Текст книги "Варяжский меч"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

18. Крепь приречная

Дружина быстро катилась по шляху. Здесь среди полей и перелесков близ великой реки на каждом шагу встречались следы буйного набега русов. Ни одного живого сакса, ни одного сохранившегося села или дома. Иногда только попадались объеденные зверьем и коршунами трупы на пепелищах. Даже небольшой городок, попавшийся на пути, был спален дотла. Варяги прошли мимо уцелевших местами обугленных стен, не задерживаясь, только зажимая носы от трупной вони. Чувствовалось, что весь левый берег Лабы превратился в пустыню.

Недалеко от реки на пути встретился конный разъезд велиградских ободритов. Дружинники Славомира с искренней радостью приветствовали товарищей. На дозорных со всех сторон посыпались вопросы и расспросы.

Сам князь первым делом поинтересовался: где сейчас отец и как дела идут? И что о рати Оттона Второго слышно? Оказалось, князь Белун сейчас за Лабой в стане рать собирает. Это за Битковым, у большого шляха, на берегу речки Зницы. Найти легко. Едете прямо, как увидите все поле в шатрах от края до края, значит, приехали. Новости хороши. Большая рать собирается. С Руяна храмовая дружина пришла. Триста витязей, все как на подбор, в бою страшнее раненого медведя, в засаде тише и хитрее рыси. Да еще тысячу ругов князь Мстивой привел. Из Люблина три сотни охотников явились.

– Князя Славера с ними не было? – спросил Славомир.

– Нет, из той дружины пока никто не пришел. Будут ли, не знаю. Это у старого князя спрашивай.

Еще рассказывают: большая рать велетов с князем Годлавом идет. Скоро будут. Раньше Оттона, если Радегаст пожелает. Оттон Рыжий из Хильдесхейма выступил. Так купцы и доглядчики сообщают. Что за доглядчики и откуда они взялись, мечник не сказал. Сам, наверное, не знает.

Все новости были хорошими, даже на душе легче стало. Махнув рукой дозору, Славомир пришпорил лошадь. Его сердце рвалось к Лабе, туда, где собирается войско русов. Проскакав около пяти перестрелов, князь остановился, нечего от своих отрываться. Он, князь, должен честь и порядок блюсти. С ранеными-то быстро не поскачешь.

Дальше ободриты ехали быстрым шагом одним сплоченным отрядом. Небо опять затянуло тучами, закрапал мелкий осенний дождик. Не дождь даже, а так – летящая с неба сырость. Вскоре дружина выехала на поросший ковылем бугор, тянувшийся вдоль реки. Перед глазами варягов во всей своей красе открылась могучая, полноводная Лаба. Дождь прекратился. Сквозь тучи пробился солнечный луч, скакнул и рассыпался блестками по волнам.

С реки тянуло прохладой и свежестью. Пахло рыбой, водой и водорослями. Над водной гладью с пронзительными криками кружили чайки. Далеко на полночь в небе парил сокол.

Настроение у всех дружинников было приподнятым. Даже раненые улыбались, даже Асмуд, повидавший в своей жизни немало рек и морей, выпрямился в седле и подставил лицо свежему речному ветерку. Томила Нечеса приподнялся на локте и попытался выглянуть из-за конского крупа. На носилках это было нелегко. Углядев краем глаза водную синь, воин опустился на свое ложе.

– Ну вот, на родной земле и умирать легко.

– Куда тебе умирать?! – возмутился ехавший рядом гридень. – В Ирий тебе еще рано. Сейчас приедем, сдадим тебя волхвам, чтоб дырки заштопали и дурные мысли из головы выгнали.

– Так еще вернусь ли домой?

– Вернешься! Зимой с нами в полюдье поедешь.

Пока тянулся этот разговор, лошади вынесли варягов к изгибу реки. Отсюда открывался вид на переправы. Множество людей суетились на обоих берегах. По реке плыло около десятка плотов. Полуголые мужи на плотах выбирали из воды толстые канаты, переброшенные с берега на берег. Видно было, переправу настроили так, чтобы можно было легко перекидывать с берега на берег большие отряды воинов. Чуть в стороне к Лабе спешила еще одна дружина русов, навскидку около трех сотен копий.

Сама переправа много времени не заняла. Вернувшуюся из дальнего похода, отягощенную ранеными, но не добычей, дружину пропустили вне очереди. Тут и Славомир вовремя прикрикнул на паромщиков, потребовал пропустить первыми. Бойцы быстро завели своих лошадей на прочные дощатые настилы плотов, десятки крепких рук взялись за канаты, и паромы пошли по реке.

Туда – обратно, туда – обратно. Переправились быстро. Дружинники поспорили: чей плот первым до противоположного берега дойдет. Упершись ногами в доски, бойцы взялись за канаты. И эх! Пошли. Канаты натянулись, молодежь и умудренные годами, покрытые шрамами бойцы со смехом потянули плоты. Быстро пошли. От носов паромов буруны поднялись. Первым оказался плот с боярином Громом. Старый вояка сам тянул канат и еще подбадривал товарищей.

– Вот как надо! Учитесь, – с гордо поднятой головой заявил Гром, спрыгивая на берег.

– Наш берег! Наша земля! – воскликнул раскрасневшийся Змейко, перепрыгивая полоску воды между паромом и песком бичевника.

– Так не наша, – хмыкнул в ответ Рагнар, не разделявший восторгов молодого гридня.

– А все равно наша. Здесь русы живут. Собратья.

– Все верно. Полабяне одного с нами рода, – поучительно заметил Мочила, услышав разговор своих воинов.

– У них другой князь, – не сдавался Рагнар.

– Князья разные, а род один. – Ответить на это было нечем.

Собравшаяся на правом берегу дружина поднялась по склону, здесь начиналась дорога на Зверин и Ратценград. Острый глаз Рагнара заметил свежие бревна укрытия, выглядывавшего из-за кустов. Невысокая стенка с вертикальными бойницами и заваленным ветками навесом. Все верно. Место для переправы удобное, наверняка саксы будут здесь реку переходить. Выше по течению начинается устье широкого заболоченного оврага, а ниже город стоит. Именно здесь и будут встречать врага передовые заслоны.

Дорога вышла к стенам Битковского града и побежала вдоль городской стены. Обычный торговый город, славный не храмами, мудростью волхвов или доблестью дружин, а своей ярмаркой. На таких перекрестках торговых путей, речных и сухопутных, и возникают поселки ремесленников, затем они растут и их обносят стенами. Вот так и возник Битков. Сейчас уже славный, известный город.

Хотя, на взгляд бывалых воинов, городская стена восторгов не вызывала. Покатый земляной вал, заплывший, обмелевший, давно не чистившийся ров, на валу бревенчатая стена в две сажени. Навеса от стрел над заборолами нет, и башен всего две. Одна, сторожевая, высится на крутом берегу, другая надвратная в сторону земли русов смотрит.

Под городом, на берегу, причалы вытянулись, ближе к обрыву несколько каменных сараев для товаров. С первого взгляда видно – шумной торговлей и заморскими гостями здесь сегодня не пахнет. У причалов только две боевые лодьи привязаны. На поле, где раньше торг был, вместо лавок, купеческих шатров и толп гостей несколько ратных сотен строем ходить учатся.

Сразу ясно: люди к воинскому делу непривычны и вооружены плохо. Вместо броней сыромятные кожухи с нашитыми костяными пластинами, а то и того нет, в простых рубахах и вотолах без брони вышли. Шлемов у половины нет. Щиты простоватые, без оковок и умбонов, на вид слишком толстые, тяжелые. Вооружены бойцы копьями и охотничьими рогатинами. Зато у многих за плечами луки видны, но тоже слабые – на дикого зверя, а не на доспешного воина.

Все ясно – посошная рать. Сборная каша из молодых смардов, решивших попытать воинской удачи. Решимости много, а умения не очень. Опыта схваток нет, стойкости мало, в бою могут без приказа вперед рвануть или, наоборот, испугаться и побежать. Куда их князь пошлет? В передовые заслоны да засады, или до большой битвы побережет?

А на стенах города работа кипит. Спешат к осаде приготовиться. Вал кольями укрепляют, перед воротами ров расчищают. О! Точно! Это новые ворота собрались вешать, хорошие, дубовые, в три слоя сплоченные и окованные железными полосами. Такие тараном не выбить, особенно если железные засовы поставить и подпереть клиньями и распорами. Ясно, город без боя сдавать не будут. Заодно и Оттонова рать поредеет, когда на стены всходить будет.

Встречных и попутных на шляхе оказалось немало. Останавливались, пропуская рать. Иногда знакомые лица встречались. Тут приветствия, расспросы: откуда идете? Где тебя найти? Кого видел? Как там? Приветы от знакомых и родичей передавали.

Рагнар, к своему удивлению, увидел боярина Чекмаря. Выхаживавший лошадь в поле люблинец приветственно помахал рукой велиградцам, но сам приближаться не стал. Видимо был занят. Интересное дело. Расстались с главой люблинских находников в Старграде. Если где и должен быть боярин, так с князем Славером. Однако сам Славер еще к рати не присоединился. Может, передовых с весточкой послал? Возможно.

Вот и стан. За очередным подъемом с дороги открылся вид на облюбованное ратью поле. Действительно, шатров много. От края до края все пестрыми, разноцветными навесами и шатрами заставлено. У реки на заливных лугах табуны лошадей пасутся. На краю стана, у перелеска, времянки кузнецов, плотников, кожевников и прочих мастеров виднеются. Кругом множество людей, костры горят, дым к небу поднимается. Уже отсюда чувствуется запах готовящихся в котлах каш, грибниц, похлебок. Проголодавшимся варягам щекочет ноздри аромат жареного мяса.

А что это там, вниз по течению? Бани! Много их построили, на всю немалую рать. Самое то – с дороги попариться, смыть пыль, грязь и кровь.

Старики рассказывают: в давние времена вернувшийся из похода или с охоты муж не мог в дом войти и за стол с родовичами сесть, пока в бане не отпарится. Чтоб души убитых им врагов или зверей по следу своей крови к роду не пришли. Сейчас времена другие, обычаи меняются. Волхвы учат: если воин с чистым сердцем и во славу своего рода врага убил, навь к нему не привяжется. Перун чистой огнезарной молнией нежить прогонит. Он завсегда обороняет тех, кто его чтит. Время другое, а помыться с дороги все одно первое дело.

Оказалось, шатры, коновязи, дрова и даже съестной припас для Славомировой дружины уже заготовлены и место им отдельное близ шатров старшей дружины готово. Встретивший варягов боярин Након, полноватый громогласный муж, не любивший кровавые ратные потехи, но зато прекрасно умеющий с хозяйством управиться и деловой хваткой не обиженный, показал бойцам их участок стана. На клич боярина прибежали холопы, помогли воинам коней расседлать, сумы по шатрам раскидать, обед сготовили.

Вообще, в стане чувствовался порядок, не зря старый Белун быстро вернулся на этот берег, следил, как рать собирается. Бдел князь, чтоб люди нужды ни в чем не испытывали, и ссоры в стане быстро пресекались. Воины со всех концов Полабской Руси стекались, могли и старые обиды вспомнить, и новые нажить. Здесь князю волхвы помогали. Было их немного, всего-то полторы дюжины священнослужителей, но они везде успевали: и обряды справляли, и требы Богам ставили, и раненых да больных выхаживали, и, если надо, ссоры пресекали, не давали крови пролиться. Казалось, сам Стрибог волхвов туда, где они нужны, по воздуху носит.

В конце дня, отдохнув как следует, Рагнар нашел шатры люблинских воинов. Его сразу узнали, многие находники Чекмаря помнили велиградского десятника, вместе Старград брали. Встретили Рагнара тепло, пригласили к костру, затем ендовой меда языки смочили, чтоб разговор легче потек. Молодой ободрит многое узнал из того, что после ухода дружины в Старграде произошло.

Боярин не все рассказал, часть утаил, но по глазам, по обмолвкам чувствовалось – он без разрешения Славера ушел. Было там что-то нехорошее, словно черный поп между русами пробежал. Жизнерадостный, добродушный, улыбчивый Чекмарь уходил от прямых вопросов или отмалчивался. Был он сегодня мрачен. Единственное, воевода рассказал, что служит сейчас князю Белуну и собирает для него дружину вагров. Были сегодня в стане и двое сыновей Чекмаря, такие же медведи, только помоложе и покрепче. Второй из них, Стоигнев, при людях играючи подкову разогнул, а потом вокруг шеста обмотал. Самый же младший, Вятко, сейчас должен был весь род Чекмаря из Люблина в Велиград перевозить. Да, большая, злая обида легла между боярином и князем. Не все так просто оказалось.

– Так, говоришь, герцога Бернарда твои мечники достали? – Старый князь бросил на сына хитроватый взгляд из-под кустистых седых бровей.

– Дотянулись, подсекли. Только голову снять не удалось, герцога его рыцари отбили, – унылым, грустным голосом отозвался Славомир.

Князья сидели на берегу Зницы чуть выше стана. Стреноженные кони щипали траву на краю подходившего к реке леса. Вокруг спокойно, людей рядом не видно, некому разговору помешать. Шумный воинский стан скрывался за лесом, но не давал о себе забыть. Даже досюда доносились ржанье лошадей, гомон, звон железа, ритмичные удары кузнечного молота.

– Может, ты и правильно сделал – попытался дотянуться до волчонка, одним ударом у Оттона лапу отрубить.

– И воинов потерял, – кивнул в ответ Славомир.

– Не кори себя! – На плечо молодого князя легла отцовская ладонь. – Зато теперь твоя дружина готова саксов зубами грызть. Стерх рассказывал: мертворожденные пленников казнили? Значит, никто из наших сейчас оружие не бросит. И саксонская конница хорошо потрепана, – заключил Белун.

– Отец, ты рассказывал, что видел, как Оттон Первый твоего отца повесил?

– Да, было дело. Я в то время совсем молодым был, как Мечислав, тоже в битвы рвался и о славе мечтал. Саксы тогда нас набегами тревожили, людей угоняли, дань требовали. Мы и поднялись на них ратью. Начался поход удачно, крепости отбили, с данами и уграми договор заключили, они вместе с нами должны были на Оттона идти. К нашей рати даже несколько саксонских баронов и графов со своими дружинами пришли, им тоже король жизни не давал.

Только Оттон слишком быстрым оказался, успел ударить, пока даны и угры к нам не подошли. Погибла наша рать в поле, много воинов полегло, река Ракса кровью наполнилась. Мне тогда повезло – вместе с верными мечниками сквозь Оттоновых рыцарей прорубился и утек. А дед твой, Стоигнев, в плен попал. Оттон после битвы всех пленных повесил: и русов, и саксов – даже знатных людей не пожалел. Все семьсот человек, всех повесил.

– А потом он пошел нашу землю разорять, – добавил Славомир. – Отец, почему ты тогда пришел к Оттону? Почему поклонился упырю и его руку признал?

– Пришлось, – тяжело вздохнул Белун, лицо князя исказила гримаса боли. Он до сих пор переживал беды и позор тех дней.

– Много зла нам саксы и христиане принесли. Людей селами и городами в рабство угоняли. Мужей, кто за оружие хватался, рубили нещадно. Кто не успел в лесах и болотах спрятаться, всех убили или холопами обратили. Храмы жгли, на их месте свои жертвенники Распятому возводили. Марена тогда хорошо погуляла. А мне пришлось шею склонить. Я же старшим в роду остался, мне и ответ за ободритов держать. Горько было, а пошел. Поклонился, дары принес, согласился дань платить, зато жизнь для рода вымолил.

– Понимаю, отец. Горько тебе пришлось.

– Не то слово. Каково мне было убийце отца кланяться?! Старшим его называть?! Пришлось. А данов и угров Оттон тоже разгромил, заставил свою власть и силу признать.

– Ты на меня за тот бой не гневаешься? – вернулся к прежнему разговору молодой князь. То, что его и мучило.

– Конечно нет. Ты мудрый князь. Будешь мудрым, если раньше времени в терем Радегаста не отправишься. С умом в битву вступил и вовремя бойцов из сечи вывел. Близ Гамбурга все разорил, огню урожай предал, а черных саксов зря не убивал. Теперь там голод настанет, все остатки съестного подъедят, Оттоновой рати даже черствой корки не останется. В набег резво шел, страх обгонял и вернулся вовремя, не стал Судьбу испытывать. Так не бойся, я умру – будет у ободритов хороший князь. Тебе меч и Багряную Челку передам.

– Главное, чтоб ободриты, наш род, на земле остались, – жестко, словно отрубил Славомир. – Когда Оттон придет? И что у тебя за доглядчики? Я на переправе слышал.

– Через седмицу в Люнебурге встанет. Замок я ему нарочно оставил, чтоб прямо на наши засеки и стены двинул. А доглядчики… – Князь громко расхохотался. – Да нет у меня доглядчиков. Да и как они вести бы слали? Купцов останавливаем, расспрашиваем. Несколько гонцов переняли, допросили с пристрастием. Заодно христианских чароплетов наловили. Они нас сказками забавляли, сейчас в клетке сидят, своей участи ждут.

Дальше Белун подробно рассказал сыну, что делать собирается. Рати правый берег Лабы укрепят и удерживать будут. На дорогах засеки рубят, болотные гати топят, стены городов укрепляют, припасы собирают.

Старый князь хотел заставить Оттона прорубаться через Битков или Лухов, здесь, на лесных дорогах, на переправах, между болотами, хорошо можно вражескую рать проредить. Летучими отрядами и засадами истощить, измотать имперское войско. Руянская храмовая дружина Свентовида многое может в лесу натворить, эти оборотни-волколаки не одну саксонскую голову добудут. С храмовниками ни в поле, ни в лесу, ни в море никто сравниться не может.

Как только Оттон продерется через лес, выйдет в поле, тут его русы большой ратью и встретят. К тому времени и велеты-лютичи подоспеют, и даны со своим новым конунгом подойдут. Хотя на норманнов Белун не надеялся – собираются они долго и думают медленно. Сколько по Руси баек про норманнов ходит! И все из жизни взяты. Дескать, пока норманн в поход собирался, рус уже из набега вернулся и по пути из норманнского фьорда корабли угнал.

Да если даны и не успеют, все одно польза от них будет. Белун их отправит Бремен брать и Фрисландию в пепел обращать. Разбить Оттона – это одно, надо у саксов саму мысль на Русь ходить отбить намертво. Пусть норманны побережье жгут. Гамбург же князь хотел себе оставить, добыча там намечается богатая.

Как рать перед боем строить, в поле и решится. Князья, слава Велесу, старшинство Белуна признают. Волхвы хорошо князю помогают, проповедуют, что только одна голова у войска должна быть, один князь должен войну вести.

– Ты когда со Славером прощался, он что тебе говорил? – чуть прищурившись, поинтересовался старый князь.

– Говорил: порядок быстро наведет и придет с дружиной на Лабу.

– Обещал, говоришь… – Лицо Белуна исказила брезгливая гримаса. – Не хочет он идти. Надеется, пока мы кровь проливаем, свой кусок укрепить. Хитрит люблинский выползок. Ко мне его боярин пришел, Чекмарь. Помнишь такого?

– Как не помнить. Вместе в море шли, вместе город брали. Он находниками командовал. Хороший воевода, умен и силен, как леший.

– Так вот: слово боярина крепче княжьего оказалось. Привел он полторы сотни бойцов. Кто с Чекмарем из Старграда ушел, кто в Люблине присоединился, и еще к нему из Любеча находники идут. Чекмарь сказывает: не хочет Славер на рать идти, с христианами заигрывает, думает за стенами отсидеться.

– Голову оторву предателю! – мрачным тоном пообещал Славомир.

– Это успеется. Пока гонцов пошли, пусть напомнят про обещание. Может, одумается, не станет прилюдно от своих слов отказываться. В жизни все бывает – взлетел высоко не по заслуге, возгордился.

– Могу завтра Грома и Путяту отправить. Бояре умные и обычаи хорошо знают, убедят люблинца или опозорят при всей его дружине. Про честь и законы напомнят.

– Много чести Славеру, – поправил сына Белун. – Ты его на престол поставил, земельным князем сделал. Дай ему намек. Если умен, поймет.

– Тогда простого мечника отправлю с грамотой и велю на словах напомнить про наш уговор.

– Это уже дело, – согласился Белун. – Дай людям день отдыха и посылай в Старград. Может, Славер и успеет к битве подойти.

На этом разговор о насущных делах завершился. Белун пересказал сыну последнее письмо из Велиграда. Матушка княгиня прислала с гонцом. В городе спокойно. Жизнь идет размеренно, плохих вестей нет. Сестра Славомира Млава свой первый холст выткала. Растет девица. Не успеешь оглянуться, знатной невестой станет. Род не опозорит.

На днях пришел корабль с послами новгородского князя Володимера. Княгиня их в тереме приютила, пишет, что новгородцы с миром пришли. Но о делах будут говорить только с князем, сейчас возвращения Белуна ждут. Да еще штуку одну отчебучили. В четвертый день седмицы в храме Радегаста дюжину быков зарезали, да еще хотели трех христианских рабов к требе присовокупить.

– В храме-то зачем? – вылупил глаза на лоб Славомир. Он не понимал этот странный обычай, заведенный Володимером Свентославовичем.

– Так и пишет: зарезать хотели на требнике, – скрипнул зубами Белун. – Вернусь домой – разберусь. Старого Слуда в городе нет, с ратью пошел. Наверное, кто из младших волхвов беззаконие допустил. Добро, матушка вовремя вмешалась, запретила новгородцам людей без ведома старшего волхва резать.

Старый князь осуждал такие нововведения. По Прави на жертвенном камне перед образом Бога можно человека в требу Богу принести. Но только того, кто сам вызвался к Вышнему посланником рода идти, рассказать Богу, что на земле деется, попросить защиты для своего народа. Душа такого добровольца прямиком в небесный Ирий попадала. Большая честь. Не каждому позволено свою жизнь Вышнему жертвовать, только русу с чистым сердцем и помыслами, кто сам вызывался жизнь за род отдать.

Осквернить же храм кровью христиан?! Дело нехорошее. Кабы Перун Радегаст не разгневался, разобрав, каких гонцов ему шлют. Чужеземцев в других случаях в требу закалывают, и обряд другой свершается, не в храме, а рядом.

Обсудив дела, князья поймали коней и поехали к стану. И вовремя. Как раз к их возвращению гонец от Олега Древанского примчался. Молодой, с короткими реденькими усиками гридень поднялся с лежавшей у костра попоны, где он жадно рвал зубами жареную утку. Сразу было видно: человек проделал большой путь, гнал, не жалея ни себя, ни лошадей. Древанин, пошатываясь, двинулся навстречу князю ободритов, на ходу размазывая жирными руками грязь по лицу.

– Князь Белун, мой князь Олег привет тебе шлет. Мы саксов под Живицами разгромили. Маркграфа Ульриха взяли, а с ним сотню пленных. – Несмотря на смертельную усталость, глаза юноши светились радостью.

Белун молча спустился с седла, снял с себя богато украшенный, расшитый золотой и серебряной нитями мятль и набросил его на плечи гонца.

– Эй, гридни! Быстро накормите древанина с дороги, в бане напарьте и шатер найдите ему близ моего. А тебя, как отдохнешь, жду вечером на круг. Расскажешь, как дело было.

Гонец только согласно кивнул и вернулся обратно к костру и ожидавшим его ободритским дружинникам. Воин два дня и ночь без отдыха на трех заводных шел, от усталости и после скачки его ноги не держали. Он даже забыл поблагодарить князя за дар. Хотя не каждому такую честь, как мятль с княжеских плеч, оказывают. Разум человека был слишком утомлен, чтобы воспринимать хоть что-то, кроме урчания прилипшего к позвоночнику желудка. Впрочем, Белун и Славомир его прекрасно понимали. Самим не раз приходилось вот так сутками подряд коней гнать.

– Вот это верное дело, – улыбнулся старый князь, поглаживая свой ус. – Теперь саксы с верховьев не сунутся. Перекрыл древанин путь и войско магдебургское разгромил.

– Это не Славер, – кивнул в ответ Славомир.

– Ничего, и с люблинским княжичем неплохо вышло. Нам нужно было из Старграда саксов выгнать, вот и выгнали. В нашу пользу дело пошло.