Текст книги "Зов Чернобога"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Радослава протерла мокрой тряпицей стол, набросала на него свежей травы – гостям для приятности… эх, побольше надо бы. Ничего, сейчас сбегает к ручью, нарвет, рано еще, посетителей мало – пара дружинников-варягов лениво цедили брагу. Один какой-то неприметный, второй угрюмый, с заплетенными в смешные косички волосами.

Прихватив плетенную из лыка корзинку, Радослава быстро миновала ворота и, пройдя по вьющейся меж березами тропке, спустилась к ручью, текущему на дне темного оврага. Наклонилась, попила студеной водицы – ух, и хороша же! – услышала вдруг голос сверху:

– Девица, не подержишь ли волов, набрать водицы?

Радослава подняла глаза: тот самый варяг, с косичками. Что, он незаметно так и шел за ней? Вернее, ехал на запряженной волами телеге. Что ж, просит, так подержу волов, хотя и привязать бы мог, вот хоть к этой березе.

– А они у меня пугливые, – объяснил варяг. – Ни за что одни, без человека, в лесу не останутся, волков боятся.

Девушка усмехнулась:

– Так тут что, лес, что ли?

– А не лес, так темно, и деревья, эвон, до самого неба! Истинно лес, клянусь молотом Тора. Так подержишь? Вином угощу.

– Нужно мне твое вино. Но подержать – подержу, чего уж. Давай поводья.

Варяг – длинный, сутулый – проворно сбегал к ручью, набрал воды в баклажку, прибежав обратно, благодарно улыбнулся:

– Счастия тебе, девица. '

– Да ладно…

Варяг подмигнул, достал из телеги кувшинец, разбавил водою, от пояса отцепил рог, нацедил.

– Обещал – на, пробуй. Нектар, не вино! Если понравится, я могу привезти бочонок для корчмы вашей.

– Чего это ты так вином своим хвастаешь? – недоверчиво спросила Радослава.

– Так им мой родич торгует, Греттир из Вика.

– Ах, Греттир, – успокоилась девушка. Греттира она знала – смешной такой, вислоусый, а дочки у него – ух, и дурищи же! – Ну, давай сюда свое вино.

– С радостью и благодарностью, о благородная дева! – Варяг с поклоном протянул кубок.

Сначала Радослава ничего не почувствовала – вино, как вино, вполне приятное, пробовала она уже подобное – угощала Любима. А потом вдруг и сама не заметила, как потемнело в глазах и подкосились ноги. Оглянувшись по сторонам, коварный варяг осторожно положил потерявшую сознание девушку на дно повозки и ловко забросал ее старой соломой. В тот день его повозка появилась еще в нескольких местах: на окраине Подола, на пристани, на Глубочице, где плескались ребята. И почти всегда варяг уезжал с добычей – схема была все та же и работала безотказно.

Гнорр Ворон рассчитался со Стемидом честно, полновесными серебряными денариями. Удивился даже:

– Эвон, как ты ловко!

– Опыт, – хохотнул Стемид и попросил: – Ты бы, Гнорр, убирался из Киева как можно быстрее, хорошо бы, вместе с ладьями князя, так многие купцы поступят.

– И я так же сделаю, – кивнул купец. – Нечего тут светиться, еще пропавших искать начнут, мало ли…

Простившись с Гнорром, Стемид вернул повозку с волами давно поджидавшему у пристани селянину с дальнего огнища и, пройдя через распахнутые городские ворота, кивнул знакомым стражникам.

– Что, Стемиде, проследил за лодейками? – насмешливо поинтересовались те. – Все ли целы?

– Да все, что им сделается-то? – Варяг махнул рукой. – Чай, мы не спим на страже, как некоторые воротные делают.

– Да ладно тебе заедаться, – добродушно усмехнулись стражи. – Говорят, и вправду поход скоро?

– Скоро, – подтвердил Стемид. – Днями нужно считать.

Пройдя ворота, он вдруг остановился и хлопнул себя по лбу. Это что же – пообещав волхву Лютонегу задержать отход судов, он, Стемид, подставил самого себя? Вообще-то он вполне мог бы нанять шпыней и, как начальник стражи, незаметно пропустить их к ладьям, задержав экспедицию как минимум на неделю, а то и на месяц – кораблики-то ведь не только продырявить, но и поджечь можно будет. Это опасное дело Стемид тщательно обдумал и даже составил для себя план действий, включающий операцию прикрытия с несколькими подставами в лице нисколько не повинных младших дружинников – «детских», на которых вполне должно было хватить подмешанной в питье сон-травы, действие которой уже испытала на себе несчастная Радослава, да и не только она. А ведь в связи с отсрочкой похода задержится у киевской пристани и корабль Гнорра Ворона! А вдруг кто чего заподозрит? Если кто-то – тот же князь, а он во все самолично вникает и к тому же умен, недаром прозван Вещим – сопоставит все произошедшие похищения, почти всегда приписываемые ромеям, то… То очень скоро придет к выводу о необходимости обыска всех торговых судов. А Гнорр молчать не станет, сразу подставит его, Стемида, – дескать, просто-напросто прикупил рабов, кто ж знал, что они краденые. Ворон обязательно Стемида выдаст, поскольку будут искать продавцов, а вот самому Стемиду доказать сговор с Вороном не удастся. Значит… О, боги, как же поступить, как лучше сделать? С одной стороны, Ворон только что расплатился, как и обещал. С другой стороны, хорошо было бы сорвать куш и с волхва. Но Лютонег хитер… Однако совершил большую глупость, решив надавить на Стемида. Расслабился у себя в лесах, совсем нюх потерял, думает, кроме него нет никого в мире хитрее? Поглядим, ой, поглядим…

С самого утра и вот уже до полудня Хельги вместе с Ярилом занимались финансовыми подсчетами – сводили дебет с кредитом в заметно опустевшей казне. Оба нервничали – денежные дела, они всегда самые трудные.

– Думаю, на дорогие ткани и посуду нужно налоги поднять, княже, – горячился Ярил. – Пусть уж купцы цену гнут – кто покупал всю эту роскошь, у тех богатства и на новые цены хватит. А если на жито поднимем да на овес – тут и до голодного бунта недолго.

– Да не будет никакого бунта, – невесело усмехнулся Хельги» – Просто разбредутся смерды по лесам, сами спрячутся и зерно спрячут.

– А оно нам надо?

– Вот именно.

– Еще пошлины на хазарский скот поднять…

– Это можно. Хазары и без того на нас озлоблены, за радимичей, северян, вятичей.

– Ох, боюсь, не пошли бы войной, княже!

– Не пойдут. Мы пока на них печенегов натравим… есть у меня там знакомства, завтра же посольство пошлю.

– Печенегам тоже малая вера.

– До осени они хазар подержат, а зимой те и сами не нападут. А вот весной, как снега стают… тут мы по Хазарии и ударим! Нечего нашу кровь пить.

– Ну и задумки у тебя, князь. На годы вперед видишь, недаром Вещий!

Скрипнув дверью, заглянул управитель-рядович.

– Помощник начальника ладейной стражи Стемид у крыльца челом бьет, княже!

– И чего ему надобно? – недовольно поднял глаза Хельги.

– Греческого огня просит, траву с кустами у воинской пристани пожечь, чтоб лазутчики не подобрались.

– Вот как? – Князь перевел удивленный взгляд на Ярила. – Слыхал?

– Так и дать ему этот огонь, – усмехнулся тот. – Для дела ведь.

– Ну, пес с ним, и в самом деле – пусть уж лучше перебдят, чем недобдят. – Хельги обернулся к рядовичу: – Выдай пару горшков из амбара, чай, хватит им пары… Траву ведь жечь, не ладьи!

Довольный Стемид, аккуратно замотав горшки в старый плащ, быстро пошел к пристани. А ближе к ночи хитрый варяг уже поджидал в условленном месте – у заводи на Глубочице – старого волхва Лютонега.

– Вижу, вижу. – Волхв явился на встречу во-время и с удовольствием наблюдал встающее от реки зарево, – Исполнил ты мою просьбишку, Стемиде, вот тебе и награда. – Он отсчитал серебро и удалился, позвав кого-то с собой из кустов.

Стемид лишь хмыкнул – все правильно, осторожничал волхв, прихватил с собой охрану. Но ведь и на старуху бывает проруха, тем более на какого-то |там волхва!

Со всей осторожностью – травинка не шелохнулась – пошли вслед за Лютонегом пущенные Стемидом молодые дружинники– «детские». Босиком, чтоб не стучать постолами, не скрипеть лаптями, в неприметных пестрядинных рубахах, простоволосые, ни дать ни взять обыкновенные ребята – подмастерья иль служки корчемные. Безусые все – молоко на губах не обсохло, – однако у каждого за пазухой острый кривой нож-кончар. А уж пользоваться им эти ребята умели. Что и испытали на себе и старый волхв Лютонег, и его ничего не подозревающая охрана. Просто пробежались мимо ребятки, в пряталки – догонялки играючи, чирк по шее ножичком незаметно – и нет никого в живых, ни волхва, ни охраны. Осмотревшись, ребята спрятали убитых в траве, подождали ехавшую сзади повозку и, проворно покидав в нее трупы, увезли к глубокому оврагу, что меж Копыревым концом и Градцем. Так хитрый варяг Стемид заработал изрядную толику серебра, а готовившийся к северному походу княжеский флот был спасен от поджога. А окажись Стемид менее хитрым или более боязливым? А не поверь ему волхв Лютонег на свою седую дурную голову? Вполне могли и сгореть ладейки, пусть не все, пусть часть, а задержали бы поход, отложили. Ведь не о них сейчас болела голова князя – о финансах. А думать сразу обо всем – это богом надо быть, не человеком. Но Хельги – князь, Олег Вещий, богом не был, был человеком, правда, не совсем обычным. Но, как свойственно всем людям, и он допускал ошибки.

Глава 7
ПУТЬ
Май-июнь 868 г . Киев – Новгород

Если ставишь ты на дело девять дураков,

Будешь ты десятым смело —

Ты и сам таков!

Аркадий Уваров

Весть о пропаже девицы Радославы из «Любимкиной корчмы» быстро распространилась по всему Копыреву концу. Приходили соседи, предлагали помощь. Вятша с Твором и двумя мужиками-вдачами прошли весь ручей, обшарили овраг и заросшее густым березняком приовражье – нет ничего.

– Ограбили сестрицу мою, убили! – плача, закрывал руками глаза Твор, а Вятша лишь перекатывал желваками.

Твор вспоминал, как жили они с Радославой у радимичей, у тетки Хотобуды, – неласкова была тетка, прижимиста, доброго слова не слыхали от нее принятые в племя приблуды, Твора так и вообще частенько поколачивала тетка, Радославу таскала за волосы. И пожаловаться было некому – приблуды, нездешние, родившиеся у самой Десны, в роду соболя. Род соболи в назидание другим крепко погромили хазары, напали внезапно, сожгли селения, увели с собой скот и людей, многих убили. Радослава – тогда еще маленькая – схватила под мышку совсем уж несмышленого Твора, спряталась в круглой печке, а когда вылезла, вокруг уже все догорало и повсюду валялись черные, обугленные трупы. Нельзя было даже разобрать, где тут матушка, отца-то давненько еще – сразу после рождения Твора – задрал в лесу медведь-шатун. Поплакав, Радослава взяла братца за руку, да и пошла в лес, куда глаза глядели. Волков да медведей не боялась. Разве они, звери дикие, хазар страшнее? Август на дворе был, конец лета, хватало в лесу и грибов, и ягод, и орехов, тем и питались. Поначалу-то ничего было, тепло, жарко даже – солнышко припекало, жарило, так что и для ночи оставался еще изрядный запасец тепла. Покрутились ребята по тропкам-дорожкам, то к одному селению подходили, то к другому – везде одни пепелища. Так и пошли глубже в лес и совсем уж загрустили, как задождило, потянулись на юг первые журавлиные клинья. Радослава с ужасом смотрела на затянутое тучами небо и думала – как же они дальше будут? Тут и вышла на них охотничья ватага. Люди оказались своими, радимичами, привели в селенье, накормили, обогрели, немного погодя приняли в род, подселив к приемной матушке Хотобуде. Та хоть поначалу и злилась, но со временем к приблудам привыкла, да и здоровье уже не то было, чтоб кого-то там бить. В общем, притерпелись, притерлись друг к другу, так вот и жили. Не особо-то счастливо, но ничего… Правда, местные ребята с Твором так и не подружились, дразнились все, обзывали приблудой.

– Ой, где ж ты, моя сестрица? – вздохнул Твор. – Поди, и в живых уж тебя нету?

– Не блажи, – сурово покачал головой Вятша. – Незачем убивать татям девку, да и ценностей особых при ней не было. Скорее всего – украли ее, уж больно красива, вот и приглянулась кому-то.

– Украли?! – встрепенулся Твор.

– Если в Киеве она или рядом где, тогда отыщется, – не слушая отрока, рассуждал Вятша. – Найдется рано или поздно, не дура ведь, подаст весточку. А вот ежели ромеям или багдадцам продали – дело плохо. До Багдада, до Царьграда, до Басры дотянись-ка попробуй! Правда, ее еще вывезти надо…

Вернувшийся со службы Ярил, узнав о пропаже девушки, ничуть не удивился, лишь мотнул головой.

– Еще одна, значит.

– Как это – «еще одна»? – хором спросили Вятша и Твор.

– На Подоле в усадьбах двух малых отроков не досчитались, одного Гостеней зовут, другого, кажется, Пирагастом. Еще кое-где ребята пропали. Да, мыслю, не все еще и пожаловались, не успели.

– Значит, ромеи? – поднял глаза Вятша. Ярил задумался.

– Может быть, хотя и немного сейчас ромейских купцов в городе… Могут и варяжские гости паскудничать, с этих станется, да и хватает их в городе, купцов ладожских. Эх, был бы Харинтий Гусь в Киеве, через него бы дознались.

– Так проверить всех!

– Проверить… – Ярил вздохнул, – Проверим, конечно, да на то время надобно. А завтра дружина в поход отплывает, и с нею почти все варяжские гости потянутся – безопасней с дружиной-то.

– А вдруг ее волхвы похитили? – глухо спросил Вятша, С волхвами, у него были особые счеты.

– Волхвы? Нет, не думаю. – Ярил покачал головой. – Наши бы кудесники знали, доложили б давно. Да не осталось в земле киевской кровавых требищ, все вычистили. Хотя, конечно, всего не предугадаешь.

– К бабкам сходите, ведуньям, – посоветовала Любима. – Да поспешайте, варяги завтра уйдут.

– Уйдут, так в пути достанем. – Вятша потер виски и горделиво распрямил плечи. – Чай, ведь и я в дружине княжьей походом иду. Ужо присмотрю за гостями варяжскими.

– Если удастся.

– Удастся! А за ромеев и вы здесь проверите, так?

Ярил кивнул. Твор посмотрел на него, перевел взгляд на Вятшу, на поднявшуюся с лавки Любиму. Похоже, неплохую мысль высказала дева. В два прыжка отрок догнал ее во дворе.

– Ты про ведуний говорила, Любима?

– На торжище сходи, – сразу поняла та. – Там они, ведуньи, всякий покажет.

Твор уже повернулся было бежать, да Любима властно схватила его за плечо.

– Постой-ка.

Она скрылась в доме и почти сразу же вышла, протянула отроку арабскую серебряную монетку с непонятными письменами – ногату.

– На вот, держи.

Твор поклонился: знал, за один такой кружочек много чего купить можно – и пирогов вдосталь, и квасу, и Ткани заморской на порты да рубаху или десяток откормленных жирных баранов.

Засунув в рот монету, чтоб, не дай боги, не потерять, отрок припустил вниз, к Подолу, – только пятки засверкали. Пробежав по пыльным улочкам, едва не сбил с ног лепешечника с лотком – тот заругался, хотел даже положить лоток в траву да запустить в нахала камнем, но, пока собирался, того уж и след простыл. Торжище, как всегда, встретило отрока гулом, в котором, однако, не терялись отдельные громкие выкрики:

– Пироги, пироги, с пылу, с жару!

– Лепешки! Только что из печи.

– А вот квасок холодненький, попробуй-ко, господине!

– Берите, берите, люди добрые, хорошая упряжь, надежная.

– Да это разве упряжь? Одна гниль. Чтоб тебя Родимец забрал!

– Какая ж гниль? Глаза-то разуй, паря!

– Сам разувай. Вот как счас двину!

– Стражи, стражи! Убивают же! Убивают…

Недовольный покупатель упряжи – дюжий крестьянский парень, – все ж таки влупил продавцу промеж глаз кулачищем, да так, что тот, бедняга, аж перелетел через дощатый рядок-прилавок. За избитого тут же вступились остальные торговцы, и дело запахло хорошей дракой. К тому все шло.

Побыстрей обойдя буянов – еще попадешь под горячую руку, Твор дошел до края рынка и нерешительно остановился возле толпы игроков.

– Кручу, верчу, обмануть не хочу, – доносилась из-за спин любопытных смердов знакомая песня. Отрок огляделся.

– Чего глаза навострил? – подошел к нему длинный вислоносый парень. – Сыграть хочешь? Давай на пару? Я, вон, на березу залезу, а ты посматривай незаметно, подсказывать тебе буду, как кивну – так под тем колпачком и горошина.

– Как же ты разглядишь, с такой-то дали? – вынув изо рта монетку, изумленно промолвил Твор.

– На то я и волхв-чаровник! – Незнакомец горделиво выпятил грудь, и тут вдруг Твор вспомнил – это же волхв Войтигор, именно его не так давно показывал ему Порубор.

– Некогда мне играть, – твердо сказал отрок. – Да и было бы время – не стал бы. Баловство это, совсем уж несерьезное дело. I

– Люди выигрывают. |

– Люди? – Твор презрительно усмехнулся и повторил слова Порубора: – Не люди это, а шпыни ненадобные. Нечто возможно счастье свое на таком неверном деле строить?

– Ну-у, – протянул волхв. – Ты этот… как ромеи говорят – философ. Тогда чего тут стоишь-то?

– Бабок ищу, ведуний, – честно признался отрок.

Войтигор удивился:

– А чего их искать-то? Эвон, кликнуть только… Вон, как раз и идет одна. Эй, Каргана, Каргана! Не проходи мимо, старая, есть тут до тебя дело.

Горбатая ведунья в черном платке – Каргана, тоже уже знакомая Твору, – остановилась и повела носом, ну точь-в-точь как почуявшая добычу ворона.

– Ну, Войтигоре, какое у тебя ко мне дело?

– Не у меня, – отмахнулся волхв, кивая в сторону Твора. – Вот у этого отрока.

– Ха, знакомец! – Каргана тоже узнала мальчишку. – Дружок Поруборов. Что хочешь?

– Догадать бы, – искательно улыбнулся Твор. Вообще-то он побаивался старух ведуний, помнил, как еще у радимичей шпыняли его жрицы – Чернозема, Доможира, Хватида, однако вот Карганы не боялся, знал, если что, можно будет прищучить ее потом через Порубора.

– Погадать – погадаю, – ведунья кивнула. – Чем только платить будешь?

– Вот! – Раскрыв ладонь, отрок показал маленький серебряный кружочек.

– Эвон что! – осклабилась Каргана. – Давай свою серебряшку сюда.

Твор быстро спрятал руки за спину.

– Э, нет, так не пойдет. Сначала погадай, а уж потом и плату получишь.

– Как же я тебе погадаю без птицы? – резонно возразила старуха. – Ее, птицу-то, еще ведь купить надо.

– Веди, купим, – кивнул осторожный отрок. Наслушался он уже рассказов про киевское торжище, где таких, как он, пачками в день обманывали.

– Что ж, пошли. – Каргана пожала плечами, повернулась и быстро зашагала к птичьим рядам. Твор едва поспевал за ней, а Войтигор, сказав, что с ведуньи кое-что причитается, так и остался ошиваться в толпе игроков, видно, искал напарника.

– Морду ему набьют колпачники, – пробормотала про себя старуха. – И правильно сделают – не мешай людям работать, не гляди алчно на богатство чужое, потом да умом добытое. – Эвон! – Остановившись у птичьих рядов, она повернулась к отроку: – Эвон, птица-то.

Твор посмотрел на живых кур и уток, томившихся в больших деревянных клетках.

– Какую купить-то?

Каргана повернулась к торговцу – молодому нахальному смерду.

– А ну-ка, красавец, покажи во-он ту курочку. – Она ткнула пальцем в самую жирную птицу.

– Три медяхи, – сквозь зубы процедил торговец.

– Что так дорого? – возмутилась бабка. – Три медяхи! Да она и одной не стоит. Пошли отсюда, отроче…

– Хорошо. Две.

Остановившись, ведунья незаметно подмигнула Твору, бери, мол.

– У меня только ногата, – предупредил он. Смерд усмехнулся:

– Уж найду, чем сдачу дать.

– Сдачу всю мне! – встряла Каргана.

– Потом, – твердо заявил Твор. – Держи лучше курицу, да смотри не упусти.

– За собой смотри, – осклабилась бабка.

Покинув торжище, они свернули на узкую улочку и направились в самый конец Подола, к Глубочице. Там, у реки, в маленькой, вросшей в землю хижине, окруженной старым плетнем, и жила бабка.

– Погоди тут. – Не выпуская из рук курицу, Каргана нырнула в дом. Твор с любопытством оглядывался. Двор ведуньи оказался вполне обычным, запущенным и полным разного мусора – каких-то костей, объедков, соломин. Вообще, ничего здесь не производило особого впечатления, скорее, наоборот…

– Ну, начнем. – Хозяйка выбралась наконец из хижины, и отрок, обернувшись к ней, непроизвольно вздрогнул. Вот теперь Каргана выглядела настоящей колдуньей! Страшная, с ожерельем из высушенных змеиных голов на морщинистой шее и лосиными рогами на голове, она посмотрела прямо в глаза мальчику жестким, пронзительным взглядом и, выхватив из-за пояса широкий острый нож, с завыванием взрезала курице брюхо. Птица закричала, забилась, разбрызгивая кровь, брызги попали и на старуху, и на лицо отрока. Тот попятился.

– У-у-у! – снова завыла старуха, забубнила какое-то заклинание, завертелась волчком, подпрыгнула и, поглядев в небо, вырвала из курицы внутренности, бросив их через правое плечо. Затем, выкинув курицу к хижине, провела по лицу окровавленными ладонями, оставляя на щеках багровые полосы, взглянула на притихшего Твора – чего, мол?

– Сестрица моя пропала, Радослава… Скажи – жива ли?

– Красива ли сестрица твоя?

– Красива, – кивнул Твор. – Очень.

– А когда пропала?

– Вчерашнего дня… У нас, на Копыревом, пошла к оврагу с ручьем – с тех пор и не видели.

Отвернувшись, Каргана внимательно осмотрела разбросанные по двору куриные потроха.

– Жива сестрица твоя, – усмехнулась она. – Не сомневайся.

Твор заулыбался – ну, хоть жива, и то дело.

– А где же она тогда, чего домой не явится?

– В неволе, в узилище темном плачет, – глухо завыла ведунья. – Деревом обшито узилище, а за ним – вода, вода… Волны речные плещут.

– Значит, и вправду, на корабле! – азартно задрожал отрок. – А на чьем, где?

Каргана вздохнула;

– То не говорят боги… Хотя…

Она нагнулась, подобрала красное куриное сердце, показала Твору.

– Вишь, кровоточит… Кровь – война. Ромеи не воины, воины – варяги. У варягов сестрица твоя, так говорят боги. А у кого точно – не скажут. Все! – Старуха вдруг вытянула руки, словно хотела схватить мальчишку за горло. – Ступай отсюда, не гневи богов своими расспросами. Утомились боги!

Отрок попятился.

– Эй, эй! – прыжком подобралась к нему Каргана. – Плату-то оставь. Не любят боги, когда просто так… Гневаться будут. Тут и до смерти недалеко… Смерть, смерть… – Старуха закружилась волчком и Твор, бросив на землю медяхи, выбежал со двора ведуньи. Отрок находился под большим впечатлением от гаданья и с радостью в душе ему верил. Да и как было не верить? Мысленно поклявшись никогда больше не встречаться с Карганой, Твор ускорил шаг и, не оглядываясь, направился к усадьбе Любимы.

Каргана проводила его долгим взглядом, хмыкнув, сполоснула в деревянной кадке лицо, отнесла в дом курицу и принялась тщательно собирать потроха, разбросанные на специально постеленной рогожке. Из куриных потрошков-то ого-го какой суп можно сварганить! Наваристый, сытный, жирный… Да и курицы этой на целых три дня хватит.

– Эй, бабуся! – послышался вдруг из-за плетня чей-то громкий голос. – Не угостишь курочкой?

– Тьфу ты! – сплюнула ведунья, углядев в кричащем молодого волхва Войтигора. – И шатаются же тут всякие!

– Так как насчет курицы? – нахально оперся на плетень волхв.

– Отойди, пес! – разозлилась старуха. – Забор повалишь.

– Не забор и был, – обиделся Войтигор. – С твоих-то доходов могла бы и получше оградку сладить.

– Ла-адно, – махнула рукой бабка. – Вечером зайди, ужо угощу похлебкой.

Невыгодно ей было ссориться с Войтигором, изредка – да хотя бы и изредка – все же поставлявшего клиентов.

– Вот и славно. – Волхв повеселел. – Поди, наврала парню с три короба?

– Ничего и не наврала. – Старуха закашлялась. – Обсказала все как есть, чистую правду.

– Ага, знаем мы твою правду, – с усмешкой поддел Войтигор. – Ну, тогда до вечера, Каргана. Не пойдешь уж больше на торг?

– Не пойду, – хмуро отозвалась задетая за живое старуха. – Как пойдешь на похлебку, лепешек там прикупи, не пекла я лепешек, не с чего.

«Не с чего тебе, как же!» Волхв скептически ухмыльнулся, но вслух ничего говорить не стал, опасаясь, как бы бабка не передумала и не лишила его обещанной похлебки. Простился до вечера, да и зашагал себе прочь, к торгу, мало ли, еще чего-нибудь запромыслить удается? Эх, колпачников бы раскрутить… Но – опасно, да и напарника пока нет.

После ухода Войтигора старуха еще долго не могла успокоиться. «Наврала»! Как же! Все обсказала, как было… Вернее, как догадалась сама, пообщавшись вчера в корчме с пьяным варягом Стемидом, давним своим знакомцем.

Ранним утром над Днепром клубился туман, почти полностью скрывавший готовые к походу ладьи. Молочно-белый, плотный, он окутывал пристань настолько плотно, что идущим к судам воинам приходилось внимательно смотреть под ноги.

Стройными, закованными в светлые кольчуги рядами шла княжья дружина – вначале старшая, бояре, затем гриди и уж потом только «отроки» – «детские». Гремели дудки и бубны, и множество киевлян, несмотря на туман, высыпали с Подола к –пристани посмотреть и проститься с дружиной.

– Эй, Корчема, губу-то подбери, потеряешь! – подначивали киевляне знакомцев. Плакали, прощаясь с любимыми, девушки, а вездесущие мальчишки, чтобы лучше видеть, забрались на деревья.

– Князь! Князь! – вдруг закричал кто-то, и вся пристань отозвалась одобрительным гулом. Жители Киева любили Олега. Хороший князь, сильный и, главное, справедливый, хоть и варяг. Налогами зря не примучивал, от хазар да печенегов оборонял, дружину водил в ромейские земли. Чего еще нужно от князя? К тому же в Киеве и подвластных землях навел строгий порядок, всех подчинил одному закону – «правде», волхвам хвосты поприжал. Уже мало кто и вспоминал, как страшно было жить при Дирмунде-Дире. Быстро забывают плохое люди, как, впрочем, и хорошее.

Под приветственные крики Вещий Олег сошел с белого коня, бросив поводья слуге, повернулся, поцеловал в уста супругу и малых детушек. Перед тем как подняться на крутой борт ладьи, поклонился славному граду Киеву. Хорошим князем был Олег-Хельги, давно такого не было. Подошли для прощания тиун Ярил Зевота в зеленом, обшитом золотой нитью, кафтане и воевода Хаснульф в красном плаще и блестящем шлеме, оставленный Олегом оборонять при нужде Киев. Сказав им на прощание несколько слов, Хельги взошел на корабль, почувствовал, как закачались под ногами крепкие доски на днепровской волне. Захолонуло сердце, почудилось вдруг, что ступил на драккар – пенитель морей. Хотя, конечно, не драккар то был, лодейка, хоть и вместительная, на тихоходная, с плоским, удобным для волоков, дном. Да, не перевалить драккару через волоки, да и реки – не Днепр или Волхов, другие – тоже не для него.

Сквозь разрывы облаков проглянуло солнце, засверкало в золоченых фигурах на носах ладей, на шлемах и копьях дружины. Взвились вверх златотканые – синие и красные – стяги, снова оглушительно затрубили рожки, и княжеский флот медленно отвалил от причалов под прощальные крики жителей Киева.

Стоявший на корме идущего вслед за княжеским судна Вятша оглянулся и тронул за плечо Твора – отрок все же упросил взять его с собой.

– Видишь те большие неповоротливые суда?

Твор кивнул.

– То ладожские купцы, варяги… Тоже отплывают. Вишь, потянулись за нами.

Отрок вздохнул. Купеческих кораблей набралось около двух десятков, и на каждом – на каждом! – вполне могла находиться похищенная Радослава. Если, конечно, не обманула ведунья. Вроде бы не должна – Твор поежился, – гадала на совесть.

– Ничего, – подбодрил мальчика Вятша. – Отыщем мы твою Радославу. Отыщем.

Подул попутный ветер – на ладьях поднимали мачты, ставили паруса. Потянулись по правому борту знакомые места, по левому – из-за дальности – и не разобрать ничего было. Суда медленно вышли на середину реки, поплыли быстрее, оставляя за кормой белые буруны. Закричали, закружили над мачтами чайки.

– Ну, да помогут нам боги, – уходя в разбитый на корме шатер, улыбнулся Хельги. – Лоцманам укажите – пусть место для стоянки выбирают загодя, пока не стемнело.

– Укажем, княже.

Хельги сбросил плащ и кольчугу. Лег в шатре на кошму и сразу же уснул под мерное плесканье волн, сказалась усталость – так и не спали в эту ночь, все говорили с Ярилом да Хаснульфом. Толстяк Хаснульф хоть и не великого ума воевода, однако ж в верности его были случаи убедиться. Да и решителен, случись что, не побоится прибегнуть к силе, для того и оставлена в Киеве почти треть дружины. В основном старые, заслуженные воины. Молодежь – гридей да «детских» – князь взял с собой. Пусть посмотрят на дальние края, пусть осознают – все это, от Киева до Ладоги, – теперь их, общая на всех, держава, которую надобно при нужде суметь защитить. Улыбаясь, спал в шатре князь. Ласково плескали волны. Разогнав туман, сверкало в синем небе ясное солнце. Кормчие на ладьях внимательно вглядывались в изломанную линию берега – коварен Днепр-батюшка, неровен час, мель или подводные камни.

За княжьей дружиной медленно плыли широкие корабли купцов. Где-то в середине затесался меж ними и «Черный лебедь» – судно Гнорра Ворона. Вместительное, с глубоким трюмом. На дощатой палубе, тщательно укрытые от непогоды рогожей, были разложены приобретенные на киевском торге товары – яркие восточные ткани, золотая и серебряная посуда, тонкое цветное стекло, пахучие пряшюти. В трюме же содержался товарец иного сорта – рабы, которые достались Ворону почти задаром – не считая того, что было уплачено Стемиду.

Продать их в Упсале или Скирингсалле – вот и окупится плаванье. На севере любят красивых дев, правда, там такая одна, зато красавица! За такую не жаль отдать и последнее.

Гнорр потянулся. Поднырнув под поставленным парусом, прошел на нос, посмотрел на идущие впереди ладьи, ухмыльнулся. Хоть и не дошел до ромейских земель, как планировал, да и все ж не без выгоды возвращался. Кроме нежноволосой красавицы, еще четверых дев, помладше, вез на продажу варяг троих отроков. За живым товаром Ворон строго следил самолично, чтоб не задохнулись, откидывал с люка рогожку – проветрить, да так выгадывал, чтоб поблизости ни одного корабля не было. Все предусмотрел Гнорр – даже посудину невольникам для малых надобностей, в иных случаях все одно ночью к берегу приставать. Улыбался варяг, качал длинным носом, потирая руки, подсчитывал выгоду.

А в вонючем трюме грустила Радослава. Вернее, уже не грустила – как могла, утешала остальных, особенно девчонок. Да и отроки – Гастеня, Пирагаст, Здрав – малы еще были.

– Ничего, ребятушки, – приговаривала девушка. – Милостью богов, проживем, выберемся. Вот бы знак какой подать, оставить? Может, заметит его кто-нибудь, передаст знакомцам моим, да брату, да и вашим родичам.

– Какой такой знак? – поднял заплаканные глаза одиннадцатилетний Здрав. После Радославы он здесь был самым старшим.

– Подумаем, – улыбнулась девушка и, звякнув сковывавшей руки цепью, ласково погладила по голове одну из девчонок. – Не плачь, не плачь, маленькая.

Знак… Радослава вдруг просияла, сорвала подвеску с виска,– обычное колечко, медное, потому и не польстились на него варяги, оставили. Покосилась на Здрава – тот кивнул, понял, зачем подвеска. Радослава снова на него глянула.

– Грамоте ведаешь?

– Плохо, – смущенно улыбнулся отрок. – Тятенька с маменькой начали было учить, да так и не закончили. Лето на дворе, работать надо – мы ведь горшени, да двух стельных телок держим. Работы хватает – глины с оврага привезти да сенца подкосить по косогорам. Зимой только и учил буквицы.