Текст книги "Убрать слепого"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 19

– Куда мы все-таки едем? – спросил Илларион Забродов, останавливая свой видавший виды «лендровер» перед тревожно полыхавшим рубиновым глазом светофором. Опять пошел снег, и от скрипа маячивших туда-сюда «дворников» в нагретой кабине было как-то особенно уютно.

– Красиво, – мечтательно сказал Мещеряков, глядя в окно.

– Гм, – отозвался с заднего сиденья Сорокин.

– Не понял, – сказал Забродов. – Куда, ты сказал, мы едем?

– Я сказал – прямо, – ответил Мещеряков. – У меня есть одна гипотеза, нуждающаяся в проверке.

Забродов широко зевнул и тронул машину с места – на светофоре загорелся зеленый.

– Изложишь? – коротко спросил он.

– Охотно, – сказал Мещеряков и замолчал.

– Это и есть твоя гипотеза? – осторожно спросил с заднего сиденья Сорокин, когда прошло минуты полторы. Забродов хмыкнул и обогнал осторожно пробиравшийся по гололеду длинный лимузин. Сквозь плотно закрытые окна до них донеслись отголоски громыхавшей в салоне лимузина музыки – Я формулирую, – важно сказал Мещеряков и почему-то вздохнул. – Честно говоря, – признался он, – формулируется с трудом. Здесь поверни направо, – сказал он Забродову.

Сказал он это слишком поздно – машина уже проскочила перекресток, идя в крайнем левом ряду.

Забродов с невозмутимым видом вывернул руль вправо и под возмущенный хор клаксонов направил «лендровер» в плохо освещенную боковую улицу.

– Ты что делаешь, убийца? – спросил побледневший Мещеряков.

– Поворачиваю направо, согласно вашему указанию, товарищ полковник, – деревянным голосом ответил Забродов. – Ну, ты закончил формулировать?

– С тобой сформулируешь… Собственно, это не гипотеза даже, а так.., неизвестно что, в общем.

– И ради этого мы едем к черту на рога, в Бутово, посреди ночи? – возмутился Забродов. – Давай-ка поподробнее, Андрей, пока я тебя не высадил.

– Говоря коротко, – начал Мещеряков, – я не знал, как подступиться к этому делу. Не станешь же ходить от одного генерала к другому и спрашивать:

«Это не вы, случайно, завалили Володина, Строева и Алавердяна? Ах, не вы? А „Икар“ тоже не вы брали? Ну, извините…» Поэтому я засел за компьютер.

Не скрою, добраться до бухгалтерских расчетов ФСБ оказалось непросто, да и, добравшись, там мозги можно вывихнуть…

– Представляю себе, – вставил Забродов.

– Короче, всякую чепуху вроде статей расходов и фамилий получателей я даже просматривать не стал, – продолжал Мещеряков, – а сосредоточился на датах.

– Ай, молодец! – похвалил Сорокин. – Выгонят из разведки – приходи ко мне, не обижу. Ну, голова!

– Дык, елы, – сказал довольный Мещеряков, и Забродов, не удержавшись, расхохотался – до того непохоже на полковника это прозвучало. – Итак, – продолжал Мещеряков, – я стал проверять даты выплат и кое-что обнаружил.

– Я даже примерно представляю себе, что именно, – пробормотал Сорокин. Забродов молча кивнул, крутя баранку.

– Да, – кивнул Мещеряков. – Суммы, выплаченные каким-то «свободным агентам» через сутки-двое после интересующих нас событий. Правда, генералов, похоже, мочили задаром, но кое-какая связь все равно есть.

– Кр-р-расавец! – сказал Сорокин. – Я тебя люблю, полковник.

– Наша любовь еще впереди, – пообещал Мещеряков. – Выплаты производились через двух людей; полковника Одинцова, который служил у Володина, и подполковника Федина – это, если память мне не изменяет, человек Потапчука.

– Володин – это здорово, – сказал Сорокин. – А кто такой Потапчук?

– Потапчук – тоже генерал, – пояснил Забродов, – только, в отличие от Володина, еще живой.

– Пока живой, – уточнил Мещеряков. – Вчера его люди кого-то брали на Арбате, взорвали мансарду, потеряли кучу народа, но, насколько я понял, остались с носом.

– Черт-те что, – проворчал Сорокин. – Это, значит, ваш Потапчук на Арбате наколбасил?

– Он не наш, – возразил Мещеряков, – Ты слушать будешь или нет?

Видя, что Сорокин пристыженно замолчал, он продолжал:

– Я решил потолковать с Одинцовым и Фединым, но оба куда-то исчезли. Пришлось учинить форменное расследование, причем я все время чувствовал, что хожу по самому краю…

– Бедняжка, – томным голосом сказал Забродов.

– Здесь налево, – сказал Мещеряков. – так вот, полковник Одинцов погиб при исполнении, причем как именно погиб, никто то ли не знает, то ли не хочет говорить, а этот самый Федин действительно исчез, как в воду канул, и ни дома, ни на работе о нем никто ничего не знает, хотя у меня сложилось такое впечатление, что некоторые были бы не прочь узнать.

– Еще один жмурик, – разочарованно сказал Сорокин. – Ты что, на могилку нас везешь?

– Вот тебе – жмурик, – сказал Мещеряков, протягивая назад кукиш. Сорокин аккуратно отвел кукиш в сторону, но тот немедленно вернулся на место. – Вот тебе, понял? – повторил Мещеряков. – Схоронился на одной из оперативных квартир, миляга, и носа не показывает.

– Орел, – сдержанно похвалил Сорокин, и кукиш, наконец, убрался. – А как ты его нашел?

– Случайно, – немного смущенно ответил Мещеряков. – Одна девица из отдела документации живет неподалеку. Она его видела.

– Взрослеешь, полковник, – похвалил Забродов. – Годам к семидесяти доберешься до невинных поцелуев.

– У меня, между прочим, двое детей, – обиделся Мещеряков, – в отличие от тебя.

– Брэк, – быстро вмешался Сорокин. – Давайте по делу.

– Если по делу, – продолжал Мещеряков, – то пришлось, взламывать файлы отдела, ведающего наймом жилой площади, и искать оперативные квартиры, расположенные в указанном районе. Я искал квартиры генерала Потапчука и, представьте, нашел.

Он вдруг широко, с подвыванием зевнул и тряхнул головой.

– Ты действительно молодец, Андрей, – серьезно сказал Илларион. – И действительно прошелся по самому краю.

– А, – отмахнулся Мещеряков, – все равно генерала мне не дали, так что терять нечего. Между прочим, – слегка оживившись, добавил он, – я попутно выяснил одну интересную деталь. Потапчук вчера, оказывается, брал штурмом одну из своих оперативных квартир.

– Ну и каша, – тоскливо сказал Сорокин. – Слушайте, разведчики, скажите мне честно: в этом городе есть нормальные обыватели, или все до единого работают на ФСБ, а все квартиры на самом деле явочные?

– Ты, например, на ФСБ не работаешь, – ответил Забродов, – и я не работаю… Во всяком случае, как правило. Мало тебе?

– Утешил, – вздохнул Сорокин. – Спасибо.

– Не за что, родимый, – с готовностью отозвался Забродов. – Вообще, во всем этом чувствуется система… Знаете, как будто курица разварилась в кашу, все мясо с костей облезло и лежит себе, как.., ну, как каша и лежит.., а скелет – там, внутри, – остался.

Надо его только ложкой зацепить и наружу вытащить, и сразу будет ясно, курица это была или какой-нибудь птеродактиль.

– Ложка нас ждет – не дождется, – сказал Мещеряков. – Давай-ка во двор… Ага, вот сюда.

Потрепанный «лендровер» свернул во двор длинного, как Китайская стена, шестнадцатиэтажного дома и покатился вдоль него. Мещеряков отсчитывал подъезды, Забродов вел машину, а Сорокин просто ждал, нервно куря на заднем сиденье.

– Эй, полковник, – позвал Илларион, – что ты такое куришь? Пахнет сушеным навозом.

– Правда? – изумился Сорокин. – А я думал, это только мне кажется.

– Приехали, – сказал Мещеряков, и Забродов затормозил. Они поднялись на четырнадцатый этаж в лифте. Выглянув в окошко на лестничной площадке, Сорокин увидел мерцающее сквозь падающий снег море огней и подумал, что днем отсюда должен открываться ни с чем не сравнимый вид. На миг он даже пожалел, что не стал монтажником-высотником – работа интересная, да и деньги, говорят, неплохие. А уж пейзажей насмотрелся бы…

Забродов уже звонил в дверь, и Сорокин с некоторой тревогой увидел в руке у Мещерякова страховидную черную «беретту» – полковник, похоже, опять начинал чувствовать себя Джеймсом Бондом.

Перехватив взгляд Сорокина, Забродов погрозил Мещерякову кулаком, и пистолет исчез.

– Не открывает, морда, – сказал Забродов и принялся барабанить в дверь каблуком.

Дверь соседней квартиры открылась, и на пороге возник сплошь поросший курчавым черным волосом амбал в растянутой майке и тренировочных брюках.

Он открыл рот, но Сорокин быстро поднес к его органам зрения свое удостоверение в развернутом виде, и рот захлопнулся. Через секунду захлопнулась и дверь.

– Нет, – сказал Забродов, – не открывает. Отойдите-ка в сторонку, полковники. Надоело цацкаться со всякой сволочью.

Он коротко ударил по замку ногой, косяк с треском вылетел, и дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену прихожей. Этот грохот слился с грохотом выстрела, прозвучавшего из квартиры, и пуля влепилась в стенку возле лифта. Забродова уже не было на площадке – он нырнул в квартиру, откуда послышалась какая-то возня и короткий придушенный вопль.

Дверь соседней квартиры снова открылась, и на площадку высунулся давешний амбал.

– Ну ночь же, – проныл он басом.

– Все, – сказал Сорокин, заталкивая его обратно в квартиру, – уже все. Мы больше не будем.

– А чего тут у вас, а? – настраиваясь на неторопливую беседу, поинтересовался амбал.

Из темноты, куда несколько секунд назад нырнул Забродов, раздался еще один придушенный крик, и недовольный голос военного пенсионера осведомился:

– Ну, где вы там, полковники?

Амбал повернул голову на голос. На лице его медленно проступило выражение жгучего интереса.

– Это кто там? – спросил он.

Мещеряков показал ему «беретту», и амбал исчез. Полковники вошли в прихожую. Сорокин прикрыл сломанную дверь, а Мещеряков щелкнул выключателем.

Однокомнатная квартира имела нежилой вид казенного помещения, и скудная меблировка нисколько не смягчала этого неприятного впечатления – так обставляют номера в дешевых гостиницах. На полу посреди комнаты лежал плечистый красавец с рано поседевшей львиной шевелюрой, а на спине у него восседал Забродов. «Макаров», из которого, по всей видимости, и был произведен неудачный выстрел, валялся в стороне, откатившись под журнальный столик.

Мещеряков с видом ангела мщения приблизился к распростертому на полу Федину, который, неудобно вывернув шею, с растущей тревогой наблюдал за его приближением, и, оттянув затвор пистолета, предложил:

– Поговорим, подполковник?

Подполковник Федин закончил свой рассказ.

За окном сыпал снег, свет настольной лампы милосердно скрадывал неуют явочной квартиры, обшарпанную мебель и притаившуюся по углам грязь. Стоявший у окна Забродов попытался взгромоздиться на узкий, в ладонь шириной, подоконник, не поместился и остался стоять, привалившись к подоконнику задом и через плечо глядя в ночь. В пальцах у него дымилась сигарета. Смотреть на увенчанного ранней сединой красавца-подполковника ему почему-то не хотелось.

Сорокин тяжело повозил под креслом ногами, растирая натекшую с ботинок лужу и длинно, тоскливо вздохнул.

– Ну и помойка, – сказал он.

Подполковник Федин рефлекторно шмыгнул разбитым носом, хотя из него уже давно перестало течь.

– Продать такое газетчикам – озолотимся, – по-прежнему глядя в окно, сказал Забродов.

– Шуточки у тебя… – отозвался Мещеряков и снова повернулся к Федину. – По-моему, это еще не все, – строго сказал он.

Федин снова шмыгнул носом и затравленно огляделся.

– Честное слово, я не могу, – почти прошептал он. – Рад бы, но не могу.

– Значит, дальше еще интереснее, – поморщившись, сказал Забродов.

Мещеряков с неудовольствием покосился на Сорокина – как ни крути, а это был посторонний, а тут говорились такие вещи, которые не стоило бы слушать никому, даже офицерам ФСБ. Последним – во избежание подрыва морального духа.

– Не томи, подполковник, – сказал он. – Мы ведь еще не знаем ни про твоего шефа, ни про то, что было дальше с этим отрядом… Ну, допустим, про Володина и остальных ты можешь и не знать, ты ведь здесь давно… А кстати, почему ты здесь?

– А что с Володиным? – вместо ответа спросил подполковник.

– Убит, – ответил Мещеряков. – Но вопросы здесь задаешь не ты.

Федин, казалось, немного расслабился, узнав о смерти генерала.

– Потапчук здесь ни при чем, – сказал он. – Он с самого начала был против этой затеи. Он говорил, что нельзя усугублять криминальный беспредел беспределом правоохранительных структур…

– Золотые слова, – сказал Сорокин. – Хотя иногда так хочется усугубить… Просто вынул бы пистолет и прострелил башку без суда и следствия.

– Н-да, – неопределенно вымолвил далекий от милицейских будней Мещеряков. – А ты, значит, усугублял, то есть, попросту говоря, сдавал Володину секретную информацию?

Федин застенчиво пожал одним плечом.

– Что ты жмешься, как б.., под дождем! – гаркнул вдруг Мещеряков. Сорокин вздрогнул, а Забродов на время оторвался от созерцания парящих в темноте снежных хлопьев и с веселым удивлением уставился на своего друга – таких речей он не слышал от Мещерякова со времен Афганистана. – Дальше рассказывай!

Федин хлюпнул носом.

– Когда генерал меня вычислил, – продолжал он, – то приказал аккуратно ввести в состав отряда своего человека. Это было как раз после расстрела персонала «Икара».

– Еще один стукач, – спокойно заметил от окна Забродов.

– Нет, – сказал Федин. – Как я понял, это был агент.., ну.., для особых поручений.

– Неужели киллер? – поразился Забродов. – Ай да генерал! И что же?

– Агент вместе с отрядом принял участие в двух зачистках. Обе прошли неудачно, с шумом и большими потерями. Похоже, это он предупредил Малахова о готовящемся нападении, так что при штурме отряд потерял троих. При ликвидации Конструктора взрывное устройство сработало раньше времени, и еще один член отряда погиб. После этого Володин принял решение уничтожить оставшихся в живых членов отряда и отправил в бункер взвод спецназа под командованием полковника Одинцова.

Никто из них не вернулся, бункер оказался затопленным.

– Тысяча и одна ночь, – вставил Сорокин.

– Понимая, что Володин вот-вот вычислит степень моей причастности к тому, что произошло, я попросил у генерала Потапчука разрешения скрыться.

– Нашел, где скрываться, – хмыкнул Сорокин. – Эх, ты, чекист.

Мещеряков порылся во внутреннем кармане пальто, достал портмоне, вынул из нее какую-то фотографию и показал ее Федину.

– Это не тот агент? – спросил он.

Федин бросил на фотографию беглый взгляд, вздрогнул и отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Это командир отряда, майор Сердюк. Кличка – Батя. Отстрелялся, сволочь…

Где это его так красиво приложили?

Сорокин отобрал у него фотографию, посмотрел, передернул плечами и отдал ее Забродову. С фотографии смотрело покрытое страшными шрамами лицо с дырой точно посередине лба.

– Красавец, – сказал Забродов. – Борода, надо понимать, накладная?

– Волосы тоже, – кивнул Мещеряков. – А нашли его на квартире у любовницы генерала Строева.

Генерал и эта баба тоже были там. Оба убиты из армейского «кольта», который был в руке у этого типа.

Майора застрелил генерал, пистолет тоже был у него в руке.

– А куда попало генералу? – спросил Сорокин, неожиданно заинтересовавшись.

– В голову, – ответил Мещеряков. – Раздроблен подбородок, пробит мозжечок…

– Интересное кино, – сказал Сорокин. – За что убили этих генералов, мне теперь понятно. Непонятно только, кто из этих двоих вел прицельный огонь с пулей в башке?

– Правда, интересно, – сказал Забродов. – Значит, был третий. Тогда из чего он стрелял? Я понял так, что обе пули – и та, которой был убит генерал, и та, что попала в любовницу, выпущены из майорского «кольта»? Все-таки выходит, что стрелял он один. Мертвый.

– Майор обычно пользовался «магнумом», – подал голос Федин.

Мещеряков вздрогнул.

– Вот оно, – сказал он. – Алавердяна завалили именно из «магнума», причем из того же, который засветился практически на всех делах «Святого Георгия». И было это уже после того, как погиб майор Сердюк.

– Некротическое явление, – зловещим голосом сказал Забродов. – Каждую ночь земля на кладбище начинала шевелиться, и из могилы, дрожа и скрежеща зубами, медленно поднималась наводящая ужас фигура в истлевшем саване и с большим ржавым «магнумом» в костлявой трясущейся руке… – с подвыванием продекламировал он.

– Проще, – сказал практичный Сорокин. – Они пришли к Строеву вдвоем. Генерал завалил майора сразу, потом этот самый второй застрелил генерала и его бабу, забрал у майора его «магнум», а взамен оставил свой «кольт» и спокойненько ушел.

– Звучит убедительно, – согласился Мещеряков. – Очень убедительно звучит. Только кто он, этот второй?

– Кто-нибудь из отряда, – предположил Забродов. – Или этот суперагент.

– А зачем агенту Потапчука шлепать генералов? – пожал плечами Мещеряков. – Сердюка он мог замочить когда угодно. Или Потапчук велел ему разделаться со всеми – до седьмого колена? Что-то непохоже. А Володина, между прочим, тоже застрелили из «кольта», – вспомнил он.

– Да, – сказал Сорокин, – чепуха какая-то получается, пироги с котятами. А что это за агент такой? – спросил он у Федина.

– Не знаю, – ответил тот. – Генерал работал с ним лично. Я видел его только один раз, когда инструктировал в качестве новобранца в отряд. Кличка у него – Слепой.

– Странная кличка для человека, который так стреляет, – заметил Сорокин.

– У него что-то с глазами, – объяснил Федин. – Свет он, что ли, плохо переносит, зато в темноте видит, как кошка.

– Нокталопия, – с ученым видом изрек Мещеряков.

– Да, – сказал внезапно сделавшийся очень задумчивым Забродов, – нокталопия… Был у меня один такой курсант. Давненько уже. Он молодой? – спросил он у Федина.

– Кто, Слепой? Да нет, – пожав плечами, ответил подполковник. – Лет сорок наверняка, точнее не скажу.

– Похож, – протянул Забродов еще более задумчиво.

– Упаси боже от твоих учеников, капитан, – сказал ему Сорокин.

– Погоди, – отмахнулся Забродов. – Описать его можешь? – спросил он у Федина.

Подполковник старательно и очень подробно описал внешность Слепого. Забродов вздохнул с некоторым облегчением.

– Нет, – сказал он, – не похож. Просто совпадение. Не мог Глеб вот так…

– Люди меняются, он, этот твой Глеб? – сказал Сорокин. – А где?

– Я слышал, что он погиб, – ответил Забродов. – Еще в Афганистане.

– А, – разочарованно кивнул Сорокин, – тогда это, конечно, не он.

– Да говорю же, что не он, – немного раздраженно повторил Забродов. – По описанию ни капли не похож.

– Надо как-то выходить на Потапчука, – сказал Мещеряков. Он выглядел осунувшимся и очень озабоченным. – Без него нам до этого Слепого не добраться.

Сорокин снова протяжно вздохнул, встал и потянулся, разминая затекшие мышцы. Пройдясь из угла в угол комнаты, он резко остановился под люстрой и по-бычьи наклонил голову, выпятив нижнюю губу.

– А зачем нам выходить на Потапчука? – спросил он вдруг. – Что толку? Пусть он сам разбирается со своим агентом. Судя по вчерашней кутерьме на Арбате, он уже взялся за него вплотную. Больше, насколько я понимаю, в этом деле брать некого. Генералов своих мне ФСБ все равно не отдаст – ни живых, ни мертвых, а со своими агентами, повторяю, пусть разбираются сами. Эх, говорили мне: не связывайся ты с этими вонючками! Сам, что интересно, своим гаврикам чуть ли не каждый день вдалбливаю: не трогай вонючку, сто лет потом не отмоешься. И сам же все время умудряюсь влезть в это дерьмо.

– Это кто вонючка? – решил вступиться за честь мундира Мещеряков.

– Да не кто, а что, – равнодушно поправил его Сорокин. – Это я так дела называю, в которых госбезопасность замешана. Чего ты взъелся? Вам-то можно нас ментами величать… Короче, пошли отсюда к такой-то матери. Полночи только зря потеряли. Вот дерьмо-то…

– Ну, не так уж и зря, – сказал Мещеряков. – Ты чего добивался? Ты добивался, чтобы убийцы понесли наказание. Все они, между прочим, уже землю парят, даже те, кто их, так сказать, направлял. Ну, не все, но это, похоже, дело времени. Можешь спать спокойно. Отчетность за прошлый год все равно испорчена, тут уж ничего не поправишь, но этот год будет поспокойнее.

При слове «отчетность» Сорокин сильно скривился, но кивнул, выражая полное согласие со словами Мещерякова.

– Пошли отсюда, – повторил он. – Я спать хочу.

– А я? – спросил Федин.

– А ты беги, куда глаза глядят, дурак, – сказал ему Сорокин. – Тоже мне, спрятался. Смотри, найдет тебя Слепой… Что там у него сейчас на вооружении – «магнум»? Ты дырку от «магнума» видел когда-нибудь?

Федин быстро-быстро закивал и вскочил, явно готовый бежать сию минуту, и именно так, как сказал Сорокин – куда глаза глядят.

– Пистолет подбери, дурилка картонная, – презрительно добавил Сорокин.

Федин наклонился, подобрал пистолет и выскочил за дверь, на ходу натягивая пальто.

– Ишь, заторопился, – сказал Сорокин. – Ну, вы идете или нет?

– Погоди, – сказал вдруг Забродов. – Постойте, полковники.

Сорокин и Мещеряков уставились на него с усталым любопытством – что он еще придумал? Несмотря на свой высокий профессионализм, а может быть, и благодаря ему, Забродов бывал порой совершенно несносен, доводя окружающих до белого каления своими неуместными шутками и обидными намеками, построенными на цитатах из никем, кроме него самого, не читанных книг.

– Ну, что еще? – сварливо осведомился Мещеряков. – Живот схватило?

Сорокин невольно усмехнулся: Забродов выглядел именно так, словно у него внезапно случился приступ диареи.

– Андрей, – сказал Забродов, – у меня к тебе просьба. Поговори, пожалуйста, с Федотовым.

– Зачем это? – немного агрессивно поинтересовался Мещеряков, Генерал Федотов был его непосредственным начальником и очень не любил, когда его беспокоили по пустякам. Да и кто, если разобраться, это любит?

– Ты знаешь, зачем, – сказал Забродов. – Вы кое-что упустили, полковники.

– Что же? – спросил Сорокин. Ему все это надоело – «вонючка», как обычно, не доставляла ничего, кроме неприятностей. Самой отвратной особенностью подобных дел полковник считал то, что от их расследования нельзя было отказаться простым волевым усилием – «вонючка» прекращалась сама и только тогда, когда у нее кончался завод. Так, похоже, было и на этот раз.

– Вы забыли про утопленных спецназовцев, любовницу генерала Строева и тех ребят, которые штурмовали оперативную квартиру, – сказал Забродов.

– Ax, да, – сказал Сорокин, – это же был спецназ… Око за око?

– Я думал, ты умнее, – констатирующим тоном сказал Забродов. Сорокин хмыкнул – впрочем, с изрядной долей неловкости, поскольку выпад и впрямь получился глупый. – Любовница генерала не служила в спецназе, а Алавердян, насколько я понял, не имел никакого отношения к отряду. Этот парень начал убивать всех подряд. Завтра он шлепнет гаишника, который попытается оштрафовать его за не правильный переход улицы, а послезавтра сожжет автобус, потому что решит, что его пассажиры видели, как он шлепал гаишника.

– Ты сгущаешь краски, Илларион, – сказал Мещеряков, но как-то не очень уверенно.

– А по-моему, это вы пытаетесь спрятать голову в песок, – спокойно ответил Забродов. – Подойдите к делу не как офицеры двух различных ведомств, ни одно из которых не занимается делами взбесившихся агентов ФСБ. Побудьте для разнообразия просто офицерами, раз уж у вас не получается забыть на время о своих погонах.

– На жалость бьет, сукин сын, – сказал Мещерякову Сорокин.

Мещеряков тяжело вздохнул.

– Ты хочешь, чтобы Федотов пощупал Потапчука? – спросил он у Забродова.

Тот молча кивнул и принялся сосредоточенно раскуривать сигарету.

– А ты понимаешь, что завершать это дело, скорее всего, придется именно тебе? Вряд ли генералы захотят предавать дело дальнейшей огласке, действуя по официальным каналам.

Забродов вообще не отреагировал, только покосился на Мещерякова через плечо прищуренным глазом.

– Это профессионал, Илларион, а ты уже не мальчик, – продолжал Мещеряков. – Как только он поймает тебя на мушку, весь твой опыт перестанет иметь значение – пуле все равно.

Забродов вдруг широко улыбнулся, хлопнул Мещерякова по плечу и разразился очередной цитатой.

– Но взял он меч и взял он щит, – нараспев продекламировал Забродов, – высоких полон дум. В глущобу путь его лежит, под дерево Тумтум.

Сорокин рассмеялся, а Мещеряков нахмурился – он не читал книги веселого англичанина.

– Мне не все равно, друг Андрюша, – пояснил свою мысль Забродов. – Мне совсем не все равно – не знаю даже, почему.

– Потому что ты блаженный, – сказал Мещеряков, и все трое покинули оперативную квартиру.