Текст книги "Красный дракон. Китай и Россия в XXI веке"

Автор книги: Андрей Девятов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Феномен Тяньаньмэни

Побочным результатом китайского курса открытости было проникновение в китайское общество западных либеральных идей демократии, вошедших в противоречие с конфуцианской бюрократической традицией. «Права человека», которыми Запад соблазнял китайское общество, пользуясь политикой открытости и реформ, чуть было не запустили вирус анархии в миллиардный организм нации.

Вирус этот был уничтожен архитектором реформ Дэн Сяопином на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Если бы 1<итайское руководство поддалось тогда на искушение провести либерализацию жизни китайского общества, если бы оно не пошло на решительное подавление вооруженной силой диссидентских выступлений в Пекине, то наверняка получило бы примерно то же, что произошло в России. И если горбачевская "перестройка" привела к размыванию сразу всех устоев советской жизни, расчленению, дестабилизации, кровавым столкновениям на межнациональной почве, беженцам, хозяйственному разорению на местах, ослаблению центральной власти, региональному сепаратизму, несчастьям и потрясениям далеко за пределами СССР, то от дестабилизации миллиардного Китая содрогнулся бы весь мировой порядок.

Нет границ восхищения державной мудростью Дэн Сяопина, который убедил стоящие у власти кланы, что выступления демократического толка сметут все руководство и КПК вообще, и силой оружия решительно раздавил попытку либерального гражданского мятежа. Когда на фронтах "холодной войны" шел откат и сдача позиций социализма, он сумел возвыситься над настроениями ряда столичных китайских политиков, увлеченных пораженческим вихрем либеральной советской перестройки, разрушения системы партократии и отступления со сталинских рубежей в Германии и странах Восточной Европы. Возвыситься над навязываемым Западом культом жертв и не приемлющим жесткое насилие мелко-гуманитарным мнением "международной общественности".

Дэн Сяопин заручился поддержкой на периферии у командующих военными округами. Затем заменил в Пекине распропагандированные части столичного гарнизона на свежие войска и позволил войскам с ходу при вводе в город в ночь на 4 июня 1989 года неограниченно применять оружие против любого гражданского неповиновения: порядок был восстановлен им и лидером армии Ян Шань-кунем быстро и малой кровью.

• Я был в Пекине в это время. Все начиналось в середине мая под визит в Китай главного перестройщика ортодоксального социализма на "общечеловеческий" лад, разрушителя стержня системы – власти партии, М. С.Горбачева и официальное восстановление в ходе этого визита советско-китайских отношений. Уже во время визита, 15–17 мая, проехать через площадь Тяньаньмэнь, занятую студентами, было почти невозможно. Решительные действия властей по пресечению либеральных выступлений в ходе действительно исторического визита предпринимать было никак нельзя из-за соображений "потери лица". Это было на руку участникам мирного мятежа. Затяжка с принятием мер укрепляла победный дух бунтующих. Масштабы выступлений росли. Митинги бунтовщиков и их баррикады из автобусов и троллейбусов распространились на основные перекрестки второго кольца. Затем была ночная расправа войск над мятежной толпой в центре города. Потом два-три дня я видел то обожженные трупы солдат, привязанные бунтовщиками к перилам мостов на обозрение прохожих, то обгорелые армейские машины, сожженные студентами. Ощущал настороженное безразличие и внешнюю отчужденность большинства населения Пекина от происходящего. Китайцы вообще жестоки, и вид крови и страданий может вызывать у зрителей даже смех. Народу на улицах сильно поубавилось, но учреждения и предприятия, магазины и рестораны, общественный транспорт и рынки продолжали работать.

По проскользнувшим тогда официальным данным, со стороны войск погибло больше тысячи солдат. Цифры потерь среди бунтовщиков не сообщались, но среди безоружных бунтарей погибших должно было быть на порядок больше. Пусть даже при усмирении бунта погибло 10 000 человек, но в масштабе громадного населения Китая это настолько мало, что значительная по европейским меркам цифра меркнет перед возможным числом лавины жертв и несчастий народа в случае распространения в стране хаоса и анархии.

Память о временах "культурной революции" была свежа. Сторонники либеральных реформ в китайском руководстве, справедливо отдавая перспективу молодежи и делая на нее ставку в ходе гражданского бунта, ошиблись в отношении ветеранов "культурной революции", отведя им жалкую роль ненужного современному китайскому обществу неквалифицированного и необразованного балласта. Социалистически настроенные специалисты старшего поколения отошли от активной роли на позиции консультантов, действующих на пенсии, но у руля китайского общества естественным образом стоит поколение, которому сейчас 40–50 лет. Смена поколений – это объективный фактор. Все командные посты сейчас заняты управленцами, прошедшими потрясения "культурной революции" и хорошо помнящими, что такое смута и что такое порядок.

У меня в СП и китайский председатель правления, и мой китайский заместитель гендиректора были активными участниками "культурной революции". Поэтому на основании личного опыта я смею утверждать, что именно их поколение удержит Китай от западных соблазнов демократии, "прав человека", безмерного потребления и сохранит государственный стержень бюрократии, сплачивающий население в народ. Сохранит приоритеты не отдельного человека, но семьи и клана, а также умеренность и ограничения, исходящие из государственных интересов.

Наверное, именно из-за явной "неинтеллигентности" поколения "культурной революции" Китай не тронул комплекс неполноценности социалистической системы, психологически навязываемый Западом через "права человека". Наверное, и находящееся сейчас у рычагов власти в России поколение, мужавшее на теории и практике хрущевского "ревизионизма" и брежневского "застоя", принявшее ныне мафиозно-номенклатурные формы, не даст либерал-демократам сломить аристократический, надвыборный и с сохранением привилегий, стержень российской власти.

Глядя на такие пороки "вестернизации" Китая, как рост безработицы, преступности и имущественного расслоения, со временем все большее число людей в КНР будет понимать, что главное для них – не абстрактные "права и свободы", а общественная стабильность и что для Китая нет пути, основанного на компромиссах и уступках, к которому призывают либерально-буржуазные элементы.

После срыва губительных начинаний китайских либералов в 1989 году Запад опять пытается подпустить монолитному Китаю заразу индивидуализма и общечеловечности через питающие капитализм религии протестантской и католической ветвей христианства. Эта новомодная западная струя, так же, как и "права человека", размывает и коммунистическую идеологию красного Китая, и устои традиционной конфуцианской этики. Китайское руководство предпринимает титанические усилия, чтобы не дать этой струе распространиться. Знаю по собственному опыту. Мое совместное предприятие на китайском морском курорте в Бэйдайхэ имело гостиницу "Руссотель", расположенную примерно там, где в 1887 году настоятель 18-ой русской духовной православной миссии в Пекине первый епископ Пекинский и Китайский Иннокентий (Фигуровский) построил летнюю дачу и церковь в честь Преображения Господня. Затем на этом месте во времена дружбы с 1954 года и до начала 60-х годов был санаторий для советских специалистов, а с 1994 года эстафету принял я. Дача и церковь были снесены еще в 30-е годы, но оставался древний колодец под шикарной вековой сосной. В 1997 году, к столетнему юбилею официального присутствия русских в Бэйдайхэ, я у этого колод-цз – из старинного серого кирпича по старой технологии, на белой извести – соорудил поклонный столб с иконой Преображения Господня. Такие столбы на Руси ставили на ямщицких трактах для путников, чтобы можно было помолиться от напастей в дороге. И у меня столб был рассчитан на приезжих русских туристов, а вовсе не на китайцев. Однако простоял он всего неделю и был снесен властями без предупреждения и каких-либо обсуждений, как мне потом сказали – по идеологическим соображениям. Попытка "застолбить" духовное присутствие русских, с надеждой, что на разрушение простого столба без надписей рука не поднимется, была пресечена с той же решительностью, с которой были убиты 222 православных прихожанина из китайцев при миссии в Пекине, когда ихэтуани в 1900 году громили все иностранное. Действительно, в 90-х годах китайские власти разрешили кое-где в крупных городах открыть сохранившиеся от миссионеров с XIX века христианские храмы, но это можно считать лишь созданием клапанов для сброса давления прозападного китайского диссидентства в наиболее безопасном направлении.

Тем более что одновременно с объективным процессом попрания социалистических идеалов и духовных ценностей как в мире, так и в КНР, пекинскими властями были сняты ограничения с процесса возрождения конфуцианских традиций и обрядов. Конфуцианцы поклоняются предкам. В настоящее время традиция почитания предков и патриархальных нравов в Китае восстанавливается. При Мао культ предков и многое другое было зачислено в разряд феодальных пережитков. После прихода КПК к власти храмы предков были закрыты, а церемонии поклонения предкам запрещены. С конца 80-х годов положение стало меняться: было разрешено проводить в храмах предков торжественные церемонии, все храмовые здания, ранее использовавшиеся не по назначению, были возвращены прежним владельцам, стали восстанавливаться родословные кланов. Наиболее активно этот процесс идет в деревне, где живет большинство населения и где наиболее сильны корни китайской культуры. Но заметить это можно и в Пекине: на углу бывшей "антиревизионистской улицы" перед главными воротами посольства России с начала 90-х годов восстановлена и действует довольно убогая по западным меркам традиционная китайская чайная при почти развалившемся конфуцианском храме.

М<итай – тихоокеанская страна, и одной из специфик, о которой нельзя не упомянуть, было открытие в 1984 году для внешнего мира четырнадцати прибрежных портовых городов. В этих городах были выделены площади земли, названные зонами экономического и технического развития, в пределах которых был введен привлекательный для инвестиций режим льгот по налогам, сборам и пошлинам. Для иллюстрации результатов обустройства этих точек роста расскажу о географически самом близком к России открытом для внешнего мира городе Далянь, четвертом по грузообороту морском торговом порте КНР.

Начнем с того, что Далянь и находящийся рядом Люй-шунь – это города русской славы Дальний и Порт-Артур. Из боевой летописи защиты морских крепостей порт-артурская эпопея сравнима лишь с обороной Севастополя. Порт-Артур около года держался совершенно отрезанный японцами от основных русских сил. Дальний, как и Харбин, был основан при строительстве Китайско-Восточной железной дороги 100 лет назад в 1898 году русскими. КВЖД – часть Великой транссибирской магистрали, связывала Читу с Владивостоком. Ответвление дороги от Харбина до Порт-Артура и Дальнего называлось Южно-Маньчжурской железной дорогой. На Дальнем Востоке России, как в Царстве Польском и на Кавказе, было наместничество, и резиденция Наместника Русского царя долгие годы была не во Владивостоке, а именно в Дальнем.

Дальний был крайним форпостом Российской и Советской империи на Тихом океане. Железная дорога, военно-морская база-и коммерческий порт в Дальнем лишь в 1950-52 гг. были переданы Сталиным китайцам. Уход русских из Дальнего с передачей китайцам всего недвижимого хозяйства, оборудования и советских промышленных технологий был символом доверия и бескорыстной помощи старшего брата социалистическому младшему брату. И не случайно центральная площадь города до 1994 года носила имя Сталина, а до 1998 г. на ней еще стоял памятник советским воинам-освободителям Даляня от японской оккупации. С начала реформ китайские власти последовательно вытесняли из Даляня и благую память о русских, и преподавание русского языка школьникам и студентам, и русское торгово-экономическое присутствие. Площадь Сталина была переименована, а памятник перенесен с главной площади на далекое кладбище. Зато огромный японский обелиск на господствующей над Люйшунем горе никто и никуда не переносил. Для нынешней китайской молодежи этот обелиск символизирует не только победу японцев над русскими в 1905 году, но и нынешнюю победу японского производственного капитала, почти напрочь вытеснившего в современной экономической зоне Далянь советскую промышленную технологию времен дружбы. Далянь сорок лет (1905–1945 гг.) был оккупирован японцами. Восемь лет, с 1937 по 1945 год, китайцы вели войну Сопротивления против японцев. Унижение от Японии китайцами не забыто, но развитие Даляня в последние 20 лет осуществлялось главным образом за счет успешно привлеченных японских денег. И новый контейнерный терминал в даляньском порту ориентирован вовсе не на Россию, но на Японию, и обслуживает порт в основном этот грузопоток. Нынешний Далянь на полученную от японцев "взятку" превращен китайцами в красивый и богатый город с современной технологией хозяйства, своего рода северный Гонконг.

Историю с переименованиями и памятниками я привожу здесь для иллюстрации нынешней геополитической реальности. О том, что в 1898 году Харбин и Дальний основали русские, в 2000 году уже мало кто помнит. Японская же электроника и автомобили сегодня настолько привычны, что "рядовой россиянин", побывавший в Китае, их в качестве каких-то особенностей иностранного присутствия даже не замечает.

Гонконг и Сингапур

Если задаться вопросом, как будет выглядеть социализм с китайской спецификой тогда, когда цели реформ будут достигнуты, то для меня ответ очевиден: китайское общество на материке в городах будет похоже на нынешние Гонконг и Сингапур. Гонконг и Сингапур можно рассматривать как модель развития Китая, имеющего громадное тихоокеанское побережье и все экономические выгоды морской державы. Ориентиры благополучия с приоритетом богатства и тут и там единые, конфуцианские. Точное копирование – исконно китайская черта, определяемая конкретностью иероглифического мышления. А копировать и перенимать знания и навыки от своих же китайцев, достигших в Гонконге и Сингапуре зримого богатства при сохранении гармонии и добродетели куда легче, чем от иностранцев. Гонконгские и сингапурские китайцы, конечно, отличаются от материковых, но лишь тем, что поднявшись на высокий уровень потребления, они научились культуре потребления, вот и все.

В 1995-99 годах в Гонконге и Сингапуре я бывал по делам довольно часто. Летал я туда главным образом как "присяжный инспектор" на передачу груза в порту при морских перевозках. И в Гонконге и в Сингапуре перво-наперво впечатляет стремительный темп жизни, всеобщая работоспособность, динамичность торговли, экономическая активность и целеустремленность. Кубические формы причудливых небоскребов и металлическое свечение отделки и подсветки серебристых, золотистых, стальных, голубоватых и даже зеленоватых громадин деловых зданий банков, компаний и шикарных отелей восхищают мистическим величием делового размаха. "Каменные джунгли" жилых кварталов высотных домов, кое-где со свисающими "лианами" канализационных и водопроводных труб, проложенных по стенам снаружи, запутанных пешеходных проходов, переходов и автомобильных развязок в разных уровнях подавляют узостью пространства. Но особенно, если смотреть со стороны моря, поражает обилие судов не рейде и необъятность контейнерных терминалов. Движение же судов в проливах столь интенсивно, что на мысль приходит аналогия с оживленным городским проспектом. Длинные громадины танкеров, многоярусные контейнеровозы, разнокалиберные сухогрузы. Иногда роскошные лайнеры и грозные военные корабли. Черное, красное, зеленое разноцветье. На бескрайней синеве моря сверкающая белизна, язвящая ржавчина или грязная серость вереницы судов не оставляют взору свободного от них места. Морской транспорт и его дешевизна по сравнению с сухопутным – вот где, наверное, корень благополучия этих островных мегаполисов, занятых реэкспортом и валютно-финансовыми операциями на перекрестках мировых торговых путей. Общее же впечатление от тамошнего общества – образец современного конфуцианства, построенный китайскими эмигрантами на британском колониальном фундаменте. Сингапур – пример китайской экспансии XX века, когда китайские кули, бежавшие с материка в начале века, за несколько поколений поглотили остров и создали на нем китайское государство. В организации общества, быте и нравах – строгая система подчинения. В национальном плане китайцы старшие, а некитайские меньшинства – младшие. Общественная мораль возведена в ранг установленного порядка, который поддерживается государством мерами строгого принуждения. Особенно в Сингапуре – все мало-мальски антиобщественные проявления слабостей личности запрещены и безжалостно караются. Порядок и чистота, как необходимая организация жизни коллектива, наглядно торжествуют над свободою проявления инстинктов, самобытности и своеобразия индивидов. Жизненный уровень весьма высок, как по общемировым, так и, в особенности, по меркам ближайших азиатских соседей из стран АСЕАН, но и жизнь дорогая. Технический прогресс заметен на каждом шагу. Цель и критерий азиатского успеха в жизни – роскошь – просто бросается в глаза. Наблюдения позволяют думать, что дорогие автомобили: "мерседесы", "порше", "феррари" и прочие составляют большую часть автомобильного парка. Не редкость на дороге даже шикарные "бэнтли" и "роллс-ройсы". Скорость – норма жизни, и в качестве такси используются трехлитровые "тойоты", которые по объему двигателя в других местах числятся машинами представительского класса. Жилье богато, просторно, кондиционировано, блистает полированным мрамором и гранитом, сверкает металлом. Задыхающиеся от жары и влажности многоэтажки с тусклым неоновым светом, многоярусными нарами и застиранным бельем на веревках, что еще не редкость в Гонконге, – в Сингапуре, наверное, тоже есть, но в глаза уже не бросаются. Досуг устремлен в развлечения, но не в развитие. Главным местом развлечения для широких масс выступают огромные торговые центры. Жители целыми семьями с детьми, толпами, слоняются по этажам, и такое впечатление, что в выходные весь день напролет глазеют на товары, что-то покупают, здесь же и едят. Китайцы очень азартны, и развлечение для богатых – казино. Но поскольку в Сингапуре все запрещено, то выход такой: казино работают на пассажирских лайнерах, а игра начинается после выхода в море (оффшор). Гонконгцы с теми же целями выезжают через залив в Макао. Досуг китайцев на материке все же больше в ресторане, чем в магазине. Еда – главная ценность китайской цивилизации, и показатель богатства на материке – это состав заказанных в ресторане блюд. А досуг такой же: мацзян, карты, баня с массажем. В Гонконге и Сингапуре для массового китайца главное развлечение – уже магазин. Еда куда менее изысканна и разнообразна, чем на материке, и куда более дорогая. Наверное потому, что подавляющее большинство продуктов импортируется. Потребление товаров выдвинуто на первый план, а это от Запада. И еда внедряется быстрая, что не по-китайски, так как вкус и хуже, и однообразнее. В Сингапуре бросается в глаза почти полное внешнее отсутствие иероглифов. Указатели, основные вывески и надписи, реклама – сплошь на английском. Размышляя над причиной такой антииероглифической практики насквозь китайского государства я пришел к мысли, что, внешне избегая иероглифов, Сингапур преодолевает центростремительность китайской цивилизации, в официальной части подчеркнуто изъясняясь по-английски, заглушает голос крови и зов китайского сердца, сохраняет внешнюю самостоятельность. Избегая иероглифов, власти по умолчанию хотят преодолеть конкретное в мышлении и елико возможно для китайца абстрагироваться по-западному. Выпятить индивидуальность личности перед принадлежностью к клану. Этой цели служат и европейские имена при китайских фамилиях типа Дэни Вунг или Урсула Им (в китайских именах фамильный иероглиф стоит впереди имени собственного). Я видел католический храм в Сингапуре во время воскресной службы. Собор был заполнен до отказа, что говорит о проникновении западных ценностей в китайскую душу. И если богатство – это исконно китайский ориентир, то смиренное покаяние, очищение совести, наказание самого себя и завет с Богом об исправлении жизни – это то, чего у китайцев на материке я не замечал.

Нынешнее отличие Гонконга от Сингапура состоит в большем укоренении конфуцианских норм поведения, ценностей и стиля жизни в Сингапуре при пока сохраняющихся либеральных ценностях, плюрализме и свободах в Гонконге. Дело, наверное, в том, что в Сингапуре с 1959 года уже два поколения тамошних китайцев имели китайскую власть во главе с китайцами. Ли Куаню, выдающийся китайский державник, "отец" современного Сингапура, считавший, что величайшим капиталом страны является ее население, правил 31 год и создал общество дисциплины, порядка и долгосрочного планирования на базе мощной, подконтрольной парламенту экономики.

(_В Гонконге же пять поколений китайцев до 1997 года жили под британским колониальным управлением, и пока милого китайскому сердцу бюрократизма мало, нет особых запретов, рабочая сила мобильна, а компании живут от сделки до сделки. Однако с самого начала Гонконг был движим китайской жаждой богатства и имел перед собой лишь совпадающую с Западом жизненную цель – делать деньги. В этом он, несомненно, преуспел. При отсутствии каких-либо значительных природных ресурсов богатство Гонконга, как и богатство Сингапура, было достигнуто благодаря его единственному активу: прагматичному, работоспособному, обращенному к реальности и глубоко осознающему неравенство социальных отношений китайскому населению.

Последний раз в Гонконге я был 1999 году. К этому времени китайская власть в Гонконге успела закрыть старый музей с британской версией истории, культуры и благоденствия колонии. А гонконгских школьников в обязательном порядке стали водить в новый музей превосходства древней китайской цивилизации над иностранной.

Музей истории борьбы китайцев с англичанами ("дракона" с."тигром") в опиумных войнах, и так далее – вплоть до победного возвращения Гонконга в лоно Родины.