Текст книги "Банда во временное пользование"

Автор книги: Андрей Трушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

ТАКТ 3 Прослушка большого театрала. Друг язвенников – убивбургер

Вообще-то директор Организации не часто баловал личными посещениями вверенный Владимиру Геннадьевичу объект. Директор или, может быть, специальный помощник-аналитик работал в основном либо напрямую с файлами, которые Владимир Геннадьевич пересылал с курьером, либо с их распечатками. Однако теперь не прошло и двух дней, как охранник доложил, что к дому подъехал Сам. Взмыленный Владимир Геннадьевич (весь день по какой-то причине сбоила техника – то ли из-за перегрева, то ли из-за колебаний напряжения в сети) выскочил в коридор и едва успел прошипеть в сторону охранника, чтобы он убрал свои недогрызенные бутерброды и недопитую минералку с глаз долой.

Директор, как всегда, был угрюм и малоразговорчив. Однако на этот раз он подал инженеру руку. Владимир Геннадьевич осторожно ответил на пресное рукопожатие шефа и, не дожидаясь приказа с его стороны, отворил дверь кабинета для переговоров. Директор вошел в комнату, но в кресло не сел. Он опирался на трость, инкрустированную слоновой костью и золотом, и о чем-то думал. Владимир Геннадьевич с тревогой поглядывал на тонкую палку, вот-вот готовую переломиться под напором начальственной мощи.

– Вот что, милейший… – наконец очнулся директор от своих дум и опять выдержал долгую паузу. – Расшифровки бесед, которые поступили вчера, оказались важными. Чрезвычайно важными. Но у нас есть подозрение, что объект ведет переговоры не только по данному номеру. Прослушка его городского номера телефона ничего не дала. Остается пейджер. Как быстро вы сможете наладить слежение за пейджером объекта?

– Аппаратура готова, никаких особых проблем, я думаю, не возникнет, – осторожно ответил Владимир Геннадьевич. – Потребуются машины и несколько опытных людей, поскольку мы вынуждены будем быть в непосредственной близости от владельца пейджера. Есть, конечно, и более простой вариант: попытаться договориться с пейджинговой компа…

Директор не дал инженеру закончить, прервав его взмахом руки:

– Пейджинговая компания принадлежит объекту, – пояснил он. – Соваться туда очень опасно. Если бы мы смогли договориться там, я не пришел бы к вам.

Владимир Геннадьевич осекся, сообразив, что сморозил глупость.

– Вы получите не одну, а четыре машины, – продолжал директор. – Данные, которые мы можем получить, настолько важны, что в расходах вас никто сдерживать не будет. В разумных пределах, конечно, – улыбнулся краешком губ директор, и Владимир Геннадьевич позволил робко улыбнуться в ответ. – Задача ясна?

– Конечно, – кивнул Владимир Геннадьевич. – Когда нужно приступать?

– Аппаратуру готовить немедленно. Вам позвонят и сообщат место, где объект будет через час. Думаю, скорее всего вы его перехватите у Большого театра. Наш с вами объект – большой театрал-с. Да-с, большой театрал и любит всякие неожиданные эффекты, так что будьте осторожны.

– Четырех машин нам вполне должно хватить, – успокоил шефа Владимир Геннадьевич. – Только нужно будет установить и четыре комплекта аппаратуры, чтобы не светиться, перегружая ее с машины на машину.

– Это разумно, – тут же согласился директор. – Я распоряжусь, и завтра же все будет доставлено. Но работать вы начнете сегодня.

«Черт бы побрал этот объект! – скис Владимир Геннадьевич. – Тут того и гляди все лабораторное «железо» посыплется – начнет выходить из строя, а теперь, вместо того чтобы сидеть в уютной комнате с кондиционированием и тестировать компьютеры, целыми днями придется торчать в машине, где даже ноги как следует не вытянешь!

От такой неприятной перспективы у Владимира Геннадьевича аж заныл желудок. Ну конечно, как же ему, желудку, не знать, во что выливаются эти долгие сидения в скрюченном состоянии. В еду на коленях – лапшу быстрого приготовления, гамбургеры, чизбургеры, прочие убивбургеры и в конце концов – в потребление неразлучного друга всех язвенников – бутылочки с белым лекарством – альмагелем! Но поделать ничего было нельзя. Как будто ему кто-то предлагает разные варианты! Ну, даст бог, они быстро словят нужную информацию и можно будет вернуться обратно в уютный и прохладный полумрак лаборатории.

ТАКТ 4 Мозговой штурм с мозговым горошком. Гагарин в музыкалке. «Разбор полетов»

Мишка и Валерка устроили на Мишкиной квартире мозговой штурм. Ими уже давно было подмечено, что мозговой штурм проходит более успешно, если он подкреплен чем-нибудь вещественным – или мозговым зеленым горошком, или мозговой косточкой из борща. К этим подходящим по сути штурма ингредиентам, как правило, прилагалось большое количество хлеба, шматов «Докторской» колбасы, помидоров и доступных для сезона фруктов и овощей. Так было и на этот раз. Валерка сидел на полу в позе лотоса, перед ним на большом блюде аппетитно сверкала капельками воды огромная гроздь винограда. Мишка устроился на диване с тарелкой не меньшего масштаба, чем у товарища. Правда, наполнение ее было несколько иным: четыре зверски накромсанных огурца и напластованная, словно не кухонным ножом, а янычарским ятаганом, колбаса с хлебом.

– Но ты ведь… старик, сам понимаешь, – с большими паузами, необходимыми для уплетания винограда, говорил Валерка. – Тут надо действовать… быстро, а то вокруг много юрких персонажей шныряют. Ну хотя бы возьми Оглоблю из десятого «А»… Или – Алика Мартиросяна из одиннадцатого… Эти девчонок кадрят только так, ни одной дискотеки не пропускают. И даже в летние лагеря специально… ездят, чтобы с девчонками знакомиться. С такими товарищами, которые нам совсем… не товарищи, надо держать ухо востро.

– Кто бы спорил, – догонял друга по производительности работы челюстей Мишка. – Только как мне это сделать? Как с ней ближе познакомиться?

– Это просто… очень просто… проще некуда, – повторял Валерка, делая вид, что выковыривает виноградную косточку, застрявшую между зубов.

– Вот и мне тоже в голову ничего не приходит, – правильно истолковал его маневр Мишка. – Разве что… Да нет, впрочем, не пойдет.

– Че там не пойдет? Валяй, излагай! – махнул рукой Валерка. – На то он и мозговой штурм, чтобы всю бредятину из мозгов на ковер вытряхивать и разбираться, что к чему.

– Ну можно, например… можно подкараулить, когда она пойдет в кино, – предложил Мишка. – У кассы подслушать, на какой ряд и на какое место она возьмет билет, а потом взять билет рядом.

– Ишь ты какой шустрый! – тут же принялся критиковать идею Валерка. – Во-первых, кто будет подслушивать: тебя и меня она в лицо знает. Значит, придется рассказывать обо всем третьему лицу. У тебя есть это самое третье лицо, которому можно было бы доверять?

– Нет, – признался Мишка, – у меня есть только мое лицо и твое лицо.

– То-то и оно! – наставительно поднял палец вверх Валерка. – А, во-вторых, как известно, девушки одни в кино не ходят. Она обязательно возьмет с собой подружку или (упаси, господи) бой-френда. Если, конечно, этим бой-френдом не будешь ты, – поспешно добавил Валерка.

– Да, – помрачнел Мишка. – План, конечно, интересный, но трудновыполнимый. Здесь ты прав на все сто двадцать процентов. Ну, может быть, книжку какую-нибудь попросить у нее почитать? А там, глядишь, разговор завяжется: то да се. Потом опять же книжку возвращать нужно будет – опять предлог поговорить.

Валерка посмотрел на приятеля вытаращенными глазами и поперхнулся виноградиной.

– Ты че, «новый русский», что ли? Только что из яйца вылупившийся. У тебя, что, дома своих книжек нет? – обвел он взглядом книжные полки, густо усеявшие пространство Мишкиной комнаты. – Это будет, как из анекдота: приходит «новый русский» в книжный магазин, а ему там говорят: «Купите книжку». А он говорит: «Спасибо, у меня уже одна есть». А потом, прежде чем просить что-нибудь у Катьки, нужно знать, что это «что-то» у нее есть. А это трудно сделать, не побывав у нее в гостях. А чтобы побывать у нее в гостях, с ней нужно познакомиться.

– Железная логика, – вздохнул Мишка. – Против логики не попрешь ни на танке, ни на велосипеде. Ну а ты-то что предлагаешь? – искоса посмотрел Мишка на друга. – Сидит тут, молчит как партизан на допросе, ты-то когда влюбился – я тебе помогал!

– Ага, ага, – закивал Валерка. – Помню – предложил как бы случайно в лифте с ней столкнуться. Мы с тобой тогда часа четыре на чердаке сидели и ждали, когда она из школы придет. Пока не заснули. Я тогда себе еще здоровенную шишку набил. Просыпаюсь – вижу, что я не дома, а на каком-то пыльном чердаке. Вскочил – ну и…

– Да помню, помню, – махнул рукой Мишка и звонко хрустнул огурцом. – Потом еще выяснилось, что они в тот день на дачу уехали. Хороши бы мы были – просидели целый день на чердаке как бомжи какие!

– Ну ладно! – хрупнул Валерка последней виноградиной и разлегся на ковре сытым и довольным жизнью удавом. – Может быть, тебе ее на буксир взять?

– Чего-чего? – насторожился Мишка.

– Был такой термин, старорежимный. В советских фильмах он встречается. Это значит, что один ученик учится у другого – он ему как бы в учебе помогает, на буксир берет. Сечешь?

– Сечь-то я секу, – нахохлился Мишка, – да сдается мне, что она лучше нас с тобой, вместе взятых, учится.

– Чего-чего? – захохотал Валерка так, что ему ради сбережения содержимого желудка пришлось перевернуться на спину. – Ты что, хочешь сказать, что мы с тобой не больше, чем на два с половиной балла учимся? Хотя тут ты прав. По какому предмету ты ее можешь подтянуть? Разве что по физкультуре или по пению?

Валерка еще не знал, насколько он окажется близок к истине.

Проведя в бесплодных поисках еще полчаса, друзья решили, что со штурмом пора заканчивать – необходимо было приниматься за ликвидацию его последствий: вымыть тарелки, убрать в мусорное ведро остатки пищи. Иначе Мишкина мама, заметив, что дети опять вместо того, чтобы нормально поесть, занимались беспорядочным напихиванием в себя продуктов, за такую мозговую атаку могла надавать по мозгам.

Когда эта опасность была ликвидирована, Мишка и Валерка подхватили свои чумуданы (так они называли рюкзаки, в которых были распиханы школьные принадлежности) и, как всегда, опаздывая, помчались в музыкалку.

В дверях музыкальной школы разбежавшийся Мишка чуть не сбил с ног какую-то девчонку. Мишка едва успел подхватить ее, чтобы она не грохнулась на мраморный пол.

– Да ты куда летишь?! – раскричалась девчонка. – Гагарин, что ли?

Тут Мишка увидел, что он держит за руку Катю, а Катя узнала Мишку.

– Ой, – сказала она, – а я и не знала, что ты еще и в музыкальную школу ходишь.

– Ну да, ну я… то есть мы, хожу, то есть ходим, – Мишка вдруг вместо того, чтобы разговаривать по-человечески, стал издавать какие-то звуки, больше похожие на клекот попугая, пытавшегося повторить осмысленную речь.

– А ты тоже будешь сюда ходить? – решил перехватить инициативу Валерка.

– Пока не знаю… Нет, пожалуй, я тут ищу… – Катя вдруг замолкла, словно поняла, что сболтнула лишнее. – Ну ладно, вы, я вижу, торопитесь. Пока!

Сделав мальчишкам ручкой, она выскочила за дверь.

Мишка посмотрел на свои нехилые ладони, которыми он только что удержал от падения свое божество. Божество было, можно сказать, вот в этих самых руках и вдруг растворилось. Постепенно, словно издалека, до Мишки стал доходить смысл сказанных Катей слов. Итак, она была здесь и кого-то искала. И этот «кто-то» наверняка синеглазый брюнет из какого-нибудь одиннадцатого класса. Ну конечно, впал Мишка в черную меланхолию: мол, она тут уже с кем-то познакомилась и вот бегает за этим гадом синеглазым…

У Валерки не было времени, чтобы вникать в состояние друга. Сольфеджио уже должно было вот-вот начаться, а входить в класс последним и тем более с опозданием никакого желания не было. Преподавательница этого непростого предмета Ираида Сергеевна Морковина, как правило, оправдывала свою кличку «Ираида Мокровкина»: с учениками музыкальной школы она была строга, так что лишний раз попадаться ей на заметку не стоило. Однако, как ни торопились Мишка с Валеркой, на урок они опоздали, и, конечно, Мокровкина к ним прицепилась не хуже надоедливого июньского комара, что преследует несчастных дачников от заката до восхода солнца. В результате мокровкинских разборок пару по сольфеджио вначале схватил Мишка, а вслед за ним и Валерка…

– Нет, ну я понимаю, за что ты страдаешь, – сокрушался Валерка, когда друзья выходили из музыкальной школы. – Это у тебя любовь-мокровь, тьфу ты, то есть любовь-морковь, ну а я-то тут при чем? Нет, не зря сказал один классик: «Любовь – страшное дело, остерегайся!»

Но и на этом неприятности, увы, для друзей не закончились. Виктор Сергеевич Ёжиков решил в этот день устроить «разбор полетов». Дело началось с переклички – мероприятия, которое Виктор Сергеевич, вероятно, любил еще с незабвенных дней своей военной карьеры.

– Колпаков!

– Я! – бодро и четко ответил Валерка в том самом регистре, который любил преподаватель.

– Галкин!

– На месте, – пробурчал Мишка.

– На месте знаешь что бывает? Прыщи! Отвечать нужно коротко и энергично – я! Вот так – будто гвоздь вбил!

– Букса. Федор Букса!

– Я! – пропищал маленький худощавый веснушчатый парнишка.

– Федя, – разволновался Ёжиков до такой степени, что даже отложил геликон в сторону. – Ты ли это, Федя? Поведай, что же ты ходишь к нам, как коленчатый вал: то ты есть, то тебя нет. Нам завтра выступать на отчетном концерте музыкальной школы перед вашими родителями и всей, так сказать, общественностью города, а ты даже на репетиции не ходишь.

– Я хожу, – пискнул Федя. – Когда могу.

– А можешь ты, я смотрю, через раз.

Оркестранты засмеялись.

– Иконников! Иконников!

– Я! – просипел кто-то в задних рядах.

– Ты чего там шипишь, как змея подколодная? Как теплая газировка…

– Я… это… – хрипло пояснил кларнетист Иконников, – заболел.

– А раз заболел, чего на занятия ходишь? Бациллы распространять? Ты на кого работаешь, Иконников? На врагов? Хочешь, чтобы у нас тут весь оркестр слег?

Хотя Виктор Сергеевич и говорил строго, Иконников понимал, что Ёжиков шутит, и широко – от уха до уха – улыбнулся:

– Нет, Виктор Сергеевич, я же никуда, кроме как в кларнет, не выдыхаю.

– Ну ладно, – пробурчал Ёжиков, – только смотри там, не выдохнись совсем в свою трубочку.

Музыканты снова захихикали.

– Братков!

– Я! – пробасил альт Братков.

– Ты вот что, Братков, – попросил Виктор Сергеевич, – ты поднимись, чтобы глаза мои на тебя посмотрели. А то давненько что-то я тебя не видал.

Высокий, на полголовы, а то и на голову выше других оркестрантов, Братков поднялся из второго ряда.

– Ну как ты стоишь, Братков! – поморщился Ёжиков. – Словно забор подпираешь, который третий век уж никак рухнуть не может. Музыкант должен стоять вот так! – подскочил Ёжиков, словно на пружине. – Вот – словно струна натянутая. А ты в воздухе виснешь, как садовый шланг гофрированный.

– Исправлюсь, Виктор Сергеевич, – пообещал Братков.

– Ну, смотри у меня, – погрозил ему пальцем Виктор Сергеевич. – Так, все приготовились? Ну давайте на счет – раз – и, два – и, три – и.

В этот день оркестр, то ли из-за нагоняя, то ли из-за того, что Ёжиков разрядил атмосферу своими шуточками, играл лучше. И даже некоторые музыканты удостоились от Ёжикова похвалы. Некоторые, но не Мишка. Мишка вдруг ни с того ни с сего начинал путаться пальцами в клапанах трубы или вступал чуть позже, чем нужно, или тянул ноту, когда все уже сыграли.

– Галкин! – сверкнул очками Ёжиков. – Ты не на палке играешь! У тебя в руках труба. Она иной раз издает сильные звуки, способные перешибить даже мой геликон. Так что будь, Галкин, завтра внимательнее, а то мы не на оркестр будем похожи, а на сборище мартовских котов. Ну, разбежались до завтра. Да, – крикнул вслед мальчишкам Ёжиков, – не забудьте про парадную форму – белый верх, черный низ!

ТАКТ 5 Сравнительный анализ носков. Концертные кроссовки

Хотя следующий день и был выходным, но выдался он ужасно суетливым. Первую половину дня Мишка терроризировал соседей, то разыгрывая гаммы, то репетируя свои партии. Время от времени труба его возмущенно визжала, хрюкала, ржала: особенно часто это происходило, когда Мишке не удавался тот или иной пассаж. Чтобы успокоиться, юный трубач принимался наигрывать всякие мелодии, что называется, из головы. Потом опять возвращался к «Чаттануге-чуче», композиции «На сопках Маньчжурии», снова сбивался, и снова труба ревела на весь дом обиженным слоненком.

Потом пришлось искать концертный костюм. Рубашку-то Мишка нашел сразу, а вот с брюками вышло осложненьице. Черные брюки, которые еще на той неделе висели в шкафу, вдруг куда-то бесследно исчезли. Мишкина мама, услышав, как сын хлопает дверцами, будто он решил отомстить шкафам за все неприятности, приключившиеся в его жизни, прибежала на помощь. Помощь эта выразилась в таком же бестолковом метании по комнатам и таком же громком хлопанье дверцами тех же шкафов.

В результате нервотрепка вылилась в головомойку. Мишке влетело за то, что он никогда не может поддерживать порядок в своей комнате, поэтому некоторые ненужные вещи – вроде велосипеда – стоят в проходах, а нужные в самый ответственный момент днем с огнем не сыщешь. Кончились поиски концертных штанов тем, что мама вспомнила, как на прошлой неделе она решила их постирать и так с тех пор они и висят на веревке на балконе – сушатся. Тем не менее предыдущий выговор за грязь в комнате остался в силе. Но больше ругать Мишку у мамы не было времени, и она побежала хлопотать над утюгом. Мишка в черных сатиновых трусах продолжал кружить по комнате, на этот раз в поисках носков.

Носки – это была еще одна вещь, которая мучила его в жизни. Мама покупала ему по одной паре в неделю. Столько же носков покупала она и папе. Мишка был мальчик не маленький, и папу по размеру ноги, а соответственно и размеру носков он уже догнал. Папины и Мишкины носки начали путаться. Ну а поскольку и тот, и другой настаивали на том, что они будут носить только черные носки, то отличить папины носки от Мишкиных не было никакой возможности. То и дело, разбираясь с вещами, Мишкина мама причитала, что у нее на руках восемнадцать носков и среди них ни одного парного!

Чтобы снова не накалять страсти, Мишка порылся в гардеробе и выудил два носка. Да, рисунок на них был разным. Вытряхнув оттуда остальное белье, Мишка провел скоростной анализ носков, который подтвердил его самые худшие опасения: идентичной пары найдено не было. В конце концов мальчишка решил плюнуть на условности и надеть первые носки, которые попались ему под руку. Если не присматриваться сверху, разный рисунок совсем не бросался в глаза. Правда, длина у носков была разная – ну да ладно, брюки прикроют этот огрех.

Пока Мишка проводил сравнительный анализ носков, мама лихо справилась с утюгом и, проходя мимо Мишки, положила ему на плечо выглаженные брюки. Мишка живо в них облачился, пригладил волосы и двинулся к двери. Стоп, а на концерт он что – в домашних тапочках пойдет?

– Погоди! – остановила его мама. – Ты что – на концерт в домашних тапочках пойдешь?

– Вот черт, – улыбнулся Мишка. – Я что – так громко думаю? Ну да ладно, сейчас быстро отдраю кроссовки…

– И не думай, что я разрешу тебе пойти на концерт в кроссовках! – встала на подступах к двери мама.

– Ну я ж не виноват, что я из старых ботинок вырос! – развел руками Мишка.

– А ты что, о том, что концерт будет, только сегодня узнал? Не мог меня заранее предупредить? Пошли бы в магазин, подобрали бы тебе что-нибудь приличное. А то ходишь, как вахлак.

– Ну ладно! – отступил Мишка, поскольку понимал, что сейчас совсем не время и не место для пререканий. – Может быть, я папины возьму?

Мишка и мама с сомнением переглянулись. Дело в том, что все большее количество обуви переходило, так сказать, из папиного подчинения в Мишкино. Поначалу это были кроссовки – их Мишка успел изгваздать в две недели. Потом зимние сапоги, которые вытерпели Мишку всего один сезон. А теперь вот очередь наступала и для парадных папиных туфель.

– Другого выхода нет, – решилась наконец мама. – Купим папе новые ботинки.

– Да, но ему нравились эти…

– Ну что ж, – картинно развела мама руками, – тогда иди босиком! Будешь играть там «Эй, дубинушка, ухнем!». Может быть, тебя за бурлака и примут.

Тяжело вздыхая, словно уже видя перед собой недоуменное и расстроенное лицо папы, который, придя с работы, не найдет на полочке для обуви своих любимых черных штиблет, Мишка натянул ботинки и ринулся к двери.

– Подожди, – осадила его мама, – что ж ты ходишь как орангутан или шимпанзе какой: руки вперед, голова опущена? Ну-ка, расправь плечи! Подбородок подними! Ты же музыкант, а не инок смиренный. Если смогу, на концерт приду. Но не обещаю.

Мишка с огромным облегчением выскочил наконец за дверь и единым духом, чтобы мама ничего не успела сказать вдогонку, помчался по лестничным клеткам.