Текст книги "Бомбардировщики. Полная трилогия"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Ведомые не отстают, держатся, как приклеенные. У лейтенантов Миронова и Хамидуллина первый боевой вылет, а не сдрейфили. Голову под огнем не потеряли. Овсянников отметил для себя, надо после вылета напомнить людям, что плотный строй хорош на маршруте, при бомбежке же желательно разреживаться, не мешать друг другу на противозенитном маневре.

Слева и чуть выше идет пара бомбардировщиков, тоже отбомбились. На хвосте ведущего цифра «17», это Ливанов. Откуда он взялся? Последний раз Овсянников видел звено старшего лейтенанта, когда тот отрывался на противозенитном, уходил прочь от города. И где второй ведомый? Потерял или…? Комполка вспомнил струйку дыма, тянущуюся за машиной младшего лейтенанта Васильева. Да, не обошлось без потерь.

Нажав тангетку ближней связи, подполковник советует ребятам не увлекаться и поворачивает машину к точке сбора. Над дачным поселком уже кружит четверка «ДБ-3». Сверху над бомбардировщиками плывет пара «Мессершмиттов». Поднявшись на три километра, Иван Маркович качнул крыльями, сигнал для экипажей – следуйте за мной.

Карпов тем временем опрашивает по рации командиров эскадрилий и звеньев. Выясняется, что потеряны два экипажа: «двадцать восьмой» старшего лейтенанта Кикадзе и машина младшего лейтенанта Васильева.

С двух самолетов точно видели, как бомбардировщик Кикадзе огненным метеором рухнул на город. Никто из горящего самолета не выпрыгнул. На аэродроме никогда не дождутся вечно картавящего задиристого Ивана Кикадзе, круглолицего с хитрым крестьянским прищуром штурмана Васю Сапшевского и застенчивого, постоянно краснеющего стрелка-радиста Диму.

Не вернется и экипаж Васильева. Истребители сообщили, что бомбардировщик упал на пустошь. А ребята могли и спастись, два парашюта немцы точно видели. Жаль только, вернутся парни уже после войны. С Острова просто так не убежать и спрятаться негде. Наверняка к месту падения бомбардировщика спешат полиция и солдаты.

Постепенно экипажи собираются над точкой встречи и пристраиваются к машине ведущего. Через три минуты появляется группа капитана Страхова. Идут четко, правым пеленгом. Все шестеро. Или нет? Показалось?

– Пять машин, – докладывает радист, – одного потеряли.

– Идем домой, – сухо командует Овсянников.

На душе у подполковника пасмурно. В первый же вылет три экипажа потеряли, и все от зенитного огня. А если бы с перехватчиками не разминулись? Плохо все. Овсянников не ожидал таких потерь над целью. Не думал, что англичане к заводу столько зениток стянут. Тыловой же объект. А что ожидает вторую группу над Эдинбургом? Лучше об этом не думать, пока на аэродром не вернулись. Вон на правом траверсе темнеют точки самолетов. Приближаются, собаки, поднялись на перехват.

Подполковник старается набрать перед боем высоту и добавляет моторам оборотов. В эфир летит приказ сбить строй плотнее и приготовиться к отражению атаки. Эскорт забирается еще выше, «сто десятые» готовятся отсекать «Харикейнов» и «Спитфайров» от подопечных бомбардировщиков.

Глава 5
Перечеркнутое небо

Моторы уверенно тянут машину вперед. Ровный басовитый гул, расплывчатые круги винтов перед моторами, вселяющие оптимизм показания приборов на панели – дорога домой. Самый лучший маршрут – это маршрут на свой аэродром, особенно после того ада, что встретил бомбардировщиков над целью. Да и потом тоже скучать не пришлось.

Сквозь остекление кабины светит солнышко, по приборной доске скачут зайчики. Вокруг чистое, редкое для Англии небо. Ни одного облачка на горизонте.

Группа бомбардировщиков упрямо тянет прямо на юг к Ла-Маншу. «Сто десятые» поднялись на полкилометра выше подопечных и растянулись цепочкой. Они сегодня хорошо поработали: атаку перехватчиков отразили быстро и без потерь.

Тогда, сразу после удара по авиазаводу, в тот момент, когда бомбардировщики только-только собрались вместе, а группа Страхова еще подтягивалась, на горизонте появились английские истребители. Меньше минуты на оценку ситуации и столько же на то, чтобы собрать строй бомбардировщиков в единый ощетинившийся стволами монолит.

Командир группы эскорта, человек умный и рискованный, принял неординарное решение. Истребители сопровождения вместо того, чтобы выйти «Харикейнам» в лоб и связать их боем, наоборот, поднялись выше бомбардировщиков Овсянникова и повернули в сторону. Со стороны можно было подумать, что немцы уклоняются от боя. На этот маневр повелись не только англичане. Штурман Ливанова Макс Хохбауэр весьма образно характеризовал «Мессеров». Причем дикую, невообразимую смесь русской и немецкой брани прекрасно поняли и Ливанов, и стрелок-радист младший комвзвода Зубков.

Это уже потом стало ясно, что немцы этим маневром прикрывали не только основную группу «ДБ-3», но и эскадрилью капитана Страхова. Англичане не уловили подвоха, а, скорее всего, просто напрочь забыли о немецких истребителях. Дюжина «Харикейнов» с азартом ринулась в атаку на самолеты Овсянникова.

Мать их! Полнокровная эскадрилья! При виде приближающихся машин у Владимира Ливанова на спине проступил холодный пот, челюсти свело судорогой. Двенадцать истребителей, и у каждого целая батарея пулеметов в крыльях.

Уже потом, после боя, Владимир догадался, что англичане с первых секунд боя совершили кучу ошибок. Атаковали они разрозненными звеньями, каждый сам по себе. Причем шли они в лоб, и только одно звено отвернуло в сторону, чтобы зайти с правого борта.

Тогда было не до размышлений. Резко крутануть головой и, стиснув зубы, держать свое место в строю. Держать! В лоб Ливанову идет истребитель. Противник стремительно приближается. Хочется втянуть голову в плечи и, заложив вираж, отвалить в сторону. Нельзя.

Можно только стиснуть зубы и держать курс. Идти впритык к соседям, крыло к крылу, прикрывая друг друга пулеметами. Следовать за лидером, не отрываться и поглядывать на ведомых. Взгляд в сторону на бомбардировщик Паши Столетова. Молодец, держится сбоку, чуть приотстав, чтобы не заслонять своим фюзеляжем огневые точки ведущего.

Из кабины Макса Хохбауэра доносится сухой лающий стук ШКАСа. Штурман явно бьет «на испуг». Дистанция пока великовата для прицельной стрельбы. Короткая очередь. Еще одна. Трассеры тянутся к «Харикейну». Не выдержав вид прущего в лоб истребителя, Ливанов прищурился и скосил глаза на своих. Все идут ровно. Держат строй, как на параде. Отстреливаются, черти!

Хорошо видно стрелка в башне ближайшего к машине Ливанова бомбардировщика. Он водит стволом ШКАСа из стороны в сторону, явно не может выбрать, в кого из падающих на него сверху истребителей лучше стрелять. Наконец пулемет оживает. К ведущему тянутся огненные пунктиры.

Англичане немедленно открывают ответный огонь. На крыльях «Харикейнов» вспыхивают огоньки, более полудюжины на самолет. Собьют? Это же целый ливень пуль. Нет, ведущий уже уматывает: нервы не выдержали или стрелок бомбардировщика его задел.

Противник, кажется, атакует со всех сторон. Дистанция эффективного огня. Апогей боя. Сейчас или кто-то из наших не выдержит и дрогнет, развалит строй, или англичане проскочат над бомбардировщиками на встречных курсах. В этот момент стрелкам не зевать – бить истребители в брюхо кинжальным огнем с пистолетной дистанции.

Откуда-то сверху выскакивает двухмоторный самолет с крестами на плоскостях и киле. Это наши! Немцы точно рассчитали момент удара. Двухмоторный «Ме-110» не слишком быстр и тяжеловат на маневре. Зато стремительная атака с пикирования в исполнении этой машины страшна. Особенно если учесть носовую батарею из двух пушек и четверки пулеметов.

Англичане не выдержали обрушившийся на них сверху черный ураган, бросились врассыпную. Иначе и быть не могло, истребитель – машина хрупкая. Владимир Ливанов заметил два дымящих, беспорядочно кувыркающихся «Харикейна». Земля им пухом, и к черту!

К чести англичан, они не отступили, а, справившись с секундным замешательством, попытались навязать немцам маневренный бой на горизонтали. Неудачно. Вогнав в землю еще один перехватчик, «Мессершмитты» разорвали огневой контакт и ушли догонять бомбардировщики, огрызаясь на пару увязавшихся следом смельчаков из хвостовых пулеметов. Через минуту охотники отстали, нескольких хлестнувших по плоскостям очередей оказалось достаточно, чтобы понять, чем закончится игра, стоит дюжине «сто десятых» обратить внимание на нахалов.

– Командирам звеньев доложить о повреждениях. Внимательно осмотреть ведомых, – неожиданно ожила рация ближней связи.

– Моторы работают, приборы в норме. Столетов топает следом, повреждений не видно, – на автомате отозвался старший лейтенант Ливанов, успев только пробежать глазами по приборной доске и бросить короткий взгляд в сторону ведомого.

– У меня ранен радист, – звучит усталый голос лейтенанта Филатова, – у двенадцатого оторван элерон, еще над целью.

Короткие доклады командиров звеньев и комэсков следуют один за другим. Люди только сейчас вспомнили о передатчиках. Хорошо еще, никто не додумался выключить аппарат, чтоб в кабине лишние лампочки не мигали.

– Идем домой. Возвращаемся прежним курсом. О повреждениях моторов докладывать незамедлительно, – требует Овсянников.

С того времени прошел почти час. Группа на крейсерской скорости идет над южной Англией, с каждой минутой приближаясь к Проливу. Противник пока не беспокоит. Видимо, англичане поняли, что плотный строй группы бомбардировщиков под прикрытием истребителей мелким группам перехватчиков не по зубам, а лишних эскадрилий «Харикейнов» и «Спитфайров» у них просто нет. Все небо севернее Пролива полыхает огнем и швыряет на землю горящие самолеты.

Постепенно напряжение спало. Владимир Ливанов уже не шарит безостановочно глазами по небосклону. Полет проходит относительно спокойно. Подполковник Овсянников заблаговременно обходил вспыхивавшие то тут, то там яростные схватки. Получив по радио предупреждение, он изменил курс, повернув на запад, чтобы миновать крупную военно-воздушную базу, над которой крутилась сумасшедшая карусель «собачьей схватки».

– Смотри, командир, – заметил Макс, – нашим туго приходится.

– Вижу, – скрипнул зубами Ливанов.

Он уже несколько минут наблюдал за армадой «Юнкерсов», отбивавшейся от навалившихся на них со всех сторон англичан. Бой шел в пяти-шести километрах от эскадрилий «ДБ-3».

– Как собаки на медведя, – прокомментировал радист.

– Они еще с бомбами. Вот их и грызут.

– Черт! Еще один загорелся! – возмущенно выдохнул Макс, провожая взглядом горящий бомбардировщик. «Юнкерс» шел к земле, оставляя за собой густой шлейф черного дыма. Острый глаз Владимира заметил два купола раскрывшихся в небе. Выпрыгнули, спаслись.

Нет, горящая машина вдруг вильнула в сторону, выровнялась и пошла в сторону серых домиков и серебристых ангаров полевого аэродрома. Именно с этого аэродрома, по всей видимости, и поднялись перехватчики, вцепившиеся в соединение «Юнкерсов».

Горящий самолет приближался к воздушной базе. Видно было, что летчик не выпрыгнул, не оставил машину и крепко держит ее на последнем боевом курсе. Зенитчики всполошились, в небе расплылось несколько черных клякс. Хаотичный, неприцельный огонь. Как заметил Ливанов, зениток на аэродроме немного. Последние два километра, километр. Горящий «Юнкерс» прошел над ангаром, чуть было не задев его винтами, и ударил в неприметное приземистое каменное здание. К небу взметнулось пламя, черный столб дыма, летящие во все стороны обломки.

– Две тонны нагрузки. Не меньше, – заметил Макс и хрипло добавил: – Они за это заплатят.

Остальные «Юнкерсы» пробивались к аэродрому, отстреливаясь от вражеских истребителей. Наконец они дотянули. Англичане, как по команде, прыснули в стороны. Секундная передышка, в дело вступили зенитки. К счастью, их было мало.

Не обращая внимания на рвущие воздух, сеющие вокруг себя смертоносные облака осколков снаряды, тяжелые самолеты один за другим сваливались на крыло и ложились на боевой курс. Еще минута, и аэродром накрыли грязные кусты разрывов. Огонь зениток стих. И опять на выходящие из пикирования бомбардировщики набросились вражеские истребители.

Самый опасный момент – «Юнкерсы» еще не успели сбиться в плотный оборонительный строй. Сейчас их можно валить по одному. Проклятые англичане! Ливанов кусал губы от боли и злости, не в силах выдержать вид горящего, кувыркающегося бомбардировщика. Подкравшийся с хвоста «Спитфайр» расстрелял немца буквально в упор, в считаные секунды выплеснув скорострельную злобу восьми своих пулеметов.

Тяжело, практически невозможно смотреть со стороны, как гибнут боевые товарищи, будучи не в силах прийти им на помощь. Невозможно, но частенько приходится. Ливанов не слышал короткий радиообмен, прошедший пять минут назад между подполковником Овсянниковым и командиром эскорта гаупманом Шрейдером. Он только внезапно понял, уловил шестым чувством, что с боку и сверху его никто не прикрывает. Дружеского плеча «Мессершмиттов» нет.

– Стрелок, оглядеться по сторонам! – от зубов отлетела вбитая в подкорку до автоматизма фраза.

– Над нами чисто. Командир, вижу наших крестокрылых. – Сергей Зубков буквально захлебывался от восторга. – Как он его!

Владимир сам уже видел «сто десятых». Ястребы гаупмана Шрейдера успели за три минуты долететь до района боя, зайти со стороны солнца и сейчас, разбившись на пары, атаковали англичан. Военное счастье переменчиво, миг, и перехватчикам стало не до бомбардировщиков.

«ДБ-3» тем временем поднялись выше и шли прямиком к Ла-Маншу. Иван Маркович, отпустив эскорт, решил больше не рисковать – мало ли на кого можно напороться на завершающем отрезке пути. Вскоре английский аэродром и кровавая схватка в его окрестностях остались позади.

Владимир уже не видел, как англичане, потеряв тройку своих, отправили в последнее пике четыре «Ме-110». Жестокая карусель «собачьей схватки», преимущество в которой у легких и маневренных «Спитфайров» и «Харикейнов». Он не видел и прорвавшуюся на помощь своим четверку «Эмилей». Только через пару дней летчики полка узнали, что из того рейда не вернулась половина группы гаупмана Шрейдера. Сам командир, будучи раненным, буквально чудом довел покалеченную машину до своего аэродрома.

Над островом Уайт группу неожиданно атаковало звено «Харикейнов». Спикировавшие со стороны солнца истребители проскочили мимо звена старшего лейтенанта Журавлева и обстреляли его ведомых. Ответный огонь бомбардировщиков запоздал. Стрелки спохватились только тогда, когда пули «Браунингов» уже рвали фюзеляж и консоли бомбардировщика с номером «23».

К счастью, льющийся из пробитых баков бензин сразу не загорелся, а затем пробоины затянуло, забило фиброй. Бомбардировщик младшего лейтенанта Ковалева уверенно держался на курсе. Тяжелая машина очень живуча, еще во время Персидской операции выяснилось, что «ДБ-3» одной очередью не завалить.

Беда не приходит одна. Уже над проливом «двадцать третий» начал постепенно отставать от своих. Кирилл Журавлев передал по рации, что видит над правым мотором ведомого дымок. Поврежденный пулеметной очередью двигатель отказал. Второй мотор еще тянул. До Франции оставались считанные километры. Опасности позади, здесь, над серыми волнами Ла-Манша, можно не бояться вражеских истребителей.

Овсянников сбавил скорость своего самолета, тем самым притормаживая строй группы. Потом, на земле, подполковник никак не мог себе объяснить, почему он принял это решение. Интуиция заставила немного опустить сектор газа. Что-то черное, нехорошее кольнуло душу – не следует бросать поврежденную машину. Действительно, предчувствия оправдались.

Уже над заливом Сены, в виду серой полоски континентального берега, дым от мотора самолета Ковалева повалил сильнее. Из-под кожуха выстрелил язык пламени. Еще несколько секунд, и крыло бомбардировщика объял огонь. Что там произошло, почему машина загорелась, осталось неизвестным. Потом консилиум механиков пришел к выводу, что малоопытный летчик забыл инструкцию и не перекрыл подачу топлива к поврежденному мотору.

Ковалев пытался сбить пламя скольжением, но неудачно. Радист на вызовы не отвечал. Журавлев по ближней связи передал, что видит Петю Абрамова, стрелка-радиста в экипаже Ковалева сидящим в верхней башне. Стрелок склонился над пулеметом, на сигналы не реагирует. Ранен? Убит? Все может быть.

За самолетом тянется густой черный шлейф, крыло горит. Огонь все ближе и ближе подбирается к фюзеляжу. Кирилл Ковалев помахал напоследок товарищам и отвернул вправо от курса группы. Видимо, решил попытаться доползти до берега в районе Байё.

Ребята, стиснув зубы, многие со слезами на глазах, смотрели вслед товарищам. Старший лейтенант Журавлев тоже отделился от группы и шел за машиной Ковалева. Два самолета медленно удалялись, пока не превратились в черные точки на горизонте. Черный шлейф от горящего бомбардировщика хорошо был виден издали. Неожиданно он исчез, пропал из виду.

До аэродрома группа дошла без приключений. Машины четко, одна за другой, заходили на посадку. Владимир Ливанов приземлился одним из последних. К замершему у края летного поля, близ капониров, бомбардировщику подбежали механики. Макс и Владимир к тому времени уже выбрались из машины по веревочной лестнице через нижний люк кабины штурмана. Осталось только дождаться Серегу Зубкова, радист задержался в своей кабине, как он передал по СПУ, парашют зацепился за рычаг и распустился.

Первым делом, спустившись на землю, Ливанов рухнул на бетон и со стоном потянулся за пачкой папирос. Руки немного подрагивали, и прикурить удалось только с третьей спички. Макс бухнулся рядом с летчиком и, заложив руки за голову, уставился в небо. Так он и лежал минут пять, не обращая никакого внимания на суетящихся вокруг самолета механиков и оружейников.

– А тихо-то как, – наконец протянул Макс, открыв глаза.

– Где вы тишину нашли, товарищ лейтенант? – полюбопытствовал младший комвзвода Зубков. Стрелок-радист как раз проходил мимо лежащих на бетонке под самолетом летчика и штурмана.

К бомбардировщику в этот момент подъехала полуторка с топливной цистерной, двое голых по пояс оружейников катили тележку с ФАБ-250. Механики, отчаянно матерясь, латали полуметровую пробоину в левой консоли. Рядом с машиной Ливанова мотористы снимали кожух с правого двигателя бомбардировщика лейтенанта Столетова. Нет, тишиной на самолетной стоянке и не пахло, даже намека на тишину.

– Зато моторы молчат, – загадочным тоном протянул Хохбауэр.

Зубков только покачал головой, удивляясь непонятной простому русскому человеку душе штурмана и, присев на корточки над Владимиром Ливановым, осторожно отлепил от его губы погасший окурок. Затем радист суеверно перекрестился и полез в нижний люк самолета проверить работу рации. При возвращении с задания на родной аэродром Зубкову показалось, что приемник немного барахлит.

– Пусть спят, бедолаги, – прошептал себе под нос радист, выкручивая крепежные винты из рации.

Он, в отличие от летчика и штурмана, уже знал, что через два часа экипаж снова пойдет в бой. Приказ подготовить неповрежденные машины к вылету подполковник Овсянников передал на аэродром еще в небе над Ла-Маншем. Как в большинстве случаев, командир оказался прав – к моменту возвращения группы Овсянникова на КП из штаба дивизии пришел приказ: сегодня же подготовить вылет и нанести удар по авиамоторному и химическому заводам у Ньюкасл-апон-Тайна.

Естественно, Иван Маркович первым делом позвонил в штаб. На том конце провода ему как-то нехорошо обрадовались и тут же соединили с Семеновым. Выслушав доклад, генерал-майор грубо оборвал Овсянникова, собравшегося осторожно поинтересоваться срочностью и обязательностью последнего приказа, и потребовал уже через два часа поднять в небо весь полк.

Побагровевший от такой новости Иван Маркович набрался смелости и заявил, что в данный момент в его распоряжении семь бомбардировщиков и пять экипажей, не участвовавших в утреннем налете. Кроме того, из рейда на Бирмингем на аэродром вернулись 14 самолетов. Часть машин повреждена и не может подняться в воздух без срочного ремонта. И за два часа не успеем собраться, заправка топливом только одного бомбардировщика занимает час времени. Подготовка к вылету займет не менее трех часов, это в лучшем случае. Про себя Овсянников подумал, что не грех бы еще дождаться группу Иванова. Кто знает, сколько машин вернется домой?

Выслушав аргументы подполковника, Семенов потребовал пригласить к телефону майора Чернова. В этот момент решалась судьба Овсянникова. Обстановка нервная, чувствовалось, что комдив готов отстранить от командования не оправдавшего надежды подполковника. Сам Иван Маркович философски отнесся к возможной опале. Куда больше его беспокоили предполагаемые потери. Он по себе знал, что двух-трех часов на отдых людям будет мало.

– Разжалуют, ну и черт с ним, – пробормотал Овсянников, протягивая трубку заместителю.

Майор Чернов, в свою очередь, с застывшей каменной улыбкой на лице выслушал категоричные требования комдива и неторопливо, с расстановкой, повторил аргументы своего командира:

– Нет, вылетим через три часа, раньше машины подготовить не успеем. Примерно 20 экипажей поднимем. Надо уточнить у механиков, сколько самолетов сможем поднять. Да, получили повреждения над целью. Зенитный огонь плотный, и истребители перехватили после бомбометания.

– Ладно, передай трубку своему Овсянникову, – согласился генерал-майор. – Группу поведешь ты. Слышишь?! Разнести завод к чертовой матери!

– Да, слушаю, товарищ генерал-майор. – Иван Маркович, поблагодарив зама коротким кивком, прижал трубку к уху.

– Даю три часа на подготовку, и чтоб две эскадрильи подняли! – рыкнул Семенов. – Цель очень важна. Союзники сегодня там две дюжины самолетов потеряли. Повторить удар они не могут, значит, рисковать придется нам. Вы ведь дальнебомбардировочная авиация, – добавил комдив чуть тише. В его голосе чувствовались просящие нотки. На миг Овсянникову почудилось, что Семенов готов извиниться за резкий тон. Нет, всего лишь почудилось.

– И не забывай, мы только с сегодняшнего дня включились в работу, а немцы уже третий день ведут воздушное наступление. Не дело за спинами союзников отсиживаться. Работайте, подполковник.

Положив трубку, Овсянников опасливо огляделся по сторонам и подмигнул смотревшим на него Чернову, Савинцеву и Абрамову. На его взгляд, последняя фраза комдива не имела абсолютно никакого смысла: в отличие от немцев, стянувших на западный рубеж почти всю свою авиацию, Советский Союз перебросил во Францию и Голландию всего только два полка «ДБ-3» и одну эскадрилью «ТБ-7». С такими силами нам остается только роль помощников, но никак не главной ударной силы.

– Пойду пройдусь по полю, с людьми поговорю, – вздохнул помполит.

Дмитрий Сергеевич чувствовал себя не в своей тарелке. Мало того что приходится на земле сидеть, пока ребята с империалистами дерутся, так еще командиру ни за что ни про что досталось. Как подметил Абрамов, Овсянникова в полку любили – плохо будет, если мужика смайнают в комэски или простые летчики, однозначно это отразится на моральном уровне коллектива. Такие вещи Абрамов селезенкой чувствовал и понимал. Нельзя командира после первого боя снимать. Человеку доверять надо, тогда и он на все сто выложится, кровь из носу – дело сделает.