Текст книги "Убрать слепого"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Андрей ВОРОНИН
УБРАТЬ СЛЕПОГО

Глава 1

Снег валил с черного, как вакса, неба крупными хлопьями – такие можно увидеть разве что на новогоднем утреннике в детском саду да еще в такую вот ночь, когда над ослепшим от метели городом, кажется, навеки повис североатлантический циклон, столбик термометра мертво заклинился где-то около нулевой отметки, а наступившая, если верить календарю, весна кажется не более, чем чьей-то дурацкой шуткой.

В такую погоду хорошо сидеть дома, забравшись с ногами на тахту, и, закутавшись в клетчатый плед, медленно потягивать дорогой коньяк и смотреть, как за окном в сплошной черноте густо валит снег – или, если вы начисто лишены романтической жилки и не склонны к философствованиям за бутылкой, просто сонно моргать перед мерцающим экраном телевизора.

Некоторые предпочитают в такую погоду завалиться все на ту же тахту с любимой книгой, иным книгу заменяет женщина – тоже вполне занимательное чтиво, если ты в достаточной мере обучен этой своеобразной грамоте, – кто-то слушает музыку, кто-то приумножает свои и без того немалые капиталы, но все – повторяю, все без исключения нормальные люди стараются в такую погоду как можно скорее оказаться в сухом тепле и уюте своих обжитых гнезд, будь то пятикомнатная квартира в центре Москвы или канализационный коллектор, и только острая необходимость может выгнать человека из дома на черно-белые улицы, где под ногами хлюпает и разъезжается море слякоти, а сверху все падает и падает мокрый снег, моментально становясь серым, едва коснется земли.

Снег валил сплошной стеной, за которой уже в двух шагах невозможно было ничего разобрать.

Проносившиеся по шоссе автомобили сквозь эту пелену представлялись просто стремительно летящими мимо облаками туманного света – мельтешившие в лучах фар крупные хлопья создавали иллюзию безумной скорости, хотя на самом деле только самоубийца отважился бы очертя голову мчаться по скользкой дороге при практически нулевой видимости. Дорожные знаки, и те в такую погоду выныривают из снежной круговерти внезапно, как чертик из табакерки, а если, не дай Бог, какой-нибудь дальнобойщик решит вздремнуть часок-другой и оставит свою фуру на обочине, погасив все огни, то тут недалеко и до беды.

Впрочем, волков бояться – в лес не ходить, и те, кого нужда погнала в дорогу именно этой ненастной ночью, двигались по шоссе, скрупулезно соблюдая все мыслимые и немыслимые меры предосторожности. Таких бедолаг было немного, и все они торопились побыстрее очутиться в конечной точке своего маршрута, поэтому никому из них и в голову не пришло затормозить и поинтересоваться, по какой такой причине в эту чертову метель в добрых пятидесяти километрах от ближайшей деревни, не говоря уже о городе, стоят на обочине два сплошь облепленных снегом легковых автомобиля с погашенными огнями.

Стояли они здесь, похоже, никак не менее получаса – снега на них налипло столько, что невозможно было с уверенностью назвать их марку, хотя один из них – тот, что стоял сзади, – был, несомненно, «джипом». Впрочем, эти детали вряд ли могли вызвать чей-то интерес.

И уж тем более, никто не стал бы останавливаться и вглядываться в темноту, пытаясь уразуметь, куда подевались оба водителя. Ночью на дороге может случиться все, что угодно, и совать свой нос туда, где его могут ненароком прищемить, никому не хочется.

Водители были неподалеку – добровольный следопыт, если бы такой вдруг отыскался, нашел бы их, даже не будучи семи пядей во лбу. Для этого достаточно было просто спуститься с насыпи, по которой в этом месте проходило шоссе – пропавшие автомобилисты явно не так давно проследовали этим путем, о чем свидетельствовала глубокая борозда, пропаханная в мокром снегу и выглядевшая так, словно здесь кто-то не то съезжал под откос на пятой точке, не то попросту катился кувырком. Рваные края борозды, засыпаемые снегом, который все валил и валил с низкого неба уже начали терять четкость очертаний.

Под насыпью параллельно шоссе тянулся совершенно раскисший проселок, метрах в двухстах от этого места плавно забиравший вправо и терявшийся в темных полях. На этом-то проселке и находились сейчас оба водителя, занятые, надо сказать, каким-то странным делом: слегка согнув ноги в коленях и широко расставив в стороны полусогнутые руки, они медленно двигались по кругу, не спуская друг с друга настороженных глаз и время от времени совершая короткие выпады, не заканчивавшиеся, впрочем, ударами. На обычную драку это медленное кружение походило мало: скорее, это был какой-то сложный танец, хотя кому же придет в голову танцевать посреди ночи на грязном проселке в разгар последней в этом году метели? Тем не менее, это была именно драка, отличавшаяся от большинства драк тем, что участвовали в ней профессионалы, прекрасно осведомленные о силе и возможностях друг друга.

Губы противников были плотно сомкнуты, из ноздрей вырывались облачка пара, быстро таявшие в сыром воздухе. Промокшая насквозь, отяжелевшая от грязи одежда сковывала движения и неприятно холодила разгоряченные тела, ноги по щиколотку увязали в смешанной со снеговой кашей глине, на волосах таял снег.

У того, что был пониже ростом, по подбородку стекала кровь – губа его была глубоко рассечена и, по всей видимости, причиняла сильную боль, так же, как и левая рука: было видно, что боец, немолодой уже мужчина, сохранивший, впрочем, прекрасную форму, двигает ею с некоторым усилием, время от времени роняя ее вдоль тела. Всякий раз, как это случалось, его соперник делал движение вперед, но рука тут же поднималась вновь, готовая парировать удар, и он прерывал начатую было атаку – имея дело с таким противником, спешить было смерти подобно.

Они молчали – все уже было ими сказано, все решено и давным-давно над всем были расставлены жирные точки. Оставалось поставить последнюю, и для этого не нужны были слова: какой смысл сотрясать воздух, когда все ясно и так?

По шоссе с шумом промчалась машина, мелькнуло и пропало размытое пятно света, и снова стало темно.

После короткой вспышки тьма, казалось, стала еще гуще, и тот, что был повыше, воспользовавшись этим, сделал рывок. Его противник попытался нырком уйти в сторону. Это удалось ему лишь частично – убийственный удар, направленный в адамово яблоко, пришелся в плечо, и без того уже поврежденное, ноги увязли в грязи, и он, потеряв равновесие, упал на одно колено, разбрызгивая грязь. Высокий ударил ногой, целясь в голову. Он торопился, чувствуя, как подступает, заволакивая мозг кровавым туманом, волна слепой ярости, и прекрасно понимая, что ярость в таких делах плохой помощник. Он всю жизнь презирал тех, кто неспособен во время боя отрешиться от эмоций, будь то страх, ненависть или то слепое бешенство, которое сейчас исподволь овладевало им.

Удар, конечно же, прошел мимо – старый хитрец, не мудрствуя лукаво, нырнул вперед и сбил противника с ног. Высокий всегда падал, как кошка, не ушибаясь. Отработанные годами тренировок рефлексы не подвели и на этот раз – он успел сгруппироваться и снова был на ногах едва ли не прежде, чем поднятые его падением брызги упали на дорогу, но старый дьявол уже был тут как тут – избитый, почти побежденный, с раненой рукой, он как-то ухитрился вскочить быстрее и даже нанести удар. Высокий вскинул руку, блокируй его, и брызги жидкой грязи, густо облепившей ладонь и рукав, от этого движения полетели прямо в лицо, на мгновение ослепив его.

Мгновения оказалось вполне достаточно – второй удар, стремительный и бесшумный, как выпад змеи, не встретил на своем пути никаких препятствий и попал точно в цель. Высокий еще какое-то время пытался удержаться на ногах, из последних сил борясь с тупой мощью земного притяжения, неудержимо тянувшей его вниз, потом колени его мягко подогнулись, и он медленно опустился в грязь.

Земля, словно этого ей было недостаточно, продолжала притягивать его, как магнитом, медленно, но верно пригибая книзу, и ему пришлось выбросить вперед руку, чтобы не упасть лицом в ледяную кашу.

Вторая рука была прижата к разбитой гортани, словно в запоздалой попытке защититься.

Противник почему-то медлил, не спешил нанести последний удар. Умирающий с трудом поднял голову и взглянул вверх. Человек, который уже наполовину убил его, стоял совсем рядом, нелепо перекосившись влево, придерживая правой рукой безвольно повисшую левую. Наверху снова послышался шум, и фары проехавшего автомобиля на миг осветили перепачканное кровью и грязью лицо победителя. На щеках его блестела влага, и умирающему на миг показалось, что его убийца плачет. Впрочем, скорее всего, это просто таял снег.

Продолжая придерживать поврежденное плечо, пожилой неторопливо зашел сбоку и нанес короткий, но мощный удар в висок тяжелым армейским ботинком. Он никогда не получал удовольствия от подобных сцен, но начатое необходимо было довести до конца, и он сделал это наиболее эффективным способом.

Удар отшвырнул высокого в сторону. Он упал беззвучно, как тряпичная кукла, и замер без движения. На безвольно откинутой в сторону руке тускло блеснул дорогой хронометр. Победитель еще некоторое время стоял, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, словно решая, не упасть ли и ему рядом, но в конце концов все же приблизился к неподвижно лежащему в грязи человеку и присел над ним. Он вздохнул, что-то тихо прошептал и, заранее кривясь от боли, подвигал раненой рукой. Это действительно оказалось больно, но рука все-таки слушалась.

– Придется тебе потерпеть, – сказал он руке, взял своего противника за воротник кожаной куртки и тяжело поволок его через дорогу к насыпи.

Под насыпью он остановился на минутку, чтобы передохнуть, и снова потащил тело – теперь наверх по заснеженному откосу, падая и время от времени постанывая от боли и чрезмерного напряжения.

Кровь из рассеченной губы, невидимая в темноте, падала в снег, а сверху все продолжали сыпаться огромные бутафорские хлопья – словно парашютики одуванчиков, словно перья из разорванной и пущенной по ветру перины.., словно десантники из грузового люка «Антея».

Уже наверху воротник, не выдержав, с треском оторвался, но теперь он был не нужен. Аккуратно опустив свою ношу на заслякощенную обочину, человек в грязной камуфляжной куртке подошел к переднему автомобилю и открыл дверцу. Вернувшись, он с трудом поднял тело и кое-как втиснул его на водительское место. Затем, перегнувшись через труп, нашарил в его кармане ключи и вставил в замок зажигания. Отпустив ручной тормоз, он завел двигатель, оставив его мерно урчать на холостых оборотах.

Повозившись минут пять, он зачем-то снял обе номерные пластины и положил их на багажник. Вернувшись к кабине, нашел под сиденьем кусок промасленной ветоши, открыл крышку бензобака и протолкнул тряпку туда, оставив снаружи свисающий конец. Когда ветошь основательно пропиталась бензином, он чиркнул зажигалкой и поднес трепещущий на ветру огонек к самодельному фитилю. Бензин вспыхнул, как и полагается бензину – ярко и весело.

Теперь нужно было поторопиться.

Человек в камуфляже быстро перебежал вперед, с хрустом включил передачу и придавил педаль газа ногой убитого, уперев ее коленом в нижний край приборной доски. Двигатель протестующе заревел.

Убийца до отказа вывернул руль вправо и отпустил сцепление, сразу же отскочив в сторону. Автомобиль рывком прыгнул вперед и вправо, нога убитого сорвалась с педали, двигатель заглох, но было поздно – длинная иномарка уже перевалила через край насыпи и неудержимо заскользила вниз.

Бензобак взорвался на середине откоса. При пляшущих вокруг оранжевых отблесках человек в камуфляже подобрал соскользнувшие с багажника номерные пластины, поискал глазами вокруг и поднял облепленный мокрым снегом револьвер – тяжелый «магнум» с глушителем. Затем он прыгнул за руль видавшего виды болотно-зеленого «лендровера» и, круто развернувшись, повел машину в сторону Москвы.

На мосту через реку он остановился и вышел из кабины. Внизу маслянисто отсвечивала черная, как деготь, быстрая вода. Оглянувшись по сторонам, человек в камуфляже бросил в реку снятые со сгоревшего автомобиля номерные знаки. «Магнум» с глушителем полетел следом. Человеку на мосту внезапно пришло в голову, что под этим мостом – да и под любым другим – хорошенько поискав, можно найти много интересного.

Зябко передернув плечами, он вернулся в кабину и включил первую передачу. В тот момент, когда он уже собирался тронуться, зазвонил сотовый телефон.

Он взял трубку и молча поднес ее к уху.

– Ну как? – спросил знакомый голос. – Все в порядке? Это, вообще-то, ты или он?

– Я.

– Ну, и что? Как там? Ну что ты молчишь, говори!

Человек за рулем «лендровера» устало прикрыл глаза.

– Да пошел ты, – сказал он в трубку, бросил ее на соседнее сиденье и плавно отпустил сцепление.

Алексей Петрович Жилин по кличке Жлоб взглянул на напольные часы, стоявшие в углу спальни.

Часы были старинные – во всяком случае, Жлоб считал их таковыми, – но, тем не менее, они прекрасно вписывались в новомодный интерьер, влетевший Алексею Петровичу в немалую копейку.

Витые черные стрелки показывали без четверти одиннадцать, а это означало, что времени оставалось в обрез. Алексей Петрович требовательно похлопал по тугому заду наемную девку – ту, что была поближе.

Вторая, до которой было не дотянуться, разобралась в ситуации сама и выпрямилась, безотчетно разминая затекшие губы. Наблюдая за тем, как она гримасничает, Жлоб невольно усмехнулся, заново переживая приятные минуты. Девки стоили дорого, но это были настоящие профессионалки, умевшие сполна отработать потраченные на них бабки. Судя по всему, они не впервые работали вдвоем. Это было как в цирке: платишь деньги, занимаешь место, а дальше от тебя ничего не зависит – расслабься и лови кайф. По части кайфа девочки были большими специалистками, и Алексей Петрович ни минуты не жалел о потраченных деньгах. В конце концов, деньги – это просто затейливо размалеванные клочки бумаги, хитроумный символ, и не более того, а чего стоят любые символы по сравнению с молодой бархатной кожей, под которой мягко переливаются упругие длинные мышцы.., нет, нет, сейчас не до того, пусть немного обождут.., и, кстати, этой рыженькой не мешало бы подбриться…

Движением руки удалив девок из помещения, Алексей Петрович уселся за письменный стол, придав лицу глубокомысленное выражение. С первого раза это получилось у него не так, чтобы очень: как ни крути, а губы у него затекли не меньше, чем у блондинки, и вдобавок все время хотелось сыто жмуриться и облизываться. Алексей Петрович до сих пор ощущал на губах характерный привкус, а ноздри его трепетали, втягивая особый, потайной и интимный запах молодого женского тела, так что сосредоточиться на делах было трудновато. Он энергично помассировал лицо ладонью, налил из графина граммов пятьдесят коньяка и проглотил содержимое хрустального стакана, как лекарство.

Огненная жидкость сработала безотказно, мгновенно приведя организм в рабочее состояние. Это было очень кстати: метель за окном вдруг на мгновение налилась белым электрическим светом, по тускло освещенной стене слева направо пробежал перечеркнутый крестообразной тенью оконной рамы светлый искривленный прямоугольник, и до слуха Алексея Петровича долетел приглушенный рокот мощного двигателя: несмотря на пламенный призыв президента, – российские чиновники по-прежнему предпочитали иномарки отечественным «волгам».

На всякий случай еще раз проверив, застегнута ли ширинка брюк, Жилин направился к дверям, чтобы с почетом встретить дорогого гостя. Они пожали друг другу руки и опустились в глубокие кожаные кресла, стоявшие по бокам приземистого столика с прозрачным верхом. Одна из девок – рыженькая, успевшая натянуть на себя мини-платье с огромным декольте, черные чулки и туфли на огромной шпильке, принесла кофе и коньяк на сверкающем подносе.

Ставя поднос на стол, она профессионально прижалась к плечу гостя круглой попкой, едва прикрытой платьицем, из-под которого весело выпирали черные кружева и белое мягкое тело. Гость рассеянно похлонал ее по скользкой нейлоновой ляжке и взглянул на Алексея Петровича поверх полупрозрачной чашечки кузнецовского фарфора – судя по всему, девки его в данный момент интересовали меньше всего.

– Итак?.. – с вопросительной интонацией сказал он.

Жлоб почесал согнутым указательным пальцем кончик крючковатого носа, несколько раз кашлянул в кулак и, наконец, сказал, скосив глаза в угол:

– Сто тысяч единовременно и двадцать процентов от дохода. Это максимум того, что я могу вам обещать. Если вы запросите больше, нас с вами просто закопают.

– Что ж, – неожиданно легко согласился гость, – я не против. Право же, это не те копейки, которые вы пытались предложить мне вначале. Теперь, когда мы достигли взаимопонимания, дела у нас, надеюсь, пойдут веселее.

– Факт, – подтвердил Алексей Петрович, предпочитавший во время переговоров с высокопоставленными чиновниками изъясняться максимально коротко. Такая манера речи успешно помогала скрывать недостаток образования и неизменно производила на собеседников хорошее впечатление. – Игорный бизнес – это же живые бабки. В обиде не будете, клянусь мамой.

Гость слегка поперхнулся, деликатно прикрыв рот холеной белой ладонью с тщательно ухоженными ногтями. Алексей Петрович Жилин по кличке Жлоб вдруг живо представил себе, как эти мягкие белые руки впервые берутся за резиновые ручки бензопилы «Дружба» где-нибудь в окрестностях Северного Полярного круга, и криво ухмыльнулся, на всякий случай отвернувшись к окну, за которым плотно валил мокрый снег. "Нет, – подумал он, – в зоне господин чиновник долго не протянет. Он ведь, дурачок, наверное, и не понимает до конца, во что влезает.

Этот мягкожопый, думает, что уголовный кодекс писан не для него, а для тех, кто не правильно переходит улицу и с голодухи тырит в булочной какой-нибудь батон. Давай, давай, господин чиновник, хватай копейку, пока дают. Не капитал, конечно, но с миру по нитке…"

Он снова ухмыльнулся. Зоны Жлоб не боялся – умеючи, там вполне можно жить, и жить неплохо. Было бы даже интересно оказаться с господином чиновником в одном бараке – в конце концов, небольшая жизненная школа тому отнюдь не помешала бы.

– Ладно, – сказал он наконец нарочито грубо. – Когда будет готово решение?

– Заседание разрешительной комиссии Состоится через неделю, – сказал человек из мэрии. – Я думаю, что ваш вопрос решится положительно.., если, конечно.., гм.., ну, вы меня, надеюсь понимаете.

– А как же, – расслабляясь в кресле, подтвердил Жлоб, – что ж тут непонятного. Половину суммы получите сейчас, половину – когда откроется казино.

– Вот и славно, – без тени смущения сказал чиновник и щелкнул замками кейса.

– Да ты не торопись, Василий Кузьмич, – окончательно расслабившись и в знак особого расположения переходя на «ты», усмехнулся Жлоб. – Отдохни, расслабься… Выпьем, в сауну сходим… Девочки нам спинку потрут. Видал, какие они у меня?

Он кивнул в сторону двери, где, прильнув к косякам, совершали томные телодвижения подружки-профессионалки.

– Я предпочел бы вначале завершить дела, – вежливо, но непреклонно заявил Василий Кузьмич и сложил свои розовые губы в некое подобие куриной гузки.

– Как хочешь, – пожал плечами Жлоб. – И то правда: делу время, потехе час. Брысь, – сказал он девицам, и те бесшумно исчезли.

В тишине было хорошо слышно, как внизу, в комнате охранников, гнусаво бубнит телевизор – Голован опять смотрел по видео какой-то боевик, не обращая никакого внимания на мониторы, подключенные к наружным телекамерам. Алексей Петрович сокрушенно покачал по этому поводу головой, тяжело поднялся с кресла и подошел к столу. Совершив некоторые манипуляции со средним выдвижным ящиком, он открыл ключиком потайное отделение и одну за другой выбросил на блестящую поверхность стола пять тугих пачек в банковской упаковке.

– Пятьдесят, – сказал он. – Поверишь, или будешь пересчитывать?

Василий Кузьмич, тоже подойдя к столу, наугад взял одну из пачек и ловко пробежался по срезу большим пальцем. Новенькие стодолларовые купюры приятно затрещали.

– Я думаю, в пересчете нет необходимости, – сказал он, с деланной небрежностью укладывая деньги в кейс. – Ведь нам с вами еще работать и работать. Насколько я понимаю, одним казино вы вряд ли ограничитесь.

Теперь настал черед Алексея Петровича бросать на собеседника пронзительные взгляды, поскольку тот только что проявил недюжинную прозорливость… если, конечно, это не было просто полной осведомленностью в делах, о которых этому мелкому поганцу из мэрии знать не полагалось. Жлобу необходимо было отмыть ни много ни мало восемь миллионов долларов – воровской общак возложил на него эту почетную миссию на последней сходке.

Он еще раз окинул чиновника подозрительным взглядом, но тот стоял как ни в чем ни бывало – видимо, сказанная им фраза все-таки не имела того глубинного смысла, который невольно придал ей подозрительный Жлоб. Более того, получив деньги, уважаемый Василий Кузьмич заметно повеселел и уже начал осторожно оглядываться по сторонам, явно отыскивая глазами девок.

Алексей Петрович только было собрался позвать их, но они уже были тут как тут – чертовы шлюхи, похоже, караулили за дверью. Гнев Жлоба, быстро вспыхнув, тут же погас – все-таки это были профессионалки, виртуозы своего дела, которым платили не только за то, что они вытворяли в постели или на ковре, но и за умение всегда быть под рукой, не путаясь при этом под ногами. Кроме того, как настоящие профессионалки, девицы были обучены не слышать того, что им слышать не полагалось, и уж подавно не в их привычках было передавать услышанное кому бы то ни было – такие вещи во все времена карались и караются беспощадно, и девки просто не могли об этом не знать.

– Ну так как, – спросил Жлоб у своего гостя, – в баньке-то попаримся?

– Почему бы и нет? – с деланным безразличием пожал плечами тот.

Весь он был какой-то ненастоящий, наигранный, словно дрянной актеришка в бездарной пьесе, и раздражал Алексея Петровича безумно. «Что поделаешь, – мысленно вздохнул Жлоб, – без этой гниды мне пока что не обойтись. Ишь, как глазки замаслились у государственного человека! Ванька-встанька, небось, вот-вот на волю вырвется.., вот смеху-то!»

Он незаметно кивнул девкам, и те, подступив с двух сторон, взяли гостя в оборот. Через полторы минуты тот был уже красен, расхлюстан и полностью готов к употреблению. Алексей Петрович, спрятав ухмылку, вернулся к письменному столу и удобно расположился в вертящемся офисном кресле, приготовившись наблюдать. Он любил иногда понаблюдать за друзьями и знакомыми, пока те развлекались за его денежки. Для особо стеснительных существовала скрытая видеокамера, установленная в нише за большим, в полный рост зеркалом, с виду очень похожим на старинное. Пленки потом просматривались при большом скоплении народа, а самые удачные Жлоб иногда крутил в одиночестве, получая невинное удовольствие, а порой и довольно выгодно продавал самым стеснительным из персонажей своих любительских фильмов. Порой Алексей Петрович подумывал, не отправить ли парочку кассет на телевидение, в программу «Сам себе режиссер» – глядя на то, как упражнялись посреди его кабинета некоторые из гостей, невозможно было удержаться от смеха.

Пока он развлекался подобным образом, за стенами его просторного особняка разворачивались события, которые в самое короткое время должны были роковым образом сказаться на его судьбе. Через высокий бетонный забор, надежно отгораживающий трехэтажный особняк от всего остального мира, одна за другой бесшумно перемахнули несколько темных фигур. Ослепленные метелью телекамеры не смогли засечь незваных гостей, да это и не имело ровным счетом никакого значения – Голован забыл про все на свете, увлекшись приключениями крутого киногероя.

В его пальцах дымилась забытая сигарета, которую ему не суждено было докурить.

Угрюмый увалень по кличке Назар, дремавший вполглаза на стуле у входной двери, вздрогнул и открыл глаза, услышав звон разбитого стекла. Похоже, решил он, что кто-то развлекается возле теплицы.

Возможно, это был всего лишь ветер, но Назар в этом сильно сомневался – теплица в имении Жлоба была сработана на совесть, как, впрочем, и все остальное, а никакого торнадо на улице не наблюдалось.

Звон повторился, а через секунду с треском лопнуло еще одно стекло. Сомнений не оставалось – какой-то недоумок бил стекла в теплице, не поленившись в чертову метель вскарабкаться на высоченный бетонный забор. Назар протяжно вздохнул – выходить на улицу ему совершенно не улыбалось, но он не сомневался, что Жлоб, увидев, во что за ночь превратилась его теплица, будет в бешенстве. Знал Назар и то, что в такие моменты его хозяин бывает попросту опасен, и единственное, что может смягчить его гнев, это яйца злоумышленника в оригинальной упаковке, или, на самый худой конец, сам злоумышленник – с разбитой в кровь мордой, дрожащий и готовый снять с себя последние штаны в возмещение убытков.

Отперев кодовый замок, Назар распахнул дверь, впуская в дом метель. Вместе с метелью в открывшийся дверной проем проникло кое-что еще, куда менее безобидное, чем снег и ветер. Выстрел хлопнул совсем негромко и как-то очень буднично, пуля крупного калибра, выпущенная почти в упор, снесла незадачливому охраннику полчерепа и намертво засела в стене. Назара швырнуло обратно на все еще хранящий тепло его тела стул, стул с грохотом опрокинулся, и охранник распластался на кафельном полу, заливая его темной кровью, в которой темнели какие-то сгустки. Его пистолет, вращаясь на скользком кафеле, отлетел в противоположный угол и замер, ударившись о стену.

Перепрыгивая через тело убитого охранника, перегородившее проход, в дом бесшумно и стремительно ворвались люди в темно-серых комбинезонах, поверх которых неприкрыто красовались легкие бронежилеты, и черных трикотажных масках, скрывающих лицо. Держа наизготовку автоматы с глушителями, они начали растекаться по дому, заглядывая в каждую дверь и перебегая от угла к углу. Их было семеро, но они передвигались с такой плавной стремительностью, что могло показаться, будто их гораздо больше.

Через несколько секунд в глубине дома хлопнул еще один выстрел, и Голован мешком свалился под консоль, на которой были установлены мониторы наружного обзора. Третий охранник, неожиданно выйдя из туалета в конце длинного коридора, наделал-таки шума: в его вскинутой руке блеснула короткая вспышка, и по всему дому раскатился полновесный грохот выстрела из старого доброго «ТТ». В ответ шепеляво залопотал автомат с глушителем; охранник выронил пистолет и с грохотом влетел спиной вперед в только что покинутое помещение. Приземлившись на сиденье унитаза, он обмяк, уткнувшись лбом в стену и глядя широко открытыми глазами на серо-белые, «под мрамор», разводы итальянской кафельной плитки, которой был облицован туалет. Дверь за ним затворилась, мягко щелкнув язычком замка.

В ответ на выстрел наверху истошно завизжала женщина, а на площадке второго этажа возник плечистый мужчина в черной майке без рукавов и с толстой золотой цепью на шее. В руках его задергался, плюясь огнем и рассыпая по покрытым ковровой дорожкой ступенькам горячие гильзы, короткоствольный «Калашников». Зеркальная стена прихожей взорвалась осколками, посыпалась сбитая штукатурка, с сухим стуком упала убитая наповал рогатая вешалка, стоявшая в углу. Последний вошедший в дом человек, одетый так же, как и остальные семеро, но вооруженный, в отличие от них, только длинноствольным «магнумом», небрежно вскинул револьвер и нажал на спуск. «Магнум» басовито рявкнул, и автоматчик, кулем перевалившись через перила, с треском обрушился на тонконогий столик с инкрустированной крышкой, стоявший под лестницей. Держась обеими руками за простреленный живот, он трудно шевелился среди обломков, пытаясь отползти. Стоявший в дверях человек неторопливо подошел к нему и протянул в его сторону руку с револьвером так, что длинное вороненое дуло почти коснулось разом вспотевшего лба. Раненый закричал, и тогда «магнум» выстрелил еще раз, оборвав этот хриплый отчаянный вопль.

Темные фигуры уже стремительно и плавно, как ртуть, текли вверх по лестнице. Второй этаж оказался пуст, если не считать полусумасшедшей старухи, замахнувшейся своей клюкой на ворвавшегося в ее конуру автоматчика. Это была престарелая мать Алексея Петровича, но автоматчика явно не интересовали тонкости жлобовой генеалогии – длинная очередь почти перерубила высохшее старушечье тело пополам, отбросив его на ночной столик, заставленный пузырьками и склянками. Столик перевернулся, задребезжало стекло и остро запахло аптекой, но автоматчик уже скрылся за захлопнувшейся дверью.

Человек, возглавлявший нападающих, неторопливо поднялся на третий этаж, держа «магнум» стволом вниз в опущенной руке. Стрельба и женские крики к этому времени уже стихли. Два автоматчика, приподняв стволы кверху, стояли по бокам дверного проема. Сорванная с петель дверь валялась в стороне.

В доме хлопали двери, и кто-то уже топал по чердаку, больше не таясь – зачистка, судя по всему, была близка к завершению.

Человек с «магнумом» шагнул в комнату, которую охраняли его люди, и остановился на пороге. Стянув с головы трикотажную маску, он бросил быстрый взгляд на часы и изобразил на своем обезображенном шрамами лице некое подобие улыбки.

– Три с половиной минуты, – сказал он. – Почти рекорд.

– Минута десять на этаж, – проговорил сзади один из автоматчиков. – Нормально.

Командир отряда равнодушно осмотрелся по сторонам. Жлоб так и остался сидеть в кресле, на сантиметр не дотянувшись до верхнего ящика стола, где у него хранился пистолет. В углу, спутавшись в окровавленный клубок, лежали полуголые девки – он даже не сразу понял, сколько их там, две или три.

А возле занавешенного тяжелой портьерой огромного, от пола до потолка окна стоял, одной рукой прижимая к груди кейс, а другой держась за простреленный бок, полумертвый от боли и страха гость Жлоба. Спущенные до самого пола вместе с трусами брюки отнюдь не придавали ему солидности. Окинув его холодным взглядом, командир брезгливо поморщился и обернулся к своим бойцам, по-прежнему стоявшим у дверей.

– Это еще что за диво?

– Говорит, из мэрии, – сказал один из автоматчиков и почему-то коротко и неприятно засмеялся.

Второй автоматчик аккуратно, двумя пальцами приподнял нижний край маски и, вежливо отвернувшись, плюнул на пол.

– Я из мэрии, – дрожащим голосом подтвердил Василий Кузьмич. – Объясните мне; что здесь происходит? Ведь вы же не бандиты, на вас форма. Вы очень вовремя, я уже начал бояться…