Текст книги "Капли росы (сборник)"
Автор книги: Андрей Ермолаев
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
И заключительные рассуждения, они будут совсем короткие.
Что нам с этим всем делать?
Начну с очень простой формулировки: если не играешь ты, то играют тебя. И в этой связи, среди проблем, с которыми столкнулась Украина, украинская экономика, украинские элиты, есть, конечно, проблемы общегуманитарного порядка. Во-первых, есть просто субъектная неготовность играть по правилам геоэкономического мира. Мы так же, как и многие нации, обретя государственность в период перелома – конец XX века, по инерции погрузились в стереотипы уходящей геополитической эпохи, с ее реалиями, мышлением и доктринальным наследием.
Нас можно понять, но нельзя прощать.
Есть второй момент, связанный с этим состоянием. Ладно, увлеклись бы геополитикой, но, к сожалению, это увлечение происходило в ситуации, когда элита не сформировала общенациональную утопию будущего. Мы говорили об этом на предыдущих «круглых столах», я только контурно упомяну, что можно говорить сейчас о формировании первых политических утопий после всех этих романтик 1991 года.
Одна политическая утопия, характерная для нового «помаранчевого» режима, – утопия «центральноевропейского середнячка». Ее суть – научиться жить, «как все в Центральной Европе», а все геоэкономически конфликтные статусы и ресурсы сбросить более влиятельным субъектам (ядерные технологии, ракетный статус, авиакосмические технологии, биотехнологии и пр.). Домики в стиле сказок Андерсена, «вечорницы», фолк, евротуризм – и «все будет хорошо».
Утопия вторая – это технократический миф о росте, что если никуда не бежать, у нас есть некий ресурс, на основании которого мы должны просто хорошо зарабатывать на внешних рынках и хорошо жить. На практике все сводится к консервации нынешнего «дикого капитализма» с его выплавкой стали, стареющими шахтами, консервацией сырьевой структуры и реальной угрозой нового застоя уже через 5–7 лет такого вот экстенсивного роста.
Оба мифа, конечно же, имеют определенные основания, то есть это не выдумки, не сказки. Они опираются на некие предпосылки для развития. Вопрос состоит в другом: что мифы оказались не в состоянии стать общенациональными. То есть, они не стали захватывающей идеей, которая бы была составной частью национальной идентичности и понимания своего будущего. В этом вся проблема для элит, которые до сих пор не понимают, которые двоично выглядят в глазах избирателя. Но не в этом дело. Проблема Украины сейчас состоит в том, что в условиях вхождения в геоэкономическую эпоху и ее особый мир она переживает практически одновременно две метаморфозы перевоплощения.
Первая метаморфоза – украинская экономика постепенно ре-индустриализируется. От смешанной по составу индустрии, где наряду с низкотехнологическими отраслями сохранялись отрасли с высокой добавленной стоимостью продукции, инновационным потенциалом и наличием собственной технологической базы, Украина переходит к экономике старой индустрии, сырьевой модели развития. Причем, если раньше это казалось неким объективным результатом неудачного распада прошлой империи СССР и субъективной, собственной невозможности утилизировать советское наследие, то сейчас уже можно утверждать с определенной долей уверенности, что эта реиндустриализация – процесс сознательный. Просто он организуется и проводится инструментами, которые неизвестны в эпоху геополитики, а значит, мышлением просто не замечаются.
В качестве примера. Если вначале казалось случайным и временным доминирование сырьевого сектора, и сохранялись такие технократические ожидания, как возрождения, прорывы, инновационные перенаправления потоков за счет структурной реформы и сохранения высоких геоэкономических статусов, то сейчас уже как очевидный факт:
– Мы де-факто уже лишаемся оборонного комплекса, как источника и механизма выработки промышленных технологий, и возможного заказчика на инновации.
– Через пять-семь лет, учитывая нынешнюю динамику деградации, мы можем лишиться еще одной статусной сферы – авиакосмического комплекса.
Дело не только в отраслях. Вот то, о чем я говорю, – это статусные позиции национальной экономики и национального капитала в геоэкономической иерархии. Что ты умеешь, на то ты и претендуешь.
Вместе с тем о проблемах реальной деградации и потере статусов говорят сегодня даже самые либерализированные деловые издания в Украине. Вхождение во ВТО и политика последних лет приводят фактически к консервации той структуры, которая стихийно работала с начала 90-х годов. Это фактически доминирование четырех отраслей – горнометаллургический комплекс, химическая промышленность, инфраструктуры (включая транспорт, связь) и аграрный комплекс, учитывая большой запрос на развитие ресурсной базы для сырья (корма, сырье для биотоплива, масленичные культуры).
Поэтому вот эта метаморфоза реиндустриализации становится уже все более очевидным фактом. Раньше это было предметом политических спекуляций, сейчас становится предметом экономической аналитики и проектирования будущего.
Вторая метаморфоза – имеющиеся индустриальные ресурсы включаются в чужие геоэкономические комплексы, что означает подключение во внешние геоэкономические стратегии в качестве ресурса.
Я приведу лишь только два примера, для того чтобы это не было голословным.
Пример первый связан с металлургией.
За последние годы металлургические олигархи стали уже притчей во языцех. На них повесили всех «собак» – и социально-экономические проблемы, и политические вызовы. В ГМК действительно самый высокий уровень концентрации и централизации капитала в украинской экономике. Миллиардеры делают ставку на консервативную модель – без структурных реформ, с ориентацией на экспорт сырья, без особого интереса к развитию в национальной экономике новых отраслей. Но за последние годы борьба с олигархами создала новые риски их бизнесу и фактически вынудила к форсированному слиянию (или к переговорам о слиянии) с крупными ТНК и ГК.
Во-первых, олигархов убедили в том, что нужно срочно сливаться, потому что есть экономические риски, правительство не защищает, а наоборот, как бы наступает на позиции горнометаллургической олигархии. А с другой стороны, слияние крупных транснациональных компаний позволяет не только защищать активы, но и их оптимизировать.
Но самое интересное в другом. Это слияние происходит, как правило, с крупными российскими ТНК, и это слияние происходит на фоне фактической, не декларированной переориентации горнометаллургического комплекса на новые рынки.
Речь идет о том, что, несмотря на разговоры о привлекательности западного рынка, более 50 процентов металла сейчас продается на рынках Китая, Индии, Азии в целом. С одной стороны, объясняется это тем, что это действительно самые растущие рынки, и там – самый большой спрос на металл. В условиях экономического спада на Западе это вполне объяснимо.
Но есть и другой аспект.
Речь идет о геоэкономическом стратегировании развития и конкуренции за новые центры роста, и взаимосочетание стратегии России, ориентированной сейчас на ШОС, с экономическими стратегиями Китая, Индии и других участников совместных проектов развития. Украинский ГМК на совершенно экономических основаниях и без особой геополитической шумихи ориентирован на поддержку роста данных центров. Встраивание украинского ГМК в крупное транснациональное образование российского происхождения, включенного в свою очередь в стратегию Россия-2020, есть не что иное, как нормальный, просто классический пример геоэкономического управления ресурсами.
Второй пример, может быть, покажется более спорным, но тем не менее. Он связан с нашей транзитной политикой и политикой газопоставок.
Известно, что Украина является одним из самых крупных потребителей газа в регионе. Не очень благодарной, правда, по платежеспособности и по организации бизнеса, но тем не менее.
Украина владеет инфраструктурой, которая сама по себе не имеет смысла, если она не включена в стратегии либо производителей, либо потребителей газа. Можно долго анализировать, какая группа олигархов и с кем не сошлась по интересам в контексте организации крупных поставок газа из Средней Азии, но конечный результат известен: сейчас украинский бизнес и представители инфраструктурного бизнеса, связанного с транзитом, конкурируя между собой и одновременно подрывая и снижая конкурентные преимущества России в Средней Азии, тем самым пробивают дорогу для доступа к среднеазиатских рынкам газа и нефти европейским компаниям. Причем я не исключаю, что наступит момент, когда в общем балансе газа евразийского происхождения (т. е. и России, и стран СА) доля газа, на который может рассчитывать сама Украина, будет уменьшаться. Зато будет увеличиваться доля поставок в страны Европы, потому что придут европейские инвесторы, и они смогут отвоевать у «Газпрома» не только среднеазиатские объемы, но и модели поставок намного эффективнее, чем это делает сегодня Украина. Украинская власть словно выполнила функцию пращников, задача которых – метнуть пращу и погибнуть первыми в бою. А элитная конница и пехота – идут сзади и готовятся к решительным боям.
Но украинская элита, которая всегда на этом зарабатывала огромные деньги с настойчивостью, достойной лучшего применения, участвует в этой игре. Вначале я предполагал, что это просто элемент какого-то сговора. Ну, можно предположить, как это у нас было когда-то с цементной промышленностью, что просто это какой-то межкорпоративный интерес.
Но сейчас я готов утверждать, что эта ситуация тоже во многом связана с тем, что наши политики воспринимают эту игру как геополитическую, не учитывая, что они сами являются структурным компонентом большой геоэкономической игры.
Теперь я объясню, почему геоэкономической игры. Дело не только в объемах газа, привлекательности этого региона. Есть еще одна характеристика, которая является ключевой, интересной для европейского капитала в отношении среднеазиатского ресурса. В отличие от ближневосточных стран, которые являются монополистами в рамках ОПЭК и в рамках поставок газа, среднеазиатские государства ведут более либеральную политику. И там возможна работа не только с национальными компаниями, сохраняющими полную монополию на лицензии, месторождения и прочее, но возможна и самостоятельная работа как производителя. То есть выдача лицензий и работа с месторождениями более либеральна.
Более того, среднеазиатские правители проводят политику вовлечения энергетических инвесторов во внутреннюю модернизацию и индустриализацию своих экономик. И зачем им очередные «калоши» украинского происхождения, если им нужны технологи, образование для своей рабочей силы и необходимые для этого современные индустриальные технологии и активы. Поэтому и есть встречный интерес как к европейским компаниям, крупным транснациональным группам, так и к китайским. Аргумент – готовность размещать у себя производство, связанное с углеводородами. Таким образом, среднеазиаты сами позиционируют себя как потребителей и утилитов промышленных технологий с максимизацией выгоды и для инвестора, и для производителя, и для потребителя углеводородов.
В этой игре Украина, с повадками мелкого жлоба, потребляющего миллиарды кубов газа, выглядит даже не смешно, а скорее грустно. Потому что с настойчивостью, достойной лучшего применения, она воюет с российской монополией в Средней Азии, но выполняет при этом черновую работу – она стелет дорогу европейскому капиталу, и капиталу Китая, которых Соединенные Штаты вышибли из Ирака (северные месторождения) и будут вышибать из Ирана.
Это только два примера.
Я думаю, что можно вспомнить проект «Одесса – Броды».
Важно понять, что в геоэкономическом проектировании нет смысла иметь просто физическую монополию на трубу. В украинских СМИ часто гадают – будет наша ГТС или не будет нашей ГТС. Тогда как имеет смысл вся схема, весь комплекс, в котором это работает.
И в этой связи можно сколько угодно упрекать клятую Москву, что она запускает северный газопровод, но это не только
потому, что они не любят Украину, а еще и потому, что это просто связано с новыми расконсервированными месторождениями и с новой экономикой поставок, доступа инвесторов и т. д.
В завершении доклада.
Первая проблема, с которой сталкиваемся мы сейчас в Украине, учитывая этот слом, который переживают наши элиты и молодое государство, оказавшись в эпоху геоэкономики с мышлением геополитики, – это проблема неэффективного геополитического мышления.
Проблема вторая – это компрадорство элит. Я совершенно спокойно использую этот термин, потому что компрадорство элит – это не обязательно шпиономания, или в найме, это значит, что наши элиты позиционируются в крупных геоэкономических проектах как партнеры-подрядчики, а не как заказчики-инвесторы. И в этом вся разница. И вольно или невольно, даже декларируя самые классные, привлекательные геоэкономические проекты, в итоге они начинают обслуживать чужие схемы. Ведь пример ГМК – это констатация настоящего. Но подобная ситуация уже реализована в финансово-банковском секторе, где вместо стимулирования создания крупных финансовых групп с национальными корнями украинская элита пошла на ресурсную распродажу. А в будущем нас ждет повторение этой схемы с АПК (перераспределение земли, изменение специализации на культурах, сырьевая переработка, импорт продовольствия).
И последний момент – психологический: трусливость и дезориентация. То есть, мы много говорим о рациональных моментах, но нужно еще учитывать возможное состояние сознания и духа наших элит. В дискурсе о выборе стратегии и позиционировании страны очень часто преобладают совершенно обыденные бытовые представления о том, что «в Европе хорошо». Вот это я называю бегством в Европу. Это поиск новых варягов. На самом деле, иногда наша элита представляет в моих глазах силу, которая настолько устала управлять хозяйством, которого она не понимает, что вопрос интеграции для них – это вопрос сбрасывания этого хозяйства и уход от исторической ответственности. ЕС все решит, он знает, как жить в XXI веке. А наше дело – служить, потреблять, «включаться в процесс». И тут не нужно искать сложных ответов, потому что у большей части элиты уже такое состояние, что она давно готова куда-то уехать, просто нужно как-то «дотянуть», сохранить лицо, и максимально выгодно это сделать.
И совсем уж последнее. То, что мне кажется важным в качестве предложения для какого-то геоэкономического стратегирования. Конечно же, из тех возможных вариаций стратегирования в эпоху геоэкономики можно мимикрировать, можно приспосабливаться, можно постепенно, как бы по частям заниматься такой работой, как органы на продажу.
И все-таки в эту эпоху, в эпоху геоэкономики, решающими являются статусы и производственно-потребительские комплексы, и возможные инновации, не только экономические, но и социальные, которые приращивают капитал.
Примеры и предложения.
Прежде всего, напомню, что статусы девальвируются и упраздняются как раз геоэкономическими инструментами. Поэтому вопрос статуса – это вопрос амбиции и самостоятельная игра с учетом ресурсов национального капитала, государственных возможностей и искусства выработки совместных геоэкономических стратегий с внешними игроками, чьи интересы не противоречат интересам защиты статусов.
Статусы, за которые мы еще можем бороться: ракетный, ядерный, авиакосмический, биотехнологический, технологии и продвижение natural foods (одно из самых крутых направлений агропромышленного комплекса XXI века). И если сейчас победят те, кто намерен ограничиться 50 заводами по производству биоэтанола или биодизеля для поставок на службу европейским машинам, проиграем мы все. Хотя, конечно же, можно и рапс выращивать…
А вот что касается глобальных инноваций, я все-таки сторонник того, что Украина может обрести геоэкономическую субъектность, только следуя по пути автономной нации. И в этой связи ее статус может быть обеспечен как правильно просчитанными программами экономического саморазвития, связанного со статусами, так и разработкой, и пропагандой возможных глобальных инноваций.
Направления: проект Большой Европы как союза союзов. Мы долгое время друг другу доказывали, что Евросоюз – это не конечная, не предельная точка выражения европейского проекта. Сейчас две страны макнули всех, извините, просто в песок, когда заявили, что кроме Европейского Союза создаем Средиземноморский.
А ведь еще вчера каждого из нас упрекали в фантазиях. Поэтому вопрос конструирования проекта Большой Европы открыт, и необходимы инициативные и практические предложение своего видения разделения труда, культурной политики Большой Европы. Вполне возможно, что в украинской версии Большой Европы будут сосуществовать Европейский Союз, Средиземноморский, Черноморский, с новыми ролями и геоэкономическими статусами инициаторов и участников. Но это уже отдельная тема разговора.
Геокультурный компонент. Я убежден, что если сейчас это кажется не актуальным, то пройдет время, и постепенное преобладание геокультурной парадигмы над геоэкономической поставит вопрос на уровне сохранения идентичности и культурных войн. Единственный ресурс, который мне кажется перспективным для Украины, – это все-таки славянский мир в Большой Европе. Исчерпана и не подлежит реанимации «австро-славянская» версия, исчерпаны все эти русофильские фантазии, поэтому я совершенно спокойно сейчас смотрю на все эти разговоры со стороны «северного соседа», Дай Бог ему пережить евразийские мутации ближайших 20–30 лет. Но вот реабилитация этой проблемы в Большой Европе как Европе «культурных миров» мне кажется очень перспективной и интересной. Тем более что так же, как и мы сейчас переживаем бои за историю в национальном масштабе, в ближайшие 30–50 лет, судя по всему, это будут большие европейские бои, где будут такие же мучительные травмы, такие же мучительные психологические переломы, связанные с вынужденным пересмотром, переосмыслением истории – от церковной до государственной.
И еще о глобальных инновациях. Ситуация с НАТО показывает, что в этой дискуссии необходима выработка, как когда-то Горбачев говорил, «нового мышления». Я сторонник того, что все, что связано с современными инновационными средствами уничтожения, должно иметь глобальный контроль. Так же как парламент должен контролировать конституционный процесс, так и ядерная бомба, лазер, космические военные технологии и прочее – это все удел глобалистских структур, которые будут наследниками ООН.
А с этим связано и мое видение того, что бы можно было предлагать и инициировать таким странам, как Украина, которые лишились ядерного оружия и имеют моральное право об этом рассуждать в отношении будущей системы безопасности. Конечно же, блоки на идеологической основе или все эти варианты коллективных сиюминутных образований а-ля ГУАМ – удел прошлого, удел эпохи геополитики.
Но вот формирование глобального контроля за оружием массового поражения как системы глобальной безопасности и создание региональных систем контроля за терроризмом, предотвращением локальных конфликтов, международной преступностью – такая проектная инициатива требует усилий, уверенности в силах, знания предмета, формирования круга союзников из числа стран, близких по интересу. Это одновременно и видение того, как может быть обустроена Европа, и того, как можно ограничить амбиции стран, претендующих на глобальное лидерство, и в каком направлении реформированы существующие структуры, доставшиеся эпохе геоэкономики от эпохи геополитики. В качестве контр-аргумента – для того, чтобы доказать, что этот проект может быть реализован, Украине ничего не остается, как сформировать первой, может быть, в мире высокотехнологическую армию. Такую, которой еще нет, но которая была бы подчинена именно этим двум задачам: уметь работать в глобалистской структуре и обеспечивать национальный суверенитет.
К. Матвиенко: Очень сильная цель, конечно.
А. Ермолаев: Вы знаете, когда Президент страны говорит, что нам нужно на Евро-2012 120 миллиардов, а из них 20 или 30 как минимум из бюджета, и тут же говорит, что как Главнокомандующий, он знает, что у нас самолеты уже не летают… Ну, я старый футбольный болельщик, но честно говоря, потратил бы эти деньги на новую ракетную технологию.
5. Украина – Россия: испытание враждой
1 сентября 2008 г.
Август, 2008 год. Украина отмечает уже 17-ю годовщину государственной независимости. Полтора десятилетия назад, в период жесточайших экономических и социальных потрясений, 2008 год казался далеким и спокойным временем, когда все нужные реформы будут завершены, преодолено тоталитарное наследие, а пост-советские республики смогут построить цивилизованные и дружеские отношения.
И разве мог тогда, в начале 90-х, кто-то допустить войну на Кавказе с участием регулярных армий РФ и Грузии, и разве мог кто-то предположить, что в 2008 году почти половина украинцев посчитает реальной угрозу войны с Россией (данные Киевского международного института социологии, август 2008 года)?
Зеркало нового мира
Грузино-осетинский конфликт действительно изменил картину мира. Война в очередной раз напомнила о себе. Национализм и квасной патриотизм, высокотехнологичное оружие и уничтожение мирного населения и инфраструктуры, информационная война и мистификации, сложные дипломатические игры на фоне руин – все это вернулось в мировую политику после небольшой передышки.
И все же этот конфликт никак не тянет на первопричину перемен. Конфликт носит явно постановочный характер, в котором каждый из участников получил свою порцию дивидендов:
– Россия – де факто утвердилась как сверхдержава с эксклюзивными правами на защиту своих интересов в Каспийско-Черноморском субрегионе (как США – на Ближнем Востоке) и нейтрализовала идеологическую кампанию о «тюрьме народов»;
– ЕС – заявил о себе как об активном самостоятельном субъекте – молодой аристократической империи, имеющей особые интересы на Кавказе, отличные от США и НАТО;
– США – укрепили пошатнувшиеся позиции неоконсерваторов и доказали собственную «теорию» об имперском возрождении России.
Президент Грузии Саакашвили смог вынырнуть из политической ямы кризиса власти, сотрясавшего его режим вот уж больше года. Грузинская нация объединилась перед лицом врага и на время простила своему вождю тоталитарные замашки, демагогию и увлечение национализмом.
Осетины и абхазы получили неоспоримые доказательства жестокости грузинского национализма и заявили о своей государственной независимости.
Вообще, в этой кровавой геополитической игре трагедия сопровождается расчетом и прагматизмом. И все это можно было бы свести к очередному глобальному заговору, если бы не одно «но». Это «но» состоит в том, что два дня – 8 и 9 августа – мир стоял на грани конфликта между Россией и Западом, пока еще сохраняющим свой евроатлантический формат.
Два дня напряжения, провокаций, призывов о помощи и информационных истерик. Два дня, поделившие всех на лагеря, союзы и альянсы вокруг разных имперских центров. И в этом дележе Европа хоть и заявила о своей особой роли, но – вновь расколота на «новых» и «старых», Китай – молча проводил Олимпиаду и строил трубопроводы из Туркменистана и Казахстана, Украина – вместе с «новой Европой» и США, а Россия – оказалась в одиночестве. С подорванной репутацией и в полшага от новой «холодной войны».
Кому платить за глобальный кризис?
Кавказский конфликт стал катализатором, который выявил реальное состояние болезни мира. Имя этой болезни – глобальный кризис, охватывающий не только финансово-экономическую сферу (с чем все уже как-то примирились), но и институциональные основы (мироустройство, право).
В этом кризисе до сих пор не определен «крайний»: будет это США с ее раздутыми фондовыми рынками и стагнирующей «экономикой услуг», Евросоюз – с низкими темпами роста и сверхвысокими социальными инвестициями, или молодые имперские центры – Россия и Китай, кредитующие западный мир сырьем и индустриальной продукцией в обмен на долларовые облигации займа и сомнительные кредитные программы? Кому достанется «горящий каштан», тот и возьмет на себя бремя издержек.
Каждый из четырех имперских центров реализует свою стратегию «выскальзывания» из кризиса: ЕС форсирует процесс внутренней интеграции и эмансипации от США, рассчитывая на геоэкономическое партнерство с РФ, сама РФ – семимильно укрепляет статус геополитической и энергетической сверхдержавы, Китай – форсирует внутреннюю модернизацию, а США – разыгрывает карту «сдерживания» евроинтеграции и создает условия для новой «холодной войны» (основная фишка неоконсерваторов на следующий политический цикл 20082015 годов).
Приводным ремнем новых конфликтов действительно стал политико-правовой эксперимент в Косово, связанный с обретением государственности вопреки принципу национально-территориальной целостности. Малые народы, идеократические общности и культурные регионы – вот теперь основные элементы глобальной конкуренции.
С одной стороны, «косовский эксперимент» с его приматом права на самоопределение над принципом территориальной целостности подвел черту под почти столетним периодом версальских основ мироустройства. Эпоха наций и национальных государств безвозвратно уходит в прошлое, и ей на смену приходят транснациональные союзы, глобалистские организации, самоуправляющиеся регионы и малые народы с ограниченным суверенитетом. Собственно, именно поэтому «косовский эксперимент» стал своеобразным символом крушения версальских (1918) и хельсинкских (1975) основ мироустройства XX века.
Но с другой стороны, территории и ресурсы по-прежнему являются главным предметом глобальной конкуренции. Только в отличие от войн эпохи империализма с ее захватами и поглощениями, войны и конфликты эпохи глобализма – траги-опереточные, без территориальных аннексий, но с системой наднационального контроля и управления.
Поэтому имперская политика «косовского» времени – политика порядка и внешнего управления. Так было с Ираком и Афганистаном (США), так было с бывшей Югославией (США и Евросоюз), так происходит и с государствами Кавказа (РФ).
Важнейшей составляющей при организации новой холодной войны стала линия на «принуждение России к империи». Режим Путина (а теперь – режим Медведева-Путина), построенный на принципах корпоративной державы с авторитарным «интерфейсом», был втянут в ловушку с «косовским экспериментом», который заложил основы будущего возможного «размягчения» российской федерации (напоминаю о апокалиптичных публичных прогнозах ведущих западных «мозговых центров» по поводу РФ на 2015 год и далее), а вполне предсказуемая «медвежья» реакция РФ на осетино-грузинский конфликт эту ловушку захлопнула. Москва не могла не защитить абхазов и осетин, но поход на Грузию дискредитировал Россию, а вынужденное признание государственной независимости Абхазии и Южной Осетии стало сигналом для разворачивания новых «молекулярных» геополитических кризисов (Палестина, Курдистан, Приднестровье…).
Теперь Москва обречена на дальнейшее раскручивание великодержавных патриотических настроений и на новые имперские замашки, ибо централизация и дальнейшая авторитаризация власти – единственный способ удержать в узде федерацию на ближайшее десятилетие, а влияние на «новый санитарный пояс» остается главным условием поддержания статуса энергетической сверхдержавы во взаимоотношениях с Западом (прежде всего, с ЕС).
Российский квасной патриотизм, в свою очередь, – гарантия того, что и Евросоюз, и страны т. н. «нового санитарного кордона» (Балтия – Центрально-Восточная Европа – Кавказ – Центральная Азия) с перепугу будут создавать все новые и новые поводы для противостояния (флот, противоракетная оборона, транзитные ставки, визовые режимы и пр.).
Если же, в продолжение «кавказского конфликта», хотя бы еще один из режимов «нового санитарного кордона» на своей шкуре докажет конфликтность интересов РФ и Запада, европейцы с неизбежностью будут вынуждены вернуться к спасительной идее единого евро-атлантического сообщества (напомню, эта идея имеет вполне материальное экономическое измерение). Европу в таком случае будет ожидать противостояние с РФ и энергетический голод, а Евразию (РФ и Китай) – жестокая и циничная глобальная денежно-финансовая реформа, реабилитирующая американскую финансовую систему за счет остальных центров. Таким образом, «принуждение России к империи» может дорого стоить и Москве, и Брюсселю – и в экономическом, и в геополитическом плане.
Новое равновесие может быть достигнуто лишь при условии купирования конфликтов на Кавказе, прекращения националистических истерик в странах «новой Европы», эффективной поддержки успеха демократов в США на президентских выборах и удачного завершения Лиссабонского процесса в ЕС, следствием чего с неизбежностью станет реформа глобальной системы безопасности (СБ ООН, НАТО, ОБСЕ) уже в 2010–2011 годах и оформление «квартета геоэкономических центров» (США, ЕС, Россия, Китай) на основе геоэкономического перераспределения зон влияния. Но инерция разворачивающегося противостояния настолько сильна, что этот вариант становится все более сложным.
Во всей этой игре грузино-осетинская трагедия – лишь звено, которое, несмотря на напряжение, пока еще не лопнуло. И хотя грузинское руководство каждый день требует помощи Запада, европейцы осторожничают, поскольку понимают – первое же спровоцированное столкновение вооруженных сил России и любого подразделения страны-члена НАТО приведет к непоправимым последствиям.
Где разыграется следующая геополитическая драма? Любая из стран «большого санитарного пояса» – подходящее звено. Если только элиты этих стран будут готовы на роль геополитического официанта. И если только удастся разыграть новое противостояние евразийских сверхдержав и Запада.
От стратегического партнерства к стратегическому противостоянию?
В контексте нового кавказского конфликта именно будущее украино-российских отношений вновь оказалось в центре внимания.
С первых дней конфликта Украина заявила о себе как о надежном союзнике Грузии, украинский президент Виктор Ющенко поддержал ее территориальную целостность и участвовал в митингах в Тбилиси. Большинство же украинских политиков были просто растеряны случившимся и фактически безропотно отдали стратегическую инициативу главе государства. Эксперты и политологи, цитирую своих иностранных коллег, заговорили о том, что «Украина – следующая».
На фоне растерянности и истерии Виктор Ющенко предпринял шаги, которые лишь усугубили ситуацию: односторонние решения по обеспечению контроля за ЧФ на территории Украины, инициативы по распоряжению станциями слежения (элементы украинской ПРО). Украинское руководство, будучи в союзнических отношениях с руководством Грузии, впервые открыто признало, что не доверяет официальной Москве и ищет дополнительных, в т. ч. военных гарантий безопасности. Поиск «пятой колонны», обвинение премьер-министра Украины Юлии Тимошенко в предательстве государственных интересов в пользу РФ – лишь дополняли общую картину.