Текст книги "Варяжский меч"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

17. Бег

Небо затянуто тяжелыми набухшими тучами, неустанно моросит мелкий дождик. Воздух буквально пропитан сыростью. Кажется, вода не только брызжет сверху, но и поднимается вверх от земли, проникает под мятль, затекает под свитку и в штаны. Одежда пропиталась водой насквозь, нет ни одного сухого клочка. И небо закрыто сплошной тяжелой, серой хмарью от горизонта и до горизонта, ни одного просвета не видно. Как началось перед рассветом, так и моросит, не переставая. Остановиться бы, выжать свитку, погреться у костерка. Нельзя, время дорого.

Дружина упрямо пробивалась на восход по раскисшей, глинистой дороге. Второй день безостановочного бега после неудачной битвы с герцогом Биллунгом. Люди устали, ни минуты отдыха, только вперед, не задерживаться. Князь Славомир стремится как можно быстрее дойти до переправ через Лабу. Оторваться от саксов, уйти за великую реку, соединиться с остальными дружинами русов.

Дружина идет быстро, кони неустанно держат размеренную рысь. Иногда бойцы пересаживаются на свежих коней, благо после битвы лошадей много, больше, чем нужно. Короткие остановки делаются, только чтобы дать отдых раненым, сменить им повязки, промыть раны разбавленным вином уксусом, дать напиться свежей водой. Больше всего внимания уделяется двум десяткам бойцов, из-за тяжелых ран неспособным держаться в седле. Их везут на носилках промеж двух коней.

На коротких, редких привалах варяги первым делом отвязывали носилки от седел, укладывали товарищей под густые ветви деревьев, защищавшие от дождя. Затем раненых осматривали, поили отварами трав, помогали справить нужду, дело житейское, со всеми бывает, и стесняться здесь нечего. Старый кормщик Асмуд Тролль знал толк в знахарском ремесле, на него и свалилась забота о раненых. Впрочем, одноглазый руг и не возражал, дело хорошее, если в бой его князь не пустил, приказал с коневодами оставаться, так хоть после боя пригодился. Не каждый умеет пораненного исцелить, перелом залечить, глубокий порез обработать – работа тонкая, опыта и знаний требующая.

В помощниках у Асмуда недостатка не было. Каждый дружинник почитал своим долгом помочь пораненному товарищу. Притащить хворосту, разжечь костер, помочь другу с коня спуститься, выделить из своих запасов сухую рубаху или припасенное еще с Велиграда лекарственное снадобье.

Неожиданно лошадь под Рагнаром споткнулась о края рытвины и упала на колени. Воин от резкого толчка чуть было из седла головой вперед не вылетел.

– Ну, шальная! – Рагнар ловко соскочил на землю. Освободившаяся от груза Зирка поднялась на ноги и негромко заржала, словно извиняясь перед человеком.

– Ну ладно, тихо, все хорошо! – Рагнар потрепал лошадиную холку, провел ладонью по морде, успокаивая Зирку. Затем присел перед лошадью, не забыв крепко держать повод. С этой лошадкой надо настороже быть, это не Дымка, может и взбрыкнуть. Нет, все в порядке, ноги целы, это главное, и даже не ушиблась. Можно ехать дальше.

– Что случилось, старшой? – озабоченным тоном полюбопытствовал Змейко, останавливая коня рядом с Рагнаром и свешиваясь с седла.

– Ничего страшного, – мрачным тоном бросил в ответ десятник, взбираясь в седло. Эх, скорее бы привал. У костра погреться и отдохнуть немного. Ногами по земле пройтись. От непрерывной скачки задница уже одеревенела. Сидеть невозможно. Ноги сырые, в сапогах лягушки квакают.

Шлях тянулся вдоль леса. Рыжая от проступающей сквозь землю глины, покрытая выбоинами с залитыми водой колеями дорога, ехать по ней следовало осторожно. Не ровен час, лошадь поскользнется или споткнется о закрытый лужей камень в колдобине. Но это лучше, чем продираться сквозь колючий кустарник, разросшийся на чистом пространстве между колеей и лесом, или ехать по размокшей черной вспаханной земле слева от дороги. Напиталась водой землица, дождь больше суток идет. Остается только по дороге ехать, оно лучше, чем по пашне.

За полосой полей виднелось разоренное село. Хороший знак. Село, судя по всему, сожгли недавно, несколько дней назад. Значит, здесь русы были. Один из отрядов князя Белуна прокатился, буйным железным вихрем по саксонской земле прошелся.

Еще утром дружина прошла мимо нетронутого войной селенья. Обычный для этих мест поселок: пара домов, крытых соломой, три десятка полуземлянок с дерновыми крышами, сараи да невысокий плетень вокруг села. Поселок вроде обычный, да дома странные. Стены не бревенчатые, как принято у русов и саксов, а плетенные из лозняка.

Асмуд Тролль рассказывал, есть такой народец, готами зовется, по виду чистые алеманы, а обычаи у готов свои. Особенно у них дома выделяются. Стены плетут, а не рубят, для прочности стены между двумя слоями плетня глиной забивают. Крышу на столбах ставят, оконцев же не делают, совсем как наши предки в седой древности.

Селяне при виде дружины ободритов галопом в лес рванули, все побросали. Вроде бы, а может, просто показалось, в брошенных домах несколько младенцев ревели. Славомир жечь село запретил. На забавы времени нет, хоть у многих дружинников руки чесались оторваться на селянах. А вдруг здесь холопы того самого рыцаря, что твоего побратима в той битве убил, живут? А если и нет – все равно. Кровную месть никто не отменял. Саксы обязаны за дела своих соплеменников платить. Но приказ князя крепче железа, пришлось мимо пройти, никого не тронув. Даже неубранное поле не подожгли. Огонь высекать времени не было.

И сейчас дружина идет быстрым шагом и от кратчайшего пути не отклоняется. Можно было бы охотников вдоль дороги разослать, вдруг кого выловят, усадьбу или селеньице найдут, да времени нет. Славомир как с цепи сорвался, только о берегах Лабы думает. Ладно, сегодня не последний день. Мы еще вернемся. Пусть саксы серебро и овес для коней копят к следующему набегу.

Миновав горелые руины села, шлях нырнул в лес. Дорога сузилась. Местами ветви деревьев смыкались над головами путников сводами огромной пещеры. Ехавшие впереди воины придержали коней. Мрачный лес, густой кустарник между огромными, упиравшимися в низкие дождевые тучи деревьями, узкая дорога в ложбине невольно навевали мысль о возможной засаде. Место уж больно подходящее.

Короткую заминку устранил боярин Гром. Взяв с собой два десятка мечников, боярин нахлобучил на голову шлем и пришпорил коня. Все правильно. Передовой дозор – это жизненная необходимость на чужой земле. Ни один вождь в походе про такие вещи не забывает. Мало ли что впереди быть может.

Лес оказался неглубоким. Всего через два перестрела дорога вышла на открытое пространство. Перед глазами ободритов открылись широкий заливной луг и небольшая речка. Шлях шел по прибрежной террасе, за зарослями ивняка спускался вниз к берегу и упирался в мост. Дозорные воины к этому времени уже переехали на другой берег и поджидали дружину, укрывшись под густой листвой кряжистых плакучих берез.

– Луэр, – махнул рукой в сторону реки Мочила. – Немного осталось. Сегодня вечером или завтра к Лабе выйдем.

– А мост не сломали, – негромко произнес Зван. – Надобно не забыть настил разобрать и опоры срубить.

– Дурак! – коротко бросил ему боярин, повернувшись к дружиннику вполоборота. – Войско саксов речка ненадолго задержит. Быстро переправу наладят. А если какой наш отряд на этом берегу окажется? Подумал?

– Брод найдут, – уверенно ответил Зван. Затем вдруг смутился и пробормотал: – Да нет, пока его найдешь. Вплавь придется.

– Вот то-то и оно. Сначала думать надо, а потом говорить.

Когда дружина перешла мост, к князю подъехал Асмуд. Обменявшись со старым кормщиком парой фраз, Славомир посмотрел на небо, пытаясь понять, где сейчас солнце. Затем князь крикнул воинам – привал! Приказ был встречен всеобщим одобрением и радостным гулом. Люди с самого утра в седлах. Утомились. За весь день только одну короткую остановку сделали – раненых посмотреть и напоить.

Услышав слова князя, Рагнар первым делом освободил от поклажи и осмотрел своих лошадей. Только после этого стреножил скакунов и отвел их пастись на пойменный луг. Лошади не люди, долго без еды не могут, слабеют быстро. За ними постоянный уход и забота нужны.

Не дав себе ни минуты отдыха, иначе, ежели тело остынет, тяжелее будет, сил не останется на ноги встать, да и нельзя на людях слабость показывать, Рагнар вместе с остальными дружинниками отправился за дровами. В лесу все мокрое, валежник водой напитался, сухие веточки только под корнями старых елей найти можно. Разжечь костер в такую погоду – целая история.

Хорошо, многие ободриты везли в кожаных непромокаемых сумках сухую щепу. Костры разложили быстро. С поваленных деревьев бересту ободрали, наломали смолистых веток мертвых сухих сосен. Вскоре за пригорком дымком запахло. Бережно прикрытые от дождя рогожами язычки пламени грызли сухую щепу и веточки.

Немного выше по течению речки русы нашли богатые выселки. Два деревянных дома, бревенчатые сараи, забор добротный. Удивительно, что ни одна из проходивших здесь дружин не обнаружила в лесу этот хуторок. Или это Боги бойцам Славомира дар поднесли? Позаботились о своих славных внуках. Все может быть.

На выселках обнаружились шестеро саксов. Крупные бородатые мужики при виде русов схватились за рогатины и топоры. В этом и была их ошибка, пустись они наутек или просто отойди в сторону и не мешай – и никто бы их не тронул. А так порубили всех шестерых в мгновение ока. Уставшим, промокшим и замерзшим варягам было не до забав. А нечего ворота запирать и топорами размахивать.

Находка пришлась кстати. В домах навели порядок, выкинули старые грязные тряпки вместе с блохами и прочими насекомыми. Брезгливо морщась, вынесли за забор заплесневевшие припасы и вонючие, плохо обработанные кожи. Пол подмели, печки затопили.

Привезли раненых и разместили в домах. Двоим мечникам в дороге совсем худо стало. От лихорадки горели. Если бы не теплое сухое жилье, бойцы могли не выдержать, умереть в дороге. Особенно Асмуд находке радовался, он уже в душе простился с Томилой Нечесой. Раны у дружинника воспалились, тело страшным жаром горело, щеки ввалились, глаза нехорошо блестели. Еще одна ночь у костра – и можно было человека на костер класть. Зато теперь появилась надежда бойца выходить, оборонить от лихорадок. В сырых углах зеленая плесень нашлась – самое лучшее средство для воспаленных ран, она как поцелуй Лады, даже мертвого поднимает.

Стан перенесли к хутору. Нехорошо в походе отделяться, надо всем вместе стоять. Может, ночью души убитых хуторян придут кровь пить? Бывает и такое, пусть тела в ближайшем овражке прикопали и сверху осиновых веток бросили, все равно могут подняться, прийти в дома людей душить. А так, если рядом много здоровых оружных воинов, навьи убоятся, они железо не любят. Особенно освященное именем Перуна боевое железо нечисти страшно. Имя громовника всегда навь пугает.

Сараи и забор бойцы быстро разобрали на дрова. Дерево сухое, хорошо горит, а сено можно под попоны и рогожи класть, чтоб с земли под утро холод не шел. Кроме дерева на выселках в сарае обнаружились три коровы, дюжина свиней, да еще птица дворовая. Вся эта живность была забита, выпотрошена, разделана и насажена на вертела. Всем уже было ясно, что никуда сегодня не поедем. Раз нашли хороший ночлег для раненых, значит, до утра здесь стоять будем.

Вскоре вокруг выселок под ветвистыми деревьями к небу поднимались столбы дыма, а над землей растекался чудный аромат жарящейся свежей убоины. Кругом виднелись легкие шатры, просто вотолы, попоны и рогожи, накинутые на воткнутые в землю колья или склонившиеся к земле ветви деревьев. Какая-никакая, а от дождя защита.

– Боярин Мочила, я все спросить хочу: почему мы в набеге ни разу на ночлегах берегиням подношения не оставляли? И лесовика с болотником и водяным не задабривали? – поинтересовался Рагнар у лежавшего под соседним шалашиком сотника. Дружинники сидели у костров и негромко беседовали либо смотрели на огонь. Некоторые уснули, завернувшись в вотолы.

– Земля же чужая, – отозвался боярин. – Мы сюда с войной пришли. Разве Хозяева земли нас привечать будут? Нет, и задабривать их смысла нет. Хорошо, если они попрятались в зарослях и затонах да ждут, когда уйдем. А могут и пакости строить.

– Я помню, три года назад ходили на поморян, – вспомнил Славиша, высокий, жилистый, длиннорукий боец из десятка Кирши. – После набега домой по болоту возвращались. Гать там была хорошая и дорога натоптанная, известная. Так болотник за одну ночь все настилы утопил и острова по болоту перемешал так, что все приметы сбились. Мы там чуть не утопли или до зимы не остались на островах. Благо боярин Гремич вспомнил, что болотника хорошо полынью пугать. Так мы сухую полынь и жгли, дым пускали, пока новую гать прокладывали. Два дня через болотину пробирались, все в грязи и тине перемазались, сами стали на болотников похожи. Хорошо еще, местные нас не нашли. Они тогда сильно злые были.

– Это не тот ли поход, когда Белун у поморян дюжину лодий с серебром, мехами, парчой и пряностями увел?

– Тот самый. Мы тогда после набега разделились. Одни на кораблях морем пошли. А нас две сотни горой ехать решили. Надеялись на обратном пути еще добычу найти или к мазовянам заглянуть.

– Вот так и бывает, – поднял палец к небу Мочила. – Нечего Богов жадностью и ненасытностью гневить. Что Перун и Велес дали, то твое, а сверх того выискивать – последнее дело. Жадность до добра не доводит.

Рагнар слушал рассказ молча. Неожиданно он понял, что Гремич никогда про тот поход к поморянам не рассказывал, хоть и привез богатую добычу. Видно, боярин стыдился истории с болотом, считал, что нечем там хвастаться.

– Всегда же хочется побольше, – недоуменным тоном заявил Славиша.

– Хотеть хоти, да не зарывайся! – хохотнул в ответ Мочила.

– А если мы не в набег, а себе землю завоевывать идем? – вернулся к первому вопросу Рагнар. – Тогда как быть? Как себя с берегинями вести?

– А это другое дело. Здесь по всем законам и обычаям поступать надо. Берегини сразу дары не примут, с опаской смотреть станут. Мы для них люди чужие, пришлые. Если вреда же земле чинить не будем, станем обычаи уважать и малым уважение показывать, тогда и они нас постепенно своими сочтут.

– Деды рассказывают: наши предки не всегда в Полабье жили.

– Так и есть. Пришли на эту землю по-доброму, с лесовиками, полевиками, водяницами договор заключили. Священный огонь принесли. Домовых с собой в старых лаптях привезли и в новых домах поселили. Так эта земля и стала нашей. Так и малые нам не вредят, наоборот помогают, а если и озорничают, так не со зла.

За разговорами Рагнар и не заметил, как дождь кончился. На небе сквозь облака солнце выглянуло. Сразу на душе веселее стало. На траве и листьях капельки воды заискрились под лучами небесного Хорса. Откуда-то стук дятла раздался. Рагнар приподнялся на локте, попытался разглядеть – где это пернатый дровосек сук долбит. Вот он! На стволе бука в полусотне шагов от стана сидит. На соседнем дереве белка хвостом махнула и скрылась в листве. Дождь кончился, и лес оживает. Большой мохнатый шмель рядом прогудел. Тоже выбрался из норки, цветы ищет.

К костру подошел князь Славомир. Присел у огня, приветственно кивнул дружинникам.

– Мочила, выдели из своих десяток бойцов. Тех, что устали меньше. В дозоре после полуночи гридней Буя сменят.

– Выделю, княже, – мирным тоном произнес боярин. – Как думаешь: завтра до Биткова доедем?

– Доедем, из сотни Грома двое короткую дорогу через лес знают. Говорят, по ней быстрее, можно до полудня к реке доехать.

Лица бойцов от этой новости посветлели. Вот и поход заканчивается. Завтра Лабу переплыть плотами. Встать в каком полабянском порубежном городе или селе. Отдохнуть среди своих, в бане попариться, смыть с себя дорожную грязь. Душой и телом очиститься. С товарищами встретиться, новости послушать, да самому рассказать, как с саксами рубились. Вечером в кругу товарищей за ковшом пива подвигами похвастаться да гусляра послушать, как он кощуны и былины напевает. И ночлег будет в тепле, в доме на лавке, в настоящем уюте. Это особенно хорошо после ночевок у костра под моросящим дождем чувствуется.

Один только Славомир не радовался скорому возвращению. Хоть и спешил к Лабе со всех сил, да побаивался немного. На лице князя ясно читались мучившие его сомнения и опасение. С одной стороны, дело сделал: саксам долги вернул, гамбургскую землю разорил. Прошелся по округе огненной гребенкой, так что там сейчас большая рать без припасов не пройдет – есть нечего. Придется себя обозами отягощать. С другой стороны, Славомир в драку с герцогом Биллунгом полез. Саксов не разгромил, голову герцога не добыл, а почти половину дружины в поле оставил. Как отец на такие дела посмотрит? Неведомо. Старый князь гневается редко, но если его рассердить – мало не покажется. Может непутевого сына наследства лишить. Преемником младшего Мечислава назвать. Славомиру останется только дружину собрать и идти себе землю искать. Может, и за морем, за Новгородчиной.

Вечером к стану подъехал гонец от князя Белуна. Воин скакал по шляху в глубь саксонской земли и случайно наткнулся на дозор дружины Славомира. Как он рассказал: исполнял приказ князя искать всех русов, всех, кто к Лабе идет. По его словам, впереди стоит замок Люнебург. Там сильный отряд барона Рендорфа, посему проходить мимо крепости надо осторожно, не расслабляться. Мало ли что саксам в голову взбредет. Могут вылазку устроить, если решат, что победить могут.

На закате дружину догнал Стерх. Этого мечника из сотни Ерша соратники уже давно считали погибшим. Ан нет, выжил злыдень! По словам Стерха, уже после того как его посадили к костру и накормили, он в бою от своих отбился. Погнался за рыцарем в лес. Несколько дружинников подтвердили, что так и было. Разозленный Стерх, размахивая мечом, поскакал за саксом, ранившим его друга Вятко. К слову сказать, сам Вятко тогда погиб. Его вражеская стрела нашла.

Заехав в лес, Стерх обидчика не догнал. Но зато на него несколько кнехтов навалились. Коня убили, самому мечнику бежать пришлось. Так и запутался, чуть в болотистом овраге не утоп. Когда на опушку вышел, дружина уже ушла, а на поле саксы стояли. Пришлось Стерху в лес возвращаться. Ночью варяг подкрался к саксонскому стану, напал на одинокого конного, зачем-то в овраг спустившегося. Сакса зарубил, коня поймал и рванул вслед за своими. Вскоре следы дружины нашел, так по следу и ехал, пока не догнал товарищей.

Стерх несколько часов за станом следил, пока караулил какого-либо отбившегося от своих конника. Говорит, герцог явно ранен, из шатра не выходил, вокруг стража стояла. Никого внутрь не пускали. В бою у саксов половина рыцарей полегла и пехоты много. Сколько – неясно, но тел с поля несколько сотен принесли. И раненые есть, хорошо на поле ободритские мечи погуляли. Славный был пир Радегаста. Саксы этот бой надолго запомнят.

Но самое страшное, Стерх говорил тихим, потухшим голосом, опустив голову: саксы всех пленников повесили. Никого не пощадили, даже ради выкупа. Всех тридцать человек вдоль дороги на деревьях повесили. Даже раненых, да русы многие раненые были. Иначе варяга полонить почти невозможно. Повествование был коротким. Каждое слово давалось Стерху с трудом, как будто язык у него примерз к небу, а в горле застрял ком. Трудно рассказывать такое. Говоришь и сам не можешь найти ответ на вопрос: «А где ты был? Почему ты здесь, а они там?»

Окружавшие Стерха дружинники молча слушали невеселый рассказ товарища. Только зубами скрипели от бессильной злобы и бросали полные огня и ярости взгляды на закат – туда, где герцогское войско осталось. Чести у саксов нет, это теперь всем стало ясно. Значит, и человеческого обращения они не заслуживают. Большинство варягов про себя решили резать всех саксов, каких только встретят. Никого не жалеть. Чем меньше этих свиней останется, тем на земле чище будет.

Рано утром ободриты тронулись в дальнейший путь. За ночь Асмуд Тролль сумел привести в порядок своих подопечных. Даже Томиле полегчало. После отваров, примочек и плесени, на раны наложенной, жар у раненого спал. Этой ночью он наконец заснул здоровым сном уставшего после тяжелой работы человека.

Сам же кормщик ночью почти глаз не сомкнул, только под утро задремал, сидя на лавке в изголовье Томилы. Все это время Асмуд проверял раненых, смотрел, чтоб им удобно было, раны перевязывал, снадобья готовил. Почти все сам делал, пришедших помогать дружинников до серьезного дела не допускал. Молоды еще, травы и порошки не ведают, только пару простых заговоров знают.

Покинув гостеприимный березняк, варяги вернулись к шляху. Здесь их встретили товарищи из ночного дозора. Все было спокойно, ни одной тревоги, никто не пытался к стану приблизиться. Только молодой, остроглазый Блуд углядел в ночной тьме странные огоньки, плывшие над дорогой. Что там было, так и осталось неизвестным. Огни некоторое время повисели в сажени над землей и потухли.

Блуд хотел подъехать поближе, посмотреть, что это такое в ночи светит, да старший дозора Славиша запретил. И так ясно, не человек это. А глядеть, что там за нечисть под звездами шатается… Хорошо, если безобидный шиш или жердяй, а может, и какая гадость вроде встречника или ненасытной навьи шастать. Хлопот потом с ней не оберешься.

Посмеявшись над ночным приключением Блуда, варяги миновали лес, проехали мимо небольшого болотца с густой порослью осоки и рогоза по берегам. За болотом свернули с наезженного шляха на узкую, вьющуюся по кустарнику дорожку. В небе парил сокол. Вдруг он сложил крылья и камнем упал на землю. До ушей донесся тихий писк, хлопки крыльев, и птица вновь поднялась над ольховыми зарослями. В когтях у сокола можно было разглядеть небольшой серый комочек, скорее всего, мышь.

Далее за полем ободритов опять встретил лес. Дорога совсем сузилась и превратилась в тропу. Местами ее засыпало пожухлой листвой, на солнечных прогалинах в колее трава поднималась. Иногда встречались перегородившие дорогу древесные стволы. С первого взгляда было ясно, что ездят здесь нечасто.

Ехавшие первыми и показывавшие дорогу Никлот и Зубр пояснили: местные боятся этой дороги. Говорят, в лесу тати обосновались, прохожих грабят. А в самой чаще лесное диво живет. Сам большой, в два роста, широкий, мохнатый, голова горшком, глаза красные. Морда на человечью похожа. Шерсть темно-рыжая, с подпалинами, на животе светлее. Человечьим языком не говорит, рычит голодным медведем.

– А поймать не пробовали? – поинтересовался у рассказчиков Гром, подкручивая ус.

– Люди рассказывали, раз собрались охотники, пошли на чудище. Да только из леса половина из них вернулась. Коней потеряли, оружие бросили, говорили страшное: дескать, там такое творилось, что и ноги еле унесли, не то что о конях думать.

– Это больше на тролля похоже, – задумчивым голосом добавил Славомир. – У норманнов в горах таких немало водится. Железо троллей не берет, приходится сетями ловить.

Разговоры разговорами, а ничего необычного ободриты в лесу не встретили. Тати если и были, сочли за благо от дороги подальше убежать. Только бы варягам на глаза не попасться. И чудо лесное не повстречалось. Тоже, наверное, дружины испугалось.

Кончился лес незаметно. Только что дорогу со всех сторон лесные великаны окружали. За ветвями неба видно не было. Как в пещере ехали. Между деревьями лещина, бересклет, жимолость разрослись, внизу только папоротник и хвощ растут. Травы в лесном сумраке мало. И вот два шага – стены пещеры расступаются, и тропа в чистое поле выходит.

Здесь уже до Лабы всего два поприща осталось. Ильменау вброд пересекли. Берега здесь хорошие, пологие. Вдалеке, на горизонте, стены Люнебурга видны. Странно, почему его не взяли? Недалеко же от нашей земли стоит. Спалить его, чтоб не мешал, а остатки валов заставить саксонских холопов срывать. Дело привычное, простое. Рагнар хотел было поинтересоваться у князя, но вовремя остановился. Уловил взгляд Славомира, брошенный в сторону замка. Было в этом взгляде нечто. Никакой злобы и ненависти. Как будто охотник ловушку на крупного зверя разглядывает, думает: все ли правильно сделал, не забыл ли чего.