Текст книги "Последняя тайна первоэлемента (СИ)"

Автор книги: Андрей Абрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава 3

Темно.

Открываю глаза. Все равно темно. Затем закрываю опять. Это что-то вроде игры. Я лежу здесь и пытаюсь понять, в чем отличие мира, когда глаза закрыты и открыты, если вокруг лишь чернота. Наверное, то же самое чувствуют и слепые. Через десять минут мне это надоело. Я лежал в тесной железной капсуле. Из-за того, что обе белые неоновые лампы внутри нее по неясной причине не включились, внутри царила кромешная тьма. Пальцы на руках и ногах уже обрели чувствительность, и я нещадно шевелил ими. В голове у меня звучала мелодия, которую я услышал давным-давно, еще в детстве. Надо же, слов из той песни я не мог вспомнить, как ни силился, а вот мелодия буквально въелась мне в мозг. Каждый раз, лежа здесь, я проигрывал ее в своей голове.

Я услышал ее еще в детстве, в тот самый день, когда из обычного ребенка я превратился в изгоя, племя которого давно сгинуло. Такого я даже представить не мог. Эта история довольно длинная, однако, пока мое тело полностью не отошло от криосна, я мог позволить себе освежить ее в памяти.

***

Я уставился в небо, черное от туч. Первые капли дождя, медленно, словно нехотя, срывались с неба и падали вниз. Одна из них разбилась, упав мне на лицо. Я хотел переложить свою игрушку – большого зеленого солдатика, с застывшей гримасой на лице – из правой руки в левую, чтобы утереть лицо, но вспомнил, что мою левую руку крепко сжимает моя мама. Она смотрела куда-то вперед, и лицо ее было искажено другой гримасой, не как у солдатика. Страх. Отчаяние. Ужас.

Толпа людей, окружающая нас, казалось, живет своей собственной жизнью. Отовсюду слышался беспокойный ропот, люди понижали голоса, перешептывались, толкали друг друга, указывая пальцами куда-то вперед. Когда же я смотрел вперед, то не видел ничего, кроме спин, ног и голов людей. Поэтому я смотрел вверх. Когда с неба срывалась очередная дождевая капля, и летела прямо на меня, я следил за ее полетом до тех пор, пока она не падала на меня. Теперь я стирал их со своего лица рукавом своего теплого красного свитера. Было прохладно, хоть сейчас и была середина лета. Кроме свитера на мне были надеты теплые черные брюки и белые кроссовки, на высокой подошве. В этой одежде мне было тепло. А вот моя мама замерзла. На ней было надето лишь тонкое зеленое платье, и по ее руке, в которой она держала мою ладонь, побежали мурашки от холода.

Толпа вокруг не двигалась. Все словно замерли в ожидании. Шепот вокруг почти стих. В небе надо мной стали происходить странные изменения. Поверх туч наплывало огромное черное пятно, которое колыхалось, словно было живым. Оно так быстро заслонило собой небо, что казалось, будто теперь ЭТО и есть небо. А затем я увидел ЕГО. Огромное щупальце на миг проскользнуло и скрылось вновь в этом черном дыме. Моя мама с невероятной силой сжала мою руку. Когда я посмотрел на нее, то понял, что она видела то же, что и я. Мне стало очень страшно. Не знаю почему, но я заплакал и сквозь слезы выдавил:

– Мама, давай уйдем отсюда!

Она без слов повернулась и стала продираться сквозь толпу, волоча меня за собой. Я уже не видел ничего. Люди вокруг слились в один непрекращающийся поток. Я смотрел вниз, и сквозь мутную пелену слез видел лишь множество всевозможных ботинок, кроссовок, туфлей, шлепанцев, сандалий и прочей всевозможной обуви всех цветов и размеров на их ногах.

Наконец все это закончилось. Вместо обуви перед глазами плыл ровный асфальт. Я поднял глаза. Мы были уже возле самого выхода с рынка. Возле открытого шлагбаума стоял огромный танк, рядом с которым двое людей, в масках и с автоматами, в черной униформе, курили сигареты, негромко переговариваясь между собой. Пройдя мимо него, мы вышли на дорогу. С противоположной ее стороны, в тени большого дерева, я увидел человека в черных очках и красной куртке, стоявшего рядом со своим белым мотоциклом. Он проводил нас взглядом.

***

Тело все еще не обрело чувствительность, однако я уже мог сгибать руки в локтях, чем я и занимался вкупе с шевелением пальцами.

***

Мы шли по тротуару вдоль забора, тянувшегося вдаль, слева от нас. Черный дым заслонял собой все небо, насколько хватало глаз. Я смотрел направо, на огромный пустырь. Он тянулся до линии горизонта и до этой же самой линии тянулся и дым. Я отчаянно пытался отвлечься от того, что увидел, но как бы я не старался, становилось только хуже. Меня охватила паника. Моя мама практически бежала, и чтобы успевать за ней самому, мне пришлось перейти на бег.

А дальше начался сущий ад.

Позади нас раздался оглушительный грохот, и я обернулся.

Я и моя мать встали как вкопанные. Я словно зачарованный смотрел на происходящий ужас. У выхода с рынка стоял танк и стрелял куда-то вверх. Люди, охваченные паникой, бежали кто куда, многие из них бежали в нашу сторону, за забором слышался автоматный треск. А в это самое время из черного дыма вырывались огромные черные щупальца и обвивали вопящих и испуганных людей, и этими щупальцами дым утаскивал их вверх, в себя. Сразу несколько обвились вокруг танка и тащили его вверх. Мама стряхнула с себя оцепенение и бросилась бежать, не разжимая моей руки. Навстречу нам, по дороге, ехала колонна военной техники, с броневиков уже спрыгивали солдаты. Мы продолжали бежать вперед, а затем я вдруг почувствовал, что мою левую руку больше никто не сжимает. Я споткнулся и упал, ободрав ладони. Мой солдатик улетел на дорогу и по нему проехался зеленый грузовик. Я встал и начал озираться. Моей мамы нигде не было. Я плакал и громко кричал.

–Мамааа! – я оглядывался по сторонам, смотря то на забор, то на пустырь. Ее нет.

Рядом со мной с визгом остановился джип. Оттуда выбежали люди в военной форме и с автоматами. Один из них – седеющий старик – схватил меня поперек туловища и, забросив меня на плечо, побежал к задней дверце. Я яростно вырывался, бил по нему ногами и руками, хватал за волосы и куртку, но не мог ослабить его хватку. Старик ухватился за мой свитер и бесцеремонно закинул меня на заднее сиденье. В этот момент, мой взор на долю секунды был обращен наверх. И я увидел как щупальце, обвитое вокруг шеи моей матери, утаскивает ее наверх.

***

Ноги начали сгибаться в коленях. Если б кто увидел это, наверное, умер бы со смеху. Здоровый голый человек, облепленный проводами с датчиками, лежит в железной капсуле и дрыгает конечностями, словно эпилептик. Но как бы смешно это не выглядело, эта процедура была жизненно необходима. За все то время, что я здесь провалялся, мышцы атрофировались и не могли нормально функционировать.

***

Плохо помню, как мы ехали, однако одну деталь я запомнил навсегда. Мелодия. Из динамика спереди доносилась та самая песня с незабываемой мелодией. Она была не грустной, но и не веселой. Она была...успокаивающей. Однако успокоиться я не мог. Старик сидел на переднем пассажирском сиденье, а за рулем был уже не молодой щетинистый мужчина. Он был одет в черную униформу, на голове – черная кепка. Затем мы куда-то приехали. Старик вышел на улицу и подошел к задней двери, открыл ее и схватил меня за руку. Меня сильно тошнило, в глазах плыло. Я вцепился в его руку что было сил. Я не запомнил окружающую обстановку. Моя голова безвольно висела, и все что я видел глазами, мутными от слез – это земля под ногами. Затем мы куда-то спускались по лестнице. Старик тащил меня за собой. А потом был длинный коридор. Очень длинный. Мы шли по нему настолько долго, что ноги мои онемели и начали подкашиваться. Наконец, они подкосились. Я повис на руке старика и потерял сознание.

Очнулся я оттого, что сквозь веки пробивался нестерпимый белый свет.

Слышал я словно сквозь вату.

Женский голос.

Мама?

–...номер четыре завершена. Время – восешшшшшшшш... ффффшшшш... хххххххффффшшш... Общая продолжительность криосна – шшшшшшшшшшадцать лет.

Я хотел позвать на помощь. Я открыл рот. И все. Вместо слов изо рта вырвался сиплый, едва различимый хрип. Я хотел было поднять руку, чтобы ей разлепить затекшие веки, но не смог. Мое тело меня не слушалось. Руки и ноги не шевелились. Глаза не открывались. Мне стало ужасно страшно. Я не помню, как и почему здесь оказался. Я плакал, однако слезы не катились из глаз, а вместо всхлипов раздавалось сипение. Я был в отчаянии. Я чувствовал, что лежу на чем-то мягком, однако это была не кровать. Может, я умер, а свет перед моими глазами – это начало загробного мира? Поначалу эта теория показалась мне наиболее правдоподобной. Нечто мягкое, подо мной, действительно казалось мне ничем иным, как дном гроба. Однако этот вариант мне пришлось отбросить. Женский голос, что я услышал сразу после пробуждения, утверждал, что где бы я не находился, это место было вполне себе реальным, и находилось оно в мире живых людей. Мой воспаленный детский разум прояснялся, и я постепенно начал успокаиваться. Через двадцать минут я понял, что мои глаза все это время были открыты, однако из-за долгого сна они стали слишком светочувствительными и при пробуждении я не мог различить обстановку вокруг. Еще через десять я уже мог осмотреть место, в котором находился. Это была большая круглая капсула, явно рассчитанная на взрослого человека. Изнутри она была застеклена, однако не вызывало сомнений, что наружная ее часть была сделана из прочного металла. В двух местах, справа и слева, между стеклянной и металлической стенками, были вмонтированы две продолговатых, сантиметров шестьдесят в длину, белых лампы. Сам я лежал абсолютно голый, на мягком белом покрытии, природу происхождения которого я объяснить не мог. С верхней части капсулы к моим ногам, рукам, груди и голове тянулись белые провода. Вместе с чувствительность глаз ко мне вернулось и чувство контроля над шеей и головой. Я мог поворачивать голову в стороны, а спустя еще несколько минут, когда я решил проверить, обнаружил, что мой речевой аппарат функционирует более-менее нормально. Я уже мог довольно неплохо, хоть и шепотом, проговаривать слова, хотя в тот момент произносил я только одно слово: "Помогите". Спустя еще полчаса до меня дошло, что если здесь меня кто и слышит, то помогать явно не собирается, или же слышать здесь, попросту, было некому. И вот тогда-то я и сконцентрировал свое внимание полностью на себе. Я решил, что, раз я смог вернуть чувствительность голове и шее, смогу то же самое проделать и со всеми остальными частями тела. Долгое время я пытался шевелить всеми конечностями одновременно, однако они продолжали безвольно лежать. Не было даже ни намека на то, что они вот-вот начнут шевелиться. Тогда я решил сфокусировать внимание на одних только руках. Я уже чувствовал в них напряжение, но через довольно долгий промежуток времени я оставил попытки шевелить ими обеими. И принялся за левую. Я уже понял, что тело мое сведено судорогой. Не знаю, чем она была вызвана, но факт оставался фактом. Левая рука, как бы я не старался, двигаться не хотела. И вот тогда-то я решил предпринять последнюю, отчаянную попытку пошевелить хоть чем-нибудь, и все свое внимание сконцентрировал на указательном пальце левой руки. И – о чудо – всего через несколько секунд моего напряженного внимания и полного сосредоточения палец шевельнулся, а уже через минуту я мог полностью шевелить им. И дальше все пошло как по цепочке. Практически одновременно с указательным пальцем начал шевелиться и средний, а за ним – безымянный и мизинец. Через пять минут чувствительность вернулось ко всей левой руке, а от нее, словно волной, начала распространяться по всему телу, привнося в мое сердце радость и умиротворение. Не знаю почему, но в тот миг я вдруг ощутил вкус победы. Победы над самим собой. Я все еще не знал, чем был вызван этот судорожный паралич, но уже знал, что из него можно выбраться лишь полностью сосредоточившись над своим телом и разумом, и превозмогая то, что мне казалось невозможным.

Теперь я ЧУВТВОВАЛ себя, и мне было странно вот так вновь ощутить свое тело. До этого момента казалось, будто его у меня отобрали, оставив меня внутри как постороннего и безучастного наблюдателя. Я отклеил от себя присоски, закрепленные на проводах, и начал шарить глазами по сторонам в поисках выхода. Справа, рядом с моей рукой, нашлось нечто вроде задвижки, однако наверняка я сказать не мог, так как сама задвижка оставалась вне поля зрения. Я попробовал нажать на нее, решив, что это кнопка, однако результата это не дало. Тогда я начал пальцем толкать ее в сторону ног, но и это не сработало. Когда же я потянул ее указательным пальцем в сторону головы, она поддалась, и крышка, на которой были закреплены белые лампы, со щелчком отъехала вверх. Я оттолкнул ее рукой, а затем резко сел.

И начал осматриваться.

Передо мной, сразу за капсулой, была стена, не меньше двух метров в высоту, полностью выложенная большими белыми плитами, которые зеленовато поблескивали в свете неоновых ламп из крышки капсулы. Я повернул голову налево – точно такая же стена. Как и позади меня. А затем я повернул голову направо, однако разглядеть не смог ничего. Свет исходил только от ламп в капсуле, и они не могли осветить все пространство вокруг, хотя не оставляло сомнений то, что основное пространство этого зала (комнаты?) находилось по правую сторону. Я начал перекидывать ногу, ближе к левому краю, чтобы встать на пол, который был отделан той же самой плиткой, что стены и потолок, однако нога моя ткнулась во что-то, показавшееся мне деревянным. Я приподнялся, а затем в ужасе выскочил из капсулы на пол, с другой стороны от того, во что уперлась моя нога. К капсуле, прижавшись спиной, сидел абсолютно высохший человек, в истлевшей и выцветшей одежде, с запавшими глазницами. Из-под высохших губ наружу выступали уродливые желтые зубы. Копна седых волос еще сохранилась на его голове. Сидел он здесь настолько долго, что кроме костей от него уже ничего и не осталось. В голове вдруг вспыхнул обрывок воспоминания, словно снизошедшее озарение. Седой человек в военной форме тащит меня за руку по какому-то длинному коридору. Это он. Сомнений не было.

Подавив в себе волну паники, я медленно начал двигаться вдоль стены, держась за нее руками. Несмотря на внешний вид, на ощупь она оказалось сухой и шершавой. Я медленно удалялся от небольшого круга света, высвеченного двумя лампами из капсулы. Скелет был хорошо виден, однако я, как мог, старался не смотреть на него. Пятно света все отдалялось и отдалялось, а я по-прежнему никуда не приходил. Когда же я отошел от капсулы не меньше чем на десять метров, правая рука внезапно уперлась в угол – стык между стеной справа и стеной передо мной. Я продолжил движение, направляя руками уже по другой стене. Через секунду правая рука наткнулась на выступ. Что-то стеклянное. Окно? Под этим находился еще один выступ, на сей раз железный. Я начал ощупывать эти выступы, и к своему разочарованию обнаружил, что это раковина и прикрепленное над ней зеркалом. Я двинулся дальше. Еще один стык стен. Длинна стены в темноте была такой же, как и той, что была освещена. Вновь накатила волна паники. Что если я нахожусь в каком-то замкнутом пространстве, из которого нет выхода? Мысль приелась. Я вспотел, руки начали дрожать. Когда же рука ткнулась во что-то металлическое и огромное, я вздохнул с облегчением. Дверь. Я еще не нащупал ручку, однако справа от нее (пришлось тянуться рукой и шарить наугад) обнаружился выключатель.

Щелк!

И все мгновенно озарилось светом.

В центре комнаты (а это была именно комната), под потолком, была прикреплена одна единственная лампа, почти такая же как лампы в капсуле, только вдвое больше и в десять раз ярче. В ее белом свете я смог рассмотреть здесь все как следует. Комната действительно была очень длинной. Белыми плитами было отделано все внутри нее, притом, при более детальном рассмотрении, я не смог обнаружить ни единого стыковочного шва. Складывалось впечатление, будто эту комнату не строили под землей, а просто впихнули сюда (куда?). На полу, в центре, прямо под лампой, на одной из плит лежало что-то. Я поплелся туда, хоть идти теперь стало тяжелее из-за того, что опираться на стену я не стал. Когда я дошел до той самой плиты, то смог разглядеть и этот предмет. Это была прямая ручка сделанная из металла и выкрашенная в красный цвет. Кроме ручки у этой плитки были и другие отличительные черты – две продолговатые железные петли, с противоположной от ручки стороны. Не знаю почему, но я решил ее не трогать и направился обратно к металлической двери, возле которой находился выключатель. На этой двери ручек не было никаких. Сама она выглядела очень внушительно, а на мои удары кулаком отзывалась лишь тихим, едва различимым гулом. Выбора не оставалось. Я вернулся к люку и потянул за ручку. Не поддается. Тогда я начал толкать ее от себя. Ничего. Она даже не сдвинулась с места. Затем я взялся за нее обеими руками и, сев на пол, стал тянуть на себя. Со скрипом она чуть отъехала в сторону, и я стал тянуть еще сильнее. Через минуту моих потуг она поддалась и, резко дернув ее на себя, я смог сдвинуть ее. Я потянул за ручку и откинул крышку люка. Вниз, в освещенную комнату, уводила под почти прямым углом металлическая лестница. Я, аккуратно наступая на ступени, спустился по ней, и оказался в другой комнате. Размером она не отличалась от предыдущей комнаты, а ее пол и потолок в точности, как и наверху, были отделаны белыми плитами. Но внутреннее ее пространство занимали совсем другие вещи. Вдоль всех стен тянулись деревянные книжные полки, каждая из которых была заставлена всевозможными книгами. В каждой полке было по восемь рядов, а сами они упиралась в потолок так, что их не нужно было даже ничем закреплять. У дальней правой стены стоял небольшой деревянный круглый стол, возле него – два черных мягких кожаных кресла, а на самой стене, вместо двух книжных рядов, был закреплен большой плоский телевизор. За лестницей я обнаружил еще один люк, точно такой же, как и наверху. Ручка здесь была такой же неподатливой, как и та, что была у люка сверху. Когда она со скрипом подалась и отъехала в сторону, я, покрасневшими от напряжения ладонями, поднял крышку. Вниз уводила еще одна лестница. Я спустился по ней. Еще одна не отличающаяся по размерам комната. Все в точности, как и в других, было отделано белыми плитами. И вновь я отметил разительные перемены в обстановке. Слева, у стены, располагалась довольно большая двуспальная кровать, которая была плотно закрыта полиэтиленовой пленкой. У другой стены – справа – была оборудована настоящая кухня. В правом углу стоял холодильник, и по левую сторону от него стояли раковина, плита и шкафчик, на котором стояла микроволновая печь, а над самим шкафчиком висел еще один, точно такой же. Весь гарнитур, как и кровать, был белого цвета.

Увидев кухню, я вдруг понял, что все это время испытывал сильную жажду и очень сильно хотел есть. Я дошел до раковины и повернул вентиль холодной воды. Работает. Вода бодро полилась из крана и я, подставив ладоши, с жадностью ее пил. Я закрыл кран, и мой живот тут же скрутило. Я нагнулся так, что голова почти целиком оказалась в раковине, и меня вырвало. Я открыл кран и сполоснул раковину, а затем вновь попил, на этот раз совсем чуть-чуть. Стало легче. Я умыл лицо, но не нашел чем бы его можно было вытереть. Затем я открыл верхнюю дверцу холодильника. Боже, чего там только не было!

Все его полки были заставлены всевозможными консервированными банками и коробками, майонезными упаковками из пластика и пирогами в картонных упаковках, пакетами с сухими овощами и банками с мясом. Еда была не только здесь. Захлопнув дверцу холодильника, я направился к шкафчику и открыл его. От обилия продуктов разбегались глаза. Есть хотелось очень сильно, однако смесь страха и любопытства заставила меня отложить мою будущую трапезу на неопределенный срок. Под лестницей посреди комнаты я уже видел еще один люк. Повторив процедуру открытия дверцы, я вновь спускался вниз. Еще одна комната. Все та же отделка из белых плиток.

Вдоль стен, по обеим сторонам, тянулись белые полки, на которых были закреплены вешалки с одеждой. Одежда была явно подогнана под одного человека, все вещи были одинакового размера, впрочем, все они мне были велики – шили их не для ребенка. Я дотянулся до одной из вешалок и снял ее. С самой вешалки я снял черную майку и черные шорты. Надел. Шорты ужасно болтались и пришлось потуже затягивать шнурки. Майка свисала до колен. Я нацепил на ноги огромные тапочки и вновь отправился к лестнице. Еще один люк. Когда я схватился за его ручку, то понял, что сил у меня уже не осталось. Руки и ноги болели от чудовищного перенапряжения. Я отпустил ручку и поднялся по лестнице на кухню-спальню. Там я выудил из холодильника пирог и содрал с него упаковку. На вид он был весьма странным, отливал синевой, впрочем, это меня занимало меньше всего. Я с жадность отламывал и съедал от него куски. Пирог, кроме его отличных вкусовых качеств, был весьма сытным, поэтому, съев половину, я убрал остальное обратно в холодильник. На негнущихся ногах я доковылял до кровати и, содрав с нее полиэтиленовую пленку, завалился на нее. Одеяла и подушки не было, но мне уже было все равно. Во всех комнатах было очень тепло, хоть батарей не было ни в одной из них. Я закрыл глаза и тут же заснул.

***

Все тело шевелилось, как ему и полагалось. Я аккуратно отклеил от себя все датчики и привычным движением отщелкнул кнопку. Крышка капсулы, без единого звука, открылась. Я сел и смотрелся. В этой комнате все осталось точно таким же, как и в тот день, когда я здесь впервые очнулся. Старика, обретшего свой покой у этой капсулы, здесь уже не было, а на том месте, где раньше сидел он, теперь стоял деревянный стул, на котором лежала моя одежда. Старика я похоронил, если это вообще можно назвать похоронами.

***

Открыл глаза. Перед ними идеально ровные белые квадраты, отливающие чем-то зеленоватым. Я продолжал неподвижно лежать еще с минуту, а затем встал и направился к холодильнику. Я доел пирог и попил воды из-под крана. Хотелось в туалет, и я отправился на его поиски. Спустившись в гардероб, я сразу направился под лестницу и начал тянуть ручку, и та, как и все предыдущие, поддалась. Я спустился вниз. Еще одна комната, отделанная белой плиткой. С левой ее стороны стояла огромная белая ванна, в моих глазах выглядевшая не ванной даже, а бассейном. С правой стороны я увидел пластиковую перегородку с дверцей. Открыв ее, я заглянул внутрь. У левой стены – белая керамическая раковина с краном, над ней – большое круглое зеркало. У правой стены стоит белый керамический унитаз. Со счастливым лицом я пошел к нему.

***

Я взял вещи со стула и надел их. Черную майку я заправил в армейские камуфлированные штаны. Сидя на стуле, я зашнуровывал армейские ботинки.

***

Решив, что всю процедуру исследования нужно проделать сейчас, я, выйдя из туалета, вновь направился к люку под лестницей. И, как ни странно, комната, в которой я на этот раз оказался, гораздо сильнее отличалась от остальных. Размер ее был такой же, как и у других, однако привычные уже белые плиты на стенах и полу здесь не лежали вовсе. Стены, пол и потолок напоминали нечто вроде...экранов, изнутри которых исходил мягкий синеватый цвет. Сама комната была пустой, мебели здесь не было, и лишь на полу впереди лежал небольшой плоский предмет. Я подошел к нему и взял в руки. Маленький плоский черный квадрат. Когда же я дотронулся до него, то передняя его сторона сначала подсветилась синим, а затем, поверх синего фона, стали появляться надписи. Это были названия городов. Я решил изучить эту комнату после, когда открою все люки. Предчувствие того, что рано или поздно комнаты закончатся, заставляло меня двигаться дальше.

Еще один люк и еще одна комната внизу. Увидев ее, на ум пришло только одно название – склад. Белые стеллажи у стен были заставлены красными коробками, одинакового размера. С правой стороны, помимо полок, стояло странного вида оборудование, отдаленно напоминающее слесарный станок. Опять люк, и опять комната, такая же, как и предыдущая, но коробки здесь были синего цвета. И снова вниз. Еще один склад. На этот раз коробки зеленые.

Вниз. Комната была абсолютно пустой. Только идеально ровные белые плиты на стенах, полу и потолке. И дверь.

Огромная черная дверь, с красным колесом посередине – видимо, для того, чтобы привести в движение запорный механизм. Над колесом – большое круглое окно. Я подошел к ней и прикоснулся рукой. Железная дверь. Холодная. Я смотрел в окно, но не видел там ничего. Мир за этим окном был таким же черным, как и дверь, что отгораживала его от меня. Я вновь пошел к люку под лестницей. Ручка этого люка почему-то была выкрашена не в привычный уже красный цвет. Она была черной.

Поддалась она на удивление легко. Я потянул крышку на себя. Если внизу и была комната, то света в ней не было. Лампа надо мной выхватывала лишь лестницу, уводящую в пустоту. В никуда.

Я поставил правую ногу на первую железную ступеньку. Аккуратно поставил левую ногу на вторую. Перилла были у всех лестниц, однако у этой они уж больно подозрительно раскачивались, когда я хватался за них руками. Спускаюсь еще ниже. На каждой из предыдущих лестниц было по пятнадцать ступенек. По этой же я прошел уже больше двадцати. Еще ниже. Свет от лампы наверху все менее заметен. И вдруг моя нога, вместо очередной ступени, провалилась в пустоту. Я дернулся назад, схватившись обеими руками за перила как можно крепче. Я аккуратно повел вперед рукой. Перилла обрывались. Ступеньки тоже. Темно было настолько, что я уже не видел своих и ног и последней ступени, на которой стоял. Я начал шарить рукой с другой стороны. Перилла обрывались и там. А вот на последней ступени, в стыке между перилами, моя рука нащупала кое-что интересное. Бумага? Я поднял наверх руку, на свет, так, чтобы можно было лучше рассмотреть. Это действительно была бумага.

Бумажный конверт.

Я засунул его в карман своих шортов, и медленно начал подниматься по лестнице. Преодолев половину пути я остановился. Внезапная догадка осенила меня.

–ЭЙ! – я крикнул очень громко.

Тишина. Стою и слушаю. Ничего.

Как вдруг:

–...й...эй...ЭЙ...ЭЭЙЙЙ...ЭЭЭЭЭЙЙЙЙЙЙ! – эхом возвращался мой выкрик ко мне.

Лестница, на которой я стоял, вела не в комнату. Я стоял где-то посреди огромного, циклопического, пустого и темного пространства. Совершенно один, окруженный тьмой и тишиной. Мне стало настолько страшно, что я стремглав рванул наверх. Споткнувшись, я чуть было не полетел вниз, однако вовремя ухватился за выступ одной из ступенек и поднялся на ноги. Тапочек с моей левой ноги слетел вниз. Я продолжал бежать. Оказавшись наверху, я с молниеносной скоростью захлопнул крышку люка. Меня потряхивало, сердце едва не выпрыгивало из груди. Пот стекал по лицу. Поборов страх и просидев на крышке люка несколько минут я встал и подошел к лестнице. Послание в конверте жаждало того, чтобы его прочли.

***

Я спускался по лестницам вниз. В свое время я всерьез подумывал над тем, чтобы спилить люки для большего удобства, но какое-то предчувствие не дало мне этого сделать, поэтому я просто держал их открытыми, и запирал только перед сном. В библиотеке я не стал задерживаться, и спустился сразу на кухню. Кресло и стол, которые я перетащил сюда из библиотеки, стояли в правой части, напротив раковины. Я включил электрическую плиту и поставил на нее сковороду. На ней – сухие яйца и замороженный бекон. Через десять минут завтрак уже готов.

***

Вот и комната с книжными полками. Я сел на кресло и вынул из кармана конверт. Он слегка помялся. Я аккуратно раскрыл его. Внутри – письмо. Я вынул его и развернул.

И принялся за чтение.

***

Склад номер два ("синий") – с синими коробками. Одна из них стоит у самой лестницы. Я взял ее в руки и начал спускаться дальше. Вниз.

***

Я отложил письмо. Я не мог поверить в то, что там было написано. Это послание от старика, что умер там, в верхней комнате. Написал он его именно мне. Написал перед своей смертью. Я был разбит. Раздавлен. Морально я не был готов к тому, о чем он расскажет мне. Мне становилось жутко от одной мысли о том, к чему меня обязывало это письмо. Я не готов. Я подогнул ноги к себе и обхватил их руками.

И заплакал.

***

Вот и все. Теперь я готов. Последняя комната. Перед черной дверью с красным колесом, безобразной кучей свалены части моей экзоброни, которые, хоть и не новые, все еще блестят в свете лампы. Алебарда с кривым, угловатым лезвием, стояла в углу. Я поставил синюю коробку на пол и открыл ее. Внутри – небольшой, хоть и вместительный синий мешок. Две плоских овальных чашки, для которых я изготовил специальные зацепы – чтобы вешать их над огнем. Большая серебряная тарелка – блюдо, с красивой росписью, окаймляющей ее. Помимо этого в мешок я перекладывал из коробки и другие нужные мне вещи. Путь предстоит неблизкий. И вот, наконец, все приготовления завершены. Я отложил мешок в сторону и подошел к броне. Славно же я потрудился, чтобы подогнать ее под себя. По прочности она превосходила любой, даже самый неразрушимый материал. Я начал с ног. Надевать и состыковывать между собой детали было весьма трудно, однако внутри она была устроена очень удобно и практично. Снимать броню не нужно было вообще, при этом, за счет специальной системы вентилирования, установленной внутри, мне никогда не бывало жарко или холодно, температура внутри всегда была комфортной. Все части экзоброни подогнаны друг под друга так, что между ними не оставалось ни малейшей щели, однако подвижность от этого не снижалась. Вот и все. Я облачил в броню свои руки, ноги и туловище. Затем надел шлем – потертый, с глубокими свежими бороздами. Взял мешок и закинул его за спину, и за спину же я закинул алебарду, пристроив ее на специальное крепление. А затем я вновь начал подниматься наверх. В последней комнате я остановился напротив двери. Я вынул из потайного кармана на груди ключ-карту и прислонил ее к прямоугольному провалу на двери. Черная массивная дверь беззвучно открылась. Я переступил порог места, ставшего мне родным домом, и пошел вперед. Металлический пол под моими ногами звонко отзывался на каждый мой шаг. Я шагал вперед, отбросив все страхи и сомнения. Я не знал, что ждет меня впереди, однако одно я знал наверняка.

Я готов ко всему.