Текст книги "Русские патриархи 1589–1700 гг"

Автор книги: Андрей Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 61 страниц)

Вокруг патриаршего престола

Хотя власть над Церковью в период «межпатриаршества» была крепко ущемлена «царством», ее не следует считать вполне призрачной. В борьбе за управление Русской православной церковью Питирим и Павел – редкий случай! – действовали командно, рука об руку. 5 августа 1664 г. Питирим избран был на высокую степень митрополита Новгородского и на следующий день в присутствии государя хиротонисан митрополитом Ионой Ростовским с освященным собором.

Действо происходило при активном участии лжемитрополита Газского Паисия Лигарида, вторым (после Ионы) подписавшего 7 августа и настольную грамоту Питирима [250]250
  Документ о поставлении Питирима и его настольную грамоту см.: Материалы 1. С. 492—498.


[Закрыть], но, по крайней мере официально, не игравшего главной роли в переводе последнего на Новгородскую митрополию и тем более в поставлении на освободившуюся кафедру Сарскую и Подонскую архимандрита Павла, как это утверждал в 1666 г. Никон: Павел был рукоположен именно Питиримом [251]251
  Материалы 2. С. 5.


[Закрыть]. Хотя, как справедливо отметил Никон, Лигариду «то делать не довелось, потому что от Иерусалимского патриарха он отлучен и проклят», новая расстановка русских церковных властей в 1664 г. была произведена внешне законно.

Питирим становился первым претендентом на патриарший престол, Павел должен был взять в свои руки дела управления всей Церковью периода «межпатриаршества». Их маневр был, однако, слишком очевиден, чтобы не вызвать сопротивления других желающих поиграть за кулисами церковной власти. Управляющим делами Церкви неожиданно стал митрополит Иона Ростовский, – рукополагавший митрополита Питирима старец, далекий от властолюбивых помыслов.

Но государь и его окружение просчитались: Иона не мог выдержать прямого столкновения с Никоном – и не выдержал.

Когда в ночь на 18 декабря 1664 г. Никон неожиданно объявился в Москве и, вломившись с толпой своих приверженцев в Успенский собор, взял в руку посох св. Петра митрополита, Иона в полной растерянности принял от него благословение. Вслед за митрополитом и священство кинулось под благословение Никона, а народ бурно приветствовал вернувшегося патриарха.

Иону Никон послал к государю с извещением о своем приходе; дворец ужаснулся. Но Павел Крутицкий твердо стал на сторону государя и бояр, принявших решение вновь выслать Никона из столицы, а затем активнейшим образом участвовал в изгнании опального патриарха. «Тебя я знал в попах, – кричал Никон Павлу, отказываясь отдавать посох св. Петра, – а в митрополитах не знаю! И кто поставил тебя митрополитом, того не знаю, и посоха тебе не отдам!..» Митрополит Павел по приказу государя, внешне нимало не смущаясь, взял–таки посох и поставил в соборе на прежнем месте. Никон был изгнан, с его тайными сторонниками расправились.

Наступила очередь Ионы. Государь не принял от него благословения и лично обличил отступника; старец оправдывался «забвением» и страхом пред внезапным явлением Никона. Павел, возглавив спешно собранный собор, укоротил Иону в лучших церковно–административных традициях. 22 декабря 1664 г. маленький и хорошо управляемый собор постановил признать Иону «виновным в том, – по определению митрополита Макария, – что он, забыв свое соборное рукоподписание и будучи наместником патриаршего престола, прежде всех принял благословение от бывшаго патриарха Никона и тем подал худой пример прочим церковникам [252]252
  Макарий митрополит. Указ. соч. С, 495. О всем деле см. с. 480—497.


[Закрыть].

Только из «нисхождения к немощи своего собрата» архиереи предложили Ионе «очиститься» унизительной клятвой:

«Свидетельствуюсь Богом, что я не имел никакого согласия и совета с бывшим патриархом Никоном о пришествии его на престол; что принял от него благословение без хитрости, будучи устрашен его внезапным пришествием и одержим ужасом, и что в то время мне не пришло на ум мое соборное рукоподписание, которое сотворил я о неприятии Никона на патриаршеский престол».

Произнесение несчастным Ионой этой клятвы должно было очистить его от всякого зазора, а митрополиту Павлу – дать возможность не учинять поспешно собор для суда над ним. Довольно было получить от каждого архиерея в отдельности ответ на разосланную уже на следующий день государеву грамоту с вопросом: «Достоит ли теперь Ионе оставаться наместником патриаршего престола и держать начало над архиереями в соборной церкви?»

Совсем убирать Иону, без воли патриарха рукоположившего Питирима, было неудобно. Старцу разрешили даже совершать литургию (только не в соборе и не с архиереями), а после «очищения» обещали, что государь будет принимать его благословение. 27 января, по получении заказных архиерейских ответов, Павел вновь собрал малый собор и сделал следующий логичный шаг. Ионе дозволили благословлять государя (при желании последнего), но от наместничества патриаршего престола отлучили вовсе, а на будущий Большой церковный собор поставили новый вопрос: будет ли Иона начальствовать между архиереями?

Это было принципиально для будущих выборов патриарха, ведь Иона был не только старейшим среди архиереев главой одной из почтеннейших епархий, – он безусловно возвышался над Новгородским митрополитом, от Ростовского рукоположенным! Само собой, Питирим прибыл в Москву на собор 10 февраля 1665 г., лишивший Иону всех преимуществ перед ним. Мало того, решение собора было закреплено государевой грамотой, повелевавшей: «митрополиту Ионе быть на митрополии в Ростове, а на Москве блюстителем соборной церкви быть Павлу митрополиту».

26 марта 1666 г. Питирим сделал еще один тонкий ход, поставив в протопопы кремлевского Благовещенского собора священника Андрея Савина. Значение этого мероприятия раскрывается замечанием в дворцовой записной книге: «и по Божию благословению и царскому изволению Андрей Савин учинен духовником царским». Так позиция Новгородского митрополита была закреплена и во дворце, при «боголюбивом государе» Алексее Михайловиче [253]253
  Материалы 2. С. 5.


[Закрыть].

Увы, все эти затеи пошли прахом. Большой церковный собор 1666—1667 г. был организован светской властью не только для того, чтобы с помощью административно утвержденного (и по сути ложного) авторитета восточных архиереев осудить и Никона, и староверов. С его помощью царство подавило поползновения священства отстоять хотя бы часть могущества Русской православной церкви, достигнутого при Никоне. Поставление в патриархи по царской воле дряхлого архимандрита Иоасафа ярко подчеркнуло всесилие государя и тщету разом развеявшихся надежд Питирима и Павла.

Новгородский митрополит

Питирим тихо удалился в свою епархию, где вынужден был вести борьбу с реальным влиянием Никона, которого он столь активно помогал низвергнуть. Кто знает, какие мысли одолевали Новгородского митрополита, убедившегося в полной зависимости церковной иерархии от своеволия светской власти, при виде стойкости монахов и священников, хранивших верность низвергнутому, осужденному и заточенному Никону?!

Примером умонастроений паствы служит тянувшееся многие годы дело монахов и священнослужителей Крестного монастыря [254]254
  Материалы 2. С. 5—14.


[Закрыть]. Буквально накануне своего осуждения, 25 августа 1666 г., Никон прислал братии грамоту о помиловании священников монастырских вотчин, посмевших было взять ставленные грамоты у митрополита Питирима и за то «смиряемых монастырским смирением». Покаявшихся в своем проступке попов Никон велел отпустить по домам.

В свою очередь, Питирим только 21 марта 1669 г. смог подписать грамоту о разрешении архимандриту Крестного монастыря с братией священнослужения, запрещенного «по их вине, что они нашему указу учинились непослушны» и до сих пор не представляли «к подписи к нам в Великий Новгород» настольной, ставленных и священноиноческих грамот. Построенный Никоном Крестный монастырь признал, наконец, власть Новгородского митрополита, но братия его, ободрившись, немедля поссорилась с соловчанами и между собой: споры эти разрешал 28 февраля 1672 г. митрополит, а в начале 1673 г. – уже патриарх Питирим.

Но до возведения его на степень патриаршества было, казалось, очень далеко. 2 июня 1672 г. Питирим еще пребывал в Новгороде, где получил царскую грамоту о рождении царевича Петра Алексеевича и разослал по этому случаю богомольные грамоты в города и веси своей епархии. Примерно к этому времени относится его духовное завещание, написанное в крайней степени разочарования и весьма сходное (как отмечено М. Г. Поповым) с духовной митрополита Сарского и Подонского Павла [255]255
  Материалы 1. С. 516—523.


[Закрыть].

Больной телом и сломленный духом, вострепетал Питирим перед лицом смерти, «ужаснулся неготовности моей, устрашился лености и уныния, вострепетал о бедности души моей грешной… Вострепетал, яко чрез вся дни живота моего не бдел, но спал в лености, и в небрежении о спасении моем жил, как будто никогда не имея умереть… и ничтоже приплодотворих в житницу нескончаемой вечности».

Если сам Никон мучился, не исполнив меру множества своих трудов, то Питирим, поминая, в частности, «брата нашего патриарха Никона», страдал от ощущения бессмысленности бренного своего бытия. Никон был убежден, что Питирим не знает, «почему он человек». Митрополит в «заветном своем писании» признает это:

«Размышлял часто, еще будучи здрав, что человек есть и что будет по сем? И усмотрел… что человек суете уподобился, и дни его как тень проходят… ибо человек как трава, дни же его как цвет полевой отцветают… Изыдет бо дух его, и возвратится в землю свою, и в тот день погибнут все помышления его».

Буквально на грани отчаяния скорбно рассуждал Питирим, что «храм тела человеческого не имеет твердого камня, положенного в основание жизни сей, но на земле и песке основан, и того ради, в буре болезней возвеявшей и в реке смерти напавшей – разрушается падением великим. Душа же, обитавшая в нем, как в гостинице, тщится к Создателю своему о всем в мире этом содеянном слово воздати». Христом «поставлено людям едино умереть, по сем же – суд».

А вечная жизнь? Разве не надеждой живет человек верующий? Питирим, конечно, не отрицает ее, просто он в ужасе перед судом Божиим, он «страхом велиим объят», ибо «тогда возвратился на… покаяние, когда меня пронзил терн последнего бедствия и страха, когда болезни смертные обступили меня и все силы плоти моей негодны сделались к исполнению заповедей Божиих». Готовясь к гробу, благодарил Питирим Господа, отпустившего ему время на покаяние: ведь он, многогрешный, дел благих не сотворивший», надеяться может только на милость сказавшего, что «вера твоя спасет тебя».

«Поскольку немощью и страстями человеческого естества одержим был все дни жизни моей, – писал Питирим, – нельзя мне не сострадать людям». Митрополит кается перед всеми, всем прощает и от всех «прощения желает , начиная, само собой, с царя и его семьи: кормильцев и защитников Церкви. Увы, и в покаянии митрополит был суетен, отводя немалое место тем, «кто в чем нам позазрел, или посмеялся, или чем нас унизил, или злословил, или клеветал явно и тайно – и за оскудением ума своего не счел то грехом», – не говоря уже о непокорных церковной власти: «таковые мненноздатели, по Апостолу, огнем спасутся!»

Любопытно, что, глядя в гроб, старый и больной Питирим не забывал внимательно следить краем глаза и за событиями в Москве, где оказался, под предлогом немощи и «удаления от излишних попечений», как раз к тому моменту, когда государь надумал наконец поставить нового патриарха на вакантное место после скончавшегося еще в феврале 1672 г. Иоасафа. Не исключено, что именно дряхлостью и предсмертными покаяниями Питирим так смутил и разжалобил государя, что 7 июля 1672 г. был возведен на патриарший престол.

Патриаршество

Воистину изумительно, куда делось покаяние и сколь великая гордыня обнажилась в речи Питирима к государю по поводу поставления своего в патриархи! [256]256
  ЧОИДР. М., 1847. № 2. Отд. IV. С. 20—22; Настольную грамоту патриарха Питирима и извещение о перемене московского архипастыря, отправленное им Константинопольскому патриарху Дионисию только в декабре 1672 г., см.: Материалы 1. С. 499—514.


[Закрыть] Он незамедлительно заявил, что «сердце царя в руке… Бога», а чтобы слушатели не сомневались в богопоставленности нового архипастыря, прямо уподобил себя Моисею и Иеремие, Григорию Богослову, Аарону и Исайе.

Гордыня Питирима просто великолепна, когда он толкует, по Давиду, свою покорность «тяжкому и превеликому ярму», возложенному на него – по повелению Бога – государем и освященным собором. Новый патриарх выразил надежду, что царь не оставит без помощи кормчего «превеликаго корабля сего… во еже пасти нам, смиренным, безбедно врученный смирению нашему христиано–российский народ сей».

Благодаря государя, Питирим из всей его многолюдной семьи называет (в отличие от своего завещания) лишь царевича Федора Алексеевича и царевну Татьяну Михайловну – явных сторонников сильной и богатой Церкви, защищать которую от напастей и бедности – важнейшая задача благочестивого царя. «По многолетнем, однако временном сем царствии», патриарх желает Алексею Михайловичу сравняться в «вечном царстве» с Константином Великим и Владимиром Святым.

«Нас же, смиренных, – желает себе Питирим, – да сподобит тот же Господь Бог паству врученную нам добре упаствити и на путь правый наставити… Всех же православных христиан, малых и великих, всякого чина и возраста, сущих под державой вашего благочестивого царствия – утвердит быть благопокорными и удобопослушными, как словесных овец, своему пастырю, водящему на пажити злачные, на место прохлаждения».

Недавно еще Питирим не знал, как «упаствить» прямо в рай самого себя. С патриаршего места он бодро объявил, что натурально приведет «в кровы небесные» все население Российского царства! От государя требовалась лишь общая защита и неустанное обогащение Церкви (что после запрета на расширение церковно–монастырского землевладения в Уложении 1649 г. выглядело смелой мечтой), а от овец – повиновение воле патриарха.

Проверить эффективность предложенной Питиримом системы россияне не смогли: в апреле 1672 г. патриарх скончался, перед смертью вновь впав в трепет и страх и переписав свое исполненное ужаса перед Божьим судом завещание. Заметных деяний менее чем за год архипастырства Питирим не совершил. Однако надо признать, что с ним считались больше, чем с Иоасафом.

Не случайно новый украинский гетман Иван Самойлович уже 12 августа 1672 г. поздравил Питирима, прося у него покровительства. Другой документ свидетельствует, что патриарх старался навести порядок в делах Церкви [257]257
  Материалы 1. С. 514—515; Материалы 2. С. 15—16.


[Закрыть]. С. М. Соловьев весьма живо описывает, как Питирим вступился перед царем за боярыню Федосью Морозову и сестру ее княгиню Евдокию Урусову, брошенных в заточение за «сумасбродную лютость» в защите старой веры.

«Советую тебе, – говорил якобы Питирим царю Алексею, – боярыню ту Морозову вдовицу, кабы ты изволил опять дом ей отдать и на потребу ей дворов бы сотницу крестьян дал; а княгиню тоже бы князю отдал, так бы дело то приличнее было. Женское их дело; что они много смыслят!»

«Давно бы я так сделал, – мягко ответствовал государь проявившему полное непонимание женщин патриарху, – но не знаешь ты лютости той женщины… Если не веришь моим словам, изволь сам испытать, и сам узнаешь ее твердость… и вкусишь приятности ея». «Патриарх, – по замечанию Соловьева, – вкусил приятности ее и отступился» [258]258
  Соловьев С. М. Указ. соч. С. 166.


[Закрыть].

Этот случай подтверждает, что Питирим был неумен. Впрочем, это и так довольно понятно из жизни и деяний властолюбца. Хотя, конечно, власти предержащие на Руси вряд ли сочли бы сочетание гордыни от успешной карьеры и ужаса перед Божьим судом на смертном одре признаком неразумия.

Патриарх Иоаким: до воцарения Феодора Алексеевича

Путь наверх

Патриарх Иоаким (июль 1674—март 1690) был по видимости третьим никонианином на московском архиерейском престоле, но в отличие от Иоасафа II и Питирима никогда не рассматривался таковым. Возвысившийся при Никоне и во время борьбы царской власти с Никоном, Иоаким стал самостоятельной фигурой в истории Русской православной церкви. По мнению большинства историков, это была фигура зловещая: глава «мудроборцев», гонитель просвещения, враг реформ выглядит временами воплощением тупого консерватизма и безграмотности, ненавидящим всякое книжное учение, даже символом жестокости. По другому мнению, Иоаким был идеалом благоговейного почитания русских святынь, столпом истинного благочестия, образцом милосердия, поборником мира и, самое главное, верным сторонником Петра Великого.

Все эти несочетаемые на первый взгляд эпитеты и в особенности породившие их поступки патриарха, о деятельности которого сохранились целые горы документов, настойчиво заставляют нас признать Иоакима разносторонней и противоречивой личностью. В действительности речь идет лишь о разносторонности взглядов на архипастыря, выраженных уже в современной ему острой публицистике и отражающих противоречия времени.

Просвещение было опасно Церкви и самодержавному государству – но в то же время остро необходимо им. Россия выдвигалась на видное место в ряду мировых держав – и традиционные институты вынуждены были защищать свою самобытность от «искры западнаго зломысленнаго мудрования». Орел российский простер крылья над Европой и Азией, даровав мир и защиту бесчисленным иноверным народам – в составе единого православного самодержавного царства. С Запада люди бежали сюда, спасаясь от религиозных преследований – в России горели в огне собственные староверы.

Я уже не говорю о том, что сила, богатство и слава державы быстро прирастали вольнонаемным трудом, а господствующий слой, как и ныне, кормился благодаря внеэкономическому принуждению. Дать свободу развитию промышленности, торговли, просвещения и даже военного дела (в котором главную роль играла недворянская пехота) – означало для власть имущих поставить крест на себе самих. Страна должна была расти и развиваться в полузадушенном состоянии, в цепях крепостного рабства и ошейнике военно–полицейского государства.

Гарантом прочности феодальной империи был Чиновник – и именно Чиновником с большой буквы стал патриарх Иоаким. Вовсе не злодей и не безграмотный тупица, как его пытались представить гонимые поборники старой веры и новой европейской науки, – и отнюдь не святой, как силились доказать друзья и соратники патриарха. Человек умный и восприимчивый, который в начале своей духовной карьеры, по словам недоброжелателя, заявил царю Алексею Михайловичу: «Я, государь, не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальники, то и готов творить и слушать их во всем!»

Отношения, выраженные народной мудростью в формуле: «Я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак», – были результатом многовекового политического развития России, объединенной вокруг Москвы с помощью Орды и вообще любых средств, но главным образом – благодаря формированию и укреплению сословия «служилых по отечеству». Позже оно стало называться обобщенно: дворянство. К наследственным царевым слугам (гордо именовав себя «холопьями государя») принадлежал Иван Петрович Савелов – будущий патриарх Иоаким.

Путь наверх.

Московский дворянин

История дворянского рода Савеловых наглядно показывает, как складывалось и укреплялось в верности московскому трону служилое сословие. Предок Ивана Петровича в конце XV в. был новгородским посадником. Иван Кузьмич Савелов крепко стоял вместе со знаменитой боярыней Марфой Борецкой за святую Софию и Господин Великий Новгород, когда старейшая русская республика [259]259
  Подробнее см.: Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно–вечевого периода. Новгород – Псков – Вятка. СПб.,1863.


[Закрыть] была разгромлена полками великого княэя московского Ивана III. Вырывая самые корни свободолюбия, великий князь только по жадности (ибо подданные были главным богатством государя) не вырезал тогда всех новгородцев. Иван III ограничился тем, что расселил до 18 000 семейств по разным уездам своего государства, особенно следя за разъединением знатных новгородских родов.

Прапрадед будущего патриарха, Иван Савелов, оказался в Можайске [260]260
  Барсуков А. П. Всероссийский патриарх Иоаким Савелов. СПб., 1891. С. 3–4.


[Закрыть]. Потомки его, служа своим прежним неприятелям, в невысоких «городовых», редко в «московских» чинах не растеряли знаменитой новгородской предприимчивости. По крайней мере в 50–х г. XVII в. Савеловы были примерно в десять раз богаче средней российской дворянской семьи. Конечно, при этом мы считаем не «оклады»: на бумаге почти все дворяне имели право на изрядные поместья. Отец Иоакима, Петр Иванович Савелов, неоднократно отправлявшийся в весьма опасные посольства в Крым и Персию, к 1628 г. имел оклад в 330 четей земли [261]261
  Четь (четверть) – мера земли в 1/4 га.


[Закрыть] и 14 рублей деньгами. На самом деле он владел 82 четями в Можайском уезде, а в 1639 г. был пожалован еще 83 четями там же (если речь не идет об одной и той же земле) [262]262
  Ср.: Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Спб., 1858. Т. I. С. 186; РГАДА. Ф. 210. Поместный приказ. Московский стол. Стлб. 117. № 8.


[Закрыть].

Деятельный и благочестивый дворянин Петр Савелов женился на кроткой и боголюбивой девице из дворянского рода Редькиных. 6 января 1621 г. у них родился сын Иван. Видимо, дети Савеловых нередко умирали во младенчестве, потому что позже родители назвали еще одного сына Иваном (это был младший брат Иоакима). Выжили четыре брата – оба Ивана, Тимофей и Павел. Близость смерти укрепляла благочестие родителей, воспитавших сыновей в страхе Божием. Со временем мать приняла иноческий чин под именем Евпраксии.

Юность будущего патриарха напоминала дворянскую утопию. Он рос в мире и благоденствии; семья неуклонно богатела, тогда как большинство дворян нищало (и вскоре на служилую душу приходилось в среднем менее двух крепостных дворов). Иван Петрович Савелов–Первый [263]263
  Давая детям одинаковые имена, родители, случалось, доходили до «шестого» и «осьмого».


[Закрыть] выучился читать, писать и петь в церкви по крюковым нотам. Достигнув «совершенных лет», был записан в службу и нечувствительно по ней продвигался. В 1644 г. он был уже сытником и получил, на зависть соседям, поместья в Можайском и Белозерском уездах. Благодаря службе при дворе Иванушка попал в московский список высшего дворянства. Это не принесло лишних беспокойств, кроме необходимости содержать, двор в Москве, где дворянин его ранга должен был в очередь с другими жить, ожидая государевых поручений. Само собой разумеется [264]264
  И зафиксировано в Житии Иоакима, составленном его близким другом, архимандритом Новоспасским (позже – митрополитом Сибирским и Тобольским) Игнатием Римским–Корсаковым: Житие и Завещание святейшаго патриарха Московскаго Иоакима // Публ. Н. П. Барсукова. Спб., 1879 (ОЛДП. Т. XLVII). С. 3—4. Далее: Житие и Завещание.


[Закрыть], по совершеннолетии сына отец и мать нашли ему супругу, именем Евфимию, «от благочестивых родителей рожденну и воспитанну». Она принесла Ивану Петровичу четверых детей. Он тем временем получил оклад в 350 четвертей и управлял поместьями в Можайском, Белозерском, Верейском и Мещерском уездах столь рачительно, что в 1651 г. сумел прикупить в вотчину сельцо Мелешево в Можайском уезде с пахотной землей в 30 четвертей [265]265
  По архивным изысканиям Д. М. Савелова: Вековая несправедливость. М., 1915. С. 2:6 (Отд. отт. из Сборника в честь Л. М. Савелова).


[Закрыть]. Конец утопии положила война.