Текст книги "Бомбардировщики. Полная трилогия"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

– Продолжайте, лейтенант.

– Ферма оцеплена по плану. При появлении в пределах видимости группы капитана Гайда и обер-лейтенанта Мюллера мои люди согласованно заняли территорию фермы. – Клотштейн уже успел определиться с субординацией, во всяком случае, выяснил, в каком звании ходит русский коллега его начальника. – Сопротивление не оказывалось, попытка бегства была.

– Кто именно?

Лейтенант кивнул в сторону подростка.

– Все ясно, послал мальчишку предупредить своих сообщников! – рыкнул Мюллер по-французски, нависая над фермером.

– Я честный крестьянин и ничего противозаконного не держу, – упрямо заявил хозяин.

– Проверить дом и постройки. Ищите тщательно. Погреб и чердак не пропустите. А мы пока поговорим с месье…

– Арто, Жан Арто, – процедил крестьянин.

– Значит, месье Арто, вы ничего не видели, ничего не слышали. Так? – капитан Гайда прошелся по комнате, остановился перед комодом, сделав вид, будто его заинтересовали старые выщербленные тарелки тонкого фаянса, расписанные сценами соколиной охоты.

– А если мы что-нибудь найдем? – Мюллер плотоядно ухмыльнулся и, отступив на шаг, заложил руки за спину.

– Не найдете, нечего находить. Если вы ищете тех двоих с мотоциклом, так они еще утром уехали.

– Интересно, – Гайда повернулся к Арто. – Вовремя уехали.

– А что? Я должен у них документы спрашивать? Вон, пусть господин офицер проверяет. Приехали двое три дня назад, попросились пожить недельку. Люди порядочные, я уж всякого отребья навидался. Эти не из таких. Заплатили без разговору, – при этих словах фермер запнулся, – за три дня вперед. Люди порядочные, едут из Брюсселя в Марсель или в Прованс, я не понял. Никуда не торопятся, остановились у меня пожить, ну, раз за постой платят, почему б не пустить. Времена сейчас тяжелые.

– Как выглядели, что делали?

По описанию фермера и его жены, это были двое мужчин под сорок лет. Один среднего роста, худощавый. Второй выше и крепче. Лица простые, Арно не смог их описать, а женщины только путали показания. Особых примет нет. Одежда добротная, простая, военного покроя галифе и сюртуки. Тот, что среднего роста, был в коричневом кожаном плаще. Мотоцикл у них с коляской. Марку никто не помнил.

Жили гости на втором этаже в отдельной комнате, столовались вместе с семьей Арто. Днем частенько гуляли по окрестностям. Нет, пешком, мотоцикл попросили убрать в сарай, от дождя. Ничего странного Жан Арто на заметил, да и не приглядывался. Главное – гости под ногами не путались и к девицам не приставали, а чем они занимаются, не его дело.

Ничего не добившись от фермера, особист предложил обер-лейтенанту выйти на крыльцо.

– Врет, – жестко констатировал Мюллер.

– Врет, – согласился Гайда.

– Подождем результатов обыска, тогда и решим, что с ним делать.

Вместо ответа Михаил Гайда закурил. Фермер определенно связан с Сопротивлением. То, что у него дома гостили диверсанты, факт неоспоримый. Вот только неясно, что с этим знанием делать. Можно допросить Арто с пристрастием, под давлением он выложит все, что знает, но на след группы с этой информацией не выйти. Подпольщики сменили берлогу, и вовремя. Гайда был готов спорить, уехали неизвестные не утром, а около обеда.

Обыск подтвердил правоту особиста. Фермера подвела лень его жены, не удосужившейся вымыть посуду сразу после обеда. По всему выходило, что грязных тарелок и чашек больше, чем могло остаться после трапезы на пять человек. В остальном обыск подтвердил слова Арто. В сарае нашлись следы мотоциклетных шин и пятна масла. Кроватями в гостевой комнате недавно пользовались. Пыль со стола, табуреток и шкафа стерта. Постели относительно свежие и примятые. Заправляли их весьма небрежно.

Были и другие результаты. Солдаты нашли прикопанную у забора армейскую ракетницу. К сожалению, без патронов. Арто попытался было заявить, что это его вещь, выкинул, понимаете, летом. Без ракет она никуда не годится, а раньше бывало хорошо ворон на полях распугивать. В ответ на такое нахальство Гайда только расхохотался.

– Ворон, говоришь, пугать! Смелый ты человек. Смотри, чтоб такая ворона тебе ракетницу в задницу не засунула.

Угроза подействовала, фермер нехотя признался, что гости, звали их Мишель и Люка, попросили припрятать штуковину до лучших времен.

Закончив допрос, Мюллер неожиданно предложил всем ехать домой. Бандитов не поймали, фермер ничего не знает и на след не наведет. Остается только возвращаться в город. По дороге домой в машине обер-лейтенант пояснил капитану Гайде, что фермер явно в курсе делишек его гостей, но арестовывать его смысла нет. Лучше сделать вид, будто мы поверили его наивной хитрости. Пусть гуляет на свободе.

Сопротивление не так популярно у местных, как кажется, многие французы лояльны к новой власти. Инсургенты не могут рисковать, подыскивая себе новую базу. Через какое-то время они вернутся под кров месье Арто. Вот тут-то мы их и накроем. Гайда согласился с доводами коллеги. Он сам во время допроса склонялся к мысли отпустить крестьянина и взять его ферму под наблюдение. Изучить окрестности, наладить контакты с жителями Сольежа. Птичка успокоится и прилетит в ловушку.

Вернувшись в комендатуру, Гайда и Мюллер выяснили, что день был неудачным не только у них. Ганс Эгер не нашел вообще ничего. Хутор, где, по данным агентов, скрывались повстанцы, оказался пуст. Вообще пуст. Люди съехали не позднее, чем сегодня утром. Дом закрыт на замок, следы пребывания людей на выселках спешно уничтожены.

Опрос, проведенный по горячим следам на соседних фермах, показал, что хутор в начале войны был заброшен. А неделю назад в доме появились новые жильцы. Говорили, что купили хозяйство и собираются по весне распахать землю. Всего там жило пять или шесть мужчин среднего возраста, иногда с ними видели красивую темноволосую, похожую на испанку или еврейку девушку.

Вот так оно и бывает. Возвращался Гайда на аэродром со смешанными чувствами. Операция, с одной стороны, была провальной, но и результат есть. Выяснился примерный состав группы Сопротивления. Сейчас можно твердо говорить, что костяк не местный, но контакты с горожанами и сельской округой у них налажены. Нулевой результат – тоже результат. В следующий раз будем порасторопнее.

Неприятности этого дня не закончились. Поздно вечером в полк позвонил обер-лейтенант Мюллер и передал капитану, что в заброшенном доме на окраине найден труп осведомителя. Убит тот самый человек, который дал наводку на ферму Арто и хутор. Свидетелей убийства нет, что неудивительно. Врач говорит, смерть наступила часов 5–7 назад от проникающего ранения в область сердца. Закололи бедолагу кинжалом или штыком.

Глава 18
На западном фронте…

Все шло, как раньше. Несмотря на потери, полк не снимали с боевой работы. Командование требовало не снижать активность ни при каких условиях. Но зато задачи бомбардировщиков несколько изменились. В первые дни войны, начиная с «Дня орла», Иван Овсянников, положа руку на сердце, не мог сказать, что понимает и принимает планы начальства. По его мнению, работа авиации в битве за Англию была хаотичной, несбалансированной. Все делалось через известное место с не менее известными результатами.

Немецкое командование ставило перед воздушными флотами задачи по завоеванию неба над районом вторжения, разгрому вражеской авиации и уничтожению английской военной промышленности. Все вместе и ничего конкретного. Неудивительно, что наши несли большие потери, куда удивительнее то, что англичанам тоже приходилось несладко. Массированные воздушные удары по юго-западу Англии и несколько болезненных налетов на объекты в глубине территории заставили вражескую ПВО работать с полным напряжением сил.

Другое дело, долго так продолжаться не могло. Англичане отчаянно защищались, они дрались за свою землю, в конце концов. Кто-нибудь в итоге должен был выдохнуться. И у Овсянникова, и у Чернова, с которым он частенько обсуждал текущие дела, сложилось впечатление, что первыми выдохнемся мы. Несмотря на заверения Геринга и бравурные передовицы немецких газет, хваленые люфтваффе оказались слабее и малочисленнее, чем казались.

Одна же наша дивизия погоды не делала. Да, «ДБ-3» и «ТБ-7» могли наносить удары по всей вражеской территории, но только ночью. Днем без истребительного прикрытия дивизия сгорела бы за два-три вылета. И мало нас было, недостаточно, чтобы быстро уничтожить все вражеские авиационные и моторостроительные заводы. И разбрасываясь по разным направлениям, командование только усугубляло положение. Сил для того, чтобы бить по всем направлениям одновременно, банально не хватало. Нас было очень мало.

И вот в последние дни ситуация изменилась. Что повлияло на руководство люфтваффе, Овсянников не знал, не его уровень осведомленности, а строить предположения по обрывкам информации и гаданию на кофейной гуще он не собирался. Не мальчик уже.

Единственное, комдив во время очередного внезапного визита намекнул Ивану Марковичу, что в Берлине сейчас находится сам Чкалов. В газетах об этом не писали, значит, знаменитый заместитель начальника Главного управления ВВС РККА прибыл к союзникам неофициально.

Чкалов, пожалуй, мог убедить кого угодно. Человек-легенда, самый знаменитый летчик в мире. Сравниться с ним, даже просто спорить было немыслимо. В Советском Союзе о Валерии Чкалове рассказывали легенды. Говорили, что после знаменитого трансконтинентального перелета Валерий Павлович пил на брудершафт с самим Сталиным. Правда это или нет, но вполне могло быть. Человек он весьма неоднозначный. Будучи сам по натуре шебутным, хулиганистым, Чкалов в свое время частенько попадал на гауптвахту. Нередко нарушал субординацию, но при этом всегда знал меру, если и спорил с начальством, то по делу и ради дела.

Нового заместителя начальника управления любили и уважали. После перехода на ответственную работу в марте 39-го года выживший в авиакатастрофе Чкалов показал себя хорошим руководителем. Именно он настоял на скорейшем перевооружении нашей авиации, переходе на новые машины. Именно Валерий Чкалов лично посещал испытательные полигоны, конструкторские бюро, подолгу разговаривал с летчиками, обсуждал достоинства и недостатки рождающихся самолетов.

Именно Чкалов настоял на ужесточении ответственности за летную подготовку летчиков. Да, это так. Генерал Чкалов был автором знаменитого приказа № 134 о ежеквартальных проверках уровня летного мастерства в авиаполках. Чкалов же считался головной болью авиастроителей, нередко своим приказом отправляя обратно на заводы целые партии бракованных, не доведенных до ума самолетов.

Трудно сказать, что было бы, если бы в ту страшную декабрьскую ночь 1938 года мотор самолета заглох на пару минут раньше. Катастрофа могла закончиться гибелью человека, советская авиация, да что там авиация, весь Советский Союз потерял бы своего первого летчика. И так падение на летное поле дорого стоило Валерию Павловичу. Три месяца в больнице, под неусыпным надзором лучших врачей.

После выписки еще не восстановившегося летчика пригласили в Кремль. Пустая формальность и одновременно знак уважения, признание заслуг перед страной. Приказ о присвоении внеочередного воинского звания «генерал-полковник» и назначение на должность были подготовлены, еще когда Чкалов лежал в больнице. Сталин слишком хорошо знал этого человека, знал, что он не откажется, не испугается ответственности. Так и вышло.

После начала войны с Англией Валерий Чкалов переключился на координацию работы нашей и немецкой авиации. Постепенно на него навалились и флотские проблемы. Приходилось помогать адмиралам, благо наш флот тоже принял пусть и не самое деятельное, но участие в великой войне. Само имя Чкалова помогало решать проблемы. Там, где штабы и отделы НКИДа были бессильны перед мешавшими работе бюрократическими, межведомственными препонами, когда насущные вопросы тонули в ворохах бумаг и бесконечных согласованиях, Чкалов решал проблему одним словом.

Рассказывают, именно Чкалов выбрал аэродромы базирования советских авиаполков во Франции. Ему достаточно было ткнуть пальцем в карту и попросить представителя люфтваффе выделить именно эти базы. Вопрос решился моментально, немец молча кивнул и записал в блокноте названия воздушных баз.

Дальнейшее согласование прошло быстро и без проволочек. Сам будучи военным летчиком, прошедшим все ступени службы, немецкий генерал прекрасно понимал и признавал справедливость требований заместителя советского главкома. Понимал он и то, что, если нужные аэродромы не будут выделены, Валерий Чкалов решит вопрос в разговоре с Герингом или Гитлером. И тогда проблемы будут уже у людей, отказавших Чкалову.

Да, в свое время только двое советских руководителей участвовали в переговорах с лидером союзников. Как нетрудно догадаться, это были Вячеслав Молотов и Валерий Чкалов. Куда труднее понять, кто из них принес больше пользы Союзу и больше сделал для нахождения взаимопонимания между двумя государствами, стоявшими одно время на грани войны.

Поэтому сейчас, в далекой Франции, подполковник Овсянников вполне мог предположить, что авторитет Валерия Павловича сработал и на этот раз. Могло быть и так, что сам Чкалов оставался в Москве, а согласование провели с его ведома и от его имени.

Что там было на самом деле, оставалось тайной, но на работу авиации это повлияло. После первого налета на Глазго наша дальнебомбардировочная дивизия летала в этот район чуть ли не каждую ночь. Всего четыре вылета, если бы не погода, налетов было бы больше, но две ночи пришлось сидеть на аэродроме и работать днем по району Лондона, Шотландия была плотно закрыта грозовым фронтом. Но и за четыре ночи промышленному району порядком досталось. Вместе с советской авиацией по Глазго работали немецкие бомбардировщики с норвежских аэродромов.

Вместо рассеянных хаотичных ударов союзники перешли к методичному уничтожению вражеских узлов обороны и промышленных центров. Тактика авиации второго и третьего воздушных флотов также изменилась. Только массированные налеты плотных многочисленных бомбардировочных эскадр с сильным истребительным сопровождением. Днем немцы работали по району предполагаемой высадки, а ночью переключались на окрестности Бирмингема.

Наконец-то заткнулись проклятые английские радиолокационные станции. Да, наши их постоянно бомбили, а англичане восстанавливали. Так могло продолжаться бесконечно долго, пока кто-нибудь не сдался бы. Противник уступить не мог, для него система раннего обнаружения была вопросом жизни и смерти.

До немцев быстро дошло, что раннее обнаружение наших эскадр дает противнику неоспоримые козыри, позволяет вовремя перебросить истребители на угрожаемый участок. Три дня подряд немецкая авиация уделяла пристальное внимание английским радарам. Три дня шло жаркое сражение над побережьем. Наконец последний радиолокатор в радиусе досягаемости «Мессершмиттов» погиб под ударами пикирующих бомбардировщиков.

Бомбили немцы со всей накопившейся злостью. В атаки бросались десятки бомбардировщиков, волна за волной. До тех пор, пока фоторазведка не сообщала, что сооружение восстановлению не подлежит. Трудно сказать, сколько самолетов стоила союзникам эта операция, но результат был налицо. Система раннего оповещения приказала долго жить. Летчикам сразу стало легче работать. Потери от перехватчиков снизились. Все чаще немецкие истребители и бомбардировщики заставали противника на аэродромах, как говорится, со спущенными штанами. В таких случаях штурм продолжался, пока не иссякали патронные ящики, а на земле не оставалось ничего напоминающего неповрежденный самолет.

После ударов по Глазго из штаба дивизии пришел приказ готовить полк к ночной бомбардировке Ньюкасл-апон-Тайна. И то добре. Последний вылет на Глазго обошелся Овсянникову в три экипажа. Вражеская ПВО усиливалась с каждым днем. Поняв, что русские и немцы не прекратят налеты, пока не разрушат все заводы и фабрики в районе, англичане перебросили к Глазго зенитные батареи и эскадрильи ночных истребителей. А нашим бомбардировщикам приходилось работать без сопровождения.

Развернув карту Англии, Иван Маркович хитровато прищурился. Сил у англичан много, но они не бесконечны. Укрепив оборону Глазго, они ослабили ПВО других областей. Будем надеяться, что Тайнсайд [10] 10
  Густонаселенный промышленный район вокруг Ньюкасл-апон-Тайна.


[Закрыть]они как раз и оголили. Мы уже наведывались в этот район, работали по моторостроительному заводу. Выходит, англичане восстановили производство.

Бомбардировки Тайнсайда прошли успешно. Три ночи подряд над промышленными пригородами появлялись бомбардировщики союзников. От ста до двухсот машин каждый рейд. Ради такого дела Геринг усилил пятый флот, перебросив с континента две бомбардировочные эскадры.

Англичане не сидели сложа руки, после второго удара, в окрестность Ньюкасл-апон-Тайна перебазировались 12 истребительных эскадрилий. Они готовились встретить армады бомбардировщиков с крестами и звездами на крыльях еще на дальних подступах к объекту. Радиоразведка сообщала об усилении интенсивности радиопереговоров на армейских частотах. Противник спешно перебрасывал в угрожаемый район зенитную артиллерию и прожектора.

Именно в эту ночь немецкое командование, по инициативе полковника Судца, сделало паузу. Вместо бомбардировщиков в небе над английскими аэродромами появились «Ме-110». Готовые к ночному бою на равных немецкие истребители устроили настоящее побоище. Потери были ужасными с обеих сторон. По три десятка самолетов.

Вроде бы ничья? Нет. У англичан гибли ценившиеся на вес золота ночные летчики. Одним ударом оголился целый участок обороны. Не каждый летчик может стать истребителем, и не каждый хороший истребитель может быстро освоить ночное небо. Если самолеты противник пока что строил быстрее, чем наши их сбивали, то резерв кадровых пилотов у англичан неумолимо иссякал. У немцев же подготовка ночных полетов была организована гораздо лучше, чем у противника. Немцы могли держать удар.

Пока в небе над Тайнсайдом шел ожесточенный бой, советская дивизия приняла участие в налете бомбардировщиков третьего флота на Ковентри, а немецкие бомбардировщики пятого флота наведались в окрестности Абердина. Этот крупный город на побережье Шотландии еще ни разу не подвергался налетам. Все когда-нибудь бывает в первый раз. В эту ночь досталось порту и машиностроительным заводам.

Несколько бомб упали на город. Никто прицельно жилые кварталы не бомбил, как бы ни изгалялась на этот счет английская пресса. Целью налета в первую и последнюю очередь были портовые сооружения, доки и заводы. Но ночью очень тяжело вывести самолет на цель. Еще труднее определиться на местности, привязать еле видимые в темноте ориентиры к карте. Очень часто бомбы летят мимо цели. Это плата за саму возможность прорваться в прикрываемый вражескими истребителями район. Это плата за шанс вернуться домой после рейда к вражескому берегу.

Оценивать последствия ударов тоже сложно. Посылать разведчики днем считалось особо циничной формой убийства, а ночью разведывательный самолет сам зачастую не мог определиться на местности. Да еще требовалось сбросить САБ и пройти над освещаемой бомбой территорией. Надо ли говорить, что привезенные редкими счастливчиками ночные снимки с трудом расшифровывались, и зачастую на них вместо развалин завода или электростанции проявлялись деревушки, леса или горы.

Два удара по Тайнсайду. Следующая ночь – дерзкий рейд тяжелых истребителей. Затем ночь отдыха. И только потом на район пошла третья волна бомбардировщиков. Двести машин, каждая несет от одной до двух тонн бомб. В эту ночь запылал химический завод. Ревущее пламя поднималось до облаков. Горело все, что могло и не могло гореть. Пожарные расчеты пасовали перед неумолимой стихией огня и спасали только то, что можно спасти, эвакуировали людей.

Пожар не только уничтожил химический завод. Освещаемые языками пламени окрестные заводы и склады превратились в прекрасные мишени для ночных бомбардировщиков. В небе кружили десятки «Ю-88», «Хе-111» и «ДБ-3». Летчики вываливали свой смертоносный груз на освещенные площади, точно в цель. В ночи вспыхивали все новые и новые пожары. И каждый пожар привлекал к себе быстрокрылую смерть.

Казалось, этому аду не будет конца и края. Поднятые по тревоге две эскадрильи перехватчиков физически не могли успеть везде. Они сбили двенадцать бомбардировщиков, но и сами потеряли пять истребителей.

Неожиданно все стихло. На земле еще пылали пожары, рушились здания, выли сирены, зенитчики высаживали боекомплект в любую подозрительную тень на небе, но шум авиационных моторов исчез. Бомбовозы сделали свое дело и ушли домой. Вскоре на свои аэродромы вернулись спалившие последние капли бензина английские истребители.

С 29 августа воздушное наступление антиимпериалистического пакта приобрело новый аспект. С этого дня, точнее говоря, с ночи на 30 августа в работу включились все дивизии советского 4-го авиационного корпуса. И пусть тылы еще подтягивались, пробивались по перегруженным железнодорожным магистралям Германии, но авиационные полки с кое-каким техническим и аэродромным обеспечением перелетели на воздушные базы Нормандии. Бензин и бомбы на первое время обеспечили немецкие товарищи.

Овсянников хорошо знал своего командира корпуса. Пересекались на финской войне. Знаменитый летчик-истребитель Владимир Александрович Судец получил назначение командиром бригады скоростных бомбардировщиков. Многие говорили, не справится, будет воевать, как истребитель, а не бомбардировщик. Судец справился. Сам освоил СБ, сам вылетал на боевые операции, при этом нормально руководил бригадой, вникал во все нюансы и тонкости бомбардировочной авиации.

На финской комэск дальнебомбардировочной Овсянников и познакомился с комбригом Судцом. Затем судьба свела их после войны. Обоих перевели в формируемый в Запорожье 4-й дальнебомбардировочный корпус. Овсянникова сначала сделали простым командиром эскадрильи, а затем, незадолго до английской операции, командиром полка. Полковника Судца назначили комкором, в обход многих, вроде бы более достойных командиров. Это уже потом стало ясно, командование поставило на корпус именно того, кого надо. Прошедший в Монголии школу командира специальной группы летчиков Владимир Александрович получил хороший боевой опыт, что выгодно отличало его от других командиров, пусть и более заслуженных.

В ночь на 30 августа полковник Судец опробовал свою бомбардировочную кувалду на объектах Рединга, Бристоля и Манчестера. Результат вышел не особый, но это и не важно. Главное – полки получили первый опыт, летчики и штурманы осваивали район. Командиры опробовали на практике разработанные дивизией генерал-майора Семенова тактические приемы. Первый налет опытный, разминка перед решающим сражением.

На следующую ночь корпус всей своей мощью обрушился на Престон и Блэкберн. Самолеты шли в три волны, эшелонами. Все по расписанному до минут графику. Перед первой волной осветители. Затем удар. Наиболее опытные экипажи выискивают цели среди обманчивых колышущихся в свете САБов теней. Бомбометание с пологого планирования. Все одной серией, приказ категорически запрещал в этом вылете делать второй заход. Сбросить все разом и уходить домой.

Ровно через три минуты после того, как стихает грохот взрывов бомб первой волны, в небе над обреченным промышленным районом появляется вторая волна. Этим легче, они идут на свет пожаров, сбрасывают бомбы на огонь. Штурманам не надо жмуриться от ослепительного света САБов. Внизу уже все, что надо, освещено пожарами.

Добавив огонька и накрыв бомбами новые цели, эта волна так же, как первая, уходит домой, не задерживаясь. В хвост бомбардировщикам вцепляются вражеские истребители. Вспыхивают короткие яростные схватки.

Англичанам кажется, что все уже позади. Противник отбомбился и больше не вернется. Они ошибаются. Под утро на рассвете на сцене появляется третья волна. Часть пожаров потушена, огня на земле меньше, но это не главное. Самое важное, вражеские истребители израсходовали бензин и вернулись на аэродромы. Утреннее солнышко освещает цели, все видно как на ладони. Никто не помешает бомбардировщикам третьей волны довести работу до конца. Четко, методично, прицельно сбросить свой груз на фабричные корпуса.

Разрушив заводы Престона, полковник Судец переориентировал корпус на Ливерпуль. И опять на противника обрушился массированный удар шести дальнебомбардировочных полков. Две сотни самолетов в две волны. Основной целью был порт, но в целом результативность удара оказалась невысокой. Часть самолетов вообще заблудилась и разбомбила безобидный рыбацкий поселок на берегу залива.

Ближе к утру вернувшиеся на свои аэродромы дозаправившиеся экипажи нанесли еще один удар, на этот раз работали по Бирмингему и Фултону. Возвращение на свои аэродромы днем над вражеской территорией комкор подгадал к налету немецкой авиации на юго-западный район Большого Лондона. Английское истребительное командование не смогло выделить свободные эскадрильи для перехвата уже отбомбившихся «ДБ-3». Все наличные силы противник бросил против немецких эскадр, шедших с сильным истребительным прикрытием. Сражение в итоге закончилось явно не в пользу надменных островитян. Силы Британии были на исходе.

В эту же ночь три экипажа «ТБ-7» прошли на большой высоте над Скапа-Флоу и сбросили бомбы на английскую военно-морскую базу. Эффект чисто психологический. Надеяться попасть в цель с высоты восьми километров может только неисправимый оптимист. Но задача куда-нибудь попасть и кого-нибудь потопить перед экипажами не ставилась. Куда важнее был сам факт удара. Этим советский дальнебомбардировочный корпус заявлял: «Вам от нас никуда не скрыться. Ваш хваленый флот в досягаемости наших самолетов».

Как надеялись в штабе, противник после этой дерзкой акции усилит ПВО своей главной военно-морской базы, перебросит на север дефицитные эскадроны «Спитфайров». План Ставки предусматривал нанесение отвлекающих ударов с целью дезориентации противника. Имел значение и политический аспект бомбардировки – это был ответ на бомбардировки Берлина, Гамбурга и других немецких городов.

Англичане перешли к тактике воздушного террора. Требовалось дать им адекватный ответ. Два массированных удара по Лондону преследовали ту же цель.

Впоследствии Овсянников узнал, что командованию люфтваффе и советской военной миссии стоило немало сил убедить немецкого лидера отказаться от порочной практики ударов по городам. В свете готовящейся десантной операции куда важнее было уничтожить вражескую авиастроительную промышленность и истребительную авиацию.