Текст книги "Последняя тайна первоэлемента (СИ)"

Автор книги: Андрей Абрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Абрамов Андрей Александрович
Последняя тайна первоэлемента.

Пролог.

Мое имя не имеет значения.

Имя – всего лишь набор символов.

Имя дается исключительно для того, чтобы было проще понять, о чем в повествовании идет речь. Или о ком. Одним именем можно обозначить огромное множество вещей, настолько не похожих между собой. Например – стол. Стол из дерева, стол из стекла, стол с одной ножкой или четырьмя, какими бы разными они ни были, для всех них уже придумано одно имя.

Сколько еще в мире людей с таким же именем как у меня? Миллион? Два? Все мы абсолютно разные и непохожие друг на друга, с разными интересами и собственным мировоззрением, и каждый из нас был бы полностью уникален, если бы не одна маленькая деталь, которая полностью стирает все наши различия и убивает нашу индивидуальность. Имя.

Мы, люди, дали имя абсолютно всему сущему, думая, что достаточно хорошо все знаем для того, чтобы называть вещи так, как нам хочется. Мы так уверены в том, что знаем все на свете, что на земле уже не осталось ни одной вещи, для которой бы не было придумано имени.

Но думать так – значит ошибаться.

Есть вещи, для которых никто и никогда не придумает имен.

О них никто никогда не узнает и не заговорит. Им не будет приписан ничтожный набор символов, который стер бы тонкую грань между ними и реальностью. Их нельзя обозначить ни одним из уже придуманных имен. Они существуют независимо от того, как нам бы хотелось их назвать. Это то, чего человек боится больше всего. Непознанное всегда пугает. Мы всегда боимся того, что скрывается за тенью неизвестности. Нам слишком комфортно жить в своем тесном мирке, нравится скрывать себя за набором букв, которые, как нам кажется, отражают нашу истинную сущность.

Но у непознанных вещей нет имен. Они и есть неизвестность.

И как бы их не называли, не изменится лишь одно.

Никто и никогда не узнает, что это на самом деле.

Глава 1.

Все как обычно. Сегодня мой будильник сработал в 6:30, как и всегда. Я встал с теплой и уютной постели и стал осматривать комнату в поисках тапочек, которые я вчера впотьмах отшвырнул в сторону, когда ложился спать. Самая обычная комната, чуть больше девятнадцати метров, с примыкающим к ней балконом. Над балконными окнами повешены жалюзи, окно посередине, с ручкой, то, что открывалось, было обклеено кусками старых обоев, оставшихся с незапамятных времен, кажется, от прошлых владельцев. Под подоконником в комнате стоял складной деревянный стол, который, к слову, был старше меня, а рядом с ним, у стены, стояла моя кровать заправленная белым постельным бельем, все еще приятно пахнущим после стирки. На ее изголовье я пристроил лампу, чтобы вечерами, когда я прихожу с работы, я мог читать книги в нормальном освещении. Напротив кровати расположилась тумбочка со стоящим на ней телевизором, которым я вообще не пользовался, но оставшимся в квартире лишь для того, чтобы в случае внезапного визита гостей они не умерли от скуки. У двери, что вела в коридор, расположилась книжная полка, не такая старая как стол, но уже и не новая. На ней, за несколько лет, скопилась вполне неплохая коллекция книг, которую я регулярно пополнял новыми экземплярами. Посреди комнаты стояла скамья со штангой, так необходимая мне для поддержания моего тела в отличном физическом состоянии. Под ней лежали гантели.

И тапочки.

Я надел их и вышел в коридор.

Слева дверь на кухню. Справа стоял довольно объемный шкаф, в который я убирал свои вещи, а сразу за ним – входная дверь. Прямо напротив моей комнаты расположилась дверь в санузел, в который я и направился. Внутри все было выложено кафелем – с одной стороны зеленой плиткой, с другой – синей. Напротив двери висела раковина и зеркало с полочкой над ней, слева от нее, у стены, расположилась ванна, справа – унитаз, а за ним, возле правой стены, стояла стиральная машина и уже полностью забитая корзина для грязного белья. Я поднял крышку унитаза и справил малую нужду. Затем подошел к раковине и повернул вентиль холодной воды, помыл руки и умылся. Вода ледяная. Я посмотрел на себя в зеркало. Все то же бледно-белое заросшее щетиной лицо, чуть осунувшееся, но еще не постаревшее, с резко очерченными скулами, правильным прямым носом и темно-карими, почти черными глазами. Ежик коротких волос торчком стоял на голове. Я обтер руки о полотенце, висевшее на крючке прикрепленном к двери, и побрел на кухню готовить себе завтрак. Напротив кухонной двери – окно. Под ним стоит круглый деревянный стол на одной ножке и пара табуретов. Слева от стола, в углу, стоит холодильник, на котором налеплена куча всяких магнитов. Каждый из магнитиков символизировал города, в которых мне удалось побывать, или в которых бывал кто-то из моих знакомых, привезя оттуда эти дешевые безделушки. Прага, Париж, Франкфурт, Петербург – все эти названия с цветными картинками громоздились на белой дверце. У стены справа расположился кухонный гарнитур, цвета слоновой кости (правда из-за грязи и пыли цвет слегка изменился, но изначально это была именно слоновая кость), в правом конце которого была встроена раковина. В шкафчике возле окна я хранил всевозможные крупы и сыпучие продукты, среди которых была овсянка. Я отдавал предпочтение той, что не требовала варки на плите в кастрюле, вместо нее я покупал много маленьких пакетиков быстрого приготовления и безобразной кучей сваливал на верхнюю полку. На нижнем шкафу стояла микроволновая печь, ужасно заляпанная пятнами всевозможных блюд, разогревавшихся в ней. Справа от шкафчика с микроволновкой стоит газовая плита, еще более заляпанная, на которой стоял черный чайник со свистком с выцветшим изображением цветочков. Налив в него из крана воду и, поставив кипятиться, я, дабы не терять время зря, вернулся в комнату, чтобы сделать небольшую утреннюю разминку и пару упражнений на растяжку. Спустя десять минут свисток на чайнике зашелся в истерическом свисте, оповещая меня о том, что мой завтрак уже на половину готов. Я прибежал на кухню и выключил конфорку под чайником, затем взял его за ручку в правую руку, а левой рукой начал снимать свисток. Пальцы обожгло, и свисток полетел на пол. Я залил кипяток в заранее приготовленную тарелку, в которую я высыпал содержимое одного из пакетиков извлеченного из шкафа. Подобрав с пола и водрузив на место свисток, я опять пошел в комнату намереваясь включить музыку, чтобы собираться было не так скучно. На столе стоял доисторический дисковый магнитофон, который мне подарили еще в детстве. Рядом с ним стояла коробка с дисками, другие же просто были разбросаны по столу. Я взял первый попавшийся и засунул в плеер, включил и отправился на кухню завтракать. Я достал из холодильника фрукты, которые я хранил там, боясь, что при таком соотношении температуры и влажности (зимой и летом в квартире переваливало за тридцать по Цельсию) они попросту испортятся. Съев свою овсянку и яблоко, и убрав в холодильник пакет с фруктами, я заварил чай из пакетика и съел пол упаковки печенья, а затем отправился в ванную чистить зубы. Я взял с полки под зеркалом щетку и пасту. Выдавил. Почистил. После этого, все с той же полки, взял очищающий лосьон и жирным слоем размазал его по лицу. Смыл холодной водой, вышел из ванной и выключил свет, затем выключил музыку и вернулся в коридор. Открыв ужасно скрипучую дверцу шкафа, на которой отсутствовала ручка, я, снимая прямо с вешалки, начал надевать на себя вещи из "повседневного" комплекта – синие, чуть заношенные джинсы и новенькая рубашка черного цвета. Обул свои единственные ботинки, одиноко стоявшие в углу, и взглянул на время на своем телефон – 7:22, Суббота, 13 Июля. Рассовав по карманам деньги, ключи, документы и телефон я вышел из квартиры.

Подъезд представлял собой убогое зрелище. Каждый этаж, на котором располагались по четыре квартиры, напоминал нечто среднее между ночлегом для бомжей и нормальным жильем. Краска со стен, некогда синяя, облупилась и отваливалась кусками, вместе со штукатуркой. Поверх целых ее участков были намалеваны кривые и уродливые рисунки вперемешку с нецензурной бранью, которые один из моих знакомых называл "наскальной живописью первобытного человека". Лампочки на моем этаже не горели почти никогда, но утром это и не особо мешало, так как на каждом лестничном пролете имелось окно с непрозрачными стеклами. Двери лифта находились прямо напротив двери моей квартиры, и их участь не отличалась от той, что постигла стены. Сам лифтовый механизм ломался как минимум два раза в неделю, и мне приходилось спускаться и подниматься пешком, что, в общем, не совсем приятно, принимая во внимание тот факт, что живу я на одиннадцатом этаже. На мое счастье сегодня он работал исправно, поэтому я подождал пока он довезет меня на первый этаж, отличавшийся от одиннадцатого лишь тем, что там горела лампочка, и я, открыв железную дверь с сломанным домофоном, вышел из подъезда.

Все эти действия я совершал абсолютно каждый день уже не один год. Все было так привычно и понятно, что я даже не задумывался над тем, что я делаю. Все это происходило на автопилоте, без каких либо лишних движений или посторонних мыслей мешающих мне. Все было как всегда. Как обычно.

Самый обычный день.

На улице было очень пасмурно. Тучи на небе были густыми и черными как смола, сквозь них едва пробивался солнечный свет, а темно было так, как бывает в зимних холодных сумерках. Дул сильный ветер, под порывом которого раскачивались темно зеленые кроны деревьев на небольшой аллее перед домом, но он не был холодным. Кроме меня здесь не было ни души. В это время обычно все спят, либо просто не выходят из дома. В такие пасмурные дни у меня поднималось настроение. Я обожаю дождь. Люблю тот самый запах, почувствовав который понимаешь, что дождь пойдет уже совсем скоро. Я стоял на крыльце и вдыхал этот запах. И улыбался.

Справа от подъезда была еще одна дверь. За ней находилась тесная пристройка, чуть выше среднего роста человека, которая, в основном, была забита всяким строительным мусором, мешками с песком и цементом, и различными предметами, назначение которых для меня было малопонятным – левая сторона была просто завалена всем этим. Дверь запиралась на два замка – встроенный и висячий, к каждому из которых нужен был ключ.

Копии этих ключей были у меня. Мне не был интересен мусор, складировавшийся там, но внутри этой темной и сырой комнатушки находилось то, что я действительно считал своим лучшим приобретением. Я открыл дверь. Запах сырости и затхлости ударил в нос и я невольно поморщился. Никак не могу привыкнуть к нему хоть и захожу внутрь каждый день по два раза. У правой стены, под полиэтиленовым тентом стояло то, за чем я и явился сюда. Я сбросил тент и оглядел его. Мой мотоцикл. Это японский эндуро Kawasaki KLX 150, выкрашенный в белый цвет, и имевший четырехтактный двигатель. Очень скоростной и маневренный, хоть уже и не новый. За все то время, что он находится у меня, я ремонтировал его лишь единожды, по своей собственной неосторожности и неопытности повредив его на первых порах, когда он только у меня появился. Я выкупил его у своего старого товарища, которому я давным-давно очень сильно помог, и в благодарность он, за символическую цену, продал мне его. На его руле, аккуратно свернутая, лежала моя красная кожаная куртка. Я развернул и надел ее, и, вынув из ее кармана, надел солнцезащитные очки. Я выкатил мотоцикл на улицу и, повозившись, закрыл дверь пристройки на оба замка. Сев на мотоцикл я уже привычными движениями завел его, включил первую передачу и...

Не знаю, как описать это словами. Когда едешь на мотоцикле, то ты действительно ощущаешь всю прелесть жизни. Ветер дует в лицо и треплет твои волосы. Первые капли дождя, мелкие и редкие, уже падают на тебя. Именно в такие моменты и чувствуешь себя живым. Когда едешь на мотоцикле, то находишься внутри событий, чувствуешь все, что с тобой происходит, видишь все вокруг своими глазами, без преград и препятствий между тобой и окружающей тебя реальностью. Человек, который всю свою жизнь провел верхом на мотоцикле, никогда уже не сядет за руль тесного маленького автомобиля, не только ограничивающего свободу действий, но и сужающего реальность до одних лишь размеров окон внутри машины. Именно это я сейчас и чувствую. Свобода. Я мчался по пустым дорогам, и мимо меня с головокружительной скоростью проносились серые и унылые дома, в темных онах которых еще не горел свет, аллеи, на которых аккуратными рядами высились огромные деревья, нависая над дорогой, улицы и перекрестки, не отличимые друг от друга.

На одном из поворотов я свернул влево и помчался через пустырь, на котором не было дороги, однако, с учетом особенностей моего мотоцикла, предназначенного как раз для бездорожья, это не было проблемой. Пыль из-под колес летела во все стороны, но я не обращал на это внимания. Пустырь был просто огромным, не меньше полутора километров. Слева, вдалеке, были ссыпаны огромные кучи щебня, справа же можно было разглядеть дома и дорогу, по которой я мог бы ехать, будь у меня больше времени и не выбери я самый короткий путь до места, где я работаю. Сразу за пустырем находится жилой квартал, прямо посреди которого расположился рынок, раскинувшись вокруг огромного ангара, внутри и вокруг которого стояли торговые ряды со всевозможными товарами и продуктами, какие только можно себе представить. Так я и ездил каждое утро – по пустырю, а затем сквозь рынок я выезжал на шоссе.

Но сегодня что-то было не так.

Я подъехал на край пустыря и уже стоял на небольшой асфальтовой площадке, заглушив мотор. От входа во внутренний двор меня отделяла небольшая не разлинованная дорога, которая уводила в обе стороны к жилым домам. Слева от меня стояло большое дерево с раскидистыми ветвями и зеленеющими на них крупными листьями. Впереди, за забором, посреди которого стояли ворота с поднятым вверх шлагбаумом, находился вход. Я вижу людей. Их очень много. Все они, кажется, чем-то обеспокоены. Они мечутся, толкая друг друга, носятся в разные стороны, и все это сопровождается невыносимым шумом, каждый звук из которого был бы понятен, если бы все они не смешались в отвратительной какофонии. Вот я увидел бегущую женщину. За собой она тащила маленького взлохмаченного мальчишку, лет семи, который прижимал к груди маленькую фигурку солдатика. Из его глаз катились крупные капли слез. На лице женщины я увидел неподдельный ужас. Мне кажется, будто я ее уже видел. Вслед за ней бежали еще люди. И еще. Все они убегали от чего-то. Я не смог бы пробраться на мотоцикле через эту огромную толпу, поэтому мне пришлось оставить его и пойти пешком. Я решил узнать, что впереди. Я проталкивался сквозь толпу. Боже, этот шум не прекращался не на секунду, отовсюду я слышал выкрики, кто-то звал на помощь, искал потерявшуюся в толпе дочь, выкрикивая ее имя, где-то слышался надрывный детский плач. Тучи над головой стали совсем черными. Я увидел, что впереди, за ангаром, вверх поднимается столп черного дыма, от которого, как мне показалось, и убегали люди. Прямо передо мной споткнулась и упала лицом вниз девушка, на вид не старше меня. На ней был зеленый шерстяной свитер и черные джинсы. Я подбежал к ней и помог встать на ноги.

–Спасибо – она растирала ушибленную коленку, было видно, что ей больно. У нее были красивые прямые каштановые волосы, правильные пропорции лица, тонкие губы, вздернутый носик и голубые глаза. В ее глазах читалось недоумение.

Я спросил ее о том, что произошло. Она сказала что там, впереди, кажется, что то горит и что вокруг места пожара ходят военные.

–Военные? Может это пожарные? – я все еще плохо соображал.

–Не знаю, я как раз туда бежала, чтобы посмотреть.

Мы пошли вперед. Она схватила меня за руку и шла позади меня. Я так и не спросил, как ее зовут. Мы почти приблизились. Люди обступили что-то, образовав своими телами большой круг, окружив ... все еще не вижу. Только столп дыма, уходящий высоко вверх.

Шум впереди заметно стих. Было слышно лишь робкое перешептывание сбившихся в кучу людей. Я увидел военного. Он стоял в самой гуще толпы, и в том, что это военный, сомневаться не приходилось. На нем были надеты черные флюсовые штаны и куртка, поверх которой был надет внушительный бронежилет. Лица его не было видно из-за надетой маски, в которой было лишь большое овальное отверстие для глаз и носа. Поверх нее, на голове, был надет большой черный шлем с забралом. В руках он сжимал черный автомат. Чуть левее, у входа в ангар, я увидел еще двоих, выводивших ничего не понимающих людей наружу, и еще четверых у выхода, где я оставил мотоцикл, которые выставляли оцепление. Через мгновение танк, стоявший у забора, на который я невероятным образом не обратил внимания, перегородил выход, заслонив собой вид на пустырь и то место, где я оставил мотоцикл. Военные возле танка начали что-то делать, но я уже не мог их рассмотреть из-за толпы, загородившей обзор, и, как мне показалось, двигавшейся вперед вместе с нами. Мы приближались к месту, вокруг которого все столпились. Теперь я уже мог разглядеть, что дым этот, чем бы он ни был, не похож на дым от пожара или костра, а его диаметр, издалека казавшейся мне небольшим, при более близком рассмотрении оказался намного более широким, чем я себе представлял. Почти пришли. Распихивая недовольных людей, я пробивал нам дорогу. Кто-то возмущался, некоторые пытались схватить меня за руку. Я не обращал на это внимания. Просто шел вперед.

Я уже мог разглядеть пустое пространство впереди. И когда мы, наконец, вышли, я увидел ЭТО.

Не могу дать точное описание тому, что предстало перед моим взором. В середине открытой площадки, между торговыми рядами, вверх уходил густой черный дым, который возник ИЗ НИОТКУДА, на высоте чуть больше двух метров. Я застыл, словно в ступоре, открыв рот. То, что я видел сейчас, не могло происходить на самом деле. Меня начала бить мелкая дрожь. Я вспотел. Дым больше напоминал черные волны, утекавшие ввысь. Воздух вокруг ЭТОГО был раскален, это было видно даже не вооруженным глазом. Люди в окружавшей меня толпе испытывали то же что и я. Я это чувствовал. Девушка, с которой я шел, сильно сжала мою руку. Она стояла рядом со мной. Мы стояли и смотрели, наблюдали за происходящим, не в силах сдвинуться с места. Через десять минут военные начали выводить людей уже с внешней территории рынка. Когда один из них приблизился к этому нечто, намереваясь оградить его пластмассовыми столбцами, что он нес в руках, в поведении дыма произошли изменения: он колыхнулся, а затем из него с молниеносной скоростью вырвалось черное щупальце, обхватило военного вокруг туловища и обмотало шею, и, сильно дернув, утащило его в себя. Все эти действия сопровождались душераздирающим воплем бедняги, которого ОНО утащило. Толпа отреагировала мгновенно. Поднялся невозможный гвалт и люди бросились врассыпную. Началась паника. Каждый хотел убраться подальше от ЭТОГО. Дым уже застлал все небо. Из него вырывались все новые щупальца, утаскивая вопящих людей вверх. Внутри ангара полыхал пожар. Танк, стоявший возле входа, начал стрелять. Стоял жуткий грохот. В суматохе я выпустил руку своей спутницы и даже не обратил на это внимания. Мне было страшно. Ледяной ужас заполнил меня изнутри, отключив мой рассудок и способность здравомыслия. Я несся вперед вместе с толпой обезумевших от страха людей. Я наступил на что-то мягкое, из-под моих ног раздался сдавленный хрип, но я не заметил и этого. Я просто бежал.

Впереди замаячил выход. Я увидел, как какой-то парень пытался уехать на моем мотоцикле, но, поняв, что без ключа ему это не удастся, он пнул его ногой и побежал через пустырь. Мне было наплевать на него, ведь ключи были в моем кармане, а не в его. В такие моменты думаешь только о спасении своей шкуры, но никак не чужой.

Я поднял байк, сел на него и судорожно начал искать в кармане ключ. Я уже развернулся и начал выкатывать мотоцикл на пустырь, как вдруг женщина, с размазанной от слез по лицу тушью, схватила меня за руку и начала умолять взять ее с собой. Я хотел оттолкнуть ее, но тут, откуда-то сверху, мерзкое тонкое склизкое щупальце обхватило ее вокруг шеи и утащило вверх. Гримаса ужаса застыла на ее лице. Я завел двигатель и рванул байк вперед. Я мчался через пустырь, обгоняя людей, убегающих прочь. Из моих глаз катились слезы. Ужас все еще заполнял меня, хоть я и чувствовал легкое облегчение оттого, что смог выбраться из этого страшного места. Сзади раздался оглушительный рев. Я обернулся и увидел, как вдалеке НЕЧТО утаскивает в себя людей. ОНО уже расстилалось на небе до самого горизонта. Оно бурлило и колыхалось. Оно было живым.

Танк продолжал стрелять куда-то вверх, но недолго. Через несколько секунд сразу несколько щупалец обвили его и утащили, однако этого я уже не видел.

В эту минуту мой дом как никогда казался мне самым безопасным местом на земле. Я подъехал к краю пустыря и выехал на дорогу. Я все еще слышал крики и автоматные выстрелы вдалеке. Я не останавливался, даже не переключал передачу и не сбавлял скорость на поворотах. На одной из улиц, в противоположную мне сторону, туда, откуда я так стремительно уезжал, проехала целая колонна военной техники. Меня все еще трясло. Я так сильно вцепился в ручки руля, что мои руки онемели. Я уже не мог разглядеть дорогу впереди. Я видел все вокруг словно сквозь туман. Перед глазами все плыло и размазывалось. На повороте перед своим домом я не успел свернуть с дороги и полетел через бордюр, вылетев из мотоцикла. Мотоцикл отлетел в сторону. Я упал на живот и разодрал руки в кровь. Я лежал и не мог пошевелиться. Мое тело отказывалось меня слушаться. Когда же я, наконец, смог собрать остатки воли в кулак, то встал и пошел вперед. Ноги тряслись. Я открыл дверь подъезда и прошагал к лифту, нажал на кнопку вызова, но ничего не произошло. Опять не работает. Я поплелся вверх по лестнице. Ноги подгибались, и мне пришлось вцепиться в перила, чтобы не укатиться вниз. Я преодолел несколько пролетов, прежде чем на одном из них мои ноги подкосились, и я беспомощно сел, прислонившись у стены, не в силах сделать и шага. Я подобрал ноги к груди и уткнулся в них лицом. Я плакал. Мне все еще было страшно.

Снизу раздался грохот, как если бы железную подъездную дверь что-то смяло и вырвало с огромной, нечеловеческой силой. До меня долетел истошный вопль. Я вскочил и побежал наверх. Я чувствовал, что незримая сила преследует меня в темноте. Когда же я добежал до своей квартиры, то не мог трясущимися руками просунуть ключ в замочную скважину. Несколько секунд растянулись в невероятно долгий отрезок времени, сердце бешено колотилось у меня в груди. Наконец я попал и открыл дверь. Оказавшись внутри квартиры я ее тут же запер, дважды провернув ключ в замке и повернув щеколду, запирающую второй замок. Коленки дрожали от страха. Я опустился на пол, прислонившись к шкафу. Я просидел у двери не меньше минуты, прежде чем услышал звуки снаружи. Что-то подползало. Я слышу, как огромная туша ползет, оставляя за собой мерзкий след. Оно уже около моей двери.

Тук-тук-тук.

В дверь постучали.

Я, стараясь как можно более бесшумно, начал отползать от двери. В дверь постучали еще раз, более настойчиво. Я уже заполз в комнату и почти пересек ее. Я слышал, как дверную ручку потянули вниз. Я уже на балконе. Дверь с оглушительным грохотом слетела с петель, и вместе с ней внутрь ввалилось ОНО.

Но я уже не видел этого.

Я открыл окно и встал на край. Оно подползало ко мне.

Я сделал один лишь шаг и полетел вниз.

Ветер свистел в моих ушах.

Асфальт приближался к моему лицу.

Вот и все.

Это конец.

Удар об землю.