Текст книги "Сокол. Трилогия"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 53 страниц)

Андрей Посняков
Сокол. Трилогия «Фараон» в одном томе

Сокол Гора

Глава 1
La Defense – Les Sablons – Denfert Rochereau
Август

Кто изваял тебя из темноты ночной,

Какой туземный Фауст, исчадие саванны?

Шарль Бодлер. Sed non satiata

(Перевод А. Эфрон)

Старик!

Снова этот старик, тот, попадался уже на глаза на рю Кадет! Противный такой – круглое смуглое лицо с большим крючковатым носом, черные масляные глаза, – увидишь один раз, уже ни с кем не спутаешь.

Максим снова обернулся – ну да, он самый и есть – держится за стойку посередине вагона. А почему бы, спрашивается, не пройти чуть вперед, не сесть? Хотя, может, ему скоро выходить? Так и Максу скоро выходить, вот, уже следующая – «Опера», а там – на восьмую линию до «Конкорда», потом пересесть на первую, сойти на «Пон де Нейи»…

Нейи… Отец говорил, от метро не так уж и далеко до бульвара Бино. Да и с «Опера» в ту сторону идут автобусы. Может, следовало бы выйти? Впрочем, не стоит – больше времени потратишь, пока найдешь.

Выйдя из вагона, Максим быстро пошел вместе с толпой пассажиров, внимательно следя за указателями. Поднялся по эскалатору на верхний уровень, прошел вперед, направо, спустился по лестнице вниз – как раз подошел нужный поезд.

Старик сел в этот же вагон!

Ну, это уже становится интересным. Что же, выходит, он следит за ним от рю Кадет? От штаб-квартиры масонской ложи Великий Восток Франции? Да нет, чушь какая… С чего ему следить-то? Скорее всего, старику тоже надо на «Дефанс»… тогда вышел бы на «Опера», если местный, поехал бы на автобусе, безо всяких пересадок. Если местный… А если не местный – тогда на метро, как вот и Максим.

Вагон оказался новым – загоравшиеся зеленые лампочки высвечивали на схеме следующую станцию. Уже проехали «Аржантин», в принципе можно выйти и на следующей – «Порт Майо», оттуда не так далеко до Нейи, судя по схеме.

Максим протиснулся к двери, увидел, что и старик поднялся со своего места. Ага, вот оглянулся, полоснул быстрым взглядом…

Пропуская выходящих людей, Макс прижался к центральной стойке. Скосил глаза – старик никуда не делся! Не вышел, а так и стоял у самых дверей. Чего же, спрашивается, поднялся с места? Неужели в самом деле следит? Зачем?

Подумав, Максим решил проехать до конечной, а там пройтись до Нейи пешком, по эспланаде и через мост – что там какие-то несколько километров для шестнадцатилетнего парня, тем более спортсмена? А старик, ежели не сойдет раньше, что ж, пускай побегает. Посмотрим, как долго продержится!

Вот и конечная станция. Выйдя из вагона, Макс ускорил шаг. Да здесь, в толпе, и невозможно было идти ни медленно, ни быстро, а только со скоростью самой толпы, которая вскоре вынесла юношу прямо к Большой арке с прицепившимся к ней «облаком».

В отличие от многих, Максиму нравился этот квартал небоскребов, с аркой, с модерновыми скульптурами, фонтанами и огромной площадью. Отсюда открывался замечательный вид на Триумфальную арку, собственно, волею архитекторов, Дефанс так и был задуман – как продолжение перспективы Елисейских Полей и площади Шарля де Голля – Этуаль. На взгляд Макса, замечательно было вписано – там арка и здесь арка и прямые проспекты – Гранд Арме, Шарль де Голль, – плавно переходящие в эспланаду Дефанс.

Отец, когда два года назад показывал ему город, насмешничал: дескать, тебе не в Париж, тебе в Нью-Йорк надо, ну разве эти бирюзово-серые, в зависимости от цвета неба, кубы, шары, параллелепипеды вызывают хоть какие-то чувства? Вызывают, папа. Господи, да это и не Париж вовсе! Нагромоздили черт знает чего, арку эту уродливую выстроили, а скульптуры? Вот уж гнусность-то!

Ничего и не гнусность! Особенно вон та, в виде дерева на сверкающем шаре. Вот Монпарнасская башня, та действительно гнусность – с любого места всю панораму портит, а Дефанс с умом выстроен…

Так вот и спорили тогда, и даже потом, дома.

Быстро, почти бегом, миновав площадь, Максим прошел мимо торгового центра, вдоль садика и фонтана, мимо красной абстракционистской скульптуры (отец презрительно называл ее «арматурина»); на эспланаде остановился, оглянулся… и увидел старика шагах в десяти за собой!

Судя по всему, тот даже не запыхался! Однако…

Плюнув, юноша развернулся и решительно зашагал к преследователю. Тот, по всей видимости, никак не ожидал такого маневра, а потому и не успел ничего предпринять – ни повернуться назад, убежать, ни просто пройти мимо.

– Вы зачем за мной ходите, месье? – по-французски спросил Максим.

Старик – ха! А не такой уж он и старик! Рожа круглая, лоснящаяся, нахальная! Захлопал глазами и вдруг ухмыльнулся:

– Же суиз этранже! Не компран па!

Ага, иностранец, вот как! Не понимаешь ни черта… Чего же тогда тащишься? Тьфу!

Макс и сплюнул бы, если б кругом не было так чисто. Засунул руки в карманы джинсов и – медленно, походкой праздного зеваки-туриста, коих тут было множество, – направился обратно. А черт с ним, с этим мерзким стариком. Пусть следит. В голове Макса уже зрел план, как избавиться от преследователя.

Не спеша молодой человек зашел в музыкальный магазин, посмотрел диски, вышел – старик так и шагал за ним и даже ничуть не скрывался. Ну-ну…

Усмехнувшись, Максим, не оглядываясь, зашагал к Большой арке и спустился в вестибюль метро – огромный залище, кассы, магазины, почта, спуск к поездам метрополитена, спуск к электричкам РЕР, и всюду люди, люди, люди… Ну вот здесь-то!

Словно налим, Макс нырнул в толпу, стараясь слиться с ней в единое целое. Удалось, затесался, сделал пару кругов по залу – магазины, кассы, почта, еще черт знает что, вообще, чего тут только не было. Сам чуть было не заблудился, едва нашел неприметную буковку М – метро. Купил в кассе десять билетиков-«карне», спустился, пропустил первый поезд, второй… На третий сел.

Старика не было! Не было старика! То есть, тьфу, не старика, а того нахала. Отстал наконец, отстал!

Макс перевел дух. Уселся, откинув сиденье, как раз уже проезжали мост. На следующей можно, пожалуй, и выйти. Какая у нас следующая? Ага, «Ле Саблон».

Выбравшись из метро, юноша очутился на широкой авеню Шарля де Голля и, щурясь от яркого летнего солнца, развернул карту. Вот он, бульвар Бино. Не так уж и далеко – мимо церкви, а потом все прямо, прямо.

Довольно насвистывая – преследователь наконец потерялся! – Макс пересек проспект и, вытащив из висевшего на поясе футляра мобильник, посмотрел, который час. Двенадцать почти – это по московскому времени, а по парижскому, значит, десять. Здорово! Времени-то уйма! Сейчас выполнит поручение отца, погуляет везде, где только успеет, – можно на башню подняться, или нет, лучше на Нотр-Дам, мороженое съесть, купить какую-нибудь мелочь на память – себе и отцу. Отец относился к сувенирам скептически, но все ж ему будет приятно, непременно будет приятно, а как же! Но главное, Максим выполнит его поручение, доставит посылочку куда надо. Да уж, побегать пришлось – отец дал два адреса, двух лож, поскольку не знал точно, к какой именно принадлежит господин Пьер Озири. На рю Кадет, в бетонно-алюминиевом здании масонской ложи Великий Восток Франции, такого человека не знали. Не врали – Максим ведь не искал встречи. Просто просил передать посылку, небольшую картонную коробочку с разноцветным золотым соколом внутри – отец показал, прежде чем запечатать. Старинной работы вещь, видно сразу – и как переливаются разноцветные эмали! Красные, зеленые, синие… Максим как увидел…

– Папа, это же…

– Ты прав, сын мой. Эту вещь долго хранила твоя мама. Настала пора вернуть сокола владельцу. И это сделаешь ты!

– Да, но как?

– Ты же едешь на соревнование в Нормандию? В этот, как его?..

– В Эрувиль.

– Ну да, ну да. Перед отлетом обратно заедешь в Париж. Надеюсь, не забыл еще этот город?

– Не забыл. Но…

– Тебя отпустят. Я поговорю с тренером. Заедешь в два места, одно – на рю Кадет, другое – в Нейи, на бульваре Бино.

Вот на этот бульвар Максим сейчас и шел с полиэтиленовым пакетом в руке. В пакете были посылка и, кажется, солнечные очки. А ну-ка… Нет, очки Макс успел уже где-то посеять. Как непременно сказал бы отец – ворона!

На бульваре Бино располагалась штаб-квартира Великой национальной ложи Франции, судя по всему – конкурентов Великого Востока. Что там было между ними общего, а что различного, Макс не интересовался, хотя отец о масонах рассказывал много. Ну какие, к черту, масоны, когда на улице ярко светит солнце, когда тренировки одна за другой, соревнования да еще занятия на курсах французского языка. В школе Максим учил английский, а на изучении французского настоял отец. Даже прикрикнул и чуть не закашлялся, хотя редко позволял повышать себе голос на кого бы то ни было. Потом улыбнулся, подошел к окну – и сразу стало видно, насколько он сдал за последнее время: бледное, словно припорошенное сероватым пеплом лицо, поредевшие волосы, обтянутые кожей скулы.

– Я ведь позволил тебе заниматься боксом. – Отойдя от окна, отец тяжело опустился в кресло, и Максим поспешно накрыл его пледом. – Хотя, видит Бог, поначалу был против. Ну что это за увлечение, прости господи? Бить друг другу физиономии! Впрочем, твоя мать была бы довольна, она вообще любила все экстремальное… Что ее в конце концов и сгубило.

Отец уронил голову и закрыл лицо руками. Максим тоже почувствовал, что вот-вот заплачет. Сдержался – отец не любил открытого проявления чувств. Вот и сейчас, быстро справившись с собой, поднял голову, усмехнулся:

– Эрувиль – это ведь в Нормандии, не так ли? Доедешь поездом до вокзала Сен-Лазар. Очень удобно – рю Кадет оттуда недалеко. Ну а до Нейи доберешься на метро, возьмешь схему.

– Не сомневайся, я все сделаю, папа. Вот только тренер…

– Я же сказал, что поговорю с ним.

Максим посмотрел за спину отца, на фотографию матери в простой деревянной рамке. Пожалуй, она одна и осталась, мама почему-то не очень любила фотографироваться. Мама… Черноволосая красавица, куда моложе отца. Огромные сверкающие глаза, чуть вытянутые к вискам, небольшая родинка над верхней губой. Максим, кстати, пошел в мать – такой же смуглявый, черноволосый, только вот глаза отцовские – петербургские, серо-голубые.

Вообще-то говоря, Макс помнил мать смутно – когда она погибла (отец всегда говорил – ушла), ему не было еще и трех лет. Уехала с подругами на Вуоксу – пройтись на байдарках. Прошлась…

Отец ведь не хотел ее отпускать – уговорила. Такая уж была – любого уговорит. Рванула – не первый раз уже – и больше не вернулась. Попала в порог, закрутило… Даже тела так и не нашли, потому отец и говорил: ушла. Так и не женился больше, с головой ушел в работу – а был ученым-археологом – и в воспитание сына. Воспитывал, надо сказать, жестко, даже, можно сказать, старомодно – хотел видеть в Максиме настоящего петербургского интеллигента, продолжателя своего дела. Жили они вдвоем, занимая две небольшие комнаты в старой коммунальной квартире на Васильевском. Кругом камень, узкий петроградский двор-колодец, в котором кто-то из соседей посадил пару сосенок. Максиму нравилось. Он даже за сосенками ухаживал.

Ага! Вот, кажется, то, что надо, – дом номер 66 по бульвару Бино. Однако тут и вывеска имеется: «Великая национальная ложа Франции». Оно самое!

Повеселев, юноша на всякий случай огляделся в поисках старика – нет, того все ж таки не было. Значит, и вправду отстал – наверняка потерялся на «Ля Дефанс».

Максим позвонил в дверь. Надо же – та сразу открылась. Ах, ну понятно, – камера. Просторный прохладный вестибюль, стены, украшенные календарями с видами Нью-Йорка, и – никого. Стойка ресепшен оказалась пустой. Интересно, а где же служители?

Максим уселся в мягкое кресло – целый ряд таких тянулся вдоль левой стены, – посидел минут пять, потом, так никого и не дождавшись, подошел к стойке, позвал:

– Ау! Есть здесь кто-нибудь?

Никакого эффекта! Лишь под потолком гулко отозвалось эхо. Пожав плечами, юноша обошел стойку и поднялся по ступенькам в длинный коридор, ведущий в глубину дома. Мозаичный, в шахматную черно-белую клетку пол, на стенах – масонские символы в красивых резных рамках: циркуль, угольник, молоток и всевидяще око – глаз в треугольнике. Отец, когда рассказывал, называл его «лучезарная дельта». Вдоль стен тускло, через одну, горели лампы.

– Вы кого-то ищете, месье?

Вздрогнув, Максим обернулся и увидел выходящего со стороны ресепшен невысокого человека в строгом черном костюме при белой рубашке с галстуком. Ну наконец-то, хоть кто-то!

– Я ищу ложу… Великую национальную ложу.

– Вы ее уже нашли. Месье иностранец?

– Да, я русский.

– Русский? – Незнакомец неожиданно улыбнулся. – Посланец из ложи «Александр Сергеевич Пушкин»? Проходите же скорей, брат!

– Боюсь вас огорчить, – замялся Макс. – Видите ли, я профан…

– Жаль. Но все равно – проходите. Думаю, вы явились к нам с каким-нибудь делом? Да даже и без дела, пусть из любопытства – прошу же, прошу!

– Мне нужно передать… одну вещь. Господину Пьеру Озири. Вы такого знаете?

– Пьер Озири?! – Служитель улыбнулся еще шире. – О, конечно же, это наш брат. И не простой брат. Проходите же, не стойте, сейчас выпьем кофе.

– Кофе неплохо было бы, – кивнул юноша. – А когда я могу встретиться с господином Озири?

Служитель остановился и неожиданно тяжко вздохнул:

– Знаете ли, брат Пьер болен. Ой, кстати, это не вы только что спрашивали его по телефону?

– Нет.

– Тогда понятно. – Масон скорбно поджал губы. – Брат Пьер находится сейчас на излечении в госпитале Сен-Венсан де Поль. Ничего страшного, но…

– Я ему хотел кое-что передать, вот… – Максим полез в пакет.

– Ага…

Максиму вдруг показалось, что взгляд масона вильнул… словно бы служитель быстро взглянул на фотографии, выложенные на стойке ресепшен. И сразу же улыбнулся:

– Ага… так это вы и есть. Давайте сюда посылку и немного подождите – я спрошу, что с ней делать.

Масон куда-то вышел, на какое-то время оставив гостя одного, в компании с чашечкой кофе. Впрочем, вернулся он быстро. Улыбнулся:

– К сожалению, мы не можем оставить это у себя. – Он протянул коробку юноше. – Брат Пьер хотел бы сам получить посылку из ваших рук. Вас не затруднит, месье, съездить к нему в госпиталь? Это не так далеко – на «Данфер Рошро».

– Хорошо. – Максим кивнул, и масон снова улыбнулся:

– Я предупрежу брата Пьера по телефону. Еще кофе?

– Спасибо, месье, но у меня не очень-то много времени.

Вежливо раскланявшись со служителем, Макс вышел на улицу и направился обратно к метро. Залитые солнцем тополя и липы светились зеленой листвою, в бирюзовом небе медленно проплывали узенькие полоски облаков. Пахло дымом – то ли где-то жарили каштаны, то ли что-то горело, молодой человек не обращал на это никакого внимания. Уселся на лавочке, проверил коробку – сокол на месте, – развернул карту, разыскивая нужную станцию.

Ага, вот она – «Данфер Рошро». А вот и одноименная площадь, и улица. Ну ничего себе – «недалеко»! Через полгорода тащиться! Хотя на метро, наверное, быстро.

Усаживаясь в полупустой вагон, юноша взглянул на часы мобильника. Час дня. По местному одиннадцать. А с тренером и ребятами они встретятся у вокзала Сен-Лазар, у памятника в виде часов. Вечером, в двадцать три ноль-ноль. Самолет утром. А до двадцати трех еще времени-то! У-у-у-у! Значит, так, сейчас в госпиталь, быстренько передать посылку «брату Пьеру», а потом, потом… Это ведь Париж, господи! Поехать в центр, на Ситэ, к Нотр-Дам и Дворцу правосудия… Или нет, лучше добраться до Лувра. Потом по Риволи – в сад Тюильри, погода-то! И дальше – как два года назад гуляли с отцом, тогда еще не больным, а вполне даже здоровым, – через сад Тюильри на площадь Согласия, потом по Елисейским Полям к Триумфальной арке. А может быть, свернуть к башне?

Максим улыбнулся и посмотрел в окно – поезд как раз выбрался на поверхность и проезжал по мосту через Сену. И вот она – башня! А вот станция «Бир-Хакем», но с нее башню смотреть не хочется – неудобный ракурс, как будто из-за угла подглядываешь. Иное дело – с «Трокадеро», с холма Шайо, – вот тут вид так вид, отец именно туда приводил Макса. Отец… Как-то он быстро сдал, слишком уж быстро. Хотя, с другой стороны, пятьдесят семь лет, Максим ведь у него поздний ребенок. А маме тогда было всего двадцать! Совсем молодая девчонка, в два раза моложе отца.

Отец был археологом, они на раскопках и встретились, кажется, где-то на юге… Или нет, под Новгородом. Мать увлекалась Древним Египтом, и сколько книг от нее осталось! На разных языках, не только на русском. Осталось…

Эх, мама, мама… Как говорил отец – и дернул же черт! Даже могилы и той не осталось. Раз в год, восьмого мая, – именно тогда погибла мама – Максим с отцом обязательно ездили на Вуоксу, к тому самому порогу. Сложили из камней памятник, даже эмалевую фотографию прикрутили – пересняли с той, что была: «Тимофеева Яна Тавовна».

А фотография-то оказалась веселой – других просто не было, и мама – красивая молодая девчонка! – улыбалась так задорно, весело, словно бы говорила: «Ничего! Прорвемся!» Прорвемся – это было ее любимой слово. Макс, правда, этого не помнил – слишком уж мал был.

Со стороны матери родственников не имелось, она была детдомовская и, по словам отца, о детстве своем вспоминать не любила. Отец тоже жил одиноко – все родственники погибли в блокаду, отец скончался от ран, а мать, Максимова бабушка, умерла еще в семидесятом. Такие вот дела.

Ага!

Максим посмотрел в окно – где хоть едем-то? «Распай». Уже на следующей выходить. Отыскать площадь, улицу… Ну, карта есть, да и спросить можно.

А все ж интересно – что ж это был за круглолицый нахал?!

Глава 2
Denfert Rochereau
Госпиталь Сен-Венсан де Поль

Если тело твое христиане,

Сострадая, земле предадут,

Это будет в полночном тумане,

Там, где сорные травы растут.

Шарль Бодлер. Погребение проклятого поэта (Перевод И. Анненского)

Станция называлась «Данфер Рошро», так же именовались и площадь с лежащим на постаменте львом, и улица – авеню, – отходившая от площади сразу за бульваром Распай. Росшие вдоль авеню тополя и липы давали приятную тень, а прорывающиеся сквозь их густую листву солнечные лучики приобретали зеленовато-желтый оттенок, падая на мостовую этаким вполне осязаемым дождиком. Солнечным дождиком.

Госпиталь Сен-Венсан Максим отыскал не сразу. Задумался, пока шел, вспомнил и тренера, и ребят, и недавний бой в одном из нормандских коллежей. Ах, какой славный бой был!

Соперник оказался сильным, технически грамотным. Поначалу нападал редко, больше выжидал, и Максим попытался сломать его стремительной атакой: сделав пару ложных выпадов, ударил крюком. И тут же получил апперкот слева. А потом – еще удар и еще… Целую серию!

Глаза юноши затуманились, он даже не понял: что произошло, как оказался на полу?

– Нок! Раз, два, три… – рефери начал счет.

А перед глазами Макса вдруг взорвалось пламя! Бурное, до потолка… точнее, до самых сводов огромной пещеры какого-то ужасного тайного храма с закопченными статуями богов и главным идолом – медным, ухмыляющимся, гнусным! Перед ним, перед его широко, по-хозяйски расставленными ногами располагалась огромная медная чаша с низкими краями. В чаше жарко горел хворост… пожирая его, Макса! Он тоже был здесь, в чаше, прикованный к ее краям цепями!

Боже, как больно! И как страшно!

Нет! Не-е-ет!!!

– …восемь, девять…

Широко распахнув глаза, Максим прыжком поднялся на ноги…

И выиграл-таки этот бой, выиграл, хотя никто – ни ребята, ни даже тренер – в победу уже не верили.

Выиграл… Подтвердил свое звание – кандидат в мастера спорта. Благодаря вот этому жуткому пламени, жадно пожиравшему его тело и душу. Пламени, которое Макс видел иногда в собственных кошмарных снах.

Н-е-е-ет!!!

Юноша вздрогнул, остановился, сверился с картой. Ого! Оказывается, он уже почти до самого Монпарнаса дошагал. Что тут за памятник? Мужик с саблей… Куда ж дальше идти? Любопытства ради Максим подошел к памятнику поближе, прочел надпись: «Маршал Ней». Постоял, подумал, вернулся на несколько десятков шагов обратно и оказался перед мрачноватым зданием с фасадом псевдоклассического стиля – с пилястрами, фронтоном и круглой сине-голубой розеткой с лепным изображением мальчика и каких-то то ли ангелов, то ли зверей. «Госпиталь Сен-Венсан» – было написано на черной мраморной табличке.

Вокруг госпиталя тянулась глухая каменная ограда, переходящая в чугунную решетку с заостренными прутьями, высотой метра полтора-два. Тут же, чуть дальше, имелись и ворота, и проходная – сложенная из угрюмого камня будка, куда и вошел Максим.

– Здравствуйте, месье. Вы к кому?

– Добрый день. Я хотел бы видеть месье Озири, если это возможно, конечно. Говорят, он у вас.

– Месье Озири? – Служитель, как показалось Максиму, удивленно захлопал глазам. – Ах да, да, конечно. Вы ему родственник?

– Нет. Он знакомый моего отца. Отец просил ему кое-что передать.

– Увы, вряд ли это возможно, месье. – Изобразив на худом лице скорбь, служитель развел руками.

– Почему же? – на этот раз удивился Макс. – У вас что, тюремное заведение?

– Видите ли, месье… Не знаю даже, как и сказать. В общем, месье Озири не может ничего у вас принять, поскольку он… поскольку он с час назад умер… вот так получается!

– Умер? – Юноша почесал затылок. – Как так – умер?

– Да вот только что, как раз перед вашим приходом.

– Вот незадача… – Максим покачал головой и задумался. – Что ж мне теперь делать-то? Кому передать? А родственники у него остались? Может, они возьмут?

Служитель обрадованно кивнул:

– Подождите немного, месье. Я сейчас наведу справки.

Он наклонился к телефону, расположенному здесь же, на проходной, черному эбонитовому аппарату в старинном стиле, куда-то позвонил, спросил, выслушал и, положив трубку, с горестной миной взглянул на посетителя:

– Боюсь, месье, ничем не могу вам помочь. Господин Пьер Озири одинок. У него нет родственников. По крайней мере в карточке никто не записан и никто его не навещал за все время болезни.

– Нет родственников? А друзья?

– Я же вам говорю, месье, никто не навещал. Неужели друзья бы не пришли, если б они были? Да и что говорить, этот господин Озири ведь не парижанин, приезжий… был. Пусть земля ему будет пухом. Аминь.

– Аминь, – вежливо отозвался Максим и, поблагодарив служителя за труды, в задумчивости вышел на улицу.

Так и шел, не торопясь и соображая, что дальше делать. Дойдя до небольшого садика, уселся на лавочку у фонтана, любуясь изящными статуями. Рядом пробежала пара девчонок в спортивных трусах и майках. Потом еще пара моложавых мужчин, потом – целая стайка женщин. Спортсмены… Хотя нет, скорее – просто любители. День сегодня хороший – вот и бегают. Ну да, во-он там, совсем рядом, – Люксембургский сад, уж там-то этих бегающих полным-полно.

– Извините, месье, можно я присяду рядом?

– Да-да, пожалуйста. – Максим обернулся… и обомлел, увидев перед собой круглолицего!

Того самого!

Смуглый, с черными маслянистыми глазами и хищным крючковатым носом! Только одет сейчас по-другому: не в бесформенное рубище, как тогда, на Дефансе, а в дорогой красивый костюм – светло-серый, полосатый, с искрой. И туфли – коричневые, явно из натуральной кожи, тоже, видать, стоили немаленьких денег.

– Меня зовут Якба. Мишель Якба, – улыбнувшись, представился незнакомец. – Я друг несчастного Пьера. Вы ведь уже знаете, что с ним случилось… Да-а, бедный, бедный Пьер.

– Друг? Но ведь привратник сказал, что…

– Что у умершего не было друзей? – Господин Якба грустно улыбнулся. – Увы, мы долгое время были в ссоре с беднягой Пьером. Почти не виделись, и вот только сегодня я собрался наконец его навестить. Увы, увы… слишком поздно!

– А я ведь даже забыл спросить, от чего он умер? – вдруг спохватился юноша. – Впрочем, это, наверное, теперь уже не важно… Послушайте-ка, месье! Там, на Дефансе…

– Да, это был я… – расхохотался тот, кого Макс поначалу считал за старика.

На самом деле это был вполне подтянутый пожилой мужчина, лет пятидесяти или даже сорока. Шестнадцатилетнему парню все люди старше сорока лет кажутся пожилыми.

– Пьер позвонил мне два дня назад, сказал, что прибудет посланец – вы.

«Так он знал? Хм… интересно… А, верно, отец ему звонил, попросил встретить, но, как видно, помешала болезнь» – эту фразу Максим произнес про себя, естественно по-русски.

– Вы иностранец, месье…

– Максим, меня зовут Максим, можно коротко – Макс. Да, я русский.

– Русский?! – Господин Якба, казалось, был поражен. – Вот уж не думал… Из какой вы ложи? «Северная Звезда»? «Свободная Россия»? «Пушкин»?

– Я вообще не из ложи. Как бы сказал отец – профан.

– Ах, вот оно в чем дело… Я шел за вами от рю Кадет. Там сказали, что вы интересовались месье Озири. Несчастный месье Озири! О, бедный мой друг, бедный… Да, кстати, надо срочно справиться о похоронах. Минуточку!

Господин Якба вытащил из кармана мобильный телефон и, набрав номер, зачем-то подмигнул Максиму:

– Алло, госпиталь Сен-Венсан? Я по поводу господина Пьера Озири. Да-да, недавно умершего. Кстати, от чего? Что вы сказали? Острая сердечная недостаточность? Бедняга… А когда будут похороны? Я его друг и хочу сказать, что несчастный Пьер хотел, чтоб его кремировали, обязательно кремировали, а прах… Что? У вас имеется завещание? Бальзамировать?! Ну, это, знаете ли, прихоть! Вы тоже так думаете? Хорошо, хорошо, я свяжусь с вами позже. Обязательно свяжусь, уважаемый господин доктор!

Господин Якба убрал телефон и, достав клетчатый носовой платок, с шумом высморкался.

– Там, на Дефансе, я, признаться, опешил, когда вы ко мне подошли. Даже не сообразил, что и сказать, так, нес всякую глупость – думал: вы или не вы? На рю Кадет вас не совсем точно описали. Высокий светлоглазый брюнет в джинсах и белой майке – таких в Париже тысячи. Ну-с… – Максимов собеседник оглянулся по сторонам и зачем-то понизил голос. – Давайте сюда посылку. Ну! Если надо – я могу написать расписку.

– Н-не знаю… – Юноша упрямо мотнул головой. – Не обижайтесь, месье Якба, и прошу, поймите меня правильно – я ведь не могу отдать все первому… мм…

– Первому встречному, вы хотели сказать? – с неожиданной веселостью продолжил Якба и вдруг замолчал, пристально рассматривая Максима. – Знаете, вы очень похожи на… одну мою знакомую. Старую знакомую. Я бы даже сказал – одно лицо. Так, говорите, вы русский?

– Да.

– И отец, и мать ваши тоже были русскими и всегда жили в России?

– Да. – Молодой человек сдвинул брови – ему уже стал надоедать этот странный разговор. В конце концов, какое дело до него этому лощеному господину?

– Ой! Я вас, верно, утомил, друг мой? – словно прочитав мысли собеседника, громко расхохотался месье Якба. – Вообще-то, думаю, правильнее было бы отвезти посылку в Нейи, на бульвар Бино. Ведь бедняга Пьер был членом именно их ложи.

– Спасибо за совет, месье, – обрадовался Макс. – Я именно так и сделаю. Рад был познакомиться!

Молодой человек живо вскочил со скамейки и готов уже был откланяться, однако новый знакомец проворно схватил его за руку, явно не собираясь столь быстро прекращать начавшееся уже было общение:

– Вы очень торопитесь, мой юный друг?

– Честно говоря – да. Вечером приедут наши, а мне еще тащиться в Нейи. Хотелось бы успеть погулять по городу – пройтись по Елисейским Полям, забраться на башню, да мало ли…

– О да, о да. – Месье Якба раздвинул узкие губы в улыбке. – Париж – великий город! Так вы здесь не один?

– Нет, с группой. Они подъедут чуть позже.

– Что ж. – Господин Якба тоже поднялся и развел руками. – Не смею задерживать. Очень было приятно познакомиться с таким симпатичным и вежливым молодым человеком.

– Мне тоже приятно…

– Слушайте, а вы, случайно, не голодны? Я так, можно сказать, прямо умираю!

Голоден? Вот тут-то Максим и почувствовал: голоден, да еще как! Ну еще бы – когда последний раз ел-то?

– Здесь недалеко, на улице Фродо, есть она пиццерия, – подмигнув, вкрадчиво предложил Якба. – Идемте? Там как раз рядом метро.

– А, пошли! – не думая, махнул рукой Макс.

Есть-то действительно хотелось.

Пицца и в самом деле оказалась вкусной, тем более что платил за все господин Якба – и даже прикрикнул на Макса, когда тот попытался было протестовать. Уселись внутри кафе – на улице уж больно палило солнце. Якба заказал обед – пиццу, салаты, бутылку красного вина…

– Я не пью спиртного, – замотал головой юноша. – Я ж спортсмен.

– Так и я спортсмен – вон как за вами бегал! Тем более это не пойло какое-нибудь, а прекрасное вино, которое, несомненно, стоит попробовать.

– Ну, если только самую капельку, – согласился Макс. – Треть стакана.

Обедали весело – господин Якба все время шутил, смеялся, не очень-то было похоже на то, что он только что потерял лучшего друга. Впрочем, они ведь, кажется, были в ссоре…

– Там вон, внутри, туалет. Да повесьте вы ваш пакет – никуда он не денется…

Максим так и сделал. Вернувшись, уселся, снова хлебнул вина – вкусно! И в голове этак приятно шумит.

– Хочу вам подарить одну вещь, – вдруг улыбнулся Якба, вытаскивая из кармана маленький медальон с изображением какого-то египетского бога с головой собаки или шакала. – Владейте! Ну, надевайте же. Да не бойтесь, это вовсе не золото, так, бижу. Но ведь красиво, правда?

– Красиво. Сожалею, но…

– Запишите-ка номер моего телефона. А я – ваш. Так, на всякий случай. Вдруг да будете когда-нибудь еще в Париже?

Максим забил номер в память своего мобильника и, повесив на шею амулет, вдруг почувствовал, что жутко торопится.

А господин Якба, заглянув ему прямо в глаза, удовлетворенно кивнул и тихо прошептал:

– Тебе нужно срочно идти.

– Мне нужно срочно идти, – послушно повторил юноша.

– Ехать в Нейи.

– Ехать в Нейи… Я пойду?

– Иди! Иди, друг мой.

Словно в трансе, Максим покинул пиццерию и, спустившись за углом в метро, поехал куда глядели глаза. Странно, но молодой человек не заблудился – спокойно доехал до станции «Шарль де Голль – Этуаль», там пересел на первую линию, сошел на «Ле Саблон» и, только дойдя до бульвара Бино, сообразил – пакета-то с ним нет!

Черт! Что же он его забыл, что ли? А и забыл – там, в пиццерии.

Будь сейчас на месте Максима кто-нибудь другой, воспитанный несколько иначе, так махнул бы рукой – вот еще, возвращаться, искать. Сказал бы отцу: мол, некому было передавать, оставил посылку в приемной на бульваре Бино, а уж кто ее взял – бог весть. Но не таков был Макс, считавший, что просьбу отца нужно выполнить во что бы то ни стало! Найти, привезти, оставить. И точно знать – сделал все, что смог…

Да, ничего не поделаешь, придется вернуться. А уже, между прочим, темнеет! Ничего, вечером в центре еще красивее – желтые фонари отражаются в Сене, синеет башня, сверкают огнями кафе на Елисейских Полях. Красота! А от Елисейских Полей до Сен-Лазара, где встреча, кстати, не так уж и далеко – пешком прогуляться можно.