Текст книги "Артефакт (СИ)"

Автор книги: Андрей Парфёнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Но следующий верхолёт не прилетел – он сломался. Мы уже не успевали побывать на Реадран до начала эвакуации.

...Мы ехали в космопорт, сидя вчетвером в двухместной гусенице. Я держала Линда за руку, мы молчали. Его чувства причиняли мне почти физическую боль. Мы встали в очередь перед дверью-распределителем. Очередь была длиннющая, и я надеялась, что она застрянет до вечера – но люди впереди двигались пугающе быстро. Я прижала его к себе, прижалась к его лицу, что-то шепча.

– Не надо, – Линда мягко отодвинул меня. – Пора.

Меня начал охватывать леденящий холод, я подумала, что сейчас умру. Линда чувствовал то же самое. Люди по соседству начали отодвигаться от меня – даже сквозь панику, которая сочилась из них, мои чувства пробивались в их сознание.

Дверь начала расширяться, обволакивая меня.

– Я не пойду... – прошептала я.

– Прощай! – прорычал Линда не своим голосом и втолкнул меня в дверь.

Я пошла как сомнамбула вперёд по коридору. Впереди было поле космопорта, на котором высились корабли пришельцев – закрученные в изящные спирали, они выглядели пугающе чуждо. Люди вокруг меня испытывали чувство обречённости, которое всё усиливалось.

Внезапно я развернулась и рванула назад, расталкивая людей. Я знала, что дверь работает только в одну сторону, но сбоку был невысокий заборчик, построенный просто для того, чтобы упорядочить потоки пассажиров. Я перемахнула его, ко мне побежали два охранника, но я проскочила между ними, нырнула в служебную дверь и вновь оказалась в зале ожидания. В центре зала стояли две высокие фигуры, и я побежала к ним.

– Анди, нет!

– Линда, я остаюсь. Нет, молчи, я остаюсь с тобой.

– Нет!

– Или я убью себя прямо сейчас – какой вариант выбираешь?

Я вдруг увидела его глаза и осеклась. Это были мёртвые глаза человека, для которого жизнь кончена. Я вдруг поняла, что Линда уже попрощался со мной и похоронил меня в своём сердце, а заодно себя самого – а теперь, вернувшись, я вновь заставляю его чувствовать невыносимую боль. Теперь он прощался с Карна, своим лучшим другом – а я сейчас взвалила на него дополнительную тяжесть.

– Карна, – обратился он к своему спутнику, – я только тебе могу доверять...

– Я понимаю тебя.

– Береги её, Карна, она – самое дорогое, что у меня есть. Береги её, пусть она останется жива...

Он взял мою руку и вложил в руку друга. Карна крепко сжал мою кисть, и я почувствовала исходящее от него печальное спокойствие.

– Обещаю, Линда: я буду беречь её жизнь пуще своей, – медленно проговорил он.

Я почувствовала слабость, моя голова кружилась. Слишком много чувств прошли через меня за короткое время.

– А ведь ты соврал, – хихикнула я. – Нет никакого камня. Нет его, ты всё выдумал... Ты не был на Реадран, а ездил по своим глупым партийным делам... Мы ничем не связаны, ничем... Мы расстанемся, и наша любовь рухнет...

Линда медленно взял меня за подбородок и приподнял мою голову, чтобы я смотрела ему прямо в глаза. В его глазах сверкал мрачный огонь.

– Я клянусь тебе, Анди, – сказал он, – что ты увидишь наш камень.

– Я клянусь, – прошептала я, – что отвечу тебе.

Это было самое абсурдное признание в любви, какое только можно было представить. Самая невыполнимая клятва в истории Бурмаса... Я закрыла глаза, Карна взял меня за руку и повёл, как ребёнка, на космодром.

16.

Полвека на чужой планете пролетели как миг. Я плохо помню десятилетия формирования Кадмона, всю эту Эпоху Освоения, о которой потом были написаны пафосные главы в учебниках. Помню тесные комнатушки на орбитальных станциях, холода Угольной Зимы в первых поселениях, которые после сбора пылевого покрова сменились жарой и духотой, болезни и смерти друзей и знакомых, океаны, каждый год рушащиеся на наши головы, от которых мы зарывались в недра скал... Помню ужас и отчаяние Разрыва, когда мы все, оказавшись в разные долинах, изолированные друг от друга многокилометровыми толщами гор, почувствовали своё одиночество в полной мере...

К счастью, Карна всегда был рядом со мной. Он стал моим лучшим другом, оберегал меня и утешал в горестях. Мы переселились в Аруда, где он вскоре был вынужден приводить в чувство не только меня, но и других бурмасян, опустивших руки в эти тяжкие времена. Многие просили его советов, Карна пользовался растущим авторитетом. Мы стали редко видеться, и я всё чаще уходила в одинокие прогулки по горам, ожидая, что меня, наконец, смоет в пропасть какой-нибудь поток, поставив в моей жизни красивую точку.

В то время я подружилась с Весёлыми – своим оптимизмом и верой в безграничность способностей бурмасянина они помогали мне вынести ужас пребывания на Кадмоне. Карна я об этом не сказала – он Весёлых не очень любил. Правда, мы теперь совсем редко общались, поскольку он оказался поглощён своей новой игрушкой – долиной Аруда, которой он типа «управлял». Я не понимала, как один человек может управлять другим человеком – мы же всё-таки не машины! «Ну и ладно», – думала я, – «чем бы дитя не тешилось...». Я не подозревала, что увлечения Карна приведут к столь серьёзным последствиям.

Однажды он пришёл ко мне и объявил, что подобрал мне работу – секретаря в аппарате управления Габло Аруда. Это не была работа моей мечты, но я тогда пребывала в депрессии и безвольно согласилась. Теперь мы виделись чаще, и Карна периодически учил меня «искусству управления» – похоже, это искусство он придумал сам, первый на Кадмоне. Странные вещи творил с нами Разрыв – мы теперь нуждались в том, чтобы нами «управляли». Однако я понемногу училась этому странному ремеслу, и вскоре стала помощником управителя Габло Аруда.

Когда он начал ходить в Тандальо, я была в ужасе.

– Ты что, мудрецом себя возомнил? Перестань, Карна, я же знаю тебя! Ты слишком зациклен на своих правилах, чтобы быть Мудрецом.

– Люди мне доверяют, Анди, – обидчиво отозвался он (опять это "Анди", которое всегда резало мне слух – я только Линда разрешала себя так звать).

– Смотри, как бы я не перестала тебе доверять.

– Ты... но почему?

– Ты слишком много думаешь об этом "управлении". Тебе "управление" стало дороже собственной жизни. Милый Карна, что будет, если ты потеряешь второе, увлёкшись первым?

– Милый? Ты так меня назвала? Ты... так считаешь? – покраснел он.

– Да, ты и впрямь милый и забавный, – улыбнулась я.

Он шагнул ко мне и взял за руку, с силой сжав так, что я поморщилась. Он наклонился, его лицо приблизилось к моему...

– Что ты делаешь?! – я выдернула руку и отступила на шаг.

– Я... я думал... – Карна покраснел ещё больше.

– Ты думал, что я твоя игрушка? Что ты можешь мною... "управлять"? Не забывайся, Эллеро! – я резко развернулась и вышла из комнаты.

После этого остатки достоинства покинули меня, и я бросилась бежать. Я была в ужасе: что ж это творится-то, песок и камни, со мною и с окружающими?! Добравшись до аэропорта, я немедленно отправилась в долину Бентендо. Сидя в верхолёте и глядя в иллюминатор на проплывавшие внизу вулканы и ледники, я немного успокоилась и задумалась. Моё воздействие на мужчин явно было чрезмерным и временами меня пугало. В чём же причина? Может быть, в моей внешности? Некоторое время я всерьёз прикидывала, не изуродовать ли себя, но потом отказалась от этой идеи, решив, что во влиянии на мужчин есть свои плюсы.

В Бентендо я поселилась в неприметной пещере, устроившись расчётчиком при местном скалоперерабатывающем заводе. Работа скучная, но дающая гарантированное место в обществе и позволяющая реже общаться с людьми. К счастью, на том же краю долины жила семья Весёлых: Кердо и его юный сын, которые помогли мне приспособиться к местным реалиям.

Ещё два года минуло, и ещё два раза Карна ходил в Тандальо. Влияние новоявленного перманентного мудреца росло, и даже в таком захолустье, как Бендендо, местный управитель интересовался его мнением. Меня это очень смешило: Карна, милый забавный Карна – и прям так всеми управляет, аж жуть.

Однажды утром он вошёл в мой дом.

– Полетели со мною, я тебе кое-что покажу.

– Ты... как тебя ко мне пустили?! Что покажешь?

– Меня все слушаются. Покажу то, чего никто ещё не видел. Мы летим в Аррвалис.

Я растерялась. Аррвалис... дикая неуютная долина... зачем он меня туда тащит? Но он меня даже не слушал, и я невольно подчинилась. Я знала, что с Карна буду в безопасности, несмотря на все его выходки. Обещание беречь мою жизнь пуще своей он выполнял неукоснительно.

Гиперкапсула стремительно пронеслась над Северным хребтом, который опрокинулся под нами и ушёл назад, когда мы поднимались в верхние слои атмосферы – а потом задумчиво клюнула носом и устремилась вниз, туда, где в каменной мешанине виднелся чёрный провал Аррвалис. Когда мы спускались в долину, я невольно сжала его руку – Карна ответил мне успокоительным рукопожатием.

Долина Аррвалис была со всех сторон окружена отвесными стенами, так что на её дно почти никогда не проникало солнце. Там царил мрак, и в глубоких тенях жили странные и опасные представители фауны, завезённые на планету иссиаями. С одного из склонов в долину низвергалась река, образуя высочайший водопад Кадмона. Я испугалась, решив, что мы сейчас опустимся на дно, где тьма и клокочущая вода – но капсула зависла на полпути, прямо напротив водопада. А затем я увидела Дом-на-стене.

Я ахнула – передо мною словно воскресли высокие хрупкие шпили Ойномуно. На этой жестокой планете они смотрелись как трогательное беззащитное животное, прижавшееся к стене и запрокинувшее к небу рогатую голову.

– Это... ты сделал?

– Это сделали для меня. Моя новая резиденция – и, надеюсь, твоя.

Капсула пристыковалась к дому, в котором открылась аккуратная сферическая дверь. Карна взял меня за руку и повёл внутрь. Мы шли по длинным коридорам, освещённым красноватыми лампами, мимо комнат с вычислительными машинами, мимо плавно проплывающих в воздухе роботов-чистильщиков – и в моей памяти невольно воскресали годы на Бурмасе. А потом мы вышли на обзорную площадку.

Я застыла в восхищении. Прямо перед нами, на другом конце долины, низвергался водопад, бьющийся о стены долины и разметавший свои струи в разные стороны. Его освещало заходящее солнце, играя в брызгах воды мириадами бликов. Сверху над долиной нависла радуга, а внизу, над мрачными клокочущими глубинами, в поднимавшихся кверху клубах пара медленно кружили величественные местные планероиды – эндемики Аррвалиса.

– Как здесь красиво! – воскликнула я.

– Я дарю эту красоту тебе. Отныне здесь твои владения, – улыбнулся Карна.

– Как... владения?

– Здесь, в Аррвалис, моя резиденция, но я управляю половиной Кадмона, а скоро буду управлять всем. Большинство долин северного полушария уже подчинились мне. Но без тебя нет мне радости в этих приобретениях. Я хочу подарить Кадмон тебе. Стань моей королевой!

Я молчала, ошеломлённая. Меня даже не удивило старое слово, имевшее смысл в древние времена, когда на Бурмасе были короли. Сейчас, в этих диких и нереальных декорациях, Карна и впрямь казался величественным королём древности. Но... само предложение! Как он посмел подумать...

– Ты думаешь, Анди?

– Я... не понимаю... – выдавила я.

– Что тут непонятного? – он начал сердиться. – Я люблю тебя. Люблю давным-давно, ещё с Бурмаса, с тех пор, как впервые тебя увидел. Стань моей женой!

– Песок и камни... Я не могу. Не могу!

– Что? Ты меня не любишь? Только не делай вид, что ты ко мне равнодушна. Я же всё вижу!

– О да, – сказала я дрожащим голосом, – после такого спектакля трудно остаться равнодушной. Карна, ты очень милый... ты хороший... сильный и мужественный... Если бы не Линда, я, возможно, полюбила бы тебя. Но Линда мой навеки, ты же знаешь! Как ты забыл об этом, он же твой лучший друг!

– Линда? – его глаза потухли. – Но он же мёртв давным-давно. Этот ваш старый роман, ещё на Бурмасе... Юношеское увлечение, которое давно прошло...

– Оно не пройдёт никогда – ведь Линда расчертил мне камень, – напомнила я.

– Что? Камень?! И ты в это поверила? Не было никакого камня, конечно же. Ты что, мы решали судьбы планеты, нам было не до личной жизни. Я думаю, Линда никуда не летал, а тебя обманул.

– Нет... нет, я верю ему. Верю, что камень был, – неуверенно сказала я, пытаясь убедить сама себя. А был ли он?

– Какой камень?! Ты с ума сошла? Я хочу подарить тебе планету – а ты цепляешься за какой-то несуществующий камушек!

– Я не могу, – прошептала я. – Если камень есть, это значит, что наши с ним судьбы связаны навеки...

И тогда Карна встал передо мной на колени – твердокаменный Карна, которому неведомы страх и жалость, умолял меня согласиться на его предложение. Теперь я поняла, почему он отвез меня на Аррвалис – если бы в тот момент кто-то зашёл в комнату и увидел его таким, бедняге бы не сносить головы. Но только я была свидетелем преображения, которое случилось с Эллеро Карна, только я знала о другой стороне его натуры. Но даже эту жертву я от него не приняла. Потому что был камень – маленький булыжник в песках Бурмаса, на котором начертана линия... или не начертана.

Я отказала ему. Карна был в гневе (да, таким его тоже видела лишь я), он кричал, что Линда давно мёртв, что камня не существует, я его даже не видела никогда, и всё это выдумка. Но я не могла согласиться с ним – это бы означало предать свою любовь.

Вдруг он замолчал, отступил от края площадки и сел в кресло. Его лицо было белее горных ледников.

– Уходи, – сказал он скрипучим голосом. – Я не хочу тебя больше видеть, уходи.

Гиперкапсула ждала меня на выходе из Дома-на-стене – проблемы с управлением у меня не возникло, поскольку она автоматически была настроена на полёт в Аруда. Там меня встретили как королеву и за час перенастроили капсулу на Бентендо. Оказавшись в своей почти родной долине, я заперлась в доме, бросилась на кровать и долго рыдала.

На следующий день Карна начал вооружать мекарей.

17.

Я не хотела видеть этого ужаса и улетела из Бентендо, отправилась в путешествие по Кадмону. Путешествие затянулось на многие годы. Я перелетала из долины в долину на своей отныне персональной гиперкапсуле, которую у меня никто не отбирал – я всё-таки была одной из немногих Друзей. Жизнь в долинах была разной: где-то спокойной, где-то тяжёлой, а в большинстве случаев – печальной и лишённой перспектив. Возвращаясь в те долины, где я бывала раньше, я видела, что часть стариков умерла, а детей в семьях немного. Кадмон вымирал. Бурмасяне покидали долины, уходили в Сердитые воевать в горах, или в Аруда – в мекари.

Постепенно я начала понимать, что на планете идёт война – нескончаемая и бессмысленная. Я устала наблюдать, как нас становится всё меньше, и начала искать спокойную долину, чтобы осесть в ней. Мой выбор пал на Атрандис. Там тогда правил Аэннар Гелло, но Карна сместил его, заподозрив в сочувствии Сердитым, и поставил вместо него молодого Махеннара Нара. Махеннар проявил излишее рвение, помогая повелителю в борьбе с Сердитыми – он подозревал всех и каждого. Вскоре он захотел поговорить со мною.

Это был забавный напыщенный коротышка, который смотрел на меня круглыми глазами снизу вверх (в прямом и переносном смысле слова). Хорошо хоть замуж не позвал – на это у него ума хватило. Махеннар сходу предложил мне стать управителем Габло Атрандис, но для этого я должна была улыбнуться, чтобы доказать, что я не Сердитая. Это предложение было столь забавным, что я, услышав его, расхохоталась. После этого Атрандис был у меня в кармане.

А война разгоралась, и кадмонцы начали всерьёз убивать друг друга. Весёлые ушли в прошлое, на передний план выдвинулись Сердитые. Уран в реактор подкидывали, конечно, мекари, которые не останавливались ни перед каким насилием – Карна не возражал, если насилие совершалось во имя укрепления порядка. Я не могла остановить этот кошмар, да и не послушался бы меня теперешний диктатор... Да, вина за многие погубленные жизни тоже лежит на мне. Карна изменился, он стал жёстким и немилосердным – и виновата в этом была я с моим отказом, с моей глупой идеей, что расчерченный камень существует, что он уцелел при гибели Бурмаса. Разве это не глупо?

Когда старый Ангуан Солла попытался вновь мутить народ, подняв его на безнадёжную войну против Ядра, Карна казнил его. И эта смерть была тоже на моей совести.

Я тогда почувствовала, что мне надо как-то исправить случившееся... и я пошла к Аэннару. Аэннар Затомис был уже очень стар, и говорили, что мудрость покинула его. Он растерял весь свой авторитет, люди плевали ему вслед, поняв, чем обернулась ускоренная интеграция, и даже Сердитые не хотели с ним общаться. Но интуиция подсказывала, что только он может мне помочь.

– Не вини себя, девочка, – сказал мне Затомис. – Ангуан бы всё равно плохо кончил.

– Я не нуждаюсь в оправданиях, – отрезала я. – Я виновна и хочу искупить свою вину.

– Перед кем искупить?

– Перед обществом.

– Что значит для общества гибель одного человека? Ты же знаешь, что человек – лишь малая песчинка в барханах бурмасянства. Или точнее, бурмасянство – это дом, слепленный из песка. Потеря одной песчинки не повредит ему – но, если нарушится магнитная сила, скрепляющая песчинки, то дом рассыпется. Ангуан пытался разрушить наше единство. Его гибель – благо.

– Наверно, в моём сознании что-то испортилось после потери Поля Солидарности, – вздохнула я. – Я не могу мыслить такими глобальными категориями. Для меня одна-единственная песчинка, с которой я разлучена, важнее всех прочих.

– Это всё животные инстинкты, – Затомис задумчиво пожевал губу, – родительский инстинкт, инстинкт размножения... Я всегда думал, что они лишь мешают развитию общества. Но теперь, когда Поля Солидарности больше нет – может быть, инстинкты спасут нас?

– Может ли быть животный инстинкт столь крепок, что я и спустя двадцать лет мечтаю вернуться на Бурмас, только чтобы увидеть одного человека... нет, даже не его, а лишь память о нём?

– Может, может... По счастью, я не мечтаю вернуться на Бурмас и считаю, что этот этап нашего развития пройден навсегда. Но, если бы я хотел помочь тебе исполнить эту глупую мечту, то сказал бы то же, что говорю другим: мы должны стать контактёрами и выйти в космос. Тогда нам будет открыта вся Галактика, и Бурмас в том числе. Сидя на поверхности Кадмона и ноя об утерянном прошлом, мы не добьёмся ничего.

– А как нам стать контактёрами?

– Ты же общалась с Гиллерво, а он общался с настоящим контактёром. Неужели он ничего тебе не рассказывал?

– Я мало с ним говорила. Мне кажется, он мне не доверял... Если уж Вам он ничего не рассказал о контактах и Ядре – то мне и подавно.

– Ну, Эллеро дружил с Гиллерво...

– Я с ним не разговариваю. Мы ненавидим друг друга.

– Ангуан дружил с Гиллерво...

– Он мёртв.

– Ах, да... В общем, пообщайся с друзьями Ангуана, с друзьями Карна, разузнай у них то, что знал Гиллерво: ради чего контактёры Ядра возились с бурмасянами, что они в нас такого нашли? Ты очень привлекательная женщина, даже сейчас... и ты знала многих влиятельных мужчин. Мне кажется, в твоей головке прячется много удивительных тайн, которые были тебе поведаны невзначай... Да уж, все эти инстинкты бывают полезны иногда.

– Если я могу быть полезна лишь для разжигания инстинктов – пусть будет так.

– Ты знаешь, связи между родителями и детьми были сильны даже на Бурмасе... У Ангуана остались дети и внуки. Они разные, очень разные, со всеми не договоришься... Но родственные связи скрепляют их воедино – в наше смутное время это уже немало. Некоторые из них тоже мечтают вернуться на Бурмас, некоторые хотят отомстить за отца. Может быть, ты сумеешь помочь им и в том, и в другом?

Я решила последовать его совету и стала искать живых родственников Ангуана. Линерро, мой старый друг из Весёлых, оказался с ними хорошо знаком и свёл меня с некоторыми из них. Ангуанов оказалось довольно много, но некоторые из них не желали слышать о наследии предка, некоторые же были слишком озлоблены и поглощены жаждой мести. Только Ангуан Солла, внук старого бунтаря, названный в честь деда, оказался достаточно адекватным. Он со своими двумя сыновьями, Латерраном и Гарнаго, согласился мне помочь.

Ангуаны восприняли на ура идею Экзамена, подсказанную мне Аэннаром – конечно, я не стала им говорить, что идея принадлежит их старому врагу. А Аэннару, в свою очередь, я не сказала, что Экзамен нужен нам только для того, чтобы заполучить оборудование для контакта, а на самом деле наш план предполагал срыв Экзамена. Похоже, у меня неплохо получалось интриговать и хитрить – поживёшь на Кадмоне, и не такому научишься.

Линерро познакомил меня с Ниглео Руго – мечтательным молодым человеком, постоянно витающим в облаках. Но оказалось, что он умеет управлять станциями глубокого космоса – этому научил его дед. Конечно, у внука не было возможности побывать на настоящей глубокосмической станции, и он довольствовался отработкой навыков в виртуальной реальности. Когда я рассказала ему про Экзамен, у него загорелись глаза – наступил его звёздный час.

Через год умер Аэннар – он давно болел, и для нас его уход не стал новостью. Кажется, проводить его в последний путь на плоту, уходящем в подгорную реку, пришли только бывшие Весёлые – Аэннар всегда был близок к ним по духу, хотя так ни разу и не осмелился назвать себя Весёлым (а я однажды назвала, да ещё и в присутствии Махеннара – я оказалась храбрее). Он завещал мне свою огромную библиотеку, привезённую каким-то чудом с Бурмаса и уцелевшую в хаосе эвакуации. Мне в то время было не до книг, а Ниглео неожиданно оказался книгочеем и частенько захаживал ко мне в гости. Даже моего библиотечного робота зачем-то перепрограммировал. Да... я скоро умру... и завещаю отдать мою библиотеку Ниглео.

Галактическое Ядро долго принимает свои решения – там мыслят временными промежутками, по сравнению с которыми жизнь человека как миг. Пока вопрос с Экзаменом был подвешен в воздухе, время шло, и уходили в небытие мои давние друзья и враги. Поблекла моя красота, и я могла вздохнуть с облегчением – больше я не буду причиной безумств и драм. А однажды пришёл час, и перестало биться сердце того, кто успел побывать и моим лучшим другом, и заклятым врагом...

Да, Карна умер, и всех охватил какой-то паралич, никто не знал, что делать. Махеннар сам прибежал ко мне, крича: «Что мне делать?». Я посоветовала продлить мои полномочия управителя Габло Атрандис, и Махеннар последовал столь полезному для меня совету. Жаль, что это был последний мой совет, к которому он прислушался. Наступил Распад, и управитель Атрандис, охваченный жаждой власти, стал плести интриги, желая захватить соседние долины. Он пытался протолкнуть меня в Мокрые Мудрецы, но я категорически отказалась – моей душой владела любовь к одному человеку, а не к обществу, какая же это мудрость?

Так что решение об избрании Представителей было принято без меня – совсем не мудрое решение, даже я, сколь ни глупа была, понимала, чем это закончится. Махеннар, конечно, же добился избрания себя Представителем Атрандис и развязал нескончаемую войну. Я не участвовала в этой войне – с меня хватило и прошлых ошибок.

Против Представителей в итоге оказались все, даже те, кто их выбирал. И вы тоже... Вы думаете, что я помогу вам победить Представителей с помощью Артефакта? Но теперь вы знаете, что представляет собой Артефакт. Он нужен только мне, это мой личный каприз, за который мы все слишком дорого заплатили. Вы ждёте от меня совета? Но я не могу посоветовать вам ничего, кроме любви.

Иэлли замолчала, её голова откинулась на подушку. Потом она слабо улыбнулась Линерро. Он серьёзно кивнул ей в ответ:

– Ваши слова дойдут до всех, Андарен-колло. Передача идёт с запаздыванием – чтобы преодолеть помехи, приходится использовать многоканальное сжатие, из-за которой мы не можем обеспечить реальное время. Поэтому мы можем делать перерывы в трансляции и обсуждать текущие проблемы... В чём дело, Сульвар?

Молодой человек, совсем юноша, напряжённо смотревший в оптическую стену, сообщил:

– Мокари засуетились – бегают вокруг своих приборов.

– Они не знают, как прервать трансляцию, не штурмуя больницу, – кивнул Линерро. – Поток радиоволн слишком мощный, чтобы их можно было просто заглушить.

– Мокари... Вы называете мекарей мокарями, неужели...

– Сердитый, – подтвердил Линерро. – Да, Андарен-колло, я тоже Сердитый, давным-давно. Но сейчас настало время сбросить маски.

Он вышел на середину зала, скрестив руки на груди, и все, кто был в зале начали собираться вокруг него. Линерро поднял руку, и по залу разнёсся невиданный, возмутительный клич:

Камнем обтёсаны,

Мокарем битые,

Были Весёлые -

Стали Сердитые!

– Неужели Вы раньше этого не понимали, Андарен-колло? Сердитые – это бывшие Весёлые. Когда установилась диктатура Эллеро, мы поняли, что отдельный бурмасянин ничего не может решить без помощи соратников, что смерть подстерегает каждого из нас со всех сторон – а нить жизни, оборвавшись, уже ничего не даст его носителю, но может дать коллективу. И тогда мы разочаровались в силе личности и стали выступать за воссоединение бурмасян. «В единстве сила» – вот наш новый лозунг.

– Весёлые... их больше нет... только я осталась.

– Вы, Андарен-колло – считаете себя Весёлой?!

– Да... какая же я Сердитая. Я даже улыбнусь – когда получу изображение от зонда-посланника... Посмеюсь над собой.

– Вы ждёте этого изображения, – с горечью проговорил Линерро. – Вам оно нужен, но нам не поможет победить Махеннара.

– Мне очень жаль...

– Но хотя бы одна наша цель достигнута – мы сорвали Экзамен. Да-да, Андарен-колло – Сердитые были против вашего предложения об Экзамене, и только идея увидеть Артефакт и то, что Экзамен будет таки сорван, убедило нас. Поэтому мы все так легко согласились с тем, чтобы отправить Иглу на Бурмас.

– Но почему вы хотели сорвать Экзамен? – прошептала потрясённая Иэлли.

– Если бы бурмасяне стали контактёрами, нам бы пришлось потратить слишком много полётов, слишком много топлива на сообщение с Ядром. А в результате в космос вышли бы лишь немногие контактёры – это бы разобщило нас ещё больше. У нас не так много топлива, и все космические полёты должны быть строго дозированы, должны преследовать одну цель – создание Ожерелья Дружбы. Поэтому контакты с Ядром нужно ограничить.

Линерро решил не рассказывать, как сложно было договориться с Ангуаном и Ниглео, как они постоянно конфликтовали – пылкий и упрямый, но добрый Ниглео и пылающий холодным гневом Ангуан. Как Ангуан ошарашил давно вынашиваемой идеей мести, удара Иглы по Аэнгану. Сердитым был неважен Аэнган – слишком он далеко, совсем неинтересен и неактуален – поэтому они легко согласились на его предложение. Ниглео просил лишь не мучать слишком сильно экзаменатора.

Но зачем Андарен знать всё это? Слово «Аэнган» может разбередить в её душе старые раны... Пусть она думает, что единственной целью МСИ был анонимный контакт с Бурмасом, ныне мёртвой планетой.

18. Аэнган. Контакт.

Набрав околосветовую скорость, Игла ушла в ближайшую червоточину, начав своё стремительное движение в сторону системы GVIII-486754. Она прошивала сеть червоточин, прыгая из одной звёздной системы в другую, а внутри звёздных систем – стремительно пересекая их в течение считанных часов. Разумные существа в трёх точках Галактики, разделённых десятками тысяч световых лет, следили за её движением, уповая на удачу миссии – и были так близки друг к другу, как никогда не смогли бы сблизиться Игорь Смирнов и сидящий напротив него Джеффри Смитсон.

Впрочем, физически проследить перемещение Иглы не смог бы никто – даже могущественные цивилизации 3-го уровня, ибо даже они не в силах обмануть законы физики и перемещаться быстрее света без использования червоточин. Позже комиссия Ядра по расследованию произошедшей катастрофы восстановит примерную последовательность событий – но из-за смещения червоточин на линии «Элламарис»-Бурмас даже точные моменты времени установить будет невозможно. Комиссия выяснит, что по СГВ события на «Элламарис» произошли раньше, чем события на Кадмоне, а разговор Ниглео с Таллиа – ещё раньше. Также она обнаружит, что марсоход «Cool Velocity» побывал на месте древнего озера Реадран (которое земляне называют озером Гусева) раньше, чем за 1 гигатик до событий на Кадмоне. Но более точно определить время, когда Артефакт был извлечён на поверхность, комиссия не сможет.

Быть может, только Тис, Советник по транспорту, мог бы восстановить истинную последовательность событий. Но незадолго до этого Тис встретился в осейшии Сунас со своим братом Йесом. Встреча двух братьев, принадлежащих к одной из богатейших семей Иссиаи, была обставлена со всеми надлежащими церемониями. Йес и Тис появились одновременно в двух отверстиях на противоположных концах гостевой залы. Йес и Тис изящно махнули друг другу всеми четырьмя верхними конечностями и начали сближаться. Их раздвоенные языки крутились в раскрытых пастях, образуя сложные узоры под прицелом видеокамер, записывавших для потомков эту, безусловно, важнейшую церемонию родственно-деловых переговоров в филигранном исполнении двух мастеров.

Йес и Тис, оказавшись на нужном расстоянии, подали друг другу должную серию щёлкающих звуков. Йес, как принимающая сторона, издал несколько пассов, настроивших систему жизнеобеспечения. Йес и Тис начали церемониальный танец, постепенно сближаясь, чтобы можно было зацепиться друг за друга хвостами – но в это время что-то пошло не так. В системе жизнеобеспечения забарахлил терморегулятор, и температура начала расти.

Иссиаи – существа с холодной кровью, живущие на планете с очень ровным и постоянным климатом. Поэтому природа не наградила их ни способностью переносить перепады температуры, ни чувствительными к этим перепадам рецепторами. Путешествуя по другим планетам – а они были заядлыми путешественниками – иссиаи могли жить только в идеально организованном микроклимате осейшиев. Терморегуляторы иссиаев были лучшими в Галактике, и вывести их из строя могла бы только злонамеренная воля.

Но расследование не установило ничьих воздействий на регулятор, кроме самого Йеса. Что случилось с хозяином Кадмона – может быть, на него нашло помутнение рассудка? Может быть, жизнь вдруг показалась ему жалкой нелепой игрой, не стоившей продолжения? А может быть, его тяготили угрызения совести из-за многолетнего мучительства бурмасян, и он решил искупить свою вину? Никому неизвестны чувства Йеса, когда он сломал терморегулятор, и никто не смог бы доказать факт внешнего воздействия на его психику. Вроде бы, поняв, что происходит, он даже пытался переключить режим, но потерял сознание прежде, чем смог что-либо сделать. Тела Йеса и его брата были обнаружены лишь через несколько тройных восьмёрок тиков...