Текст книги "Гардарика любовь моя"

Автор книги: Андрей Кедрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

Ужинали они мясной пастой в саморазогревающихся пластиковых банках и какао из термоса. Ели молча, один – сгорая от стыда, другая – все еще злясь на спутника. Алексей несколько раз пытался подобрать слова – и не мог ни извиниться, ни оправдаться даже перед самим собой. Тайра не могла успокоиться, потому осталась без прикрытия по вине напарника, которому доверяла, хотя уже прикидывала, не стоит ли простить Алексея, если он попросит. Но слова раскаяния так и не прозвучали, поэтому оба с некоторым облегчением растянулись на матрасе из баллона, каждый повернулись спиной к спутнику.

Но долго почивать им не пришлось. Алексея разбудила ладонь Тайры, предусмотрительно прикрывшая ему рот. Спутница молча поднесла к его глазам свой шлем с включенным видоискателем камеры. В зеленоватой пелене прибора ночного видения Алексей разглядел несколько белых силуэтов. Только теперь он понял, чем занималась спутница – кроме ловушки, она закрепила над входом миниатюрную видеокамеру и датчик движения. Оба прибора были подключены к электронной начинке шлема и вовремя разбудили хозяйку, показав ей опасность.

– Собаки… – Беззвучно сказали губы девушки. Соснов сел на своем ложе, пристроив на коленях автомат. Существа снаружи, между тем, приблизились осторожными кругами, постепенно сокращая дистанцию. Они напоминали гончих в поиске, которые не знают точно где скрывается добыча, и, к тому же слишком умны, чтобы понять – нужно действовать осторожно, иначе спугнешь дичь раньше времени. Алексей насчитал шесть животных – крупных, судя по всему, не меньше кавказской овчарки. Потомки домашних любимцев и сторожей окрепли и одичали в борьбе за выживание, превратившись – об этом напомнил зудящий шрам на бедре, в опасных хищников.

Первый пес осторожно ступил в подъезд – и, после легкого хлопка взрыва, с визгом бросился обратно, на мгновение ослепив камеру ярко-белой вспышкой от горящей шерсти. В подъезде запахло горелым белком, тошнотворный запах вместе с дымом заполнил все помещение и неспешно потянулся вверх. Алексей заметил всполохи пламени, все еще лизавшие стены подъезда на первом этаже. Его спутница установила в качестве ловушки что-то вроде небольшой зажигательной гранаты – взрыв от нее не очень силен, а вот пламя устойчиво. Костер внизу горел еще минут пять, удерживая остальных собак на расстоянии. Впрочем, у них и так нашлось занятие – стая увлеченно разрывала своего вожака, издохшего от ожога.

– Жизнь берет свое…

– Смерть – тоже. – Сказав это Тайра решила, видимо, прекратить дискуссию – отвернулась от спутника и прилежно засопела. Алексею же больше не спалось, несмотря на длинный день. Он сидел на матрасе, курил сигарету, расплывающуюся дымной горечью во рту, и не мог понять, что же такого неправильного случилось с ними. В такой позе и застала его на рассвете проснувшаяся супруга. Одного взгляда Тайре было достаточно, чтобы понять, что к чему. Покачав головой в адрес Алексея, она звучно сплюнула и оправилась в одну из квартир. К ее возвращению Соснов вышел из оцепенения, достал из рюкзака завтрак – два пластиковых стакана рисовой каши с изюмом, пару кубиков сыра и похожий на небольшой снаряд одноразовый термос с кофе. Сказу же после того, как содержимое было разлито в дар картонных стаканчика, этот сосуд съежился до размера кулака и начал постепенно разваливаться. Проглотив кашу и сыр, Тайра небрежно достала сигарету, и, к удивлению Алексея, умело выпустила дым.

– Ты же, кажется, не куришь? – Девушка вяло отмахнулась от вопроса.

– Говорят, когда-то кофе и табак были традиционными стимуляторами граждан в начале дня. В колледже мы старались соблюдать эту традицию – хотя и выдавали нам в редких случаях по термосу кофе на двоих и пятку сигарет в неделю.

– Не все в старину соблюдали эту традицию – тогда считалось, что дым очень вреден для легких. А никотин – так и для всего организма. Странные люди – они круглосуточно глотали бензиновую гарь автомобильных выхлопов, копоть угольных котельных, чад от одноэтажных хижин с дровяными печками – и боялись лишней сигареты.

– Мракобесие… – Тайра умело затянулась, и легко выпустила дым, тут же запив его глотком кофе из стаканчика.

– Их можно понять – ведь трансплантации свежих органов тогда не производилось… Как ты думаешь, куда нам следует направиться сейчас? – Девушка еще секунду помедлила, словно собирая остатки удовольствия от завтрака, потом достала из нагрудного кармана свой КПК. Под быстрыми прикосновениями пальцев ожила и развернулась карта района. Тайра поколдовала немного – и включившийся мини-проектор отбросил изображение на серую стену.

– Так, мы сейчас вот здесь – в центре южного спального района. Можно пройти дальше, на север, в жилом массиве или свернуть на запад, к реке.

– Это и я вижу. А ты-то сама, что думаешь? – Вопрос для Тайры оказался довольно сложным. Она несколько раз изменяла масштаб карты, переходила со схематического изображения на спутниковую фотосъемку, вглядываясь в каждый дом.

– В районе реки мы наверняка встретим людей. Скорее всего, там находится организованный поселок.

– Откуда у тебя такая уверенность? – Девушка усмехнулась и выключила КПК.

– Женская интуиция, усиленная практическими наблюдениями, знаниями психологии, тактики и стратегии. – От ее насмешливого тона Алексея передернуло. Он все чаще чувствовал себя с ней как калека в присутствии человека здорового. Вслух, однако, он этого не сказал, лишь пожал плечами и одел на голову шлем. Автоматика сразу же ожила, включилась в пассивный режим радиостанция, мигнул экран видеокамеры, бронестекло разом посветлело, приспосабливаясь к полумраку лестничной площадки.

– Идем к реке. – Решился он наконец.

Ничего, кроме следов пламени на стенах не напоминало об утреннм вторжении. Тело собаки уволокли в кусты – об этом можно было судить по образовавшейся в зарослях небольшой прогалине. Сейчас же, обследуя местность при помощи датчиков движения, встроенных в их шлемы, спутники не могли заметить ни одного из напавших на них животных. Тайра помедлила еще, потом привычно махнула рукой и направилась сквозь заросли легкой походкой, словно ввинчиваясь между ветками и стволами. При этом она не забывала замирать, прислуживаясь и сканируя местность через каждые десять шагов – Толька такое движение – короткими перебежками и позволяло Алексею не отставать от спутницы – сам он гибкостью похвастаться не мог, и периодически застревал в кустах.

Через пару часов остовы многоэтажек остались позади. Тайра быстро опустила руку вниз и опустилась на землю сама, подавая спутнику пример. В нескольких шагах от них расстилалась пустошь, поросшая полынью и редкими пучками какой-то травы с длинными стеблями. Остатки асфальтовой ленты шоссе пересекали ее по диагонали, теряясь в серо-зеленой массе далеких строений. До следующего городского района была пара километров. Алексей мысленно ругнул архитекторов, создававших план застройки с такими проплешинами и поднес к глазам бинокль. Они изучали площадку не менее получаса, прежде чем сорвались с места и бегом преодолели расстояние до ближайшего куста травы. Там снова залегли, огляделись и сделали следующий рывок.

Оказавшись среди развалин, Соснов украдкой вздохнул, радуясь, что этот этап позади. Часть города, в которой они оказались, немного отличалась от предыдущей – здесь были остовы зданий с большими оконными проемами – очевидно, школы, больницы или еще что-то. Были и вычурные строения с колоннами по фасаду – даже не заходя внутрь, можно было понять, что это кинотеатры и административные сооружения, построенные в середине ХХ века. Вдруг Тайра резко остановилась, указав на что-то. Впереди, в нескольких кварталах от спутников, к небу поднималось легкая струйка дыма. Алексей покопался в памяти – там должно было находиться какое-то крупное строение – склад или несколько корпусов небольшого завода.

Улица сделала поворот и перед глазами путников развернулась широкая и чистая лента реки. А на берегу ее возвышалось несколько построек с под железными крышами, похожие на большие гаражи. Рядом с их стенами стояли высокие стальные мачты, на макушках которых неспешно вращались лопасти гигантских пропеллеров. Дым поднимался из небольшого строения, казалось, наполовину закопанного в землю. Путникам удалось разглядеть немного – весь комплекс был огорожен старым – видимо, еще родным железобетонным забором со стальными воротами. В ста метрах от него, как бы отделяя постройки от остального города, возвышался пяток земляных холмиков. При виде их Тайра презрительно хмыкнула.

– Вояки…Ну кто так ДОТы строит! Посадили в яму дурака с карабином и думают, что охрана обеспечена!

– Если там кто-то живет, значит, укрепления простояли полвека. То есть, они вполне надежны. – парировал Алексей. – Меня больше интересует вопрос – как нам попасть туда?

Ответ прозвучал не от спутницы. Едва Соснов закончил говорить, ворота распахнулись. Из них вышел человек и направился к гражданам. Он распахнул руки, демонстрируя миролюбие. Тайра, впрочем его настроя не разделяла – ей не нравились отсветы солнечного света на оптике прятавшихся в ДОТах людей. Поэтому она придержала Алексея, до тех пор, пока человек не приблизился к ним почти вплотную.

– Жители старого города приветствуют вас. Наконец-то о нас вспомнило правительство. – с Этими словами пожилой, как оказалось, человек прижал правую руку к груди и неловко отбросил ее в солнечном приветствии. Потом развернулся лицом к постройкам и махнул еще раз. Тут же все словно пришло в движение. Из ДОТов высыпал десяток человек с охотничьими карабинами в руках. Они скопировали приветственный жест старика и замахали руками, словно приглашая путников внутрь.

– Кто вы? – Алексей машинально нажал на кнопку пуска камеры и поправил е так, чтобы захватить в видоискатель собеседника.

– Иван Артемьевич Федотов, житель некогда богатого города Красноярска, а ныне староста Новокраинки…. А вас как…?

– Старший лейтенант и сержант Сосновы, журналистский корпус.

– Братья, что ли?

– Однофамильцы… – Тайра ответила собеседнику, не поднимая забрала шлема.

– Солдаты Гардарики – желанные гости, хотя и очень долгожданные. Не думали мы, что полвека пройдет, прежде чем мы вас снова увидим. Но прошу вас следовать в наш поселок, если угодно, конечно. – Старик также неторопливо двинулся в сторону зданий.

– МЫ считали, что все жители Красноярска эвакуированы в тридцать шестом году… – Иван Артемьевич словно споткнулся на ходу.

– Да неужели? Вот тебе и раз… Ты знаешь, боец, кого эвакуировали поздней осенью – уже снег лег? В автобусы грузили детей – маленьких с обоими родителями. Охотно пускали на посадку подростков и молодежь до тридцати лет – но для них нашлись места только в армейских грузовиках. С грехом пополам пропустили и тех, кому за тридцать перевалило. Остальных оставили здесь, пообещав, что через сутки придет еще партия транспорта. Но он не пришел – ни на следующихй день не через день. Мне тогда шестнадцать исполнилось – мог уехать с ровесниками, да решил подождать вместе с семьей автобуса – не хотел родителей оставлять, да бабушку… И не я один, много подростков осталось и молодежи тоже – вместе со стариками под сотню тысяч будет… – Рассказчик помолчал немного, словно восстанавливая в памяти все прошедшее. Потом провел рукой по лицу и продолжил.

– Отец одним из первых сообразил, что придется зимовать здесь. Он взял рюкзак, лом, крикнул меня и мы отправились по магазинам… Кое-где уже шли погромы, люди искали продукты, одеяла, теплую одежду. Мы, вместе с соседями взломали двери охотничьего магазина – это и спасло нас впоследствии. Забрав оружие и патроны, десятка два стволов было, да еще несколько служебных пистолетов, мы решили перебираться из квартиры. Туда, где можно хранить много добра. Эти заброшенные склады нам подошли. Внутри зданий было уже холодно, поэтому установили там брезентовую палатку с печкой, натаскали дров – дверей, стульев, столов, мебели… и начали жить.

Другим такого счастья не досталось. Те, у кого было оружие, быстро сообразили, как добывать дрова и продукты. Каждый день мы слышали в городе выстрелы. Нас – три семьи, долго не замечали. Но недели через две нашего существования в новом мире к реке пришло несколько человек – с санками, рюкзаками за спинами. Мы впустили их, и они рассказали про грабежи и убийства на улицах остатков цивилизованного города. Через месяц нам всем пришлось вооружиться и отстреливаться от мародеров, решивших поживиться и нашим добром. Мы отбили атаку, догнали убегавших, забрали их оружие и расстреляли… – Иван Артемьевич без страха оглянулся на спутников, словно ожидая получить пулю за свое признание. Но это его не пугало, и он продолжал, получив редкую возможность рассказать о своих мытарствах.

К весне в нашем поселке жило больше пятидесяти человек. Пришлось разработать правила, распорядок дня, свой свод законов, список дежурств. Каждый день кто-то из мужчин отправлялся в караул, другие шли на реку забрасывать сети – рыба была у нас основным блюдом всю зиму. Женщины помогали больным и раненым, починяли одежду… словом все как в тех древних общинах, про которые нам рассказывали на уроках истории.

Изредка мы делали вылазки в город – теперь уже не в поисках еды. Мы сносили в поселок части техники, разные агрегаты, инструменты, лекарства… Постепенно мы узнали, что за зиму количество оставшихся в городе людей уменьшилось в десять раз. Но и этого было достаточно, чтобы воевать друг с другом за охапку дров, пачку макарон, пяток патронов… А мы хотели жить. И те, кто приходил в нашу общину, становились перед выбором – стать наравне со всеми, исполнять свои обязанности или вылететь за стены, к тем волкам, что поджидают снаружи…

В середине лета у нас родился первый ребенок – у меня и бывшей одноклассницы, моей соседки. Нас, конечно, здорово ругали за блуд, да куда тут от природы деться… тогда община решила обустраивать не только жизнь, но и воспитание детей. Это пригодилось через несколько лет, когда набралось уже с десяток новых жителей Новокраинки – детей, родившихся в мертвом городе.

Глава 10

За стенами Новокраинки шла деловая суета. Алексей поразился, насколько хорошо устроили свой быт поселенцы. Все свободное пространство – а его перед зданиями было много, занимали грядки с картофелем и какими-то овощами. В тени, между стенами строений, были натянуты несколько рядов веревок – на них, укрытая марлей, вялилась рыба. Со стороны реки к поселку примыкали какие-то зеленые насаждения – подойдя ближе, путники распознали в них неприхотливую, хотя и не очень-то плодовитую земляную грушу.

Женщины сновали от строений к полузакопанному помещению, из которого валил дым, дети помладше таскали ведрами воду и лили ее на грядки. Подростки бегали с ведрами к реке, кто-то возвращался с гроздью свежей рыбы – не без удивления Соснов распознал в мерных тушах знаменитого сибирского хариуса. Иван Артемьевич кивнул на удачливого рыболова.

– Сегодня что-то неудачный день. Уже через десять лет после того, как город вымер, за одну проводку «кораблика» на мушки цеплялось две таких вот рыбины. А сейчас ее в реке – хоть руками лови. Вот жалко, что соль уже закончилась…

Путники свернул к одному их строений, выделявшемуся среди других благодаря мачтам с пропеллерами вдоль стен. Алексей насчитал шесть штук и запоздало понял, что это. Жители Новокраинки не брезговали достижениями цивилизации – самодельные ветрогенераторы снабжали их электроэнергией. Тусклый электрический свет, озарявший часть этого громадного помещения, подтвердил его догадку.

– А это – наш общий дом, он же школа и мастерская – на все места хватило. – Иван Артемьевич указал на внутренние помещения, похожие на осиные гнезда, прилепленные к стене. Жилая часть – самая большая, представляла собой загон, отгороженный плитами гипсокартона. Пол помещения был приподнят над землей и отделен от железной стены склада какой-то прослойкой. Внутри жилье походило на плацкартный вагон – ячейки без дверей, с легкими занавесками вместо них, и общим коридором. В двух тупиках коридора находились сложенные из кирпича печи со стальными котлами в них.

– У вас проведено отопление? – Иван Артемьевич кивнул.

– Трубы проложены над полом, вода циркулирует по ним самотеком, так что качать ее не надо, только следи за котлом и огнем.

– Чем же вы топите? Ведь в городе…

– Первое время жгли все – даже фонды библиотек. Потом отец мой кое-какие книжки отобрал и трогать их запретил. Зато один из Жителей рассказал, где находиться одна из вспомогательных городских котельных с остатками угля на складах. За неделю все жители, кто только мог двигаться, перетаскали его сюда – этого хватило нам на две зимы. Мерзли, конечно… А сейчас – видели, как разрослись деревья? Каждое лето заготовляем дрова – их складывают в другом здании. Но скажите, когда за нами пришлют транспорт?

– В Гардарике многое изменилось, Иван Артемьевич… – Соснов с трудом подбирал слова. Он спиной чувствовал взгляд супруги, которая оставила его одного в этом разговоре. – Дело в том, что дорога через перевал, та, по которой можно добраться до Восточно-Сибирска, не функционирует уже пятьдесят лет. Но главное не это – для того, чтобы стать гражданином страны, нужно доказать свою пригодность к жизни в обществе…

– Пойдемте дальше, – староста словно воспрянул духом. Он потащил Соснова к пятну электрического света. – Там – наша школа.

В небольшой кабинке – уменьшенной копии жилого помещения, с той разницей, что печь здесь была железная, дровяная, стояло три старинных компьютера. Пожелтевшие от времени, когда-то белые корпуса, темная клавиатура… Но техника работала – на экранах появлялись интернактивные задачи первой половины XXI века, а сидевшие за столами дети увлеченно выполняли их. В другом углу, ярко озаренном лампой, сидело еще несколько ребят, которые читали, бережно держа в руках, старые книги. За всеми ими наблюдал подросток лет пятнадцати, который резво вскочил при виде старосты.

– Мы стараемся, чтобы дети усвоили школьную программы хотя бы первых семи лет обучения. Знания их всегда можно проверить, благодаря остаткам техники, которые мы также сделали. – Соснов молча обвел объективом всех собравшихся, задержавшись на страницах книг и экранах компьютеров.

– Но вы же понимаете, за полвека образование сильно изменилось…

– Вы, наверное, устали? А то я все говорю и говорю – вы простите старика. Давайте попьем нашего чая с кипреем, да расскажите мне о Восточно-Сибирске. – Иван Артемьевич снова повел путников на улицу, где его подопечные уже поставили деревянный стол, водрузили на него бьющий паром из носика чайник, чашку с сотовым медом, чугунок горячего отварного картофеля, жареную рыбу, салат из лука, редиски и огурцов.

– Гражданство Гардарики дается по праву рождения, – начал Алексей свою лекцию сразу же после того, как проглотил пару кусочков угощения. – То есть, нужно быть ребенком гражданина и гражданки. Но это лишь формально. Для того, чтобы стать полноценным членом общества, с правом выбрать гражданскую профессию, необходимо, во первых, сдать экзамен на социальную зрелость. Во-вторых, нужно представить свидетельство активного участия в жизни общества. Это означает – регулярно посещать дополнительные занятия по военной подготовке, стрельбе, рукопашному бою, заслужить там положительную рекомендацию инструкторов. Кроме этого, желательно молодежном гражданско-общественном движении ЮнГраГаров.

– Все, что вы говорите, касается только детей. А как быть со взрослыми людьми? Им тоже становиться этими, грагароюными? – Алексей покачал головой, с непонятным сожалением понимая, что вот сейчас он скажет этому старику с молодыми глазами правду – и убьет надежду, которой тот жил полвека.

– Гражданина можно только вырастить. Взрослый пришелец никогда не станет полноправным жителем Гардарики. Но это и необязательно… В стране хватает места и полугражданам и негражданам.

– Ну, со вторыми, это понятно. А первые – кто это?

– Дети, рожденные негражданками и полугражданками от граждан имеют этот статус. Они получают такое же образование, как и дети граждан – но в своих учебных заведениях. Со временем они могут стать техниками, водителями, уборщиками, рабочими… Но если докажут свою состоятельность, то получат допуск и к гражданской профессии.

– А «состоятельность» – это что?

– Для гражданина состоятельность – это абсолютное следование идеалам общества. Доказать ее проще всего, если привести в исполнение смертный приговор. Тот, кто прошел через это, получает особое свидетельство о прохождении курса воинской дисциплины – с красной печатью.

– Значит, есть и другие граждане – те, что не становится палачом? – Соснов не обратил внимания на прозвище, которое ему дал староста.

– Конечно. Они также стают экзамены, получают аттестат, и если успешно прошли военное дело на полигоне, такое же свидетельство – но с синей печатью. Это – не позор, тем более что на исполнение смертного приговора слишком много желающих – записываются в очередь на год вперед, и как правило, не успевают к совершеннолетию Но, при рассмотрении кандидатур, к примеру, на повышение по службе, обладатели «синих» свидетельств участвуют в конкурсе только при условии, что нет желающих «красных». – Иван Артемьевич откинулся на спинку стула – самодельная мебель не прогнулась и не скрипнула. Некоторое время староста молча рассматривал собеседника – и замолкшего Алексея, и Тайру, сейчас лениво перекатывающую между пальцев рукоятку ножа.

– Откуда вы берете столько преступников для «красных»?

– Граждане преступлений не совершают. Приговор приводится в исполнение в отношении неграждан. Самые частые обвинения – самовольное оставление места жительства, попытка саботажа на производстве… – Иван Артемьевич кивнул, словно услыхал как раз то, что ему было нужно.

– Вы – гражданин?

– Да, только нам дается право получить высшее образование и звание офицера.

– И свидетельство и вас – «красное»?

– Да… – Этот ответ почему-то не вылетел, как прежний, а словно нехотя сполз с языка. Алексей подумал, что следующий вопрос будет о способе, которым он приводил в исполнение приговор, но ошибся.

– Тогда скажите мне, полноправный житель своего государства, гражданин. На какой статус могут рассчитывать люди, не имеющие даже среднего образования и слишком старые для того, чтобы его получить? – Внезапно Соснов почувствовал, как что-то закололо щеки. Перед ним сидел разумный человек, хорошо говоривший на родном языке, хороший – судя по порядку в поселке, руководитель, словом, полноценный гражданин, который никогда им не станет.

– Если дети от десяти до шестнадцати лет, после специального, ускоренного курса обучения справятся с экзаменом, они могут получить статус полуграждан. Дети младшего возраста – если пройдут медицинское обследование, подтверждающее их право на гражданство, как людей, имеющих предков на этой территории, поступят в соответсвующую школу и смогут получить высший статус… – Алексей мог только процитировать часть предписания, имевшегося в распоряжении ФМС на такой вот – нестандартный случай. О взрослых там ничего не говорилось. Иван Артемьевич это понял. Именно поэтому он тихо, жалобно рассмеялся.

– Теперь понятно, почему нас оставили в этом городе. Старики Гардарике не были нужны раньше, ни к чему они и сейчас. Есть потребность в молодых людях, чтобы работать, требуется воспитывать детей, чтобы было кому придти им на смену. И нужно еще немного людей старше сорока, причем специалистов высокого класса – чтобы обучать молодежь и руководить ею. Именно так нас и фильтровали полвека назад, распределяя, кому жить, а кому замерзать в пустом городе. Удобно, черт возьми – не надо тратиться на пенсию, больничные, пособия… Сейчас-то куда стариков деваете?

– Гражданин может пройти курс омолаживающих процедур. Стоит он достаточно дорого около ста золотых пайков, но при достаточной экономии это возможно. А, поскольку курс может повторяться в течение жизни несколько раз, то на пенсию граждане не выходят даже в столетнем возрасте – как наш редактор, к примеру. При этом они сохраняют основные физические показатели и мозговую активность 30–40 летних людей… – Алексей ответил честно, и лишь после этого понял, какой подвох крылся в вопросе собеседника.

– А неграждане? Они тоже пайки копят, или как?

– Они… – Что происходит с негражданами, Алексей не знал. Не то, чтобы это была секретная информация. Он просто не задумывался никогда, куда исчезают те, кто уже не может работать на фермах, шахтах или рудниках. С другой стороны, если учесть, сколько желающих сдать экзамен на состоятельность, ответ напрашивался сам собой. Но это означало, что его справедливое государство наказывает невиновных… нет, нет, такого быть не могло. Наверное, есть что-то вроде древних богаделен, где мирно доживают свое негражданские старички – не зря же, в конце концов, они при активной жизни отчисляли в государственную казну восемьдесят процентов своего заработка! – Я не знаю, что с ними происходит. – Решился он все же на откровенность. – Наверное…

– Нет, молодой человек, не думаю, что государство, бросившее сто тысяч своих граждан в тяжелые времена, станет заботиться о маргиналах в легкие. Вы все слышали нашу беседу? – Только после этих слов Алексей заметил, что люди бросили свою работу и стоят поодаль, стараясь не пропустить ни одного слова. – Решайте сами, как вы поступите! Детям нашим есть дорога в будущее, может, станут они палачами и заживут лучше нас. А я здесь остаюсь.

Толпа шевельнулась, пока еще люди не произносили внятных слов, лишь гудели, обсуждая услышанное. Хотя они и жили в отрыве от мира, каждый понимал – долго община не протянет. Их сплачивала надежда на чудо – вот пришли спасители и рассказали, что узки и низки ворота райскую жизнь, да и насколько она райская – еще неизвестно. Через несколько минут Иван Артемьевич поднял руку, прекращая гул.

– Идите и посоветуйтесь с самыми родными. А потом и расскажете, что решили. – Не обращая внимания на гостей, он поднялся и направился в сторону жилого здания. Алексей же хмуро уставился на листья лопуха, служившие им тарелками. Его правая рука несколько раз касалась чехла спутникового телефона. – Вызвать бы сейчас ФМС, пусть они разбираются с этими наглыми отшельниками, – думалось ему. С другой стороны Соснов не мог понять, откуда у него смутное чувство того, что прав этот старик, и почему он сам теперь стыдится своего свидетельства, украшавшего стену рабочего кабинета. Наконец, он оставил в покое застежку чехла и поднял глаза на спутницу. Она впервые улыбалась – с тех пор, как они нарвались на засаду. Это была не насмешка и не гримаса наблюдателя. Тайра была искренне рада – она казалась, даже гордилась своим спутником. Маленькая ладонь девушки сжала его руку.

– Прости, я зря считала тебя трусоватым. – Алексей едва не отпрянул – настолько неожиданным было ее признание.

– Я почему-то растерялся тогда, сам не знаю, что…

– Я виновата – я забыла то, что нам говорили на занятиях по боевой психологии – солдат, привыкший действовать в группе, под прикрытием бронетехники, всегда впадает в минутный ступор, если оказывается один. Просто боевые рефлексы не натренированны, мозг не успевает вспомнить, как нужно действовать в таких случаях. Вот ты и замялся тогда. А только что показал настоящую смелость…

– Объясни, каким образом?

– Несмотря на вбитые в тебя понятия о гражданском долге ты был честен с людьми, которых даже не знаешь. Ты мог соврать, сдать их ФМС, как предписано инструкцией, но не стал делать этого, просто потому, что честь для тебя выше, чем слова на бумаге. И ты не побоялся их нарушить – для этого порой требуется большая смелость, чем для перестрелки. Хочешь, я расскажу тебе один случай?