Текст книги "Убрать слепого"
Автор книги: Андрей Воронин
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Глава 14
– Ну, что у тебя, Одинцов? – спросил генерал Володин, откладывая в сторону бумаги и снимая с переносицы очки, к которым никак не мог привыкнуть вот уже второй год. Следуя вошедшей в плоть и кровь привычке, бумаги он перевернул напечатанным текстом вниз, чтобы вошедший ненароком в них не заглянул. Полковник усмехнулся про себя: половину этих бумаг составлял он лично, а вторая половина, прежде чем попасть на генеральский стол, прошла через его руки. Товарищ генерал старел, но все еще любил при каждом удобном случае состроить из себя опытного оперативного работника. Он и был им когда-то, но очень, очень давно.
– «Святой Георгий», – сказал Одинцов, и генерал пугливо взглянул на дверь – плотно ли прикрыта.
– Что у них там? – спросил генерал.
– Прокол на деле Конструктора, – доложил полковник.
– Как прокол? – вскинулся Володин. – Их что, взяли?
– Никак нет, товарищ генерал. Объект выведен из игры, нашим людям удалось уйти.
– Так какой же это прокол? – расслабляясь, спросил генерал.
Одинцов огляделся с явным сомнением, увидел на книжной полке старенькую двухкассетную магнитолу «Грюндиг», включил ее и, настроив приемник на волну «Маяка», до отказа вывернул ручку громкости.
Жизнерадостный голос диктора, предрекающий мокрый снег с дождем, нулевую температуру, туман и гололед, наполнил просторный кабинет. Работающие на пределе мощности динамики хрипели и дребезжали.
Генерал Володин с интересом наблюдал за этими манипуляциями, теребя сложенные дужки очков.
Полковник подошел вплотную к столу и, склонившись к заросшему густыми седеющими волосами генеральскому уху, быстро заговорил:
– Они опять наделали шума. Устроили какой-то дикий взрыв у самого подъезда. Кажется, машинка сработала раньше времени. Одного человека разнесло в клочья – похоже, это был наш. Объект, два его телохранителя и шофер убиты в перестрелке.
– И все это напротив подъезда? – ужаснулся генерал.
– Так точно. В двух домах выбиты стекла, детскую площадку разнесло на куски, масса свидетелей, половина которых видела машину с нашими людьми…
– Откуда такая масса сведений за такой короткий срок?
– В составе группы, выехавшей на место происшествия, был наш человек. Он нашел способ позвонить мне прямо оттуда. Это очень спешно, товарищ генерал. Надо срочно что-то решать. Замять это дело не удастся, вся милиция уже на ногах.
– Мать-перемать, – сказал генерал. – Вот безрукие! Слушай, полковник, их надо срочно брать…
– Брать или убрать? – переспросил Одинцов.
– Не валяй дурака, полковник. Надо замочить их прямо в их берлоге. Есть возможность отличиться: доблестные сотрудники ФСБ выследили банду террористов, преступники оказали сопротивление при задержании и были убиты в перестрелке.
– Да, – подумав, сказал Одинцов, – так будет лучше всего. Я поеду сам.
– Поезжай, Олег Иванович, поезжай, да поторопись. Если менты их раньше нас достанут, нам потом вовек не отмыться.
– А… – начал полковник.
– С остальными я согласую, – перебил его Володин. – Уверен, они не станут возражать, тем более дело уже будет сделано. Действуй, полковник, И выключи, наконец, эту шарманку!
– Есть, – ответил полковник, выключил магнитолу и торопливо вышел из просторного генеральского кабинета.
Вскоре он уже входил в заброшенный строительный вагончик, забытый кем-то в огромном пустом ангаре, некогда служившем складом инструментального завода, а ныне арендованном обществом с ограниченной ответственностью «Олимп».
– Ответственность будет по полной программе, – пообещал полковник, поспешно набирая номер на сотовом телефоне.
Пока Одинцов вел переговоры по телефону, двое спецназовцев сноровисто заминировали люк и отбежали подальше, разматывая за собой провод.
Через минуту полковник раздраженной походкой вышел из вагончика, окинул быстрым взглядом залегших вокруг спецназовцев, укрылся за одиноко стоявшими поодаль «жигулями» горчичного цвета и махнул рукой саперам. Строительный вагончик вдруг странно распух, вздулся и со страшным грохотом лопнул, расшвыривая во все стороны бешено вращающиеся обломки досок и дымящиеся, зазубренные по краям куски крашеной фанеры. Вылетевшая из облака дыма и пыли исковерканная оконная решетка ударилась о лобовое стекло «жигулей», вывалив его напрочь.
Серое облако еще колыхалось, лениво расползаясь по ангару, а спецназовцы уже один за другим ныряли в разверзшуюся на месте вагончика черную, с неровными краями дыру. Полковник Одинцов оттянул на себя маслянисто лязгнувший затвор «стечкина» и последовал за ними, по-бабьи придерживая рукой полы пальто, когда под ногами оказались покрытые толстым слоем известковой пыли и обломками бетона дырчатые железные ступеньки.
Глава 15
– И что теперь? – спросил Глеб, профессиональным жестом передергивая затвор автомата. – Умрем, но не сдадимся?
– Тю, – презрительно сказал Рубероид.
– Черный хохол – это противоестественно, – заметил майор. – Пошли.
– А черный москвич – это что, в порядке вещей? – поинтересовался Рубероид, торопясь следом.
Казалось, он чудесным образом оправился от контузии, только вид у него был, как у жертвы авиакатастрофы, да немного косили глаза.
– Куда мы все-таки идем? – спросил Слепой, хотя прекрасно знал, куда.
Ни одна лиса, даже самая слабоумная, не построит нору без запасного выхода, и Сиверов, зная об этом, не поленился его отыскать. Именно этим путем он дважды тайно пробирался в бункер: первый раз, чтобы подложить Молотку бумажку с номером Малахова и деньги, и второй – когда усовершенствовал «балалайку» Сапера.
– На кудыкину гору, – не оглядываясь, ответил Сердюк. – Что ты, как барышня…
Позади загрохотали автоматы ворвавшихся в бункер спецназовцев. Бежавший последним Глеб обернулся и без колебаний срезал переднюю фигуру в маске короткой очередью. Четыре пули кучно ударили в прорезь маски, мгновенно превратив скрытое под ней лицо в кровавое месиво. Спецназовец упал, и бежавший за ним следом солдат дал длинную очередь. Пули запрыгали по бетонной стене, но Слепой уже нырнул за угол.
– Не так, – сказал ему Рубероид, на бегу вынимая из кармана плоскую черную коробочку с телескопической антенной. – Эх, жалко, что за этих жмуров мне никто не заплатит! – вздохнул он и вдавил одинокую кнопку на пульте дистанционного управления. – Счастливого Рождества!
Сидевший на столе для чистки оружия коряво вылепленный зайчик весил килограмма полтора, поэтому пол подпрыгнул так, что беглецы не удержались на ногах. С потолка сорвался приличный кусок бетона и ударил Глеба по спине.
– Помнится, ты обозвал Сапера пироманьяком, – сказал Глеб Рубероиду, поднимаясь на ноги и вытряхивая из волос пыль.
Позади раздавались стоны и крики, там все еще что-то падало, сыпалось, оседало, кто-то надсадно кашлял, задыхаясь в дыму и пыли, кто-то громко матерился, не в силах отыскать дверь в коридор, но эти звуки постепенно удалялись.
В конце длинного коридора призывно маячила стальная дверь с красным облупленным колесом прижимного винта, за которой находилась та самая известковая яма, где Слепой и Рубероид похоронили труп Молотка. Именно там, в дальнем углу мрачного, заваленного истлевшей рухлядью помещения, находилась прикрытая гнилым пружинным матрацем крысиная нора, выходившая в новый подземный коридор, который заканчивался в подвале одного из домов дореволюционной постройки, чудом сохранившихся в этом районе города.
Пока Батя, кряхтя от натуги, отдраивал дверь, Глеб и Рубероид бешеным автоматным огнем прижимали к полу прорвавшихся-таки в коридор спецназовцев.
– Готово! – крикнул Сердюк.
Он прижался плечом к дверному косяку и открыл огонь, прикрывая отступление своих товарищей. Когда оба проскочили мимо, он швырнул в коридор гранату и бросился следом за ними. Очередной взрыв заглушил яростный треск очередей и визг рикошетов, снова кто-то закричал, но стрельба не прекратилась – все-таки автоматчиков было много, и это был спецназ.
Пробегая мимо известковой ямы, Рубероид вдруг пошатнулся и упал на одно колено, выпустив сумку с запасными обоймами, которую они с Глебом тащили по очереди.
– Эй, – позвал он, – стойте! Нога…
– Что нога? – спросил, оборачиваясь, потный и ощеренный Батя.
– Кажется, голень перебило, – ответил Рубероид.
Лицо его посерело от боли, а на лбу и висках высыпали мелкие бисеринки пота.
– Черт, как жаль, – сказал майор Сердюк и дал короткую очередь.
Рубероид дернулся и стал заваливаться назад.
Слепой толкнул его ногой в плечо, и негр мешком свалился в известковую яму.
– К черту сумку! – крикнул Сердюк, видя, что Глеб нагнулся и взялся за ручки.
Слепой столкнул сумку следом за Рубероидом и поспешил в угол, где в неровном проломе уже исчезал край майорского плаща. Нырнув в пролом, он оглянулся. В дверях уже показалась фигура спецназовца, за ним маячил второй, и Слепой разрядил в них магазин автомата. Передний спецназовец упал, остальные залегли, неприцельно паля в темноту. Глеб бросил пустой автомат на заросшую скользкой грязью груду бетонных обломков и бросился следом за Батей, успевшим убежать далеко вперед.
Коридор оказался не совсем темным – Сердюк на бегу успел включить освещение, чтобы не переломать ноги, и теперь под потолком через большие, неравные промежутки красновато тлели вполнакала маломощные, густо заросшие грязью лампочки.
Под ногами хлюпало и чавкало, а временами им приходилось с ходу форсировать глубокие лужи, скопившиеся во впадинах неровного кирпичного пола. Коридор то и дело поворачивал в разные стороны, по бокам мелькали заложенные кирпичом другого оттенка боковые ответвления, а позади гулко отдавалось эхо тяжелых шагов – преследователи и не думали отказываться от погони. Под самым потолком с большими промежутками чернели забранные частой металлической решеткой отдушины, из которых капля за каплей сочилась ржавая вода, оставляя на кирпичных стенах неопрятные черно-рыжие потеки. Судя по спертому воздуху в коридоре вентиляционные отдушины давно перестали функционировать.
– Сюда, – позвал Батя, и следом за ним Глеб стал подниматься по длинной осклизлой лестнице со стертыми ступенями.
Лестница упиралась в приоткрытую железную дверь. Теперь, при свете, Сиверов разглядел, что дверные петли тщательно и обильно смазаны солидолом.
– Вот мы и дома, – останавливаясь, сказал майор.
Он приставил ствол автомата к укрепленному на стене силовому кабелю и нажал на курок. Сверкнула голубая искра, и свет в коридоре погас.
– Давай, давай, не стой, – поторопил майор Глеба, проталкивая его в дверь и тщательно запирая ее за собой. Они оказались в новом коридоре, где царила кромешная тьма. Сердюк зачем-то принялся шарить руками по стене.
– Что ты ищешь? – спросил Глеб.
– Тут где-то должен быть вентиль, – ответил Батя. – Большой такой, ржавый. Ищи.
Глеб, для которого, благодаря странной особенности его зрения, полный мрак был сереньким полусветом, уверенно взял майора за руку и положил его ладонь на вентиль, который тот искал на полметра правее того места, где он находился. Вентиль выступал из толстой ржавой трубы, уходившей в стену. Майор напрягся, пытаясь повернуть вентиль, но тот приржавел намертво.
– Помоги, – сквозь сжатые зубы процедил майор, – иначе нам каюк.
Вдвоем они отвернули вентиль до упора. За железной дверью раздался глухой рев.
– Что это? – спросил Глеб.
– Полное затопление через три минуты, – удовлетворенно сказал Сердюк. – Хорошо строили при Иосифе Виссарионовиче!
Слепой представил, как в кромешной темноте обесточенного коридора из отдушин, которые он по незнанию принял за вентиляционные, с ревом хлещет ледяная вода, и как в этой черной невидимой воде барахтаются отягощенные оружием и бронежилетами люди. "Коридор тянется не меньше, чем на километр, – прикинул он. – Пробежать километр за три минуты – плевое дело.., днем, по сухой ровной дороге, но никак не в темноте, по пояс в холодной воде, в коридоре, состоящем, кажется, из одних углов и поворотов… Вперед, конечно, ближе, но здесь стальная дверь.., и три минуты.., нет, ничего у них не выйдет.
Кто-то, возможно, успеет добраться до двери, там наверняка останется воздушный пузырь, который сможет вместить двоих-троих, но дальше им не пройти, а дверь никто не откроет – судя по всему, в эти катакомбы люди забредают нечасто…"
Стоя в темноте перед запертой железной дверью и слушая рев воды, который становился слабее по мере того, как наполнялся коридор, Слепой невесело улыбался: мир, ополчившийся против Глеба Сиверова, опять нес потери.
Он подумал, не прикончить ли Батю прямо здесь – это было бы вполне логичным завершением истории, тем более, что только Глеб знал, как ему этого хотелось. Сделать это было проще простого – все равно что придушить слепого котенка, ведь Сердюк сейчас и вправду был слеп, но майор знал имена, нужные Глебу, и явно был не прочь оказать содействие, он тоже в одиночку сражался со всем миром, пусть по другим причинам, но бесстрашно и зло, и в этом они были союзниками.
– Пошли, – сказал Слепой.
– Погоди, – отозвался Батя, шаря по карманам. – Вот черт, я где-то зажигалку обронил. Не видно же ни хрена, как мы пойдем?
– Пошли, – спокойно повторил Слепой, – я поведу.
* * *
Генерал Потапчук слегка раздвинул планки жалюзи и посмотрел вниз, на голые ветви деревьев, росших на Ваганьковском кладбище. Зачем он туда смотрит и что надеется увидеть, генерал не знал – это было бесцельное действие, совершенное только для того, чтобы не стоять столбом, хрустя суставами пальцев. В последнее время у него завелась такая дурная привычка, особенно сильно проявлявшаяся тогда, когда Федор Филиппович нервничал. Сейчас был именно такой момент.
Генерал отпустил жалюзи, спрятал руки в карманы пальто и обернулся к своему собеседнику.
– Дальше, – подавив вздох, сказал он.
Человек, сидевший в одном из двух старых, продавленных кресел, сомнительно украшавших собой скудно обставленный интерьер оперативной квартиры генерала Потапчука, выглядел подавленным и смятым. Этот рано поседевший широкоплечий красавец, пользовавшийся большим и вполне заслуженным успехом у женщин всех возрастов, сейчас явно чувствовал себя не в своей тарелке. «Японцы говорят: одной ногой в канаве», – вспомнил генерал где-то вычитанное выражение.
– Дальше, дальше, – поторопил он.
Человек в кресле вздохнул.
– Операция по ликвидации Конструктора прошла неудачно, группа засветилась.., устроили шум, стрельбу в людном месте, взорвали детскую площадку…
– Детскую площадку?
– Похоже, взрывное устройство сработало раньше времени. Один из членов группы во время взрыва погиб.
– Личность установили? – спросил генерал.
– Погибший, видимо, держал бомбу в руках, – слегка замявшись, ответил собеседник генерала. – Взрыв был очень мощный, так что… В общем обнаружен ботинок мужской черный, размер сорок третий, подошва испачкана гов.., простите, товарищ генерал, калом.
– Гм, – сказал генерал. – По этому, конечно, личность не установишь. Дальше.
– В составе опергруппы был человек генерала Володина. Володин отправил по месту базирования отряда взвод спецназа под командованием своего Одинцова – он единолично принял решение о ликвидации оставшихся в живых «стрелков».
– Ну, и как? – устало поинтересовался генерал.
– Данных о том, что произошло в бункере, нет, – ответил информатор. – Бункер затоплен.
– А спецназ? – спросил Потапчук.
Информатор только пожал плечами.
– Однако, – сказал генерал. – А Одинцов?
Впрочем, о чем я… Туда ему и дорога.
Он помолчал и прошелся по комнате, не замечая, что опять хрустит пальцами. Информатор протяжно вздохнул.
– Товарищ генерал… – просительно протянул он.
Потапчук повернулся на каблуках и некоторое время рассматривал его, словно раздумывая, что с ним делать: приспособить к какому-нибудь делу или просто выбросить на помойку. Человек, понуро сидевший перед ним в продавленном кресле, был сотрудником его отдела, работавшим на руководство «Святого Георгия», пойманным с поличным и перевербованным лично генералом Потапчуком. Это он протолкнул в отряд Слепого, после чего отряд просуществовал чуть больше месяца. Володину и его соратникам, пожалуй, нетрудно будет сложить два и два, и информатор генерала это хорошо понимал.
– Ладно, – сказал, наконец, Потапчук. – Можешь исчезнуть, пока все не уляжется.
– Вы думаете, уляжется? – безнадежно спросил информатор.
– Рано или поздно – непременно, – равнодушно сказал генерал, думая о своем.
– Дожить бы, – вздохнул его собеседник.
Генерал снова остро взглянул на него.
– Ты, братец, офицер госбезопасности, – жестко сказал он. – Знал ведь, на что шел, когда за деньги Володину информацию сдавал. Или, скажешь, не догадывался? По уму, так тебя еще можно использовать: подставить Володину, поводить его за салом, да жену твою жаль, детишек… Старею, наверное.
Иди ты отсюда, не вводи в искушение.
Информатор вышел, бесшумно ступая. В прихожей чмокнул замок, и генерал остался один.
«Это Глеб, – думал генерал, медленно опускаясь в кресло. Кресло еще сохраняло тепло только что покинувшего его человека, и это почему-то было неприятно. Некоторое время генерал боролся с собой, но потом все-таки встал и пересел в соседнее. – Это точно Глеб, и он наверняка жив – не мог он утонуть вместе с этим Одинцовым и его спецназовцами, как мышь в ведре. Однако, почему же он тогда не выходит на связь? И оба его телефона не отвечают?.. Где же он? Одно из двух; либо он еще не до конца выполнил задание, и кто-то из этих отморозков все еще жив, либо он решил-таки продолжить охоту. Ох, не нравится мне это… Он будет охотиться за ними, они – за ним, а кончится все дело тем, что генерала Потапчука понесут вперед ногами в сопровождении почетного караула…»
Генерал не очень боялся смерти, да и не слишком верил в реальность подобной перспективы, но его не оставляло навязчивое ощущение, что он выпустил джинна из бутылки. Утопленный в полном составе взвод спецназа – это было уже слишком. «Похоже, что он наконец-то начал входить во вкус, – подумал Федор Филиппович. – Раньше он предпочитал обходиться малой кровью, и это ему всегда удавалось. Ему всегда все удается, и, если его никто не остановит, скоро половина отделов в нашем ведомстве останется без руководителей. Оно бы и ладно, кое-кому давно пора на пенсию, но, если наша контора по-настоящему возьмется за расследование, от нас обоих мокрого места не останется, как от того подрывника. Ботинок, испачканный гов…, то есть, калом, – вот и все, что потом найдут».
Генерал отчетливо видел, что попал в западню, из которой был только один выход – убрать Слепого.
Посылая Сиверова на его последнее задание, он руководствовался тем же, чем и всегда; служебным долгом, интересами безопасности страны, заботой о чести мундира и, прежде всего, совестью и стремлением к обыкновенной человеческой справедливости. Результаты оказались фатальными – фигурально выражаясь, натасканный на волков пес взбесился и принялся убивать направо и налево, словно мстя всему миру за натершую горло цепь, и он, Федор Филиппович Потапчук, был хозяином этого взбесившегося пса. В доме Малахова был застрелен одиннадцатилетний ребенок; во время ликвидации Конструктора, этого задрипанного шпиона, дешевки, Слепой взорвал бомбу большой разрушительной силы прямо под окнами жилого дома. Одна женщина, изрезанная осколками оконного стекла, умерла, не приходя в сознание, потому что кривое стеклянное лезвие вспороло артерию. И это ради того лишь, чтобы разорвать на куски одного-единственного отморозка. И наконец, утопленные спецназовцы, которые, хоть и солдаты, но имели все-таки родственников… Слепой двигался по Москве, как торнадо, сметая все на своем пути, и расходившиеся кругами волны разрушений вот-вот должны были захлестнуть генерала.
Генерал не боялся смерти, но, честно говоря, ему совсем не улыбалось умирать вот так.
«А ведь я, старый дурак, видел, что его нельзя выпускать на задание, – подумал Федор Филиппович. – Но выпустил: привык, что у Слепого стальные нервы. А сталь, между прочим, тоже частенько ломается, не выдержав напряжения. Хрусть – и обломком прямо по лбу. Вот как сейчас.»
Он даже потер лоб ладонью, словно там и вправду наливалась только что набитая шишка. Искать Слепого в огромном городе – затея почти безнадежная, хотя попробовать стоит. Подключив к этому делу огромный, тщательно отлаженный аппарат ФСБ, Сиверова можно было бы отыскать довольно быстро, но тогда придется объяснять, кто это такой, что он натворил и по чьему приказу… А тогда придется рассказывать и о «Святом Георгии», а уж это наверняка будет равносильно подписанию самому себе смертного приговора – Володин и иже с ним пойдут на все, чтобы заткнуть рот не в меру разговорившемуся коллеге.
Генерал с невольным сочувствием и пониманием подумал об этих людях, которые в данный момент были для него опаснее всего Североатлантического блока с его авианосцами, «зелеными беретами» и ядерным оружием. До какого же отчаяния, до какой степени бессилия надо было дойти, чтобы выпустить в мир такое чудовище, как этот «Святой Георгий»!
Да и то правда: контора нынче не та, профессионалы старой школы ушли – кто на пенсию, кто в коммерческие структуры, а кто и на два метра под землю, под дерновое одеяло, а новые приходят такие, что хоть плачь. Только и умеют, что смотреть на совещаниях преданными бараньими глазами – не собачьими даже, а именно бараньими! – да брать взятки, и не брать даже, а грести обеими руками, как перед концом света. И вечно пьяные… А противник нынче умный – опять же, половина конторы там, в охране, в боевых дружинах, учебных лагерях… Если караван из трех под завязку нагруженных маковой соломкой «КамАЗов» дошел до самой Москвы, так и знай – в головной машине ехал бывший коллега. Если банда бородатых пастухов поставила на карачки армию великой державы и дала ей пинка под зад – как вы думаете, кто помогал ставить и пинать? Все они же, призраки тоталитарного прошлого, которыми пугали народ господа демократы в ту ночь, когда стаскивали с пьедестала Железного Феликса. Теперь, говорят, собираются обратно затащить. А толку? Лучше бы уж в переплавку пустили, все же польза какая-то… Это он – призрак, а без живых людей, без профессионалов, нас так и будут ставить раком и пинать – ставить и пинать, ставить и пинать, причем все, кому не лень, от Пентагона до карманника из какой-нибудь Вязьмы. Вот и отчаялись люди, закаменели сердцем – не привыкли они, чтобы обыкновенное ворье на них сверху вниз поплевывало. На генеральских погонах плевки заметнее звезд, и ведь самая-то дрянь в том, что не отмываются они, плевки-то…
Они ведь тоже думали: уберем, мол, такого и сякого, и еще этого, а потом вон того, а то заворовался совсем, управы на него нет, – глядишь, кое-кто и задумается. Что это, мол, с таким и сяким приключилось?
Так ведь, кажется, крепко сидел – прямо коренной зуб, клещами не выдернешь… Надо бы, мол, пришипиться. Да я и сам не раз так действовал, только у меня был Слепой, а у них – не было, а душа горела. Да и не привыкли они жизнями считаться. Старая закваска: интересы Родины превыше всего. Вот и допрыгались – и они, и некто Потапчук Федор Филиппович…
Генерал тяжело вздохнул, закурил новую сигарету. Старая, о которой он напрочь забыл, давно догорела, осыпавшись на вытертый ковер горкой серого пепла. Он без особенной надежды вынул из кармана пальто сотовый телефон. Удобная штука – если Слепой жив, звонок найдет его где угодно. Вот только ответит ли он?
Генерал набрал номер и стал терпеливо ждать.
Гудки тянулись один за другим, длинные и беспросветные, как затопленный тоннель. Генерал уже потянулся пальцем к кнопке отбоя, когда ему ответили.
– Ну, что? – быстро и очень негромко, так, что генералу приходилось напрягать слух, спросил Слепой. Судя по всему, он ни капельки не сомневался в том, кто ему звонит.
– Жив, значит, – сказал генерал. – Ну, слава богу.
– Вы так думаете? – не очень приветливо прозвучало в ответ. – Мне почему-то кажется, что для вас, было бы лучше, если бы я умер.
– Хватит с меня смертей, – сказал генерал. – Конечно, тебе придется на время исчезнуть, лечь на дно, пока все не уляжется, но…
– Извините, Федор Филиппович, но у меня мало времени. О моих планах на будущее мы с вами поговорим как-нибудь в другой раз.
– Погоди! – крикнул генерал. – Чем ты занимаешься? Где ты?
– На свежем воздухе, – ответил Слепой. – Слышите?
В трубке раздавался отдаленный уличный шум, голос большого города, вечный, как морской прибой.
– Я сижу в засаде, – продолжал Глеб. – Как вы думаете, кого я тут поджидаю?
– Не бери меня на пушку, – внезапно севшим голосом сказал генерал. – Никаких имен ты от меня не получишь.
– Да мне и не надо от вас ничего, – сказал Слепой, и в его голосе генералу почудилась улыбка. – Это я так, решил вас проверить. Есть еще порох в пороховницах! Ладно, не стану вас томить. Я решил поближе познакомиться с генералом Володиным.
Кстати, вот и он! Бывают же такие совпадения! Хотите послушать наш разговор? Не отключайтесь, это будет любопытно!
Федор Филиппович услышал, как негромко брякнул аппарат, когда его положили на что-то твердое.
Потом раздался шум подъехавшей машины, щелкнул замок дверцы, а чуть позже раздался звук, который ни с чем нельзя было спутать. По крайней мере, генерал Потапчук был уверен, что еще не настолько выжил из ума, чтобы не узнать этот плотный негромкий хлопок, который получается, когда кто-нибудь стреляет из оснащенного глушителем тяжелого армейского «кольта».
Сразу за хлопком зачастили короткие гудки прерванной связи. Генерал спрятал телефон в карман и собрался было встать, но так и остался сидеть, куря сигарету за сигаретой и глядя, как за окном по-зимнему быстро темнеет затянутое сырыми тучами небо.
Потом сигареты у него кончились, и он опять сделал движение, словно собираясь встать, но сил на это простое действие у него уже не осталось.
Задолго до того, как этот день – тридцать первое декабря – кончился, дотла сгорев где-то за облаками, в одном из закоулков московских катакомб, строившихся веками и веками же не посещавшихся, стало тихо. Стук, раздававшийся в течение нескольких дней из-за массивной железной двери и постепенно слабевший, к вечеру прекратился совершенно.