Текст книги "Чародеи (сборник)"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 103 (всего у книги 120 страниц)

– Подождите–подождите! – Дэвид насторожился. – Что значит «почти»?

– Если ты спишь с самыми дешевыми шлюхами, ты не можешь вообще ничего не подцепить, – произнесла Вилисса. – Я пытаюсь сказать, что удивлена тем, как ты до сих пор не подцепил ничего серьезного.

Дэвид помотал головой.

– При чем тут шлюхи?

– Это поэтическая аллегория.

– Так. – Он на несколько секунд замолчал. – Вы хотите сказать, что какие–то влияющие на мое поведение проги вы все–таки нашли?

–Да, именно это я и хочу сказать, – подтвердила Вилисса.

Желудок Дэвида болезненно сжался.

– А могу я узнать, кто и при каких обстоятельствах влезал ко мне в разум?

– Большую часть ты и сам можешь вспомнить, просто легкомысленно не придаешь этим случаям никакого значения. Но я напомню. Начну с самого безобидного. Во–первых, с твоим разумом работал твой первый учитель, Лэйкил кен Апрей…

Дэвид выругался.

– Успокойся. Он как раз все делал аккуратно, новые модули поведения в тебя не вшивал и даже практически ничего не повредил. Сложно сказать, для чего ему вообще потребовалось вторгаться в твой разум – прошло уже слишком много времени, все следы стерты – но, думаю, беря тебя в ученики, он просто хотел проверить, не заслан ли ты кем–нибудь со стороны. На всякий случай. То есть, это вторжение произошло в самом начале вашего знакомства и более, насколько я могу судить, не повторялось. Есть еще следы в твоем психическом пространстве, вызванные его прикосновениями уже в ходе обучения, но их избежать невозможно, особенно когда учишь кого–то по ускоренной программе. В некоторых фазах обучения он искусственным путем повышал твою восприимчивость, делал тебя более обучаемым.

– Каким образом?

– Понимаешь… – Вилисса на секунду замолчала. – В сознании человека работает одновременно несколько защитных программ, фильтруя информацию, поступающую из внешнего мира. Они нам необходимы – без них мы верили бы всему, поддавались бы любой внешней команде – но вместе с тем они ограничивают скорость нашего восприятия. Кроме того, эти фильтры склонны портиться и изгаживаться со временем, так что всегда есть опасность, что они перестанут защищать и начнут просто отделять нас от внешнего мира. Это все равно что решето, которым мы процеживаем очень грязную воду, но постепенно грязь откладывается и в конце концов вода вовсе перестает протекать вниз, все отверстия и щели забиты. Ты пришел из мира, где люди воспринимают окружающую реальность совсем иначе. Технологические миры – вообще рекордсмены по загаживанию «психических фильтров», и, насколько я могу судить, твой родной мир в этом смысле исключением не является… как и ты сам. На Земле ты четко знал, что может быть, а что нет, ты ни во что не верил и не был способен поверить, ты был совершенно глух и слеп в сфере мистики, магическая сторона реальности была отделена от тебя непробиваемой стеной. Ты был абсолютно Бездарен, но Лэйкил дал слово, и он пробил эту стену и сделал из тебя мага. Я не хочу сказать, что это только его заслуга – конечно, твои усилия тоже имели место быть, но даже этих усилий ты, скорее всего, не смог бы предпринять, если бы он для начала не промыл твои «фильтры восприятия». Часть из них позже он заменил, другие – отключал на время занятий, возвращая тебе на этот период некритичный и чистый взгляд на мир, такой же, как у ребенка. Это было необходимо, чтобы провести тебя по пути волшебства, потому что сам ты перестраивался бы слишком долго и неизвестно, смог бы вообще это сделать.

– Понятно… – Дэвид изобразил кислую физиономию.

– Но Лэйкил, я повторяю, делал свою работу аккуратно и грамотно – особенно, если учесть, насколько он молод. Если бы тебя исследовал кто–нибудь, разбирающийся в псионике хуже, чем я, он, вероятнее всего, даже не заметил бы следов вмешательства твоего первого учителя. А вот теми псионическими заклятиями, которые ты применял на протяжении последних лет, ты сам себе повредил намного больше, чем Лэйкил. Тут уже не нужно быть высококлассным специалистом, чтобы заметить шрамы. Твои заклятия, особенно до Академии, ужасно грубы. В некоторых случаях это можно сравнить, как если бы ты, не умея еще поворачивать голову, просто бился бы головой об стенку, чтобы повернуть ее хоть как–то. Взять например, тот «шедевр», который ты использовал, чтобы выучить язык Хэшота. Это же кошмар, а не заклятие. По технике исполнения больше напоминает шаманизм самого грубого пошиба, а не Искусство.

Дэвид хотел вставить словечко, но Вилисса подняла ладонь, прося ее не перебивать, и землянин прикусил язык.

– Да, я понимаю, – сказала баронесса, – что на тот момент у тебя не было другого выхода, но факт остается фактом: ты себе повредил, и следы этого заметны. Хотя человеческая психика пластична, и, на твоё счастье, ничего по–настоящему важного ты не испортил… но шрамы есть до сих пор, и поверь мне, они уродливы.

– Буду знать, – Дэвид невесело хмыкнул.

– Следующая часть повреждений связана с периодом твоего обучения в Академии, когда с тобой работали тамошние преподаватели. Тут дело уже не ограничилось поверхностной чисткой фильтров, есть следы от проникновений на достаточно глубокие слои психики, кроме того, заметны последствия от тех пси–программ, которые сначала ставили в твоем сознании, а затем удаляли…

– Кто???

– Учителя. Это обычная практика. Как и Лэйкил, они это делали для разгона твоего восприятия. Вот только вмешивались чаще и проникали глубже.

– Чччерт!.. А мне говорили, что Академия этим не занимается, бережет свой имидж!..

– Она действительно «этим» не занимается, если под «этим» подразумевать контроль и существенную перекройку психики учеников. Но коррекцию проводит, это естественно. Не в сфере системы ценностей, а в… в тех тонких структурах, которые служат для связи сознания и гэ–емона. Естественным путем ты бы себя перестраивал очень долго. На освоение простейших заклинаний уходили бы месяцы и годы. То, что в нашем мире магии обучиться легко и просто не означает, что это на самом деле легко и просто. Ты просто не видишь подводной части айсберга. А суть в том, что за восприятие и обработку информации, осуществляемые человеком, отвечает довольно архаичная операционная система. Она неплоха – куда лучше, чем, например, у большинства демонов, и возможностей у нее намного больше – но она не рассчитана ни на быстрый, ни на сколько–нибудь значительный личностный рост. Человек должен рождаться, делать детей, служить богам, пахать землю, а затем умирать. Таким его замыслили и слепили Истинные Боги, слишком хорошо еще помнившие гордое и неистовое первочеловечество фоль–схантенов. Им не нужны были такие же проблемы еще и со второй версией этого же самого продукта. Поэтому сувэйб человека не предназначен для быстрого развития. Другое дело, что мы этот барьер обошли – появилась культура, религия, искусства, в границы человеческого мира влезли младшие боги, ваны и высшие демоны, часть блоков изначальной конструкции была удалена, другие переписаны, третьи по разным причинам были вынуждены удалить или заменить сами Истинные Боги – в общем, заварилась цивилизация, открывающая дополнительные возможности перед человеком. Именно возможности, потому что с возможностью ускорить свой рост за счет культурного окружения появилась возможностью опуститься на дно, стать хуже безмозглого зверя. Животное не может подняться, но оно не может и пасть, а человеку стало доступно и то, и другое. Однако и та дополнительная скорость, которую человек может получить благодаря культуре, недостаточна для освоения волшебства с такой скоростью, с какой это осуществляется здесь, в Хеллаэне – уж слишком наша природа инертна. Поэтому приходится прибегать к прямому вмешательству – с помощью заклятий перекодировать или заменять некоторые структуры в психике и гэемоне ученика. Это распространенная практика, и если ты не ошибся с выбором учителя, он не станет затрагивать твою систему ценностей и корректировать поведение. И сферу ценностей преподаватели из Академии не корректировали, своими заклятиями они меняли лишь ту часть твоей психической структуры, которая отвечает за волшебство и манипулирование потоками чистой силы. Они не промывали тебе мозги, Дэвид… но вмешиваться в работу столь сложной системы, как человек, на мой взгляд, могли бы и поаккуратнее.

– Мне казалось, Академия – это элитное учебное заведение, – сказал Дэвид. – Учитывая их расценки…

Вилисса кивнула.

– Другие еще хуже. Учти, тут еще имеет значение курс, с которого ты начал. Для тех тончайших корректировок структур бессознательного, о которых я говорю, существуют заклятия разных типов – одни проще, другие сложнее, есть более грубые и менее, есть оставляющие больше побочных эффектов и оставляющие меньше и так далее. Понятно, что чем совершеннее и безопаснее заклятие, тем больший уровень мастерства необходим, чтобы применять его. А первый курс, как нетрудно догадаться, ведут не специалисты экстра–класса. Они делают что могут, но их заклятия далеко не идеальны. Это одна из причин, в силу которой родители в аристократической семье учат ребенка сами, и если он, получив базовую подготовку, идет в Академию, то разве что только на второй или даже третий курс. Хотя, конечно, нам было бы проще спихнуть его учителям с самого начала. Иммигрант или горожанин понесенного урона даже не заметит, он вряд ли когда–нибудь достигнет такой высоты, на которой эти тончайшие повреждения, полученные при обучении, будут иметь значение. Но аристократу, чтобы выжить в кругу равных, столь небрежным быть нельзя.

– Это все? – осторожно спросил Дэвид, когда Вилисса замолчала.

– С первой частью все, – кивнула баронесса. – Но если бы дело ограничивалось только твоими, так сказать, «шрамами», я бы вообще не стала начинать данный разговор. Вторая часть намного хуже. Это не случайные повреждения, а настоящие полноценные программы коррекции поведения. Плюс как минимум одна чистка памяти. Готов? Дэвид крякнул и сказал:

– Ну., да.

– Начну с самой последней программы. – Вилисса на секунду запнулась. – Ты ведь понимаешь, что мне пришлось просмотреть твою биографию для того, чтобы понять, кто установил эти программы и зачем?

– Да. Понимаю.

– Самой последней тебя наградил человек по имени Фольгорм. Внес он ее, по всей видимости, в тот день, когда обнаружилось, что ты не можешь контролировать силу, обретенную в Рунном Круге. Он уговорил тебя позволить ему тебя «изучить»…

– А что мне оставалось делать?! – возмутился Дэвид. – Знаете ли, не всегда есть возможность выбрать между хорошим и плохим. Иногда приходится выбирать между более плохим и менее…

– Что тебе нужно было делать, я не знаю. Я просто рассказываю о том, что обнаружила.

– Ладно. Извините. А на что влияла эта программа?

– Почему «влияла»? Она до сих пор работает. Правда, уже вхолостую. А раньше она повышала твое доверие к Фольгорму, заставляла относиться к тому, что он говорит, некритично.

Дэвид почесал нос.

– Но в конце концов я ему не поверил.

– Повторяю: она повышала доверие, а не делала доверие абсолютным. Напрямую подчинить тебя после того, как ты стал посвященным Рунного Круга, нельзя… по крайней мере, обычными методами. А вот увеличить или уменьшить твое расположение к тому или иному человеку – вполне возможно. Тут приводится в действие немного другой механизм. Представь, что ты надел отличную броню, которую не пробить ни одному мечу. С одной стороны, ты как будто бы неуязвим, но ведь тебя по–прежнему можно поджарить или утопить в реке. Так же и в сфере психических воздействий. Всегда есть обходные пути.

– Понятно. Но эта, как вы сказали – «самая последняя». А какие есть еще? И вообще, сколько их?

– Три. Вторую тебе поставила девица, с которой у тебя были отношения в Академии – Меланта из Зергала. В принципе, все то же самое, что позже сделал Фольгорм, только работа выполнена более грубо. Ну и еще влияние намного более сильное. Ты должен был влюбиться в нее без памяти и перестать критиковать ее жизненные проекты. Программа перекраивала твою систему ценностей, помещая на самую верхушку Меланту и твои отношения с ней…

– Вот сука!.. – процедил Дэвид. Потом до него дошла очевидная нестыковка. – Подождите, но ведь когда мы с ней расстались, я не особенно–то переживал и забыл ее довольно быстро…

Вилисса вздохнула и отвела взгляд.

– У меня есть для тебя неприятная новость. Меланта в псионической магии разбиралась плохо и поэтому программу свою установила криво…

– Я вообще не понимаю, когда она могла бы сделать это. Ей я не открывался.

– Но когда вы занимались любовью, ты ведь снимал защитный амулет, – напомнила баронесса.

– Ну да.

– А потом ты засыпал.

– Да.

– Ну вот и…

– Когда я спал? – спросил Дэвид.

Вилисса согласно кивнула. Дэвид выдохнул воздух через сжатые зубы. «Господи–ты–боже–мой!.. – подумал он. – Нет, ну что это за мир… С девчонкой спокойно покувыркаться нельзя. Ты ласкаешь ее и думаешь, как бы доставить ей удовольствие, а она – как бы половчее застегнуть на тебе ошейник…»

– Так вот, – продолжала Вилисса. – Меланта свое воздействие провела с ошибками. В твое бессознательное она успешно влезла, но правильно настроить заклинание не смогла. В результате твое отношение к ней не изменилось, а через некоторое время, когда она уже сама разочаровалась в тебе, оставила свои попытки и вы мирно расстались…

– Ну слава богу, хоть эта бомба не сработала…

– Я еще не закончила. Я ведь сказала, что у меня есть для тебя неприятная новость. С Мелан–той вы разошлись, но ее корректирующая программа так и осталась в тебе. Одна из ошибок Меланты состояла в том, что она прописала имя и образ той, в кого ты должен был влюбиться, в неправильном узле. Нужно было использовать узел Si–Ash–5–84–C, а она взяла на три тона ниже, и вдобавок, не Ash, a Ah. Там введенная команда ничего не значила. А само поле для ввода образа осталось соответственно пустым. Но поскольку программу она в тебя вживила, эта штука болталась в тебе до тех пор, пока ты сам не ввел образ и не запустил ее. Само собой, несознательно. Но мы большую часть процессов в своей психике так и запускаем – совершенно не понимая, что делаем…

– И в кого же я, по–вашему, влю… – Дэвид подавился последней частью вопроса. До него начало доходить. Это было чудовищно, немыслимо, невозможно, но…

– То есть вы хотите сказать, что… Нет. Я вам не верю. Это полная чушь.

Вилисса вздохнула.

– Она и сейчас работает. Сначала я хотела выключить ее, прежде чем начать этот разговор, но тут обнаружилось одно обстоятельство… Дело в том, что психика человека очень пластична. Ты уже перестроился в согласии с внесенными в тебя изменениями, почти растворил эту структуру в себе. Удаление самой программы уже ничего не изменит. Ты по–прежнему будешь безумно любить Идэль и бестрепетно пойдешь навстречу смерти, если она потребует. Это… все равно что сломать человеку палец, а потом не выправляя, наложить гипс. Кость срастется, но криво. И если потом гипс убрать, палец уже ровным не станет. Нужно ломать во второй раз, чтобы вернуть все как было.

– Я вам не верю.

– Я знала, что не поверишь. Но, в общем–то, это не имеет значения. Сомневаюсь, что теперь, когда тебя защищает Кильбренийский Источник, можно без твоего согласия сломать тебя так, чтобы потом можно было собрать что–то жизнеспособное. По крайней мере, я за такую задачу не возьмусь. Но я думаю, что как раз в этом аспекте прогулка в Небесную Обитель пойдет тебе на пользу. Там мастера половчее, чем я, и в выборе средств они не стесняются. Они вытеснят из тебя всякие лишние привязанности вроде этой же самой любви, чтобы утвердить в качестве сверхценности самих себя, а потом, когда ты вернешься в мой замок, я сведу их усилия на нет. Так что можно надеяться на то, что в итоге к тебе вернется здравый рассудок.

– А сейчас, по вашему мнению, я неадекватен? – язвительно осведомился Дэвид.

– Когда речь идет об Идэль – нет, – ответила Вилисса. – Я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь, вот только оцениваешь иначе.

Дэвид задумался. В ее словах что–то было, но…

– Вы полагаете, я бы не полюбил Идэль, если бы не эта программа? – поинтересовался он.

Вилисса покачала головой.

– Наверное, полюбил бы, но… не так.

– «Не так»?! – переспросил Дэвид с нажимом. – А как? Наплевал на нее и остался бы в Академии? Струсил бы, так и не вступив в Рунный Круг? Согласился бы на роль «мальчика для спальни»? Принял бы разделявший нас сословный барьер как реальность, которую не изменить?.. Знаете, я ни о чем не жалею. Каковы бы ни были причины этого. Я обычный человек, не герой, и я не обманываюсь насчет себя – моего внутреннего огня, может быть, и недостаточно, чтобы преодолеть самого себя. Но любовь к ней мне этот огонь дала. Каковы бы ни были причины этого безумия – я не хочу от него отказываться, возвращаться к обыденности, к жизни, которая пуста, заполнена бесцельной беготней по кругу… То, что я выучил в вашем мире несколько фокусов, мало что меняет. Власть сама по себе не имеет смысла.

В глазах Вилиссы промелькнул отблеск интереса. «Я ошиблась, – подумала она. – Этот мальчик – не просто жертва обстоятельств, у него есть внутренний стержень… Его виденье мира обусловлено не только его окружением. Я не заметила его собственного внутреннего выбора потому, что этот выбор и «выбор», делаемый за человека обстоятельствами и внешними причинами, в данном случае почти совершенно совпали…»

– Многие с тобой не согласились бы, – по прошествии длинной паузы произнесла баронесса.

– А многие – согласились бы. Но мне нет дела ни до тех, ни до других. Если меня изменят так, что я утрачу себя… верните мне все мои чувства. С тех пор, как умерла Идэль, мой мир похож на ад, но это лучше, чем не ощущать вообще ничего… Точнее, не быть способным чувствовать и существовать, думая, что твое прозябание – это и есть жизнь. Я не строю иллюзий. Шансы на то, что я добьюсь желаемого, невелики. Но лучше сгореть, чем сгнить.

– Хорошо, – сказала Вилисса. – Это твой выбор, и не мое дело указывать тебе, как надо жить. В любом случае тебя уже невозможно привести в состояние абсолютной незаинтересованности, когда ты мог бы выбрать свободно, а не под влиянием каких–то внутренних побуждений, которые воспринимаются тобой как данность, которые во многом обусловливают твой выбор, но появления которых ты не желал и не ждал. Я просто хотела, чтобы ты знал причину. Счастья тебе это не прибавит, но лучше знать, чем не знать, не так ли? Или ты хочешь, чтобы я стерла эту часть нашего разговора?

– Нет, не надо. – Дэвид вздохнул. – Да вы правы: такие вещи лучше знать. Даже если не собираешься меняться. А что там за последняя программа?

– О! – Вилисса сделала загадочное лицо. – Она самая интересная из всех, и поэтому я отложила разговор о ней напоследок. Ты помнишь, когда у тебя появилось увлечение хеллаэнской историей?

Дэвид наморщил лоб.

– Сложно сказать… В Академии еще. В какой–то момент я осознал, что ни черта не знаю о мире, в котором живу. То есть я тупо совершенствую какие–то навыки выживания, учусь управлять этим миром – ну пусть в каких–то самых скромных пределах, которые только и доступны Бездарю–иммигранту – но при этом упускаю из вида то, что понять это общество, научиться в нем жить и адекватно вести себя без минимального знания его истории просто невозможно… Это было бы возможно, если бы я родился здесь и местная культура была бы, так сказать, в крови, но мне приходится постигать ее в каком–то смысле извне и поэтому…

– Да, это все, конечно, очень интересно, – прервала Вилисса его излияния. – Ты придумал вполне убедительные причины для того, чтобы объяснить самому себе внезапно пробудившийся интерес. Убедительные, правдоподобные причины.

– Подождите… вы хотите сказать, что это тоже привнесено извне?.. Но кто… – Дэвид покачал головой. – Ну и зачем же кому–то понадобилось внушать мне лк?бовь к истории?

– Хороший вопрос.

– Это кто–то из преподавателей? – предположил землянин. – Превысил, так сказать, свои полномочия?..

– Откровенно говоря, я не знаю, – призналась Вилисса. – Мне не удалось установить авторство. Тот, кто с тобой поработал, не оставил следов… во всяком случае, я их найти не смогла. Все выглядит абсолютно естественно. Более того, вполне может быть, что я ошибаюсь и это не результат работы какой–то программы, а на самом деле твое естественное желание. Мое заключение основано на том, что можно четко зафиксировать время, когда в тебе это желание возникло. Чтобы ты там не думал о причинах, я могу назвать дату и даже час, когда это произошло.

– И когда же? – поинтересовался Дэвид.

– Когда ты вернулся из лекемплета, в который тебя забросили маги, прикрывавшиеся именем корпорации «Око Ал абриса».

Дэвид задумался, вспоминая… Сейчас эти события казались такими далекими, будто они происходили с каким–то другим человеком. А ведь прошло не так–то много времени… Слишком уж насыщенными были последние месяцы.

– А знаете, наверное, вы правы… – промолвил наконец Брендом. – Интерес у меня проснулся именно тогда. Но почему то обстоятельство, что можно установить дату возникновения интереса, рассматривается вами как указание на то, что сам интерес привнесен кем–то извне? На самом деле, мне и раньше было интересно. Я просто не тратил на это время, другие вещи казались более важными… Но если желания в нас появляются и исчезают, что удивительного в том, что можно указать время, когда то или иное желание появилось или исчезло?

– С этой точки зрения ты, конечно, прав, – согласилась Вилисса. – Однако в данном случае время возникновения имеет значение. Видишь ли, желание, активное формирование которого приходится на период, память о котором начисто стерта, почему–то кажется мне слегка подозрительным, вот и все.

– Я не понимаю, о чем вы. Какой период стерт?

– Около часа, а может и больше, твоего пребывания в лекемплете.

Дэвид помолчал, а потом сказал:

– Возможно, причина в тех условиях, куда меня поместили. Мне там было очень хреново. Не скопытился только чудом. Я плохо помню, что там было, помню лишь как блуждал по силовым коридорам, потихоньку загибаясь, пока не наткнулся на восходящий поток силы… Испытанный шок мог спровоцировать амнезию.

– Даже в момент шока ты не утрачиваешь способность принимать информацию из внешнего мира, – возразила Вилисса. – Ты лишь утрачиваешь способность ее осознавать. Но она все равно откладывается в тебе: либо сохраняется на более глубоких пластах сознания, которых ты сам, в принципе, когда–нибудь потом можешь достичь, либо кодируется неправильным образом и становится нечитаемой… это худший вариант, но даже в этом случае специалист, работая с тобой, информацию может извлечь, если сумеет ее перекодировать. Но не первый, ни второй варианты к тебе отношения не имеют. У тебя просто нет части воспоминаний. Вообще. И нет никаких следов того, что эта недостающая часть подвергалась какой–то внешней деформации или была неправильно закодирована и помещена в один из тех сегментов разума, которые служат в качестве таких вот «мусоросборников». Ее просто нет. А кусочки, оставшиеся неудаленными, – крошечные островки в океане небытия – скомпилированы таким образом, чтобы создать у тебя ощущение непрерывной цепи событий. Происходившее ты не помнишь, зато твердо уверен, что всего лишь слепо блуждал по коридорам до тех пор, пока случайно не наткнулся на дверь с табличкой «ВЫХОД». Простой и верный расчет: ведь ни один человек не держит в голове всех событий, происходивших с ним на протяжении последней недели… последних суток… даже последнего часа. Мы имеем в поле своего опыта лишь ощущение непрерывности, которое кажется нам как бы подтверждением того, что с нашим прошлым все в порядке и что все события в нем складывались последовательно, нанизываясь, как жемчуг на нитку. Но это всего лишь ощущение, и не более того. И если уж ты получил доступ к сознанию кого–либо, то внушить это самое ощущение, которое отлично замаскирует следы твоей работы, не составит труда…

– И кто бы мог это внушить? – спросил Дэвид. – Те ублюдки, которые меня в лекемплет зашвырнули? Сильно сомневаюсь. У них не было возможности влиять на меня, когда я был внутри, а к тому моменту, когда я выбрался, они уже были мертвы… Кстати, могу я надеяться, что то, что вы узнали, останется при вас?

– Не беспокойся, я не собираюсь рассказывать кен Эселям о том, кто уничтожил их вассала, – усмехнулась Вилисса. – Ни та, ни другая семья меня не интересуют.

После короткой паузы она добавила:

– А память тебе стерли уж конечно не маги из фальшивого «Ока»… Я думаю, там, в этом массиве исторгнутой хаосом мощи, только–только начинающей упорядочиваться и приобретать какой–то «нормальный» вид, что–то произошло. Что–то, благодаря чему ты сумел спастись… заплатив за это частью своих воспоминаний.

Дэвид некоторое время пытался свыкнуться с мыслью о том, что то, что он помнит об указанном периоде, – неправда. Маленькие кусочки правды, сложенные в большую ложь…

– Если эти воспоминания удалены, – произнес он, – видимо, они имели какое–то значение. Могли бы, наверное, пролить свет на то, что находится внутри этой штуковины… или на еще что–нибудь. А их точно никак нельзя вернуть?

Вилисса покачала головой.

– Ничего не осталось, извини. Очень тщательная работа. Ее и обнаружит,ь–то было не так–то просто. Вообще, чем дольше я исследовала эту аномалию в твоем ментальном пространстве, тем больше она меня удивляла. С одной стороны, применявшиеся заклятия были довольно грубыми… приблизительно соответствующими тому, что ты мог бы изобразить на своем текущем уровне мастерства, а может быть даже и ниже. Но при этом настолько все точно рассчитано, настолько все изящно и просто, учтены все нюансы, в том числе и те, которые будут порождены столь грубыми заклятиями, установлен такой идеальный баланс, что он кажется невозможным, дефекты одной из задействованных схем настолько полно сводят на нет дефекты другой и наоборот… Должна признаться, я в первый раз с таким сталкиваюсь. Такое чувство, что я вижу перед собой творение гениального мастера, вынужденного работать совершенно негодными инструментами… и сумевшего, тем не менее, недостатки этих инструментов обратить в их достоинства или как минимум свести их на нет.

Восторженные нотки в голосе баронессы хорошего настроения землянину не прибавили. Вилис–су интересовало Искусство. А он, Дэвид, лишь подопытный экземпляр… холст, на котором запечатлен «рисунок гения».

– Рад, что хоть чем–то оказался вам полезен, – буркнул Дэвид.

Вилисса не заметила его настроения.

– Если я права, – задумчиво произнесла она, – то, теоретически при определенных обстоятельствах память к тебе все же могла бы возвратиться. Ведь тот, кто стирал, мог просто забрать ее с собой – на тот случай, если вы вдруг опять столкнетесь.