Текст книги "Сокол. Трилогия"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 53 страниц)

Глава 3
Дом повешенного
Весна – лето 1552 г. до Р. Х. (месяцы Паини и Эпи-фи сезона Шему). Уасет

Горе, горе!

Плачьте, плачьте, не переставая!

Добрый пастырь ушел в страну вечности.

«Прощание с мумией».

Пер. М. А. Коростовцева

О, какие горестные вздохи и рыдания оглашали округу, когда похоронная процессия покинула наконец дворцовые стены! Царица Ах-хатпи, юный фараон Ах-маси Ниб-пахта-Риа и его супруга, царственная Нофрет-Ари Тейя, стеная, двигались пешком вслед за саркофагом, в котором покоилась мумия Ка-маси, дабы торжественно проводить ее в Дом Вечности, за реку, в Город Мертвых. Переселение сие – момент не только торжественный и грустный, но в чем-то и житейский, как любой переезд. Двигающиеся впереди служители несли цветы, глиняные кувшины, пирожки, каменные вазы, статуэтки и прочую так необходимую в загробном мире мелочь. За ними тащили погребальную мебель, без которой, понятно, покойнику тоже было не обойтись: кресла, кровати, сундуки, ларчики и прочее, и прочее, и прочее, – все сделанное изысканно, с любовью, как и положено для посмертного существования.

После мебели слуги несли личные вещи умершего фараона: трости, скипетры, веера, зонты, драгоценности – как же без них! Ах как они сверкали грудами на золотых блюдах! Больно глазам.

Обнаженные до пояса женщины – профессиональные плакальщицы, – с распущенными волосами и измазанными грязью лицами, вопили, голосили, стонали, в экстазе ударяя себя руками по голове, и, по мнению Ах-маси, явно переигрывали. Ну совершенно незачем было здесь так вопить, это уже не похороны получались, а какой-то фарс, впрочем мало кого смущавший.

Пара коров уныло тянула на полозьях завешенный разноцветными циновками катафалк в виде барки со статуями жены и сестры владыки загробного мира, Исиды и Нефтис, жены и сестры Сета… однако родившей от Осириса бога Анубиса, покровителя бальзамирования и некрополей. Анубис также почитался и в качестве властителя царства мертвых, но вот кто там был главнее – он или его родной батюшка Осирис, – Максим не очень-то понял, да, собственно, не особенно-то и рвался понять. Богов и богинь в Черной Земле имелось великое множество, запомнить всех было бы, пожалуй, трудновато, хотя бы главных.

Под вопли плакальщиц процессия спустилась к пристани, у которой покачивались на волнах барки с главной, погребальной ладьей посередине. Туда и поставили катафалк с саркофагом и статуями, зацепили погребальную барку буксирным тросом. Поплыли – родственники и друзья, плакальщицы, слуги…

– На запад, на запад, к земле праведных! – кричали женщины. – Место, которое ты любил, ныне безутешно.

– О, безвременно ушедший сын мой! – по обычаю, причитала царица. – Ты уходишь нынче, уходишь, переправляешься через реку, уходишь на поля Иалу, в страну вечности!

Несколько ошеломленный всей этой суетой, Ах-маси исподволь осматривал собравшихся. Народу повсюду виднелось великое множество, что и понятно – хоронили-то не кого-нибудь, а самого фараона! Некоторые зеваки уже создавали в собравшейся толпе давку, а кое-кто даже затеял драку, и воины назначенного в помощь распорядителю похорон Секенрасенеба охаживали драчунов увесистыми палками по спинам:

– А вот вам, вот! Воистину, как же вы смеете драться в такой печальный и скорбный день?!

Большая часть зевак, естественно, осталась на том берегу, однако и тех, кто считал необходимым лично проводить умершего до самой гробницы, набралось предостаточно. На западном берегу, на всем протяжении пути до гробницы, дорога была заставлена каким-то прилавками с разного рода амулетами, разноцветными ленточками, цветами. Понятно… кому похороны, а кому и бизнес.

Сняв погребальную ладью с барки, вся процессия направилась к видневшейся невдалеке пирамиде усопшего, обходя обширную усыпальницу Менту-Хатпи. По пути несколько раз останавливались, плакали, кричали, взывали к богам.

Вот добрались и до последнего пристанища умершего фараона – дома Ка. Снова остановились, покричали, поплакали… Снова пошли, остановились у накрытого стола, где уже давно в нетерпении поджидали жрецы. Помянув покойного хлебом и пивом, вошли-таки наконец в гробницу, водрузили саркофаг на надлежащее место.

– Горе! Горе! – истошно зарыдали плакальщицы. – Плачьте, плачьте! Плачьте, не переставая. Добрый пастырь ушел в страну вечности. Теперь ты в стране, которая любит одиночество. Теперь ты пленен, запеленан, связан. О, плачьте же, плачьте!

Плачьте…

Ах-маси давно уже было жаль мать – она очень искренне переживала. Еще бы, все-таки сын. Да и самому Максу было жаль брата. И тем сильнее поднималась в душе желание найти и покарать убийц!

– Плачьте же! Плачьте!

Войдя в усыпальницу, юный фараон взял царицу-мать под руки. Было душно. Тут же рядом толпились какие-то люди – жрецы, родственники, приближенные, слуги.

Мать… Бедная мать…

Максим протянул руку – утешить…

Как вдруг кто-то пихнул его кулаком в бок. Юный властелин Уасета обернулся и увидел позади Ах-маси, тезку.

– Все готово, – шепнул тот. – Будьте готовы с Тейей.

– Мы готовы, – быстро кивнул фараон.

Жрецы уже выбрались из подземной камеры, куда был опущен саркофаг, и каменщики старательно замуровывали вход. Народ оживленно переговаривался, шутил, потирая руки и поглядывая на накрытые здесь же, в гробнице, столы. Впрочем, все желающие помянуть безвременно ушедшего тут не помещались, а потому столы расставили и на улице.

Ах-маси, нахлобучив парадный парик, чувствовал, как стекают по щекам и спине крупные капли пота. Жарко… Толпа… Утомленные грустные лица…

Вот все выпили. Заговорили…

Пора!

Улучив момент, Максим и Тейя быстро отошли за колоннаду, в тень, в полумрак, озаряемый проникающими сквозь входной проем узкими солнечными лучами.

– Сюда! – указывая путь, выскочил откуда-то Ах-маси.

– А…

Юный фараон хотел было поинтересоваться, а кто, собственно, теперь заменит их с Тейей… И увидел. Едва не столкнулся сам с собой! Они были похожи настолько, что аж не верилось. Нет, правда!

Подойдя ближе, молодой человек одних лет с Максимом – и надо же, светлоглазый! – склонил бритую голову.

– Волосы, господин, – шепнул Ах-маси, и юный фараон, облегченно сняв с головы парик, нахлобучил его на своего двойника. Вот теперь они стали совсем неразличимы! И Тейя… Точнее, та девушка, что изображала Тейю. На нее тоже надели парик.

Все правильно, сразу после поминок царственная чета должна была отправиться в паломничество к одному далекому, но чрезвычайно почитаемому храму в стране красных песков. Отправиться с воинами, жрецами и прочей свитой. Сначала на барке, потом…

Что «потом», Максиму было неинтересно, он-то вовсе не собирался куда-то плыть. Наоборот – наконец-то наступала пора действовать!

– Удачи! – Он обернулся и быстро подмигнул двойникам. – Да будет с вами благословенье Амона.

И, взяв за руку Тейю, вслед за приятелем нырнул в недавно пробитый проем.

Они вышли к кустарникам, окружающим небольшую пирамидку любовницы древнего царя Менту-Хатпи, и, обойдя усыпальницу, вскоре очутились у реки, где в камышах уже поджидала тростниковая лодка.

– Грести придется самим, – обернувшись, лукаво ухмыльнулся Ах-маси. – Вы же сами просили, чтоб как можно меньше народу знало.

– Ты правильно рассудил, друг мой! Конечно – как можно меньше. Ну, что стоишь? Давай-ка сюда весло. Да… Еще хорошо бы переодеться.

– Все приготовлено. – Проводник поклонился. – Вот одежда, украшения… Одевайтесь и поплывем!

Ничуть не стесняясь, Тейя тут же скинула свое платье из тонкой ткани виссон – «сотканный воздух» и натянула на себя другое – куда более грубой работы, из беленого полотна на толстых, обнажающих грудь лямках. Тоже довольно-таки эротичный наряд, сказать к слову.

Тихонько зашуршал тростник, и папирусная лодка легко поплыла вниз по течению великого Хапи. Солнце, жаркое белое солнце Черной Земли, отражалось в мутно-зеленых волнах, в камышах, спасаясь от зноя, крякали утки, где-то запела иволга… Недолго пела, тут же попала в когти дикому коту, терпеливо выслеживающему добычу. На плесе играла рыбья мелочь, в высоком изжелта-голубом небе, недвижно распластав крылья, парил коршун.

– И куда же мы плывем? – поудобней примостившись на носу, обернулась Тейя. – Надеюсь, нам подобрали удобное жилище?

– Конечно же, удобное, моя госпожа, – с улыбкой заверил Ах-маси-младший. – Дом почти на самой окраине, у городской стены, неплохой дом, имеется даже и сад с прудом!

Юная царица махнула рукой:

– Да я ведь так просто спрашиваю. Клянусь Осирисом и Исидой, не так уж и долго нам там жить. До окончания паломничества – всего-то пару месяцев.

– Только вот за эту пару месяцев надобно много чего успеть, – усмехнувшись, напомнил Максим. – Уж придется поработать, ваша царская милость!

– Поработаем. – Тейя независимо повела плечом. – Заодно развлечемся – а то ужас как надоело в скукоте во дворце, поистине, с ума сойти можно, клянусь Тотом.

– Да уж, развлечемся, – покачал головой фараон. – Да будут благосклонны к нам боги.

Супруга взглянула на него и хмыкнула: в новой одежке, состоявшей из длинной плиссированной юбки-схенти и недорогого ожерелья из темно-голубых, желтых и красных бусин, Ах-маси Ниб-пахта-Риа напоминал сейчас не великого правителя Уасета и сопредельных земель, а какого-нибудь молодого писца, недавно выбившегося в немаленькое начальство. Пышную шевелюру Максиму пришлось обстричь, конечно не начисто, но тем смешнее смотрелось – этакий недопанк-полубокс. Мелкий Ах-маси уж до чего старался удерживаться от смеха, а и то не всегда получалось.

Максим даже рассердился:

– Ну? Что уставились-то? Нормальной прически не видали?

– Нормальную-то видали… – Ах-маси все же не выдержал, расхохотался, а за ним – и родная супружница.

Смеялись долго, громко и с явным удовольствием, как и все египтяне: уж этим-то только дай повод повеселиться, хоть покажи палец – никаких юмористов не надобно.

Едва дождавшись, когда его спутники успокоятся, юный фараон счел уместным еще раз напомнить им о деле, на что, показав язык, тут же отозвалась Тейя:

– Дело – делом, а веселье – весельем!

А дел было много! И решать их нужно было быстро: завести знакомства, прояснить подозрительные места, проверить, рассчитывая лишь на себя, на старшего жреца Усермаатрамериамона, да на царицу-мать Ах-хатпи. В принципе – не столь уж и малая помощь!

– Прорвемся! – так, пряча слезы, напутствовала на прощанье царица.

Дом оказался таким, каким его и описывал Ах-маси, – с садом и прудом. Только вот сад оказался маленьким, можно даже сказать – микроскопическим, размерами примерно шагов десять на пятнадцать, а пожалуй, и того меньше. К тому же какую-то часть его занимали амбар и кухня – очаг и стол под навесом из пальмовых листьев. Впрочем, в саду нашлось место для нескольких сикомор, финиковой пальмы и клумбы с яркими желто-красными цветами. Имелся и обложенный круглыми камнями пруд – такой же миниатюрный, как и садик. Да в углу еще обнаружился колодец, а раз сей район города вплотную примыкал к Нилу, следовательно, и вода в колодце должна была оказаться вкусной, уж по крайней мере куда вкуснее, чем на противоположной окраине. Неподалеку, пару сотен шагов вниз по улице, располагались городские ворота. Настежь распахнутые, они закрывались лишь при приближении врагов, таким образом, ничто не препятствовало жителям в случае надобности спускаться к реке. Там даже имелась своя небольшая пристань, это не считая общегородской.

Двор был окружен высокой, выше человеческого роста оградой из необожженного кирпича-сырца, однако ворота по традиции представляли собой два каменных столба с навешенными меж ними створками из крепкой киликийской сосны. На столбах сидели вытесанные из розоватого туфа кошки.

В общем, уютный двухэтажный особнячок с плоской, огороженной невысоким парапетом крышей, над которой уже был натянут полотняный полог. К приезду гостей жилище постарались привести в порядок: вода в пруду казалась чистой и прозрачно-голубой, дорожки были тщательно посыпаны белым песком, клумбы – прополоты, а во внутренних покоях особнячка царили чистота и порядок. Ну все бы хорошо, только вот домик сей являлся выморочным имуществом и раньше принадлежал небогатому торговцу, погибшему от рук разбойников где-то в районе Инебу-Хедж. Странные слухи ходили о его смерти: кто-то говорил, что его зарезали, другие утверждали, что удавили веревкой, третьи – что повесили на высокой пальме. Впрочем, находились и такие, кто на полном серьезе заявлял, что несчастный торговец повесился сам – от неразделенной любви. Вот в подобное верилось с трудом, но дело было не в этом. Название «Дом повешенного» приклеилось к особнячку намертво и явилось одной из причин, по которой он давно пустовал, так и не обретя нового хозяина. Кому же захочется жить в таком доме?

Тейя, конечно, фыркнула, входя, – ну надо же, жилище! Впрочем, она быстро успокоилась и даже развила бурную деятельность – с помощью Ах-маси передвигала какие-то столики, кресла и подставки для кувшинов с вином, перестилала циновки, раскладывала по углам красивые вышитые подушечки.

Тем временем Макс, не тратя времени даром, прихватил с собой пару браслетов и разноцветных бусин, за полным отсутствием монет используемых в Черной Земле в качестве мелких денег, и, напялив на голову недорогой паричок из пальмовых волокон, отправился на местный рынок… рыночек… базарчик.

Слава Амону, уже миновал знойный полдень, и ближе к вечеру прилегающие улочки и рыночная площадь быстро заполнялись народом. Раскладывали свой товар торговцы, кричали, зазывая людей, владельца маленьких лавок, разносчики-мальчишки – водоносы и торговцы булочками – бегая, во всю мочь расхваливали свой товар. Под сенью высокой пальмы расположился цирюльник с ножницами, бритвами, пахучими мазями и прочими принадлежностями; к нему тут же выстроилась очередь из молодых и не очень молодых мужчин. Судя по запаху и отдельным долетавшим до Максима словам, все эти люди были рыбаками либо владельцами небольших суденышек. Усевшись на корточки, рыбаки поначалу обсудили сегодняшний улов, а потом принялись с интересом наблюдать за игрой возвращавшихся из школы детей. Те, как видно, утомленные нудными поучениями учителя-жреца, с удовольствием затеяли веселую потасовку, выталкивая друг друга из нарисованного на земле круга.

– Э, Тати, а ну, напрягись, не давайся! – поддерживали знакомых зрители.

– А ты, Шеду? Что ж ты упал на землю, словно бурдюк? Воистину, правильно тебя и назвали Шеду – «бурдюк»!

– Дай, дай им!

– Ну и молодежь пошла! Веселятся, вместо того чтобы заучивать священные книги и гимны! Вот в наше время совсем по-другому было. Мало их, видно, бьют, надо бы больше. Воистину, верно сказано: уши мальчика на спине его и внемлет он, когда бьют его!

– Да ну тебя, Джед! Разворчался.

Пошатавшись по рынку, Макс некоторое время тоже наблюдал за подростками, а затем, улучив момент, подозвал к себе тех, что показались ему посмышленей. Без лишних слов вытащил из сумки браслеты:

– Заработать хотите, парни?

Ух как загорелись у мальчишек глаза! Максим даже улыбнулся:

– Вижу, что хотите. Вот вам бусины и браслет. Второй получите, когда к великому лекарю и магу из Иуну Джедефу-несет-ра, что поселился в «Доме повешенного», что с кошками на воротах, придут желающие избавиться от любовных недугов! Ну, те, что несчастны в любви. Поняли задачу?

– Поняли, господин! Лекарь в «Доме повешенного». Хором будем славить тебя по всему рынку.

– По одному рынку – мало.

– Еще и на всех улицах, и на пристани.

Договорившись с мальчишками о нехитрой рекламе, Максим прикупил – сиречь обменял на оставшиеся бусины – три крупные жареные рыбины и булочки, после чего, довольный покупкой, вернулся домой, где быстренько организовали обед. Вино и пиво в доме имелись, о том Ах-маси, точнее, матушка-царица и жрец Усермаатрамериамон, позаботились заранее.

Вечером не успел Максим ополоснуть после жирной рыбины руки, как в ворота от всей души забарабанили кулаками. Прибежали мальчишки с рынка, коих «великий маг и лекарь Джедеф» тут же охолонул надменно-невозмутимым взглядом:

– Ну? Где же больные?

– Они придут, придут завтра же с утра, о великий лекарь, о том многие сказали нам и спрашивали твой адрес.

– Вот когда придут, тогда и поговорим об оплате. Хотя… – Максим неожиданно улыбнулся. – А ну, зайдите-ка во двор. Во-он тут, у пруда, присядьте.

Мальчишки послушно уселись – смешные, с бритыми головами и оставленными сбоку разноцветными прядями волос, этакими заплетенными в тоненькие косички чубчиками, вернее, дредами.

– Я не только маг и лекарь, а еще и писатель, – важно заявил им Макс. – Собираю и записываю разные страшные и невероятные истории. Не слышали ничего подобного?

– Не…

– Жаль. Я бы хорошо заплатил. Как услышите – приходите. Пока же, так и быть, вот вам браслет, один на всех. Ха, интересно, на что вы его потратите?

– Я куплю вкусного вина! А я – пива! А я – красивое ожерелье! – наперебой закричали юные гости.

– Подарок учителю не забудем! Чтобы был милостив к нам во имя Амона.

– Воистину, ты верно сказал, Хори!

Хори – пацан лет двенадцати с узким лицом и хитроватым взглядом – приосанившись, поправил на шее ожерелье из зеленых камней и подмигнул приятелям:

– Поистине, слушайте, что я говорю! Получив подарок, учитель долго не будет бить нас палкой.

Вежливо простившись с «лекарем», гости ушли, оглашая округу веселыми воплями и смехом. Максим поскреб подбородок, соображая, что ему лучше сейчас сделать – подняться к Ах-маси и Тейе на крышу или вначале искупаться в пруду? И тут снова услышал стук. На этот раз не очень громкий, но настойчивый, быстрый.

И кто бы это мог быть?

Молодой человек подошел к воротам, справедливо полагая, что для таких дел лучше бы иметь привратника.

– Господин! – В приоткрывшуюся створку прошмыгнул тот самый смышленый мальчишка, Хори. – Ты спрашивал о разных странных или нелепых историях?

– Спрашивал, – ухмыльнулся «лекарь». – А ты их знаешь?

– Кое-что.

– Что ж раньше не сказал? Ах, понимаю – не хотел делиться с другими.

– Я и так с ними уже достаточно поделился, – с неожиданной злостью отозвался Хори. – Что бы они вообще без меня делали! Так ты готов платить за истории, господин?

– Сначала послушаю сами истории.

– Ха!

– Не хочешь – не рассказывай. – Макс лениво повел плечом. – Я тебя за язык не тяну, клянусь Хором!

– Ой, господин, – с неожиданным испугом замахал руками мальчишка. – Почему ты клянешься моим покровителем?

– Потому, – вполне исчерпывающе ответил «маг» и, кивая на стоявшую у стены дома скамеечку, спросил: – Так что, рассказывать будешь?

– Буду, – решительно сказал Хори и в знак согласия уселся, заложил ногу за ногу, шмыгнул носом. – Ну, слушай, господин.

Максим постарался придать лицу серьезное выражение и царственно махнул рукой – мол, продолжай, слушаю.

– Так ли было или все врут, не знаю, – негромко начал мальчик. – А только еще совсем недавно жили со мной по соседству две красивые девчонки, Навия и Тамит. Тамит – дочка чесальщика шерсти Панхара, а Навия, ее двоюродная сестра, к ним перебралась из деревни, ну, после прошлогодней засухи, когда все ее родичи там умерли. Жили они жили, а потом семейство разорилось, Панхара продали за долги в рабство, и семью его… девчонок тоже должны были продать, да те как-то вдруг исчезли.

– Так сбежали! – перебил Максим. – Тоже мне история. Чего ж в ней такого страшного или невероятного?

Хори покачал головой:

– О, выслушай до конца, господин. Их сосед, господин Сенуфер-ра – богатый владелец коровьих стад – давно уже обещал взять их к себе в служанки. Он хороший человек, несмотря на то что богат, добрый и веселый, и девчонкам было бы у него не так уж и плохо, клянусь Хором, уж куда лучше, чем у Панхара, который частенько-таки их поколачивал, а Навие так один раз за какую-то провинность раскровянил всю спину воловьей плеткой. С чего бы им куда-то бежать, когда и тут было бы неплохо? А что с беглянками делают – известно. Тем более девчонки-то неплохо плясали – уж всяко могли не тужить у Сенуфер-ра.

– И все равно, мутная какая-то история, – усмехнулся «маг». – Что еще поведаешь?

– Многие у нас пропадают! Ну, я имею в виду не только девчонки даже, но и парни – все в основном из бедных семей. И знаешь, что скажу, господин: я видал Тамит и Навию как раз перед самой их пропажей – они беседовали на рынке с одним молодым парнем, жрецом из храма Хатхор. Никто его здесь у нас не знает – храм-то за рекою, я узнал, потому что в том храме был. Пытался я привадить к себе одну девушку, а Хатхор ведь богиня любви, думал – поможет. Не помогла. А я ведь все сделал, как сказали жрецы, и…

– Давай-ка ближе к жрецу. Что за жрец такой и о чем он с твоими знакомыми девушками шептался?

– Говорю ж – жрец из храма Хатхор, что за рекою. А о чем шептался – не знаю, но только после этого разговора девки и сгинули.

– Так, может, они теперь при храме!

– Может. Только говорят, там вовсе нет жриц. И я не видел. А еще говорят, что иногда воды Хапи – как раз пониже храма Хатхор – становятся красными от крови!

– Красные они от ила, а не от крови, – усмехнулся Макс.

– А вот и не от ила, клянусь Хором! – Хори потряс головой. – От ила вода когда красная делается? С началом сезона Ахет – а до того еще почти месяц. А красную воду рыбаки две недели назад видали, шептались потом на пристани. Не зря ведь! Много, много людей в последнее время пропало, господин.

– Много – это никто. – Максим протянул пареньку браслет. – Тем не менее – вот тебе задаток.

– Да возлюбит тебя Амон, господин! – обрадованно закричал мальчик.

– Подожди благодарить, – осадил его «лекарь». – Писать умеешь?

– Еще бы! Я ж учусь в школе при храме Амона, а отец мой – старший писец, начальник над всеми другими писцами, и я буду начальником, и никто, кроме самого Хозяина Великого Дома, не посмеет бить меня палкой.

– Ладно, ладно, верю, – молодой человек усмехнулся и понизил голос. – Вот тебе задача, Хори. Ты сказал: много людей пропало. Выясни, что именно за люди, когда пропали, при каких обстоятельствах, все тщательно запиши, чтобы не забыть, а уж тогда… Тогда получишь многое.

– Понял, господин! – Хори азартно потер руки. – Ну, так я вскоре зайду.

– Надеюсь, не с пустыми руками.

– Да уж не с пустыми, клянусь Хором!

Спать молодой фараон и его юная супруга, как и многие в Черной Земле, улеглись на крыше, под балдахином. Стены и кровли домов отдавали накопленный за день жар, и даже северный ветер не спасал от зноя. Тем не менее наверху было куда лучше, нежели в душном доме. Кстати, Ах-маси-младший, играющий роль слуги «великого лекаря и мага», по тем же причинам устроился ночевать на кухне, постелив прямо на землю циновку. Правда, вскоре ушел обратно в дом, убоявшись кусачих насекомых – разного рода скорпионов и прочих не слишком-то любезных тварей.

А на крыше все же оказалось неплохо! Невесомый, слегка колеблемый порывами ветерка балдахин из виссона, медный свет месяца, широкое, покрытое циновкой из душистых трав ложе и полное небо звезд.

Рядом – и слева, и справа, и сзади, и через улицу впереди – со всех сторон теснились точно такие же дома, какие-то повыше, какие-то пониже, но очень похожие друг на друга. И слева, и справа, и спереди, и сзади с течением времени стали доноситься приглушенные стоны и вздохи… точно такие же, что слышались на крыше особнячка «лекаря из Иуну»…

– О, душа моя, – ласкал жену Макс, – как шелковиста твоя кожа, как нежны руки, как…

– Тсс. – Тейя с улыбкой прижалась к нему грудью. – Погладь меня по спине… та-ак… та-ак…

– О, боги, – обнимая и целуя супругу, прошептал молодой фараон. – Что за звуки доносятся от наших соседей?

– Звуки? – Тейя приглушенно расхохоталась. – Думаю, там занимаются тем же, чем сейчас займемся и мы…

Утром, едва рассвело, их разбудил стук.

– Ах-маси, – проснувшись, закричал Максим. – Вставай. Посмотри, кто это там пришел?

Ах-маси, похоже, так и не проснулся, а в ворота стучали все настойчивее и громче, пока наконец внизу не раздался недовольный голос тезки:

– Ну полно, полно стучать-то. Иду уже, иду… Какой еще Себекемсаф? Какой еще резчик? Какого лекаря и мага?

Лекаря и мага?

Максим живо оделся, благо сделать это при скудости местной одежки было легко и просто. На ходу напяливая парик, «лекарь и маг» спустился вниз, в залу, подпертую тонкой колонной с капителью в виде виноградных листьев. В зале царил приятный полумрак, проникавшие сквозь резные ставни солнечные лучи рисовали на стенах изысканные узоры.

– К тебе посетитель… великий лекарь Джедеф, – поклонившись, с порога доложил Ах-маси и тут же посторонился, пропуская в дом невысокого сгорбленного старичка с морщинистым лицом и высохшим телом, впрочем довольно-таки проворного для своих лет, этакого живчика в длинной плиссированной тунике и намотанной сверху набедренной повязке с поясом из блестящей желтой ткани. Судя по наряду, посетитель был далеко не беден, о чем более чем красноречиво свидетельствовали и оставшиеся на улице слуги, которых старик, как видно, не собирался посвящать в свои любовные недуги. Если он, правда, за этим пришел.

– Ты – великий маг Джедеф из Иуну? – вперившись в «лекаря» взглядом, старичок громко почмокал губами.

– Клянусь учителем мудрости Птахом, твои глаза не обманули тебя, о почтеннейший, – выставив вперед ногу, учтиво улыбнулся Максим. – Именно я и есть великий маг и лекарь Джедеф из славного города Иуну, средоточия непознанных, но действенных целительных сил. Прошу, садись же, о почтеннейший! Позволь узнать твое славное имя?

– Хм-хм. – Усевшись, посетитель подозрительно прищурил глаза. – Что-то ты больно молод для лекаря.

Ну, на этот вопрос Макс давно придумал, как отвечать. Как и подобает воистину великому магу.

– Мне сто двадцать два года, – скромно заметил он, выпятив мускулистую грудь.

И, как оказалось, попал в самую точку!

Старик ведь именно за этим и пришел! Не только и не столько за любовью, сколько за молодостью.

– Нет ли у тебя каких-нибудь притираний, маг? – наконец, представившись, поинтересовался Себекемсаф – старшина резчиков храмового хозяйства Амона. – Я имею в виду, чтобы у меня исчезли морщины и начали бы расти волосы.

– У меня есть многое, почтеннейший Себекемсаф, – покровительственно улыбнулся Макс.

– Только прошу, не предлагай мне кориандр, анис и касторовое масло, – с ходу предупредил старик. – А также мазь из утиного помета, что столь настойчиво рекомендовал мне этот шарлатан Беду!

– Беду? Что за Беду?

– А, есть у нас тут такой. Вернее, был, сейчас уехал.

Надо сказать, «великий лекарь и маг» оказался сейчас в некоторой растерянности: именно эти снадобья – кориандр, анис, касторовое масло и утиный помет он как раз и собирался сейчас предложить в качестве проверенного временем средства.

– И что же, утиный помет тебе никак не помог? – Юноша покачал головой. – Видать, он был неправильно заговорен. Да, да, клянусь Тотом, в заговоре все дело! Ничего, любезнейший, я это быстро исправлю.

Важно надув щеки, Макс протянул руки к потолку… однако Себекемсаф тут же прервал его ехиднейшим смехом:

– Вот именно так и действовал шарлатан и проходимец Беду! Тоже поднимал руки… что-то шептал. А потом взял с меня два дебена серебра и полсотни дебенов меди. Да за такие деньги можно купить красивую молодую рабыню – тогда и никакой молодости не надо, тем более что все снадобья и заговоры Беду так и не подействовали, чтоб его Ка никогда не попало на поля Иалу!

– Вижу, этот Беду и впрямь большой шарлатан, – согласился молодой человек. – Осмелюсь спросить: а зачем тебе молодость, уважаемейший Себекемсаф? Человек ты, я вижу, не бедный, наверняка, у тебя есть множество рабынь и наложниц.

– Да есть. – Старик досадливо отмахнулся. – И рабыни есть, и наложницы. Да не в них дело – я жениться собрался! Старая моя жена, слава Осирису, уже давно пребывает в лучшем мире, дети выросли, а я еще хоть куда… вот если б не морщины. – Неожиданно подмигнув, резчик понизил голос. – Сказать по правде, есть у меня на примете одна женщина, вдовица. Всем хороша, да вот только – обязательно подавай ей молодого!

– Что и говорить, странная женщина. И что с этих молодых толку?

– Вот и я о том же…

– А не выпить ли нам вина, уважаемый Себекемсаф? Заодно расскажешь мне о своей избраннице поподробнее. Что же касается оплаты… Ты заплатишь мне только после того, как омолодишься и счастливо женишься.

– Ты настолько уверен в своем искусстве?! – Старик посмотрел на «мага» с неподражаемым изумлением.

– Конечно, уверен, – небрежно взмахнул рукой тот. – Не был бы уверен – не говорил бы. Кстати, о молодых и красивых рабынях. Слышал, они здесь частенько пропадают неведомо куда. Так говорят. Думаю – врут все.

– Врут?! – вдруг распалился резчик. – Да как же врут-то, любезнейший?! У меня самого в месяц Пахонс пропали три рабыни. Целых три! Красивые и юные. И два раба-мальчика. Тоже красивых. Э-э-э! Только не говори мне о том, что они сбежали! Если б было так – их давно бы нашли, начальник городской стражи – мой давний приятель. Нет! В том-то и дело, что не сбежали, а сгинули!

– Сгинули?!

– Думаю, это все – самое черное колдовство! И я даже догадываюсь, кто колдун.

– И кто же? – тихо переспросил Макс.

– Беду! Тот самый шарлатан-лекаришка! – Старик округлил глаза. – Я знаю, он давно хотел отомстить мне. Это ведь я его выгнал из города… способствовал, так сказать. Вот он и злится. Кстати, не найдется ли у тебя какого-нибудь сильного заклятия против него?

– Поищем. – Тут же пообещав, Максим отхлебнул из любезно принесенного Ах-маси кубка.

– Скажу тебе по правде, маг Джедеф, у тебя очень плохой слуга, – после ухода тезки не преминул заметить Себекемсаф. – Слишком уж гордый. Такой запросто обчистит до нитки хозяина, а то и убьет. Так мы договорились насчет любовного зелья?

– Договорились. Пришли слугу через три дня. Что же касаемо колдовства Беду… то мне надобно знать точно – как именно исчезли твои рабы, при каких обстоятельствах, кто это видел… ну, или, может быть, заметил вдруг чего подозрительного.

– Понятно, – скупо улыбнулся старик. – Все выясню и через три дня зайду лично. Заодно и снадобье заберу.

– Зелье.

– Ну да. Зелье.

Хори и его приятели не зря взяли браслет и бусины. Едва ушел резчик, как явилось сразу четверо клиентов, устроивших во дворе шумную очередь. Один, молодой писец по имени Туи, затеял строить себе гробницу на окраине Города Мертвых, но панически боялся змей и без помощи знаменитого мага никак не мог собраться с духом, чтобы осмотреть стройку.

– Подозреваю, что каменщики обманывают меня и вместо базальта кладут туф, а то и – не дай Амон! – кирпичи, – усевшись в кресло для гостей, жаловался писец. – Я послал было слугу, так тот явился с таким докладом, что можно было подумать, будто эти каменщики – честнейшие люди, а их десятник Имху такой бескорыстный человек, что даже страшно становится. Воистину, клянусь Осирисом, такое впечатление, что и работают-то они не ради вознаграждения, а просто так, из любви к труду!