Текст книги "Икосаэдр 2.0 (СИ)"

Автор книги: Андрей Скоробогатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

* * *

– Отец! Я видел людей, других людей на севере! – Белое Копьё вернулся в новую стоянку племени, когда солнце уже садилось, и выглядел испуганным.

– Что? – изумился старик. – Какие ещё люди?

– Новые люди! Они не похожи на нас! У них белая кожа. У них густые рыжие волосы, как у антилопы. На лице, на лбу – везде. Нос большой, лоб маленький. Они носят шкуры животных, и их много, очень много!

Золотой Волос поднялся с лежанки и строго посмотрел на сына.

– Запомни, сын мой. Раньше, давно, мои предки, твои предки, жили там, – он указал рукой на юг. – Там было много людей, таких же как мы. Но они все остались там. Никто не догадался переплыть пролив, один я догадался. А теперь тут никого нет. Только мы, наше племя. Ещё небо, солнце, трава, звери и птицы. Других людей нет.

– Но я видел их! – воскликнул Белое Копьё. – Они появились за жёлтым ручьём совсем недавно. Их больше, чем дважды по двадцать! Я долго наблюдал, я видел, как они охотятся! Они метают в зверей свои тонкие копья при помощи… при помощи длинных кривых палок с верёвкой.

– Их нет, – ответил вождь и вернулся к своим делам. – Успокойся. Часто мы видим то, чего нет.

* * *

– Отец, ты хочешь сказать, что из племени переселенцев выжили всего четверо?

– Три года назад племена наконец встретились, – ответил старший координатор, опустив щупальца. – Это неизбежно. Распространение северного вида не остановить. Да, несмотря на то, что их мозг больше, они оказались глупее и в ходе того во многом исторического столкновения потеряли половину своих взрослых самцов. Но они взяли числом. Из чернокожих остались в живых двое взрослых мужчин, женщина и ребёнок. Это неизбежно, сын мой. Мы дали северному виду технологии, которые позволили выбраться им далеко вперёд. Приспособления для стрельбы, гончарное дело, изготовление лодок. Жаль, но это так – рано или поздно северный вид проникнет дальше на юг, пересечёт пролив и уничтожит темнокожих.

Младший координатор выслушал наставника, а затем проговорил.

– Ты утомился, отец, и тебе пора в уютную темноту.

– Да… Веди себя мудро в моё отсутствие.

– Я принимаю свой пост, отец. Да будет скользкой и мягкой твоя дорога в утробу охлаждателя.

Проследив, что всё обширное тело отца исчезло в гофрированной трубе-переходе, космический головоног поглядел записи тепловизора.

«Нет, я не намерен дольше это терпеть, – чувствуя чудовищное возбуждение, он схватился щупальцами за пузырчатые рычаги управления. – Это безумие, меня накажут, я это знаю. Но южный вид должен выжить, именно они нужны галактике, а не эти волосатые северяне. Южный вид умеет жить в социальных группах, при этом они умны и не боятся нарушать приказаний своих вождей! Именно такие рабы нужны галактике – умные, выносливые и сообразительные, не боящиеся принимать решения. Я многому научился у них, я тоже теперь не боюсь принимать решения. То, что я сейчас сделаю, безумно, но иначе нам не повернуть ход истории. Надеюсь, отец уже спит и не заметит, что я выбросил капсулу».

* * *

– … Мы не пойдём туда, – ответил вождь одного из четырёх прибрежных родов, собравшихся у большого костра. – Откуда нам знать, что они есть?

– Я переплыл пролив два раза. Я – Белое Копьё, сын Золотого Волоса, сына Чёрного Краба, сына Рваного Уха. Он думал, что земли за проливом нет. Мой отец переплыл пролив. Он думал, что людей за проливом нет, но они были. Нас в племени было больше, чем двадцать. Теперь нас пятеро, три мужчины, одна женщина и младенец. Люди за проливом глупы, но их много. Они убили моё племя, придёт время, они доберутся и до вас.

В среде собравшихся мужчин поднялся ропот. Всего их было около сорока, но что могли собиратели и рыболовы противопоставить вооружённым луками охотникам?

– Слушайте все! Нас оставалось четверо. Мы переплыли пролив и стали жить здесь, на старом берегу. В одну из ночей я увидел летящий с неба предмет. Он упал на побережье и до сих пор лежит там. Я, переплывший пролив два раза, не побоялся подойти к нему. Внутри были предметы, похожие на раковины. Духи предков подсказали мне, что надо делать.

Белое Копьё достал из плетёного мешка гладкое белое устройство и направил его на пальму, стоящую в сотне метров от костра.

* * *

– Отдай, – сказал первый дикарь и потянул ногу убитой газели на себя.

– Моё! – рявкнул второй и намеревался уже было ударить соплеменника, но увидел подошедшего вожака, испугался, и, приняв раболепную позу, отполз от добычи.

– Опасность! – сказал вожак и принюхался. – Луки взять.

Два дикаря, стоящих на страже поселения, потянулись к своему оружию. Луки… Теперь они не спасут их. Неандертальцы не знали, что их судьба, как и судьба всего их вида, уже давно решена безумным космическим моллюском.

Имплементация и контейнеризация по-марийски

Я иду по священной роще и пытаюсь вспомнить, как оказался здесь.

Сначала Кугу-юмо спустился из верхнего мира, развернул пустой контейнер и скопировал стандартный набор системных библиотек – химические элементы, строение атома, сильные и слабые взаимодействия, концепции строения атома, способы первичного нуклеосинтеза и прочие паттерны имплементации миров.

Затем он, не мудрствуя лукаво, залил весь контейнер плоскостью, заполнив её водой, а пространство под водой наполнил субстанцией, позже названной «глина». По правде сказать, оно имело мало отношения к сегодняшней глине и являлось чем-то вроде стволовых клеток для ландшафтов, космогонии и обитателей. В соответствие с протоколом создания новых миров, требовалось выполнить ряд тестовых процедур. Кугу-юмо был старшим в своей команде, и самую грязную работу он поручил своему коллеге, известному под системными логинами Йын, Ён, Керемет и Инмар.

– Можешь? – спросил Кугу-юмо.

– А то!

Амбициозный и привыкший действовать затейливо, Йын просчитал эволюционные вероятности и обратился в гигантского селезня, одно из будущих летающих существ. Нырнул на дно океана, зачерпнул клювом глину и принёс наружу. Кугу-юмо, ожидавший коллегу в своём системном аватаре над поверхностью, выдул из клюва последнего глину, запустив процедуру фрактальной генерации ландшафтов. Исходя из плоского строения мира, ландшафты также предполагались сугубо равнинные, но тут произошла небольшая ошибка. Йын часть глины задержал в клюве, что не было согласовано с коллегами, и её пришлось выплюнуть, отчего фрактальная генерация дала сбой, и получились горы. Быстро, за неполную рабочую неделю прокрутили эволюцию, и пришёл самый ответственный момент – создание разумной формы жизни.

Тут снова потребовалсь глина, однако процесс фрактальной генерации не подходил. Кугу-юмо в таких случаях действовал исключительно аккуратно, ювелирно. Сидел и прописывал системными командами всё строение шаблона разумной формы несколько рабочих смен. Как часто бывает в конце рабочей смены, все торопились. Наконец обнаружилось, что одной из системных библиотек, называемых «душа» в этом наборе не оказалось, и Кугу-юмо потребовалось срочно отлучиться из контейнера. Для того, чтобы охранять вновь созданное существо, под рукой не оказалось ничего лучше, кроме как лысого представителя семейства псовых.

Судя по всему, у Йына к тому времени назрел со своим старшим коллегой производственных конфликт, либо же он был диверсантом конкурентов, присланным в команду для вредительства и срыва сроков сдачи проекта. Лысую собаку он боялся, но нашёл хитроумный способ. Вызвал в месте проведения работ паттерн «холодный ветер», затем приманил собаку тёплой шкурой и ослабил бдительность. После решил проявить творческий подход и совершил над шаблоном разумной формы ряд действий, иначе как плевками в адрес здравого подхода к разработке не назвать.

Когда Кугу-юмо вернулся с душой, собственно, душа уже была сформирована стихийно, и шаблон начал процесс репликации в рамках первоначальной популяции.

– Идиота кусок! – воскликнул Кугу-юмо. – Артист, блин! Ну и что теперь делать? У нас релиз на продакшн через три рабочих смены!

– Вывернуть попробуй, – подсказал коллега. – Все баги будут внутри, подрядчик и не заметит.

Так и поступили. Внешне оболочка получилась неплохая, зато вот внутри… Аппендикс, склонность к варикоцеле, неудачное с точки зрения осеменения расположение крайней плоти – это неполный список физических багов. Со стороны психики и социологии вышло и того больше. Неустойчивый гормональный фон, как следствие – территориальный и собственнический инстинкт, неуёмное потребление, склонность к насилию и так далее. Но что самое страшное – никакой субординации и уважения к работе администраторов.

Так или иначе, проект был сдан, и долгое время система развивалась стихийно. Йын проводил какие-то мутные эксперименты над популяциями, менял цветы кожи, рост, среду обитания и так далее. Кугу-юмо вмешиваться пришлось только несколько раз. Первый – когда люди нашли способы быстрого передвижения на дальние расстояния, и чтобы не дать им разбежаться слишком далеко друг от друга, пришлось переписать космогонию. Плоскость завернули в шар, точнее, геоид, навесили на орбиту пару небесных тел, и всё работало как часы.

Правда, у этой системы нашлось несколько багов. Систему пришлось переписать ещё раз, запустив фрактальную генерацию вселенной. Параллельно подправили систему мировых религий, заметая следы.

В следующий раз Кугу-юмо вмешался через пару веков, когда подрядчик решил внести корректировки в проект и расширить площадь на треть с лишним. Континенты и океаны быстро уплотнили, сплавали за глиной ещё раз, выплюнули, развернули дочерний контейнер. Закинули с севера пару народов, провернули эволюцию и мировую историю в ускоренной промотке. Вышло не без косяков – например, некоторые народы зачем-то стали строить ступенчатые пирамиды и устраивать на них кровавые жертвоприношения. К счастью, почти всех из них потом успешно вырезали жители Старого Света.

Затем запустили слияние и успели как раз к развитию мореплавания. Заказчик остался доволен.

Последний раз фрактальную генерацию запустили, когда разумные изобрели электронные микроскопы и полезли смотреть низшие формы абстракции. Чтобы скрыть настоящие конструкты, пришлось развернуть системную обёртку из квантов и кварков. Тут-то и всплыл, пожалуй, последний серьёзный баг из обнаруженных. Через пару десятилетий разумные извернулись и «обратили баг в фичу», изобретя ядерную и водородную бомбы. Йын, которого к тому времени отправили на какой-то странный подземный проект с каменным солнцем, однозначно ликовал.

О главном же баге знают далеко немногие что в верхнем мире, что в нашем контейнере. Юмын удыр, дочь Кугу-юмо только закончив обучение, проходила практику у них в компании как раз на стадии, когда в контейнере проходил активный этногенез. Отец поручил ей совсем простую задачу – спустить на поверхность по войлоку из внешнего мира несколько массивов крупнорогатого скота. Едва спустившись, она повстречала парня по имени Мари. Бедная девочка, она настолько впечатлилась от творения своего папаши, что забросила практику, порвала с семьёй и осталась в контейнере навсегда, дав рождение нашему народу – марийцам.

Я тот, кто создал этот мир. И я же последний из картов. Хозяева внешнего мира выдали предкам этой оболочки совсем крохотный процент своих прав – права на просмотр истории команд создания и управления нашим миром. Я иду по священной роще и слышу треск бензопил на её опушке. Скоро история мира останется лишь в смешных и нелепых пересказах на наречии соседних народов. Наверное, так и задумывалось.

Ложечки (часть 1)

1.

– Не думал, что мне пришлют такого слабого ученика, – сказал старик, когда Иван пришёл в себя.

Он лежал на жесткой деревянной тахте, без бушлата и сапог; штанины были закатаны, а обмороженные ноги обмотаны шерстяными тряпками, и их жгло, вероятно, от какой-то едкой мази. От маленькой печи-каменки веяло спасительным теплом.

– Вы кто? – спросил солдат.

– Иван, – коротко ответил старик. У него была густая, поседевшая борода, а на плечи было накинуто старинное пальто.

– И я… – протянул Быков. – Ваня.

Дед протянул парню горячую кружку с мутной жидкостью, тот жадно отпил из неё и закашлялся – это была какая-то жуткая смесь из кедровой настойки, отвара из трав и мёда. Старик проговорил:

– Я Савельев, Иван Филиппыч. Я здесь тружусь уже без малого сорок лет.

Комната была обставлена бедно. Маленький, грубо смастеренный стол, пара стульев, сундук, на стене старые тикающие часы и календарь. С другой стороны – ряд полок с банками и корытцами, мешки на втором деревянном топчане, рыболовные снасти и ружьё, рядом с которым стоял Ванин АК-74. Никаких электроприборов и других признаков цивилизации.

– Вы лесник? – предположил солдат.

– Лежи, – старик оставил вопрос без ответа. – Встанешь через полчаса. Похлёбка в котелке, я пойду.

Старик поднялся, взял из угла топор и вышел из избы. Ваня остался один, погрузившись в думы.

«Что будет, если ищейки выйдут на мой след? – подумал Иван. – Вдруг дед всё расскажет? Надо было его хотя бы предупредить. Хотя, тут всё равно, похоже, ничего от меня не зависит. Пропаду, так пропаду».

Несколько минут в комнате было слышно только тиканье часов. Затем скрипнула входная дверь, и спустя мгновение на грудь к солдату бесшумно запрыгнул огромный, похожий на дикого лесного, кот. Потоптался, глядя большими зелёными глазами на гостя, а затем спокойно свернулся калачиком, словно всегда лежал на груди у Ивана.

«Говорят, кошки лечат, – вспомнил солдат, и ему как-то сразу полегчало на душе. – А тут можно жить. Правда, оставит ли меня дед у себя? Он что-то сказал про ученика, может, он путает меня с кем-то?»

Полежал минут пять. К удивлению, есть хотелось не так сильно, как вчера – возможно, Ваня просыпался не в первый раз, и дед уже кормил его, но солдат ничего не помнил. А вот в туалет уже сходить не мешало бы.

Иван согнал с груди кота, снял тряпки – ступни и лодыжки покраснели и были в волдырях, но он их чувствовал и мог ходить. Расправил штанины, сунул ноги в валенки, стоявшие у порога и вышел из комнаты. В сенях оказалось две двери, открыв одну из них, дезертир увидел, как старик колет дрова на небольшой, очищенной от снега площадке. Услышав скрип двери, дед обернулся и буркнул:

– В доме сиди. Да ты ещё тряпки снял! Мне тебя чего, заново выхаживать?

К Ване подбежал пёс, понюхал руки и дружелюбно помахал хвостом. Интересно, как они уживаются с кошаком?

– Иван Филиппович, мне это… по нужде.

– В сенях вторая дверь, там за крытым двором туалет, разберёшься. Потом, раз встал, поешь и ложки будешь крутить.

2.

Ивана спасла весенняя оттепель. Подумай он бежать хотя бы неделей раньше – замёрз бы по дороге, в глухом сибирском лесу.

С собой были АК-74 и половина буханки хлеба – остаток от унесённого провианта. Сбежать солдат решил уже давно – ещё после новогодней ночи, когда сослуживцы заперли его в подсобке. До этого всё шло если не нормально, то, по крайней мере, без ежедневных унижений. С нового года вся рота словно ополчилась на невысокого, худого Быкова – он стал постоянным объектом насмешек, а то и рукоприкладства.

Иван не строил никаких планов, не готовился к побегу – всё произошло стихийно, будто некие силы предопределили течение событий, – и автомат, и забытый кем-то пакет с провизией, и неприметная дыра в заборе. Ушёл тихо, без шума – казалось, иначе и быть не должно.

Сначала солдат радовался – воздух свободы опьянил его. Побег из танковой части казался долгожданным окончанием всего, что с ним случилось за эти девять месяцев. Теперь всё это позади, думал утром Иван, и упрямо шёл через сугробы.

Но к вечеру, преодолев невысокую гряду, солдат протрезвел. Его пропажу уже, скорее всего, обнаружили, и по следу идут поисковики с овчарками. Всплыла из подсознания мысль, которую Быков старательно прятал от себя самого последние часы, – он преступник теперь, и, если его поймают, трибунала не избежать. К тому же Иван совершенно потерял направление и не знал, куда идёт.

Солдат остановился, отдышался. Открылось второе дыхание, он побежал быстрее, благо, снег был не глубокий, и вскоре вышел на узкую лесную тропинку. У Ивана промокли ноги, мучил голод, но солдат не торопился доедать буханку – кто знает, как долго ещё предстоит идти. Одно радовало – раз есть тропинка, значит, по ней кто-то ходит, значит, он идёт не бесцельно и обязательно куда-нибудь выйдет.

Когда солнце село и взошла луна, пришлось идти практически на ощупь. Сильно похолодало, солдат мёрз. Он оступался и проваливался в сугробы, но, стиснув зубы, продолжал двигаться вперёд. Остановился, только когда впереди послышался волчий вой.

«Пережду здесь», – подумал Ваня, кинул автомат в снег и привалился к ближайшей сосне, кривой и старой. Достал из кармана промокший ломоть хлеба и откусил, затем закрыл глаза и мгновенно заснул.

* * *

Когда он проснулся, было светло и тихо. Рядом на тропинке стояла собака и обнюхивала ноги Ивана. Замёрзшими руками солдат потянулся к автомату, но потом сообразил, что это не войсковая собака-ищейка, а какая-то дворняга, помесь лайки с кем-то ещё. Увидев, что солдат проснулся, пёс отступил назад и предостерегающе гавкнул.

– Хорошая собака, хорошая, – проговорил Иван и достал из кармана кусок хлеба. На псе был старый, стёршийся ошейник, значит, это домашний пёс, не из диких. – На хлеба, на!

Дворняга недоверчиво обнюхала брошенный кусок, повернулась и побежала по тропинке в направлении, обратном тому, куда шёл вчера Быков.

– Выведи меня отсюда! – попросил у собаки солдат, попытался встать, но окоченевшие ноги его не слушались. – Стой!

Пёс на удивление послушно остановился и сел на тропинке. Иван принялся растирать конечности. Похоже, полного обморожения не было, постепенно кровь прилила, и ноги свело судорогой. Морщась от боли, солдат поднялся, сделал пару махов ногами, поднял автомат и медленно пошёл за собакой.

Спустя полчаса, казавшиеся вечностью, хвойный лес неожиданно закончился – тропинка пошла наклонно и вышла на широкое открытое поле, покрытое снегом. Подтаявший снег сверкал под светом солнца, которое поднималось на безоблачном небе, кое-где виднелись проталины. В этом было что-то неправильное, и внезапно дезертир понял, что.

Вчера он шёл через лес дорожке в противоположном направлении, но путь тогда занимал не полчаса – часа три, не меньше, и никаких полян на его пути не попадалось.

– Погоди-ка… Как же так? – подумал Иван и остановился, прислонившись к сосне. Такое противоречие не укладывалось у солдата в голове, но выбирать не приходилось, и дезертир пошёл дальше, вслед за дворнягой.

С поля дул сильный ветер, Иван втянул голову в воротник и закашлялся. Похоже, он простыл, и серьёзно. Но это теперь неважно – главное, пёс обязательно выведет его куда-то к людям, а там, где люди, всегда можно вылечиться.

Собака обогнула сосновый молодняк и побежала вниз, в небольшую долину, расположенную между двумя холмами. Там, у замёрзшего русла ручья, стояла одинокая, наполовину заваленная сугробами избушка.

«Я спасён», – подумал Иван и попытался перейти на бег, чтобы побыстрее добраться до долгожданного конца своего пути, но оступился и, обессиленный, упал в снег.

3.

Ложечки были более чем странные.

Во-первых, их было очень много. Маленькие, всего сантиметров десять длиной, с вытянутой ручкой и крохотным овальным ложем, они лежали в двух мешках на полу. Одного их вида хватило, чтобы понять – они предназначены не для еды. С таких ложечек разве что в детском саду кукол кормить. Во-вторых, он припоминал какие-то странные армейские шуточки про дырявые ложки, и ассоциации были не из приятных. И, в-третьих, тёмный материал, из которого они выполнены, был лёгким, но по цвету на алюминий не походил. «Неужели титановый сплав?» – подумал Ваня и спросил старика:

– А зачем так много?

– Ночью покажу, зачем. Вот тебе дрель, вот струбцина. Зажимаешь вот так и крутишь дырку ровно посередине ложа, три миллиметра толщиной. Понял?

– Да, но… зачем? – недоумевал Ваня.

Иван-старший нахмурился.

– Сказал же, всё вечером покажу, как стемнеет. Сделай ложек двадцать – двадцать пять, у меня в запасе есть.

Старик оказался на редкость молчаливым. Возможно, он настолько привык жить один, что присутствие ещё одного человека в избушке его раздражало. Вместе с тем, количество загадок вокруг с каждым часом всё увеличивалось. К примеру, разглядев перекидной календарь, Быков обнаружил, что сегодня двадцать третье, пятница, хотя он точно помнил, что бежал двадцатого марта, в субботу. Корочка с годом была прибита к стене, её разглядеть не удалось, но дизайн книжицы был настолько странным, что Ваня понял: старик выжил из ума и использует старый календарь – иначе как объяснить такую несостыковку дат? С другой стороны, если он отшельник, живёт здесь постоянно и с цивилизацией не связан, ему совсем не обязательно знать точную дату и какой сейчас в стране год.

Тарелки и другая посуда были лёгкими, и их материал казался Ивану не знакомым. Ещё больше удивляла ручная дрель – рассмотрев её, Ваня обнаружил, что все детали, включая ручку, шарниры и даже сверло, были выполнены из одного и того же тёмного материала, похожего на кремень или агат и не имеющего ничего общего с известными сплавами.

Просверлив все ложки, солдат не выдержал, вышел во двор к старику и заявил:

– Иван Филиппович. Давайте поставим все точки над «i»? Я… расскажу вам кое-что о себе, а вы мне скажете…

– Да понятно всё с тобой, – прервал его дед, махнув рукой. – Дезертир ты. Беглец! Другого и не могли прислать.

– В смысле – прислать? – оторопел Быков. – Я здесь оказался совершенно случайно.

– Это тебе так кажется, – прищурился старик. – Тебя прислали. Ложки все продырявил?

– Да, – проговорил Быков и закашлялся. – Правда, три запоролись.

– Запоролись, так запоролись. Плохо, конечно. Теперича тогда давай, разгреби старый топчан, а то мне из-за тебя негде спать будет.

Ваня уже думал идти обратно в дом, но его мучил вопрос:

– Иван Филиппович… Если за мной придут, вы меня выдадите?

Старик засмеялся, его смех напоминал кашель. Отсмеявшись, он отложил топор и проговорил задумчиво:

– Никто за тобой не придёт, будь уверен. Не получится у них прийти сюда. Здесь вокруг никого на многие километры.

– До части всего километров десять – пятнадцать, – возразил Ваня, но внезапно вспомнил вчерашнюю лесную тропинку и «пропавший» лес. – Или… нет? Где мы находимся?

Филиппыч поднял топор и махнул рукой Ване.

– Пошли в дом. Это не Сибирь, Иван, и не Земля.

4.

Дед достал откуда-то сушёных яблок и немного разговорился.

– Я сперва думал, что на Марс попал, или вроде того. Помнишь, может, у Толстого, в «Аэлите»? Потом поразмыслил, на Марсе небо-то не должно от земного шибко отличаться, а тут такое…

Ага, как же, марсиане, подумалось Быкову, но он решил не удивляться, а спросил:

– Сильно отличается?

– Увидишь, – проговорил Иван-старший.

По словам старика, остров, на котором они находились, был почти идеально круглой формы и достигал приблизительно двенадцать километров в поперечнике.

– Я его тогда, по первости, весь обошёл. Думал, грешным делом, сбегу куда-нибудь. А потом привык. Что делать – работа такая.

Солдат ещё не до конца верил старику, но решил не спорить.

– Ну и в чём работа заключается?

Старик, не торопясь, достал с полки кувшин, изготовленный всё и из того же тёмного материала, открыл крышку на странном шарнире и налил в кружку белую жидкость. Ваня внимательно наблюдал за процессом, надеясь, что Иван Филиппович даст ответ.

– Выпей молока, – дед подвинул кружку. – Тебе надо поправиться перед учёбой.

– Но Иван Филиппович! Почему вы не можете мне сказать, что нам предстоит делать?

– Какой ты нетерпеливый! Сказал же, вечером покажу. У тебя всегда теперь вахта будет ночью, раз в трое суток.

Ваня недоверчиво посмотрел на кружку и отпил молока. Оно показалось ему странным – слишком жирное, с кислинкой, и пахло как-то непривычно.

– Ложечки – наш инструмент, – пояснил дед. – Как тебе молоко?

– Вкусное, но… оно же не коровье? Я такого молока не припомню.

Дед усмехнулся уголками глаз

– А кто его знает, кто у них там его даёт. Нам без разницы.

– А откуда оно у вас?

– Потом объясню, – дед оставался немногословным.

К вечеру Ваня вышел посмотреть окрестности дома. Избушка с крытым двором и сараем стояли у замёрзшего ручья, между двумя холмами. На отшибе, дальше по ручью стояла крохотная банька. Холм справа, откуда пришёл бывший солдат, порос молодыми соснами, а пригорок слева, за ручьём, был очищен от деревьев. Спереди, насколько хватало глаз, простиралась покрытая снегом равнина, которую пересекал ручей. Странные проталины, которые Иван заметил ещё в первый день пребывания на острове, были круглой или эллиптической формы.

– Кончай смотреть. Готовиться надо, – сказал бесшумно подошедший дед. – Пора треугольник делать.

– К чему готовиться?

– К обороне. Бери в сенях лопаты. Одну втыкай в снег вон там, – Филиппыч указал на горку за ручьём, – а вторую – у тропинки, там, где ты давеча валялся.

– Зачем⁈ – изумился Ваня.

– Защита, – проговорил Савельев, почёсывая бороду. – Третий угол я сам поставлю, тебе ещё рано. Ты смотри, черенок втыкай надёжно, чтобы не упала.

«Глупость какая-то, – подумал Иван-младший и еле сдержался, чтобы не рассмеяться. – От кого защита? Может, бредит дед? Лопаты втыкать, ложки сверлить… Хотя, кто знает. Вдруг, и вправду это не Земля? Потому и порядки другие».

Быков даже в армии не любил, когда им командовали. Приказы командиров для него были неизбежным горем. Потому и били, что своенравный. Но просьбы этого деда выполнять было намного приятнее, чем приказы «дедов» армейских. Филиппыч и вёл себя не как командир – скорее, как наставник. Ваня взял в сарае лопаты, штыковую и совковую, для снега, и отправился с ними на противоположный пригорок. Ручей был нешироким, метра три в ширину, лёд на нём казался крепким, и Иван, не боясь,перешёл на другой берег. Чуть выше по течению Быков заметил два толстых бревна, перекинутых через речку – по-видимому, летом старик использует их вместо мостика.

Место, куда требовалось воткнуть лопату, определилось сразу – площадка была утоптана, а сбоку виднелась дырка для черенка. К ближайшей сосне была прибита деревянная кормушка – старик, видать, пернатых подкармливает. «Интересно, а имеет значение, как ориентировать лопаточный совок? – задумался Ваня, а потом решил: – Вроде бы Филиппыч ничего не говорил, значит, без разницы».

Штыковая лопата осталась торчать на пригорке. Путь ко второму «углу», как назвал эти места Филиппыч, занял у Вани пять минут. «Куда же ведёт эта тропинка? – внезапно задал себе вопрос Быков, глядя на путь, по которому пришёл позавчера. – Если не к части, то как же я тут оказался? Перенесли на другую планету, как в фильмах? А может быть, – тут по его спине пробежал холодок, – это параллельный мир, либо того хуже… ад? И, раз это не Земля, то как… как я вернусь домой?»

Иван взглянул с пригорка на горизонт. Луна, поднимавшаяся на потемневшем востоке, казалось непривычно маленькой и окрашенной в тёмно-синие тона.

Земная луна точно не могла быть такой.

Быков неожиданно почувствовал, что ему снова страшно. Это был не тот страх, который он испытывал, когда шёл от части по лесу, полному волков, – другой страх, скорее похожий на боязнь закрытых пространств. Он оказался в ловушке.

«Врёт старик! – понял Иван и направился по тропинке, не выпуская из рук лопаты. – Сейчас я пойду через лес и вернусь обратно, в часть. Пусть меня ловят, сажают, хоть расстреливают – я вернусь домой, к людям, к цивилизации!»

– Э, куда! – послышался крик деда. – Куда, дурачина, попёрся⁈

Быков попытался перейти на бег, но бегать всё ещё было больно.

– Я стреляю! – предупредил дед, и тут же раздался выстрел из ружья.

Филиппыч, разумеется, стрелял в воздух, но этого хватило, чтобы Ваня остановился, воткнул лопату в положенное место и направился обратно, к избе. На глазах наворачивались слёзы. Зачем он побежал из части? Нет, теперь ему не выбраться отсюда.

Иван Филиппыч стоял у избы и ехидно улыбался, приглаживая бороду.

– Так и думал, что ты, дуралей, убежать захочешь. Для того и отправил лопаты втыкать, чтобы проверить, насколько у тебя силы воли хватит.

– Зря я, дядя Ваня, из части сбежал, – проговорил Иван-младший, а у самого словно ком в горле.

– Всё не случайно, – похлопал ученика по плечу Савельев. – Пройдёт. Привыкнешь. Пошли лучше третью лопату воткнём.

Дед сходил за третьей, деревянной лопатой и пошёл вперед, по узкой тропинке вдоль ручья. Быков шёл сзади и слышал, как дед что-то тихо напевает – слова какой-то старой советской песни про комсомол. «Ритуал? – усмехнулся про себя Иван. – Может, своего рода заклинание. Он вообще временами на колдуна похож».

Тропинка закончилась на небольшом возвышении, где была утоптанная в сугробах площадка. Ваня поглядел назад, на избушку и холмы, и понял, что лопаты образовали правильный треугольник со стороной в пятьсот-семьсот метров. Солнце садилось за лес, оставив полоску света на юго-западе.

– Гляди! – сказал Филиппыч и с размаху воткнул лопату в сугроб.

С лопаты вверх заструились потоки серебристо-синего сияния. Спустя пару секунд всё пространство внутри треугольника оказалось накрыто куполом из сверкающей полупрозрачной плёнки, похожей на плёнку мыльного пузыря. «Нет, это точно не Земля, – подумал Ваня. – А может, и ну её, эту Землю?»

– Готова защита. Пошли в избу, погреемся перед вахтой.

5.

Вслед за малой синей луной показались ещё две. Диск самой большой из них, ярко-желтой, более чем в три раза превышал диск земного спутника. Приглядевшись в окно, Ваня увидел на его гладкой, лишённой кратеров поверхности, тёмную сеть не то каналов, не то дорог.

– Кто там живёт? Люди? – проговорил он, придя в себя после увиденного.

– Да кто там только не живёт, – ответил дед. – Я сам многого не знаю.

После лун над горизонтом поднялось созвездие из девяти непривычно ярких звёзд. Наверное, земное солнце, если посмотреть на него откуда-нибудь с орбиты Плутона, выглядит примерно так же, подумалось Быкову. Савельев махнул рукой – пора.

Старик с учеником вынесли на улицу табуретки, поставили их перед домом. Дед вынес большую корзинку, полную продырявленных ложечек, и поставил между табуретками.

– Сейчас начнётся, – проговорил Иван Филиппович, растирая руки. – Ты поначалу помалкивай, будешь за мной следить, что да как я делаю. Потом, если всё хорошо пойдёт, попробуешь сам.

В воздухе на мгновение послышался еле слышимый писк, похожий на звук старого кинескопного телевизора, когда его включают, а затем на юге, за равниной, небо озарилось ярко-красным сиянием и возникло большое пятно с рваными краями. Мерцающее и колышущееся, оно напоминало зеркальную гладь озера, которое непонятным образом перевернули и поместили на небо.