Текст книги "Бомбардировщики. Полная трилогия"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Глава 19
Командир эскадрильи

Владимир Ливанов не зря с головой ушел в проблемы своей учебной, пока учебной эскадрильи. День за днем, урок за уроком, вылет за вылетом группа осваивала технику. К концу первой недели все восемь переучиваемых экипажей могли уверенно держаться в воздухе на новой машине, не говоря уже об экипаже самого Ливанова.

Прибывшие с пополнением лейтенанты Загребущий и Семипалый первое время пытались манкировать посещением тренировок, дескать, бомбардировщик мы уже освоили. Ничего подобного! Такие фокусы с Владимиром Ливановым не проходили.

– Освоили? Налет даже хороший? Будете помогать инструкторам и бомбить полигон, – заявил слегка опешившему молодняку комэск. Под таковой старший лейтенант выбил заброшенное поле в пяти километрах от аэродрома. Овсянников и Гайда прокачали вопрос по своим каналам и добились согласования с немецкой администрацией.

«ДБ-ЗФ» самолет хороший, летать на нем одно удовольствие, маневрирование, перестроения, навигацию ребята освоили быстро. Труднее было со взлетом и посадкой. В отличие от старого доброго «ДБ-3», на новом бомбардировщике взлет был самым сложным элементом полета. Нашедшие общий язык Ливанов и Кострюков решили эту проблему самым простым и результативным методом обучения – постоянными тренировками.

Все нормативы и рекомендации мирного времени заброшены к такой-то бабушке. Группа маленькая, на девять обучаемых экипажей приходится целых три самолета, бензин выделяется по первому требованию, в любом количестве. Так почему бы не гонять людей до дрожи в руках и рези в глазах? Взлет – круг над аэродромом – посадка. И так раз пять-шесть подряд, пока навыки управления самолетом не отработаются до автоматизма.

На тренировках Ливанов себя не жалел, не жалел и подчиненных. Благо условия были поистине царскими. Целых восемь инструкторов и наставников на неполную эскадрилью! Здесь не только опытного летчика, а обезьяну можно научить летать. Неудивительно, что поставленные перед эскадрильей необычайно сжатые сроки подготовки выдерживались. На восьмой день занятий группа перешла к тренировкам на полигоне. Еще раз вспоминали, как надо прицельно сбрасывать бомбы. Вникали в нюансы работы на новой машине с новым бомбардировочным прицелом.

Практиковались днем, ночные вылеты Кострюков запретил до тех пор, пока экипажи не сдадут все зачеты и не докажут, что самолет освоили. Обычно на аэродромах приходится согласовывать время тренировок, подгадывать окна между работой боевых экипажей. Здесь Ливанову повезло. Полк в основном работал ночами, и никто не мешал учебной эскадрилье гонять свои самолеты по летному полю при свете солнца.

Так наполненные хлопотами дни пролетали один за другим. Утренние построения теперь проводились все реже и реже. Подполковник Овсянников предпочитал не мучить уставших за ночь людей и переносил сбор на после ужина. Распорядок распорядком, но лучше дать людям выспаться и как следует отдохнуть. Выпускать невыспавшихся, утомленных людей на задание было бы просто преступлением.

Получилось так, что эскадрилья Ливанова разошлась в режиме дня и ночи с остальным полком. Пока ребята отсыпались после одного-двух вылетов, забыв про завтрак, учебная группа маршировала в классы или на аэродром. С однополчанами они пересекались только вечерами. Владимир по этому поводу не переживал. Работа не позволяет предаваться унынию, изгоняет дурные мысли из головы и дает смысл жизни. Так его учил в свое время батька.

Пройдет еще несколько дней, и можно будет пересаживаться на боевые самолеты. Вон они стоят в капонирах на отшибе летного поля. Двенадцать новеньких «ДБ-ЗФ» уже перегнали на аэродром. Сам Ливанов собирался пересесть на новый самолет через день. На хвосте машины механики уже нарисовали цифру «17». В полку было принято закреплять номер не за самолетом, а за экипажем. Инструкторы не возражали. Остальные ребята оставят учебные машины через три-четыре дня. Последует короткий курс ночных полетов, и можно будет ставить эскадрилью в строй, целых одиннадцать экипажей, а там уже второй поток приступает к занятиям.

Переподготовка должна идти конвейерным способом, к концу сентября полк планируют полностью оснастить новыми машинами. Таким макаром постепенно весь полк пройдет через учебку. Командование не обмануло, новые машины идут в часть одна за другой.

Полк в настоящее время мог выставить почти три десятка экипажей. Пусть с учетом молодежи, но поднять в небо и дойти до цели. А это, согласитесь, сила. Три эскадрильи «ДБ-3» могут наворотить дел. По рассказам товарищей, работают они сейчас совместно с остальными двумя полками дивизии, а то на цель идет и весь корпус. Ребята, летевшие последним эшелоном, хвалились, что на земле все залито огнем. Бомбы приходится класть в облака дыма и языки пламени.

Сегодня днем после обеда к Ливанову подошел Абрамов. Старший лейтенант как раз выходил из столовой, обсуждая с Максом Хохбауэром достоинства гуляша с картофельным пюре. Летчиков кормили по высшей норме пищевого довольствия, да так, чтоб никто не жаловался. Впрочем, человек всегда найдет к чему придраться, и командиру БАО приходилось держать снабжение под контролем. Следить за разнообразием и питательностью обедов.

Со своей задачей майор справлялся, поварам всегда доставляли свежие продукты, причем с ближайших к аэродрому ферм. Тойво Вайкулис договорился с крестьянами о поставках напрямую, минуя немецкую комендатуру. Сами французы были этому только рады, советские интенданты расплачивались за продукты сразу и по божеским ценам. То есть процентов на десять выше, чем немцы. Одного этого хватило, чтоб создать между местными крестьянами настоящую конкуренцию.

– Владимир Александрович, можно вас отвлечь на пару минут, – Абрамов, как всегда, был очень вежлив.

– Да, пожалуйста, товарищ старший политрук.

– Вы человек ответственный, политически грамотный и так вышло, что в последние дни не участвуете в боевой работе полка, – начал помполит.

– Зато мы новую технику осваиваем, – нашелся Макс, штурман сразу понял, к чему клонит Абрамов.

– Я понимаю. Дело в том, что люди в последнее время загружены по горло, интересуются только насущными проблемами. А надо бы развивать кругозор. Советский авиатор всегда отличался политической грамотностью и владением не только марксистско-ленинской теорией, но и ее практическим применением к конкретной ситуации. Так я говорю?

– Так, товарищ старший политрук, – согласился Ливанов. Эх, не отстанет от него помполит, вспомнил, черт его побери, тот разговор во время дежурства. И придумать ничего с ходу не получается.

– Поэтому я вас, как одного из самых идейно подкованных боевых летчиков, командира учебной эскадрильи, прошу принять участие в политической жизни полка и подготовить доклад о текущем моменте.

– Я еще в школе сочинения на тройку писал, – Владимир нахмурился, отказывать помполиту не хотелось, но и взваливать на себя общественные обязанности тем более желания не было.

– Вот заодно и подтянешься, – Абрамов незаметно перешел на «ты». – Требуется короткая политинформация, обзор последних мировых событий в освещении и с точки зрения боевого летчика. Свежие газеты и переводы зарубежной прессы в ленинской комнате есть, прочтете последние сводки и подготовите доклад.

– У меня сейчас занятия по матчасти, а через два часа учебные полеты, – не сдавался Ливанов.

– Так не сегодня же, спокойно вечерком подготовитесь, много времени это не займет, а завтра после ужина прочтете доклад. Думаю, всем будет интересно узнать, что в мире делается, что не только мы одни громим империалистов. Наши товарищи с флота тоже свой вклад делают, и немаленький.

– Завтра вечером? – Владимир задумался, лихорадочно вспоминая, что бы этакое придумать, на что бы сослаться. Как назло, ничего в голову не приходило.

– Я так и знал, что вы согласитесь, – помполит подвел черту под разговором. – Жду вас после вечернего построения в ленинской комнате.

– Вцепился он в тебя, – хмыкнул Макс, когда Абрамов удалился на безопасное расстояние.

– Придется готовить доклад, – вздохнул Владимир.

Ничего не попишешь, спорить с помполитом себе дороже, мужик хоть и хороший, но может припомнить. Увольнения в город визирует Абрамов, и присвоения званий с ним согласовывают. Вспомнит отказ, упрется рогом, и все тут – без благословления Партии далеко не уедешь.

Пришлось Владимиру вечерком идти в ленинскую комнату и поднимать подшивки газет. Впрочем, работа ему понравилась. Было интересно листать страницы «Красной звезды», «Труда», «Правды». Попался Ливанову и свежий номер «Советского воина». Страна жила, люди работали, строили заводы, проводили караваны судов по северному морскому пути, засыпали в закрома Родины урожай, устраивали социалистические соревнования. Война – это далеко не всё, свет на ней клином не сошелся, кроме сражений с империалистической гадиной у советских людей много других больших и малых дел.

Ливанов, например, раньше не знал, что в его родном городе строители перевыполнили план по вводу в строй нового жилья. Об этом даже в «Правде» написали. Бригада Василия Наговицына одной из первых освоила метод поточного возведения зданий и добилась потрясающего успеха. Вот, о школьном приятеле в газетах пишут, как об уважаемом человеке, стахановце. Перечитав статью второй раз, Владимир украдкой оглянулся, а не вырвать ли страницу, пока никто не видит?

В груди защемило от восторга. Васька-то! Молодчина! Выбился в люди! Если так дело дальше пойдет, скоро его в депутаты выдвинут. Хорошо, если потом вспомнит, что учился в одном классе, дружил с неким Вовкой Ливановым. Не забудет, конечно, Вася не такой человек. Даже в Москве в Верховном Совете кичиться не станет, дружбу не предаст. При этой мысли Владимиру стало немного стыдно. А сам-то когда последний раз домой писал? Васе когда привет передавал? Вот то-то и оно. Еще подумают, что загордился званием старшего лейтенанта и медалью, полученной после бомбардировки Хайфы.

Владимир аккуратно провел по газете ладонью, разглаживая страницы, и отложил ее в сторону. Время идет, а материал он еще не собрал. В «Красной звезде» и «Советском воине» много писали о вражеских провокациях на границах и о войне с Англией. Давно научившийся читать между строчек, Ливанов понял, что с противником дерется не только дальняя авиация, и война идет тяжело. Все не так просто и быстро, как рассчитывали в штабах.

В «Красной звезде» писали о наших героических подводниках и моряках крейсера «Донецкий шахтер». Встретилась короткая заметка о буднях гарнизонов в Персии и Месопотамии. Оказывается, там до сих пор неспокойно. Англичане совершают набеги через пустыню, подстрекают бедуинов к мятежам.

Особенно Владимира заинтересовала заметка о крейсере «Донецкий шахтер». Судно до весны этого года было простым сухогрузом. Моряки Северного флота установили на палубе корабля пушки, соорудили площадку для гидроплана, оборудовали в трюме снарядные погреба и бензохранилище, подняли военно-морской флаг и вышли в море на охоту за вражескими транспортами. Немало трудностей выпало на долю наших моряков во время похода. Крейсер сражался с непогодой, выдержал жестокие шторма северной Атлантики, один раз подвергся налету вражеских самолетов.

Наконец корабль повстречал вражеский конвой и вступил в бой с силами охранения. Дойдя до этих строк, Владимир недоверчиво покрутил головой, он хорошо представлял себе, что такое вспомогательный крейсер. Вооруженный пароход, рейдер, который никакими ухищрениями не превратить в полноценный боевой корабль.

Далее в статье говорилось, что моряки «Донецкого шахтера» потопили один и заставили бежать второй вражеский эсминец. По мнению Ливанова, это были тральщики или сторожевики. Расправившись с эскортом, наш корабль настиг и потопил четыре вражеских транспорта с танками, самолетами, орудиями и военными материалами. Остальные суда конвоя рассеялись. Благодаря дерзкому удару нашего героического крейсера, уничтожившего боевое охранение, советские и немецкие подводные лодки смогли настигнуть и потопить еще несколько транспортов и один танкер с авиационным бензином.

Ливанову даже стало немного завидно, об одном рейде вспомогательного крейсера в «Красной звезде» написали целую статью, а о работе дальнебомбардировочного корпуса дают только коротенькие заметки. А ведь явно наши отправили в Атлантику не один такой корабль. Сколько из них вернулось в порт, не добившись успеха, сколько погибло при попытке найти и догнать конвой? Вот то-то и оно…

Разумеется, цифры в английской прессе и радиопередачах надо смело делить на два, а точнее будет, на три, но лимонники все же сообщали о потоплении рейдеров континентальных держав. Постоянно хвалились и победами над подводными лодками. Что из вражеской пропаганды ложь, а что нет? Рассудком Владимир понимал, что реальные цифры потерь он узнает только после войны, но хотелось-то сейчас. Человеку на войне надо знать: сколько мы уничтожаем врагов, скоро ли победа и как дорого мы платим за нее ежедневно?

Так незаметно Владимир увлекся изучением прессы. Оказывается, нельзя жить, замкнувшись в себе и мелких житейских проблемках. Сколько вокруг интересного происходит! А ты ничего, кроме аэродрома, кабины бомбардировщика и заштатного французского городишки, не видишь. Шире надо на мир смотреть, товарищ, шире.

Доклад у Владимира получился. Ребята слушали с искренним интересом, даже задавали вопросы. Ливанов оказался прав, лишь мимоходом коснувшись темы войны и посвятив основную часть доклада подробному рассказу о том, как сейчас живет страна и что интересного происходит в мире. Все правильно, ребята соскучились по нормальной мирной жизни, обыденные житейские новости с далекой родины были им ближе военных сводок.

По окончании выступления вперед вышел политрук Абрамов. Помполит добавил пару слов от себя и вежливо поблагодарил старшего лейтенанта за добросовестно выполненное поручение и интересный доклад.

– Не за что, – кивнул в ответ Ливанов.

Чувствовал он себя не в своей тарелке. Никогда раньше не приходилось выступать перед людьми, если не считать школьную самодеятельность. Но это ведь разные вещи. Перед докладом Владимир немного волновался, опасался, что ребята не поймут, подборка материалов окажется скучной. Опасения оказались напрасны. Слушали его внимательно. Причем штурман младший лейтенант Самохин даже хотел предложить всем вместе попросить старшего лейтенанта Ливанова регулярно просвещать однополчан о ситуации за пределами Нормандии. К счастью, Хохбауэр сидел рядом и вовремя чувствительно ткнул Самохина локтем под ребра, стоило тому только раскрыть рот.

На следующее утро Абрамов поймал Владимира Ливанова рядом со школой, так летчики прозвали выделенный для классных занятий учебной группы домик.

– У вас вчера хорошо получилось. Видите – глаза боятся, а голова работает, – пошутил помполит.

– Так я же не о политике рассказывал, – пожал плечами Ливанов.

Настойчивость помполита кого угодно в тоску вгонит. Но на этот раз старший лейтенант был готов к разговору. Полночи думал, как бы культурно и вежливо послать товарища Абрамова по известному не совсем приличному маршруту. Да так, чтобы тот ушел довольный, но ничего не добившись.

– И правильно. Вы совершенно верно угадали тему доклада. С вашей головой и авторитетом нельзя забывать об ответственности перед товарищами, – продолжал напирать старший политрук, аккуратно подводя разговор к главному вопросу. – Люди вас уважают, и их ожидания оправдались. Вы, Владимир Александрович, умеете затронуть нужные струнки в душе, понимаете, что именно нужно человеку и как это ему дать.

– Спасибо, Дмитрий Сергеевич, уж слишком вы меня нахваливаете. – Ливанов при этих словах смущенно улыбнулся, в уголках его глаз блеснули искорки. – Я помню, у нас в школе комсорг говорил: человек должен выбирать то дело, к которому у него душа лежит. Тогда он и пользу обществу принесет, и на работу будет ходить с радостью, как на праздник, Родине и обществу будет больше пользы.

– Верно подмечено.

– Вы совершенно правильно сказали, что боевой летчик, и тем более красный командир, должен пользоваться уважением людей, уметь руководить, знать, что именно нужно человеку и как этого добиться, не только приказом, но и убеждением, и личным примером.

И тем более хороший командир может и должен поддерживать в коллективе здоровый моральный климат. Уважать его должны не только как командира, но и как лидера, как коммуниста, – помполит продолжал гнуть свою линию, пока не догадываясь, куда клонит собеседник.

– К сожалению, не получается одинаково хорошо делать два дела одновременно. Вы точно заметили про моральный климат. Все верно, поэтому в нашей армии и существуют командиры, отвечающие именно за политическую подготовку, прошедшие специальные учебные курсы, люди, к которым любой боец всегда может обратиться за помощью.

– Поэтому я вам и предлагаю подключиться к общественной работе. Способности есть, опыт наберете. Или вы хотите сказать?.. – Абрамов бросил на Ливанова недоуменный взгляд.

– Да, Дмитрий Сергеевич, я же летчик, я не могу без неба. Я привык, и я хочу летать. Летать лучше, выше и дальше всех. Разве это плохо? Валерий Чкалов тоже не занимался общественной работой, пока Партия не попросила. Но сначала он совершил перелет через Полюс, сначала он совершил подвиг, раздвинул границы нашей Родины не только горизонтально, но и вертикально – в звенящие небеса. Товарищ помполит, Дмитрий Сергеевич, вы уж извините, но нет у меня тяги к общественной работе. Каждому свое. Где родился, там и пригодился.

– Отказываетесь? – Абрамов грустно усмехнулся и махнул рукой. – Ладно, не буду настаивать. Рекомендацию в партию дам, если созреете, товарищ старший лейтенант. Но и наш идеологический фронт прошу не забывать. Помните, вы воюете не за себя, служите не для себя, а ради нашего народа, ради Советского Союза.

– Не забуду, Дмитрий Сергеевич. Спасибо вам большое за понимание. Если что от меня потребуется, всегда рад помочь.

– Не за что, – подбодрил старлея помполит.

В этот же день сам Овсянников заглянул посмотреть на тренировки эскадрильи. Подполковник внимательно наблюдал за маневрами тройки «ДБ-ЗФ» над окраиной летного поля, молча дождался, когда все экипажи приземлятся, доложатся старшему инструктору и командиру эскадрильи. Владимир Ливанов решил первым с расспросами не лезть, спокойно перечитывал инструкцию по пользованию коротковолновой радиостанцией ближней связи. Доклады приземлившихся летчиков он выслушал спокойно, сделал пару замечаний и дал разрешение на взлет следующей тройки.

– Я сначала не очень верил, а теперь сам вижу: работа у тебя идет, – заметил командир полка, когда все три самолета оторвались от бетонки и ушли в небо с набором высоты.

– Стараемся, товарищ подполковник.

– Хорошо. Когда планируете перейти к ночным полетам?

– Через два-три дня, если инструкторы дадут добро. Я планирую сначала пересесть на свои самолеты, а уже потом переходить к ночным тренировкам.

– Правильно мыслишь. Готовься сдавать дела, свою эскадрилью сколотишь, и я тебя снимаю с учебной группы. Полку давно нужна четвертая эскадрилья.

– Благодарю, товарищ подполковник.

– Не за что, – отмахнулся Иван Маркович.

Сам того не понимая, Овсянников завершил разговор с Ливановым той же самой фразой, что и помполит. Надо ли говорить, но воспринято это было иначе. Если после слов Абрамова Владимир вежливо кивнул, напялив на лицо маску легкого сожаления, то сейчас он искренне был рад тому, что его старания замечены и одобрены. Последние дни учебы, и снова в бой. Почему-то Ливанов считал, что однополчане за глаза осуждают тех, кому выпало «прохлаждаться» в учебной эскадрилье, пока остальные экипажи безропотно тянут лямку еженощных боевых вылетов через огонь и непогоду.

Глава 20
Передышка

Новый день – новые хлопоты. С точки зрения Ивана Марковича, это правило в последнее время неукоснительно подтверждалось. Несмотря на свежее пополнение, активный состав полка опять сократился. Слишком много самолетов получили повреждения за последние ночи.

Овсянников уже собирался докладывать в штаб корпуса, просить, чтоб полк на несколько дней сняли с боевой работы. Иначе на следующее задание пришлось бы выпускать только одну эскадрилью, четвертую. А это риск – пусть техника у старшего лейтенанта Ливанова новая, самолеты хорошие, но зато треть состава – неопытный молодняк, а остальные только-только освоили новые самолеты. Иван Маркович боялся за людей, не хотел отправлять новоиспеченного комэска на сложное задание.

К счастью, рапорт так и остался в столе, и в штаб корпуса подполковник Овсянников не полетел. Помогла погода. Кто-то там на небе снисходительно отнесся к проблемам командира советского дальнебомбардировочного полка и обеспечил долгожданную передышку.

Днем 18 сентября пришло штормовое предупреждение, а следом приказ, отменяющий полученное накануне боевое задание. Мелочь, а приятно. Благодаря грозовому фронту получили две ночи отдыха. Весь следующий день погода тоже не радовала, ни о каких полетах и речи быть не могло.

Долгожданное затишье между боями спасало не только полк Овсянникова, вся дивизия спешила воспользоваться подарком судьбы и подлатать матчасть. Немцы тоже не сильно переживали из-за сорванных планов командования. Если бы не закапризничала погода, все равно пришлось бы останавливать воздушное наступление на несколько дней. Заданный темп сражения не выдерживали не только люди, но и техника. Перед очередным наступлением требовалось привести в порядок изрядно потрепанные воздушные эскадры.

Об англичанах и говорить нечего. Они восприняли передышку как манну небесную. Противник спешно восстанавливал разбомбленные аэродромы, ремонтировал самолеты, оборудовал новые позиции зенитных орудий, восстанавливал повыбитую за последние дни сеть постов ВНОС. Армия и мобилизованные рабочие отряды спешно сооружали укрепления в южной Англии, на десантоопасных направлениях.

А летчики обеих сошедшихся в смертельной схватке сторон, простые истребители и бомбардировщики, тихо радовались свалившемуся на них отдыху. Война войной, а пара лишних часов сна еще никому не вредила.

В нашем полку вечером 18 сентября организовали второй с момента перебазировки на аэродром Ла Бурж концерт самодеятельности. Помполит в этом отношении оказался молодцом – радовал личный состав не только лекциями о политическом положении и здоровом образе жизни, но и такими вот мероприятиями.

Подготовку к концерту начали еще днем, когда стало ясно, что все вылеты на сегодня отменяются. Первым делом Дмитрий Сергеевич объявил запись всех желающих выступить и продемонстрировать свои таланты. Заодно помполит лично обошел всех, кому, по его мнению, излишняя скромность мешала раскрыть природные дарования и убедил не прятать от народа способности, а показать, что наши еще как могут. Нашими в каждом конкретном случае оказывались штурманы, стрелки, механики, мотористы, бойцы БАО, рота охраны. Надо отдать Дмитрию Сергеевичу должное – умел он подмечать способности и особенности каждого, общественную работу вел не для галочки.

Овсянников тоже подготовил сюрпризец. Пригласил на концерт соседей из первой группы второй бомбардировочной эскадры люфтваффе. Подполковник решил воспользоваться поводом и дать своим людям возможность поближе познакомиться с немецкими коллегами.

Нехорошо получается – в небе над Англией встречаемся, работаем вместе, а на земле и не знаем, где их аэродром находится. А «Юнкерсы», оказывается, всего в трех десятках километров от нас базируются. Раз высшее руководство не имеет ничего против немцев, сотрудничество развивает во всех сферах, то нам, грешным, тем более не стоит пренебрегать обществом союзников.

Немцы от приглашения не отказались. Прикатили точно в назначенное время почти всем своим летным составом. Вечером после ужина однополчане вместе с гостями собрались в пустом ангаре рядом со складами на дальнем конце летного поля. Другого подходящего помещения, способного вместить всех желающих, не было. Ребята втащили сколоченные заранее скамейки, включили лампы, и началось…

Концерт вышел на славу. Пусть среди однополчан не оказалось профессиональных артистов, певцов, поэтов, музыкантов и танцоров. Все это ерунда. Главное – от души. Аплодировали всем. Наиболее понравившихся исполнителей просили выйти на бис.

Лейтенант Гордеев, декламировавший стихи Маяковского и Хлебникова, еле вырвался со сцены, однополчане никак не хотели его отпускать. На законную жалобу: дескать, горло пересохло, язык заплетается, не менее дюжины человек разом вызвались сбегать за лекарством в заветный тайник, но только чтоб Дмитрий еще что-нибудь прочел. Пришлось вмешаться старшему политруку Абрамову и вызволить бедного чтеца. Впрочем, сам Гордеев по этому поводу не расстраивался и клятвенно обещал в следующий раз продолжить выступление.

За чтением стихов последовала виртуозная игра на балалайке под аккомпанемент бутылок, ложек, свистков и других, с позволения сказать, «инструментов». Отличились в этом деле комвзвода Паршин и целая бригада механиков.

Не успели стихнуть аплодисменты, как вперед вышел Виктор Фролов. Сбросив гимнастерку и рубаху, стрелок прошелся перед товарищами, поигрывая мышцами, и попросил притащить вон ту железяку. Блок цилиндров авиационного двигателя несли трое обливавшихся потом механиков. Зал притих. Виктор обошел вокруг бандурины, поплевал на ладони и присел, взявшись руками за корпус.

– Р-р-раз! – мышцы на плечах и руках воздушного стрелка вздулись буграми.

Атлет взял вес на грудь. Толчок! Блок цилиндров в центнер весом взлетел вверх. Зал взорвался аплодисментами. Фролов сделал пару шагов с грузом на вытянутых руках, повернулся, красуясь перед товарищами, отнес железку в дальний угол и бросил наземь.

– Ура-а-а! – загремело под сводами ангара. Ребята повскакали с мест, аплодируя полковому силачу.

Следующим номером Виктор Фролов вытащил на сцену Ливанова и Хохбауэра и усадил их себе на плечи. Богатырь играючи поднял обоих командиров одновременно и пронес по сцене, а затем в зал.

– Вот это да!

– Ура!!!

– Знай наших! – выкрикнул кто-то из воздушных стрелков.

Выступление прошло на ура, овации не стихали до тех пор, пока помполит не объявил выступление чечеточников. Потом экипаж майора Чернова разыграл короткую пьесу. Талантов в полку было немало. Всех поразил державшийся особняком, стеснительный лейтенант Загребущий. Только недавно прибывший в полк молодой летчик очаровал товарищей художественным свистом.

На каких-то десять минут ангар превратился в весенний лес. Пение соловья, иволги, клекот дрозда, уханье совы, чириканье воробьев и синиц – это было непередаваемо. Под конец выступления Загребущий изобразил звук идущего на посадку «ДБ-3», да так натурально, что несколько человек выскочили на улицу посмотреть, кого это там принесло в такую непогоду и не стоит ли включить посадочные прожектора?

Приехавшие на концерт немцы вначале стеснялись, держались особняком. Хотя то тут, то там завязывались случайные разговоры между нашими и гостями. Командир кампфгруппы майор Гюнтер Поленц, видя такое дело, показал своим пример, подсев к подполковнику Овсянникову и предложив тому угоститься коньячком. С точки зрения Абрамова, это была натуральная диверсия – раз командир прилюдно остаканивается, то и подчиненным не возбраняется. Ради приличия командиры вышли на минуту за ворота. Гюнтер Поленц прекрасно понял своего русского коллегу – нечего людям дурной пример подавать. Это подводники на отдыхе пьют почище поляков, летчикам же к лицу умеренность.

Дальше дело пошло веселее; видя, что руководство идет на неформальный контакт, простые летчики, штурманы и стрелки тоже потянулись к соседям. Языковой барьер сломали быстро. Все советские стрелки-радисты еще в Союзе прошли курсы немецкого языка, остальные уже во Франции поднабрались словечек и выражений.

И как всегда в таких случаях, люди меньше всего думали о разнице в идеологии, политических вопросах и прочих глупостях. Человека интересует обычная жизнь. Каково денежное содержание военного и есть ли какие-то льготы? Как семья, где дети летние каникулы проводили? Как там у вас с жильем? Что бывает в магазинах и в какую цену? Обсуждались налеты английской авиации на немецкие города.

Выступления шли одно за другим. Наконец-то осмелели и гости. Компания летчиков подошла к старшему политруку Абрамову – в нем безошибочно узнали главного распорядителя концерта, попросили разрешить и им исполнить пару песен. Естественно, инициатива была воспринята на ура. Следом за этой группой на сцену потянулись и другие. Так концерт самодеятельности незаметно перерос в вечер дружбы между народами, как потом с пафосом выразился помполит.

Закончились выступления поздно ночью. Пока чествовали наиболее отличившихся артистов, пока провожали гостей, не заметили, как время перевалило за полночь. Бывает. Завтра все равно полетов не будет, так что нечего беспокоиться о соблюдении режима. Людям иногда надо отдыхать.

Сам Овсянников мероприятием остался доволен. Такие концерты сплачивают людей, позволяют им на несколько часов забыть о войне и вернуться в мирную жизнь. Пусть даже так, просто забыться. Забыть, что завтра опять идти в бой и опять кто-нибудь не вернется на аэродром. Усталый и довольный Иван Маркович лично обошел посты периметра, заглянул на КП и отправился домой. В эту ночь он впервые за последнее время выспался. Разрядка благотворно сказалась не только на рядовых летчиках, но и на командире.

Ненастье держалось недолго, всего две ночи. Вроде пришло время вновь наведаться в гости к островитянам. Однако командование не спешило поднимать в небо потрепанные эскадрильи. Полковник Судец дал своему корпусу еще два дня отдыха дополнительно. Пусть мало, пусть все самолеты за это время не отремонтируешь, но хоть что-то. Кроме того, интендантская служба клятвенно заверила командиров полков, что со дня на день ожидается эшелон с новыми двигателями.

Расход моторесурса уже стал головной болью дивизионных ремонтных служб. Особенно остро встала проблема для полков, первыми вступивших в бой с противником. Механики скрупулезно отмечали отработанное моторами время в журналах, а затем напоминали зампотеху: пора менять, ресурс к концу подходит. А новых моторов пока не было. Те, что привезли вместе с тылами, давно поставили взамен покалеченных в боях.

Неблагодарна служба в инженерно-технических частях. Герои, о которых не пишут в газетах и забывают представлять к наградам. Считается, не за что – самолеты же они не сбивают и противника не бомбят.