Текст книги "Убрать слепого"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Глава 5

Майор Сердюк, которого подчиненные уважительно именовали Батей, плотно застегнул длинный светлый плащ и бросил взгляд в зеркало. Плащ был снабжен накладными плечами, ширина которых удачно скрадывала спрятанный под плащом бронежилет. Тяжелый «магнум» с длинным глушителем майор уложил в солидный атташе-кейс. Защелкнув кодовые замки, он аккуратно нахлобучил на свою бритую макушку мягкую черную шляпу с широкими полями и поднял воротник плаща.

– Ален Делон, – одобрил Костя, поправляя на плече ремень спортивной сумки.

– Рубероид, ты готов? – спросил Батя, игнорируя Костю. Он был серьезен и сосредоточен, как всегда перед операцией.

– Всегда готов, – ответил Рубероид. Он говорил без малейшего намека на акцент, поскольку родился и вырос в Москве.

Выглядел Рубероид едва ли не более импозантно, чем Батя. На шее у него был элегантнейшим образом наверчен тонкий белоснежный шарф, все же остальное – от сверкающих ботинок до шляпы, не исключая и толстогубого лица, – было черным. Девятимиллиметровый «вальтер» с глушителем висел у него в наплечной кобуре под длиннополым пальто.

– Сверчок, – сказал майор, – смотри, чтоб в доме был порядок.

– Само собой, – обреченно вздохнул Сверчок, на долю которого сегодня выпало скучное дежурство в бункере.

– Подмети пол, начисти котлы и перебери два мешка проса и гороха, – скрипучим голосом сказал Сверчку Костя. – И главное, не выходи со двора.

Сверчок показал Косте кулак с отставленным средним пальцем и набрал кодовую комбинацию, отпиравшую люк. Семь человек, пятеро из которых несли спортивные сумки, грохоча ботинками по дырчатым ступеням железного трапа, поднялись наверх и через две минуты уже грузились в две машины – неприметные «жигули», стоявшие под сводами бывшего склада инструментального завода. Тяжелые ворота распахнулись, и машины одна за другой выехали на улицу. По дороге к центру одна из них ненадолго остановилась возле большого универсального магазина.

Из нее вышли Батя и Рубероид.

Перейдя дорогу, они погрузились в припаркованный на противоположной стороне улицы длинный, как железнодорожный вагон, сверкающий «крайслер», причем майор уселся за руль, а Рубероид по-хозяйски развалился на заднем сиденье и, входя в роль, сделал повелительный жест рукой. Машина тронулась.

Сидевший за рулем майор Сердюк и не думал высматривать растворившиеся в путанице московских улиц «жигули» – он знал, что в нужное время обе машины окажутся в нужном месте, и ничуть не волновался по этому поводу. Майор вообще очень редко позволял себе волноваться, справедливо полагая, что волнение сильно сокращает жизнь, особенно жизнь людей его профессии.

Через полчаса «крайслер» мягко затормозил перед парадным подъездом здания, в котором размещалось правление столичного коммерческого банка «Икар».

Высокая зеркальная дверь и отделанный мрамором портик выходили в тихий переулок, почти сплошь занятый офисами и дорогими магазинами. Скучавший в тамбуре между двумя дверями охранник, вооруженный резиновой дубинкой и газовым пистолетом, немного подобрался, сквозь зеркальное стекло наблюдая за тем, как вышедший из подъехавшего новенького «крайслера» дорого и со вкусом одетый мужчина – по виду крутой бизнесмен – предупредительно распахивает заднюю дверцу своей навороченной тачки, выпуская на тротуар расфуфыренного негра. Это наверняка были клиенты, и, судя по всему, клиенты денежные. Охранник оценивающе посмотрел на атташе-кейс, который небрежно покачивался в руке у водителя «крайслера», пытаясь прикинуть, сколько там может быть.

Батя незаметно окинул улицу наметанным глазом, сразу заметив обе машины со своими людьми – они стояли совсем недалеко, но так, чтобы никому и в голову не могло прийти, что они как-то связаны друг с другом и с банком «Икар». Людей в них видно не было – только водители со скучающим видом покуривали, пуская дым в приоткрытые окошки, – Вот идиоты, – негромко сказал Рубероид, поправляя на шее шелковый шарф.

– Что-нибудь не так, мистер Браун? – спросил майор.

– Они выглядят, как зеркальные отражения друг друга, – ослепительно улыбаясь, сказал «мистер Браун», незаметно кивая в сторону водителей. – Даже сигареты держат одинаково, разве что затягиваются не синхронно.

– Ох уж эти иностранные умники из МВФ, – проворчал майор. – Недаром наш премьер ими недоволен: все-то им не так. Соберись, Рубероид, балаган оставим на потом.

Он распахнул перед «мистером Брауном» высокую дверь, и они вошли в здание, напоследок отразившись в огромном зеркальном стекле. Охранник в тамбуре сделал безразличное лицо, но внутреннюю дверь перед Рубероидом все-таки открыл, так что тот едва удержался от того, чтобы дать ему на чай.

Остановило его только то, что дело это все равно было абсолютно бессмысленным: жить охраннику оставалось считанные минуты.

В вестибюле им навстречу шагнул еще один охранник. Этот был экипирован по всем правилам: зеленый летний камуфляж, бронежилет и короткоствольный «Калашников» поперек живота. Сердюка всегда раздражала эта появившаяся в последние годы мода: расхаживать в центре огромного мегаполиса в полевом камуфляже, да еще зимой, черт побери! Как в тылу врага. «Штирлиц шел по Берлину, и ничто не выдавало в нем советского разведчика, кроме волочившегося сзади парашюта…» Окинув охранника неприязненным взглядом, он спросил:

– Скажи, генерал, а гранатометы вам на посту не положены?

– Вы к кому? – спросил охранник, проигнорировав вопрос Сердюка, но по его разом подсохшему лицу было видно, что стрела угодила в цель: видимо, этот бугай все-таки испытывал некоторую неловкость от того, что сидел в отделанном черным мрамором вестибюле, вырядившись, как какой-нибудь коммандос перед боевым выбросом.

– What's wrong, mister Rogoff? – забеспокоился Рубероид, обводя заинтересованным взглядом вестибюль и охранника.

– Итс о'кэй, мистер Браун, – успокоил его Батя и повернулся к охраннику. – Мистер Браун – эксперт Международного валютного фонда. Он прибыл в Москву вчера вечером для того, чтобы выборочно ознакомиться с работой коммерческих банков. МВФ намерен прибегнуть к услугам некоторых из них для того, чтобы разместить часть предоставляемых нам кредитов. Сейчас он хотел бы встретиться с президентом правления. Надеюсь, господин Петрищев на месте?

Охранник пребывал в явном замешательстве – уверенные непринужденные манеры майора в сочетании с его лицом, сильно напоминавшим лицо незабвенного Фредди Крюгера, производили двойственное впечатление.

– Меня не предупреждали… – неуверенно начал он.

– Вы что, не понимаете? Это инспекция, – тоном, каким обычно вразумляют грудных младенцев, сказал майор.

– В таком случае, прошу предъявить документы.

Майор Сердюк повернулся к Рубероиду, который маячил позади него, благожелательно улыбаясь и продолжая глазеть по сторонам, и сказал извиняющимся тоном:

– Хи вонтс.., э-э-э., в общем, ваши пейпарс.

Рубероид изобразил на лице напряженное внимание, потом просиял и, радостно кивая, полез за пазуху, что-то быстро и оживленно лопоча по-английски.

Охранник немного расслабился, но вместо документов чернокожий эксперт из МВФ плавным отработанным движением извлек из-под пальто пистолет с глушителем и без лишних разговоров нажал на курок, после чего стремительно развернулся и выстрелил еще раз. Вторая пуля проделала аккуратную круглую дырку в стеклянной перегородке, отделявшей вестибюль от тамбура, где скучал второй охранник, и вошла тому прямо в открытый от изумления рот. Оба охранника упали почти одновременно. Майор Сердюк подхватил того, что был поближе, чтобы он, падая, не загремел автоматом, и осторожно опустил его на мраморный пол, стараясь не испачкать кровью свой светлый плащ.

– Чисто сделано, мистер Браун, – похвалил он.

– Служу России, – осклабился Рубероид.

Батя пригнул голову к микрофону спрятанной под плащом рации и бросил в эфир короткое слово. Через десять секунд в вестибюль начали входить его люди, на ходу торопливо высвобождая из спортивных сумок автоматы. Пока они собирались, майор расстегнул кейс и извлек оттуда свой «магнум». Отставив кейс в сторону, он окинул свое воинство странно остекленевшим взглядом и сделал повелительное движение стволом револьвера.

Люди в черных трикотажных масках с короткоствольными автоматами в руках начали бесшумно и стремительно растекаться по зданию.

Дмитрий Зернов второй день наблюдал за офисом «Икара» в надежде подсмотреть хоть что-нибудь, что могло бы помочь ему в его журналистском расследовании. Распечатка, полученная им от Бражника, содержала множество интересных предположений и версий, в свете которых президент правления коммерческого банка «Икар» Лев Игоревич Петрищев выглядел далеко не лучшим образом. К сожалению, помимо версий и догадок, в распечатке не обнаружилось ни одного документально подтвержденного, проверенного и доказанного факта – Бражник был прав, Лев Игоревич оказался мужчиной очень осторожным и далеко не глупым, и взять его с поличным, похоже, было не так-то просто. Можно было, конечно, сдать материал, построенный именно на версиях и предположениях, но идти на это Зернову очень не хотелось, поскольку помимо журналистской этики существовала еще проблема личной безопасности. Недоказанные обвинения поставят его под удар точно так же, как и доказанные, но во втором случае можно было бы рассчитывать на защиту со стороны закона, в то время как нападать на Петрищева, имея в активе одни предположения, пусть себе и целиком правильные, значило примерно то же, что бросаться с кулаками на танк.

Вот поэтому Дмитрий Зернов и сидел второй день подряд на подоконнике большого стрельчатого окна, расположенного на лестничной площадке между вторым и третьим этажами старого, дореволюционной постройки дома, стоявшего напротив правления банка. Занимая эту выгодную во всех отношениях позицию, Зернов предусмотрительно вооружился стареньким «никоном» с мощным телеобъективом, дававшим двенадцатикратное увеличение, так что внутренность офиса, не говоря уже о парадном входе, была перед ним, как на ладони – жалюзи по случаю пасмурной погоды держали открытыми, и в ожидании настоящего материала Зернов развлекался, фотографируя хорошенькую секретаршу Петрищева.

Девица была бойкая, живая и в высшей степени сексапильная, так что наблюдать за ней было сущее удовольствие.

Зернов, однако, пришел сюда не за этим и уже начал понемногу раздражаться, хотя и понимал, что Петрищев вряд ли круглые сутки мусолит в пальцах забрызганные кровью пачки долларов и пересчитывает пластиковые пакетики с героином. В голове журналиста роились планы провокаций – один безумнее другого, – направленных на то, чтобы вывести господина президента правления на чистую воду.

– Нет, – вполголоса сказал себе Зернов, – пора завязывать, пока я не наделал глупостей. Графа Монте-Кристо из меня не вышло, придется собирать материал по крупицам.

К подъезду правления подкатил ненормально огромный «крайслер». Без особенного интереса Дмитрий приник глазом к видоискателю и заинтересованно хмыкнул: парочка, вышедшая из машины, вызвала его живой интерес.

То, что один из них был негром, еще куда ни шло – мало ли в Москве негров! – ,но вот лицо второго, отчетливо различимое при двенадцатикратном увеличении, очень мало напоминало холеную ряшку преуспевающего бизнесмена. Для бодигарда этот персонаж был староват. При взгляде на то, что не скрывали широкие поля шляпы, на ум приходила исполосованная вдоль и поперек физиономия камикадзе-ветерана, который раз пятьдесят таранил на своем стареньком винтомоторном истребителе всякие канонерки, эсминцы, транспорты и даже линкоры и каждый раз каким-то чудом оставался в живых. От наметанного глаза Зернова не ускользнули ни ненормальная ширина плеч посетителей банка, ни некоторая общая бочкообразность их фигур, наводившая на нелепую мысль об упрятанных под дорогими длиннополыми пальто бронежилетах.

– Эге, – вслух сказал Зернов, торопливо взводя затвор фотоаппарата и на всякий случай несколько раз щелкая странную парочку, – а ведь я, похоже, не зря здесь сидел!

Когда через минуту в зеркальную дверь один за другим вошли пятеро молодых, спортивного вида парней с полупустыми сумками в руках, Дмитрий окончательно уверился в том, что к нему в руки сама собой приплыла сенсация. Неважно, что представлял из себя Лев Игоревич Петрищев – в данный момент его явно собирались раскрутить на всю имеющуюся под рукой наличность. Намечалась уникальнейшая в своем роде вещь – эксклюзивный репортаж об ограблении банка, за который уголовный розыск и ФСБ наверняка перегрызут друг другу глотки. «Дудки, – решил Дмитрий Зернов. – Сначала все это увидят читатели „Криминальной хроники“, а уж потом все эти деятели в погонах. Будут знать, как зажимать информацию!»

Вскоре в окнах второго этажа замелькали фигуры в масках.

– Вот блин! – восхищенно сказал Зернов и принялся щелкать затвором камеры.

Через полминуты волосы у него на затылке встали дыбом – он внезапно понял, что вместо репортажа об ограблении снимает подробный фотоотчет о зверской расправе. Разметанные выстрелами, голубями разлетались пачки бумаг, не успевшие ничего понять люди умирали в своих кабинетах: нападавшие просто пинком отворяли дверь и поливали помещение свинцом.

Сексапильная секретарша, которую автоматная очередь вспорола, как набитую перьями подушку, опрокинулась вместе со своим вращающимся стулом, высоко задрав длинные, туго обтянутые нейлоном ноги.

Двенадцатикратное увеличение давало Зернову возможность видеть гораздо больше, чем ему хотелось бы, но он продолжал щелкать затвором камеры, дрожа от испуга и возбуждения.

Всесильного господина Петрищева шлепнули быстро и буднично, как глиняную тарелочку на соревнованиях по биатлону – старенький «никон» успел трижды щелкнуть, пока он спиной вперед падал на свой рабочий стол, опрокидывая его вместе со стоявшим на нем компьютером, монитор которого как раз в этот момент взорвался от угодившей в него пули.

Внизу по улице проезжали автомобили и торопились по своим делам озабоченные пешеходы – никто даже не поднял головы туда, где сейчас умирали перепуганные, ничего не понимающие люди. Это объяснялось просто: Зернов отчетливо видел толстые трубы глушителей, навинченные на каждый ствол. Со своего места он насчитал восемь трупов, хотя был уверен, что это далеко не все. Пленка в аппарате кончилась одновременно с завершением бойни. Трясущимися руками Зернов сменил кассету и взял аппарат наизготовку, надеясь заснять момент отбытия банды, но из подъезда так никто и не появился – видимо, убийцы ушли через черный ход, бросив блестящий «крайслер» на произвол судьбы.

«Гриша Бражник мне за эту пленочку задницу в кровь расцелует», – подумал Зернов и резко перегнулся пополам. Его стошнило на кафельную плитку пола, после чего в голове немного прояснилось, хотя вспоротый живот и высоко обнажившиеся ноги молоденькой секретарши продолжали неотступно маячить перед глазами наряду с другими, не менее живописными картинками. Нарочито медленно, стараясь унять крупную дрожь в руках, журналист Зернов сложил в кофр свою аппаратуру и, больше уже не сдерживаясь, сломя голову бросился вниз по лестнице.

– Ты понимаешь, что ты мне принес, блаженный? – спросил следователь городской прокуратуры Григорий Бражник, с отвращением отодвигая от себя неопрятно разъехавшуюся пачку фотографий. Фотографии были цветные, глянцевые, очень четкие и подробные – честно говоря, Бражник предпочел бы, чтобы подробностей было поменьше, поскольку туалет располагался в дальнем конце коридора.

– А что такое? – немного агрессивно спросил Зернов, застегивая сгоряча расстегнутую куртку – в угловом кабинетике Бражника вполне можно было открывать филиал медвытрезвителя, и красновато тлеющий в углу обогреватель ничуть не влиял на температуру в помещении, которая медленно, но уверенно клонилась к минусовой. – А что это у тебя в кабинете такой колотун?

– Колотун… – рассеянно повторил Бражник, снова беря в руки верхнюю фотографию, на которой крупным планом была изображена петрищевская секретарша в падении. – В самом деле, почему? Красивая девочка, – сказал он, кладя фотографию на место. – Жалко.

– Это все, что ты можешь сказать? – спросил Зернов.

– Ага, – как-то безучастно подтвердил Бражник. – Все.

– Ну, знаешь, – Зернов даже задохнулся от возмущения. – Я, конечно, понимаю, что это расследование немного опаснее, чем дознание по поводу недостачи полутора килограммов чайной колбасы в каком-нибудь гастрономе…

– Уймись, – сказал ему Бражник, – и послушай меня.

Шурша целлофаном, он вынул из пачки кривую, смятую сигарету и с видимым отвращением прикурил от рефлектора, рискуя подпалить свою разбойничью бороду.

– Ну? – непримиримо спросил Зернов.

– Хрен гну. Выпить хочешь? – неожиданно спросил Бражник.

– Да пошел ты… Впрочем, давай.

Бражник нырнул под стол, покопался в тумбе, звеня стеклом и по-стариковски покряхтывая, выставил перед Зерновым початую бутылку водки и два стакана.

– Так-то ты бережешь мирный сон россиян? – укоризненно спросил Зернов.

– Беречь сон россиян – работа нашей доблестной ментовки, – огрызнулся Бражник, наполняя стаканы. – Давай выпьем за то, чтобы каждый из нас как следует выполнял свою собственную работу и не совался без спросу в чужой огород.

Зернов замер, не донеся стакан до рта.

– Гриша, – сказал он, – мне не нравится этот тост.

– Не нравится этот – скажи другой, – покладисто согласился Бражник. – Только давай, ради бога, выпьем и оставим этот бесполезный разговор.

Зернов со стуком поставил стакан на стол.

– Почему же это он бесполезный? – сдерживая гнев, спросил он.

– А нельзя ли без демонстраций? – скривился Бражник. – Ну, чего ты привязался? Ты же сам говорил, что Петрищев – сволочь. Туда ему и дорога.

Он проглотил водку, даже не поморщившись, как воду, и тут же налил себе снова.

– Ну, – спросил он, – ты пить-то будешь?

– Гриша, – сказал Зернов, – что с тобой? На этих фотографиях восемь трупов, то есть на семь больше, чем я хотел бы видеть, даже если бы желал Петрищеву смерти. Я понятия не имею, сколько их там на самом деле…

– Четырнадцать, – внимательно разглядывая покрытый узором трещин, отсыревший потолок, сказал Бражник.

– Что? Так ты что же, в курсе?

– А ты что думал? Тоже мне, Нат Пинкертон…

– Тогда я не понимаю, – в запальчивости Зернов опрокинул в себя стакан и мучительно закашлялся – как видно, водка попала не в то горло. – Не понимаю, – просипел он сквозь кашель, – ведь я же принес тебе материалы, доказательства по этому делу…

– Материалы, – скривился Бражник, – доказательства… Да пойми ты, голова еловая, что доказательства есть, а дела нету!

– Как это? – удивился Зернов, разом переставая кашлять.

– А вот так. Банк закрыт на ревизию в связи с обнаруженными нарушениями в делопроизводстве.

Президент правления и некоторые сотрудники банка задержаны для дачи показаний. Никакой стрельбы и никаких трупов там и в помине не было. Ты меня понял?

– КГБ, – с отвращением сказал Зернов.

– Не КГБ, а ФСБ, – поправил Бражник, старательно глядя в сторону.

– ГПУ, – процедил сквозь зубы журналист. – НКВД. Дефензива. Гестапо, мать-перемать.., инквизиторы хреновы…

– Именно, – кивнул Бражник. – Поэтому уничтожь фотографии и негативы и держись в стороне от всего этого дерьма.

– Сука, – сказал ему Зернов.

– Возможно, – равнодушно согласился Бражник.

Зернов вдруг перегнулся через стол и, схватив фотографии, сунул всю пачку под нос приятелю.

– Ты посмотри на это! – срывающимся голосом выкрикнул он. – Посмотри! Почти все эти люди ни в чем не были виноваты! Ты понимаешь – ни в чем!

Неужели ты позволишь замять это дело?

– Не ори! – крикнул Бражник и грохнул кулаком по столу. – Думаешь, у тебя одного совесть есть? Только у меня, помимо совести, есть еще и семья… И инстинкт самосохранения, между прочим!

– Это так серьезно? – тихо спросил Зернов.

– Ты что, дурак? – остывая, пожал плечами Бражник. – Ты собственные фотографии видел? Чем ты лучше тех, кто на них изображен?

Они немного помолчали, ожесточенно дымя сигаретами и избегая встречаться взглядами. Бражник раздавил окурок в пепельнице, поскреб бороду и, взяв фотографии со стола, сбил их в аккуратную пачку.

– Ты это кому-нибудь показывал? – спросил он.

Зернов отрицательно покачал головой.

– Говорил кому-нибудь?

– Только паре человек у себя в редакции.

– Ч-черт. Ты что, совсем ничего не соображаешь?

– Брось, Гриша, – сказал Зернов, – это уже напоминает манию преследования.

– Вот как? Поверь, это было бы лучше для тебя… да и для меня тоже. Ты не мог бы уехать куда-нибудь на некоторое время?

– Не думаю, что в этом есть необходимость, – пожал плечами Зернов, – но если ты настаиваешь…

– Да, – жестко сказал Бражник, – настаиваю.

– Как скажешь. Но что это даст?

– Это даст мне время и свободу действий. По крайней мере, не придется заботиться еще и о твоей драгоценной персоне.

– Так ты хочешь…

– Да, – медленно, словно все еще продолжая колебаться, произнес Бражник. – Вот именно – я хочу. Давай-ка выпьем.

Зернов подставил стакан, Бражник твердой рукой разлил остатки водки, и через несколько минут журналист Дмитрий Зернов покинул здание городской прокуратуры, не подозревая, что виделся со своим старинным приятелем в последний раз.