Текст книги "Полет Ящера"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)

Сознание вернулось немного погодя. Причиной был нашатырь, который господа следователя бесцеремонно совали мне под нос. Стул был вновь водружен, как положено, а следовательно, вместе с ним и я. Более в комнате ничего не изменилось. - Не делаете больше этого, - участливо посоветовал Кора. - Во-первых, это бесполезно, а во-вторых, у нас с вами мирная беседа, а не боксерская дуэль. - Мирная беседа, так вы это называете? - я скривил губы. - А как тогда назвать ту белиберду, которую вы мне клеите? - Не клеим, а предъявляем! - взъярился Поэль. - По всей положенной форме, чтоб ты знал! - Да, Павел Игнатьевич, он прав. - Еще бы не прав! Мы ему не какая-нибудь воровская шваль! Пусть не думает чего ни попадя. - А я и не думаю. - Нет, думаешь! Не такой уж ты тертый калач, милок! - Поэль подбоченился. - Все твои нехитрые мысли на лбу у тебя написаны. Так вот усвой, пожалуйста, мы никого не судим, мы только допрашиваем и наставляем на путь истинный. Судейские тройки, слава Богу, давно отменены. Тоже, кстати сказать, стараниями Лаврентия Павловича. Так что обвинения имеют место быть - и обвинения достаточно серьезные. - Время идет, Павел Игнатьевич. - Вздохнул Кора. - Еще не поздно покаяться. - В чем каяться? - Да хотя бы в последних городских погромах! - Поэль вновь склонился надо мной. - Между нами говоря, очень напоминает одесское самоуправство маршала. Тоже, помнится, решил с жульем одним махом расправиться. А под шумок поприжал всю местную исполнительную власть. - Не знаю, что уж вы там накопали, но Жукова помнили и будут помнить. Потому как есть за что. - Действительно, есть… Только вот ведь какое странное дело! Когда вашего маршала смещали с поста, ни один генерал за него не заступился. Ни один! Ни Василевский, ни Кузнецов, ни Громыко, ни Конев, ни Еременко. - Сережу ему надо показать, - сладенько пропел из своего угла Кора. - А что? И покажем, - Поэль с готовностью щелкнул пальцами, и через пару минут в комнату ввели сгорбленного, перепачканного кровью человека. - Узнаешь, Ящер? Узнать избитого было довольно сложно, и все-таки я узнал. Увы, полковник Сережа уже мало чем напоминал лощеного и осанистого вояку. Боевой дух, надо понимать, из него вышибли вкупе с необходимыми показаниями. Повинуясь не замеченному мною сигналу, бывший полковник тоненько и сбивчиво заговорил: - Хочу довести до сведения компетентных органов, что в течение продолжительного времени я представлял на территории Российской федерации мусаватистскую разведку. При этом регулярно поддерживал связь с Ящером и генералом Москаленко. Шестнадцатого числа наши части были подняты по тревоге. Причиной послужил столичный теракт, где выстрелом снайпера был убит Сергей Миронович Киров… - Вспоминается, а, Павел Игнатьевич? - Поэль азартно кивнул. - Все хорошо, подследственный, продолжайте! Я скрежетнул зубами. Киров-Ахметьев! Выходит, и он повис грузом на моей шее. Великолепно!.. Комедия оборачивалась недобрым фарсом. В «стране», как выяснилось, взяли власть органы НКВД, всего на шаг опередив хрущевских путчистов. Разумеется, новая метла бульдозером шла по лесам и долам, безжалостно вычищая ненужный хлам. А на пленумах и съездах выходящего на трибуну человека в пенсне с экстазом приветствовали встающие на цырлы народные заседатели, вдохновенные юнцы в красных галстучках дружным хором скандировали: «Что за праздник у ребят? Ликует пионерия: это к нам пришел в отряд Лаврентий Палыч Берия…». И почему не похлопать в ладоши, почему не попеть? Не какому-то прощелыге аплодировали, - второму лицу в государстве, отцу атомной бомбы, бывшему главе НКВД-МВД и нынешнему первому заму Председателя Совета Министров, члену Политбюро ЦК, наконец! А то, что снова на троне грузин, так что с того? Оно, может, и лучше. Любили же Иосифа Виссарионовича, вот и Берия - той же крови. Что особо надо отметить, не рохля, а ля разные там, - натуральный хозяин, с каковым и в Европе и во всех Америках будут считаться. - Ну-с, уважаемый? Что ещё хотите сообщить следствию? - поинтересовался у бывшего полковника Поэль. - Еще… - Сережа наморщил бровки, мучительно вспоминая и явно страшась что-либо перепутать. - Еще были у него связи с югом. Кажется, с талибскими экстремистами и особо правыми приверженцами панмонголизма. Еще задолго до убийства Сергея Мироновича Кирова. Хочу добавить, что Ящер не раз делился со своим ближайшим окружением мыслями о воссоединении Бурятии и Монголии. А когда случилось исчезновение троих атташе с юга, мне настоятельно посоветовали это дело замять. Я лично получил три тысячи американских долларов. - Три? - Так точно, по тысяче за каждого. Атташе!.. Я мысленна выругался. Так, видно, теперь решили именовать тех замурзанных торговцев наркотиками. Да и почему нет, если Ахметьев легко и просто превратился в Кирова? На торгашей вышел бе-долага Сом. По собственному алкогольному почину. А ведь только-только выписался из лечебницы! Вот утюг и взъярился, попросил соизволения на ликвидацию. Я разрешил. К сожалению, чисто обстряпать дельце не получилось. Потому и пришлось подмазывать власть имущих. От греха подальше. Нелюбовь к наркомафии афишировать в наше время крайне обременительно.. Даже для китов моего уровня. Сережа тем временем продолжал бормотать: - Уже тогда он вынашивал планы размещения своих людей на всех руководящих постах. Была разработана целая программа по устранению инакомыслящих… - Хорошо, - учительски кивал Поэль, - очень хорошо. - По докладам его агентуры, в том же «Харбине» можно было частенько встретить важных людей из Кремля - Каменева, Пятакова, Енукидзе… Правильно организованной акцией легко было нейтрализовать этих видных деятелей - и не по одиночке, а целой группой. - Сережа покаянно склонил голову, с тяжелым вздохом продолжил: - Позднее по наущению Павла Игнатьевича я намеревался воспрепятствовать воцарению справедливости и отбить членов Политбюро у ваших людей. - Планировалась вооруженная акция? - Да… По счастью, ничего из нашей затеи не вышло. Планы сорвал мальчик пионер, подслушавший ночной разговор моих заместителей. Собирая под окнами металлолом, он услышал голоса взрослых и тут же понял, что речь идет о преступлении. Мальчик добежал до телефона-автомата и своевременно донес обо всем услышанном компетентным органам. В свете вышеизложенного - теперь данному обстоятельству я только рад. Меня вовремя остановили… Чувствуя горечь и раскаяние, прошу партию и правительство о снисхождении… - Замечательно! - Поэль обнял вздрогнувшего Сережу. Подмигнув мне искрящимся глазом, повел шаркающего ногами полковника к выходу. - Ну же! Выше нос! Видите, как все просто. Поднатужились и объяснили. Уверяю вас, в суде будет ещё проще. Стоило им выйти из кабинета, как из своего угла тенью поднялся Кора. Ступал он мягко и бесшумно, но не как хищник, - скорее, как заботливый хозяин, опасающийся разбудить прикорнувшего гостя. - Что, Павел Игнатьевич, думаете, бред собачий? Думаете, представление тут для вас разыгрываем? - Ага, вроде того! - я ощерился. Он приблизился на пару шагов, и на костистом лице вора я не без удивления разглядел чувство родительской озабоченности. Сын нашкодил и никак не хотел признаваться в, содеянном. Упорствуя, он причинял родителю нешуточные страдания. В глазах Коры не было ни торжества, ни мстительного огня, - один только мягкий упрек. - Вот и мне чудится, что не верите вы нам. А жаль. Очень и очень жаль… Невооруженным глазом видно: погибает человек! Ни за что, ни про что. Его спасти бы, пока не поздно, а он, дурашка, трепещет, отбивается. - До чего ласково поете! Кора покачал головой. - Ну, конечно. Ни одному моему слову не верите. - Вы правы, не верю. - Тут-то вас и подводит старорежимное чутье. Потому как людям, Павел Игнатьевич, верить все-таки надо. Хотя бы иногда. - Кора трепетно прижал руку к груди. - Ручаюсь, все, что тут говорил мой коллега, - голая правда! Очнитесь, Павел Игнатьевич! Оглянитесь и задумайтесь! Сражения надо уметь проигрывать. Что поделаешь, не вышло у вас с переворотом, наша взяла, - зачем же упираться? - Разве я упираюсь? - А разве нет? Факт есть факт. Ситуация не в вашу пользу. Не вы, а мы сейчас у власти. И кукурузнику сумели дать по рукам, и возомнивших одернули. В общем, пора бы вам примириться с новой правдой. Я молчал. - В самом деле, что вам эти переворотчики! Чай, не друзья и не родственники. При Хозяине, небось, на цыпочках ходили, мнения свое иметь боялись. - А Берия имел? - Имел и имеет. За то и решились его убрать. По-эль правильно сказал: на святое человек замахнулся - на власть зажравшихся. Но Бог - он все видит. Теперь-то начнем совместными усилиями вытягивать из болота Россию. - Это, значит, с Берией в одной упряжке? Кора со вздохом придвинул стул. Расположившись передо мной, закинул ногу на ногу. Только сейчас я его разглядел как следует. Одет он был в форменный китель, в бриджи и сверкающие хромовые сапоги. Покачивая сияющим носком, вкрадчиво заговорил: - Ладно, Ящер, давай откровенно. Хочешь спросить меня с глазу на глаз, кто такой Берия и был ли он шкурой? Так я тебе отвечу. Честно, по-партийному. Да, был. Только не хуже и не продажнее других. Все танцевали иод дудку усатого хормейстера, и он танцевал. В единстве была сила - потому и не откалывался. Однако заметь, голос он свой поднял, когда другие ещё по старой привычке помалкивали. Первым сказал то, на что не отваживались коллеги. А перечислять грехи каждого чиновника - пустое занятие. Чистых среди правителей нет и не было. Такой уж у нас век выдался - насквозь шкурный. А каково время, таковы и правители, - бери хоть того же бесхребетного Николая, хоть нынешнего этого… В общем, сам знаешь кого. А Лаврентий Павлович, к твоему сведению, и в живописи неплохо разбирался, и музыку любил слушать. Да не какую-нибудь попсу-мопсу, - настоящую классику. Согласись, для членов Политбюро - нетипично. - Нетипично, согласен. Только что я должен делать? Слезы лить, умиляться? - А почему нет? - Кора шевельнул бровью. - Слезы, как известно, очищают, а умиление сглаживает самые заскорузлые сердца. Но главное, ты должен осмыслить собственное бытие, публично подтвердить свой новый непростой выбор. - Публично - это как? На суде, что ли? - Неважно. Может статься, и на суде. - Вместе со слюнтяем Сережей? - А что? Ему это, кстати, непросто далось. Скрипучее попалось нутро, неподатливое. Возились с ним до седьмого пота. Однако, как видишь, результат налицо. Научились обламывать. Опыт - это все-таки опыт. Надо отдать должное, и Хасан ваш постарался, дал пару толковых советов. - Хасан? - А ты как думал! Дельных людей мы всегда готовы пригреть. Я открыл было рот, чтобы возразить, но в эту секунду распахнулась дверь, и в сопровождении Поэля в комнату вошли вооруженные автоматами бойцы. Круглые диски, массивные, крытые радиаторами стволы, - разумеется, я узнал знаменитые ППШ, хотя до сих пор видел их только в фильмах. Грубые все-таки были машинки! Как с такими войну выиграли? Или именно с таким оружием войны и выигрываются? Изящные-то Калашниковы шагают от поражения к поражению! Считай, на всех материках… - Беседу придется отложить, - зевая, объявил По-эль. - Поздно, братцы, баиньки пора. Кора недовольно качнул плечом. - Пожалуй, я бы ещё задержался. Сдается мне, через часок-другой мы с Павлом Игнатьевичем найдем общий язык. - Найдете, успеете еще. Товарищ Булганин звонил. Лично. Дал распоряжение перевезти арестованного в гарнизон. Машина уже у подъезда. - Ах, вот оно что. Тогда другое дело… Крепкие руки стиснули меня справа и слева, стали отвязывать от стула. - Одна просьба! - я дернулся. Поэль с Корой враз участливо повернули головенки. - Ну? Что за просьба? - Хочу в глаза глянуть. Этой молодой стерве. - Это которой же из двух? - Кора ласково улыбнулся. - Если вы о Наденьке, так с ней вы наверняка встретитесь. Она у нас на особом счету, не только агент, но по совместительству ещё и следователь. Впрочем, и с Фимочкой можно организовать рандеву. Это как скажете. В следующий миг меня грубо оторвали от стула, поволокли вон из квартиры - через обагренную кровью Гонтаря прихожую, вниз по лестничным маршам. От ударов о бетон гипс терся и рассыпался. Наружу показался желтый коготь. Конвойные этого, по счастью, не заметили. Скрипнула парадная дверь, в глаза ударили фары допотопного, крытого брезентом грузовичка. - Куда светишь, гнида! Ничего ж не видно!.. Но тот, кому положено быть зрячим, видел все прекрасно. Первых выстрелов я не услышал, но почувствовал. С хрипом осел конвоир справа, второго шатнуло и следующим попаданием отбросило в сторону. В какую-то пару секунд я оказался свободным. Еще поворачивали головы чекисты, шагающие впереди, но время работало уже не на них. Футбольным свингом нога устремилась вперед, и коготь вошел под ребра оборачивающегося ко мне Поэля. Всхрапнув, он сделал попытку уцепить меня за ворот. Я проворно увернулся. Еще удар, и он кулем завалился на тротуар. Из темноты ударила слепая очередь, кто-то успел вскинуть ППШ. Но невидимые стрелки продолажали давить на гашетки. Снабженное глушителями оружие без устали сеяло горячий свинец, и багровые цветы смерти буйно прорастали справа и слева,, пятная тела бойцов НКВД. Ребус оказался не столь уж сложным. Прищурившись, я разглядел темнеющую впереди «Оку», и тотчас сверкнула в голове разгадка. «Чип и Лейл»! Конечно, это были они! Неведомым образом эти профессионалы сумели найти меня и здесь! Должно быть, о них и поминал Гонтарь незадолго до своей смерти. «Хвост» на поверку оказался охраной, на которую мы уже перестали надеяться… Что было сил я рванулся к машине, оставляя на тротуаре куски гипса. Пуля Надюхи сидела в изувеченной ноге, но - странное дело! - боли я почти не чувствовал. Позади вновь загрохотали автоматы, но я уже выбежал из полосы света. Пули посвистывали где-то совсем рядом, и я бежал, низко пригнувшись, стремительно перебирая ногами. Увы, до спасительной машины я добраться не успел. Должно быть, в «Оку» швырнули гранату - вероятно, даже целую связку. Громовой взрыв подбросил легковушку в воздух, и на мгновение улица озарилась трепетным сиянием. Я ошеломленно вскинул голову, поднял руки, защищаясь. Пламя и дымный, расползающийся в стороны чад обжигали на расстоянии. Судьба-злодейка отвесила мне доброго пинкаря, уничтожив последних соратников. Мышонком я метнулся в проулок, за первым же углом повернул в сторону. Направление выбирал интуитивно. Пули били по зданию, щербили кирпич, но меня уже потеряли из виду. Тех секунд, что подарила мне парочка профессионалов, оказалось достаточно, чтобы порвать поводок. Задыхаясь, я бежал и бежал. Смаху пролетел скудно освещенный сквозной подъезд, по пути сшиб какого-то пьяного матросика, свирепо молотнул по его взбешенному лицу. Этот сопляк принялся садить мне вслед из «Маузера», но верная рука революции на сей раз дрогнула. Морячок, видно, немало принял на грудь и гарантированно попасть мог разве что в стену близстоящего дома. Во дворе у детской песочницы я неожиданно наткнулся на оседланного коня. Привязав поводья к деревянному мухомору, всадник куда-то отошел. Может, заскочил к зазнобе, а, возможно, попросту справлял где-то большую и малую нужду. Так или иначе, но против легкого галопа я не возражал. В жизни не ездил на лошадях, однако, все получилось само собой. Отвязав поводья, я взлетел в седло и, не долго думая, колотнул пятками по теплым бокам. Счастье, что скакун не встал на дыбы. Джигита вроде меня ему ничего не стоило бы сбросить на землю. Но, вероятно, жеребцу тоже прискучило томиться без дела. Взбрыкнув гривастой головой и дотянувшись разок зубами до гипса, он запереступал своими нервными ногами и наконец спущенной с тетивы стрелой ринулся во мглу дворов. Копыта защелкали по камням, меня затрясло и закачало. Держать равновесие оказалось занятием непростым, но и падать я не собирался. Клюнет петя-пе-тушок, ещё и не тому обучишься. Да не за семестр, - в пару-тройку минут! Прижимаясь к холке я уходил от выстрелов и преследования. Конь сам выбирал направление, пересекая улицы и временные потоки. Последние я чувствовал, как резкую смену климата. Жар сменялся жутчайшим морозом, ветер задувал в лицо колючим снегом, сменялся дождем и вовсе стихал. В тишину врывались стрекот пулеметов и надрывные гудки паровозов. Город, объятый похожей на шаль смертью, слово «смерть» отвергал напрочь. Одурманенный человеческим гением, в десятках разновеликих ипостасей он продолжал жить своей загадочной и неправедной жизнью. Я был неотъемлемой частью этой жизни. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СВДЬМАЯ Я лишь вчера узнал о том, Что есть еще Живые люди в нашем городке. И вот спешу, Пока живой, пока они живые. Вильям Дрейк