сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)
Пицца, купленная у итальянцев, пошла впрок. По крайней мере, на память и разум, которые тоже потихоньку начинало засасывать сумасшедшим водоворотом, выпечка оказала самое благотворное действие. увы, избавившись от трупов водителя с охранником, мы не избавились от наваждений. «Ниссан» рыскал по городу заблудившимся в квартире щенком. Тут и там мы наблюдали исчезновение целых кварталов. Пропала недостроенная телебашня, провалился сквозь землю центральный рынок, растворился в воздухе ДК, в подвале которого я держал рулетку. На пересечении двух улиц мы не нашли ресторана, где не так давно справлялась панихида по Гансу, а на месте принадлежащего империи авто городка ныне теснились какие-то двухэтажные домишки с яблоневыми садами и огородами.
Вооружившись листом из блокнота, один за другим я выдавал Гонтарю адреса верных людей, и мы двигались по путаному маршруту, вновь и вновь убеждаясь, что никого из включенных в список лиц повидать не удастся. Лишь, когда в ход пошли явочные квартиры, удача наконец-то нам улыбнулась. Как оказалось, один из адресов существовал и поныне. Именно на этой уютной квартирке я некогда встречался с Сильвой и другими дамами. Именно там в последнее время имел свидания с Надюхой.
Нужный район и нужная улица уцелели. Без особых приключений мы добрались до места. Только однажды по машине колотнул из подворотни шальной пулемет, но стрелка спидометра отплясывала вблизи полутораста километров, и объект для прицеливания мы являли собой крайне неподходящий. Ни одна из пуль нашей многострадальной колымаги даже не задела, и уже через десять-пятнадцать минут мы осматривались в пустующих комнатах, не доверяя уже никому и ничему, пытаясь и в этих гулких апартаментах найти отголоски бушующих в городе мистерий. Все обошлось. Никаких пугающих признаков мы не обнаружили. А вот следы недавнего пребывания Надюхи отыскались - кое-какое бельишко, в беспорядке сваленная у зеркала парфюмерия, надкушенный бутерброд и недопитый кофе в столовой. Осмотрев все четыре комнаты и тщательно обшарив кладовую с остекленной лоджией, Гонтарь выложил на журнальный столик всю свою карманную артиллерию, с облегчением рухнул на диван.
- Все, - просипел он. - Спать и ни о чем больше не думать!
- Здраво, - я кивнул.
- А завтра, - с надеждой продолжал Гонтарь, - проснуться и обнаружить, что все это кончилось.
- Кончилось?
- В смысле, значит, вернулось. Город, люда, время…
Это он уже мечтал. Фантазировал вслух. Я не стал его разубеждать. И железным людям порой жизненно необходимо расслабиться. Тем более, что я прекрасно знал: на улице Гонтарь вряд ли бы осмелился высказать подобное. Полевые условия - одно, домашняя среда - другое. Работу и отдых Гонтарь отчетливо разделял, хотя и был, как всякий человек, существом слабым, по природе своей тяготеющим к светло-розовым иллюзиям. Наглядный пример - это вырвавшееся из его уст признание. Стоило телохранителю очутиться в современной квартире - с аудиоаппаратурой «Хитачи» и серебристыми жалюзи, с европейским холодильником, доверху забитым пивом и дальневосточными копченостями, как желания всколыхнулись в нем, бодря мозг и зажигая надеждой.
- А, босс? Как считаете, получится или нет?
Я тоже присел в кресло, бросил на колени полуразряженный «Стечкин». Хотелось утешить телохранителя, поддакнуть, не затевая лишнего диспута, но и на ложь, оказывается, тоже нужна толика энергии. У меня таковой не оставалось.
- Либо мы не проснемся вообще, - буднично предположил я, - либо завтра будет ещё хуже.
- Хуже? Вы шутите, босс! Куда уж хуже?
- Эх, Гонтарь, Гонтарь! Хуже бывает всегда. Тебе ли этого не знать!
- А может, как-нибудь оно наладится? Детский вопрос и детские надежды. Гонтаря было жаль. Он по-прежнему не понимал того, что случилось. Я тоже не понимал, но я, по крайней мере, чувствовал. Есть такая сфера познания - чувственное осмысление мира. Вот я и осмысливал мир. В меру сил и возможностей.
- Нет, Гонтарь, не исправится.
- Вы уверены?
Сумрачно кивнув, я прикрыл глаза. В голове хрипло и заунывно потянулась давнее, полузабытое:
«Хо-лодно е-лочке, хо-лодно зимой, из лесу е-лочку взяли мы домой…»
Отчего вдруг вспомнилось? С детства, кажется, не пел! Да и не слушал, наверное. Хотя, надо отдать должное, славные были песенки. Вроде той музыкальной трагикомедии про березку, которую некому залома-ти. Этакая идеология навыверт. Задуматься бы всерьез над словами, встревожиться, но нет! Не для того, видно, придуманы. Песенки наши детские. Их петь нужно, а не мусолить интеллектом. Как молитвы, как фразы из психотерапевтических тестов.
Раскрыв глаза, я коротко вздохнул. Губы сами собой расползлись в жесткую улыбку. Совершать открытия, пусть и с немалым запозданием, - все же приятно. Фольклор оборачивался неожиданной стороной, и нехитрую правду песенных строк я разглядел только сейчас. Елочку-то и впрямь теплом хотели порадовать, домашним супчиком, детским уютом. Только вот незадача! - перед этим её взяли и тюкнули. Топориком по стволу. И точно также, должно быть, перемещают и людей. Из одного котинуума в другой. Не с намерением устрашить, - какое там! - из самых благих побуждений…
- Летает! - Гонтарь со злостью кивнул на снующую под потолком муху. - Мы тут сидим, а она летает, зараза! И хоть бы ей хрен!
Я проследил глазами за пируэтами цокотухи.
- Ей, верно, легче, чем нам.
- Уж конечно! - Гонтарь взглянул на меня исподлобья. - А может все-таки есть какой-то выход? Посидим, отдышимся, а там и проклюнется что? Утро - оно ж это… Всегда мудренее…
Расставаться с последней надеждой телохранителю отчаянно не хотелось, и я его понимал.
- Мудренее - это точно. Только до утра дожить ещё надо, понимаешь?
- Чего ж тут не понять.
- Вот и не будем спешить, с выводами. Впереди ещё вечер и целая ночь.
Гонтарь молча принялся рассматривать собственные ладони. Возможно, изучал линию жизни, пытаясь угадать, где и на какой стадии она, грешная, обрывается. За окнами монотонно бухали тяжелые орудия, под плафонами люстры продолжала зудеть муха. Виражи её отзывались в ушах щемящим звоном. Странно, но орудийный грохот воспринимался куда легче. В муху же хотелось разрядить остатки обоймы из «Стечкина».
- Вспомнил… - Гонтарь поднял голову. - Хвост за нами был. Какая-то темная машинка. И вчера, и сегодня. То есть, значит, когда выехали вечером, и потом, когда снова вернулись в день.
- А почему молчал?
Он равнодушно пожал плечами. Впрочем, без того было ясно: на фоне всего разразившегося возможная слежка выглядела мелочью.
- Уверен, что хвост?
- Пожалуй, что так. Хотя далеко от нас ехали, не разглядел. Временами вовсе отрывались. То есть раньше бы голову дал на отсечение, что хвост, а сейчас… - плечи его снова пришли в нервное движение, - в общем, черт их знает!
Поразмыслив, я повернул голову. Телефон располагался на столе, но вставать отчаянно не хотелось. Для этого следовало перегнуться в пояснице, переместить ноющие ноги. Чтобы не утруждать себя, я уцепил телефон за провод, подтянул аппарат к самому краю. Легкая трубка соскользнула в ладонь, мембрана тоненько запищала.
- Гляди-ка, работает! - удивился Гонтарь.
- Значит, кое с кем сейчас переговорим, - я набрал привычную комбинацию цифр. Трубка задумчиво гуднула, и тут же раздался женский скрипучий голосок:
- Семнадцатая слушает!
Я нахмурился. Какая, к черту, семнадцатая? Я звонил в собственный офис. Трубку должен был взять либо Сеня Рыжий, либо кто-нибудь из охраны.
- Это Ящер. Где там у нас Сеня?
- Не понимаю вас! - голосок незнакомки зазвенел чуть раздраженно. - С кем соединить? Назовите, пожалуйста, номер абонента!
Чуть помешкав, я назвал номер, который только что набрал на клавиатуре. Дамочка несколько раз переспросила, видимо, куда-то записывала сказанное, а через некоторое время потянулись длинные гудки. Вот смех!.. Получается, что к себе и через себя! Неужели действительно соединят?..
- Слушаю вас, товарищ.
Голос показался знакомым, но я все-таки не понял, кто именно со мной говорит. Среди охраны было много новеньких крепышей. Всех я, разумеется, не знал.
- Это Ящер…
- А-а, как же, как же! Простите, не сообразил сразу. Думал, снова из Смольного беспокоят.
- Кто это! - рыкнул я.
- Ах, да, не представился. Ромула Александр Гаврилович. По-моему, вы должны меня помнить. Я поражение молчал.
- Впрочем, если хотите, поговорить с Поэлем, сей момент распоряжусь…
Перед глазами вспыхнула золотистая радуга, болезненно кольнуло в висках. Лишь секундой позже вернулась способность соображать. Я звонил в офис и, кажется, дозвонился. угодил на Ромулу с Поэлем, значит-Значит, снова оказался прав Безмен. В офисе успели собраться все мертвецы. Вот вам и утро завтрашнего дня! Кладбище в центре Империи! увы, и ещё раз увы, славным надеждам Гонтаря не суждено было осуществиться. Квартира, в которой мы сидели, была явью, но крохотную эту явь по-прежнему окружала фантастическая чехарда.
Прежде чем снова заговорить, я сипло прокашлялся.
- Густав тоже у вас?
- Спит. Но можно разбудить. Задачка несложная. Пошлем Стэка с Лангустом. Эти кого хочешь разбудят. За ребра подцепят и приволокут.
Сердце заколотилось так громко, что напрочь заглушило голос абонента. Пришлось с силой прижать к уху трубку. И все равно смысл произносимого доходил до сознания с некоторой задержкой.
- Так кого же вам пригласить, Павел Игнатьевич? Может, генерала Васильича? Тоже организуем! Он как раз туточки сидит, улыбается. Приветец вам сердечный шлет, - Ромула выговаривал слова неторопливо, с подобострастной издевкой. Легко было вообразить, какое наслаждение этот прохиндей получает от нашего диалога.
- Главного! - прохрипел я. - Давай, гнида, главного!
- Ну, зачем же так? - Ромула сокрушенно вздохнул. - Я вас, кажется, не оскорблял. Отнесся, можно сказать, со всей душой, готов был даже выслушать.
- Ты уже выслушал! Я сказал, кто мне нужен! Не ты и не Поэль, а главный!
- Да, конечно, я все понял, но вынужден огорчить… Главного на месте пока нет.
- Где он?
- Видите ли, Павел Игнатьевич, дело тут такое… В бегах наш главный. Вместе со своим телохранителем. Тени своей боится, вот и прячется. - Голос Ромулы оживился. - Но найдем, не сумлевайтесь. В самое ближайшее время. А пока могу соединить с Морозом или Артурчиком. Тут много желающих! Ганс, к примеру, тоже непрочь с вами побалакать. Да и Шошин рвется к трубочке. Помните ещё такого? Он-то вас хорошо помнит. И за освобождение искренне благодарит. Языкастый, знаете ли, парень! Анекдотами так и сыплет! Хорошо, не добрел до вас, - приютили его у себя…
Слушать долее - было выше моих сил. Ганс, Шошин, Артур… Само собой, к сборищу этих теней можно было приплюсовать Безмена с Дином Гамбургером, других ребят.
Я снова зажмурился. «Пришел Хром и увел с собой Барановича…» Так, верно, приключилось и с ними. Пришли синелицые, взяли за волосы, сунули коленом в пах и уволокли.
В висках продолжали бухать звонкие молоточки, собственный пульс сбивал с мыслей, теснил дыхание. Медленно, очень медленно я опустил трубку на клавиши, открыл глаза, мутным взором поймал напряженный взор Гонтаря.
- С кем вы говорили?
- Что?
- Я спрашиваю, с кем вы говорили, босс?
- С ними.
Я произнес это таким тоном, что Гонтарь невольно потянулся к оружию.
- И что?
Ответить я не успел. В прихожей тоненько проиграла свадебная мелодия Мендельсона.
- Так… - я взялся за пистолетную рукоять «Стечкина». - Быстро ребятки откликнулись!
- Дверь стальная, - мгновенно рассудил Гонтарь. - Если нет специальной взрывчатки, так просто не вышибут. А на лестничной площадке тесно, - одной очередью всех положу!
- Это если их не взвод и не армия, - я бесшумно поднялся. - Не спеши, герой. Для начала определи, кто это.
В прихожей мы задействовали дверной монитор, и на экране тотчас высветилась одинокая фигурка.
- Надюха!.. - у меня отлегло от сердца. Включив селектор, я поинтересовался: - Ты одна?
- Одна, мое золотце, одна.
- Тогда заходи. Только в темпике! - дрожащей рукой я отвел массивный засов, щелкнул замком. Ужасающе громко дверь проскрежетала, выпевая тягостную ноту, и что-то зловещее почудилось мне в этом скрипе. Гонтарь настороженно приподнял автомат. уж он-то подобно Гансу и прочей моей охране отлично знал: двери в моих апартаментах никогда не скрипели.
Пока Гонтарь затворял дверь, управляясь с многочисленными замками, Надюха висела у меня на шее и, плачуще причитая, быстро, быстро щебетала:
- Что случилось. Ящер, миленький! Откуда эти казаки с матросами, пьяная солдатня? Я же помню, ещё вчера перед домом не было никакого памятника, а сегодня стоит!
Я гладил её по спине, мягко успокаивал:
- Поверь, это временно. Перевертыши, оптический обман. Просто не надо обращать внимания.
- Как временно? Что ты такое говоришь! А стрельба на окраине, а погромы в китайских кварталах - это что, тоже временно?
- Я же говорю: оптический обман.
- И виселицы - обман?
- Какие виселицы?
- Сегодня по плотинке проходила, видела. Какой-то генерал сидел на коне и командовал. В белых перчаточках, шашка длинная, с позолотой…
- Ну и что?
- А то, что людей по его приказу связывали и вешали на фонарях. Вдоль всего моста. Скручивали с изоляторов провода - набрасывали веревки и вешали. А двоим по рельсине к ногам привязали и в воду сбросили. Только пузыри пошли. Так страшно было смотреть!
- Зачем же ты смотрела?
- Я хотела уйти и не могла. Будто приковали к месту… А генерал такой вальяжный - в пенсне. Белая бурка, белый конь, папаха… - Надюха всхлипнула. - Говорят, какая-то доброармия. Ты можешь мне объяснить, откуда она взялась? И какая же это доброармия, если убивают людей?
- Доброармия - не от слова «добрый», а от слова «добровольно». Присядь, лапушка, - я ласково подтолкнул девушку к креслу. - Сейчас мы попьем кофейку, и ты подробно расскажешь нам обо всем увиденном. А после и мы с тобой поделимся новостями. Сообща, глядишь, что-нибудь придумаем.
Надюха забралась в кресло с ногами, набычившись, уставилась на Гонтаря.
- Он так и будет держать меня на прицеле?
- Брось, Гонтарь, - я поморщился. - Я же тебе о ней рассказывал.
Телохранитель смущенно опустил ствол АКСУ.
- Пардон, мэм. Нервишки… - Он снова расположился на диване, кованные свои каблуки выставил на журнальный столик. Надюха перевела взгляд на меня.
- Как ты себя чувствуешь? Нога ещё не прошла?
- Пока нет.
- Но ведь в гипсе, наверное, неудобно.
- Неудобно, а что поделаешь! Пока кости не срастутся, надо терпеть.
Надюха призадумалась.
- Может, оно и к лучшему, - пробормотала она. - А то Дин-Гамбургер толковал, что как только снимут гипс, все будет кончено.
- Не понял?
Она фыркнула.
- Да это же из «Бриллиантовой руки»! Помнишь, как они боялись, что гипс снимут раньше времени!
Смех этой девочки болезненно резанул по сердцу. Что-то не то она говорила. Причем тут Гамбургер? Я свел брови на переносице.
- Где ты видела Дина?
- Да здесь же, в городе. Я уже от плотинки возвращалась, а он рядом на машине остановился. Зеленый такой кабриолет. Старинный. Предложил подвезти. Ну, я согласилась. А что, нельзя?
- Ты же его совсем не знаешь!
- Ну… Он представился. Назвал себя, сказал, что ты его хозяин. Разве не так?
- Так-то так, да только странно…
- Ой! Кажется, стучит кто-то!
Надюха встревоженно вскинула голову, и мы тоже услышали осторожный стук. И даже не стук, а скорее легкий шорох, словно кто-то терся о нашу дверь, неловко задевал коленями и локтями. Я болезненно сморщился от щелчка в голове. И даже не щелкнуло, а треснуло. Точь-в-точь как электрический разряд. Всем своим существом я почуял приближение недоброго. Точно накатывал черный и злой вал. Напряженно я всматривался в потайное, подсказывающее ответы пространство, но там было черным-черно. Я никак не мог что-либо разглядеть.
- Схожу, посмотрю! - Гонтарь взялся за автомат.
- Только осторожнее! - просипел я. Предчувствие роковой встречи превратилось в уверенность, но направление основной опасности я никак не мог определить. - Ни в коем случае не открывай дверь!
- Не волнуйтесь, босс. - С автоматом наперевес телохранитель двинулся вон из комнаты, но до порога так и не дошел. Движение руки Надюхи я успел зафиксировать боковым зрением, но очень уж быстро все произошло. Пуля, выпущенная из её крохотного пистолетика, угодила Гонтарю точно в затылок. Клюнув лицом вперед, телохранитель грузно обрушился на ковер, а в следующий миг подаривший смерть Гонтарю пистолетик смотрел уже на меня.
- Сидеть, Ящер! - гаркнула построжавшим голосом Надюха.
- Что ты сказала?
- Что слышал! Ты арестован!
- Кем?
- Органами НКВД!
- Что, что?
- Ты не знаешь, что такое НКВД?
Я взглянул на неподвижно лежащего Гонтаря, стиснув кулаки, процедил:
- Да нет, наслышан.
- Вот и замечательно, быстрее заговоришь!
Я стиснул кулаки, задыхаясь, выплюнул:
- Мерзкая тварь! Дешевка! Значит, эти выродки успели завербовать и тебя!
