Текст книги "Бомбардировщики. Полная трилогия"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Глава 23
Горящая земля

Повторный заход группа Ливанова выполнила с высоты 5 тысяч метров. Спокойно, как на учениях, прошли над портом и вывалили бомбы почти одновременно. Точность удара, разумеется, ниже, чем в первом заходе, но зато не полезли в ад зенитного огня.

Пока разворачивались и стягивались в группу над городом, несколько наиболее нетерпеливых и горячих летчиков высказали желание зайти на цель со стороны города, почти на бреющем, прячась за застройкой, но Владимир запретил. Он жестко, требовательным тоном оборвал эмоциональную перепалку на радиоволне и повел свои эскадрильи в набор высоты, по спирали над Ливерпулем.

Сам он зенитного огня не боялся или не показывал вида, что боится, просто не хотел лишних потерь. Первый самостоятельный вылет командиром группы, и сразу потери. Раньше Ливанов не задумывался над такими вещами. Да, люди гибнут. Да, обидно, кулаки сами по себе сжимаются и зубы скрипят от боли, когда видишь горящий бомбардировщик. Но это значило, что надо вернуть лимонникам удар сторицей, дать сдачи и немедленно сбросить оставшиеся бомбы точно в цель, а там хоть трава не расти.

Ничего, в принципе, не изменилось. Гибель товарищей так же отозвалась болью в сердце, на лице была такая же холодная надменная улыбка, а в глазах багровели кусты разрывов. Первым импульсом Ливанова было немедленно повторить заход, добавить огня, тем более что Макс приметил парочку аппетитных целей. Но нет, мир изменился, теперь Владимир отвечал не только за свой экипаж, но и за целых две эскадрильи.

Несмотря на требования товарищей, несмотря на явно неуставный нечленораздельный рев Хохбауэра, несмотря на азарт боя, старший лейтенант короткой грубоватой фразой в микрофон рации ближней связи заставил людей выйти из зоны действительного огня ПВО и перестроиться. Только потом повел группу на порт. При этом три экипажа, вывалившие весь груз в первом заходе, патрулировали над городом на высоте шесть с половиной километров. Не хватало еще проворонить вражеские истребители, и так два экипажа потеряли в первом заходе.

Впрочем, опасения Ливанова оказались напрасны. Шальных «хариков» и «спирей» в районе Ливерпуля не носило, а зенитчики старались выпустить в небо побольше снарядов в ущерб точности. Кучность бомбометания, конечно, была не ахти, но для такой цели, как крупный порт, забитый судами, словно бочка огурцами, и этого достаточно. Стрелки отметили, что после бомбардировки огня и дыма на земле прибавилось. Видимо, часть гостинцев легла куда следует: по докам и палубам стоящих на разгрузке транспортов.

Отбомбившись, группа повернула на запад. Шли плотным строем на высоте восемь километров. Забираться выше Владимир не хотел – на предельной высоте людям приходится сидеть в кислородных масках, и морозец за бортом арктический. Если летчики и штурманы работают в обогреваемых кабинах, то стрелкам на такой высоте приходится несладко: даже в унтах, ватных штанах и меховых куртках цепенеют, да еще кислородные маски мешают. Тут приходится выбирать: или высота, или шанс первыми заметить противника и согнать с него спесь плотным огнем «берез» и ШКАСов.

Домой шли по тому же маршруту, что и к цели. Штурманы решили не мудрить и не рисковать с заходом в зоны действия перехватчиков. Только на последнем участке у Пембрука свернули на юго-восток, напрямик через Бристольский залив и Корнуолл. Расчет оказался верным, над морем группа ни разу не встретилась с вражескими истребителями.

На полетном участке над проливом Святого Георга Владимир расслабился. Стрелки бдят, видимость отличная. На такой высоте самолеты видно издалека, пока догонят, успеем изготовиться к отражению атаки. Впрочем, перехватчиков старший лейтенант Ливанов не боялся, полтора десятка бомбардировщиков – это не пустяк. Ощетинившийся стволами пулеметов плотный строй – добыча сложная, тем более что идем отбомбившись, скорость 430 км/ч, подранков с одним мотором нет. Да и в людях Ливанов был уверен.

Большая часть летчиков и стрелков опытные, прошедшие огонь Англии люди. Молодежь тоже не лыком шита. За время переучивания и слаживания своей эскадрильи Владимир надежно вбил в подкорку подчиненных инстинктивное, на уровне рефлексов собаки академика Павлова, стремление ни при каких обстоятельствах не разваливать строй. Держать свое место, вцепиться зубами в хвост ведущего, и пусть вокруг небо горит и «харики» пчелиным роем вьются. Это все ерунда. Плотный строй, крылом к крылу, отобьется от равного по численности противника, одиночку съедят в мгновение ока и не поперхнутся.

– Я одного понять не могу, – в динамиках шлемофона прозвучал простуженный, гнусавый голос Макса Хохбауэра, – какая оса укусила Гордеева?

– Та же самая, которая тебя простудила, – хохотнул Ливанов.

История анекдотичная. Вчера, нет, уже позавчера, трое неразлучных друзей опять потратили полдня на свидание с девушками. Всё как обычно: милый незатейливый треп, легкий ужин в кафе, прогулка по живописным улочкам старой части Ла Буржа.

Отношения молодых летчиков с местными красотками давно устаканились. Дима безудержно ухлестывал за Сарой, и небезуспешно. Красноречивые, бросаемые украдкой взгляды, улыбка, касания как бы невзначай – все говорило о симпатиях юной прелестницы. Лейтенант Гордеев был ей небезразличен, еще немного – и крепость падет.

Сам Ливанов ухаживал за светловолосой милой Элен. Здесь все было проще и в то же время гораздо сложнее. Владимир не хотел переступать невидимую черту между чисто дружескими отношениями, ничего не значащим флиртом и лихой кавалерийской атакой, яростным штурмом сердца красавицы. С одной стороны, он понимал, что это все временное: придет срок, полк вернется в Союз, а Элен останется здесь. Казалось бы, ничего такого, обычное дело, никто и не ждет от него каких-либо обязательств и красивых жестов, но тем не менее…

Владимир сам не понимал, что с ним творится – скорее всего, он действительно влюбился в юную француженку, испытывал к Элен нежные чувства, не отдавая себе в этом отчета. А может быть, старая сердечная рана не позволяла забыть о себе. Не все могут, потеряв близкого человека, чувствуя себя виноватым в смерти своей возлюбленной, броситься в омут новых, еще неиспытанных чувств, впустить в свою душу всепожирающую страсть.

Никто из друзей-однополчан никогда бы не подумал, что Владимир Ливанов относится к категории таких однолюбов. Да никто, если честно, и не знал, какой удар в свое время пережил молодой летчик. Ливанов даже под градусом никогда не рассказывал о своей первой любви. Все фотографии Насти он оставил дома у родителей. Слишком много ему пришлось в свое время пережить, и слишком серьезными последствиями могли обернуться сентиментальные воспоминания.

Таким образом, в увольнениях двое товарищей были заняты с девушками, а Макс Хохбауэр был вроде бы третьим лишним. Не пришей к транде рукав, как грубовато выразился по подобному поводу комдив. Никто, конечно, Максу этого не говорил, наоборот, друзья были готовы грудью постоять за немногословного слегка задумчивого штурмана, но сам он иногда чувствовал себя лишним.

А когда хочется уйти, но совесть не позволяет бросить товарищей, тогда в голову приходят самые несуразные и дикие шутки. Ла Буржу еще повезло, что, когда на Макса нахлынуло, ему на глаза попался уличный торговец мороженым. Отказываться от пари у летчиков не принято, девушки, смущенно отводя глаза в сторону, поддержали шутку Хохбауэра. Сам мороженщик не растерялся и быстро разложил перед «господами бравыми офицерами» свой товар.

В споре с большим отрывом победил Макс Хохбауэр. Штурман проглотил 12 порций мороженого для ровного счета, Владимир сдался на восьмом вафельном стаканчике, а Дима остановился на шестом. Девушки в соревновании не участвовали, скромно ограничились угощением из одной порции, хотя Макс и предлагал им показать класс и не посрамить Францию.

Победа дала о себе знать на следующее утро. Горло болело, голос охрип, из носа текло. Экспресс-лечение в виде горячего чая и наперстка коньяка не помогло. По-хорошему Макса следовало на пару дней освободить от полетов и не позволять ему переохлаждаться, но в таком случае пришлось бы снимать с задания весь экипаж. Брать замену штурману Ливанов не хотел. В итоге о простуженном лейтенанте Хохбауэре никому не доложили, Владимир сделал Максу дружеское внушение и проследил, чтобы он не забыл поддеть под комбинезон толстый вязаный свитер и обмотать шею шарфом. На этом история завершилась, все надеялись, что счастливо.

К сожалению, для Дмитрия Гордеева все сложилось намного хуже. По мнению товарищей, он слишком серьезно относился к Саре и слишком близко к сердцу воспринимал трагическую историю ее семьи. По словам девушки, они летом 39-го переехали из Польши во Францию. Отец давно собирался перебраться в более спокойное местечко, да все дела не позволяли.

Наконец все утряслось, друзья помогли с визами, и семья перебралась на север Франции. Казалось бы, жизнь налаживается, и тут война. Сара во всем обвиняла немцев, хотя как минимум половина вины лежала на официальной Варшаве и ее западных союзниках. Макс, в свое время внимательно следивший за развитием событий, просветил товарищей: если бы не стремление Англии и Франции столкнуть лбами Советский Союз и Германию, все происходило бы иначе.

Из-за скоротечности войны и моментального разгрома панской Польши отец Сары не успел перевести свои «гешефты» во Францию. По редким обмолвкам девушки, человек он был небедный, владел несколькими салонами и магазинами в Варшаве и Лодзи. Отец и брат не унывали, начали налаживать дело во Франции.

Кроме того, они надеялись через «хороших» людей если не вытащить свои капиталы, так хоть сохранить над ними контроль.

Все испортил Гитлер. Доблестная французская армия и британский экспедиционный корпус разгромлены, Франция стонет под пятой оккупантов. Сара не понимала, как это получилось. По ее мнению, немцы обманули союзников, пообещали прекратить агрессию, а сами вероломно напали на Бельгию и Францию.

Прислушивавшиеся к этой исповеди Макс и Владимир кусали щеки, чтоб не расхохотаться – как, оказывается, легковерны люди, как легко заставить человека поверить в самые невероятные страсти-мордасти, лишь бы при этом вовремя найти врага, который во всем виноват и должен за все ответить. Для Сары и ее семьи таким врагом были немцы. На втором месте до недавнего времени Советский Союз.

Ливанов и Хохбауэр сдерживались, а вот Дима Гордеев верил всему, что рассказывала девушка. Даже Элен не была такой легковерной и здраво рассуждала, считая, что не один Гитлер виноват, что его спровоцировали англичане, надеясь загрести жар чужими руками. А о русских и речи нет – такие же жертвы агрессии, как и Франция.

Насколько далеко зашел Гордеев, выяснилось вчера вечером. Бедолага поделился с друзьями своими сомнениями.

– Почему мы воюем против англичан, а не тех, кто развязал войну?

– Не понял?! – брови Владимира полезли на лоб.

– Мы бомбим заводы, порты. Убиваем простых пролетариев, а не богатеев-кровопийц. Почему бы не бомбить особняки лордов? Не разнести к собачьм чертям парламент или что там у них есть?

– А это поможет? – осведомился Макс.

– Конечно, поможет. Разбомбить угнетателей, редакции газет, банки, тогда простые люди сами поймут, что их обманывали и… – договорить ему не дали. Владимир бесцеремонно расхохотался.

– А как ты собираешься бомбить парламент? Ты и в завод-то попадаешь со второго захода, а тут точечная цель. И как сумеешь узнать, что тот самый Большой Лорд у себя дома, а не на рыбалке?

– Троцкизм не пройдет, – усмехнулся Хохбауэр. – Помню, один мой знакомый тоже любил порассуждать о мировой революции и пролетарской солидарности. Тоже не мог поверить, что финские рабочие будут в нас стрелять.

– И что с ним?

– Погиб зимой, он в пехоте служил. Так и остался лежать перед финским дотом. А их пулеметчики, потом их выкопали из-под обломков дота, все как один мобилизованная сельская беднота. Ты мне растолкуй, почему эти гады в нас стреляют? Почему они первыми напали на мою страну? Почему они в каждом вылете пытаются меня сбить?

– Так они же свою родину защищают, – ответил Дмитрий.

– Выходит, мы на них напали?

– Но ведь мы бомбим Англию. Деремся вместе с нацистами. Ты знаешь, что нацисты преследуют евреев?

– Ну и что? А в Советской России преследуют бездельников и воров, – безапелляционно заявил Ливанов, – ты этого не знал?

– Но ведь не все евреи плохие.

– Так не всех же преследуют. Вот твоя Сара. Кто ее преследует? Живет в доме по соседству с борделем. И никто из гестаповцев, никто из нацистов ни ее саму, ни ее родных и пальцем не тронул. А ведь каждый день под ее окном проходят.

Владимир чувствовал, что перебарщивает, но ничего с собой поделать не мог. Не мог он безразлично смотреть, как гибнет друг, как боевой товарищ слово в слово повторяет вранье вражеской пропаганды. Да, Ливанов знал, что гитлеровцы ненавидят евреев, знал, что они в свое время уничтожили немецкую компартию. Да, они гады и их расовая теория суть обман публики. Сущее вранье.

С другой стороны, немцы наши союзники, они честно исполняют свой долг. Мы воюем против общего врага. Да если хорошенько подумать, англичане ничем не лучше нацистов. Ограбили половину мира, в конце прошлого века гноили свободолюбивых буров в концлагерях, выкачивают из колоний кровь и пот. Давят восстания патриотов в Индии и Африке, наживаются на горе порабощенных народов. И точно так же, как нацисты, считают население колоний недочеловеками. Просто англичане всем своим преступлениям заранее придумывают оправдание. Вот и вся разница. Немцы хоть порядочнее – они честно заявляют, кто им враг, а кто нет.

– Почему мы не остановились, разгромив англичан в Персии? – продолжал Гордеев. – Почему мы пришли во Францию как агрессоры? Не знаешь? – вопрос адресовался Ливанову.

– Пойми ты, нельзя только обороняться. Если не добьем гадину, она вновь залечит раны и вновь нас укусит. Посмотри, в Гражданскую те же самые англичане полезли в Архангельск и Баку. Какого черта им было надо на нашей земле?

– Так мы их выгнали. Показали, что к нам лучше не лезть, – неуверенно продолжал Гордеев.

– И что? Они же опять на нас напали, – поддержал своего летчика Хохбауэр. – Нет, я думаю, пока не разгромим английских лордов, пока не высадимся на Остров, ничего не изменится.

– Но ведь люди гибнут.

– Наши тоже гибнут, и в Баку под бомбами гибли мирные люди, женщины и дети. Ты сможешь сказать то же самое в лицо майору Чернову?

– Все равно не могу понять. – Гордеев в этот момент был похож на нахохлившуюся ворону. Аргументы товарищей не оставили мокрого места от его миротворческих заявлений, но признаваться в поражении он не хотел. – Недаром, Володя, тебя Абрамов охмурял. Красиво излагаешь. Быть тебе помполитом.

– Нашел отмазку! – Хохбауэр громко захохотал, запрокинув голову. – Так все же правда!

– Помполитом я не пойду, – тихо ответил Ливанов, – а тебе советую, сначала башкой думай, потом уже язык развязывай. Ляпнешь такое при Овсянникове, Гайде или Абрамове и до конца экспедиции в наземный персонал переведут. Чтоб думать научился.

– Да ладно, нам-то с тобой что? – поддержал Макс. – Вернемся домой, сами же через пару лет будем смеяться над собой. Как мы тут спорили о судьбах мира и великой сермяжной правде бытия.

– Так получается, мы не правы? – Гордеев пристально смотрел на Макса.

– Правы. Не прав тот, кто первым напал, а мы только возвращаем долги агрессору и сражаемся за мир во всем мире. – Ливанов тяжело вздохнул и потянулся к портсигару.

На этом разговор завершился. Дима Гордеев клятвенно пообещал быть осторожнее и не болтать лишнего, а заодно не обвинять напрасно своих же товарищей. Ей-богу, дурное это дело. Уж лучше добровольно подать рапорт о переводе в наземные части, чем летать в тыл врага, считая себя неправым в этой войне. Так проще будет, и никого не подведешь, если что случится.

Поглощенный воспоминаниями о вчерашнем разговоре, Владимир совсем забыл, что находится за штурвалом бомбардировщика, а внизу под крылом море и вражеская территория. Из задумчивости его вывел голос стрелка-радиста:

– Товарищ старший лейтенант, с земли передают: англичане бомбят аэродром. Над северной Францией большая драка. Подполковник Овсянников советует изменить маршрут и лететь в Брест.

– Что будем делать, командир? – тут же поинтересовался Хохбауэр.

– Спокойно, – Владимир прищурил глаза и стиснул штурвал.

Решение надо принимать прямо сейчас. Времени нет. Группа идет над Ла-Маншем, на раздумья ни одной лишней минуты. Был бы он один, все было бы куда проще. Но за самолетом командира идут пятнадцать бомбардировщиков, 60 человек экипажей, и за всех отвечает старший лейтенант Ливанов. Есть о чем задуматься.

– Младший комвзвода Зубков, запросите Землю. Пусть уточнят, за какое время перед нами прошли лимонники. Штурман, рассчитать курсы на Брест и на Брюссель. Резервный вариант до Реймса.

Заманчиво было бы сесть под Брестом. Это недалеко, есть хорошие аэродромы с капитальными бетонными полосами. Но это слишком близко от Англии, крупный порт, и вокруг раскидано немало частей люфтваффе. Привлекательная цель для вражеской авиации. На месте англичан Ливанов точно не забыл бы пробомбить Брест и его окрестности. Кроме того, немецкая ПВО стоит на ушах, могут обстрелять группу неизвестных бомбардировщиков. С них станется. На фронте люди быстро привыкают сначала стрелять, а потом смотреть в кого.

Время идет. Темные тени от самолетов скользят по волнам, набегают на берег. Внизу уже Франция. Времени на маневр все меньше и меньше. Стрелки часов неумолимо спешат по кругу, приближая точку невозврата. Наконец радист передает новую радиограмму. Обстановка тяжелая. В районе нашего аэродрома идет бой. Вражеские бомбардировщики нанесли удар по складам и стоянкам. Возможно появление второй волны. В районе Бреста идут воздушные бои – прорывается многочисленная бомбардировочная эскадра. Бои идут над всей прибрежной полосой. Садиться негде.

– Идем на свой аэродром, – заявляет Владимир, одновременно дублируя сообщение по каналу внутри-эскадренной связи.

В боевой обстановке приказы не обсуждаются, но Макс Хохбауэр все же осторожно интересуется:

– Ты все обдумал? А если сядем точно перед бомбежкой?

– Две волны, не больше, – уверенным тоном заявляет командир, – бомбят все побережье. Значит, подняли все наличные силы. Значит, на большее у них не хватит сил.

– Понял, – недоверчиво хмыкает штурман, ровно через полминуты он заявляет: – А ты молодец, командир, вовремя допер.

– Стрелкам, глядеть в оба! Приготовиться к отражению атаки.

К аэродрому группа подошла с запада почти одновременно с английскими бомбардировщиками. Всего полдюжины «Веллингтонов». Момент критический. Бомберы идут на высоте три километра, еще три-четыре минуты, и они лягут на боевой курс. Севернее истребители устроили собачью свалку. Десяток «Эмилей» связал боем полтора десятка «Спитфайров» и «Харюков». Немцы наседают на островитян, рвут их в клочья, но вырваться из огненной карусели и догнать «Веллингтонов» не могут. Перевес пока на стороне противника. Внизу на летном поле темнеет несколько пятен воронок, кажется, два склада осели. Крыши перекошены и ниже, чем положено.

– Не успели. Или чуть раньше пришли, – бормочет Ливанов.

Противник пока не обращает на нас внимания. Истребители отбиваются от немцев, а бомбардировщикам и дела до нас нет. Бомбардировщики с бомбардировщиками не воюют. Решение приходит неожиданно.

– Лейтенант Хохбауэр, к пулемету! Стрелкам, как только подойдем вплотную, бить по кабинам и моторам! – рычит старший лейтенант Ливанов.

– Всем внимание! – это уже по голосовой связи. – Атакуем «Веллингтоны». Цели выбирать самостоятельно. На цель заходить с боков.

Доклады подчиненных Владимир пропускает мимо ушей. Не время. Сейчас, форсируя моторы, выйти на рубеж атаки и врезать как следует, пока англичане не прочухали, с какой стороны жарит. В последний момент Ливанов замечает, что старые «ДБ-3» отстают от новых бомбардировщиков. Черт с ним! Главное внезапность. Бомболюки у противника полные, маневр стеснен, моторы натруженно гудят.

Строй «Веллингтонов» приближается. Массивные тела бомбардировщиков, грубые, словно обрубленные сзади и спереди обводы фюзеляжей. Ползут, голубчики! Дистанция сокращается. Вражеский самолет увеличивается на глазах. Ливанов решил заходить на цель со снижением, как бы поднырнуть под вражеский строй, чтобы открыть сектора стрелкам в башнях с тяжелыми «березами».

Все! Пора! Дистанция пистолетная. Вражеский пилот понял, что мы действуем не по правилам. Он пытается отвернуть в сторону, тяжелогруженая машина кренится. Оживает кормовая пулеметная установка. Кажется, трассеры тянутся прямо в сердце. Ну, давай! Жми гашетку!

Грохот «БТ» звучит, как праздничная песнь. Зубков бьет длинной очередью по кабинам летчика и штурмана. Видно, как обшивка «Веллингтона» покрывается оспинами пробоин, расцветают трещинами и рассыпаются пластины плексигласа верхней кабины. Владимир не видит вражеского летчика, но это не важно. «Веллингтон» кренится и валится в пике. В последний момент Хохбауэр добавляет ему из ШКАСа. Короткие злые очереди впиваются в мотор, раскалывают цилиндры, разрывают трубки и шланги, лохматят обтекатели.

Владимир рвет штурвал на себя и добавляет моторам оборотов. Вверх, уйти от столкновения с вражеской летающей колодой. Краем глаза уловить вспышки слева и, не мешкая, свалить машину в правый вираж. Пули щелкают по обшивке. Ерунда. Это неприцельно.

Самолет Ливанова проходит сквозь вражеский строй. Все три пулеметные точки строчат без перерыва. Ребята поливают противника щедрыми очередями. Даже Витя Фролов умудряется найти в своем секторе цели и давит на гашетку, стараясь выплеснуть на врага накопившиеся за этот рейд напряжение и злость.

Вырвавшись на простор, Владимир крутит вираж, разворачивая бомбардировщик. Взгляд мечется из стороны в сторону, выискивая самолеты товарищей. Кажется, все. Не угнавшаяся за ведущим пятерка «ДБ-3» идет параллельным курсом, зажимая противника в своеобразные огненные тиски. Ребята вовремя сориентировались и не заходят в зону действия английских «Браунингов». Зато сами при этом держат англичан под огнем своих крупнокалиберных установок.

Англичане и не помышляют о драке. Ошеломленные сумасшедшей атакой оставшиеся три «Веллингтона» сбрасывают бомбы куда придется и форсируют моторы. Один из англичан поврежден, от левого мотора тянется струя густого черного дыма.

Двое уходят, нам за ними уже не угнаться, да и не нужно – момент внезапности упущен, а бомбардировщики с бомбардировщиками не воюют. Однако и этим не удается уйти, их догоняет «Мессершмитт». Лихой истребитель мертвой хваткой вцепляется в хвост бомбардировщика.

С «Веллингтоном» не все так просто. Две атаки безрезультатны, вражеские стрелки заставляют немца выходить из атаки раньше времени, бить длинными очередями.

Третий заход. «Мессер» висит на хвосте, спокойно занимает удобный ракурс. Вражеский стрелок молчит, убит или тяжело ранен в предыдущей атаке. Вот, сейчас англичанина завалят. Пистолетная дистанция, промахнуться просто невозможно. Немец почему-то не стреляет.

В тот самый момент, когда наблюдавшие за этим боем советские летчики поняли, что у «Эмиля» кончились патроны, истребитель нагоняет противника и рубит ему хвост винтом. «Твою мать!» – раздается восторженный вопль. Бомбардировщик, беспорядочно кувыркаясь, несется к земле, а истребитель выравнивается и поворачивает к аэродрому. На посадку он идет первым. Таран не прошел даром – у самолета поврежден винт.