Текст книги "Бомбардировщики. Полная трилогия"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

А о том, что без механиков и аэродромного персонала самолеты не летают, многие предпочитают забывать.

Не только среди старшего командного состава, но и в среде летчиков, особенно молодых, было распространено пренебрежительное отношение к техникам. Те, кто постарше и опытнее, наоборот, уважали и ценили своих технарей. Они по собственному опыту знали, что значит нелетающий, пропахший бензином и маслами, с въевшейся под кожу грязью наземный персонал. Молодежь же приходилось учить уважению к людям. Порой жестко.

В своем полку Иван Овсянников не терпел высокомерия по отношению к технарям. «Если бы не авиамеханики и БАО, вы все по сто раз бы разбились», – этой фразой подполковник не раз одергивал возомнивших о себе молодых младших лейтенантов. После чего отсылал провинившегося на аэродром в подсобники механикам латать и перебирать самолетную начинку. Обычно помогало.

После перебазировки во Францию трения между летным и техническим составом исчезли сами собой. Люди старались поддерживать друг друга. Иначе и быть не может. Оружейники и техники не покладая рук восстанавливали изрешеченные пулями и осколками машины, придумывали рацухи, как бы довооружить бомбардировщики, облегчить управление самолетом, ставили дополнительные кислородные баллоны и обогреватели в кабинах. Всё ради своих товарищей.

Летчики, штурманы и стрелки в перерывах между вылетами работали вместе с техниками. На аэродроме неоднократно можно было наблюдать картину, когда буквально падавшие от усталости после второго-третьего вылета орлы выгадывали пятиминутный перекур и, засучив рукава, брались за работу. Латать пробоины, катать тележки с бомбами да снимать кожухи – особого умения не надобно. Здесь нужны руки прежде всего.

Овсянников и Чернов, случалось, в приказном порядке отправляли по квартирам вошедших в раж товарищей. Помогать соратникам – дело святое, но и об отдыхе забывать не следует. Если пилот перед вылетом зевает и рассеянно трет глаза, если штурману хоть спички в глаза вставляй, а лица стрелков серые от усталости, то экипаж положено снимать с задания. Бывало такое пару раз.

Несмотря на мольбы отлученных от вылета «зевунчиков», Иван Маркович был непреклонен. Он прекрасно знал: если штурман напортачит в расчетах, летчик уснет за штурвалом, а стрелки не смогут работать с пулеметами, виноват во всем этом только командир полка. Ответственный обязан лично убедиться в том, что экипаж к вылету готов. И даже если удастся скрыть аварию или ошибку, списать на боевые потери, от угрызений совести никуда не деться. Это самый страшный прокурор. От совести не убежать, самого себя не обманешь.

Вообще говоря, снабжение на этой войне показало себя с лучшей стороны. Подполковник Овсянников порою сердился, ругал интендантов на чем свет стоит, но в душе удивлялся тому, как наладили они работу. Это было чудо. Натуральное чудо. Иван Маркович, не понаслышке знакомый с армейской жизнью, давно уже забыл, что такое своевременное исполнение заявок. Куда привычнее была нехватка самого необходимого и нужного.

Помнится, было дело: в начале лета прекращались поставки авиационного бензина. Самое время для тренировок, и на тебе! Бензин привозили осенью, когда начинались дожди, и о ежедневных вылетах можно было забыть. Командование заявляло, что нефтехимическая промышленность не справляется, и сделать ничего нельзя. Учитесь, дескать, на земле, повышайте уровень политической подготовки и матчасть изучайте!

Прекратилось это безобразие только в прошлом году. Да, аккурат после того, как Гитлер Чехословакию захапал. Так что к финской войне и персидской операции наша авиация успела более-менее подготовиться. Но недостаточно. Летали все равно маловато, меньше, чем надо. За год личному составу навыки не привить, как ни старайся, всех асами не сделать.

Военная угроза все поставила на свои места, а может быть, все дело в новых людях, пришедших в наркомат за последние годы. Ходили слухи, что Валерий Чкалов немало сделал для авиации, продвинул на посты настоящих людей, выпихнул на гражданку несколько высокопоставленных паникеров. Правда или нет, но Чкалов мог многое. К мнению легендарного летчика прислушивались на самых верхах.

Отпущенное на ремонт самолетов время истекало. Недолгое затишье подходило к концу. Затишье, конечно, было не для всех. Судя по регулярным сводкам из штабов люфтваффе, союзники за последние два дня нанесли по острову несколько точных ударов небольшими группами. Просто для того, чтобы не давать противнику расслабляться, держать его в напряжении, заставлять каждую ночь со страхом ждать визита армад бомбардировщиков. Основные же силы люфтваффе отдыхали и ремонтировались.

Днем 21 сентября в полку Овсянникова приключился неожиданный праздник. Из штаба сообщили, что с минуты на минуту на ближайшей железнодорожной станции ожидается прибытие вагонов с авиамоторами и запасными частями. Причем поданная всего три недели назад заявка удовлетворена в полном объеме.

– Как в полном?! – не понял Иван Маркович.

– Всё, как заказывали, товарищ подполковник, – прозвучало в трубке. – Срочно организуйте встречу и доставку на аэродром.

– Ну, спасибо! Век не забуду, – пророкотал Овсянников.

Естественно, подполковник не очень поверил штабисту. Не бывает такого в этой жизни. Родное интендантство, даже в довоенные годы, частенько забывало самые необходимые вещи и снисходило до нужд полков и эскадрилий, только когда командование как следует нажмет, да и то даже в этом случае результат не был гарантирован. Что уж говорить о войне!

Чудес не бывает, но сегодня чудо произошло. Обыкновенное чудо, принявшее вид посыльного, прилетевшего в кабинет командира полка в шестом часу вечера.

– Товарищ подполковник, военинженер второго ранга Селиванов просил передать, что он задержится на станции до утра. Организует выгрузку и приемку груза. Просит срочно прислать солдат для охраны и сопровождения.

– Он же взял с собой отделение, – изумился Овсянников. – Постой, много, что ли, привезли?

– Товарищ военинженер говорит, что всё по списку. Четыре вагона.

– Чудны дела твои, партия родная, – пробормотал себе под нос подполковник, озадаченно почесав затылок.

Так не бывает, но так было. Аристарх Селиванов вернулся в полк только на следующий день к обеду. К этому времени спешно сформированные автоколонны перевезли на аэродром весь поступивший на станцию груз. Люди работали всю ночь, без передыху. Тяжело было, но управились. Вагоны разгрузили, все проверили и доставили по адресу. Машины всю ночь сновали между станцией и воздушной базой.

Погрузка, перегон, разгрузка. На аэродроме у складов распоряжались два зама Аристарха Савельевича. Людей у них было мало. Попытавшихся проявить трудовой энтузиазм летчиков и стрелков майор Чернов лично прогнал с аэродрома. Назавтра планировались боевые вылеты, причем дневные. Пришлось ребятам умерить пыл и идти спать – в полку на этот счет было строго. Приболевших, уставших, засыпавших на ходу после бессонной ночи к самолетам не подпускали.

К работе на разгрузке привлекли бойцов БАО, тех, кого не забрали на станцию. Управились. Людям даже удавалось вырывать минуты отдыха между разгрузкой одной автоколонны и прибытием следующей. Да если бы и не было отдыха, все равно жаловаться бы не стали. Это приятная, полезная, хорошая работа: принимать долгожданные запчасти, патроны, бочки с маслами, заколоченные ящики с авиационными пулеметами и стрелковым оружием, тюки с обмундированием, спасательные комплекты (было и такое, на случай, если придется садиться на воду) и моторы.

Авиационные моторы! Долгожданный груз. Здесь снабжение отличилось по полной. Пришли не только три десятка «М-85» для «ДБ-3», но и новенькие «М-88Б» для «ДБ-ЗФ». Это уже подарок от командования корпуса. Люди Овсянникова еще не успели обеспокоиться вопросом замены моторов на новых машинах, когда те выработают ресурс. Моторами полк обеспечили на пару месяцев плотной боевой работы. Это позволяло уже завтра, нет, сегодня ставить на капитальный ремонт наиболее изношенные машины.

Сам Аристарх Савельевич радовался моторам, как ребенок. Инженер лично осмотрел каждый двигатель, сам вскрывал кожухи, придирчиво заглядывал в железные внутренности и тщательно перечитывал формуляры. Пусть он устал, пусть глаза красные и слезятся после бессонной ночи, пусть ноги гудят от усталости – все это ерунда. Главное – сегодня день инженера полка, сегодня можно будет приступать к работе и заставить Овсянникова снять с полетов отработавшие свое машины.

Селиванов в душе понимал, что командир полка не по своей воле гонит в бой самолеты с изношенными моторами, с залатанными «на живую нитку» консолями и дырявым остеклением кабин. Понимал рассудком, но в душе не мог с этим смириться. Слишком уж военная реальность шла вразрез с устоявшимися представлениями о правильной эксплуатации техники и въевшимися в кровь и плоть нормативами.

А между прочим, каждый норматив писался кровью тех, кто в свое время понадеялся на авось и ставил «классовое чутье» и неумный приказ выше здравого смысла. Настоящая война все это отменила. Даже на финской и тем более во время недавней персидской операции было не в пример легче. Битва за Англию превзошла по интенсивности использования авиации и напряжению все военные конфликты со времен Гражданской. Да тогда и не было у Советской Республики таких самолетов и стольких авиационных дивизий. Не было тогда таких жутких многодневных боев. Не было операций, проводившихся силами одной только авиации.

В этот день Иван Маркович, несмотря на все свое желание помочь, был вынужден свалить техническую работу на инженера полка и переключиться на другие дела. Утром пришел приказ нанести удар двумя эскадрильями по Фултону. Затем после обеда еще один вылет и ближе к вечеру очередное распоряжение штаба – на этот раз требовали пробомбить Ливерпуль. Осатаневший, только что вернувшийся с боевого задания Овсянников заикнулся было, что у него нет свежих экипажей, как в ответ ему напомнили о днях отдыха и справедливо поинтересовались: чем занимался полк?

С полковником Судцом спорить сложно, человек он грамотный и въедливый. Комкор обычно всегда в курсе положения дел в частях, иногда даже лучше своих командиров полков. Кроме того, удар по Ливерпульскому порту был приурочен к приходу крупного конвоя. Авиационное командование посчитало необходимым доделать недоделанную моряками работу.

Если уж не смогли помешать проводке конвоя, надо не дать ему разгрузиться. Как понял из разговора Овсянников: на эту и ближайшие ночи корпус переключается на работу по вражеским портам.

В результате полк все же выделил группу для налета на Ливерпуль. Ядром группы стала эскадрилья старшего лейтенанта Ливанова, к ней добавили успевшие отдохнуть экипажи с исправными самолетами. Краткий инструктаж, проработка маршрута и времени удара, заправка бомбардировщика и подвеска бомб. Они управились. К полуночи Иван Маркович докладывал в штаб, что 18 экипажей готовы, могут лететь.

Опасения у подполковника вызывал старлей Ливанов. Человек в последнее время не летал на боевые задания, да и эскадрильей раньше не командовал. Мог растеряться, сплоховать, не выдержать груз ответственности. Всякое бывает. Овсянников помнил случаи, когда пилоты намного опытнее Ливанова не справлялись с новой должностью, не успевали настроиться на новый уровень ответственности и в результате теряли людей и заваливали работу. В жизни всякое бывает.

Глава 21
Вода и огонь

За остеклением фонаря расстилается темная осенняя ночь. Луны нет. В морозном небе светят яркие холодные огни звезд. Внизу, под крылом бомбардировщика, расстилается серость облачной пелены. Хорошая погода для дальнего рейда. С земли вообще невозможно ничего разглядеть, даже не понять, откуда, с какой стороны доносится приглушенный гул авиационных моторов. Разве что радарами засекут.

– Командир, могли бы напрямую лететь, – подал идею штурман, – союзники давно все радиометрические станции к чертям собачьим вынесли.

Идея хорошая но, как обычно, запоздавшая. Курс группы уже не изменить. Режим радиомолчания, на связь можно выйти только при чрезвычайных обстоятельствах, под которыми в штабе понимают угрозу гибели всей группы. И время выхода к цели рассчитано с точностью до минуты. Две эскадрильи «ДБ-3» и «ДБ-ЗФ» должны появиться над Ливерпулем с первыми лучами солнца.

– Штурман, еще один промер, пока звезды видны.

– Уже сделал, – следует немедленный ответ, – до поворота восемь минут топать.

Хваленая немецкая точность, но сегодня лейтенант Хохбауэр казался немного рассеянным, обычно он рассчитывал полетное время с точностью до секунды.

– Стрелки, глядеть по сторонам. Не спать – опасности нет. В такую ночь даже сумасшедший пилот не сможет выйти на перехват, но порядок есть порядок.

– Нет ничего, товарищ старший лейтенант, – первым отозвался Витя Фролов.

– Ведомых вижу, держатся. Наблюдаю звено Орлова, – послышался хрипловатый голос стрелка-радиста. – Вижу всех. Потеряшек нет.

– Сплюнь, Серега, – смеется Ливанов.

Подходим к точке поворота. Сегодня у Ливанова первый вылет командиром группы. Нет нужды лишний раз напоминать, что это большая ответственность, на душе и так тревожно. Макс Хохбауэр молчит, наверное, занят – курс рассчитывает.

Перед вылетом Иван Маркович настоятельно рекомендовал не доверять радиомаякам Исландии и Дублина. В последние дни они работали с перебоями, постоянно меняли частоту. До англичан, наконец, дошло, что не только они пользуются этими пеленгами.

– Командир, прислали прогноз погоды, – тревожно звучит голос Зубкова, – с Северной Атлантики надвигается шторм. Над Шотландией местами облачность До 800 метров. Цель может оказаться закрытой.

– Плохо.

– Зато истребители не поднимутся, – успокаивает Хохбауэр.

– И порт не пострадает, – хмыкнул в ответ Владимир Ливанов.

Истребители – это не самое страшное, они могут помешать при отходе, и мало их сейчас на севере Англии; все, что может летать, лимонники к Лондону стянули. Куда опаснее зенитный огонь. После наших первых ударов ПВО Ливерпуля усилена. Особист говорил, по данным немцев, сейчас это для англичан чрезвычайно важный объект. Единственный порт, который бомбили всего пару раз.

Крупный, хорошо оснащенный порт, способный быстро обработать прорвавшиеся к Англии транспорты. А каждый разгрузившийся транспорт – это бензин, зенитки, снаряды, взрывчатка, хлопок, металл, машины, танки, моторы, самолеты. Каждый транспорт – это кровь, это смерть наших товарищей в битве за Англию.

– Подходим к реперной точке. Корнуолл миновали, – докладывает штурман. – Все, товарищ командир, поворачивайте, – обращение непривычное для Макса. Значит, тоже волнуется, раз перешел на официальный тон.

Послушный воле пилота тяжелый бомбардировщик свалился в правый вираж и, натуженно гудя моторами, лег на новый курс. Если Макс Хохбауэр не ошибся, сейчас идем вдоль западного побережья Англии.

– Ведомые держатся, как на поводке, – заметил глазастый Зубков. – Черчилль увидит, побежит с горя коньяк хлестать.

– Пусть хоть упьется до синих чертей, – довольным тоном прокомментировал Ливанов.

Пристрастие английского премьера к коньяку было слишком хорошо известно, газеты антиимпериалистического пакта чуть ли не каждый день прохаживались по этой маленькой слабости Черчилля. Шутка давно перестала быть смешной.

Выправив самолет, Владимир Ливанов огляделся по сторонам. За остеклением темень, видны только крылья и моторы своего самолета, холодные звезды над головой и серая облачная твердь внизу. Да еще можно разглядеть идущие рядом машины товарищей.

Взгляд на приборы: скорость 360 км/ч, высота 4300 метров, стрелки термопар моторов застыли на зеленом участке шкалы, курс на северо-северо-восток. Идем точно по расписанию. Лицо старлея исказила кривая ухмылка – не сглазить бы. Когда все слишком хорошо начинается, следует ждать подвоха. Дедушка в таких случаях всегда советовал постучать по дереву или сплюнуть.

Какой это вылет по счету? Двадцатый? Двадцать четвертый? Владимир сам уже сбился со счета. У многих товарищей вылетов было больше, они почти каждую ночь работали по Англии, пока Ливанов с учебной эскадрильей над аэродромом круги наматывал. Перерыв давал о себе знать, на душе неспокойно, отвык от ночных бомбардировок. Сейчас Владимиру кажется, что его самолет попал в прицел вражеского ночного истребителя, вот-вот вывалится гад из темноты и даст залп из всех пулеметов.

Да еще к мощи моторов новой машины не привык. Бомбардировщик тащит почти две тонны бомб, а как будто порожняком летим. Но Владимир сам перед вылетом проверил оружейников – все точно. Семь «ФАБ-250» в бомбоотсеке и на внешних подвесках. Перепроверять крепление бомб летчики и штурманы стали недавно. Были в полку случаи, когда бомба не отцеплялась от держателей. Приятного в этом мало. Можно уронить «колотушку» при посадке и самому звездануться к чертовой матери.

– Как мальчишка! – буркнул Ливанов, он понимал, что опасности нет, тревога напрасна, но ничего не мог с собой поделать.

– Кого так ругаешь? – поинтересовался Макс.

– Всех, – бросил в ответ летчик, – лучше вниз смотри.

– Тогда ладно, а я думал, Диму, – хмыкнул Хохбауэр, вспоминая недавний случай с лейтенантом Гордеевым.

Наш Дима умудрился влюбиться по-черному. Напрочь. До безобразия и потери пульса. До потери рассудка. Иначе как объяснить тот бред, который он вчера нес?! Хорошо еще остатков мозга хватило громко не шуметь, а поделиться своими открытиями с друзьями. Вразумили, естественно.

Владимир и Макс быстро объяснили приятелю, что о таких вещах лучше помалкивать в тряпочку, а еще лучше вообще не забивать себе голову всякой ерундой. Тем более что все это – чушь несусветная, советское правительство, может, иногда и ошибается, но в целом курс держит верный. И вообще, это империалисты на нас первыми напали, а Гитлер все одно лучше такого же проходимца Черчилля. Первый хоть союзник, а не подлый агрессор. Немцы, конечно, не идеал, коммунистов преследуют и в Испании против нас воевали, но сейчас они союзники. Этим все сказано.

И нечего верить россказням о якобы злобно замученных цыганах и жестоких убийцах из СС и гестапо, по утрам пьющих кровь еврейских младенцев. Чушь все это. Мало ли кого там в Германии запрещают. Это их внутреннее дело. У нас тоже сажают взяточников и казнокрадов. Плакать о поломанной судьбе этих горемычных?! Нетушки! Кто работает честно, тому бояться нечего.

Ладно, все это мелочи жизни. Сегодня у старшего лейтенанта Ливанова не только первый боевой в качестве комэска и командира группы, но и первый боевой вылет на новом «ДБ-ЗФ». Хорошая машина. Эти бомбардировщики сразу располагали к себе, внешне, почти как старый добрый, надежный «ДБ-3», но кабины удобнее, силуэт более обтекаемый, хищный, моторы новые под 1100 лошадок, бомбовая нагрузка выше, скорость больше.

А вот вооружение не очень отличалось от старой машины. Прибывшие вместе с самолетами инженеры объяснили, что, да, были предложения поставить в кормовую турель ШВАК, а нижнюю заднюю полусферу прикрыть крупнокалиберным БТ. По словам заводчанина, скандал был страшный, требуемое армией вооружение в машину не вписывалось, понадобилось бы слишком много переделок.

После жесткого разговора с заказчиком завод планирует запустить в серию новую машину с усиленным оборонительным вооружением, но будет это не завтра. Может быть, в следующем году. А вот экипажи сразу планировались из четырех человек. Дошло до больших чинов, что нельзя одному стрелку две точки обслуживать. Сколькими жизнями пришлось заплатить, пока не поняли, что надо сажать в машину второго стрелка.

Отогнав от себя горькие мысли о тщетности бытия, Владимир перевел взгляд вверх, на небо. Над головой чисто, только бездонная звездная бездна. Огромная сияющая огнями дальних миров небесная сфера. Считается, чем выше поднимаешься, тем звезд больше и они кажутся крупнее. Сегодня ночь штурмана, по звездам куда угодно можно группу вывести, хоть прямо в гости к Рузвельту или Черчиллю с горячим красноармейским приветом.

Главное, лишь бы стратосферные облака не нагнало, чтоб Макс ориентировку не потерял, а то выйдет, как было у соседей с группой капитана Северского. Тоже шли к цели ночью по счислению и заблудились, вместо Манчестера свалились прямо на Эдинбург. Ребята рассказывали, они тогда сильно удивились, увидев перед глазами воды залива. Хорошо, не растерялись, отбомбились по порту и заводам.

Надо сказать, что группа капитана Северского отвалила в сторону моря, сбросив бомбы ровно за полчаса до появления союзников. К чести немцев, они быстро сориентировались и отбомбились по освещенным пожарами целям. Англичане же сначала приняли «Хейнкели» за своих перехватчиков, а когда разобрались, было уже поздно.

Вид звездного неба над головой навевал ностальгию, воспоминания о школьных годах. Неожиданно перед глазами возник Павел Сергеевич, учитель физики, заодно преподававший астрономию, низкорослый сухонький старичок с неожиданно молодыми небесной синевы глазами. Вспомнились будоражащие воображение рассказы Павла Сергеевича о звездах, о других планетах нашей системы, об астрономических наблюдениях.

«Именно в нашей стране работал гениальнейший ученый Константин Циолковский, принципиально доказавший возможность постройки космической ракеты. И именно в нашей стране с самым передовым в мире строем должна быть и будет построена первая ракета. Именно советский человек первым ступит на Луну, Марс, Венеру и другие планеты», – при этих словах учитель показывал на цветную схему ракеты и переходил к рассказу о ее устройстве.

Они с Васей Наговицыным просиживали ночами на чердаке, наблюдали звездное небо, следили за движением планет и считали падающие звезды. Метеоры, как говорил учитель. Именно тогда Володя и решил поступить в военное летное училище. Вовремя понял, будущих космопроходцев будут набирать из военных летчиков.

Задели за живое Володю рассказы учителя астрономии, его горящие глаза и возбужденный голос, когда он объяснял законы небесной механики. А что?! Придет время, социализм построим, всего у нас будет в достатке, тогда и к другим мирам станем трассы прокладывать. Именно так рассуждали мальчишки. Немного наивно, но зато искренне.

Уже потом, через много лет, после выпуска из училища, Ливанов понял, что с космическими просторами придется повременить. Война надвигается, империалисты все никак не успокоятся, готовы перегрызться между собой, а заодно на Советскую Россию зубы точат. Во время финской войны выяснилось, как рассказывал помполит, что рабочий класс за границей не спешит сбрасывать ярмо угнетателей. Хорошо им мозги промыли, заразили национализмом. Впрочем, проблемы заграницы старшего лейтенанта Ливанова не волновали – своя рубашка ближе к телу, а те пусть сами на своем опыте шишки набивают. Чай, не малые дети.

Недаром Сталин говорил: сначала надо у нас социализм, а потом коммунизм построить, на своем примере показать все преимущества нашего строя. Иначе нам не поверят. Иначе нас растопчут. Вождю Ливанов верил. Это троцкисты хотели превратить всю страну в военный лагерь, на костях советских людей въехать в светлое будущее. Вовремя их разоблачили, чуть-чуть не втянули они нас в войну за Чехословакию, чуть было не рассорили с немецкими товарищами.

А что было бы, если бы троцкисты победили? Тогда против нас не только английские империалисты, но и немецкие национал-социалисты бы выступили, пришлось бы против всего мира сражаться. Какую там Англию бомбить?! На границе пришлось бы отбиваться. Немцы – это не англичане, ребята серьезные. Драться с ними куда тяжелее, чем с империалистами. Владимир это знал на собственном опыте.

Он своими глазами видел, как люфтваффе воюет, приходилось совместно с «Мессершмиттами» работать, от перехватчиков отбиваться. Ливанов до сих пор помнил горящий, но не свернувший с курса «Юнкерс», огненную комету, упрямо прущую к цели. Такие вещи не забываются. Это не пропаганда, это настоящее. Ради красных слов жизнью не жертвуют, тут дело серьезнее.

Ночью в кабине бомбардировщика хорошо думается. Вся мелочная суета осталась внизу, вокруг только небо и звезды, впереди – ад зенитного огня и вражеские перехватчики. Наверное, правы врачи, в такие минуты мышление раскрепощается, риск, ожидание схватки заставляют мозг работать на всю катушку. И душа перед боем очищается. Тягучие минуты и часы полета настраивают человека на философский лад. Это пехотинец перед боем скрашивает невыносимость ожидания грубоватыми шутками. В кабине самолета ты совершенно один, с товарищами только по переговорному устройству общаться можно. Вот и получается, что ты один на один с небом остаешься.

Скорее бы война закончилась. Ливанов не верил тем, кто говорил, будто все только начинается. Не верил, что можно годами драться за перепаханный снарядами вдоль и поперек клочок земли, как это было в германскую. Должны же люди понимать, что так нельзя. Нельзя все решать тупой силой. Война никому ничего хорошего не дает, только позволяет империалистам набивать карманы.

Взять, к примеру, англичан. Тоже надеялись погреть руки на военных контрактах. Сами и раздули пожар войны в Европе. Вооружали Польшу – «нелепое детище Версальского договора». Спровоцировали Финляндию на конфликт с СССР. Когда у них не получилось руками финнов заграбастать Карелию, сами нанесли подлый удар по Баку и Мурманску. Исподтишка, без объявления войны. Думали, Союз испугается, шиш вам! Нас так просто не возьмешь!

Слева мелькнула темная тень. Показалось? Нет. Вон опять что-то мелькнуло. Над облаками блеснул огонек, видимо, пламя из патрубков мотора. Самолеты. Идут без огней. Целая эскадра. Наши? Группа идет разрозненно, максимум держатся вместе звеньями. Кто-нибудь вполне мог забраться левее.

Вскоре Ливанов понимает, что ошибся. Это явно не наши и не союзники. Немцы пока отказались от ночных налетов, а наших летчиков всегда предупреждают, если по близким маршрутам идут две группы. И силуэты незнакомые. Небольшие двухмоторные машины, идут над облаками, как и мы. Дистанция в три-четыре километра. Хотя ночью тяжело определить расстояние, всё кажется меньше и дальше, чем на самом деле. Но это точно не наши, силуэт сильно отличается.

– Приготовиться к отражению атаки! – короткий приказ по СПУ. В голове мелькнула шальная мысль – видят ли ведомые? Радиомолчание нарушать не хотелось. Владимир «зажал» стрелки приборов, самолет на мгновение замер на месте и качнул крыльями: делай, как я.

Чужие самолеты медленно приближаются. Идут курсом на пересечку.

– Командир, это «Бленхеймы», – в голосе Зубкова звучит уверенность. Опасные машины, легкий бомбардировщик, маневренности и скорости хватает для активного воздушного боя. Плохо будет, если они нас атакуют. С полной нагрузкой особо не поманеврируешь, если очередью не прошьют, так в штопор свалишься.

– Огонь не открывать! – безлунная ночь, может, и не заметят или не поймут, кто идет, примут за своих.

Томительные секунды ожидания. До рези в глазах вглядываешься в темные неясные тени вражеских машин, пытаешься если не сосчитать самолеты противника, это невозможно, так хоть предугадать маневр. Какое-то время две группы бомбардировщиков шли параллельными курсами, затем англичане медленно обогнали эскадрильи тяжелогруженых «ДБ-3» и растворились во мраке. Похоже, они нас не заметили.

К цели группа вышла, как и было рассчитано, на рассвете. Владимир даже не понял, в какой момент темнота за остеклением кабины сменилась мягким утренним сумраком. Глаза Ливанова скользили по темной, испещренной морщинами волн поверхности моря.

То тут, то там с боков, спереди и сзади в небе виднелись силуэты самолетов. В виду берега Владимир открыл окно и выстрелил в небо зеленой ракетой. Сигнал для своих. Затем сбросил скорость и заложил восьмерку. Пара минут ожидания, пока подтянутся разбредшиеся по сторонам экипажи. Вскоре все собрались и не мешкая пристроились в хвост ведущему. Ливанов еще раз пересчитал бомбардировщики – все здесь, никто не отбился. Хорошо. Теперь перестроиться правым пеленгом, и курс на Ливерпуль.

Навстречу самолету бежала светлая полоска берега. Мористее из тумана выглядывали мачты лежащих в дрейфе кораблей. Вчерашний конвой. Это те, кто не поместился в гавани, ждут очередь на разгрузку. Матросы ругают, наверное, докеров, мечтают поскорее дорваться до берега и не понимают, как им повезло. Пока не понимают.

Белая полоска прибоя скрылась под крылом, вдалеке виднеется город. Снижаемся. Облаков нет. Рассеялись ночью. Видимость великолепная, всё как на ладони. Солнце поднялось над краем земли и слепит глаза. Даже темные очки не помогают. Плохо, промахнулись штабные, те, кто операцию планировал. Заход на цель неудачный. Но зато англичане не ждут.

– Командир, возьми немного левее. Выходи на боевой курс. Ударим с первого захода, – подсказывает Хохбауэр.

Штурман прав, раз нас не ждут, следует воспользоваться моментом, не лезть лишний раз под зенитки. Все одно мишеней внизу больше чем достаточно, и без доразведки никто не промахнется. В порту и заливе транспортов должно быть, как сельдей в бочке.

Мелькнула и убежала ниточка железной дороги. Справа по направлению к югу ползет гусеница поезда. Высота 1000 метров. Очередной поворот. Курс прямо на север, маневрирование удачное – солнце не слепит. Виден небольшой городок Беркенхед. Еще один ориентир. Молодец Макс! Вывел группу точно на цель.

– С земли передают: можно работать, – запоздавшее сообщение с командного пункта, там тоже смотрят на часы.

– Сам знаю, – Ливанов резко оборвал доклад радиста. Не до него.

В небе ни одного разрыва, ни одного грязного облачка. Тихое, сонное осеннее утро. А самолеты уже накатываются на залив неудержимой волной рвущих воздух винтов. Впереди сплошной лес мачт, сливающиеся с темной водой серые борта кораблей. За ними угадываются городские кварталы и портовые сооружения.

– Проспали, черти, – злорадно шепчет Владимир и радостно улыбается.

Даже удивительно, у лимонников должны быть радары на кораблях. Должны были засечь еще на подступах к порту. Или?! Подняли перехватчики?

– Смотреть за воздухом! – голос срывается, в горле от волнения пересохло.

Нет. Все чисто. Ливанов сам вертит головой из стороны в сторону, пытается первым заметить опасность, опередить смерть хоть на пару секунд. Бомбардировщик снизился до шестисот метров. В ушах стоит мерный, басовитый уверенный гул моторов. Макс молчит, смотрит через прицел, выискивает цель. В таком состоянии ему никто не может помешать.