Текст книги "Матрос Специального Назначения"

Автор книги: Андрей Загорцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

На дальней стенке виднеется надпись – «220В ответственный м-с Корякин». А это значит, что под надписью должна быть розетка. Воды во фляжках достаточно. Да плюс к этому – Федос достал где-то большую пластиковую канистру на двадцать литров, которую еще в казарме до краев залили из крана. Попытка не пытка, пробуем. Я расщелкнул зажимы ящика и тут же услышал гневную тираду замкомгруппы о том, что «без команды, какого хрена, проглоты». Я парировал, просто пообещав на долю старшины кружку горячего кофе с бутербродом. Саня сделал начальственный вид и, недолго ломаясь, согласился. Опасаясь, как бы еще кто из группы не проснулся и не захотел кофе или чаю, я вытащил кипятильник, набулькал воды в котелок и начал пробираться среди валяющихся на палубе тел к розетке. Чёрт! Вилка вошла в розетку только наполовину, а дальше входить не хотела. Не везет! Куда смотрит ответственный за розетку матрос Корякин?! Наверняка в эту розетку тоже какой-нибудь магнитофон подключают, когда занимаются, а как узнали, что будут посторонние гости, так и сломали её. Почему на кораблях всё не так как на берегу? Именно – не так! Тут до меня дошло. Вернее, вспомнилась экскурсия на противолодочный корабль. Как там матрос Арвид рассказывал про безопасность? Розетки всегда должны быть защищены от попадания воды, будь она даже в каюте. Я снова всунул вилку кипятильника и осторожно повернул её по часовой стрелке. В розетке щелкнуло и вилка вошла до основания. Ур-ра! Я быстренько кинул подковки кипятильника в котелок с водой. Тоненькая цепочка пузырьков со дна рванулась вверх. Зеленый в это время увлеченно пластовал сало и вскрывал банку с паштетом.

– Саня, – прошипел он в сторону Федоса, – паштет будешь?

– Чо за паштет?

– Ааа… «Соси… сочный», – запнулся почему-то Зелёный и тихонько хрюкнул от смеха.

– Охерел что ли, Зелень! сам соси свой сочный, – начал ругаться Федосов, не оценивший шутку юмора.

– Саня, паштет называется «Сосисочный», – подал я голос от переборки, – это у Зелени одни сочные на уме…

Зеленов тихонько похрюкивал, сооружая бутерброды. Я засыпал кофе и сахар в котелок.

На запах кофе начали пробуждаться другие разведчики, пришлось выдать кипятильник и немного растворимого порошка. Попивая кофе из подкотельника и закусывая бутербродом с паштетом, я разлегся на надутом «Дожде», умостив голову на рюкзаке. Отлично проводим время. Интересно, где другие группы нашей роты и почему на этом огромном десантном корабле только мы. Как позже оказалось, на новое место временной дислокации все подразделения нашего пункта выводились различными способами. Несколько ушло автомобильными колоннами. Часть техники и личного состава переправляли на десантных кораблях и катерах. Причем переправляли так, что если бы кто к примеру отстал на переходе морем, попал в засаду на суше или под удар вражеской артиллерии, то это была лишь небольшая часть личного состава, а не все сразу. Позавтракав, я заснул. Проснулся, пошёл на пост возле входа. На верхней палубе в различных направлениях бегал различный военно-морской люд. Экипажные матросы появлялись словно из ниоткуда и также исчезали. Иногда пробегало несколько морских пехотинцев вооруженных до зубов. На часового у входа в каюту внимания никто не обращал. Вот, кстати, возле какого-то входа тоже кто-то с автоматом стоит и крутит по сторонам головой. Стальная палуба под ногами еле ощутимо вздрагивала. Где-то слышался рёв техники и ветерок доносил смрадное облачко выхлопных газов. Погрузка что ли еще идёт? Сколько же в себя эта махина вмещает народу и другого имущества.

Когда же мы закончим все эти погрузки и выйдем в море? Охота побороздить водные просторы на такой махине. Эх, еще бы сфотографироваться. Так, мечтая о всякой ерунде и глазея по сторонам, я отстоял свою вахту и сменился. Поповских так и не пришёл, зато прибежал какой-то главный корабельный старшина, отозвал с собой заместителя и куда-то его увел. Федос вернулся, забрал с собой двоих разведчиков и снова ушёл. Оказывается, нам показали место расположения близлежащего гальюна и инструктировали по передвижению по кораблю. Дожились! Теперь в гальюн ходить только по парам и время отводится не больше трех минут. Интересно, а кормить нас здесь будут тоже по парам, или мы уже и с довольствия сняты и будем потихоньку, как корабельные крыски, банки с сухпаем догрызать. Переуложив еще раз рюкзак и проверив запасы в ящиках, я откровенно заскучал: спать уже не хотелось, а безделье выматывало покруче перехода по сопкам. Хотя бы командир пришёл, дал карты маршрутов на задачу или пояснил, что будем делать в дальнейшем. С картой хоть какое-то занятие для мозгов есть. Зря я в библиотеке от тётки убежал. Может быть что-нибудь удалось бы с полок прихватить – я бы сейчас и «Волшебника Изумрудного Города» почитал или какой-нибудь сборник цитат Ленина.

От скуки попёрлись парой с Зелёным в гальюн. Не то что бы по нужде, а просто так – развлечься, посмотреть на окрестности. Однако ничего интересного не узрели. Всё та же верхняя палуба, причал погрузки да бегающие взад-вперед матросы и морские пехотинцы. Теперь почему-то и «экипажные» бегали в касках, в спасательных жилетах и с автоматами за спиной. Куда-нибудь в сторону завернуть или подойти к планширу и посмотреть с борта так не удалось. Как только мы вышли с каюты, за нами в кильватер прицепился какой-то матрос морской пехотинец. Только мы направились к борту, сразу начал вопить:

– Эээ, носочники! а ну-ка, ну-ка – по маршруту рулями шевелите!..

Пришлось спуститься к гальюну по скользкому трапу. В гальюне, как и в казарме, пахло хлоркой, и стены радовали глаз обилием серой «шаровой» и черной краски.

– Прогулялись, – ворчал Зеленый, застегивая боковые пуговицы клёшей, – как на гауптвахте здесь.

– Угу, того и гляди сейчас в какую-нибудь команду по найтовке техники или погрузке попадём. Не разведчики, а какие-то караси «железячные», – выпустил и я порцию праведного гнева.

– Эээ, салажня, кончай дрочилы свои гонять! бегом в свою кандею! – заорал морской пехотинец.

Не надо было ему так выпендриваться. Когда он просунул голову внутрь и заглянул, Зелёный придавил ее входным люком, а я, прыжком очутившись перед ним, ударил в образовавшуюся щель рукой под дых и вдернул моряка внутрь. Зеленый в две секунды сорвал с него автомат, я вытащил у него штык-нож с пояса и приставил к шее.

– Кто это у нас такой борзый и наскипидаренный?! – грозно рыкнул я на морпеха.

– Мы тебе плохого не говорили и ножками не пинали, – продолжил Зелёный, держа автомат на весу. Тут же он его разобрал в несколько движений, также держа на весу. Пружина, затвор, газоотводная трубка со звоном покатились по палубе. Я отбросил в сторону штык-нож и отпихнул обалдевшего морпеха.

– Полууундрааа! – заорал матрос, кидаясь на палубу за штык-ножом. – Нападение!! – продолжал верещать он, схватив нож и перекатившись на спину.

– Отдыхай, идиот! – в один голос пожелали мы ему удачи и выпрыгнули на трап. Однако не успели. Мы уже были на палубе, как за нами из-за какого-то гальюнного закутка выскочила пара черных фигур в спасательных жилетах и кинулась в драку. Им надо было дальше выскакивать, а не торчать в тесном проходе и лупить в наши убегающие спины руками. Зеленый, развернувшись, одним мощным толчком отправил выскочившую парочку вниз по трапу, прямо на верещавшего про тревогу матроса, который уже высунулся из гальюна. Ко мне сбоку, со стороны палубы, подскочил еще какой-то морпех и начал заламывать правую руку назад. Я, расслабив руку, давая её выворачивать, телом вывернулся влево и со всей дури заехал ему локтём в ухо, чуть не расшибив локоть о каску. И тут же, выдернув правую с ослабевшего захвата, добавил ребром ладони в шею и сразу же – с ноги в грудь. Хотя и первых двух ударов хватило, а удар ногой смягчил хорошо надутый жилет.

– Принимайте, хули орёте! – заорал Зеленый и скинул моего противника к остальным.

По палубе к нам неслось еще двое в черном. Просто – как быки в атаку. Я отпрыгнул от намеченного мной противника и сзади со всей дури, как только мог, пробил ему лоу-кик вдогонку и дернул назад за воротник жилета. Противник Зеленого, бежавший чуть сзади, притормозил, резко развернулся, пытаясь бежать. Однако Зеленов успел поддеть его ногу и морячок шлепнулся на палубу. Этих двоих мы тоже сковырнули вниз по трапу, навстречу поднимавшимся.

– Палево, мичман идёт! – сообщил мне напарник, и мы в два прыжка подскочили к своей каюте и затарабанили. Габой, стоявший на посту, выглянул в смотровой иллюминатор и открыл люк.

– Фуу… ну сходили в гальюн, – начал возмущаться я. Рука, которую пытались вывернуть, все-таки чуть ныла.

– Да ладно, зато развеялись! – засмеялся Зеленов. – Как мы «сапогов» покатали по трапу, красотища!

– Чо там было? – поднялся со своей лежанки встревоженный Федос. Пришлось, немного сгустив краски, описать ситуацию, выставляя нас белыми и пушистыми, а морских пехотинцев с «борта» – оголтелыми пособниками империализма, недостойных звания комсомольцев и прочее, прочее.

Тут же в каюту застучали. Федос выглянул в смотровое.

– Ну вот, походу на разборки пришли местные. Вроде сами, без офицеров и мичманцов.

Запускать к нам в каюту никого нельзя было, и поэтому Саня решил выйти сам. А мы его одного не отпустили, помня драку с Гвоздём. Короче, вышли мы трое. Остальные разведчики притаились у комингса, готовые выскочить в любую секунду.

Морпехов с «борта» было трое. Один патрульный, сопровождавший нас, один – тот, кто выкручивал мне руку, с уже распухшим ухом, и один – здоровенный сержант, по всему виду толи казах, толи киргиз.

– Что за разборы на железе? кто старшой? – лениво процедил он сквозь зубы и непонятно на кого посмотрел – толи на меня, толи еще на кого.

– Я старшой! А своему салажонку скажи, чтоб не залупался на того, кого не знает, – также пренебрежительно ответил Федос…

– Я чо, залупался?! Да вы прихренели, носочники! Булки вялите в каюте, когда… – начал переходить на визг зашибленный нами патрульный.

– Эт не моряки с железа. – сказал третий с распухшим ухом. – Это кренделя с «Мёртвой бухты», я точно знаю…

Пришедшие на разборки морпехи замолчали и уставились на нас.

– Откуда вести? – сержант морпехов оглянулся на говорившего.

– Этот, – «распухшее ухо» показал пальцем на меня, – с нашей учебки у Камня в роте был. Его прямо от нас забирали. Я когда пришёл, его проверками мурыжыли – он, как баяли матросы с постоянного состава, на рукопашке валил всех без разбора, а потом с рюкзаком резиновым, набитым камнями, вечно гонял. Нам Хромов про него тож баял. Грит, один на сотню в водолазы попадает. Вот я его и запомнил.

Ни хрена себе!! Этот морпех, которого я озвездюлил, с моей родной «сапоговской» учебки! Хромов, Камень меня помнят – вот это дела!

Сержант хмыкнул:

– А, ну да, я-то думаю – как вдвоём пятерых повалили. Вы же орёте – морячки с «железа» наших выносят.

Федос сработал дипломатически:

– Короче, старшой, инцидент замяли, мои никого не трогали, твои про нас забыли. Надеюсь понял, что нас не видел и не знаешь – что, кто и откуда.

– Ясный красный, – осклабился сержант и… козырнул, приложив ладонь к каске.

Федос вежливо козырнул, приложив ладонь к пилотке.

– Давай, землячок, не тужи, – подбодрил я неожиданно нашедшегося сослуживца.

В каюте Федосов долго выговаривал нам с Зеленым за нарушение режима секретности и передвижения на борту транспортно-морского средства. Однако, как я понял, выговаривал он так для красного словца, без особой злости, да и остальным разведчикам было ужас как интересно послушать, что творится за стальными переборками. Рассказ Федосова они сопровождали хохотом и одобрительными возгласами. По сказке Александр Палыча выходило, что мы вдвоем с Зелёным обоссали гальюн вместе с патрульным морпехом, потом отпинали мимоходом еще взвод «чёрноберетников». А на разборках, узнавший меня матрос, тут же кинулся стирать мне носки с криками «О, великий Брейк! твой портрет нарисован у нас в баталёрке! ты мой кумир!!» – короче, как в индийской песне «Джимми, Джимми ача ача». Слёзы, сопли, песни – «Извини, я тебя не узнал, ты мой брат!» и прочая лабуда. Как оказалось позже, наша стычка с морпехами принесла двум сторонам конфликта несомненную пользу. Наша группа должна была питаться с экипажного котла, плюс дополнительные порции мяса, масла, сгущенки и прочего. Питаться мы должны были в каюте и в столовой не показываться. А ответственным за доставку пищи в термосах с камбуза был наш Саня Федос. Он должен был просто прийти проконтролировать все порции, заливаемые и засыпаемые в бачки, взвесить на весах печенье, шоколад, конфеты, отсчитать банки сгущенки и расписаться в получении. Чтобы не светить разведчиков, в каюте, а потом на камбузе, Федосов договорился с морпеховским старшиной, им как раз и оказался тот здоровенный сержант-казах, о помощи в доставке продовольствия. Ну, а Палыч, жучара еще тот, каким-то образом подал расход личного состава на несколько человек больше. Как он сам потом пояснял, в целях сокрытия точного количества личного состава. Поэтому часть «левой пайки» без зазрения совести отдавал старшине морских пехотинцев. Взаимовыгодное сотрудничество было налажено. А уж когда морпехи узнали, что у нас есть магнитофон, так вообще стали «белыми и пушистыми». После обеда заглянул командир. Поинтересовался обстановкой сказал, что скоро выйдем в море и, обдав нас коньячным перегаром, скрылся. Хорошие учения – вот уже больше полдня валяемся на палубе и ни хрена не делаем. Замкомгруппы разрешил тихонько включить магнитофон. Дремлем, иногда выходим в гальюн – просто для того, чтобы посмотреть на море да на небо. Морпехи поменялись с нами кассетами. Слушаем теперь какое-то самодеятельное завывание под гитару записанное на плохонький микрофон.

Как вышли в море, никто и не заметил. Лишь только усилившаяся вибрация палубы и бортовая качка. Федос, выглянувший якобы по делам, объявил, что выходим куда-то там на траверс. Так до ужина и промаялись бездельем. Я все-таки вышел на палубу и, с молчаливого согласия сопровождавшего нас патрульного морского пехотинца, подошёл с Зелёным к борту и осмотрелся.

– Ахренеть! – восторженно высказался Зелёный, обомлевший от увиденной картины.

Наш «большой десантный» шёл в сопровождении нескольких кораблей поменьше, следовавших на значительном отдалении. Впереди виднелись огромнейшие силуэты противолодочников, подернутые белесой дымкой газовых выхлопов. Все в мельчайшей водяной взвеси, на которых играла тусклая радуга от лучей заходящего солнца. Облака низко висели над иссиня-черными волнами моря. Казалось, что белые барашки на горизонте задевают края. Сбоку, в нескольких милях от нас, ордер кораблей в походном строю, расцвеченный вымпелами. И вдалеке на берегу – сопки под шапкой облаков, сквозь которые пробиваются лучи восходящего солнца.

– Красота здесь наверху, – обронил сопровождавший нас морпех, – а внизу в твиндеках жопа полная, и десант в каютах, как сельди в бочки, литр воды в день на рыло.

– Что так, хреново? – с удивлением переспросил Зелёный.

– Не то слово! если с десантированием ходим, то капец. На погрузку даже какой-то процент смертных случаев запланирован. Офицер, который старший на аппарели стоит с флажками, он сразу в подвесной от парашюта и фал к лебедке наверху. Постоит пятнадцать минут в респираторе, его сразу же наверх, укол афина и отдыхать, а на его место следующего.

– Хрена себе! а укол-то афина зачем? он же, по-моему, в индивидуальной аптечке лежит? Антидот, предназначен при отравлении газами.

– Правильно! Попробуй выхлопными прямо в морду подышать – мало не покажется. Ладно, давайте до ветру и обратно на каюту. Сейчас наш взводник по этому борту с обходом пойдёт.

Да, все мои ранние детско-юношеские мечты о службе в морской пехоте, затянувшиеся дымкой реальной службы в разведке, теперь разлетелись в пух и прах. С моря об землю и в бой! Нет, это теперь не моё. Мне теперь нравится с моря об землю и в кусты. Героически, во славу военно-морского флота Союза, я как-нибудь лет через двести на молодой любовнице пьяный в стельку лучше погибну. Судя по всему, Зелёный думал о том же, что и я. Когда снова разлеглись на палубе в каюте, он тихо пробурчал:

– Блин, я так в морскую пехоту хотел – форма у них черная, красивая. В Отечественную «чёрными дьяволами» назывались. Все хотел в увольнении в ателье в берете и пэшухе сфотаться по карасёвке. А теперь думаю, что я за дурак? Лучше по сопкам носиться, чем на берег в плавающей железяке выбрасываться. Задохнёшься нахрен…

Я вспомнил про свою «клистирофобию» и меня передёрнуло.

Ночью мы грузились со всем имуществом на катер. Затаскивали ящики и мешки сто раз перепроверялись и считались. Через час уже разгружались на каком то полудостроенном невзрачном бетонном пирсе. Технику должны были выгрузить в другом районе, пригодном для разгрузки. После чего автомобильная колонна должна своим ходом прийти к месту временной дислокации. Мы пешком вышли с территории полузаброшенной базы и в ночь потопали по просёлочной дороге. Шли недолго – минут пятнадцать. Вышли на перекресток грунтовых дорог, погрузились на ожидающий нас грузовик и проехали еще несколько километров. Выгрузились в кромешной темноте посреди скромной и уютной небольшой поляны. В темноте там и сям виднелись грузовые машины и силуэты палаток. На соседнем холме торчали мачты антенн. Федосов куда-то умчался вместе с Поповских. Потом прибежал, взял четверых разведчиков и опять убежал. Наши вернулись, нагруженные одним большим свёртком, кольями и верёвками. Нам оказывается выдали палатку и теперь предстояло её установить. Промаялись минут сорок, пока установили. Потом оказалось, что недополучили на палатку окна. Федосов ушёл разбираться, прихватив меня с собой. Пока Саня лаялся с каким-то мичманом из вещевой службы, я, бродя между автомобильными кунгами и палатками, спёр большую, но вполне подъёмную катушку силового электрического кабеля и, пользуясь заминкой с окнами, быстренько отволок её к расположению группы. Пока я занимался с катушкой, уже приперся Федосов, яростно материвший меня во все корки и тащивший на горбу большой фанерный ящик.

– Брейк, стармос, я тебя накажу собака, – пыхтел Палыч.

– Тащ старшина, попалась попутная задача, – отбрехался я, показав уворованное.

– Аа… так ты спер кабель? А там инженеры орут друг на друга, что кабель дома на складе оставили, а на хрена он нам нужен?..

– Палыч, ты пока стекла получал, я по округе прошвырнулся. От нас буквально рядом наши «баллоны» стоят и ремонтники с обеспеченцами, а у них, послушай-ка, не слышишь ничего тарахтящего?

– Аа… да у них же движок есть, они свет на ЦБУ дают и на кунги штабные…

– Правильно мыслишь, нам осталось только плафоны найти. Лампочки, если помнишь, я десять штук новых с баталёрки в ящики положил, а ты еще орал нахрена я их запихиваю.

– Ну, так, если назвался груздем, так и вали свет искать – Данко, ёптыть, пламенное сердце.

– Короче, ставишь задачу?

– Ага, давай! Может, действительно, что-то и сообразишь. Нашему каплейту свет по любому нужен будет – карты рисовать, оперативное дело оформлять…

Мы еще немного переговорили. Обсудили, как устроить персональную каюту командиру. Решили завесить угол плащ-палатками. Да и неплохо было бы найти машины с имуществом КЭЧ, куда загружали различные столы и стулья и походные одноярусные шконки. На поиски машины отправили Зеленова и «Киева». Я поплелся искать электричество. Движок я нашёл довольно быстро, ориентируясь на шум и тарахтение. Однако, как оказалось, пришёл зря. Возле здоровенного дизельного агрегата на колёсах толпилась куча технического люда и пара матросов в промасленных робах. Все яростно ругались между собой, давая попутных пинков мотористам.

– И чтобы не одна бляядь свои сопли сюда не кидала!! – слышался рёв разведпунктовского помпотеха, шкафоподобного усатого капитана третьего ранга. – Здесь пост выставить! Моряка, бляя! с ружьем, бляяя!! Вы, маслопупы грёбаные, не дай бог хоть один скачок будет – всех урою! вы у меня перед сходом на берег мотористами на мотоботах с морпехами в Камрань пойдёте!..

Ясно, меня тут еще не хватало. Да еще с украденным кабелем. Придётся уйти не солоно хлебавшим и не сладко чай пившим. Поплёлся обратно, на ходу придумывая отговорки для Федосова. На хрена я тогда этот кабель тащил? Навстречу мне попался матрос с катушкой полевого кабеля и телефоном через плечо.

– Я сделан из такого веществааа, из двух неразрешимых столкновений, из ярких красок полных торжествааааа и черных подозрительныыых самнениййй, – напевал себе под нос моряк, ловко разматывая кабель…

– Скиба, ты что ли? – узнал я связиста.

– Оо, здарова! – обрадовался мой недавний знакомец. – Прибыли уже? А меня Масел отправил полевку кинуть от коммутатора на технарей. Линейщики, будь они неладны, вечно тупят. Что – как добрались? – Скиба присел на пригорок, явно намереваясь передохнуть и посудачить.

– Да нормально. Как короли, морем шли. Тут неподалеку высадились без техники.

– Блин, а мы колонной сперва на пароме. Потом еще так колесили, пыль глотали… Чего здесь бегаешь – на фишку что ли отрядили?

– Да нет, электричества хотел надыбать, кабель есть. Да только вон возле движка помпотех всех строит, орёт благим матом. Хрен подберешься, да из электриков никого не знаю. Так что обломился по полной.

– Кабель говоришь? А сколько у вас?

– Да катушка примерно такая, – я развел руками, показывая размер катушки.

– Ха! Ну, если поделитесь, то с электричеством Масел порешает на раз-два отставить.

– Он чего – с помпотехом или электриками дружит?

– На хрена в Тулу со своим самоваром и прокисшими пряниками, – улыбнулся Скиба, – мы сами себе с усами. Пойдём, щас полевку докину, подцеплюсь, со старшинкой нашим переговоришь.

Я помог матросу дотащить полевой кабель до палатки техников. Связист снял с себя телефон. Установил его на раздвижной столик, подсоединил контакты, крутанул ручку вызова.

– Аллё, «Святка»? Аллё, как слышишь «Святка»? даю отсчёт – пять, четыре, три… ага, давай фишку подпиши…

Действительно, связисты, а в особенности радисты, оказались сами себе с усами. В радиостанции, начальником которой был мой земляк Николай Сергеевич, было две машины. Одна – сама радиостанция, напичканная различной аппаратурой, а вторая машина называлась «силовая установка» и предназначалась для выработки электричества. Электрическая машина в экипаже Маслова работала как часики без всяких перебоев и скачков напряжения.

Сергеич выслушал меня, покрутил головой:

– Тока шобы ни один моряк ни слухом ни духом. Кабель маскируйте дюже хорошо, мне еще не хватало, шоб помпотех али начальник связи засекли. Давай, ташшы катушку. Плафонов нету, а патроны под лампочки есть – сами там себе абажуры склепаете с газеток. Ну, давай шустренько…

Я помчался за катушкой с кабелем. Навстречу мне попались, убегающие непонятно от кого, Зелёный и «Киев», тащившие в руках длинные трубы.

– Стоять, мазута! – заорал я одногруппникам вслед. – Щас стрелять буду!

Разведчики узнали мой голос, оглянулись по сторонам и остановились.

– Брейк, ты что ли? – боялся ошибиться в темноте Зелёный.

– Ага, я! Чего прёте, хулиганы?

– Да столы, кровати, пирамиду получили. Смотрим, печки стоят в палатке, под склад переделанной, саму печку вытащили через полог, за трубами пошли, а там уже вахту выставили. Матрос орать дурниной начал, кипеж поднялся. А ты там как – «Свету» нашёл?

– Щас приведу, – пообещал я и побежал за катушкой.

Кабеля вполне хватило и на связистов, и на прокладку линии от силовых установок до нашей палатки. Сам Маслов прикрутил мне на один из кусков кабеля несколько патронов, сделал розетку и вилку. Кабель запитали на силовую электростанцию, потом я долго и упорно маскировал его, прикапывая и засыпая листьями. В палатке разводку сети нам сделал Скиба. Прикрутил розетку на дощечку на столбе и с моей помощью протянул под потолком кабель с лампочными патронами.

– Ну, а сейчас у вас будет свет, – громко возвестил он и умчался.

Через пару минут лампочки ярко вспыхнули.

– Ур-ра! – вполголоса заорали наши разведчики. – «Света» пришла!

Вот, если бы не было электрического освещения, упали бы на кое-как расставленные походные шконки среди ящиков и заснули. А теперь видно, что бардака в нашей палатке хоть отбавляй. Пришлось заниматься наведением порядка. Вместо дощатой палубы – пожелтевшая трава, которую Федосов задумал привести в вид добропорядочного паркового газона. Шконки расставляем по линеечке. «Каюту» каплейта аккуратно занавешиваем плащ-палатками. Устанавливаем туда стол, стул, койку. Над лампочкой сооружаем самодельный абажур. Не было печали, теперь еще одна головная боль – печка. Установить-то установили, а дрова откуда? Соответственно, инициатива на флоте любит инициатора. Так что товарищи, притащившие печку, вперёд – на заготовку дров! А Федосов совсем с ума сошёл: если есть печка, то должен быть истопник и средства пожаротушения и инструкция истопнику. Габой со Смирновым идут на задачу по добыче чего-нибудь пожаротушащего, я за столом сижу и со слов Федосова пишу инструкцию матроса-истопника. Когда же мы спать-то ляжем? Александр Палыч никак не уймется. Рихтман с Уткиным притаскивают откуда-то несколько досок и полную плащ-палатку песка. Сооружают в углу макет местности. Интересно, а где нормально сколоченный ящик из ротной матбазы? Наверняка, какая-нибудь ушлая группа из старшаков прихватила. Оказалось, со склада хозяйственного имущества притащили оружейную пирамиду и её тоже устанавливают. Замкомгруппы цепляет внутрь заранее припасенную опись и навешивает замок. Сдаем оружие, которое все время таскали за спиной. Надо Федосову по голове дать, чтобы он вырубился и не развивал такой кипуче-злоебучей деятельности. Наверняка, если бы нашёл досок, то устлал бы ими палубу, которую бы мы потом с остервенением драили. Эту мысль я от небольшого своего ума высказал вслух.

– Доскиии!! – чуть не завизжал Саня. – Тринадцатый КАМАЗ! водила Симоненко нашего призывааа!..

Федосов побегал по палатке и убежал снова в ночь, вытащив откуда-то из ящиков белую пластиковую фляжку.

– У меня еще две таких от лётчиков, – похвастался он мне, пряча фляжку на груди.

Короче до рассвета мы спать так и не легли. А с утра появился с кучей листов-карт подмышкой наш каплейт. Зашёл в палатку и остолбенел:

– Федосов, это точно наша палатка?

– Точно так, товарищ каплейт! – бодро отрапортовал старшина.

Ну да, в ночи, когда ставили, было ни хрена не видно. Царил сущий хаос и неразбериха. Сейчас в палатке настланы дощатые сосновые полы, уже надраенные и блестящие в утреннем свете. В углу аккуратным штабелем сложены ящики с имуществом. Стоит пирамида, закрытая на замок. Походные одноярусные койки по линеечке в строю выровнены. Самодельная полка с шеренгой котелков. Печка посреди палатки тихонько потрескивает и распространяет уютное тепло. Рядом ящик с песком, лопата и красный огнетушитель (не заправленный, но кто об этом знает?). Капитанская каюта обставлена, как положено. Даже на шконке имеется матрас, подушка и одеяло. Все аккуратно заправлено. И, в довершении всего этого великолепия, тихо разговаривает радио на группном магнитофоне. А на столе стоит кружка для каплейта, полная горячего кофе, и на подкотельнике пара бутербродов с паштетом и салом. Вообще-то бутерброды и кофе я готовил для себя, ибо до безумия устал, заполняя ровным почерком всякие бумажки для замкомгруппы. Но раз уж зашёл командир и обратил внимание, то конечно же, товарищ капитан-лейтенант, это для вас!

Поповских с яростным удовольствием сжевал бутерброды. Выпил кружку кофе и довольно потянулся. В палатке, кроме меня и Федосова, никого не было. Остальные еще при подходе командира, услышав сигнал с фишки, ринулись наружу копать различные дорожки и окапывать палатки.

Поповских присел возле печки, достал из кармана кителя пачку сигарет и начал потрошить её. Пачка оказалась пуста.

– Так, моряки, минут через пятнадцать кэп начнёт обход расположений… Что вам еще сказать?..

Мы с Федосом пожали плечами.

– Правильно, а сказать вам и не хрен! даже свет откуда-то притащили. После обхода мне разрешили отдыхать, я ночью на ЦБУ дежурил. Брейк, клеишь карту, делаешь все надписи, образец у меня в тетрадке есть. Карандаши, клей… ээ… черт, не помню…

– У нас все в ящиках есть, – скромно потупив глазки, напомнил я…

– А, ну да, ты же прирождённый штабной! – хохотнул Поповских – Я, как лягу спать, мальчишек тоже ложите – пусть выспятся! Нас пока до вечера трогать не будут ни в какие команды, ни на охрану. Еще не все подразделения сосредоточились – в карауле пока вторая рота стоит. Фишку выставьте и организуйте связь в дежурном приёме с ЦБУ, таблицы у связистов уже заложены. Шмотье мое где?

– В вашей каюте, товарищ каплейт.

– Ясно. Надо в камуфляж переодеваться, а то в этой тужурке, как идиот. Кстати, Саша, группу тоже в комбинезоны переодевай. Ч-чёрт, курить охота. Табак есть, а трубку дома забыл.

– Найти сигарет, товарищ каплейт? – переспросил Саня.

– Да к дьяволу эти сигареты! я на учениях трубку курю и бородёнку отращиваю. Табака трубочного взял, а трубку потерял наверно где-то с этими переездами. Всё, давайте по плану.

– Есть! – козырнул заместитель.

Вскоре появился со свитой «кэп». Мы с Федосовым благополучно присоединились к другим разведчикам, усиленно имитирующим бурную деятельность по трассировке дорожек.

– Аааа! – раздался из палатки рык каперанга. – Аа, бляя!! ну почему Поповских! ну вот почему, а?! Начальник штаба, да какого же хера, а?!!

– Пипец, – пробормотал резко побледневший Саня, – за что, мля, ну мы же, мы же…

Федос стал какой-то весь маленький и жалкий. Мне тоже стало не по себе, группа всю ночь не спала, обустраивала свой быт, старались и тут такое. Все разведчики недоумённо переглядывались между собой.

– Замкомгруппы ко мне! – раздался рык «кэпа».

Федосов резко сжал скулы, застегнул верхнюю пуговицу комбеза, пряча тельняшку, поправил на голове пилотку и прямой, словно палка, чуть ли не строевым шагом вошёл в палатку. Послышался его ровный, словно металлический, голос. Я заметил, что если Саня волнуется или переживает, у него голос не дрожит и не срывается, он как бы отчуждается от обстановки. Саня представился командиру пункта, ответил на какой-то несложный вопрос.

– Аааа!! – снова заорал кэп. – Ты слышишь, начальник штаба?! Заместитель командира группы у капитан-лейтенанта Поповских – старшина срочной службы! Срочнооой!! и это пиздец на мои седые яйца!!! Почему, аааа??! Ну почему?!!