я должен помочь.

Нам говорили, что возможны подобные ситуации, в нарушение правил.

Оди по лицу поняла, что отдых закончен, началась работа, от которой нельзя отказаться.

Но приказ – только для меня.

Я встал:

– Езжай домой. Свяжусь позже.

Она кивнула и, поднявшись, торопливо зашагала к выходу.

Активировал пеленгатор, скрытый в фигурном перстне. Камень стал дисплеем. Антенну сканера переключил в направленный режим. Поймал излучение передатчика.

Взяв пеленг на исходящий сигнал, пошёл к другому выходу. Покинул городской парк.

Идти недалеко.

Двигался по улицам, полыхающим рекламой, в толчее, сутолоке. Двигался и переулками, где было сумрачно, пусто.

Приближаясь, надел большие, в пол-лица, очки со встроенными светодиодами.

Они с толку сбивают программы обеспечения систем распознавания внешности, создавая помехи. Стандартная мера.

Тёмный переулок Несколько машин возле обочин. Несколько мусорных контейнеров. И все окна без света. Похоже, дома нежилые.

Источник локализован. Но подходить я не спешил.

Призыв о помощи нередко бывает ловушкой.

Проявим осторожность. Проведём электронную разведку.

Сменил очки – надел узкие, чёрные, прямоугольные очки-терминалы.

Перед глазами возникла трёхмерная голографическая проекция.

Компьютерная модель всех прилегающих кварталов. Инфовидение – прозрачные стены и чёткие тепловые силуэты живых и неживых объектов.

Менялись ракурсы.

Поверх картинки бежали строчки уместных комментариев, технических подсказок.

Изображение подрагивало. Несколько раз сработали фильтры помех.

Опасности вроде бы нет.

Источник сигнала не перемещался.

Я ступил в переулок.

* * *

Человек сидел на грязном тротуаре, вытянув ноги, привалившись спиной к стене дома.

В свете луны я внимательно оглядел коллегу.

Темные волосы, густая проседь, залысины. Лицо немолодое, слегка одутловатое, с плотно сжатыми губами и вздёрнутыми словно в брезгливом удивлении бровями. Одет, как я. Но куртка и брюки сильно испачканы, порваны кое-где.

Система диагностики выдала информацию.

Крайне утомлён, ранен в бедро – оно перетянуто галстуком.

Раненый открыл глаза. Кажется, узнал. Лишь затем отключил маячок, коснувшись пуговицы на рукаве:

– Блокируй связь.

Голос был уверенный, властный. Я подчинился, хотя видел человека впервые:

– Что с вами случилось?

– Им была нужна утечка вроде бы секретной информации – слили всё через наш вирус. Я лично уничтожил раскрытый сервер. Ушёл с трудом. Ищут. Надо пошевеливаться.

Не спрашивая, наклонился и сделал ему противошоковую инъекцию.

Выждав несколько секунд, помог встать.

– Связь восстанови пока, – сказал он. – Через свой коммуникатор набери вызов машины – и не городской, а моей. Снова потом заблокируй.

– Назовите код.

– Лим Дарэн. Имя хозяина.

Вот так раз.

Лим Дарэн – на всю планету известный педиатр. Ну кто предположит, что авторитетный детский врач – агент земной разведки?

Набрав, я послал вызов.

Надо было идти в сторону улицы.

Дарэн ковылял, припадая на левую ногу и держась за меня.

Дождались в тени.

Подкатила чёрная длинная машина, сверкающая от цветных сполохов рекламы.

Когда сели, хозяин произнёс голосовую команду:

– На виллу.

Через десять минут ехали по загородному шоссе, посреди леса. И в окна врывался густой воздух, пропитанный горьковатым запахом осенней листвы.

Но лес кончился.

Лёгкий бриз с залива коснулся лица, нежно лаская мою кожу, принёс запах солёной воды и сосен.

Луна висела над морем. Волны играли бликами, чуть колыхались.

Влажный песок сверкал – будто чёрное зеркало.

Дорога пошла вдоль моря. Специфический запах разлагающихся водорослей.

Фары высветили изгородь, длинный ряд остроконечных пик на верхних концах прутьев.

Открылись ворота, автоматически.

Мы въехали на территорию усадьбы. Включились фонари, включилась подсветка.

Широко раскинувшийся одноэтажный дом – его стены из стекла, а стекло, в свою очередь, красиво оправлено в коричневое дерево. Со всех сторон высокие зелёные кусты и клумбы.

Роскошный вид на море, до горизонта, полное отблесков.

Терраса, украшенная бассейном довольно прихотливой формы. Галерея каменных арок.

Жители Орсона консервативны в одежде, в архитектуре, в интерьерах.

Все агенты вынуждены учитывать, маскируясь.

Но мы с Оди живём куда скромнее. Машина замерла у крыльца.

Выйдя из салона, я помог Дарэну выбраться.

У дверей биометрический идентификатор.

Хозяин встал на синий круг. По лицу, по телу побежали световые полосы. Угасли.

– Добро пожаловать, Лим Дарэн, – произнёс женский приятный голос.

Дарэн повернулся ко мне:

– Живу один, не волнуйся.

Он сразу отправился на приём к домашнему электронному хирургу. Лёг на кушетку.

Над его бедром засновали манипуляторы.

– А ты можешь расслабиться… – улыбнулся хозяин. – Налей чего-нибудь. Я рекомендую «Орсон премиум». Лучший на планете коньяк.

Дом источал неуловимый аромат благополучия, настоянный за много лет. Не исключено, что в формировании букета участвовал и запах дорогущего коньяка. Просторная гостиная. Диван, столик, два мягких удобных кресла, с высокой спинкой, два огромных монитора на стене. Хорошо устроился коллега.

Лим Дарэн – наш резидент.

* * *

Я не стал мяться. Налил в коньячную рюмку тёмный, соблазнительно пахнущий напиток из тяжёлой, пузатой, холодной бутылки.

Сел в кресло, с удовольствием чувствуя солидность и прочность сооружения. Пить не спешил.

Предвкушал.

Увидев на столике пульт, включил музыкальный канал. И сразу убавил громкость, чтобы не тревожить Лима Дарэна.

А потом случилось нечто очень странное. Мой фигурный перстень вовсе не штатный инструмент. Хитроумная частная разработка, недавно полученная в подарок от возлюбленной Оди.

В нём запульсировал крошечный, едва заметный огонёк, сбоку, на грани, обращённой ко мне. Он сигнализировал, что не следует пить коньяк «Орсон премиум». Вредно для здоровья, крайне.

Я не поверил. И поднёс свой перстень вплотную к бокалу.

Огонёк стал ярче, замигал чаще. Давал понять, что никакой ошибки нет.

В дорогущем элитном коньяке, предложенном любезным хозяином, – смертельный яд.

Вот так раз.

Кто сказал, что ловушку нельзя устроить в роскошном доме, на берегу ночного моря? Очень даже можно.

А заодно и похороны.

Лим Дарэн – контрразведчик, враг?..

Но Дарэн в самом деле был ранен.

Что-то непонятно.

Поставил рюмку на столик.

Надел узкие, чёрные, прямоугольные очки-терминалы.

Перед глазами возникла трёхмерная голографическая проекция.

Обыскал, поворачиваясь на месте, все помещения виллы.

Прозрачные стеньг и чёткие тепловые сигнатуры живых и неживых объектов. Менялись ракурсы. Поверх картинки бежали строчки.

В доме только мы с Дарэном. Больше никого.

Интересно.

Коньяк вылил обратно в бутылку. Закрыв бар, вернулся к мягкому креслу.

Будто невзначай уронил пустую рюмку на пол. Она разбилась с печальным звоном.

Хозяин, наверное, ждал этого звука. Прихрамывая, Лим Дарэн вошёл.

Увидел гостя, лежащего безжизненно в кресле, склонившего голову на грудь.

– Очень хорошо… – пробормотал хозяин с удовлетворением.

Положил на столик бластер, нагнулся, кряхтя. Начал подбирать с пола осколки рюмки.

– Не ожидал, признаться, от врача-педиатра, – сказал я с укором.

Взял бластер в правую руку, навёл.

Дарэн, кряхтя, выпрямился. Посмотрел с обидой:

– Все люди с возрастом меняются, в худшую сторону… Так почему же я – должен быть исключением? Можно сесть? Трудно стоять, боюсь, нога подведёт.

– Вы у себя дома.

Левая штанина разрезана, в прореху видна свежая повязка с проступившей кровью. Ранен.

Что же происходит?

Вот бы – сам Дарэн объяснил.

Хозяин осторожно, стараясь не потревожить рану, сел в другое кресло.

Вздохнул.

Мед ленно, в глубокой задумчивости, поднял ладони, потёр лицо, как будто хотел стереть выражение отчаяния.

Положил руки на подлокотники:

– Нэйт, ты узнал, кто я, тебя нельзя оставить в живых. Смирись. Ты же профессионал. Ты же – патриот.

– Да. Патриот Земли, а не Лима Дарэна. Хозяин огорчённо хлопнул ладонью по здоровому колену:

– Смерть есть фазовый переход. Только и всего. Не стоит бояться её, Нэйт.

– Смерть есть смерть. Нечего голову морочить.

Какой нелепый разговор, недостойный профессионалов…

Замигал суматошно огонёк в перстне. Лим Дарэн обрушил на меня взгляд, полный ярости, полный решимости – убить. Тянулся пальцем к невидимой кнопке на подлокотнике. Уже торжествовал, уверенный в победе.

Выстрелив, я бросился на пол, за столик.

* * *

Тело Дарэна, прожжённое лучом, потрескивало, чуть дымило.

Тлела обивка роскошного кресла. Неприятный, грубый натурализм… Передёрнуло.

Я немного опередил, но только на мгновение.

В спинке моего кресла торчала дюжина стрелок, наверняка отравленных, вылетевших из шкафа.

Перстень спас мне жизнь.

Ну, ещё, пожалуй, взгляд Дарэна.